Текст книги "Легенды авиаторов. Игровые сказки."
Автор книги: Андрей Мартьянов
Жанр:
Прочий юмор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
– Работал хорошо, – согласился Вася. – Но тут можно добавить, что у самолетов, как и у людей, своя судьба.
Они замолчали и снова дружно уставились на японца.
Хопкинс, чувствуя некоторую неловкость за то, что Хирату как будто отстранили от разговора, обратился к нему:
– Мы благодарим вас за интересную тему, которую вы предложили для нашей беседы. Несомненно, она укрепила... э... надлежащий дух единства.
Японец поклонился, улыбнулся и пошел прочь.
Вася проводил его глазами.
– Нет, ну ты посмотри! – воскликнул он. – И хоть бы слово вставил. Ты его понимаешь?
– Вообще-то он летчик, – сказал Хопкинс. – Так что, наверное, да, понимаю.
– Восток – дело тонкое, – буркнул Вася. – У тебя виски еще остался?
© А. Мартьянов. 18.07. 2012
24. Летающее крыло
– Вы уже видели, как летает Frau Leutnant Шнапс? – понизив голос, поинтересовался Вася.
Франсуа Ларош подмигнул:
– По-моему, она делает это секретно от всех. По крайней мере, никто из нас с ней в одном звене не летал.
– Откуда вам это известно, Ларош? – вмешался Герман Вольф.
– Да я уже всех спрашивал... Японец тоже не в курсе, – объяснил Ларош. – Мадемуазель, конечно, шарман с головы до ног, на то она и мадемуазель, но летает, я думаю... фью-ю! – Он прищелкнул пальцами.
– Ага, – кивнул Вася, – вот и мне чего-то кажется, что она портит нам статистику аварийностью.
– Да ладно вам, – перебил Вольф, – все поначалу не очень-то... Асами не рождаются.
– Точно, – с хитрой улыбкой подтвердил Вася. – Воспитаем аса в собственных рядах. На собственном примере.
– Я серьезно, Василий, хватит зубоскалить, – видно было, что Вольф не шутит.
– Ладно, – Вася малый покладистый, поэтому и спорить не стал. – Смешно просто: называется как валькирия, а летает как...
– Василий! – страшным шепотом произнес Ларош.
А Герман Вольф сказал:
– Между прочим, «Брунгильда» – вовсе не имя валькирии. Так одну королеву звали. К сведению.
– Кровавую, конечно? – прищурился Вася.
– В древнегерманском эпосе все кровавые, – сказал Вольф.
– А на чем она летает? – не унимался Вася.
– На «фарманах», – сообщил Ларош. – А что? Хорошая машина.
– Вот бы ей Go.229 предложить, – хитро сказал Вася. – Как думаете, ребята, – откажется?
– Ни за что не откажется, – сказал Вольф. – Я верю в Брунгильду.
– Но грохнется, – добавил Ларош. И быстро пояснил: – Я тоже в нее верю.
– Мне, кстати, нравится Go.229, – заметил Вольф. – Оригинальная машина. Это ведь первый турбореактивный самолет схемы «летающее крыло»?
– Точно, – кивнул подошедший Билл Хопкинс. Он уже некоторое время прислушивался к разговору. (Вольф надеялся, что не слишком долго). – Братья Хортены трудились над ним лет десять. Они ведь рано начали разрабатывать эту идею: в тридцать первом, когда полетел их первый планер, «Хортен-I», Вальтеру Хортену было шестнадцать... Целеустремленные ребята. Очень хотелось им получить «летающее крыло» – сил никаких нет! Как уперлись в эту идею, так и работали.
– Ну так а что, – сказал Вольф, – только так дела и делаются. Чем метаться от проекта к проекту, лучше заниматься чем-то одним.
– Чисто немецкий подход, – вставил Вася.
– Только не в Третьем Рейхе, – покачал головой Вольф. – Там было много... гм... романтизма. В странном смысле этого слова.
– Хортены тоже были романтики, – сказал Хопкинс. – Их первый планер был деревянный, с тканевым покрытием. Главная идея, которая лежала в основе всех их разработок, очень проста: чистое крыло будет иметь значительно меньшее аэродинамическое сопротивление. Всё.
Через три года они сделали второй самолет и назвали его «Хортен-II», с большим удлинением крыла и стреловидной задней кромкой. Затем в тридцать пятом они поставили на него двигатель «Хирт» HM-60R. Он располагался внутри крыла и работал на толкающий винт. Вообще для работы с самолетами нужно было состоять в каких-либо, скажем так, интимных отношениях с Люфтваффе. Поэтому оба брата, и Вальтер, и Реймар, поступили на военную службу в ВВС.
– В каком году? – уточнил Вася.
Вольф подумал:
– Кажется, в тридцать шестом. Но это, в общем, никак не сказалось на их работе: они продолжили конструкторскую деятельность. Самолет участвовал в состязаниях в Роне в 1937 году. Через год они, правда, ушли из рядов Люфтваффе.
– И что им за это было? – спросил Вася.
– Почему им обязательно что-то должно было за это «быть»? – осведомился Вольф. – Ничего не было. Работали над самолетами. Я же говорю – упорные! Построили «Хортен-III».
– Как непредсказуемо! – восхитился Вася.
– По-моему, друг мой Василий, ты пытаешься язвить, – заметил Ларош. – Меня лично всегда восхищала в людях последовательность. Сам я ее, к сожалению, лишен. Се ля ви!
Хопкинс почесал кончик носа.
– Это те самые «Хортены», которые опять участвовали в состязаниях в Роне в тридцать восьмом? Ну когда еще они здорово обледенели, и пилоты выпрыгнули из самолетов с парашютом...
– Ну и что? – сказал Вольф. – Ну, выпрыгнули. Все равно самолеты были признаны удачными.
– Интересными, – поправил Ларош.
– Пусть – «интересными», – сдался Вольф. – Незачем играть словами. Работы братьев получили известность, как официальную, так и неофициальную. В 1939 году ими заинтересовался Эрнст Хейнкель. Но он хотел все последующие патенты зарегистрировать на свое имя и потому, как бы это помягче выразиться...
– Мы ведь договорились не играть словами, – напомнил Ларош. – Потом еще, кажется, братьев пытался подмять под себя Вилли Мессершмитт, но тоже без успеха.
– Учитывая, какие у них были личные связи, – ничего удивительного, – сказал Вольф. – Вальтер Хортен удачно для себя участвовал в политической жизни, а Реймар женился на секретарше Эрнста Удета, так что и с Удетом у них были хорошие отношения. В общем, вскоре Хортены вернулись в Люфтваффе.
– Им здорово помогло министерство авиации, – сказал Хопкинс. – Удет, его секретарша и так далее. На базе ремонтного завода в Геттингене была создана «Зондеркоманде-9». Ее создали исключительно для реализации проекта «летающего крыла».
В сорок втором майор Вальтер Хортен и обер-лейтенант Реймар Хортен были отозваны из строевых частей специально для работы над машиной. Тут разведка очень вовремя добыла сведения, что похожие работы проводятся в США. Поэтому «Зондеркоманде-9» тут же получила деньги и особый статус. Чем братья немедленно и воспользовались.
– Погоди, а когда они сделали Ho-VII? – перебил Вася.
Вольф с удовольствием засмеялся.
– Ho-VII – ладно. Про эту машину в министерстве по крайней мере знали. Это был двухместный учебный самолет. Чтобы учить пилотов на самолете столь необычной схеме. Ну и заодно кое-что проверять – они ведь работали над реактивным истребителем... В общем, Ho-VII предназначался на роль опытного самолета для аэродинамических исследований, а заодно в качестве связного-курьера. Первый Ho-VII облетали летом сорок третьего, а потом официальные лица утратили к нему интерес.
– Но не братья Хортены, – заметил Вася.
– Не в их характере, – подтвердил Вольф. – Они продолжали работать над реактивным истребителем. И вот о его существовании официальные круги узнали только в начале сорок четвертого. Подобного рода частная инициатива министерством вообще-то строго пресекалась. Но рейхсмаршал Геринг восхитился необычным самолетом и в результате братья получили его личную поддержку. Завод «Готаер вагонфабрик» получил задание довести конструкцию до серийного производства. Поэтому машина получила наименование Gotha Go.229. В начале лета сорок четвертого был выдан контракт на семь опытных и двадцать предсерийных самолетов. Торопились, конечно, но предварительная работа была проделана огромная, поэтому, при всех неудачах на испытаниях, самолет выглядел жизнеспособным.
– Все равно опоздали, – сказал Вася. – Go.229 включили в «срочную истребительную программу» на совещании у Геринга 12 марта 1945 года. А через два месяца американцы уже захватили завод.
– А с Хортенами что стало? – поинтересовался Вася. – История как-то обычно заканчивается вместе с войной...
– После войны Реймар эмигрировал в Аргентину, – сказал Вольф. – Где продолжил...
– Неужели? – перебил Вася. – Вот упорный!
– ...Продолжил проектирование планеров, – невозмутимо заключил Вольф. – Интересовался проблемой сверхзвуковых самолетов. Они ведь, Хортены, вплотную подошли к «невидимкам». Американцы потом их самолеты по винтикам разбирали... Да, так про Реймара. Он даже пробовал заниматься коммерцией. На двухмоторном транспортнике «летающее крыло» возил апельсины. Ну и, в общем, не слишком удачно. Умер в 1994 году на своем ранчо.
– А Уолтер? – спросил Вася, почему-то погрустнев.
– Остался в Германии, – сообщил Вольф. – Да, Василий, ты прав – это печально, что спустя столько лет братья разлучились. Уолтер Хортен продолжал быть офицером германской авиации... В общем, можно сказать, шар земной вращался, но эти двое упорно стояли на своем. Даже когда очутились на разных континентах.
– А Уолтер когда умер? – спросил Вася.
– В девяносто восьмом. В Баден-Бадене.
– Да, – уронил Хопкинс. – Действительно, долго прожили. И, главное, это их «летающее крыло» – совершенно безбашенная и вместе с тем абсолютно прогрессивная идея, прорыв!
– «Летающее крыло»! – раздался за его спиной голос Брунгильды Шнапс. – Какая прелесть! Я бы с удовольствием на таком полетала...
© А. Мартьянов. 26.07. 2012.
25. «Русский американец»
– Ну-с, как вы тут живете? – поинтересовался Ганс Шмульке, с интересом оглядывая базу.
Многое изменилось. Больше стало людей. Кажется, по сравнению с прошлым его приездом перестроили столовую. Во всяком случае, она выглядит как-то фундаментальнее.
– Да так вот и живем, – Вася поздоровался с танкистом за руку.
Подошел Билл Хопкинс, рукава засучены, весь в машинном масле с головы до ног.
– Привет, Ганс, – поздоровался он. – Давно тебя не было видно.
– Дела, – развел руками Ганс. – Патч вчера накатили, у нас на полигонах такое творится, не пересказать!..
– Знаем мы, какие у тебя дела, – засмеялся Хопкинс.
В пределах обозрения нарисовался майор Штюльпнагель. Он остановился, присматриваясь к разговаривающим, затем дрогнул и подался вперед.
– Сейчас начнется, – прошептал Хопкинс. – Карлсон сегодня дежурный офицер по части.
И точно – началось!
– Штаб-сержант Хопкинс! – разнесся голос майора. – Я к вам обращаюсь! Какого черта вы разобрали самолет по винтику и...
– Виноват, господин майор! – заорал Хопкинс. – С целью исследования и починки, господин майор!
– Какой еще починки! – Лицо майора Штюльпнагеля приобрело оттенок свеклы. – Все самолеты в прекрасном состоянии! Вы просто любопытный мангуст, штаб-сержант! Вам любопытно смотреть, что у них внутри!..
– Хорошо, что вы не кавалерист, – заключил он. – Вы бы и лошадей по косточкам разбирали. А потом пытались бы собрать их назад. Я скажу фройлен Зинаиде, чтобы пересадила вас на что-нибудь фанерное.
Хопкинс, Вася и Шмульке откозыряли майору, и тот, ворча, удалился.
– Карлсон у вас остался без изменений, – заметил Шмульке. – А что ты там разбирал по винтику, Билл?
– Ну так уж и по винтику, – возразил Хопкинс, посмеиваясь. – Это БШ-1. Просто любопытно. Машина отчасти американская, вот я и...
– В каком смысле – «отчасти американская»? – не понял Шмульке.
– Погоди, – перебил Вася, – это ты имеешь в виду «Валти» – V-11?
Билл кивнул:
– Советы интересовались американскими самолетами. В конце тридцать пятого года наркому Ворошилову доложили, что в Америке появился новый легкий бомбардировщик-штурмовик «Валти». Тогда обсуждали, какие авиационные лицензии в Штатах лучше покупать. У «Валти» были хорошие характеристики. Летал быстро и далеко. В общем, «Валти» включили в список на покупку лицензий.
– И что, купили? – спросил Вася.
– А что, не помнишь? – вопросом на вопрос ответил Билл. – В Советском Союзе быстро принимали решения. Купили, конечно. В сентябре тридцать шестого. Лицензии на постройку V-11 в двух вариантах: штурмовика и легкого бомбардировщика. В последнем случае добавлялся третий член экипажа – штурман-бомбардир.
Самолет купили с потрохами: рабочие чертежи, инструкции, документацию по станкам и технологическим процессам, данные испытаний самолетов, более трехсот фотографий деталей, узлов, агрегатов в разных стадиях изготовления. Заодно уж прихватили образцы самолета, деталей, узлов и агрегатов. Все чертежи перевели в метрическую систему.
– Основательно подготовились, – одобрил Вася.
– Интересно, однако, что такие верные проекты, к которым так основательно готовятся, далеко не всегда оказываются самыми удачными, – вставил Шмульке.
– Откуда знаешь? – прищурился Вася.
– Опыт, – пожал плечами Шмульке. – Как собственный, так и чужой.
– Советы приобрели два полностью собранных образца-эталона, – сказал Билл. – Это было уже начало тридцать седьмого. В приемочных испытаниях, которые проходили в Североамериканских Штатах, участвовал известный летчик, Герой Советского Союза Леваневский. Чтобы своими руками, так сказать, ознакомиться со штурмовым вариантом машины. В основном испытывали самолет на маневренность.
Леваневскому самолет понравился. Летали с заводского аэродрома, с военной базы Лонг-Бич. Над океаном опробовали стрелковое и бомбовое вооружение. В общем и целом данные оказались немного ниже заявленных фирмой, но, как говорят русские, «ничего». Самолеты отправили в СССР морем.
– Забавно, – сказал Шмульке. – Самолеты-пассажиры.
– В Советской России «Валти» долго и с интересом изучали. На нем многие полетали, проводили даже учебные воздушные бои. Выводы, однако, получились неоднозначные. С одной стороны, советские летчики признавали, что «Валти» в состоянии выполнять задачи штурмовика и бомбардировщика. С другой – он успел устареть как боевой самолет: скорость полета недостаточна, обороноспособность плоховата... Даже в варианте штурмовика, с горючим только в фюзеляжных баках и мелкими бомбами на внутренней подвеске « Валти» весил почти вдвое больше, чем советский Р-10. И в пилотировании сложнее, и скорость – если сравнивать с теми же советскими Р-5 и Р-10 почти на тридцать километров в час меньше.
Учебные бои вообще выявили крайне неприятную вещь: « Валти» не может ни уйти от истребителя, ни уклониться от его атак, а оборонительное вооружение этого самолета слабенькое. То есть если « Валти» перехватят истребители, он фактически обречен.
Не нравилась и кассета для мелких бомб – прикинь, укладка боекомплекта только на ощупь! Ну и последний аккорд: не предусмотрена эксплуатация при сильных морозах.
– В общем, конец всему, – подытожил Шмульке. – Куда же смотрел... Кто там, говоришь, этот самолет рекомендовал к покупке?
– Начальник штаба ВВС РККА В.К.Лавров, говорю.
– И что, – зловеще спросил Шмульке, – какова была его дальнейшая судьба? Насколько я помню, в Советском Сюзе тогда за такие непростительные ошибки карали по всей строгости...
– Лучше спроси о дальнейшей судьбе самолета, это куда интереснее, – сказал Хопкинс. – Может, в чистом виде он и не устраивал советских военных, но там было много удачных находок. Американские конструкторы тоже, знаешь ли, не ботфортом консоме хлебали!
– Ого! – сказал Вася. – Хопкинс начал употреблять русские пословицы и поговорки, только на свой лад. Мы на опасном пути.
– Это прекрасный путь, – возразил Хопкинс. – Например, у « Валти» была очень удобная кабина с отличным обзором. Надежная амортизация шасси. Эффективные тормоза. Советские конструкторы сильно интересовались механизмом уборки основных стоек шасси с самотормозящимся червяком: такая стойка не могла самопроизвольно сложиться на посадке. И здорово их удивило, как хорошо американцы справились с проблемой вибрации. Удобный доступ ко всем основным узлам и агрегатам. То есть, самолет легко собрать и разобрать. Машина была устойчива в полете, надежна. В общем, хорошая американская машина для мирного времени.
– Не приспособленная для русских морозов, – добавил Шмульке.
– Я уже догадываюсь, какой вывод сделали советские специалисты, – заметил Вася. – Взяли от « Валти» все, что понравилось, и разработали собственный вариант.
– Да, и назвали его БШ-1, – кивнул Хопкинс. – Над самолетом работала бригада конструкторов ОКБ-1 под руководством С.А.Кочеригина. В первую очередь усовершенствовали стрелковое вооружение, естественно, переделали механизм бомбометания. В отличие от американских кассет, которые крепились в фюзеляже неподвижно, наши были выдвижными. Между прочим, в те годы серьезно думали о «хим-вооружении», а на « Валти» никакой «химии» предусмотрено не было. Кочеригин тоже не придумал, как монтировать выливные химические приборы, поэтому в протоколе записали, что «вопрос о хим-вооружении оставили открытым».
– Вообще-то оно и к лучшему, – вставил Шмульке.
Хопкинс пожал плечами и кивнул, как будто не имел определенного мнения на сей счет.
– В конце концов, сошлись на том, что переделки следует вносить по минимуму, чтобы скорее запустить самолет в серийное производство, – продолжил он. – В самый разгар работ арестовали людей, имевших отношение к самолету, и, если вам так интересно, Лаврова в том числе. Поэтому многое начали делать ровно наоборот, в пику уже принятым решениям.
– Ладно, хватит тянуть кота за хвост, – сказал Вася. – Война приближалась.
– Пока переделывали, спорили, модернизировали, портили и улучшали, время ушло, – кивнул Хопкинс. – В апреле тридцать восьмого Комитет обороны постановил, что самолет не соответствует современным тактико-техническим требованиям и «не имеет перспектив». Давайте, мол, выпускайте, чтобы закрыть заказ, сколько вам там было заказано, и на этом – всё.
– И сколько их выпустили? – спросил Вася.
– Пятьдесят.
– И что с ними делали? – спросил Вася.
– А ты как думаешь? – Хопкинс хмыкнул. – Добро пропадать не должно – это с одной стороны. А с другой – интересно было военным получать морально устаревшие штурмовики? Помните, я говорил, что советским летчикам понравилась кабина « Валти» – хороший обзор и все такое? В варианте БШ-1 кабина резко перестала быть удобной: советский плексиглас оказался, простите, мутным. Ну и так далее.
– Так куда их дели-то? – настаивал Вася.
– Передали гражданской авиации для почтовых перевозок. Там их стали называть ПС-43. В сороковом году «Аэрофлот» принял аж двадцать три машины. Но они два года простояли под открытым небом, пока разбирались – что с ними делать. Требовалось машины подремонтировать...
– Ужас, – Вася схватился за голову. – Не поверишь, Билл, мне слушать про такое больно.
– А мне, думаешь, не больно? – Хопкинс положил руку ему на плечо. – В конце концов, эта машина все-таки послужила. Гражданским летчикам она понравилась. Надежная. С началом войны ПС-43 привлекли к военно-транспортным перевозкам. Известно, что один такой самолет неведомыми путями оказался в 69-м истребительном полку под Одессой. И ничего, сражался – вместе с четырьмя Ил-2, одним Р-5 и бывшим югославским бомбардировщиком «Савойя» S.79. При эвакуации из Одессы этот самолет развалился при посадке, хотя пилот и пассажиры не пострадали.
– А остальные?
– Кто как. Хотя их было всего пятьдесят и можно проследить судьбу каждого. С лета сорок первого года ПС-43 в основном находились во Второй эскадрилье Московской авиагруппы особого назначения. Там пришлось повозиться: пока самолеты стояли, там что-то растащили, что-то испортилось. Чинили и ставили в строй без испытаний. Возили почту и курьеров фельдслужбы. Был случай, когда на ПС-43 напал «Мессер». Пилот Минеев полчаса уворачивался от немца – и все-таки ушел!
– Во дает, – восхитился Вася.
– И сам молодец, да и повезло, – кивнул Хопкинс. – А вообще нацисты их сбивали. Поэтому на ПС-43 стали сажать бортмехаников, они же стрелки. Если возили пассажиров, то стреляли сами пассажиры. К концу сорок первого все « Валти» находились уже на фронте.
Машины погибали, одна за другой, но как-то на удивление медленно. Благодаря цельнометаллической конструкции «американец» оказался аппаратом весьма живучим. 1 января 1943 года в строю числилось четырнадцать « Валти». К декабрю того же года – двенадцать. К началу июня сорок четвертого – девять. К концу того же года – восемь.
В январе сорок пятого три таких самолета базировались во Львове – возили почту на фронт. Еще две машины – в Каунасе и Минске. Тоже летали в районы боевых действий.
– И что с ними стало? – спросил Вася.
– Их списали в том же сорок пятом. Старые, изношенные, немало потрудившиеся ПС-43, они же – « Валти». Трудяги «русские американцы». К сентябрю сорок пятого ни одной такой машины в Советском Союзе уже не осталось.
– Да, – после паузы уронил Вася, – вот ведь как бывает. Машина тоже, как человек, – иной раз до последнего делает все, что может.
– Я же говорил, что судьбы самолетов бывают интереснее человеческих, – сказал Билл Хопкинс.
– Мнение технаря, – возразил Ганс Шмульке. – Люди все-таки разнообразнее. Порой.
© А. Мартьянов. 26.07. 2012.
26. «Сипуха»
Майор Штюльпнагель устремился к приземлившемуся Do.17Z-6.
– Что вы себе позволяете? – гневно набросился он на Вольфа, только что посадившего самолет.
Вольф вытянулся:
– Самолет получил от фройляйн Зинаиды, начальника финотдела базы герр майор! По всем правилам, герр майор!
– Гм, – поостыл Штюльпнагель. – Проверю! А мне доложили, что вы тут самовольничаете... Где «цеппелин»?
Вольф, конечно, хорошо владел собой, но при этом вопросе вытаращил глаза:
– Виноват, герр майор, где – что?
– Вы меня слышали, вахмистр! Я спрашиваю – где вы достали цеппелин и, главное, куда вы его подевали?
– Ложная тревога, герр майор! – рявкнул Вольф. Краем глаза он уже заметил Горыныча и мысленно поклялся отомстить коварному змею.
– Проверю! – обещал майор и умчался в неизвестном направлении.
Горыныч вразвалку приблизился к Вольфу.
– Закурить есть? – осведомился дракон как ни в чем не бывало.
– Горыныч! Ты с ума сошел? Какое «закурить»?
– На твоем человеческом языке я сейчас пожимаю плечами, – сообщил дракон. – То есть выражаю недоумение по поводу вопроса.
– Зачем ты сказал Карлсону, что я где-то достал цеппелин? – Вольф с трудом сдерживал негодование.
– Это была шутка, – объяснил дракон. – Изящная, не без налета старины. Фройляйн Брунгильда бы оценила, она любит старинное
– А я не оценил, – сказал Вольф.
– Да ладно тебе, ты же взял «дорнье», – примирительно сказал Горыныч. – Это практически цеппелин.
– Вообще и близко не... На что ты намекаешь?
– Не намекаю, а говорю прямо и откровенно, как это принято у нас, драконов. Клаудиус Дорнье начинал на «Цеппелин люфтшифсбау» в десятом году. Проектировал летающие лодки. Мне нравится в людях последовательность и целеустремленность, – признался дракон. – А Дорнье очень последовательно занимался цельнометаллическими машинами. Спроектировал дирижабль для трансатлантических маршрутов. Граф фон Цеппелин так был этим впечатлен, что создал отдельную фирму в Линдау, чтобы Дорнье мог там развивать свои оригинальные идеи. Ну он и развернулся: стал строить летающие лодки больших размеров. Кстати, использовал дюраль. Впервые в Германии.
– Ну, и при чем тут мой самолет? – нахмурился Вольф.
– При том, что Дорнье – молодец... – ответил дракон немного уклончиво. – Вдумчивый был человек. Очень много сделал для германской авиации.
– Кстати, меня всегда занимал вопрос: почему у него французская фамилия, если он немец?
– Потому что отец у него был француз. Самое простое объяснение – самое верное... – Горыныч выдохнул пламя, стараясь не сжечь маленький кустик, росший на краю аэродрома. – Смысл тот, герр вахмистр, что Дорнье вдумчиво строил свои летающие лодки, которые то летали, то не летали, но в серийное производство в любом случае не шли. Он исследовал и изобретал. Ставил опыты в области технологии.
– А граф фон Цеппелин на него, стало быть, любовался за свои деньги? – заметил Вольф.
– Можно и так сказать. Граф мог себе это позволить. Тут что важно? После Первой мировой по требованию союзников германская авиация была фактически уничтожена. А Дорнье обходил эти ограничения, основав зарубежный филиал, и работал там. Фактически он работал на будущее Люфтваффе.
– И где он этим столь вдумчиво занимался? – спросил Вольф.
– В Италии, потом в Швейцарии. Приоритеты он не менял со времен «цеппелинов». В двадцать девятом построил крупнейший самолет – двенадцатидвигательную летающую лодку, предназначенную для трансатлантических перелетов. Ничего не напоминает?
– Да уж, – вздохнул Вольф. – Что нам, немцам, присуще в полной мере – так это масштабность замыслов.
– В начале тридцатых Дорнье перешел на бомбардировщики. Естественно, тяжелые. Показал их в Германии под видом коммерческих транспортных самолетов. Тогда как раз были готовы планы расширения немецкой авиапромышленности. Разумеется, до поры до времени секретные. Концерт Дорнье хотели сделать ядром, вокруг которого предстояло наращивать мощь самолетостроения. Ну и...
– О чем вы так скорбно беседуете? – раздался голос Васи.
Младший лейтенант пребывал в прекрасном настроении.
– Не скорбно, а вдумчиво, – поправил Вольф.
Вася легкомысленно махнул рукой:
– По мне так, разница невелика... А что, понравилось тебе на «сыче»? – Он указал на самолет.
– Не «сыч», а «сипуха», – поправил Вольф. – Kauz. Ее крик предвещает несчастье. Ночная птица, в общем.
– Ночной истребитель, проще говоря, – подытожил Вася. – Он и должен предвещать несчастье. Работа у него такая.
– Между прочим, – вступил Горыныч, – вашим любезным «сипухам» далеко не сразу дали добро. Тема ночной противовоздушной обороны в Германии тогда даже не поднималась. Перед Второй мировой и в первые ее годы командование Люфтваффе даже слышать не хотело о том, что может потребоваться ночная истребительная авиация. Геринг бесился при одном только намеке на возможность перехода к «оборонительному мышлению». Германская авиация – это исключительно наступательная сила!
– Ага, – сказал Вася, – и доигрались. В ночь на 16 мая сорокового года соединение из «веллингтонов», «уитли» и «хэмпденов» атаковало индустриальные и транспортные цели Рура. Тут-то многое приобрело отчетливую ясность.
– Какая «ясность», когда был сильнейший туман? – вмешался Вольф. – Поэтому прожектора не помогли, зенитные батареи просто ослепли. Последствия просчитать нетрудно. После этого Геринг лично приказал полковнику Каммхуберу заняться ночными истребительными силами. Слово «оборона», правда, произносить избегали.
– Сперва использовали Bf.110, – добавил дракон. – Но они оказались слабоваты. Не хватало продолжительности полета. А сама по себе идея была хорошая: захватывать самолеты противника в тот момент, когда они возвращаются на свои аэродромы и заходят на посадку. Тогда у них уже не хватало скорости, чтобы уклониться от атаки. И вообще все были усталые.
– Умно, да? – кивнул Вольф. Он уже окончательно простил дракону выходку с «цеппелином». – «Мессеры» не тянули, поэтому обратились к «дорнье».
– Потому что их создатель, как мы помним, был помешан на длительных перелетах, – вставил дракон. – Трансатлантических.
– Чтобы перехватывать англичан, трансатлантического перелета не требовалось. Но вообще «дорнье» подходили лучше всего, – кивнул Вольф. – Взяли бомбардировщик Do.17Z-3 и адаптировали для роли ночного истребителя. Эту переделку и назвали Kauz – Do.17Z-6. От исходного самолета она отличалась тремя пулеметами и одной пушкой. Экипаж состоял из трех человек: пилота, радиста-штурмана и бортинженера. Но вообще Do.17Z-6 построили в одном экземпляре: Дорнье, как мы помним, не блистал серийностью своих самолетов. Остальные девять Do.17Z-3, переделанные в ночные истребители, имели другое вооружение.
– А как они «видели» ночью? – заинтересовался Вася.
– Элементарно. – Дракон хлопнул по земле хвостом. – В лобовом стекле был установлен инфракрасный датчик Spanner-Anlage. Он реагировал на горячие выхлопные газы, распространявшиеся позади любого самолета. Их наличие регистрировалось на небольшом экране – Q-трубке.
– А как, прости, летчик мог понять, какой самолет впереди него – свой или вражеский? – спросил Вася. – Кресты, звезды и прочее ведь этот датчик, кажется, не регистрировал?
– Именно, – подтвердил дракон. – Ответственность за решение – стрелять или не стрелять – целиком лежала на пилоте.
– Сильно, – сказал Вася. – Это ж какие нервы нужно иметь!
– Ночные истребители вообще довольно нервное явление, – заметил Вольф. – Собственно, это и был главный эффект от их внедрения: они сеяли панику. Представь себе, ты отбомбился, спокойно возвращаешься к себе на аэродром... Но нет, покой нам только снится, потому что в любой момент тебя могут атаковать «сипухи»! Ты не имеешь права расслабиться ни на мгновение. И когда ты уже беззащитный, когда ты уже садишься, – вот тут-то они и появляются.
– И как? – спросил Вася.
Вольф ответил:
– Насколько я помню, «сипухи» отработали технику проникновения в круг английских бомбардировщиков, ожидающих захода на посадку. Ну а кроме того, англичане бились и сами. Получали от немецких ночных истребителей небольшие повреждения, торопились сесть – и готово дело, терпели аварию при самой посадке.
– А в цифрах это выглядело как? – спросил Вася.
– Соотношение не ахти, – признал дракон. – С октября сорокового по октябрь сорок первого «сипухи» сбили пятьдесят один самолет. Сами потеряли двадцать пять.
– И правда, не очень, – согласился Вася. – Ну а потом? Что-то я их в последние годы войны не припомню.
– Потом, – сказал Вольф, – личным приказом Гитлера дальние ночные перехваты были прекращены. В октябре сорок первого из ночного рейда не вернулся известный ночной ас, лейтенант Ганс Хан. Это очень огорчило фюрера. Так что «сипухи» остались без работы.
– «Дорнье» были исключены из состава ночных истребителей Люфтваффе в начале сорок второго, – сказал Вольф.
– Что ж, – отозвался дракон, – мы же помним, что Клаудиус Дорнье никогда не гнался за количеством. Он исследовал возможности и пробовал их на практике.
– Он был членом нацистской партии? – поинтересовался Вася.
– Был. Но после войны перестал, – ответил дракон. – И довольно успешно перестал.
– А вообще что он делал после войны? – заинтересовался Вася.
– Строил самолеты, пока еще мог. Жил в Швейцарии. Там и умер в шестьдесят девятом, очень спокойно, в преклонные лета – восемьдесят пять, – сказал дракон. И прибавил: – Для человека, конечно. С точки зрения драконов, это, в общем, ничтожно малый срок.
© А. Мартьянов. 26.07. 2012.
27. Мастер на все руки
Билл Хопкинс почесал за ухом отверткой и сунул ее в карман. Штаб-сержант был в рабочем комбинезоне, руки – в машинном масле.
У Васи, стоявшего рядом, на лице была улыбка. Сам Вася считал эту улыбку товарищеской и вполне дружеской, Хопкинс же именовал ее «ехидной ухмылкой».