Текст книги "Легенды авиаторов. Игровые сказки."

Автор книги: Андрей Мартьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

– И здесь мы вплотную подходим к созданию «Суисея», – заключил вахмистр. – Если не ошибаюсь, задание на проектирование нового пикировщика получил Первый морской авиатехнический арсенал в Йокосуке. Работала группа конструкторов под руководством Масао Ямана.

– Кстати, что означает имя «Суисей»? – спросила Брунгильда. – Я не сильна в японском.

– «Комета», – ответил Герман Вольф. Он тоже не был силен в японском, просто помнил некоторые имена в переводе.

– А официально – D4Y1, – прибавил Франсуа Ларош. – Японцы опирались на общие конструкторские решения He.118 и создали проект очень компактного цельнометаллического среднеплана. Размах крыла даже меньше, чем у «Зеро», а это позволило обойтись без механизма складывания консолей. Следовательно, экономило вес.

– А что было на «Суисее» от He.118? – заинтересовалась Брунгильда.

– Развитая механизация крыла, – ответил Франсуа. – На каждой консоли имелось по три аэродинамических тормоза с электроприводом.

– Интересно, – протянула Брунгильда.

– Силовая установка тоже была нетипична для японских самолетов, – вмешался вахмистр Вольф. – В ее основу был положен германский двенадцатицилиндровый мотор жидкостного охлаждения «Даймлер-Бенц». Но, как мы помним, флот и армия в Японии – это разные «державы». Поэтому для армии этот мотор строил концерн «Кавасаки», а для флота – «Аичи». Каждая фирма самостоятельно адаптировала техническую документацию. В результате получилось два разных двигателя.

– Прелестно, – пробормотала Брунгильда. – И когда наш красавец поднялся в воздух?

– Декабрь сорокового года, – ответил Франсуа Ларош. – И эта машина имела очень хорошие перспективы. Но... Угадайте, что мешало?

– То, что всегда, – двигатели, – предположила Брунгильда. И скромно улыбнулась, когда оба ее собеседника дружно кивнули.

– Фирма «Аичи» тормозила, – подхватил Франсуа Ларош. – Полноценный серийный выпуск начался только в мае сорок второго. Кстати, в ходе испытаний прототипов обнаружилось, что самолет хоть и отличается высокими летными характеристиками, но таит и неприятности. При пикировании возникал флаттер крыла, а это вело к появлению трещин в лонжероне. Конструкторы начали исправлять недостатки. А начатые самолеты доделывали в варианте палубного разведчика, которому, к счастью, пикировать не нужно.

– Логично, – согласился Герман Вольф. – Учитывая, что в Японии всего не хватало: материалов, персонала...

– В июне сорок второго, – задумчиво заговорил Франсуа, – два прототипа – это были разведчики, – отправили для проведения войсковых испытаний на авианосец «Сорю».

– Это тот «Сорю», который участвовал в битве при Мидуэе? – уточнил вахмистр Вольф.

Франсуа кивнул:

– Именно. И вот 4 июня «Суисей» с экипажем в составе лейтенанта Масатада Иида и матроса Исаму Кондо взлетает с палубы «Сорю». В ста двадцати милях от Мидоуэя разведчик замечает американское авианосное соединение. Летчики отправляют радиограмму. На японских кораблях ее почему-то не получают. «Суисей» возвращается к своему авианосцу и обнаруживают неприятный сюрприз: полетная палуба тяжело повреждена американскими бомбами. Самолет садится на авианосец «Хирю». Дозаправляется. И отправляется во второй разведывательный полет. Возвращается. Сюрприз: «Хирю» тоже разбомбили, авианосец горит, садиться некуда. В результате самолет садится на воду.

– Красиво и героично, – одобрила Брунгильда. – Капитан Хирата большой любитель таких историй. Хороший самолет.

– Вот и японцы пришли к такому же выводу, – кивнул Франсуа Ларош. – И с июля сорок второго палубный самолет-разведчик морской тип 2 – то есть «Суисей», если коротко говорить, или «Джуди», если выражаться языком союзников, – принят на вооружение. Кстати, они получили фотооборудование.

– И как? – спросила Брунгильда.

– По отзывам, пилоты любили «Суисей» за легкость в управлении и уже упоминавшиеся высокие летно-технические характеристики. Недостатки – отсутствие бронезащиты и протектирования бензобаков. Но это было так практически на всех японских самолетах того периода.

– Нападать, а не защищаться! – добавил Герман Вольф. – Еще средневековый принцип.

– А что же пикирование? – вспомнила Брунгильда.

– Конструкторы Первого морского арсенала работали над этим: усиливали конструкцию крыла, усовершенствовали аэродинамические тормоза. В марте сорок третьего самолет в таком виде был принят на вооружение.

– Все, – решительно махнула рукой Брунгильда. – Хочу «Суисей»! Желаю пикировать и бомбить, и немедленно!

Она направилась в финотдел базы, к Зиночке.

Мужчины проводили ее глазами.

– Экая валькирия! – молвил Франсуа Ларош. – Ну что же мы, герр вахмистр? Уступим даме или попробуем утереть ей нос?

– Вы на «японце»? – спросил Герман Вольф.

Ларош кивнул.

– А я, пожалуй, возьму какого-нибудь «американца», – проговорил Вольф. – Спрошу у Зиночки, что в наличии.

– Господа! – раздался громкий голос «Карлсона», и внушительная фигура майора Штюльпнагеля предстала перед собеседниками. – Вы здесь чем занимаетесь? Языками чешете? А летать кто будет? Ураганы с кометами?

– Пожалуй, что так, – пробормотал Вольф.

Он отсалютовал майору и отправился в контору. За спиной он слышал рев «Карлсона»:

– А вам, мсье Ларош, особое приглашение требуется?!

© А. Мартьянов. 29.10. 2012.

42. Сломанные крылья урагана

Горыныч изящно приземлился на аэродроме сразу вслед за капитаном Хиратой.

Японец снял шлем, протер лицо платком и лишь тогда увидел перед собой дракона. Несмотря на все свое самообладание, Хирата вздрогнул и сделал странное движение – как будто собирался бежать. Но усилием воли заставил себя остаться на месте.

– Давно собирался поболтать с вами о том, о сем, по-дружески, – заговорил Горыныч вполне дружелюбно.

Японец огляделся по сторонам, словно в поисках избавления.

– Что-то не так? – осведомился Горыныч. – Я нарушил какие-то китайские церемонии?

Хирата вежливо поклонился.

– Японские, с вашего позволения, – поправил он. – Нет, все в порядке. Просто... У нас дракон – это такое существо...

– У нас это тоже вполне себе существо, – благодушно произнес Горыныч. – Крылатое такое существо, с лапами, когтями, хвостом. Практически – самолет. Ну то есть летаю сам.

– Нас воспитывают в убеждении, что увидеть дракона – настолько сверхъестественно, что вряд ли возможно после этого сохранить здравый рассудок, – объяснил Хирата.

– Сложная у вас культура, – хмыкнул Горыныч. – На сервере, друг мой, все гораздо проще. Увидел дракона – ну, увидел... Ну, дракона... Сражайся или убегай! А если ты умник, вроде штаб-сержанта Хопкинса, можешь с ним и поспорить.

– В Японии, между прочим, драконы бывают мужские и женские, – немного расслабившись, сказал Хирата. – Можете себе это представить?

– Могу ли я себе представить самку дракона? – уточнил Горыныч.

– Нет, это совсем разные особи, – объяснил капитан. – Женский дракон маленький и свернут в колечко. А мужской дракон – огромный, выпрямленный в полете и обычно скрытый за облаками. Виден только глаз или там коготь.

– Сильно, – одобрил Горыныч. – В последнем описании я определенно узнаю себя. Грозный, древний, прекрасный. И мудрый.

Хирата поклонился, признавая правоту древнего чудовища.

– Приятный вы собеседник, капитан, – продолжал дракон. И прищурил желтый глаз. – А на чем это вы тут изволили геройствовать?

Он подобрался поближе к самолету японца.

– О, «Реппу»! – обрадовался Горыныч. – Нечасто такое увидишь. Мне всегда было обидно, что такие интересные разработки японских авиаконструкторов толком не могли заявить о себе из-за нехватки времени.

– Благодарю за добрый отзыв, – опять слегка поклонился капитан Хирата.

– Нет, правда, – наседал дракон. – Я давно уже размышляю над этим феноменом. Ведь время, вроде бы, для всех одно и то же: и для Советского Союза, и для Германии, и для Японии. Но в Советском Союзе успевали довести до ума и выпустить в бой самые разные самолеты, а в Японии опаздывали. Все вроде бы хорошо, но времени категорически не хватало.

– Япония – маленькая страна, – произнес Хирата. – Возможно, у нас не хватало не только времени, но и всего остального: конструкторов, летчиков... и в первую очередь – моторов.

– С «Реппу» ведь это и случилось? – напомнил дракон. – Мотор. В этом все дело.

– Кстати, начинали работу над ним задолго до окончания войны, – заговорил Хирата. Теперь он посматривал на свой самолет с нескрываемым удовольствием: «Реппу» оправдал надежды своих создателей. Пусть не в сороковые годы, а сейчас, на тестовом сервере Мира Боевых Самолетов.

– У вас же был этот чудесный А6М – «Рейзен», – напомнил дракон и облизнулся. – Один из моих любимых. И эстетически, и как лакомство.

Капитан Хирата решил не уточнять, что скрывается за последним словом. Он лишь пожал плечами:

– Флот понимал, что палубный истребитель «Рейзен», при всех его достоинствах, обязательно устареет. Поэтому замену ему начали искать уже в 1940 году.

– Из-за чего вы задержались с разработкой? – спросил дракон.

Непонятно было, экзаменует он собеседника или действительно не помнит каких-то деталей.

– Нехватка конструкторов, – кратко сказал капитан Хирата. – В результате новый самолет делать не стали, сосредоточились на модернизации уже выпускающихся типов машин.

– И долго такое тянулось?

– До апреля сорок второго, – ответил Хирата. – Тогда была выдана спецификация 17-Си: требуемая скорость – свыше шестисот километров в част на высоте шесть километров, время набора высоты менее шести минут, продолжительность полета два с половиной часа, скорость пикирования восемьсот двадцать километров в час. Вооружение – две двадцатимиллиметровые пушки и два пулемета.

– Звучит просто божественно, по тем временам – так особенно, – поддакнул дракон.

– Проект получил обозначение М50 «Реппу», то есть «Ураган», – продолжал капитан Хирата.

– Ох уж эти поэтические названия! – воскликнул Горыныч. – В истории японской авиации меня несказанно радует сочетание поэзии и бюрократии: бесконечные цифровые и буквенные обозначения рядом с личными именами. Возможно, именно благодаря бюрократии поэтичность воспринимается так обостренно.

Хирата решил не углубляться в эту тему.

– В вопросах поэзии я не силен, – признал он. – Хотя мне по статусу положено разбираться в стихах и даже сочинять их. У нас так полагается. Перед битвой, например, особенно перед опасной.

– Чтобы оставить потомкам? – прищурился дракон.

– Скорее, чтобы собраться, настроиться на нужный лад, – вздохнул капитан Хирата. – Но иногда достаточно просто личного имени самолета. «Ураган». Поступление нового истребителя на вооружение ожидалось года через три. Как будто у Японии были эти три года! Главный конструктор Дзиро Хорикоси предложил использовать для самолета новый восемнадцатицилиндровый двигатель воздушного охлаждения – А-20. Фирма «Мицубиси» только-только разрабатывала его. Пока «Мицубиси» доведет до ума двигатель, конструкторы доведут до ума свой самолет.

– Логично, – согласился дракон.

– Но ничего не вышло, – сказал японец. – Дзиро Хорикоси настаивал на А-20, однако двигатель не был готов. Пока «Мицубиси» работали над новым двигателем, на самолет поставили «Хомаре» NK9K, а он был менее мощным. Отсюда многие бедствия.

– Про бедствия, пожалуйста, подробнее, – попросил дракон.

– Вам, я думаю, лучше моего известны многие детали, – вежливо отозвался Хирата. – Ваша исключительная древность и невыразимая человеческими словами мудрость...

– Это была лесть? – изумился Горыныч.

– Нет, констатация факта.

– Давайте лучше о других фактах. Когда был готов «Реппу»?

– Апрель сорок четвертого, – печально произнес капитан Хирата. – Опять пресловутая нехватка времени. Конструкторы «Мицубиси» были заняты приоритетными работами.

– Модернизация «Рейзена»? – кивнул Горыныч.

– Именно. А7М «Реппу» – на самом деле А7М1, первая модель, – имел размах крыла в четырнадцать метров, площадь крыла – почти тридцать один квадратный метр. Консоли крыла для размещения в ангарах авианосца складывались гидравлически. Двигатель – «Хомаре»-22.

– Защита? – поинтересовался Горыныч и подышал огоньком в сторону.

– Протектированы баки. Пилот прикрыт бронеспинкой и пуленепробиваемым лобовым стеклом. 6 мая 1944 года самолет впервые поднялся в воздух. Первый полет прошел нормально, не считая кое-каких проблем с шасси. Через три недели самолет передали флоту.

– Оперативно, – одобрил дракон. – Но все равно поздно.

– Как сумели, – вздохнул Хирата. – Флотским пилотам самолет понравился. Хорошая управляемость, устойчивость в полете. Нравился специальный боевой закрылок – он придавал «Реппу» маневренность. В общем, самолетик получился не хуже «Рейзена».

– Какая консервативность! – воскликнул дракон. – Новый самолет хорош тем, что не хуже старого! Ничего себе, формулировочка.

– Когда новшество создается в спешке, возможны разные нюансы, – возразил Хирата. – Военные этих нюансов обычно побаиваются. Впрочем, вы древний и вечный, вам это, наверное, не близко.

– Да я все понимаю и все принимаю близко к сердцу! – заверил дракон. – Будь иначе, стал бы я общаться с людьми!..

– Дзиро Хорикоси, конструктор «Реппу», к сожалению оказался прав в своем мрачном прогнозе: самолет строился под более мощный двигатель, нежели «Хомаре»-22, и, следовательно, требуемых характеристик не достиг. Скорость самолета не достигала шестисот километров в час – едва набирала пятьсот пятьдесят, высота в шесть километров набиралась минут за десять минимум. А что бы вы хотели, если двигатель выдавал тысячу триста лошадиных сил вместо тысячи семисот?

– Ох, – выдохнул Горыныч. – Болтали мы тут о танчиках, когда приезжал юный Шмульке. (Я называю его «юным» по сравнению со мной). Он говорит, в начале двадцатого века двигатель в триста лошадиных сил казался каким-то пределом человеческой технологии... А теперь им тысяча триста мало!

– Это называется «прогресс», – ответил капитан Хирата. – Как представитель весьма консервативного общества, не могу не отметить многие его гримасы. Но это наш мир, и нам приходится в нем жить.

– А что самолет? – Горыныч вернулся к главной теме.

– Характеристики «Урагана» нашли слишком низкими, в результате в июле сорок четвертого флот принял решение прекратить испытания. На фирме «Мицубиси» остановили работы по остальным семи опытным образцам «Реппу». Хорикоси добивался и наконец добился разрешения использовать двигатель «Мицубиси» – тот, под который самолет проектировался изначально.

– Больше мощность – больше двигатель, – сказал Горыныч. – Следовательно, самолет пришлось переделывать.

– Именно, – кивнул Хирата. – Всю переднюю часть фюзеляжа. 13 октября 1944 года состоялся первый полет этого образца. Мгновенья триумфа! Флот наконец-то дождался достойной замены «Рейзену». Теперь можно будет противостоять американским палубным истребителям «Корсар» и «Хеллкэт»... Казалось, вот-вот самолет запустят в серию... Заводы в Нагойе и Осаке уже в готовности.

– И что помешало? – осведомился Горыныч.

– Судьба, – кратко сказал капитан Хирата. – Божественное вмешательство, если угодно. Сильное землетрясение в Нагойе. Массированные налеты на мотостроительный завод в Дайко, где выпускали двигатель «Мицубиси». Второй опытный самолет «Реппу» разбился при посадке. Еще три уничтожены налетом американцев. К концу войны успели облетать только три самолета опытной партии.

– Время, – подытожил дракон. – Японию подвела нехватка времени.

– Определенно, – кивнул капитан Хирата. – Работы остановились только вместе с концом войны. Создавались новые варианты, например, перехватчик берегового базирования. Был еще вариант, который назвали «Рифуку» – «Ветер у земли» – совместная разработка «Мицубиси» и «Накадзимы»... Он вообще остался только в эскизе.

– Что ж, теперь у нас есть прекрасная возможность воплотить невоплощенное, – заметил Горыныч. – Вы не находите, что это очень поэтично? Если вы отдохнули, капитан, предлагаю вам совместный полет. Посмотрим, на что способен ваш «Ураган»!

© А. Мартьянов. 29.10. 2012.

43. Джентльмен в воздухе

Горыныч приветливо ухмыльнулся штаб-сержанту Биллу Хопкинсу:

– Не ушибся, служивый?

Хопкинс блеснул зубами на закопченном лице:

– Чтоб я еще раз сошелся с тобой в воздухе, змей!

– Я же пошутил, – сказал Змей Горыныч.

– Хороши шутки... Сколько в тебе тонн живого весу?

– Не больше, чем в твоем самолете, – парировал Горыныч. – Зато я умнее.

– Ты древний, тебе положено, – беззлобно огрызнулся Билл Хопкинс. – А мой бедный «Бленхейм» – вдребезги.

– Вольно ж тебе было брать английскую машину, – сказал Горыныч. – Это бомбардировщик. А ты на нем как на истребителе...

– Тебе ли не знать, огнедышащая энциклопедия, что «Бленхейм IVF» – и то, и другое, – отозвался Билл Хопкинс. – В смысле, создавался как бомбардировщик, а потом летал как ночной истребитель. – Он вздохнул. – Мне надо умыться.

– А мне ты таким больше нравишься, – заметил дракон.– Вид у тебя такой сразу делается... боевой.

Билл оглянулся. Дракон проследил за его взглядом.

– Что, Забаву Путятишну заметил? – ухмыльнулся Змей Горыныч.

– Не «Забаву», а фрау лейтенанта Шнапс...

– Ей абсолютно все равно, закопченный ты или нет, – заверил его змей. – Она вообще тебя не замечает. Ей про самолет охота поболтать.

– Здравствуйте, господа, – произнесла, подходя, Брунгильда Шнапс. – Товарища младшего лейтенанта Васю не видели?

– Товарищ Вася вот-вот свалится с небес, – сообщил Хопкинс. – Я его хорошо потрепал. Вольно ж ему было брать «Хейнкель-111».

– «Хейнкель-111», между прочим, – первый немецкий самолет, сбитый непосредственно над Англией, – заметил Горыныч. – Точнее, два «Хейнкеля». Англичане уничтожили их в октябре тридцать девятого. И чрезвычайно гордились этим обстоятельством.

– Ну так немцы же сильно бомбили Бристоль, где делали «Бленхеймы», – сказал Хопкинс. – Если бы я делал «Бленхеймы», а мне пытались помешать, я бы всерьез обижался.

– А что, это хороший самолет? – спросила Брунгильда. – Я все к нему примериваюсь.

– Надо не примериваться, а летать, – хмыкнул штаб-сержант. – Здесь ведь не примерочная для барышень, Frau Leutnant.

– Ваш немецкий язык ужасен! – фыркнула Брунгильда. Видно было, что она обиделась.

– О чем спор? – Товарищ младший лейтенант Вася браво подходил к собеседникам. – Твой «Бленхейм», Хопкинс, – просто зверь-машина.

– Что я говорил? – обрадовался штаб-сержант. – Если бы не дракон, я бы властвовал в небесах.

– Эти англичане!.. – проговорил Вася. – Никогда не мог их понять. «Бленхейм» создавался чуть ли не на спор. Джентльменское пари в своем роде. Лорду Ротемиру, видите ли, захотелось продемонстрировать, что современный уровень развития самолетостроения намного выше, чем считают английские военные. Мол, современные английские истребители устарели. Можно делать самолеты лучше.

– Хочешь поговорить об особенностях английского самолетостроения? – осклабился дракон. – Изволь, дружище. Англичане известны своей консервативностью. И скупостью. Диккенса почитайте.

– Он писал об авиации? – заинтересовалась Брунгильда.

– Он писал об англичанах! – ответил дракон. – В общем, в начале тридцатых в Англии считалось нормальным, если проходило лет восемь с момента проектирования нового бомбардировщика до поступления его на вооружение.

– Так он же успевал устареть! – почти вскрикнул Вася.

– Ха! – Дракон дохнул пламенем. – А я о чем!.. Вот лорд Ротемир и решил переломить ситуацию.

– Ну а что ему, лорду? – вставил Билл Хопкинс. – Он, кажется, владел лондонской «Дейли Мейл». Деньги у лорда водились. Вот и сделал заказ в фирме «Бристоль». Вояки заинтересовались, и уже в июне тридцать шестого взлетели первые «Бленхеймы» – бомбардировщики.

– Симпатичный самолет, кстати, – сказал дракон и плотоядно облизнулся. – Цельнометаллический моноплан. Два мотора. Среднее расположение крыла. Экипаж – три человека.

– В середине тридцатых металлические монопланы были уже и у немцев, и у американцев, – сказал Билл Хопкинс.

– И у наших тоже, – вставил Вася. – ТБ-1 и ТБ-3. Считается, что наши ТБ превосходили бомбардировщики других стран.

– Ну, мало ли что считается, – дракон хмыкнул. – Люди друг друга до сих пор убить готовы в подобных спорах: кто был лучше.

– А ты? – удивился Вася. – Ты разве не готов убить?

– Я знаю определенно и на личном опыте: все, что не дракон, – хуже, – сказал Горыныч. – И не спорь. Мне сверху видно все, ты так и знай.

– Так и знаю, – вздохнул Вася.

Билл Хопкинс вернулся к прежней теме:

– Насколько я помню, настал наконец момент, когда англичане всерьез поставили вопрос о реорганизации своих ВВС. В тридцать четвертом англичане объявили о намерении увеличить численность ВВС аж на сорок одну эскадрилью.

– Следовательно, помнишь и то, что заявил по этому поводу тогдашний премьер Болдуин? – осведомился дракон. И, не дожидаясь ответа, процитировал: – «Со дня возникновения эры авиации прежние государственные границы перестали существовать. Когда мы думаем об обороне Англии, мы больше не думаем о меловых скалах Дувра – мы думаем о Рейне».

– Чертовски поэтично, – заявила Брунгильда.

Вася посмотрел на нее так, словно только что заметил.

– Ну да, – протянул он и засмеялся.

– Что тут смешного? – возмутилась Брунгильда.

– Да так... – Товарищ младший лейтенант махнул рукой. – Дело в том, что меня вообще смешат малые размеры. Привык к российским масштабам. Англичане болезненно переваривали тот факт, что от побережья до любого пункта можно долететь на самолете максимум за двадцать минут. Конечно, они начали лихорадочно наращивать свои ВВС!

– По-моему, это не смешно, это очень серьезно, – возразила Брунгильда. – Кстати, в июне тридцать девятого был образован женский вспомогательный корпус ВВС Англии... – Она не договорила.

– А что, «Бленхеймов» выпустили довольно много? – начал припоминать Билл Хопкинс.

Дракон кивнул:

– Бомбардировщик «Бленхейм I» выпускался до тридцать девятого – почти полторы тысячи экземпляров. Именно этот самолет фактически начал для Англии войну.

Билл Хопкинс приосанился:

– 4 сентября тридцать девятого бомбардировщики «Бленхейм» и «Веллингтон» совершили налет на немецкие военные корабли в Северном море. Тогда «Бленхеймы» были самыми скоростными бомбардировщиками английских ВВС.

– Ага, – добавил Вася, – только вот радиус действия у них был небольшой и бомбовая нагрузка тоже не очень.

– И результаты этих налетов, кстати, тоже были не очень, – вмешалась Брунгильда. – Англичане потеряли больше сорока бомбардировщиков, а сумели слегка повредить два немецких корабля.

– Еще подводную лодку утопили и один тральщик, – сказал Хопкинс, желая во всем быть точным и справедливым. – Но это, в общем, не меняет общей неутешительной картины. Англичанам пришлось задуматься над своим поведением. Выводы они делать умеют: на самолетах, в частности, установили протектированные бензобаки и начали использовать бомбардировщики только в ночное время.

– А как произошло преображение «Бленхейма» в ночной истребитель? – спросила Брунгильда.

– Чисто технически? – Дракон прищурил желтый глаз. – Во время «битвы за Британию» этот самолет использовался мало. «Бленхейм» малопригоден для борьбы с хорошо охраняемыми соединениями бомбардировщиков. Во всяком случае, днем. Ночью – другое дело. Но требуется одно важное техническое дополнение.

– Радиолокатор, – сказала Брунгильда.

– Именно, – подтвердил дракон. – Радиолокатор AI Mk III – первый в мире серийно выпускавшийся радар для ночного истребителя. Он потребовал отдельного члена экипажа. Кто-то должен управлять локатором и интерпретировать изображения, возникающие на экранах. «Бленхейм» как раз и оказался тем самым самолетом, где можно было установить такой локатор. И посадить такого члена экипажа.

– Какой год? – уточнила Брунгильда.

– Сороковой, – хором ответили ей Вася и Хопкинс.

Брунгильда слегка покраснела – она должна была бы знать год «битвы за Британию», – и, чтобы скрыть смущение, приняла высокомерный вид.

– В ночь на 23 июля 1940 года оснащенный радаром «Бленхейм» был выслан для испытательных целей подразделением истребителей-перехватчиков в Тангмере, – голосом сказителя повествовал дракон. – Он засек шесть бомбардировщиков Люфтваффе. Приблизился к одному из «Дорнье» – бац! И уничтожил его. Это была первая победа истребителя с радиолокатором.

– Звучит как сага о короле Артуре, – фыркнул Вася.

– Согласен с тобой в том, что многое здесь вышло случайно, – кивнул дракон, – однако эта победа воодушевила романтичных англичан. Эскадрильи «Бленхеймов» перешли на роль ночных истребителей. Шесть таких эскадрилий обеспечивали оборону Великобритании, когда немцы начали ночной «Блиц» против английских городов в сороковом.

– Если от побережья можно добраться до любого населенного пункта Англии за двадцать минут... – начал Хопкинс.

Вася перебил:

– Англичане, естественно, максимум усилий направили на ПВО страны. К тому же они считали, что Лондон – крупнейшая цель в Европе.

– Если оставить в стороне типично английское высокомерие, – заметил дракон, – с их представлением о том, что нет в мире ничего более лакомого, нежели их драгоценная столица, то, в общем, они были правы. Лондон – большой город. По тем временам – больше восьми миллионов жителей, включая пригороды.

– «Бленхеймы» не только обороняли Лондон, – сказал штаб-сержант. – Была у них еще одна очень важная задача: они стали ночными рейдерами. Именно они уничтожали базы, с которых взлетали немецкие бомбардировщики. Первое такое задание было выполнено 21 декабря 1940 года.

– Пфа! – произнес дракон. – Немецкая авиация, наносившая удары по Англии, действовала более чем с четырехсот аэродромов. Англичане попросту не могли себе позволить совершать интенсивные налеты на аэродромы противника. Слишком уж эффективно действовали в то время истребители Германии.

– Все равно англичане бомбили немецкие базы, – упрямо сказал Хопкинс.

– Ты защищаешь сейчас свой самолет или Англию в целом? – осведомился дракон. – Бомбить-то они бомбили, но не так успешно, как хотелось бы.

– Да вообще «Бленхейм» быстро устарел, – вмешался младший лейтенант Вася.

– Ну не надо, – обиделся штаб-сержант. – «Бленхеймы» бомбили Берлин в начале войны. И охотились за морскими патрульными самолетами Германии. Посбивали кучу немецких летающих лодок. Прикрывали морских спасателей, которые вылавливали экипажи подбитых самолетов из Ла-Манша и Северного моря. Продолжительность полета и неплохое вооружение делали этот самолетик идеальным для подобных задач.

– Ага, – сказал Вася. – Я же не спорю. Кое в чем это был весьма успешный самолет. А вот в роли дальнего истребителя сопровождения «Бленхейм» провалился. И именно из-за стремительного технического прогресса в авиации.

– У английских ВВС не было замены для этого самолета. Так что «Бленхейм» тянул из последних сил, – настаивал Хопкинс.

– Мы тут со штаб-сержантом устроили своего рода джентльменское пари, – подмигнул Змей Горыныч Васе. – Кто кого. Древний змей против окончательно устаревшего к сорок второму году английского моноплана.

– Два истинных джентльмена, – усмехнулся Вася. – В процессе один закоптил другого.

– Весь вопрос не в том, кто кого закоптил, а кто сохранил лицо, – сказал Билл Хопкинс. – А уж в каком виде сохранилось это лицо – не имеет значения. Не так ли, фройляйн Шнапс?

И он подмигнул Брунгильде.

© А. Мартьянов. 04.11. 2012.

44. Буквы, цифры и иероглифы

– Говорят, скоро будет много японских самолетов, – товарищ младший лейтенант Вася приветствовал старого приятеля с танкового сервера, Ганса Шмульке.

– Нравится японская техника? – осведомился Ганс.

– Неоднозначное впечатление, – пожал плечами Вася.

– А говорят, все заграничное лучше русского, – поддразнил Ганс.

– Во! Видел? – Вася показал Шмульке кулак. – Ерунда. Кто это говорит? Я с ним отдельно побеседую.

– Да так, бродят мнения, – уклончиво ответил Шмульке. – Мол, русские, скажем, танкисты по глупости ругали те же английские танки. Ну там другая система числительных, дюймы вместо сантиметров, непонятного много, а как разберутся – так сразу видят, что иностранные танки удобнее советских.

– Лучше Т-34 ничего не придумано, – отрезал Вася.

– Или что японская техника была куда выше советской, – продолжал тоном провокатора Шмульке.

Видно было, что он забавляется, но Вася сделался мрачнее тучи.

– Ага, «куда выше», пока Жуков не вломил самураям, – сказал товарищ младший лейтенант. – Тут-то сразу и стало очевидно, чья техника лучше.

– Дорогой товарищ Вася, мы ведь давно установили: сражаются не машины, а люди...

– Кстати, лично про японцев ничего плохого не скажу, – заявил Вася. – У нас тут летает капитан Хирата, вполне вменяемый офицер. Правда, ни с кем в паре ходить не любит. Но мы его перекуем и воспитаем в своих рядах. Будет хороший товарищ.

Ганс Шмульке от души рассмеялся:

– Ты, Вася, все такой же.

– А зачем мне меняться? Я сталинский сокол, – приосанился Вася.

– Кстати, сокол, давно хочу поговорить с тобой о названиях, – произнес Шмульке.

– О каких еще названиях? О прозвищах, что ли? – насупился Вася.

– Ты обращал внимание на то, что у каждой страны собственная традиция давать прозвища своей боевой технике?

– Ну... – Видно было, что сталинский сокол не слишком озадачивался подобными вопросами как несущественными. – Да... Замечал, конечно. Например, у нас все названия очень ласковые: «Пешка», «Уточка»...

– «Катюша», – подсказал Ганс.

– Во-во! – подхватил Вася. – Это потому, что наша техника – хорошая. И удобная. И мы ее любим.

– Американцы любят почему-то давать женские имена, – продолжал Ганс.

– Наверное, потому, что среди американцев много ирландцев, а все ирландцы боятся своих жен, – высказался Вася.

– Твое речение, друг Вася, отдает дремучим невежеством, но выглядит как-то на редкость убедительно, – отозвался задумчиво Шмульке. – Как, впрочем, и большинство дремучих речений.

Товарищ младший лейтенант махнул рукой.

– Немцы пафосны, – продолжал Шмульке. – «Тигры», «Пантеры».

– Угу, – сказал Вася.

– А японцы?

– Что – японцы? – не понял Вася.

– Ты ведь летаешь с Хиратой. Как он объясняет названия японских самолетов, например? Ураганы, тайфуны, цветочки, лунные лучи... Мистика какая-то.

– Вон идет сам капитан Хирата, – Вася показал на офицерский клуб, откуда действительно только что вышел японский капитан. – Вот и спроси у него.

Капитан Хирата заметил собеседников и подошел к ним первый. Поклонился. Ганс Шмульке поздоровался с ним за руку.

– У нас тут возник небольшой спор о названиях, – заговорил Шмульке. – О том, как в разных странах по-разному относятся к танкам и самолетам и как это отношение отражается в названиях.

Хирата помолчал немного, обдумывая услышанное, затем произнес: