Текст книги "Легенды авиаторов. Игровые сказки."

Автор книги: Андрей Мартьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– Не понимаю, почему ты так считаешь, – Вася решил немного пообижаться для виду, – я же в самом деле ничего плохого не подразумеваю.

– А я ничего плохого не делаю, – сказал Хопкинс. – Просто, гм, разобрал моторчик... Я его потом обратно соберу.

– Ну, молодец, – протянул Вася. – И что за самолетик ты тут препарируешь?

– 2PA, – охотно ответил Хопкинс. – Хороший американский самолет. Двухместный истребитель сопровождения. Прекрасен в первую очередь тем, что многовариантен. Быстро модифицировался в легкий бомбардировщик, дальний разведчик, в тренировочный самолет.

– А что, правда далеко летал? Для истребителя необычно, – удивился Вася.

– Далеко. И ты прав – необычно. Топливные баки занимали весь внутренний объем крыла... Вообще неординарный самолет, я тебе доложу. И конструктор неординарный.

– Погоди-ка, – перебил Вася, – конструктор, если я не ошибаюсь, – русский?

– Точно, – кивнул Хопкинс. – Русский. Но не советский. Американский. Александр Николаевич Прокофьев-Северский. Для друзей – Seversky. Потомственный военный моряк. Отец только «подкачал» – пел в Петербурге в оперетте.

– Так «Северский» – это сценический псевдоним? – понял Вася. – Забавно... А потом это превратилось в название американской фирмы, строившей самолеты. И как его занесло в Америку?

– А ты не догадываешься? – Билл прищурился. – Ну, подумай. Семнадцатый год... Офицер...

– Почти догадался, – вздохнул Вася. – Давай подробности.

– Ладно, – Билл снова вынул из кармана отвертку и покрутил ее в пальцах. – Прокофьев-Северский закончил Морской кадетский корпус. Однако папа у него не только в оперетте пел – он еще увлекался модным в те годы видом спорта...

– Самолетами, – кивнул Вася.

– Именно. Был тогда такой, скажем так, статус: «летчик-любитель».

– С ума сойти! – вздохнул младший лейтенант. – Какое ужасное время.

– И не говори. С другой стороны, открывались перспективы. В России начали создавать авиационные группы для морской разведки и совместных действий с кораблями. Так что Северский сделался морским летчиком. И почти сразу, в том же пятнадцатом году, он едва не погиб. Летал на разведку и бомбардировку немецких кораблей – и тут на борту взорвалась бомба. Механик самолета умер на месте, летчик был тяжело ранен. Боялись гангрены, ампутировали ногу ниже колена.

– Знакомый сюжет, – прищурился Вася.

– Это не сюжет, это правдивая история. И, должно быть, многих вдохновившая, – возразил Билл Хопкинс. – Северский начал ходить на протезе, потом – больше: играл в гольф, бадминтон, даже танцевал и плавал. Его определили на службу на петербургский завод Российского товарищества воздухоплавания – наблюдать за постройкой гидросамолетов. А он взял и без разрешения взлетел.

– Арестовали? – быстро спросил Вася.

– Разумеется, – отозвался Билл. – Время военное, а тут такое вопиющее нарушение дисциплины. Вмешался царь Николай. Пилот-инвалид с его волей и отвагой впечатлил царя, поэтому Северского простили и вообще позволили вернуться к летной службе.

– А изобретать он когда начал?

– Да тогда же и начал, – сказал Билл. – Сначала усовершенствования как раз и касались управления самолета пилотом-инвалидом. В начале семнадцатого он создал лыжное шасси для «летающих лодок». Это позволило использовать гидроавиацию на Балтике зимой, когда вода стоит подо льдом. В общем, в России он проявил себя в основном как боевой летчик. К моменту революции это был один из самых знаменитых асов, двадцатитрехлетний капитан второго ранга. Тринадцать побед, пятьдесят семь боев, Георгиевский крест.

– А революцию не принял, – заметил Вася.

– Как многие кадровые военные, был шокирован разложением армии, – подтвердил Хопкинс. – Уехал в США, сначала в русское посольство – помощником военно-морского атташе по вопросам авиации. Познакомился с американскими военными деятелями. Что было, как ты понимаешь, очень кстати. После Октября уже никакого «русского посольства» не стало, а Северский перешел в Военный департамент в Вашингтоне – инженером-консультантом. Помогли связи: он удачно пообщался с генералом Митчеллом, убежденным сторонником развития бомбардировочной авиации, так сказать – крестным отцом американских стратегических военно-воздушных сил. У Северского имелись кое-какие идеи насчет технического усовершенствования самолетов...

– Да, удачно, – подтвердил Вася.

– В двадцать втором у Северского была своя фирма – Seversky Aero Corp. Начал, опять же, хорошо – с создания новой модели бомбардировочного прицела.

– Погоди, – перебил Вася. – В Америке же случился этот страшный период. Великая Депрессия. Как же Северский выжил?

– Никак – обанкротился, как и все порядочные люди, – ответил Хопкинс. – В тридцатом кое-как начал сначала. Работал над самолетом-амфибией. Собрал единомышленников, кого нашел, и основал в Лонг-Айленде новую фирму – Seversky Airkraft Corp. Амфибия, кстати, была совершенно уникальная и...

– Ты начинал про 2PA, – напомнил Вася.

– Это чуть позднее. Тридцать восьмой. Мысль была такая, что необходим истребитель для охраны бомбардировщиков от вражеских самолетов, – отозвался Хопкинс. – Как я уже говорил, летал этот истребитель на диво далеко. Но американское военное руководство этот самолет не оценило. В те годы как раз появились скоростные бомбардировщики. Считалось, что они смогут бомбить и без прикрытия истребителей. Скорость! Скорость – гарантия их безопасности. Жизнь и война внесли свои коррективы, так что потом-то генералы поняли, насколько ошибались... При налетах американских бомбардировщиков на Германию без охраны истребителями потери были так велики, что от подобных операций попросту отказались. А вот взяли бы 2PA...

– Ты говоришь, он далеко летал, – сказал Вася. – А как у него со скоростью?

– Скорость была его недостатком, – признал Хопкинс. – От силы четыреста километров в час.

– Ясно... Ладно, стало быть, американские военные этим самолетом не заинтересовались. У Северского, я так понял, после этого случилась собственная маленькая «великая депрессия»?

– Вася, ты говоришь о человеке, который летал без ноги, не пустил себе пулю в лоб во время Депрессии... Естественно, Северский нашел способ! – ответил Хопкинс. – Раз американское правительство машины ему не заказывает, он предлагает их на экспорт.

– И кто купил? – спросил Вася.

– Естественно, Советский Союз, – ответил Хопкинс. – Мгновенно. Советское торговое представительство «Амторг» захотело два самолета 2PA – в варианте амфибии и с обычным колесным шасси. И лицензию. За миллион долларов. Ничего себе, да?

– Да уж, – сказал Вася. – А Северский? Я так понимаю, он не питал больших симпатий к коммунистам?

– Не питал. И будучи человеком русским и последовательным, гордо отверг миллион. Однако американское правительство обладало большей гибкостью нрава. Северского вызвали в Вашингтон и настоятельно порекомендовали сотрудничать с Советским Союзом. Поэтому он подписал контракт. Кстати, он еще японцам продал двадцать самолетов. Нелегально. Японцы их разместили на побережье оккупированной части Китая.

Вася покачал головой:

– Во дает... А как 2PA чувствовали себя на исторической родине своего создателя?

– Их доставили весной тридцать восьмого.

И в общем самолеты понравились. Цельнометаллический моноплан с двигателем воздушного охлаждения, убирающимся шасси, низкорасположенным крылом. И, как уже говорилось, топливные баки занимали весь внутренний объем крыла. Пулемет удобно расположен. Можно садиться на лед, на снег, на воду – модифицируется.

– Думаю, наших как раз и привлекла его способность садиться и взлетать с неподготовленных площадок – плюс дальность полета, что в России, учитывая расстояния, особенно важно, – вставил Вася.

– А вот моторы там установили Райт «Циклон», – добавил Хопкинс. – В Вашингтоне хоть и были заинтересованы в установлении добрых отношений с СССР, но новейший американский двигатель Пратт-Уитни «Дабл Уосп» на 2PA ставить запретили...

– Ну и ладно, советские инженеры и сами были с усами, – сказал Вася. Но он чуть обиделся.

– Самолет испытывали дотошно, изучали со всех сторон, – продолжал Хопкинс. – В основном сравнивали с И-16, имелось большое сходство. У «Северского» устойчивость получше. И-16 во время активных атак отставал на вираже от «Северского» и, кроме того, как правило, находился под огнем задней точки. Вообще на высоте пять тысяч метров «Северский» превосходил И-16 и по маневренности, и по скорости.

– Слушай, погоди, – перебил Вася. – Двигатели на И-16 и «Северском» практически равные по мощности. При этом «Северский» сам по себе более тяжелый. Как это двухместный «американец» по летным параметрам оказался лучше советского одноместного?

– Аэродинамика, Вася, – ответил Хопкинс. – Северский очень тщательно изучал данный предмет. И не один год тому посвятил. Коэффициент лобового аэродинамического сопротивления «Северского» намного меньше, чем у И-16. Вот тебе разгадка.

– И что, запустили в серию? – спросил Вася.

– Нет. Сочли, что пулеметы установлены недостаточно жестко, – раз. То есть – большое рассеивание при стрельбе. Ну и крылья-баки слишком уязвимы, это понятно...

– А в Америке он тоже серийно не строился? – спросил Вася. – Не поверишь, – добавил он, – мне всегда так обидно бывает слушать про какой-нибудь самолет, что он никому не глянулся.

– В Америке тоже не строился, но почему же не глянулся? По-своему ведь это был очень интересный, новаторский самолет! – ответил Хопкинс.

Вася подумал немного.

– Знаешь, что еще мне покоя не дает? – признал он. – Неужели Северскому так и сошло с рук, что он продал двадцать истребителей Японии?

Хопкинс покачал головой.

– Нет, разумеется. Хоть он и представил это как «продажу самолетов Сиаму». Все знали, куда отправились истребители. Разразился скандал. Тут еще генерал Митчелл попал в опалу. А сам Северский имел милую привычку говорить, что думал. В том числе он довольно нелестно высказывался о военном руководстве США. В общем, его сняли с поста главы фирмы.

– Ой, – сказал Вася. – Мне прямо страшно.

– Ничего тебе не страшно... Северский прославился как военный аналитик, автор книги «Воздушная мощь – путь к победе». До конца жизни он был консультантом ВВС США, преподавал в Авиационном университете. Последовательный антисоветчик. Серьезно был озабочен экологическими проблемами. Незаурядная личность, в общем!

© А. Мартьянов. 26.07. 2012

28. «Пешка»

– Скажи, Горыныч, – обратился Вольф к змею, – как, по-твоему, существует ли в мире такая вещь, как справедливость?

– Какая вещь? – изумился Горыныч. – В каком мире?

– В нашем мире, – терпеливо ответил Вольф. – И я говорю о справедливости.

– А что ты подразумеваешь под этим весьма расплывчатым понятием? – осведомился дракон.

– Как бы тебе объяснить... Давай на пальцах.

– На перепонках, – поправил дракон. – На перепонках мне понятнее.

– На когтях, – нашел компромисс Вольф.

Дракон только милостиво кивнул в знак согласия, и Вольф продолжил:

– Я часто думаю, редко же так бывает, чтобы конструктор сам же и погиб на собственном самолете. Летчик-испытатель – да, работа у него такая, но чтобы конструктор?

– И это, по-твоему, справедливо? – прищурил желтый глаз дракон.

– Не знаю. Вот, с тобой советуюсь. Ты же древний и мудрый.

– Отвлеченные понятия потому и называются «отвлеченными», что отвлекают нас от сути вопроса, – сказал дракон. – Каждый должен заниматься своим делом: конструктор конструировать, а летчик-испытатель – летать и биться. И потом говорить: «Хорошая машина». А ты, собственно, кого конкретно имеешь в виду?

– Я имею в виду Петлякова, – сказал Вольф. – Все-таки странный он сделал самолет, этот Пе-2, «Пешку». Вроде как не очень была машина, а стала массовой и, в общем, во Второй мировой войне сыграла большую роль...

– «Пешка» – это самолет-трудяга, – сказал дракон. – Применялся как бомбардировщик, разведчик, истребитель. Воевал на всех фронтах. Гм. Мне нравится о ней думать. Много модификаций и разных тонкостей.

– Вообще не понимаю, как они ухитрились сделать такой самолет, – отозвался Вольф. – Второй день над этим раздумываю. В тридцать седьмом Петлякова арестовали по нелепому обвинению в антисоветской деятельности. Петляков был начальником бригады тяжелых самолетов. В чем-то там он признался и чуть не угодил на лесоповал.

– А вот не арестовали бы, – заметил дракон, – и еще вопрос, появился бы на свет Пе-2 или не появился бы.

– Ну, что-нибудь другое бы появилось, не обязательно же для этого людей арестовывать! – в сердцах произнес Вольф.

– Ничего, арестованных авиационных конструкторов все равно привлекли к работе по специальности, – ответствовал Горыныч. – Конечно, и время драконовское, и меры, скажем так, драконовские. На воле вроде как лучше работается и думается, да что ж теперь? История не знает сослагательного наклонения. Именно в спецтюрьме Владимир Михайлович – я про Петлякова – предложил построить необычный для своего времени двухмоторный высотный истребитель с гермокабиной и турбокомпрессорами на двигателях.

– В Германии над этой темой тоже работали, – вставил Вольф. – Эрнст Удет весьма активно пропагандировал идею пикирующих бомбардировщиков, еще у американцев насмотрелся.

– Но высотный истребитель как идею забраковали, – напомнил дракон.

– И правильно сделали, – одобрил Вольф. – Во время войны их практически не применяли. Идею поменяли на тяжелый пикирующий бомбардировщик.

Дракон задумчиво потоптался, переставляя тяжелые лапы.

– Все эти перемены концепций, взглядов... – Он осторожно, чтобы никого не поджечь, вздохнул. – Мне вот нравится, когда конструктор работает над одной темой, а не скачет с идеи на идею. Переделывает, переделывает...

– Ты же сам говорил, что история не знает сослагательного наклонения, – напомнил Вольф. – Как было, так и было.

– Говорил, говорил... – согласился Горыныч. – Было, было... В Советском Союзе страшно торопились создать свой бомбардировщик. Арестованным конструкторам было прямо сказано: «Самолет в воздух, вы – на свободу». Петлякова освободили в сороковом, когда новый нарком НКВД Лаврентий Берия начал амнистии и реабилитацию пострадавших при Ежове. Он продолжал работать там же и над тем же...

Вольф кивнул:

– А на испытаниях машина-дублер показала «класс»: из-за негерметичности бензосистемы в кабине пилота возник пожар. Пилот практически ослеп, сажал самолет, как получилось. В результате машина разрушена, экипаж получил травмы, но хуже всего – погибли дети из местного садика, случайно оказались рядом... Как не расстреляли всех – загадка, Петлякову пришлось просить за экипаж. Жуть вообще-то. А 16 января 1941 года военная комиссия все-таки приняла первый Пе-2.

– М-да, интересный самолетик, интересный, – протянул дракон задумчиво. – Он как-то все время всех не удовлетворял – и все-таки пошел в серию. И постоянно его дорабатывали. Находили ошибку – поправляли. Находили недочет – доделывали. И так, в процессе, довели до ума.

– Долго и с потерями, – напомнил Вольф.

– Так время-то какое? – Дракон хлопнул хвостом, подняв пыль. – Разводить «розу-мимозу» было категорически некогда. «Пешками» вооружили дневные бомбардировочные полки, по-простому – БАПы. Военные постоянно были недовольны машиной. Мол, слишком сложная в технике пилотирования, особенно на взлете и посадке. Требовались летчики квалификации выше средней. А кто пришел тогда в советскую авиацию, накануне-то войны?

– Да новички, – сказал Вольф. – Набирали как можно больше, учить было особо некогда. Сажали на ту машину, какая была, то есть – на «пешку», и тут начиналось...

– Как, по-твоему, что досаждало больше всего? – спросил дракон. – Ты как технарь на что внимание обратил?

– Неудачная конструкция механизма уборки тормозных щитков, – сказал Вольф. – В мирное время можно терпеть, но в военное – вылезли, так сказать, все родимые пятна этого неприятного факта. Преимущественно по этой же причине «пешки» перестали применять в качестве пикировщика. Если после выхода из пикирования воздушные тормоза не убирались, самолет терял скорость и становился легкой добычей чужих истребителей. И на этом – весьма мрачная точка.

– Умно, – кивнул дракон. – В начале войны «пешки» здорово бились. Тут должностные лица и устроили проверку на заводах. Обнаружили неудовлетворительную работу технического контроля. Вмешалось НКВД, кое-кого арестовали. Оставшиеся вроде как взялись за ум. А война быстро проверила все конструкторские решения.

– Недостаточная защита экипажа, особенно штурмана и стрелка-радиста, – перечислял Вольф. – Если штурмана частично прикрывала задняя бронеплита, то место стрелка-радиста вообще оставалось без защиты. Они и погибали. В два-три раза чаще, чем пилоты. Это дорабатывали, другие недостатки поправляли – все в условиях эвакуации, то есть – с трудом и с некачественным материалом.

Дракон подышал, оставив черный оплавленный круг на земле.

– Мы подбираемся к теме того, что по-драконовски можно было бы назвать «справедливостью». 12 января 1942 года на Пе-2 погиб его главный конструктор – Владимир Михайлович Петляков. Ему срочно потребовалось в Москву, вызывал нарком авиапромышленности, а транспортный самолет ему не давали. Мол, самолет нужен на заводе. Петляков попросился на Пе-2, который отправлялся во Второй авиаполк дальних разведчиков. Договорился с руководством, полетел на месте стрелка-радиста. А дальше – авария: снегопад, низкая видимость... Пе-2 врезался в холм неподалеку от Арзамаса, все члены экипажа и сам Петляков сгорели.

Помолчали.

– А знаешь, что в немецкой армии практически ничего не знали о «Пе-2»? – спросил Вольф. – В «Памятке о Советской России», изданной в мае 1941 года, о нем не говорится. Хотя довольно трезво предупреждается, что «от соединений русских бомбардировщиков можно ожидать внезапных налетов на скопления войск в глубоком тылу». Только 26 июня 1941 года майор Лютцов сбил Пе-2, осмотрел место падения, сопоставил увиденное с услышанным на допросе пленных – и доложил об этом самолете. Силуэт «пешки» обманчиво походил на силуэт Bf.110 и отчасти на Do.17Z, что также вносило путаницу. Так что поначалу немецкие истребители далеко не всегда атаковали встреченные «пешки».  А потом Пе-2 действительно стали самыми массовыми машинами на фронте, так что их уже распознавали быстро. Быстроходные, маневренные и живучие. Позднее на них установили гранатометы. Это позволило стрелку выкуривать немцев из их излюбленной позиции при атаке на Пе-2 – строго сзади...

– Ну так усовершенствовать на ходу, в боях, приходилось и машину, и тактику, – снисходительно уронил дракон. – Кстати, в первые месяцы войны «пешки» погибали не только из-за недостатков конструкции. Командиры тоже хороши. Был случай, когда в один день потеряли девять «пешек». Экипажи были обучены переходить в пикирование с высоты три километра и выводить машину в горизонтальный полет на высоте километра, а командование приказало начинать пикирование с тысячи двухсот. В результате Пе-2 попали под перекрестный огонь вражеских истребителей и малокалиберных зениток – с известным результатом. Думать надо вообще-то прежде, чем такие приказы отдавать.

– Росли летчики, «рос» и самолет, – сказал Вольф. – После гибели Петлякова пост главного конструктора занял его заместитель – Изаксон. За три месяца работы он успел наложить собственный отпечаток на самолет. Требовалось повысить живучесть машины – и при этом не снижать темпов ее производства, то есть не делать резких движений. Изаксон предложил путь медленной эволюции – изменения вносились постепенно, очень постепенно, и начали с вооружения, потом усилили бронезащиту... Военные приезжали, страшно ругались: мол, нас сбивают на фронте, как цыплят, а тут идет болтовня...

– Это ведь с «пешками» были случаи, когда приезжали летчики за новыми машинами и с револьвером в руке требовали, чтобы им выдали новые, модифицированные? – Дракон с удовольствием облизнулся. Очевидно, сцена, которую он себе представил, каким-то образом его согревала. – Вот люди были! Ведущий инженер Селяков после очередной доводки самолета распорядился выполнить на машине полет «на всю катушку», включая крутое пикирование и виражи с креном до восьмидесяти градусов, а сам забрался в хвост самолета – без парашюта.

– Экстремальный самолет, по всем статьям, – подытожил Вольф. – И в конце войны он был уже на полной высоте. Вот уж правда – «пешка». Прошла всю доску и стала ферзем...

© А. Мартьянов. 10.08. 2012.

29. «Летучая мышь»

Младший лейтенант Вася направлялся в офицерский клуб. Сразу было видно, что он не в лучшем настроении.

Билл Хопкинс заметил его еще издали.

– Что-то ты мрачный, – заметил, подходя, американец. – На тебя не похоже.

– А что ты вообще обо мне знаешь? – буркнул Вася. – Может, как раз похоже. Может, я как раз от природы мрачный.

Билл рассмеялся:

– Позволь не поверить!

– Хопкинс, – Вася отстранился от друга, – ответь: почему ты пахнешь как копченая колбаса?

– Спорил тут с Горынычем касательно одного самолета, – объяснил Хопкинс, – и старый змей на меня чихнул.

– М-да, – уронил Вася. – Хорошо, что хоть жив остался.

– Ты не объяснил своего настроения, – напомнил Билл.

– А я обязан тебе объяснять?

Билл пожал плечами:

– В принципе, нет. Но если захочешь, я выслушаю.

– Не захочу. Так почему Горыныч на тебя чихнул?

– Просто так.

– Горыныч – древний, мудрый... и так далее... коварный змей, – заметил Вася. – Он просто так ничего не делает.

– Мы обсуждали ХP-67 Bat, – нехотя сказал Хопкинс. – «Макдоннелл», в общем. И я сдуру назвал его «Фантом». А он не «Фантом». Ну Горыныч и того... рассердился. Назвал меня «некомпетентным». И обчихал с головы до ног.

– Погоди, вы о каком самолете говорили? – не понял Вася.

– О самом первом макдоннелловском самолетике, сороковых годов. Ну да, я не то сказал! – в сердцах признал Хопкинс. – Если я считаюсь знатоком, то это еще не значит, что я действительно все знаю. Знатоки знают не все, а только очень много.

– Кто это тебя считает знатоком? – прищурился Вася.

– Просто так считается, – вывернулся Хопкинс.

– Вон идет капитан Хирата, – кивнул Вася. – Давай его спросим, считает он тебя знатоком или нет.

– Не надо никого спрашивать! – взмолился Хопкинс. – Мне и так... странно на душе.

– Штаб-сержант Хопкинс! – произнес Вася. – У летчика не должно быть странностей. Достаточно и того, что полным-полно странностей у самолетов. Не надо умножать эти, как их там...

– Сущности, – подсказал Хопкинс. – Ладно. В общем, Джеймс Смит Макдоннел был шотландцем и жил в Сент-Луис, штат Миссури. Тебе это о чем-нибудь говорит?

– Упрямый и жадный, как все шотландцы, и предприимчивый, как все американцы, – высказался Вася.

– Твое высказывание отдает какой-то нездоровой приверженностью к штампам, но в целом оно правильное, – вздохнул Хопкинс.

– Как большинство штампов.

– Но не полное, – тут же сказал Хопкинс.

– Как большинство штампов, – с нажимом повторил Вася. – Не тяни кота за хвост.

– В общем, Макдоннел был младшим сыном хлопкового фермера из Литтл Рока, Арканзас. Фермер был зажиточный, но младшим сыновьям, как и в Старом Свете, приходится прокладывать дорогу в жизни самостоятельно. Тут фермер мало чем отличается от лорда.

– Фермер и есть лорд, только маленький, – проговорил Вася.

– Макдоннел-младший (совсем младший) был парнем застенчивым и серьезным, – продолжал Билл. – Упрямым и работоспособным. Учился в Принстоне. Изучал физику. Закончил в двадцать третьем. Про него говорили, что он был «человек одной идеи» – то есть бейсбол, девочки и пиво были у него где-то на заднем плане. А на переднем плане – учеба.

– Это как-то странно, – сказал Вася. – Где-то даже нездорово.

– Следи за моей мыслью, – Хопкинс не позволил себя сбить. – Макдоннелл денег от отца – по крайней мере, на карманные расходы, – не получал, поэтому подрабатывал в столовой. В общем, за десять кровно заработанных мытьем посуды баксов его покатали на стареньком биплане. Облетели вокруг кампуса. Считается, что после этого Макдоннелл и заболел авиацией.

– По-твоему, авиация – это болезнь? – осведомился Вася.

– Как и любое дело, которому люди отдают жизнь, – ответил Хопкинс. – Причем болезнь эта – со смертельным исходом.

– Что, Макдоннелл тоже разбился? – спросил Вася.

– В каком смысле – «тоже»? – насторожился Хопкинс.

– В том смысле, что... э... повадился кувшин по воду ходить, тут ему и голову сломить, – вывернулся Вася.

– Не увиливай от ответа. Лучше прямо скажи, что не хочешь говорить... Макдоннелл умер в восьмидесятом, прожив на этом свете восемьдесят один год.

– А говоришь – «со смертельным исходом»! – упрекнул Вася. Как будто Хопкинс был в чем-то виноват.

– Все равно ведь умер... Ладно, – спохватился Билл, – что ты тут панихиду разводишь! Все же было прекрасно. Во всяком случае, в двадцатые. Макдоннелл закончил один колледж и тут же поступил в Массачусетский технологический – это была кузница кадров для технической элиты Америки. Получил диплом авиационного инженера. Попутно учился в летной школе Резерва армии США. В общем, ты понял.

– Да, – кивнул Вася. – Целеустремленно, как бык, шел к своей цели.

– Поначалу Мак был очень восторженный. В те годы его звали попросту «Мак», – пояснил Билл. – Когда у него появилась собственная фирма, он превратился в «мистера Мака».

– Для шотландца – нормально, – кивнул Вася.

– Во время первого полета Мак впал в состояние эйфории, – продолжал Хопкинс. – Распевал во все горло... Зато прыжок с парашютом его отрезвил. Мак приземлился среди сорняков и гравия, а купол поволок его дальше. Масса впечатлений!

– Гм, – сказал Вася. – На что ты намекаешь?

– Я не намекаю, а просто рассказываю тебе о личных переживаниях нашего конструктора, – объяснил Хопкинс. – Чтобы понятнее был его трудовой и творческий путь.

– Ясно. Прости. Не буду больше перебивать.

– Мак работал во многих фирмах, – продолжал Билл. – Был даже летчиком-испытателем гидросамолетов. Но в основном стоял за чертежной доской. Наконец ему надоело вкалывать на дядю, и он основал собственную фирму. Это было в тридцать девятом, Маку, соответственно, стукнуло сорок.

– Поздно начал, – заметил Вася.

– Мак ссылался на слова великого американского промышленника Генри Форда. Тот говорил, что человек не должен начинать собственный бизнес до сорока, потому что только к этому возрасту набирается достаточно опыта.

– Сомнительно утверждение, ну да ладно, – кивнул Вася. – Кое-кому оно подходит.

– Маку подходило. Он назвал свою компанию «Макдоннелл Эйркрафт Корпорейшн». Человек расчетливый, Мак платил за комнату, где находился офис, сто баксов в месяц, при этом часть комнаты еще ухитрялся сдавать каким-то летчикам. Весь штат сотрудников состоял из Мака и его секретарши. Чертежная доска стояла в углу.

– Не очень солидно выглядит, – сказал Вася.

– Однако мистер Мак ухитрился выжить. Экономика Штатов была в те годы на подъеме, а на горизонте уже погромыхивала новая война. Отсюда – неслыханная щедрость военного ведомства. Оно раздавало заказы буквально налево и направо. И мистер Мак тоже получил свой кусочек пирога. Через три месяца в штате фирмы было уже пятнадцать инженеров.

– А летчики? – заинтересовался Вася.

– Какие летчики? – не понял Хопкинс.

– Которые комнату снимали?

– Не знаю. Улетели, наверное. Что ты о пустяках спрашиваешь! – рассердился Хопкинс. – Смысл истории в том, что мистер Мак получил заказ на производство отдельных деталей для самолета наблюдения «Стинсон». В декабре сорокового он отхватил еще более выгодный заказ – на производство деталей для транспортного самолета С-47.

– Делая детали для других, не прославишься, – вздохнул Вася.

– Мистер Мак тоже так думал. В тридцать девятом ВВС США объявили конкурс на создание современного истребителя-перехватчика. Макдоннелл решил принять участие и скоро представил свой проект с невероятно оригинальным названием – «Модель I». Главная изюминка заключилась в компоновке винтомоторной группы. Двигатель располагался за кабиной пилота и через угловую передачу вращал два толкающих винта, установленных в гондолах на крыле. Проект отвергли: слишком велика масса самолета, а сам проект слишком новаторский – много времени займет доработка.

– Дурацкий довод, – заметил Вася. – Если я правильно помню, истребители, которые в этом конкурсе победили, – Валти XP-54, Кертисс-Райт ХР-55, Нортроп ХР-56 – все они были необычными и новаторскими.

– Так или иначе, а Мистер Мак не унывал и создал «Модель II» – тяжелый истребитель сопровождения с двумя моторами. Военные и это отвергли: заявленные летные характеристики, по их словам, не соответствовали стоимости разработки.

– А что Мак?

– Мистер Мак, – поправил Хопкинс.

– Мистер Мак создал «Модель III»?

– Мистер Мак создал «Модель II-А». И в мае сорок первого получил наконец официальный заказ на проектирование истребителя. Его назвали ХР-67. Согласно проекту, скорость истребителя с двумя моторами должна была превышать семьсот пятьдесят километров в час. Ну в общем, там было много чего. Самолет долго переделывали. Меняли вооружение, вместо пушек и пулеметов – только пушки и так далее. Взлетный вес вырос на пятьсот килограммов и достиг девяти тонн. Меняли носовую часть, схему шасси – и так далее. Возились аж до июля сорок третьего. 3 декабря 1943 года из сборочного цеха в Сент-Луисе выкатили первый прототип. Это был цельнометаллический двухмоторный среднеплан. Вид у него был необычный, и фюзеляж, и гондолы двигателей – все необычное. В соответствии с тогдашними представлениями об аэродинамике им придали форму, напоминающую профиль крыла. Кабина пилота со сдвижным фонарем, по проекту, должна была быть герметичной... За свой внешний вид истребитель назвали «Мунбэт» – «летучая мышь». Вампир, кстати.

– То есть, в разговоре с Горынычем ты перепутал фантом с летучей мышью? – Вася, не подумав, задел Хопкинса по больному месту.

– Вроде того, – вынужден был признать штаб-сержант. – Мак, как и положено шотландцу, вообще увлекался всей этой чертовщиной. Называл самолеты «Баньши», «Фантом»...

– Давай про «Летучую мышь», – сказал Вася. – Полетела она, наконец?

– Не очень, – вздохнул Хопкинс. – Начали наземные пробежки – загорелись маслобаки в результате неисправности выхлопной системы. Заменили маслобаки и отвезли самолет в Иллинойс на автомобиле. Именно там, уже в январе сорок четвертого Эллиот поднял ХР-67 в воздух. Летал шесть минут – обнаружились неполадки в силовой установке. Доработали систему охлаждения. Было еще два полета. Снова силовая установка подвела. В общем, загубили мотор. Повезли на заводской аэродром Макдоннелл – чинить. Заодно кое-что еще поменяли. Снова испытывали. Работа двигателей вызывала постоянные нарекания. Просили ВВС заменить двигатели.