Текст книги "Легенды авиаторов. Игровые сказки."

Автор книги: Андрей Мартьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– А почему? – спросил Вольф.

– Фирма проектировала новый истребитель – VG-31. Сосредоточилась на нем. Поставили более мощный двигатель и уменьшили площадь крыла. Вместо четырех пулеметов поставили два. Хотели сделать еще более быстрый самолет.

– Удалось? – прищурился Хопкинс.

– Вы же знаете, Билл, что нет, – ответил Франсуа. – Нарочно сыплете соль на раны?

– Да ладно, дело прошлое, – примирительно отозвался Хопкинс.

– Ага, прошлое, а кто его восемь раз подряд сбил? – напомнил Вольф.

Франсуа пропустил эту реплику мимо ушей и продолжил рассказ:

– Продувки в аэродинамической трубе показали, что ужатое крыло VG-31 обладает худшими несущими свойствами, а управлять самолетом становится трудно. В общем, летать на такой штуке просто опасно. Так что VG-31 разобрали: крыло использовалось для испытаний, а фюзеляж и двигатель послужили основой при строительстве третьего опытного образца, VG-33.03. Этот тоже никогда не летал. Потом было еще несколько, что с ними случилось и куда они подевались, – неизвестно. Война как языком их слизнула.

– Теряли время, – сказал Хопкинс.

– Причем безнадежно, – вынужден был согласиться Франсуа. – Наконец, уже в марте сорокового, штаб ВВС запустил начало серийного производства лёгкого истребителя Arsenal VG-33C.1 с американскими моторами «Алисон». Но и тут конструкторы не остановились. Появилась свежая идея довести самолет до состояния полноценного истребителя. Американский двигатель не позволял монтировать мотор пушку в развале цилиндров. Поэтому в крыле разместили две обычные двадцатимиллиметровые пушки и два пулемета. Носовую часть фюзеляжа удлинили на полметра. Опять задержки – первый полет намечался на июнь сорокового.

– Я так понимаю, самолетик дождался прихода немцев, – вставил Вольф.

– Правильно понимаете... Фирма получила заказ не то на двести двадцать, не то на двести истребителей. Сырье заказывали в Англии, Канаде, даже в Румынии. Торопились, опаздывали, даже подсунули комиссии опытный образец как серийный. Наконец из первых семи истребителей сформировали экспериментальную эскадрилью.

– И что? – спросил Хопкинс. – Что-то я не слышал о такой эскадрилье.

– Потому что боевая ценность VG оценивалась очень низко. Два самолета отправили обратно на завод – как образцы для последующего производства, а остальные передали другой группе.

– Но вообще эти самолеты хоть как-то себя проявили? – спросил Вольф. – Не считая, конечно, сегодняшних баталий.

Франсуа кивнул.

– Совершили несколько боевых вылетов, поднимаясь с аэродромов в Вилликубле, где размещалась фирма «Арсенал». Потом их перебросили в Бордо.

– И что? – спросил Вольф.

– Особенного – ничего. Интересно, впрочем, что на VG сражались во Франции польские летчики, несколько человек. Храбрые люди, мечтавшие об одном: бить фашистов. Кавалеристы в душе.

– Между прочим, многие первые авиаторы были именно кавалеристами, – заступился Хопкинс.

– Что ты можешь понимать, ковбой, – фыркнул Вольф.

– 15 июня 1940 года, – заговорил Франсуа, – группа польских офицеров прибыла на аэродром Этамп для получения новой техники. Французы решили всучить им VG-33. Поляки готовы были драться на любом самолете, так что они согласились.

– И что? – жадно спросил Вольф.

– Тридцать шесть боевых вылетов. 17 июля сорокового года – последнее упоминание о VG-33С1, на которых летали поляки.

– А с самими летчиками что стало? – поинтересовался Хопкинс.

– Честно говоря, не нашел никаких сведений. Война все перемешала и перепутала. «Арсенал» пытался продолжать выпуск своих истребителей и частично собрал еще девятнадцать штук. Но они были некомплектными. Пять самолетов попали в руки немцев. Еще пять простояли без дела на незанятой территории – до полной оккупации в ноябре 1942 года.

– Слушайте, друзья мои, но ведь это же полный провал самолета! – подытожил Хопкинс. – Когда все факты вот так собраны вместе, никаких вопросов больше не остается.

– Но попытаться-то стоило, – возразил Франсуа.

– Восемь поражений, – напомнил Вольф. – Я бы остановился на пятом. А ты, Хопкинс?

– Я бы вообще за штурвал такого самолета не сел, – ответил Хопкинс.

– А еще ковбой! – упрекнул его Вольф.

© А. Мартьянов. 22.09. 2012.

33. Самолёт-солдат

– А скажите, Ларош, почему вы испытываете отвращение к МиГу-15? – поинтересовался Вася.

Франсуа Ларош слегка пожал плечами:

– Никто не говорит об отвращении. Откуда информация, шер ами Вася?

– От Зиночки, – пояснил младший лейтенант. – Я тут с ней болтал о том, о сем, и она пожаловалась: мол, я к нашему французу со всей душой, предлагаю полетать на МиГе-15, а он, видите ли, не желает. Вот мне и любопытно, по какой такой причине.

– О, это несложно, – ответил Франсуа. – Дело в том, что для меня этот самолет... как бы выразить точнее... слишком поздний. Мое увлечение – самолеты Первой и Второй мировых войн. А этот – уже пятидесятые годы. Не греет душу.

– Напрасно, кстати, не греет, – заявил Вася. – Для начала, МиГ-15 принимал участие в боевых действиях.

– Да, но в локальном конфликте, – возразил Франсуа. – В Корее, если не ошибаюсь.

– Не ошибаетесь, – кивнул Вася. – А вам согреет душу, если я скажу, что и тактика воздушного боя с участием МиГов-15, да и командование – все перешло в пятидесятый год прямехонько из сорок пятого?

– М-м, – неопределенно отозвался Франсуа.

– 17 декабря 1950 года, – сказал Вася. – Историческая дата. Первый воздушный бой истребителей со стреловидным крылом. Стоит запомнить.

– Вы имеете в виду противостояние советских самолетов МиГ-15 и американских – «Сейбров» F-86? – уточнил Франсуа.

– Именно, – кивнул Вася. – Оба самолета – представители первого поколения реактивных истребителей. Приблизительно равны по своим возможностям. МиГ-15 был полегче «Сейбра», у «Сейбра» двигатель более мощный. Скорость у земли – примерно одна и та же. На большой высоте у МиГа-15 имелось преимущество, зато «Сейбр» дольше держался в воздухе. Оба могли вторгаться в стратосферу – МиГ-15 поднимался на высоту в пятнадцать километров, «Сейбр» ненамного отставал.

– А принципиальные различия были? – спросил Франсуа.

– Только в вооружении. МиГ-15 имел одну пушку калибром 37 миллиметров и две – 23 миллиметра. «Сейбр» – шесть пулеметов калибром в 12,7 миллиметров. Вам все еще не любопытно, мсье Ларош? Ведь только практика могла реально показать, какой самолет лучше.

– Я думаю, оба «лучше», каждый по-своему, – заметил Франсуа.

– А вот полетали бы на МиГе-15 и убедились бы на собственном опыте, – упрекнул Вася. – К тому же вы бы поняли, что технический прогресс, в общем и целом, не внес радикальных изменений в воздушный бой. Все осталось по-прежнему: столкновение ближнее, маневренное, групповое. На борт реактивных самолетов перекочевали пулеметы и пушки с истребителей Второй мировой. Дальность и область возможных атак практически не изменились. Слабость разового залпа компенсировалась, как и раньше, количеством стволов... Вам ведь все интереснее и интереснее, не так ли?

Франсуа молча кивнул.

Вася торжествовал:

– Дальше будет еще лучше... Вам, конечно, известно, что МиГ-15 – первый советский массовый реактивный истребитель. Первый полет он совершил 30 декабря 1947 года. Вообще у этого самолета были даже не противники – а... – Вася задумался, подбирая слово, но удачное выражение так и не пришло. – В общем, имелись люди, которые вообще не верили в этот самолет. Началось, как водится, с двигателя. РД-20 полностью устарели, стали искать замену. На Западе в те годы лучшим был мотор с центробежным компрессором – «турбина Уиттла». Поэтому новое поколение советских истребителей решили проектировать как раз под такие моторы. «Изобретать велосипед» не стали – просто поехали в Англию, она в сорок шестом считалась лидером мирового реактивного двигателестроения.

– И что закупили? – спросил Франсуа.

– Несколько турбореактивных двигателей фирмы «Роллс-Ройс»: «Дервент-V», «Нин-I» и «Нин-II». Второй чуть более мощный. Английские новинки изучили, скопировали и запустили в серийное производство. А дальше начинается самое интересное.

– Привязать принципиально новый истребитель к принципиально новому двигателю? – сказал Франсуа.

– Ловите на лету, камрад Ларош.

– Просто следую за логикой событий.

– Логика простая. Прирост тяги опережал увеличение массы самолета. Следовательно: с таким мотором можно получить истребитель с повышенной энерговооруженностью. То есть – более маневренный и более быстрый на вертикали. Вооружение поставить помощнее, запас топлива взять побольше. Решили оснастить самолет стреловидным крылом. Здесь начинались вопросы и рискованные положения: аэродинамика такой машины еще не была толком исследована. Но Микоян пошел на этот риск. Обследовалась стреловидность прямая и обратная с разными углами, были долгие продувки в трубах. Стреловидное крыло вызывало возражения. В это самое время вышел Як-23 с прямым крылом и реданной схемой. Потому что схема МиГ-15, по мнению многих, успеха не обещала. Опыты со стреловидными крыльями оставались неудачными, как у нас, так, кстати, и в Германии – там вообще погибали летчики-испытатели. У нас, вроде, нет. А потом дело пошло на лад, нашли техническое решение – и самолетик полетел как надо. В сорок девятом участвовал в воздушном параде в Тушино. То есть нельзя сказать, чтобы из этого самолета делали какой-то особенный военный секрет. И все-таки его появление в Корее стало для американцев полной неожиданностью.

– Почему? – спросил Франсуа.

– А может, они просто нас недооценивали. До какого-то времени F-86 господствовали безраздельно. Они поднимались на значительную высоту, их было не видно с аэродрома. Зато американцам сверху видно все, «ты так и знай»: заметят облако пыли – ага, кто-то пошел на взлет! Тотчас сверху пикирует хищная птица, и дело сделано. Так продолжалось какое-то время, а потом хищную птицу встретила неприятная неожиданность. «Жертва» вдруг резко ушла влево и вверх. Пулеметная очередь лишь задела правое крыло, но серьезных повреждений не нанесла. Тем временем МиГ-15 проскользнул над выходящим из пике «Сейбром» – и все, знаменитый американский ас майор Джордж Эндрю Дэвис-младший ушел в историю навсегда. Был сбит «китайским пилотом» – на самом деле старшим лейтенантом Михаилом Авериным. У нас потом сочиняли дурацкие анекдоты про «китайского летчика» Ли Си Цина.

– Гм, – промолвил Франсуа. – Но это ведь обычное дело. Еще в Испании интернационалисты сражались под разными псевдонимами. Преимущественно испанскими. И никого это не удивляло.

– «Ли Си Цин» – это переиначенная на псевдокитайский лад русская фамилия «Лисицин», – сказал Вася.

– Русские шутки очень смешные, – вежливо отозвался Франсуа.

– Да ладно, ничего вам не смешно, – Вася слегка надулся.

– Вы заинтриговали меня преемственностью между самолетами Второй мировой и МиГами-15, – признался Франсуа. – Не хочу отвлекаться на какие-то шутки.

– Ладно, вот вам прямая преемственность: командиры. В Корее МиГи-15 применялись для прикрытия объектов КНДР от воздушных налетов. В Северный Китай с этой целью прибыла дивизия, которой командовал трижды Герой Советского Союза Иван Кожедуб. Имя знакомое? Ну вот... Первые МиГи-15 с опознавательными знаками КНДР появились в небе Кореи 8 ноября 1950 года. Американцы забеспокоились и срочно ввели в действие «Сейбры». Вот тогда и началось это противостояние.

– Но ведь какие-то различия в тактике все-таки были? – спросил Франсуа. – Невозможно сражаться на принципиально новом самолете устаревшим способом.

– «Опыт не устаревает, он только переосмысливается и приспосабливается к конкретным условиям», – как говорил славный ас Покрышкин, – процитировал Вася. – У МиГа-15 был определенно более высокий поражающий потенциал. F-86 здорово доставалось от наших пушек. Отсюда – выигрыш у МиГа на основном этапе боя, атаке. Если ведущий группы МиГов-15 первым получал сведения о противнике, он быстро навязывал «Сейбрам» своим условия. В этой ситуации большое значение приобретал наземный командный пункт, где имелись технические средства дальнего обнаружения. МиГ-15 располагал большим избытком тяги, особенно на большой высоте, мог быстрее сократить дистанцию. Кроме того, МиГи-15 хорошо камуфлировались: сверху их красили «под местность», снизу – «под небо». А вот если «Сейбр» замечал МиГ-15 раньше, на безопасном расстоянии, то мог навязать маневренный бой, и это уже было МиГам невыгодно. МиГи летали парой по принципу «щит» и «меч». В ближнем бою, если все идет по правилам МиГов, такая пара, считай, неуязвима. А вот если «Сейбр» начнет выкидывать коленца, нарушая все «правила» и не подчиняясь никаким стандартам, – тут возможны, как говорится, варианты.

– Расскажите про «стандарты», – попросил Франсуа.

– А, заинтересовались наконец! – обрадовался Вася. – МиГи-15 получали с земли сведения о «Сейбрах». Вклинивались в их боевой порядок. Бой распадался на парные схватки. Командир эскадрильи уже не мог контролировать действия всех подчиненных, и командиры звеньев получали право самостоятельно принимать решения. Командный пункт тем временем следил за временем – то есть, за тем, сколько осталось топлива у МиГов, оповещал, если подходили резервы противника. Мог выслать дополнительные силы. В общем, четко работали в команде.

– Мне кажется, во многом принципы группового боя остались прежними, со времен Второй мировой, – сказал Франсуа.

– Я же говорил – «опыт не устаревает», – напомнил Вася. – Большинство командиров дивизий МиГов-15 участвовали в Великой Отечественной. Они пользовались уроками этой войны. Например, построение эскадрильи «этажеркой» – так делали, например, на Кубани в сорок третьем... Вообще летчики МиГов применяли свыше тридцати тактических приемов: тут и «косая петля», и «карусель», и «горка к солнцу», «ловушка», «пасть»... Это по подсчетам американцев, между прочим. Некоторые были отработаны еще в Великую Отечественную, как я уже говорил.

– Но ведь и потери были, правда? – спросил Франсуа.

– В условиях наших полигонов это не существенно, – сказал Вася. – А вот в Корее – да, там это приобретало совсем другой вид... Считается, что МиГов-15 было сбито больше трехсот. Много или мало? Всего в Советском Союзе их выпустили свыше одиннадцати тысяч.

– Мы говорим о гибели самолетов или о гибели летчиков? – уточнил Ларош.

– Самолетов. Больше половины таких случаев не заканчивались смертью пилота, – ответил Вася. – Они покидали потерявший управление самолет и потом возвращались в строй. И все с благодарностью говорили о надежной и простой системе катапультирования. Чаще всего погибали при посадке. Аэродромы первой линии – Аньдун, Дапу, Мяогоу – все они располагались близко к морю. Со стороны моря МиГам-15 заходить запрещалось. Там и прятались «Сейбры». На посадочной прямой самолет находится с выпущенными шасси и закрылками, он не готов отразить атаку или уклониться от нее. Тут-то и... Мда.

– А другие случаи?

– Большинство из тех, кто был сбит непосредственно в бою, – одиночки, которые оторвались от строя. Вообще же, если говорить о гибели пилотов, – то в основном погибали новички. Если человек пережил первые десять боевых вылетов – можно сказать, будет летать и дальше. Вот так.

– Но ведь это всегда так, – заметил Франсуа.

– Разве? На ваших любимых «фарманах» человек сначала благополучно летал, а потом, на третий, пятый, десятый раз вдруг бац! И разбивался, – напомнил Вася.

Франсуа вздохнул.

– Тогда большую роль играла удача. Потом стало меньше романтики.

– Да ладно вам, меньше романтики... – Вася поморщился. – Подняться в небо на таком самолете, как МиГ-15 – вот настоящая романтика! Безумная скорость, огромные возможности, собственная легенда, поддержка товарищей, отработанная тактика. Да у меня слов не хватит, чтобы описать всю радость такого полета. Давайте-ка вместе полетаем, а? Пойдем сейчас к Зиночке и попросим. Если хотите, я буду «щитом», а вы – «мечом». Найдем кого-нибудь позадиристее и атакуем. А?

© А. Мартьянов. 22.09. 2012.

34. Антон Фоккер: счастливый неудачник

– А знаешь, Вольф, – обратился к вахмистру неугомонный Вася, – что фройляйн Шнапс носит у себя в нагрудном кармане фотокарточку какого-то невозможного красавца?

Герман Вольф слегка покраснел.

– Почему это должно меня занимать? Да и тебе какое дело?

– Да так, к слову пришлось, – усмехнулся Вася. – А тебя это, правда, совсем не беспокоит?

– Может быть, он – какой-нибудь родственник Frau Leutnant? – предположил Вольф.

– Не надейся, – безжалостно сказал младший лейтенант. – Я вообще сомневаюсь, что у нее имеются какие-то родственники. Ее ничего, кроме самолетов, не волнует. Так что она, наверное, хранит воспоминание о каком-нибудь асе из числа альфа-тестеров.

– Давай просто спросим, – предложил Вольф. – Вон, кстати, она идет. С виду довольная – наверное, хорошо сегодня полетала.

Вольф приветливо промахал рукой Брунгильде, которая шагала по аэродрому, а Вася закричал:

– Фройляйн Шнапс, приветствую! Ну как, много olenei сегодня посбивали?

– Привет! – весело помахала в ответ Брунгильда. – А вы сами спросите сбитых, понравилось ли им. Лично я довольна. И собой, и ими.

– Идите к нам, мы тут кое о чем разговаривали, – позвал Вася.

– Вася! – прошипел Вольф.

– Что? – обернулся млажший лейтенант.

– Это бестактно! Ты хочешь задать женщине личный вопрос.

– Здесь не существует личных вопросов, здесь все общественное, как при коммунизме, – заявил Вася.

Брунгильда подошла к друзьям, поздоровалась с Вольфом за руку.

– У нас с вахмистром возник вопрос, – начал Вася.

– Ко мне? – Брунгильда склонила голову набок.

– В общем, да, – кивнул Вася. – Говорят, вы носите при себе портрет... – Он многозначительно скосил глаза на карман авиационного френча фройляйн Шнапс.

– Ах, это, – неожиданно легко отозвалась Брунгильда. – Можете посмотреть, если вам интересно.

Она вынула из нагрудного кармана карточку. Молодой человек с фотографии – приятной наружности, щегольски одетый, – весело улыбнулся помрачневшему Вольфу.

– Это какой-то знаменитый летчик? – осведомился Вольф.

– О, нет, вовсе нет! – рассмеялась Брунгильда. – Это авиаконструктор Антон Фоккер. Мне он полюбился прежде всего потому, что взял на работу в качестве летчика-испытателя женщину, Голанчикову, русскую фройляйн. Я про нее уже рассказывала. Но и сам Фоккер – чрезвычайно любопытная личность.

– Вас что больше интересует – личности или самолеты? – перебил Вася.

Вольф тихо зашипел, словно Васина бесцеремонность его ошпарила, но вмешиваться в разговор не стал.

– И самолеты, и личности, – ответила Брунгильда. – И то, как они взаимно накладывают друг на друга отпечаток. И как причудливо сплетаются и изменяются судьбы людей и самолетов... Фоккер был, что называется, благополучным ребенком – может быть, поэтому в молодые годы он так легко поверил в возможности женщины-летчика. Балованные дети не всегда вырастают негодяями. Многие из них склонны доверять людям.

– А Фоккер был таким? – спросил Вольф.

– Именно. Его отец владел кофейными плантациями на острове Ява. Богатый человек. И отец, и дядя всегда готовы были вкладывать деньги в проекты Антона. А поддержка семьи очень много значит, правда?

– Точно, – поддакнул Вольф.

– Фоккер-старший перевез семью в метрополию, в Нидерланды, чтобы дети могли получить хорошее образование. Антон с его склонностью к технике поехал в Германию, в школу механиков в Бингене. Там Антону не понравилось, он перебрался в Зальбах – в школу водителей. Вообще ему хотелось летать.

– Это был какой год? – уточнил Вася.

– Десятый, – мечтательно вздохнула Брунгильда. – Антону двадцать лет. Мир бредит самолетами. Я так жалею, что не жила в то время!

– Мы живем в такое время и в таком мире, фройляйн, – сказал Вольф, – когда можно, в сущности, ощутить себя в любой эпохе. В этом смысл проекта World of Warplanes. Если бы вы жили в десятом году, то вряд ли смогли бы подняться в воздух на реактивном самолете. А здесь это вполне доступно.

– Более того, – подхватил Вася, – вы можете летать на таком самолете совершенно безнаказанно! То есть, я хочу сказать – если вы разобьетесь, то вам за это ничего не будет...

– По крайней мере, откровенно, – вздохнула Брунгильда. – Да, я до сих пор летаю еще не очень хорошо. Но, как все люди десятых годов, я делаю это ради наслаждения. Антон Фоккер был типичным летчиком своего поколения. В школе шоферов в Бингене не имелось самолетов, поэтому учащиеся построили его сами. Проект вышел неудачный. Кое-кто смирился с данным фактом, но только не Фоккер.

– Сейчас угадаю. Он построил второй самолет, – сказал Вася.

– Правильно, – подтвердила Брунгильда. – Только теперь Антон нашел партнера. Его звали Франц фон Даум, он был лейтенантом. Уже немолодой, сорока лет. И с деньгами. Вот на эти-то деньги и был создан «Паук» – так Фоккер назвал свое детище. Кстати, отец тоже помог с финансами. «Паука» разбил фон Даум – врезался в дерево.

– Сам-то как? – участливо спросил Вольф.

– Не нашла сведений, – призналась Брунгильда. – Во всяком случае, больше фон Даум рядом с Фоккером не появлялся. А Антон соорудил еще один самолет – кстати, моноплан, – и уже на нем получил свою летную лицензию.

– Что ж, молодец, – сдержанно хвалил Вольф. – Упорный. Я думал, только немцы такие упорные.

– Да все упорные, особенно если дело касается самолетов, – ответила Брунгильда. – Другие в авиации не держатся. Падают.

Вася хихикнул.

– Отменно сказано, – пояснил он Вольфу, когда тот глянул на него с удивлением.

– Ну, я почти не шутила, – скромно опустила глаза Брунгильда. – Фоккер быстро стал знаменитостью. Опять же, типично для десятых годов. 31 августа 1911 года он облетел вокруг башни в городе Харлем. Это был третий «Паук» фоккеровской постройки. Через год Антон уже создал собственную компанию, которая называлась просто «Fokker Aeroplanbau».

– В Голландии? – уточнил Вася.

– Нет, под Берлином. Фоккер-старший вложил в компанию пятьдесят тысяч марок. Через год Антон перевез фабрику в Шверин. Теперь она стала называться «Fokker Werke GmbH». Довольно солидная фабрика по тем временам: ангар размером пятнадцать на тридцать шесть метров, пятьдесят пять работников. Плюс крупные инвестиции – от отца и дяди.

– А какие самолеты он делал? – спросил Вольф.

– Да все те же устойчивые монопланы. В те годы летали в основном на бипланах, если помните... Фоккер пытался продавать свою конструкцию в разных странах, но заинтересовалась только Германия, – ответила Брунгильда. – Фоккеру предложили не только выпускать самолеты для германской авиации, но и обучать военных летчиков. «Пауки» – это истребители. По идее. Неплохая маневренность, хорошая боеспособность.

– Только монопланы? – спросил Вася.

– Нет, разные. Были и трипланы. Кстати, на одном из фоккеровских трипланов летал Манфред фон Рихтгофен.

– Ого! – заметил Вольф.

– И это еще не все, – продолжала Брунгильда. – В пятнадцатом году Фоккер разработал синхронизатор, который позволил пулемету стрелять через пропеллер самолета.

– Что, сам изобрел? – поразился Вольф. – Во талантище!

Брунгильда вздохнула:

– Ну, не совсем уж сам, но... применил.

– Поясните, Frau Leutnant, – попросил Вольф.

– Поясняю. Немцам удалось сбить французский самолет, у которого на лопастях винта стоял уголковый отражатель для пуль. Фоккер изучил эту конструкцию и на основании полученной информации создал принципиально новый синхронизатор. Это позволило Германии получить преимущество в воздухе. Кстати, в годы войны правительство взяло завод Фоккера под свой контроль, а Антон оставался директором фирмы и разрабатывал самолеты.

– Мощно, – вздохнул Вася. – Но после войны, когда Германии было запрещено иметь самолеты, – что он делал после войны?

– Фоккер был голландцем, – напомнила Брунгильда. – Логичным решением для него стало перевести завод в Амстердам. Но самолет Фоккера – Fokker D.VII – был таким успешным, что союзники жаждали уничтожить все имеющиеся экземпляры. На самолет фактически велась охота! Антону пришлось разбирать и прятать самолеты по частям. Он распределил по тайникам около четырехсот двигателей... и потом потихоньку вывозил на поезде. Целый детектив можно сочинить.

– В каком году все это происходило? – спросил Вася.

– В девятнадцатом. Самое смутное время в Европе. 21 июля 1919 года Антон Фоккер уже объявил об открытии новой компании в Нидерландах. Что характерно – в названии компании не упоминалось имени Фоккера.

– Почему? – поразился Вольф.

– Потому что имя Антона Фоккера было крайне непопулярно во Франции и в Англии, – объяснила Брунгильда. – Слишком уж хорошие самолеты он делал... И, поскольку Фоккер сумел вывезти свой самолет из Германии, его новая фирма очень быстро принялась за работу.

– Опять военные самолеты? – поинтересовался Вольф.

– Нет, пассажирские. Для начала – четырехместный F.2... Потом, уже не знаю причин, – может быть, неудачный брак, – Фоккер переехал в США. Это произошло в двадцать втором. Там он создал филиал своей компании – Atlantic Aircraft Corporation. Дела поначалу шли неплохо, а потом произошла катастрофа.

– Э... Великая Депрессия? – предположил Вася.

– Нет, – Брунгильда покачала головой, – катастрофа в прямом смысле слова. 31 марта 1931 года самолет Fokker F.10 попал в грозовой шторм и разбился. Погибло семь человек, в том числе один знаменитый тренер футбольной команды. После этого авиакомпании сочли самолеты Фоккера ненадежными и стали их заменять другими. Антон покинул компанию. Та продолжала работать уже без своего основателя, выпускала множество самолетов, в том числе – F.32 – это был самый большой пассажирский самолет в США до Второй мировой войны. Выпускала и самолеты по лицензии. Вообще она окончательно прекратила свое существование только в девяносто шестом.

– А Фоккер? – спросил Вольф.

– Умер гораздо раньше – в тридцать девятом. Осложнение после простой хирургической операции, – ответила Брунгильда.

– Так почему вы носите с собой его портрет? – спросил Вольф. – Чем он вам так особенно дорог?

– Он был очень красивым человеком, – ответила Брунгильда. – Одаренным, хитрым, находчивым. В чем-то – очень счастливым. И в чем-то – страшно невезучим. Пусть хотя бы наша память отчасти компенсирует эту несправедливость.

© А. Мартьянов. 22.09. 2012.

35. Одна из первых

– А ты можешь представить себе фройляйн Брунгильду в ситцевом платьице? – обратился Вася к штаб-сержанту Хопкинсу.

Тот пожал плечами.

– Я вообще плохо представляю себе фройляйн Брунгильду, если только не вижу ее перед собой, – признал американец. – Да и то, когда она рядом, ее толком не разглядишь – постоянно трещит без умолку и сыплет фактами. А мне нужно, чтобы женщина была молчаливым объектом, а не фонтаном информации.

– Как будто ты не такой, – хмыкнул товарищ младший лейтенант.

– Я рассуждаю, – возразил Билл Хопкинс. – Степенно и аргументировано. О двигателях, о типах самолетов. А она рассказывает истории о разных красавицах, для которых авиация была чем-то вроде салонной забавы.

– Ага, или балагана, – заключил Вася. – Кошмар, в общем.

– Кошмар не кошмар, а доля правды в этом имеется, – заметил штаб-сержант и помрачнел. – Когда сервер на перезагрузке и самолеты не летают, всякая ерунда в голову лезет! Брунгильда в ситцевом платьице! Ужас!

– Тихо, – шепнул Вася. – Вон она идет.

– В платьице?

– Балда! Нет, как обычно. В униформе.

Хопкинс медленно повернул голову, словно опасаясь увидеть какое-то чудовище. Но к друзьям действительно приближалась Брунгильда Шнапс в своем обычном обличии: сапожки, летный комбинезон, шлем, сдвинутый на затылок.

– Привет! – Она весело махнула рукой. – В столовой сейчас суматоха. Еще не видели?

– Чего мы не видели? – насторожился Вася.

– Повариха, бабка Гарпина, сварила борщ. А капитан Хирата ест его палочками, – сообщила Брунгильда.

– Хирата ест борщ палочками? – Вася схватился за голову. – Куда катится вселенная «Варгейминга»?!

– Народ вокруг стоит и любуется, – продолжала фройляйн. – Никто не верил, что такое возможно. Даже об заклад бились. Я поставила на капитана. Недооценивать японцев – главная ошибка американцев во времена Второй мировой.

– И русских в девятьсот пятом, – прибавил Вася мрачно. – Фройляйн Шнапс права. Пока «белые люди» рассказывали друг другу смешные анекдоты про японцев, чье физическое строение якобы не позволяло им летать на самолетах, японцы строили новые машины.

– И ели борщ палочками, – добавила Брунгильда. – Кстати, в этом нет ничего особо сложного. Борщ густой. Хирата сначала выловил палочками все овощи, а потом выпил оставшееся через край. И вся столовая ему аплодировала.

– Могу я узнать, Frau Leutnant, как вышло, что вы оказались в столовой в компании капитана Хираты? – поинтересовался штаб-сержант.

Брунгильда подняла брови:

– А что? Почему я не могла прийти туда с капитаном? Может быть, мы обсуждали вопросы, связанные со странами Оси.

– Капитан Хирата – японец, – сказал Вася, страдая от того, что вынужден произносить столь очевидные вещи. – И к женщинам относится свысока. Это у них традиция такая, что ли. У японцев, в смысле.

– Вот именно поэтому я и пыталась его разубедить! – объяснила Брунгильда Шнапс. – Традиции традициями, но на сервере все равны. Кстати, к женщинам относились свысока не только японцы. Даже в России можно было наблюдать это прискорбное явление. Вы когда-нибудь задумывались – почему столько авиатрис появилось в первые годы существования авиации?

– Кажется, мы это уже обсуждали, – ответил Вася. – Авиация и другие виды... спорта, – он поморщился, произнося это слово, – служили одним из способов борьбы за женское равноправие.

– Именно! – подхватила Брунгильда.

– А еще, – добавил Билл Хопкинс, – авиация в те годы была чем-то средним между гольфом и балаганом.

Брунгильда молчала некоторое время. Она как будто обдумывала услышанное и подбирала аргументы для опровержения. Наконец она засмеялась и махнула рукой:

– Что ж, в какой-то мере вы правы! В десятые годы прошлого века авиация превратилась в повальное безумие. Люди брали газеты и в первую очередь искали там сообщений о новых успехах авиации. Это нашло отражение и в искусстве. Был такой мультипликатор – Владислав Старевич. Слышали?

– Мы, фройляйн Брунгильда, предпочитаем нормальное кино, – торжественно произнес товарищ младший лейтенант. – «Беспокойное хозяйство», «Небесный тихоход»...

– «Встреча на Эльбе», – добавил штаб-сержант.

– Это потому, что вы отсталые люди, – не моргнув глазом произнесла Брунгильда. – Старевич был мелким чиновником из города Вильно. Заметьте: я говорю «Вильно», а не «Вильнюс».

– Мы уже поняли, что он жил еще во времена Российской империи, которой принадлежал Вильно, – сказал Вася. – Вы рассказывайте, Frau Leutnant, не распыляйтесь.