Текст книги " Легенды авиаторов. Игровые сказки-2."
Автор книги: Андрей Мартьянов
Жанр:
Прочий юмор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
Андрей Леонидович Мартьянов
Легенды авиаторов
Игровые сказки – 2
51. Небесный разведчик
Майор Штюльпнагель потряс в воздухе какими-то бумагами. Вахмистр Герман Вольф
глядел на него с подчеркнуто безразличным видом.
– У меня тут отчеты! – сообщил майор. – Думаете, я ничего не учитываю? Я все
учитываю! Почему вы дважды отказывались брать «Скайрайдер»?
Вольф молчал.
«Карлсон» наступал на него как тяжелый танк.
– Я жду ответа, – зловеще произнес майор.
– Потому что русский младший лейтенант, герр Василий, брал Ju.87 и клялся сбить меня,
– сказал Вольф.
Это была самая «верхушка айсберга»: он с товарищем младшим лейтенантом спорили
относительно так называемых «переходных войн».
Спорили долго, время от времени вступая в бой на самых разных самолетах.
Вася считал, что «переходные войны» – вроде конфликта в Алжире в пятидесятые, —
предоставляют уникальный случай испытать в единоборстве технику разных эпох.
«Ты сам подумай, ведь тогда массово применялись одновременно самолеты времен
Второй Мировой и новая реактивная техника!» – увлеченно говорил Вася.
«Мы и так можем здесь сражаться на самолетах разных эпох, – возражал Вольф. – Что
ты так уцепился за эту войну в Алжире? Родственники у тебя там были, что ли?»
«При чем тут родственники... – сердился Вася. – Я о другом. Тогда реально все
обстояло как у нас на сервере, вот что захватывает!..»
Вольф упорно отказывался брать Douglas Skyraider. Не лежала у него к этому душа.
– Чтобы я больше этой брезгливости не видел! – сказал под конец Штюльпнагель. —
Летать на всем, что летает! А то я приду к выводу, что вы, вахмистр, лентяй.
Майор устремился прочь.
Внезапно один из кустов на краю летного поля зашевелился, то, что издалека выглядело
как огромный валун, ожило, и открылся желтый глаз Горыныча.
– Что это было? – осведомился Горыныч.
– Карлсон прилетал, – сообщил Вольф. – Он уже улетел. Точнее, убежал. Распекал
меня за лень и нерадивость.
– А ты правда ленив и нерадив? – изумился Горыныч. – Надо будет и мне пораспекать
тебя. А то разленились тут! Разнерадивились, понимаешь ли!.. Кстати, а что ты сделал?
– Чего я не сделал, – поправил Вольф. – Не захотел летать на «Скайрайдере».
– Ну и напрасно, – огорчился Горыныч. – Задал бы перцу этому перцу Васе.
Он выждал паузу, но Вольф даже не засмеялся.
– Между прочим, я применил игру слов, – с нажимом произнес Горыныч. – Мог бы
хотя бы улыбнуться.
– Русские шутки до немцев плохо доходят, – вывернулся Вольф. У него было мрачное
настроение.
– Ладно, – великодушно согласился Горыныч. – Прощаю. Вот идет мистер Хопкинс.
Давай у Хопкинса спросим про «Скайрайдер».
– Почему именно у Хопкинса?
– Машина американская, вот почему... Эй, Билл! Билл! – прокричал дракон.
– Звучит зловеще, – штаб-сержант, улыбаясь, подошел к беседующим. – Видел
Штюльпнагеля, он бормотал что-то про гауптвахту, куда в старые времена закатал бы всех
бездельников. Это он о ком говорил?
– Обо мне, – сказал дракон. – Его только техника безопасности и останавливает.
Согласно ТБ, огнедышащих змеев нельзя сажать в закрытые помещения.
– Логично, – кивнул штаб-сержант. – А что за самолет?
– Здесь нет самолета, – ответил Горыныч. – Здесь только летающий дракон, одна
боеготовая единица.
– Да ладно вам, – покачал головой Хопкинс, – вы ведь о самолете спорили?
– «Скайрайдер», – ответил Вольф.
– И что с ним не так? – поинтересовался штаб-сержант.
– Не знаю. Ты мне скажи.
– Палубный штурмовик, – Билл пожал плечами. – Первый раз взлетел 8 мая 1945 года.
В какой-то степени очень невовремя. Но только не для фирмы «Дуглас». Как известно,
«Дуглас» поставляла палубные самолеты американской авиации. Двухместные
пикирующие бомбардировщики «Dauntless» и трехместные торпедоносцы «Devastator».
Машины хорошие, но к середине войны устарели.
– И что предприняла фирма «Дуглас»? – спросил Вольф.
– Ничего, – ответил Хопкинс. – Эту фирму вытеснили другие. «Дуглас» пыталась
восстановить свои позиции. Война создает особые условия: требуются все новые и новые
конструкции, работа идет интенсивно, все кипит, бурлит и видоизменяется.
– Билл, не трать время на очевидное, – перебил дракон.
– Ладно, – Хопкинс вздохнул, собираясь с мыслями. – В общем, когда американцы
захватили господство в воздухе над Тихим океаном, надобность в сильно защищенных
самолетах отпала сама собой. Потребовались универсальные одноместные боевые
машины, способные атаковать корабли противника – бомбами с пикирования, торпедами
с горизонтального полета на малой высоте. Фирме «Дуглас» просто повезло: их ведущий
конструктор отдела перспективных разработок Эдвард Хайнеман находился в
Вашингтоне, когда принималось это решение. Насчет одноместных истребителей, я хочу
сказать.
– То есть, они оказались в нужном месте в нужное время, – уточнил Вольф.
– Я побоялся тратить время на утверждение очевидного, – съязвил Хопкинс, – но раз
это говоришь ты, то да, именно. В нужном месте в нужное время. Собравшись в отеле, Эд
и еще несколько конструкторов «Дугласа» за один вечер начерно подготовили новый
проект. А утром Хайнеман с наброском появился в отделе морских авиационных систем.
Мол, я тут мимо случайно проходил, а в кустах стоял рояль... Одноместный пикирующий
бомбардировщик-торпедоносец фирмы «Дуглас», предоставленный так вовремя,
понравился военным. Они одобрили проект и включили его в список конкурсных.
– А дальше наша «Золушка» обошла в конкурсе красоты всех своих злых сестер? —
подсказал Горыныч The Zmei.
– В общем, да, – кивнул Билл. – Наряду с другими «Золушками», этот проект получил
добро. Военные сначала заказали свыше шестисот самолетов, но потом война пошла на
убыль, заказ отменили, но не аннулировали. Как-то так. Мол, сделайте сначала двадцать
опытных образцов, а там посмотрим.
– Энтузиазма такие вещи не прибавляют, – заметил вахмистр.
– Да ладно, – Билл Хопкинс усмехнулся, – они же получили время и деньги на
доработку проекта, а конструктора хлебом не корми...
Дракон мечтательно опустил веки.
– Да уж, – вставил он. – Я бы там покопался, в их проекте.
– Конечно, руководство фирмы хотело успеть выпустить свой самолет еще до конца
войны, – добавил штаб-сержант, – поэтому ворон не ловило. Хайнеман со своей
группой – главным инженером фирмы Лео Девлином и ведущим аэродинамиком Джен
Рут – разработал практически новый самолет. Топливный бак емкостью 1330 литров
размещался в центре тяжести самолета. При такой схеме выработка топлива не влияла на
центровку машины. Под фюзеляж можно было подвешивать стандартный топливный бак
емкостью почти в шестьсот литров.
– То есть у машины была хорошая дальность полета, – «перевел» Горыныч.
– Я это и говорю, – кивнул Билл. – Подвесное вооружение располагалось на трех
пилонах: под фюзеляжем и в корневой части крыла. Причем эти пилоны еще и защищали
самолет при вынужденной посадке с убранным шасси.
– Удобно, – согласился Вольф.
– Самое удобное в этом самолете была кабина пилота, – подхватил Хопкинс. – Она
считается самой совершенной для своего времени. Двигатель планировали поставить
«Cyclone» мощностью в две с половиной тысячи лошадиных сил. Но двигатель застрял на
стадии испытаний, так что самолет получил другую модель того же «Циклона»,
мощностью чуть поменьше.
– Самолет же опоздал на войну, – сказал вахмистр. – Какой в нем был смысл?
– Смысл тот, что война всегда где-нибудь да ведется, – ответил Билл. – Конечно, в мае
сорок пятого простые люди об этом не задумывались. Но военные продолжали работать.
Хочешь мира – готовься к войне. Пока праздновали победу над Гитлером, в штате
Мериленд на испытательном полигоне ВМС велись работы над самолетом. В конце
концов, он стал лучшим палубным бомбардировщиком, когда-либо испытывавшимся на
полигоне Патаксент Ривер. Это мнение пилотов.
– Погоди-ка, – вмешался дракон, – но ведь война закончилась. К какой бы новой войне
ни готовились, вряд ли финансирование очередного бомбардировщика было щедрым.
– Оно вообще прекратилось, – сознался Билл. – Производство боевых самолетов было
остановлено через сутки после окончания боевых действий. Говорят, стоимость
отмененных контрактов составила больше восьми миллиардов долларов. Тридцать тысяч
недостроенных самолетов отправили на слом.
– А «Дуглас»? – спросил Вольф.
– «Дуглас» удержал заказ приблизительно на триста самолетов. По тем временам —
очень повезло, – кивнул Билл. – К концу 1945 года было построено 25 самолетов. Чтобы
вытеснить конкурентов, «Дуглас» представило свою продукцию в качестве универсала:
эта машина способна была решать все задачи, стоящие перед палубной ударной и
вспомогательной авиацией: самолет-разведчик, самолет для радиоэлектронной борьбы,
самолет радиолокационного обнаружения и дозора, ночные бомбардировщики, палубные
штурмовики... В феврале 1946 года этот самолет окончательно получил наименование
«Скайрайдер». Их действительно очень много вариантов.
– И когда состоялся первый реальный полет? – поинтересовался Вольф.
– 5 ноября 1946 года, – ответил Билл. – С тех пор и до середины семидесятых
«Скайрайдер» оставался в строю. Его постоянно видоизменяли и модернизировали,
приспосабливали к новым и новым целям. Один из них разработали специально для
войны в Корее: закрыли лобовую часть фонаря бронестеклом, установили автопилот,
чтобы облегчить летчику пилотирование в длительных полетах, увеличили количество
крыльевых пушек до четырех.
– Ясно, – вздохнул дракон.
Билл продолжал:
– Была серия двухпушечного трехместного ночного штурмовика с мощным
прожектором, а в сентябре шестьдесят второго появился арктический вариант с
противообледенительной системой крыла.
– А что Алжир? – спросил Вольф. – Для Алжира тоже строили специальные варианты?
– Предоставили Франции партию в сотню «Скайрайдеров» – штурмовиков, – ответил
Билл. – Доработали немного, установили на все самолеты дополнительное оборудование,
чтобы использовать французское подвесное вооружение. Вообще принято считать, что
«Скайрайдер» – лучший самолет для борьбы с партизанскими формированиями.
– На сервере нет партизанских формирований, – упрямо сказал Вольф.
– А представь себе, если бы были! – азартно подхватил Хопкинс. – Основное
назначение такого самолета – уничтожение наземных объектов при поддержке наземных
войск.
– И при чем тут сражения в воздухе? – настаивал Вольф.
– При том, что самолеты противника, конечно же, не хотят, чтобы ты уничтожал
наземные объекты, – сказал дракон. – Это очевидно. Когда какой-нибудь дракон,
предположим, намеревается снести с лица земли какой-нибудь замок... и у людей под
рукой имеется собственный дракон, который согласен этот замок оборонять от атаки с
воздуха...
– Вы все еще здесь и чешете языками? – Как из-под земли перед ними вырос майор
Штюльпнагель. – Товарищ Вася на Ju.87 уже парит в небесах, как сокол, и ищет, кого бы
ему закогтить. И, между прочим, вовсю насмехается над теми, кто все еще ползает по
земле. Так что, герр Вольф, я хочу, чтобы вы взяли «Skyraider» и показали этому
сталинскому соколу, почему, как это говорят русские, Funt Licha.
© А. Мартьянов. 15.12. 2012.
52. Слишком много самолѐтов
Товарищ младший лейтенант Вася находился в офицерском клубе. Играл маленький
оркестрик, но танцы пока не начинались. Вася созерцал каплю коньяка на дне квадратного
хрустального бокала.
– Это кто придумал так наливать? – вопросил он, ни к кому в отдельности не
обращаясь.
– Сервировка имеет большое значение, – послышался голос.
Вася повернулся на звук и увидел незнакомого офицера с веснушками на лице.
– Простите, что имеет большое значение? – переспросил Вася. – Я не расслышал.
– Сервировка, – охотно пояснил незнакомец. – Следует учитывать, что каждый офицер
может быть внезапно приглашен на завтрак к королеве. Поэтому манеры...
– Что? – окончательно растерялся товарищ младший лейтенант. – К какой королеве?
Английской, что ли?
– Именно, сэр, – прозвучал ответ. – Позвольте представиться: флайт-лейтенант
Уилберфорс Гастингс.
– А я Вася, – сообщил Вася.
– Весьма приятно. – Флайт-лейтенант откозырял. – Позвольте?
Вася кивнул, и Гастингс присел за его столик.
– Это я взял на себя смелость доставить сюда нормальные стаканы, – сообщил Гастингс.
– На чем успели полетать? – поинтересовался Вася.
– Я прибыл на «Гладиаторе», – поведал Гастингс. – Пытался сейчас посоветоваться с
опытными... э... товарищами, – он выделил последнее слово, – но у каждого свое
мнение. Обычно я задаю вопрос о качествах того или иного самолета, и если мой вопрос
слышит более одного летчика, то вскоре уже я остаюсь совершенно забытым, а кругом
бурно спорят и даже ссорятся.
– Печально, – кивнул Вася. – Нет, Гастингс, серьезно, я вам сочувствую. Выбор, да
еще при ограниченных средствах, – вы ведь у нас недавно? – дело совсем непростое.
– Вчера, например, я имел неосторожность вступить в дискуссию с Frau Leutnant
Брунгильдой Шнапс, – сказал англичанин. – Она была не одна, а в компании с японским
капитаном. Эта дама просто фонтанировала информацией. У капитана, впрочем, имелись
собственные версии, и он высказывал их очень резко.
– А о чем шел спор? – спросил Вася.
– Об участии авиации в конфликте на реке Халхин-Гол. Я как-то не думал раньше, что
это был такой уж важный конфликт.
– Для Советского Союза – вполне себе важный, – возразил Вася. – Гражданскую
войну в Испании называют чем-то вроде «репетиции» Второй Мировой. И того хуже —
«полигона», где испытывалось новое оружие.
– А разве не так? – Англичанин пожал плечами.
– Как ни назови, это война, – отозвался младший лейтенант. – И у каждой войны —
какие-то свои особенности. Например, на Халхин-Голе было очень много самолетов.
– Мне казалось, – поведал Уилберфорс Гастингс, – что самые крупные воздушные бои
были все-таки во время «битвы за Англию» в 1940 году. Когда наша героическая
авиация...
– Знаете, Гастингс, – перебил Вася, – я совершенно не хочу умалять значение «битвы
за Англию» или посягать на героизм английских летчиков. Но то, что происходило в небе
над Халхин-Голом – такого вообще раньше никогда не было. Да и потом случалось
нечасто. А это было за год до «битвы за Англию». В небе находилось одновременно до
трехсот самолетов!
– Я плохо помню историю данного конфликта, поскольку Англия не принимала в нем
участия, – признал Гастингс. – Кажется, там японцы побеждали?
– Это как сказать, – надулся Вася. – В первые три месяца – да, самураи давали
прикурить. Но потом мы, как и всегда, победили.
– Россия не всегда побеждала Японию, – напомнил Гастингс. И, обратив внимание на
выражение Васиного лица, тотчас извинился: – Прошу прощения, сэр. Я должен был
подумать о том, что вас это заденет.
– Правда может ранить, но не может оскорбить, – пробурчал Вася.
– Звучит по-самурайски, – улыбнулся Гастингс.
– Когда вы так улыбаетесь, Гастингс, вы похожи на лошадь, – не выдержал товарищ
младший лейтенант.
– Оу, – невозмутимо отозвался англичанин, – но это неизбежно. Я из дворянской
семьи, а каждый дворянин просто обязан походить на собственную лошадь.
– Ваш английский юмор сбивает меня с толку, – предупредил Вася. – Он на то и
рассчитан? Это такое секретное оружие Великобритании?
– Ну что вы, сэр! – притворно возмутился Гастингс. – Напротив! И я хотел бы
услышать вашу версию истории.
– В общем, таких грандиозных воздушных боев, как тогда в Монголии, раньше не
бывало, – заговорил Вася, постепенно успокаиваясь. – Цифры, конечно, не могут
считаться абсолютно точными, но самолетов с обеих сторон участвовало почти полторы
тысячи. Случалось, одновременно в воздухе находилось до семисот самолетов. Наших и
японских. А участок, над которым все это происходило, – совсем маленький, километров
семьдесят. Вот и считайте.
Гастингс прикинул в уме:
– Выходит по десять-двенадцать самолетов на километр фронта.
– Что скажете? «Битва за Англию»? – прищурился младший лейтенант.
– О «битве за Англию» потом как-нибудь поговорим, – обещал Гастингс. – Там было
много славных эпизодов. И много настоящих асов.
– Вот эти все «асы», «короли воздуха»... – вздохнул Вася. – Чем больше про них
слышу, тем больше разбирают сомнения. Не то чтобы я, опять же, сомневался в героизме
летчиков, вовсе нет, но цифры обычно не сходятся. Мне жаль это признавать, однако и
советские, и японские данные называют нереальное число потерь. В боевых действиях
принимало участие меньше самолетов, чем объявлено сбитыми.
– Но как такое возможно, сэр?
– А во время «битвы за Англию» подобных вещей не случалось?
– Мы говорим сейчас о Халхин-Голе, – напомнил Гастингс. – Будьте джентльменом.
– Постараюсь, – буркнул товарищ младший лейтенант. – Ну как такое возможно? Да
очень просто. Никакого подтверждения, что самолет реально сбит, от летчика не
требовали. Писали обычно – «по донесению личного состава». А что там видел личный
состав? Сбитым считался самолет, который «беспорядочно падал вниз и скрылся в
облаках».
– Так и что же? – настаивал Гастингс. – Почему бы такому самолету не быть сбитым?
– Я вам объясню свой взгляд на эти вещи, – кивнул Вася. – Смотрите. Что изменилось
в самолетах по сравнению с Первой Мировой?
– Что? – спросил Гастингс.
Вася поднял палец:
– В первую очередь – живучесть. Скорость. Дистанции воздушных боев. То, что ваши
предки-рыцари назвали бы «оборонительным вооружением».
– А разве пулеметы?.. – начал Гастингс.
– Перехожу к этому, – кивнул Вася. – Вооружение истребителей осталось практически
прежним: два-четыре пулемета винтовочного калибра. Прицельные приспособления если
улучшились, то ненамного.
– Позвольте, сэр, а пушки? Были же пушки?
– На И-16, – подтвердил Вася. – Их использовали в качестве штурмовиков. То есть,
каков итог? Таков: процент попаданий снизился, ущерб от попаданий – тоже. Был
случай, сел «ишак» – в нем насчитали восемьдесят пробоин. И ничего! Через день опять
взлетел. То есть, пилот видит, как пулеметная очередь прошивает вражеский самолет, как
самолет пикирует. Отсюда делается вывод: враг сбит. Японцы, кстати, умели имитировать
беспорядочное падение...
– Это они ловко, – согласился Гастингс.
– Они вообще были ловкие ребята, – признал Вася. – Не отнимешь. В начале
конфликта наши проигрывали им по всем статьям: уровень подготовки у японцев был
выше. Что у них особенно здорово – так это как они были обучены групповому бою. В
групповом бою какой принцип важен, знаете?
Гастингс поднял брови, демонстрируя желание услышать ответ как можно скорее.
– «Бей не того, кто бьет тебя, бей того, кто бьет твоего товарища», – закончил Вася. —
Если ты в состоянии бросить свою жертву недобитой и помчаться выручать товарища, то,
считай, битву вы выиграли. Дальше. Что делали самураи?
– Вы хотите поговорить об их тактике? – вежливо уточнил Гастингс.
– Если вам угодно, сэр, – подхватил Вася. – Тьфу, эта англомания заразна... В общем,
летят самураи. Они чего хотят? Хотят они преимущества в высоте. При виде большой
группы вражеских самолетов в атаку не бросаются, выслеживают одиночек. Видят
одиночку, дают очередь – и обратно в строй. Если их строй разбить, всегда идут вверх. И
что особенно важно – стреляют из любого положения. И хорошо стреляют. Был у них
прием – разойдутся с советским истребителем на встречных курсах, выполнят
полупетлю и открывают огонь сзади-сверху прямо из перевернутого положения. А?
Наших в те годы такому трюку даже не учили.
– А у вас как? – спросил Гастингс.
– У нас... Ошибок много делали, – горестно признал Вася. – Учили индивидуальному
бою отдельных самолетов, а групповым боям не учили. А на Халхин-Голе постоянно
приходилось сталкиваться с большими группами. Потом ситуация переломилась —
срочно прислали из Москвы группу опытных летчиков, молодых пилотов обучали прямо
на месте.
– Я так понимаю, русские, как всегда, победили благодаря неисчерпаемым ресурсам
своей большой страны, – сказал Гастингс. – Численный перевес, что ни говори, —
огромная сила. – И помолчав немного, прибавил: – Простите, сэр, но вы сами говорили,
что правда не может быть оскорбительной.
– Это правда, – нехотя признал Вася, – но не вся. Давайте уж будем точными.
Численное превосходство вовсе не является автоматической гарантией победы. Вот вам
пример, для меня лично болезненный: 22 июня 1939 года, – дата очень мрачная во всех
отношениях, – у советских летчиков был пятикратный численный перевес, а все-таки мы
проиграли. Нет, одной массы мало, требуется еще и умение.
– Я знаю, что у Советов были И-16, – заметил Гастингс. – А еще что?
– Р-5 – в вариантах штурмовика и разведчика, – сказал Вася. – И-15 бис, СБ... И-15
бис был вообще машиной устаревшей, проигрывал японским истребителям по всем
параметрам, да и летал медленно. Но именно этот самолет, да еще И-16 были основными
на Халхин-Голе до июля. Потом на их место пришли «Чайки». Раций, например, на
истребителях не было, только на бомбардировщиках. В истребительной авиации команды
подавали по старинке – визуальными сигналами. Крыльями покачал, руками помахал. А
наведение с земли – вообще слезы: выкладывали белые полотнища ткани в форме
стрелы. Куда стрелка показывает – туда лететь.
– А у японцев? – поинтересовался Гастингс.
– Главный тогдашний японский самолет – Ки-27 Накадзима.
– «Нэйт»? – переспросил англичанин.
– Она, – подтвердил Вася. – Вообще трудный для противника самолет. Обычно всегда
забирался выше советских. От И-16 предпочитал уходить по набору высоты, потому что
на пикировании оторваться от «ишака» не мог. Но тут другая засада: Ки-27 на выходе из
пике давал меньшую просадку. «Ишак» тяжелее, он более инертный. Гонится за Ки-27,
пикирует... и не успевает выйти, врезается в землю. А самурай поднимается. Правда,
случалось, у Ки-27 при резком выходе из пике отлетали крылья. Так что они
предпочитали лучше подниматься в небо, чем падать к земле.
– А советская «Чайка»?
– «Чайка» – биплан. Скорость у нее повыше, чем у И-15 бис. Отчасти – за счет
убирающихся шасси, отчасти – из-за более мощного и высотного мотора. Но
маневренность у «Чайки» была значительно хуже, чем у Ки-27. И к тому же «Чайка»
«рыскала». Плюс – плохой обзор вперед. Японцы это быстро поняли и не боялись
атаковать спереди, а вот на «ишаки» обычно в лобовую не заходили. Хуже всего было,
если в полете случался обрыв несущих лент расчалок. В общем, летчики начали бояться
летать на «Чайках». Да и вообще, истребитель-биплан – это для тридцать девятого года
анахронизм.
– Так на чем, в результате, сражались «Советы»?
– Будем так считать, на И-16. Двигатель только другой установили, более новый, М-62
вместо М-25В. Причем меняли прямо на полевых аэродромах. Да, и вот еще! – оживился
Вася. – Под крылья И-16 начали подвешивать неуправляемые реактивные снаряды.
– То есть, ракеты? – уточнил Гастингс.
– Именно. В начале августа в Монголию прибыла пятерка новых И-16,
экспериментальных. Пилотов этой группы называли «звонарями» – по имени командира,
капитана Звонарева. По каждой консолью крыла у новых машин были установлены по
четыре рельсовых направляющих для пороховых ракет РС-82 калибра 82 миллиметра.
Двадцатого августа дали первые залпы по вражеским истребителям. Всего они провели
четырнадцать воздушных боев.
– Эффективно? – осведомился Гастингс.
– Сейчас уже точных цифр не установить, – откликнулся Вася. – Да и тогда это было
затруднительно. Радиус поражения у РС-82 был довольно широким, но имелся
существенный недостаток – большое рассеивание и отсутствие на ракете
дистанционного взрывателя. От летчика требовалось точно определить расстояние до
цели, не то ракеты взрывались впустую. Кстати, японцы так и не поняли, что русские
применяют ракетное оружие. Они думали, что нам удалось установить на истребители
артиллерийские орудия крупного калибра, которые, к тому же, стреляют трассирующими
снарядами.
– Ну так почему же на Халхин-Голе русские победили? – спросил Гастингс. – У вас
есть гипотеза, товарищ младший лейтенант, сэр?
– У меня есть не гипотеза, а уверенность, – сказал Вася. – Победили, потому что так
надо было. Потому что научились бить не числом, а уменьем. Потому что разные роды
войск действовали согласованно. И, кстати, раз уж речь зашла о выборе самолета: не
хотели бы полетать со мной на И-16?
– Лучше не соглашайтесь, – к собеседникам подошел Франсуа Ларош. Он кивнул Васе,
обменялся с Гастингсом торжественным рукопожатием. – Что это у вас тут в
стаканчиках? Коньяк? Коньяк – это напиток для девушек! Кстати, о девушках. Сейчас
сюда войдет Зинаида Афанасьевна, так вот, я с ней уже заранее договорился, первый
танец – за мной.
© А. Мартьянов.
53. Салют для авиаторов
В столовой царила суета. Зиночка, забравшись на стол, развешивала под потолком
разноцветные лампочки.
Товарищ младший лейтенант Вася стоял рядом и ровным счетом ничего не делал.
– Я помогаю товарищу Зинаиде Афанасьевне украшать помещение, – объяснил он
вошедшему в столовую Ларошу.
Франсуа Ларош выразительно поднял бровь.
– Пожалуй, я тоже буду ей помогать, – скромно потупился француз. – Мне нравится
такой вид деятельности.
Зинаида Афанасьевна прикрепила очередную полоску гирлянды и попросила:
– Товарищ Ларош, подайте-ка мне вон те звезды из блестящей бумаги.
Француз поспешил выполнить ее просьбу и так торопился, что едва не выронил коробку с
украшениями.
– На ножки Зинаиды Афанасьевны пялитесь? – бестактно осведомился майор
Штюльпнагель, возникая в столовой.
Майор сверкал регалиями. Его лицо, красное и, против обыкновения, довольно
добродушное, расплылось в улыбке.
– Sehr gut, meine Herrschaften, очень хорошо! Созерцание прелестных женских ножек
всегда служило к подъятию боевого духа господ офицеров!
– К чему служило? – изумилась Зиночка.
– К боевому духу оно служило, – повторил Вася. – Только вы его, Зинаида
Афанасьевна, не слушайте, этого старого солдафона... – последние слова он произнес
тихим шепотом. – Мы с Ларошем вам от чистой души помогаем.
– Надеюсь, что так, – строго произнесла Зиночка.
Из окна раздачи выглянула бабушка Гарпина. Ее голову украшал яркий платок,
завязанный «хвостиками» на макушке – «рожками».
– Ух ты, какая тут «ночь перед Рождеством», – восхитился Вася. – А пельмени будут,
баб Гарпина?
– Не пельмени, а галушки! – засмеялась бабушка Гарпина. – Что, думал, я Гоголя не
читала, служивый? Очень даже читала! Только кто же на Новый год галушки ест? У нас
все будет традиционно – салат «оливье», торт «наполеон», сплошь русские блюда.
– Русские? – поразился Франсуа. – Ничего себе, русские – «наполеон», «оливье»...
Кстати, что такое «оливье»?
– Салат такой, – объяснила Зиночка и переступила туфельками на столе. – Дайте мне,
пожалуйста, плакат «С новым годом!» – совместное творение Билла Хопкинса и Германа
Вольфа. Они полночи оленя рисовали, не знаю уж, что там у них получилось.
Плакат был с хрустом развернут. На нем – чувствовалось, с душой, – изображено было
звездное небо и летящий в санях, запряженных оленями, Санта-Клаус.
– Довольно странный летательный аппарат тяжелее воздуха, – констатировал Франсуа
Ларош.
Вася заметил:
– Не более странный, чем та этажерка, на которой ты сюда явился, друг Франсуа.
– Подайте плакат, – повторила Зиночка. Во рту у нее были теперь булавки.
Майор удобнее расселся за пустым столиком. Вынул из кармана фляжку, глотнул.
– Одно удовольствие наблюдать за тем, как люди работают! – проговорил он с
чувством. – Хорошее время – Новый год.
– Кто мне объяснит, что такое «оливье»? – не сдавался Ларош.
– За границей его называют «русским салатом», – сказал Вася. – Общеизвестный факт,
который каждый Новый год муссирует желтая пресса. Его рецепт – тайна. Когда
трудовое население Советского Союза, поняло, что тайну салата «оливье» мировая
буржуазия забрала с собой в могилу, народ наш унывать не стал. Он изобрел собственный
салат под тем же названием. И прославил его на весь мир, кстати!
– По составу мало чем отличается от супа рассольник, – подала голос бабушка Гарпина.
– Уж я-то знаю, столько их на своем веку наварила.
– Загадочна русская душа, – подытожил Ларош.
В столовую ввалились штаб-сержант Билл Хопкинс и с ним вахмистр Вольф. Увидев на
стене свое творение, они замерли.
Переглянулись.
– А что, – сказал Вольф, указывая на оленей, – по-моему, душевно получилось.
– Елка где? – осведомился Хопкинс.
– Я думал, ты елку принесешь, – ответил Вася.
– Я? – изумился Хопкинс. – Я был уверен, что это дело поручили капитану Хирате.
– С какой стати? – взъелся Вася. – Хирата японец. Он не разбирается в наших
традициях.
– Кстати, он придет праздновать? – спросил Вольф.
– Конечно, – Билл уверенно кивнул. – Он ведь член нашего дружного коллектива, как
сказал бы товарищ младший лейтенант.
– Чего это – чуть что, сразу «товарищ младший лейтенант»? – осведомился Вася.
– Друзья, без елки Новый год встречать невозможно! – сказала Зиночка. – Мне просто
стыдно слушать, как вы препираетесь.
В этот самый миг дверь отворилась, и вошла... елка.
Она с трудом протиснулась лапами. Макушка качнулась, столовую заполнил запах смолы
и хвои.
Вслед за елкой возникла и Брунгильда Шнапс.
– Уфф! – выдохнула бравая фройляйн. – Я так и знала, что господа офицеры елкой не
озаботятся. Будут перекладывать друг на друга, а потом начнутся взаимные обвинения.
– Кажется, нас пытаются обидеть? – поинтересовался Франсуа у товарища младшего
лейтенанта.
– Понятия не имею, – ответил Вася. – Давай спросим у фройляйн Шнапс. Скажите,
Frau Leutnаnt, вы действительно пытались как-то задеть наши чувства?
– А получилось? – Брунгильда сощурила глаза.
– Не очень, – бессердечно ответил Вася.
А Франсуа воскликнул:
– Шарман!
– Несите ведро, растяжки, – приказала Зиночка. – Если уж вам не стыдно, что слабая
женщина притащила сюда целое дерево, так хоть помогите установить елку!
– Есть, мэм! – вскричал Хопкинс и козырнул.
Пока шла суета с елкой, Брунгильда подсела к майору Штюльпнагелю, и тот молча
протянул ей флягу:
– Угощайтесь, фройляйн.
– Данке. – Брунгильда вернула ему флягу.
– Нравится вам здесь? – неожиданно спросил майор.
– Очень! – искренне отозвалась она. – Отзывчивые товарищи, никто надо мной не
смеется… ну, что я падаю часто... Здесь есть с кем поговорить. Обсудить самолеты,
вообще – войны...
– Я всегда считал, что немецкая женщина – это валькирия, – сказал майор. – Если не
домохозяйка, конечно.
– Из домохозяек получаются прекрасные валькирии, – заверила его Брунгильда. – И не
только из немецких.
Майор Штюльпнагель, на удивление чисто, просвистел несколько тактов из «Полета
валькирии».
И тут перед взором собравшихся возникло довольно странное видение.
Они увидели капитана Хирату. На капитане красовался фартук, его голову покрывала
косынка, на лице – респиратор, в руках – швабра.