Текст книги "Легенды авиаторов. Игровые сказки."
Автор книги: Андрей Мартьянов
Жанр:
Прочий юмор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
– Я так понимаю, какое-то количество этих самолетов после капитуляции Франции попало к немцам? – уточнил Ганс Шмульке.
Франсуа кивнул.
– Именно. 153 оставшихся D.520 законсервировали. 175 остались в распоряжении правительства Виши – в Северной Африке. Три успели удрать в Англию. И вот североафриканские «Девуатины» как раз сражались против прежних союзников – англичан. Это было в июне-июле сорок первого. Сбили тридцать английских самолетов и примерно столько же потеряли.
– И на этом все? – спросил Ганс Шмульке. – Что-то не верится.
– Правильно не верится, – Франсуа пристально посмотрел на немецкого танкиста. – Естественно, Германия воспользовалась уже налаженным производством самолета. В апреле сорок первого германская контрольная комиссия разрешила модернизацию французской авиации. И в августе того же года упомянутый завод в Тулузе, – кстати, там сейчас собирают пассажирские «Эрбасы»! – получил заказ на выпуск пятисот D.520. Это был единственный французский истребитель для правительства Виши. На заводе все сохранилось по-старому, и самолеты начали выходить из цехов сразу же после «отмашки»...
– А немцы на «Девуатинах» летали? – поинтересовался Вася.
– Да, – ответил Франсуа Ларош. – Весной сорок третьего. До того «Девуатины» – в основном трофейные – передавали союзникам Германии: Болгарии, Румынии. Немцам этот самолет, как ни странно, давался с трудом. Первый же был разбит при облете немецким пилотом. Вообще при переучивании аварийность у немцев была выше, чем у французов: слишком уж отличалось оборудование от привычного. Тем не менее немцы на «Девуатинах» летали. Первой эскадрой Люфтваффе, освоившей эти машины, стала JG101 под командой известного аса Вальтера Новотны.
– А завод в Тулузе? – встрял Вася. – Так и продолжал выпускать самолеты?
– В июне сорок четвертого союзники его повредили бомбардировкой, а до этого – да, так и выпускал, – кивнул Франсуа. – При наступлении во Франции союзники захватили более пятидесяти «Девуатинов», и эти машины вновь сражались против немцев. А вообще D.520 летали до пятьдесят третьего. Один старичок жив до сих пор – выступает на воздушных праздниках.
– Да уж, – помолчав, сказал Ганс Шмульке. – Странная судьба у неплохого самолета. Как будто репутацию ему кто-то испортил этими переходами то на одну, то на другую сторону.
Франсуа Ларош махнул рукой:
– Нет, шер ами, я согласен с товарищем Васей: летают не машины, а люди, и решения тоже не машины принимают. Машина старается как может, но главное зависит от человека.
© А. Мартьянов. 22.10. 2012
39. Цветок апельсина
– По-моему, увлечение японскими самолетами становится уже каким-то повальным бедствием, – заметил товарищ младший лейтенант.
Его собеседник, вахмистр Вольф, пожал плечами.
– Впервые слышу о том, чтобы увлечение самолетами называли бедствием, – откликнулся он. – Тем более – здесь, у нас.
– Да куда ни пойдешь – везде только и говорят, что о японцах, – объяснил Вася. – Я тут хотел в клубе завести цивилизованную дискуссию про «Яки» да про «Ла» – какое там! Только и слышишь диковинные восточные названия. Вчера вот – «Цветок апельсина». Пора переименовывать «Варгейминг» в «Ботанический сад»!
– Как-то ты, Вася, настроен против японской авиации, – посмеиваясь над товарищем, заметил вахмистр. – Чем тебе «Цветок апельсина» не угодил?
– Может, и угодил, – пробурчал Вася, – но просто уже оскомина от всего этого. Какой смысл обсуждать самолет, который вообще толком не воевал? Тут никакая аргументация толком не работает, потому что отсутствует главный критерий истины – практика!
– Так вот тебе будет практика, – засмеялся Вольф. – Этим-то и прекрасен World of Warplanes. Все, что создавалось для войны, но не смогло по каким-то причинам показать свою смертоносную красу, здесь может ожить и проявить себя...
– ...Во всей смертоносной красе, – заключил младший лейтенант. – Ты прямо в поэзию ударился. Еще начни сочинять эти японские вирши. Без рифмы и без особого смысла. «Вишни в цвету. Как красиво! Умереть хочется».
Вольф рассмеялся:
– Они называются «хокку» и «танки». Мог бы уже выучить.
– При такой всеобщей япономании, похоже, скоро выучу, – пробурчал Вася и вдруг оживился: – Танки? Прямо так и называются?
– Не делай вид, что не слышал, – покачал головой Вольф.
– Может, и слышал в школе, но потом забыл. Слишком был увлечен реальными танками, – сказал Вася.
– А ты уже летал на «Кикке»? – осведомился Вольф.
– Вот еще... – Младший лейтенант покачал головой. – Была бы охота.
– А что так? Реактивный бомбардировщик-штурмовик, вполне мощная машина.
– Да она даже не оригинальная японская, – Вася махнул рукой. – Японцы ее срисовали у немцев.
– Ну так был же договор сорок третьего года между Японией и Германией – о взаимной технической помощи, – напомнил вахмистр. – После этого японцы сразу же объявили, что хотят лицензии на производство истребителей Me.163 и Me.262. Еще они хотели двигатели – Jumo-004 и BMW «Schwalbe».
– Много хотели, – сказал Вася.
– Да, но получили. Немцы были пунктуальны, – отозвался Вольф. – Переговоры велись изнуряюще долго – на то и знаменитая бюрократия Третьего Рейха, – но в конце концов документация на Me.262 была отправлена в Японию на двух японских подводных лодках.
– Ага, и эти лодки успешно были затоплены, – кивнул Вася. – Вот какая незадача. Япония заполучила лишь небольшую часть требуемой документации – в основном это была фотокопия инструкции по обслуживанию двигателя BMW. Ну и фотографии самого самолета.
– А ты не злорадствуй, – Вольф покачал головой. – Учитывая ситуацию на фронтах, экономическое положение Японии и катастрофический цейтнот, – удивительно, как много они успели. В сентябре сорок четвертого японский морской штаб заказал на «Накадзиме» разработку турбореактивного истребителя-бомбардировщика по типу Ме.262.
– Насколько я помню, это вообще был единственный японский турбореактивный самолет, способный взлетать на собственной тяге, – прищурился Вася. – Выглядит как пародия на Ме.262.
– Не такая уж пародия, – возразил вахмистр. – Скорее, вариация на тему. Учитывая, как мало у них было документации, – вообще можно считать этот самолет крупным достижением японских конструкторов – Казуо Охно и Кеничи Мацумура.
– Давай Горыныча спросим, – предложил Вася. – Вон он идет. С виду довольный. Как будто парой самолетиков уже перекусил. Вместе с экипажами.
Дракон величаво ступал по летному полю. Одна его лапа была вымазана в саже и оставляла четкие отпечатки на бетоне.
– Горыныч! – Вася замахал ему руками. – Иди к нам, тут очередной неразрешимый спор!
Горыныч повернулся в сторону Васи.
– И о чем конкретно спорите? – окутав младшего лейтенанта клубами черного дыма, поинтересовался дракон.
Вася закашлялся.
– Я говорю, что «Кикка» – это нелепая японская пародия на Ме.262, а герр вахмистр хочет дать «Цветку апельсина» второй шанс.
– Первого-то не было, – вставил Вольф.
– Что ж, – важно произнес Горыныч. – Начнем. Внешне «Кикка» напоминала Ме.262. Но по размеру была меньше. Турбореактивные двигатели – под крылом, что позволяло использовать самые разные моторы с минимальной доработкой. Очень удачное решение. Тем более, что работа над изначально запланированными двигателями затянулась.
– Это как обычно, – заметил младший лейтенант, пожав плечами.
– Гм. – Дракон покосился на Васю. – Там такое дело вышло. Хотели поставить на самолет турбореактивные двигатели Хе-12, но никак не могли довести их до ума. Наконец удалось получить те самые фотографии турбореактивного двигателя BMW. Которые уцелели, когда погибла вся остальная документация при уничтожении подводной лодки.
– Ага, – кивнул Вася.
– Вот тебе и «ага», – хмыкнул дракон. – Доставил их флотский инженер Еичи Ивая. Надо полагать, очень самурайский был такой самурай и геройский герой. Вот на основании немецкого BMW японцы и разработали свой двигатель – Хе-20. После чего «Кикка» и получила, так сказать, путевку в жизнь.
– Очень короткую жизнь, – добавил Вася. – И мало что изменившую в ходе мировой истории.
– Жизнь, дорогой мой товарищ младший лейтенант, зачастую дается не для того, чтобы что-то изменять в мировой истории, – философски заметил дракон. – Она дается просто так. Чтобы ты ее прожил. Даже если ты не человек, а самолет. В назидание потомкам. И ради их удовольствия.
– Когда она поднялась в воздух, эта красотка? – Вольф пытался припомнить дату, но безуспешно.
– Видишь ли, – вкрадчиво отозвался дракон, – когда «Кикка» полетела, смысла в ней как в боевом самолете на тот момент не было ровным счетом никакого. Только что американцы отбомбились по Хиросиме. Но японцы – они же упрямые, они не могут просто так сдаться. Им обязательно надо сделать харакири, если не противнику, так самому себе.
– Харакири не делают противнику, – сказал Вольф.
Дракон несколько мгновений смотрел на него в упор.
– Думаешь, я этого не знаю? Я просто так мрачно пошутил, – сообщил древний змей. – Вернемся к самолету. 7 августа 1945 года «Кикка» совершила первый полет. Через четыре дня во время второго полета самолет скапотировал. Тю-тю. 15 августа был готов второй опытный аппарат. И еще восемнадцать – а по другим версиям двадцать пять – машин первой партии находилось на разных стадиях сборки. Планы на «Кикку» были обширные: думали строить двухместный учебный вариант, двухместный разведчик, одноместный истребитель...
– Поразительно, как они продолжали что-то проектировать, когда война практически закончилась, – вздохнул вахмистр.
– Печально, правда? – подхватил дракон. – Чисто японский менталитет. Печальное очарование вещей. Любование их недолговечностью. Опадание лепестков.
– В общем, Ботанический сад, – заключил Вася.
– Ну так что, товарищ младший лейтенант, восстановим справедливость в отношении «Кикки»? – спросил вахмистр. – Пока что на закрытом тесте?..
– Наперегонки! – предложил дракон, расправляя крылья. – Я с вами, мальчики. Покажите, на что способен «Цветок апельсина»!
© А. Мартьянов. 22.10. 2012.
40. Харьковский деревянный
Змей Горыныч притворился, будто жалеет штаб-сержанта Билла Хопкинса:
– Что пригорюнился, добрый молодец?
– Да так, – отмахнулся Билл, – Карлсон пролетал.
Майор Штюльпнагель по прозвищу «Карлсон» производил при своем появлении очень много начальственного шума.
– С каких пор, Билл, ты сделался таким впечатлительным? – хмыкнул Горыныч. – Ты же американец, у тебя должен быть твердый лоб. А всякие переживания оставь героям заунывной русской классики. Пьеса Чехова «Иванов» и прочее...
– Ого, Горыныч, ты читал Чехова? – удивился Хопкинс.
– А ты разве не читал? – дракон прищурился.
– Я не хочу отвечать на этот вопрос! – гордо произнес Хопкинс. – Что касается «Иванова» с ударением на второй слог – то я знаю только самолет с таким названием.
– Кажется, это были позывные товарища Сталина еще в ту пору, когда он был Кобой и взрывал каких-то губернаторов, – задумчиво произнес дракон и провел лапой по земле, оставляя глубокие борозды. – Или не взрывал? Не помню точно.
– Это был конкурс на создание многоцелевого самолета, – сказал Хопкинс. – «В воздухе самолет «Иванов»! Звучит ужасно, по-моему! Чехов в гробу переворачивается.
– Многоцелевой самолет? – Горыныч сделал вид, что задумался. На самом деле дракону не нужно было напрягаться, чтобы вспомнить такие детали: змей был слишком умный и слишком долго жил на этом свете. – Насколько я помню, в середине тридцатых советские военные жаждали заполучить хорошенький такой штурмовик.
– Погоди, ты говоришь о проекте Немана? – уточнил штаб-сержант.
– Там было несколько проектов, но хорошо, раз ты хочешь – поговорим о Немане, – с подозрительной покладистостью согласился дракон. – Что можете доложить по существу дела, господин-товарищ-мистер Билл Хопкинс?
– Товарищ Горыныч, – Билл козырнул чуть шутовски, – могу доложить, что Иосиф Григорьевич Неман был совершенно выдающейся личностью, но, судя по тому, что мы о нем знаем, был талантлив, вздорен, упрям и не склонен менять свои решения, даже ошибочные.
– А может, он верил в свою гениальность как в звезду? – предположил Горыныч.
– Как в орден Красной Звезды, который он получил в тридцать третьем за постройку пассажирского самолета, «отличающегося исключительными летными качествами», – процитировал Хопкинс. – Как видишь, Горыныч, я тоже кое-что помню.
– А что было выдающегося в этом самолете?
– Экзаменуете, товарищ Горыныч? ХАИ-1 – первый в Европе скоростной пассажирский самолет с убирающимися в полете шасси. Неман всю жизнь был связан с Харьковом, с Харьковским авиационным институтом. И самолеты назвал по этому институту, а не по своей фамилии.
– Знаешь, Хопкинс, – протянул дракон, – если бы ты, как Неман, получил должность заведующего кафедрой конструкций самолетов – не имея при том даже ученого звания, – ты бы тоже уверовал в свою гениальность.
– Неман вообще не имел ученого звания. Просто был такой... из мещан, как писали в те времена. В смысле, мама – швея. Не из рабочих и крестьян, но и не дворянин. Пошел в Красную Армию, потом учился в том же Харьковском институте. И начал строить самолеты. И построил этот, с шасси, убирающимися в полете, – сказал Хопкинс.
– Ну да, – две головы дракона кивнули, третья уставилась в пространство с мечтательным видом. – А потом стал профессором. Без ученой степени. Он, кстати, так и не защитил диссертацию. Умер накануне защиты – в пятьдесят втором. От лейкемии.
– Давай лучше о самолете, – попросил штаб-сержант.
– А что о нем говорить? Неман со своим упрямством все испортил. В середине тридцатых все европейские армии наращивали техническую мощь. У кого лучше танки и самолеты – тот и молодец. Комитет обороны создал особую Комиссию, которая занималась программой перевооружения ВВС СССР. Возглавлял это дело Клим Ворошилов. Комиссия и поручила Неману изготовить третий серийный самолет Р-10 как штурмовик. Срок – 1 июня 1937 года. Но Неман срывал сроки.
– Небось, не по своей вине, – вступился Билл Хопкинс. – Ему срывали поставки.
– А не надо было держаться за эти два мотора – М-62 и М-85. Их делали в Перми и Запорожье, вечно подводили Харьков. Кроме того, и сами эти моторы были жуть какие капризные.
– Ты в них копался? – осведомился Горыныч.
Штаб-сержант с деланной скромностью пожал плечами.
– Доводилось...
– Что скажешь? – настаивал дракон.
– Скажу, что Неман действительно прогадал, зациклившись на М-62 и М-85. Это были тяжелые моторы, капризные в эксплуатации, ненадежные. В общем, можно сказать, что Неман своими руками загубил собственное детище – самолет ХАИ-5.
Горыныч пыхнул пламенем:
– Тебе не кажется, что мы сейчас отступаем от марксистского взгляда на историю?
Билл Хопкинс опешил:
– Что ты имеешь в виду?
– Маркс считает, что историю двигают массы. Коллектив. А ты буржуазно полагаешь, что история самолета ХАИ-5 замыкается на особенностях характера его создателя, то есть фактически преувеличиваешь роль личности в истории.
– Мне все равно, что сказал бы по этому поводу какой-то там Карл Маркс, – возмутился Билл Хопкинс. – Он разве был авиаконструктором? Роль Немана в судьбе самолета ХАИ-5 действительно исключительная. И погубил этот самолет тоже характер инженера, и ничто иное.
– Считаешь, если бы Неман не был таким упрямым, самолет бы состоялся? – в желтых глазах Горыныча вспыхнул огонь.
– История не знает сослагательного наклонения! – Видно было, что штаб-сержант очень доволен своим ответом: ловко вывернулся!
Но спорить с древним драконом не так-то просто.
– Иосиф Григорьевич, конечно, не был так прост, как ты хочешь изобразить, Билл, – вкрадчиво молвил дракон. – Он тщательно исследовал проблему. Встречался с военными специалистами, обговаривал с ними проект. Какой, собственно, штурмовик им потребен? Небось, ночами сидели – делали расчеты.
– Ну и?.. – нетерпеливо спросил Хопкинс.
– Ну и сложилось у нашего Иосифа Григорьевича четкое представление о том, чем должен заниматься новый самолетик в небе, – кивнул дракон. – Главное назначение: действуя с малых высот, скрытно подойти к цели, внезапно атаковать ее на большой скорости и, прямо скажем, моментально смыться. Прежде, чем противник сообразит, что, собственно, происходит. Следовательно, отличительная особенность самолета-штурмовика – мощное и разнообразное стрелковое и бомбовое вооружение. Плюс мощный мотор.
– А ведь звучит очень убедительно, – заметил Билл Хопкинс.
– Очертаниями ХАИ-5 повторял самолет Р-10, – взор дракона затуманился: он представлял себе самолет. – Однако по конструкции новая машина здорово отличалась. Неман хотел сделать самолет более легким. В ту пору разрабатывались новые материалы, прессованная древесина.
– Помню, – кивнул Билл.
– Ага, ну вот, – дракон хлопнул хвостом, подняв тучи пыли. – Идея была – сочетать дерево и металл. Как раз в ОКО-135 изучали свойства древесины, разрабатывали новые типы соединений, технологию склейки. Цельнодеревянные и смешанные авиационные конструкции. Сплошной эксперимент, ах... – Горыныч даже облизнулся.
– И это, кстати, тоже звучит вполне разумно, – сказал Билл Хопкинс.
– А вот препираться со Сталиным – это было неразумно, – заметил Горыныч. – После Испании были сделаны определенные выводы касательно советской авиационной техники. Она быстро устаревала. В те годы вообще такие вещи происходили буквально за пару лет. И вот Немана приглашают к Сталину и обсуждают вопрос перехода на металлическое самолетостроение. Присутствуют Ворошилов, Молотов, Ежов.
– Э... – обронил Билл Хопкинс. – Ну да. Напряженно.
– Не то слово! – подхватил Горыныч. – Немана мягко увещевают, а он ни в какую. Ему объясняют про «настоящий момент», он все больше злится. Наконец зазвонил телефон, Сталин снял трубку и отвлекся. Ворошилов взял Немана под локоток, отвел к окну и прошептал ему на ухо: «Иосиф, не спорь, Хозяин весь накалился». Неман вырвался и уехал.
– И? – спросил штаб-сержант.
– Приехал к себе в Харьков и оттуда начал бомбардировать «Хозяина» докладными записками. В ЦК партии тоже написал. Отстаивал свою драгоценную древесину. Предлагал заодно начать освоение бамбука.
– Бамбука? – Хопкинс даже охнул.
Дракон самодовольно пыхнул огоньком.
– Что, не слыхал о таком? Похоже, много еще найдется такого, друг Горацио, о чем ты не слыхал... Бамбук, по словам Немана, дает хорошие перспективы по облегчению веса. Неугомонный Иосиф Григорьевич рисовал картины массового крупносерийного производства деревянных самолетов, в том числе из бамбука. «Так что, товарищ Сталин, пересмотрите-ка свое отношение к дереву как к конструкционному материалу. Ваше мнение ошибочно, поскольку основано на неправильной информации».
– Мда... – протянул Горыныч. – Даже удивительно, что его не расстреляли.
– Вообще-то Немана с его командой хотели забрать в Москву. Так он из Харькова отправил отказ.
– Слушай, Горыныч, а когда его арестовали? – спросил Хопкинс.
Дракон зловеще засмеялся.
– Ты уже хорошо разбираешься в советской действительности, товарищ Хопкинс. Хотя по сути своей она была иррациональна. Неман, конечно, рисковал. Но риск стоил того: Сталину могло понравиться его нахальство.
– Но не понравилось? – спросил Хопкинс.
– Не понравилось, – подтвердил Горыныч. – Тем более, что на испытаниях ХАИ-5 то и дело выходил из строя мотор. Самолет сам по себе был довольно интересный: двухместный свободнонесущий низкоплан с одним двигателем М-62.
– А что он так вцепился в этот двигатель? – спросил Хопкинс.
– Говорят же тебе, это была его ошибка, – сказал дракон. – Людям свойственно совершать иррациональные ошибки. Двигатель был на восемьсот лошадиных сил, весил 520 килограммов. Когда попытались перейти на М-85, то столкнулись с проблемой, потому что М-85 весил уже 750 килограммов и потребовал переделки самолета.
– Ладно, давай дальше про самолет. Это был переделанный Р-10, насколько я понимаю? – Билл Хопкинс нашел в кармане жевательную резинку и сунул ее в рот.
– Раньше американцы жевали табак, – неодобрительно покосился на него дракон. – По крайней мере, это выглядело мужественно. Они эдак сплевывали.
Горыныч выпустил из пасти тонкую струйку пламени. Хопкинс отскочил, а дракон засмеялся.
– Хватит хулиганить, давай про самолет, – попросил Хопкинс.
– Мы о каком говорили, о ХАИ-5? – Дракон кивнул, отвечая своим мыслям. – Точнее, о ХАИ-51. В общем, фюзеляж сделали пошире, чтобы увеличить бомбовый отсек. По оси самолета установили центральную балку для подвески четырех бомб по сто кило каждая. В фюзеляжа размещалась фототурель с фотоустановкой плюс радиостанция. И главный козырь – новая конструкция шасси. Вместо пневмомеханической системы уборки-выпуска – более надежная, электрогидравлическая.
– Неман был спец по шасси, да? – сказал Хопкинс.
– Ну ты же помнишь его орден Красной Звезды, – согласился дракон. – Интересно, что конструкцию нервюра крыла разработали на основе итальянского проекта. Органы НКВД, точнее разведка этого ведомства, передала его в ОКО. Правда, любезно? Того же происхождения были и чертежи деревянных крыльевых бензобаков, пропитанных бакелитовым лаком.
– Это был совсем-совсем деревянный самолет? – уточнил Билл Хопкинс.
– Не совсем. Вообще, как мы уже установили, Неман был упертым «деревянщиком», но в проекте ХАИ-51 имелась металлическая конструкция лонжеронов в деревянном крыле. В новом лонжероне из дюраля к полкам приклепывалась фанерная лента, а уж к ней приклеивалась фанерная обшивка. Таким образом крыло облегчалось.
– Прогрессивно, – заметил штаб-сержант. – Кажется, такую же технологию во время Второй Мировой применяли на истребителях Яковлева и Лавочкина.
– В точку бьешь, штаб-сержант, – подтвердил Горыныч. – В декабре тридцать седьмого передали в производство последние рабочие чертежи ХАИ-51. Второй экземпляр штурмовика ХАИ-52 начали строить с применением новой древесины. Для увеличения весовой отдачи самолета нервюры выполнялись не из сосны, а из пихты, а обшивка фюзеляжа выклеивалась не из березового шпона, а из соснового.
– Но тут случился судьбоносный визит Немана к Сталину, – напомнил Билл Хопкинс.
– Угу. Но все было пока не очень плохо. В июне тридцать восьмого ХАИ-51 начали испытывать. Тридцать два полета. Двигатель работал паршиво, хотя общее впечатление от самолета осталось неплохое.
– Наверное, из-за того, что садился он надежно, – предположил Билл Хопкинс.
– Садился надежно, – согласился дракон, – но все остальное... Впрочем, в октябре мотор окончательно вышел из строя. Государственные испытания были назначены на конец ноября тридцать восьмого. Но мотора так и не нашли, поэтому дело сорвалось. Неман страшно переживал. А в декабре его арестовали.
– Погоди, Горыныч, – перебил Хопкинс. – Попробую угадать. Я же разбираюсь в советской действительности?
– Учитывая, сколько коньяка вы с товарищем младшим лейтенантом Васей употребили в офицерском клубе, – несомненно, разбираешься! – сказал дракон.
– Немана отправили не на лесоповал, а куда-нибудь в ЦКБ-29. «Шарашка», как тогда говорили?
– Да, – кивнул Горыныч. – НКВД отправило упрямого Иосифа Григорьевича трудиться над чужими проектами. Он участвовал в создании ПЕ-2, Ту-2. Освободили его буквально в первый месяц Великой Отечественной, причем со снятием судимости. Но с самолетом ХАИ-5 было покончено. Неман так и не построил свой деревянный штурмовик.
– Иногда я думаю, вот бы таких, как Неман, к нам на сервер! – сказал Хопкинс. – Порадовался бы, наблюдая за своим самолетиком в действии.
– Знаешь что, Билл, – сказал дракон, – до сих пор я считал, что одного Горыныча достаточно. Но если тебе нужен здесь еще яростный конструктор – кто я такой, чтобы мешать?
Билл Хопкинс рассмеялся.
– Нет, Горыныч, если вопрос стоит так, то не сомневайся: никто на свете не в состоянии составить тебе конкуренцию.
© А. Мартьянов. 29.10. 2012.
41. «Джуди» со скверным характером
Вахмистр Герман Вольф смотрел издалека, как фройляйн Брунгильда Шнапс оживленно беседует с Франсуа Ларошем.
Французский летчик определенно был увлечен разговором. Брунгильда стрельнула глазами в сторону Вольфа и помахала ему рукой:
– Присоединяйтесь, герр вахмистр! Мы тут снова решаем судьбы авиации!
Вольф подошел ближе.
Франсуа Ларош обменялся с ним коротким рукопожатием и продолжил то, о чем размышлял уже некоторое время:
– Любопытно видеть, как в ряде случаев авиация напрямую зависит от других родов войск.
– Как это – «напрямую зависит»? – уточнил Вольф.
– Как будто она – не самостоятельна, – ответил Франсуа Ларош. – Когда я думаю о тридцатых, о начале сороковых, о лихорадочной механизации армий, у меня просто дух захватывает!
– Я и не подозревала, что вы такой милитарист, мсье Ларош, – произнесла Брунгильда Шнапс, почему-то двусмысленным тоном.
Герман Вольф пожал плечами:
– А кем нам еще прикажете быть, Frau Leutnant? Мы все летаем на боевых самолетах, в конце концов...
– Кто-то считал, что авиация решает только тактические задачи, а главное в жизни – это пехота, – продолжал Франсуа Ларош. – Ну там, полетали самолетики, побросали бомбочки, навели ужас – тут-то пехота пошла в атаку и уничтожила оставшихся.
– Это кто так считал? – прищурилась Брунгильда.
– Немцы, – сказал Франсуа.
– Вы меня простите, мсье Ларош, – вмешался Герман Вольф, – это эти рассуждения отдают невежеством.
– Зато как лихо звучит! – вздохнул Франсуа. – Но хоть связь авиации с флотом вы мне оставите?
– Да на здоровье! – махнул рукой Вольф. Франсуа почему-то сегодня раздражал его. Возможно, дело было в присутствии Брунгильды, которая бессердечно строила глазки обоим.
– Мне казалось, так обстояло в основном в Японии, – сказала фройляйн Шнапс. – Но это и понятно. Япония далеко. На краю земли. Ей необходимы корабли, чтобы доставлять самолетики куда-нибудь поближе к цели. И самолеты строились соответственные. Поэтому и за развитие авиации выступали в Японии флотские – вроде адмирала Ямамото.
– Вы восхищаетесь адмиралом Ямамото? – осторожно осведомился вахмистр.
Брунгильда энергично кивнула:
– Конечно! Выдающаяся личность, эксцентричный человек, интересный с психологической точки зрения... Да и со всех сторон!
– Между прочим, не только в Японии адмиралы интересовались авиацией, – вступил Франсуа Ларош. – ВВС «Свободной Франции», созданные 8 июля 1940 года, поступили под временное командование адмирала Эмиля Мюселье. Он командовал ВМФ «Свободной Франции», ну и заодно взял «под крыло» авиацию. Кстати, первый из старших офицеров, кто примкнул к де Голлю.
– Видите? – Брунгильда с торжеством обернулась к вахмистру Вольфу. – Все взаимосвязано.
У нее был такой вид, словно лично она только что сделала это открытие.
– А вас интересуют японские самолеты? – спросил ее Вольф.
– Конечно! – ответила Брунгильда. – Меня все самолеты интересуют! Могли бы уже понять!
Франсуа Ларош произнес, задумчиво глядя в небо:
– Сегодня Зиночка предлагала мне полетать на палубном ударном пикирующем бомбардировщике D4Y – «Суисей». Среди союзников его называли «Джуди». Очевидно, из-за скверного характера.
– Не поняла, какая связь между именем «Джуди» и скверным характером, – нахмурилась Брунгильда.
– Джуди – подруга Панча, – объяснил Франсуа. – Персонажи народного кукольного театра. Вроде этого... Ну, русского. Petrushka. Надо уточнить у товарища младшего лейтенанта Васи. Время от времени он употребляет выражение «Lomat' Petrushku», что бы оно ни означало.
– Гм, – молвил Герман Вольф. – Ну так что «Джуди»? Вы взяли самолет?
– Еще возьму, – сказал Франсуа. – Красивейшая машина Второй мировой. Картинка, прелесть. Проектировался в качестве бомбардировщика, но впервые пошел в бой в варианте разведчика. Под конец еще стал ночным истребителем. Жаль, что такая красота увяла вместе с военной славой Японии. То есть, после войны у самолета уже не стало истории.
– Такова участь побежденных, – заметил Герман Вольф философским тоном. – Но здесь, в World of Warplanes, эти условности отменяются. Летаем и летать будем!
– Давайте про самолет, – попросила Брунгильда. Она жадно ловила каждое слово.
Герман Вольф не без удовлетворения отметил, что Frau Leutnant гораздо больше увлечена самолетом, нежели рассказчиком.
– Пикирующие бомбардировщики, – сказал Франсуа Ларош, – были основным классом палубной авиации японского императорского флота. Развивались они под сильным германским влиянием. В тридцать первом флот заказал у фирмы «Хейнкель» первый образец пикировщика – He.50. В Японии подобный выпускали на фирме «Аичи». Нельзя сказать, чтобы японские военные были недальновидны: разрабатывая один самолет, они заранее подыскивали ему потенциальную замену. Они не всегда успевали выпустить желаемое – это да, но мыслили на несколько лет вперед.
– Если они находились под германским влиянием, – сказала Брунгильда, – и вообще имели связи с Германией, то логично было бы предположить, что они следовали, как говорят моряки, в кильватере германской конструкторской мысли.
– Логично, – кивнул Франсуа Ларош. – И именно так и происходило. В тридцать шестом группа специалистов с фирмы «Аичи» посетили предприятие Хейнкеля в Ростоке. Там зоркий глаз будущего конструктора «Суисея», он же «Джуди», Масао Ямана пал на новый пикирующий бомбардировщик He.118 – небольшой остроносый моноплан с убирающимся шасси. Он больше напоминал истребитель.
– Его взор спикировал на пикирующий бомбардировщик, – вставила Брунгильда и хихикнула.
Франсуа Ларош кивнул:
– Именно. Спикировал. Немцы легко продали He.118 за рубеж, потому что Люфтваффе уже остановил свой выбор на Ju.87 в качестве основного пикировщика. Императорский флот приобрел два самолета и лицензию.
– Но, насколько я понимаю, в Люфтваффе не напрасно предпочли Ju.87, – вмешался Герман Вольф. – У He.118 имелись определенные недостатки.
– И они выявились уже весной тридцать восьмого, во время летных испытаний, – подтвердил Франсуа.
– Машина потерпела катастрофу из-за разрушения горизонтального оперения от перегрузок. И вообще этот самолет был тяжеловат для авианосного базирования. Кстати, не только флот, но и армия Японии прикупила себе «Хейнкель».
– Звучит как оппозиция, – заметила Брунгильда.
– Так и было, – сказал Франсуа. И, заметив удивленный взгляд вахмистра, криво улыбнулся: – Вы же знаете, что я подробно общался на эти темы с капитаном Хиратой. Армия и флот были в Японии в те годы как бы двумя отдельными «державами». Их военные доктрины различались. Например, армия считала главным врагом Россию, а флот – Соединенные Штаты... Но самолет они изучали один и тот же.
– Любопытно, – сказал Герман Вольф. – Ну так что же «Хейнкель» в Японии?
– Самолет исследовали и сделали выводы, – ответил Франсуа. – А выводы эти оформились в конце тридцать восьмого в техническое задание под номером 13-Си. Флот хотел получить двухместный палубный пикирующий бомбардировщик с максимальной скоростью свыше пятисот километров в час, дальностью полета около двух тысяч километров. Чтобы брал с собой пятьсот килограммов бомбовой нагрузки – этого как раз хватит, чтобы потопить британский авианосец с бронированной палубой. Ну и размер – поменьше, чем у He.118.