Текст книги "Легенды авиаторов. Игровые сказки."

Автор книги: Андрей Мартьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

– Зато экономия веса – десятки килограммов, – возразил Хопкинс. – Конструкция истребителя проста и рациональна. Основу фюзеляжа составляет стальная трубчатая ферма, выполненная зацело с моторамой.

– Для облегчения? – уточнил зачем-то Вася.

Хопкинс вздохнул.

– Понимаешь, мне нравится сама мысль о самолете, который можно освоить за три-пять часов полета. Это не «Лавочкин», к которому привыкать надо долго. Он устойчив при взлете и при посадке, в пилотаже доступен любому летчику.

– Но ты же не «любой», – поддразнил Вольф, – ты ас.

– Ну и что? – Хопкинс пожал плечами. – Не все что сложное – хорошо, и не все простое – плохо.

– А тебе не кажется, что многие отличные качества Як-3 связаны просто с тем, что он ассоциируется с Победой, с переломом в ходе Второй мировой? – заметил Вася.

– Знаешь, что я тебе на это отвечу, Василий? – проговорил Хопкинс. – Тут как-то все взаимосвязано. И общее настроение, и перелом в ходе войны. И самолет. Семьсот километров в час при пикировании!

Он облизнулся и допил коньяк. Лицо его выражало полное блаженство.

– Надо переговорить с музыкантами. Завтра же приглашу Зинаиду Никифоровну, – решительно произнес он. – Под внушающую доверие музыку выпрошу у нее денег на Як-3.

– Ты главное смотри – не улети в космос! – предупредил Вася, посмеиваясь. – Джаз – музыка космическая.

– Настанет время – и в космос полетим, – отозвался Хопкинс. – А пока что наше дело – атмосфера Земли. И здесь можно чудеса творить. Лично я завтра же и начну.

– А мы продолжим, – подхватил Вольф и подмигнул Васе. – Мы уже давно тут чудесами занимаемся.

© А. Мартьянов. 25.06. 2012.

21. «Самолет по прозвищу «Чато»

– Горыныч, хочешь компоту? – обратился штаб-сержант Билл Хопкинс к древнему змию.

– Ха-а!.. – Горыныч деликатно выдохнул струйку пламени.

– Осторожней, там бомбы, – предупредил Билл.

– До бомб далеко, до неба высоко, – откликнулся Горыныч задумчиво.

– Так компоту, стало быть, не хочешь, – подытожил сержант. – Напрасно. Бабка Гарпунья отменно его варит.

– Гарпина, – поправил Горыныч. – Впрочем, это не имеет значения. Скажи, Хопкинс, кто из конструкторов самолетов круче – американцы, немцы или русские?

– Вопрос не корректный, – сказал Хопкинс. – У всех свои достижения.

– Все так говорят, – Горыныч потоптался на месте. – А я как задумался, так у меня прямо в мозгу началось извержение вулкана.

– Горыныч, тут правда бомбы, – забеспокоился Хопкинс. – Ты поосторожней с извержениями.

– Кхм, – откашлялся Горыныч. – Вот взять И-15.

– Где взять? – Хопкинс огляделся, словно рассчитывая, что из пустоты появится самолет.

– Где взять, ты знаешь, – у прекрасной Зинаиды, в финотделе, – сказал Горыныч. – Мы как люди... гхм!.. как существа науки можем и должны оперировать отвлеченными понятиями.

– Лично я отвлекаться от самолетов не намерен.

– Я и не предлагаю. Однако представим себе, что вот прямо здесь перед нами стоит И-15. С каким мотором ты его видишь?

– Я его не вижу, – упрямо возразил Билл. – Когда я увижу самолет, я тебе про него все скажу.

– О чем спор? – бодрым шагом приблизился к приятелям Вася. – О, компотик! – Он непринужденно отобрал у Хопкинса компот и быстро допил. – Рядом с Горынычем согреется и будет не то, а компотик надо холодненьким, – пояснил он.

– И стакан тогда сам отнесешь в мойку, – сказал Хопкинс.

– Не вопрос! – откликнулся Вася и поставил стакан на землю.

– Вот скажи, Вася, положим, перед тобой находится И-15, – вкрадчивым тоном произнес Горыныч. – Какой там мотор, по-твоему?

– Э... – Вася посмотрел на дракона, на Хопкинса и ответил: – Ну, от нескольких факторов зависит. На И-15 конструктор Поликарпов хотел установить американские двигатели. В тридцать втором году, кажется, договорились с фирмой «Кертисс-Райт». Ну и купили широким жестом аж целый моторостроительный завод со всем оборудованием – плюс, конечно, лицензии на производство двигателей «Циклон». Шестьсот двадцать пять лошадиных сил.

– Значит, американские? – сказал Хопкинс.

Вася пожал плечами:

– Назовем их плодом тесного сотрудничества, о'кей?

– Шикарный американский прононс, Вася, – одобрил Горыныч. Как всегда, когда дело касалось дракона, трудно было понять, насмехается он или серьезен.

Вася решил, что змей не насмехается. В любом случае, считать так – проще и не столь затратно.

– В общем, построили завод в Перми, в тридцать четвертом, – продолжал Вася. – Собирали там пермские «Циклоны» – сначала из родных, то есть американских деталей, а потом уже из наших. Которые из наших – те назывались М-25. Выпустили больше шестисот двигателей за тридцать четвертый год. Ну так какие это были моторы – советские или американские? Диалектически надо подходить.

– Лицензионные, – сказал Хопкинс.

– Умник, – фыркнул Горыныч.

– А мне И-15 нравится, – заметил Вася. – По-моему, отличная машина была. Лучший биплан-истребитель. Сам Чкалов испытывал.

– Сам Чкалов и разгрохал, – добавил Горыныч, любящий справедливость больше, чем легендарного пилота тридцатых годов.

– Чкалов был испытатель, – заступился Вася. – Работа у него была такая – самолеты грохать. И ничего, кстати, ужасного не случилось.

– А когда это было? – заинтересовался Хопкинс.

– В ноябре тридцать третьего. Перед участниками Пленума Реввоенсовета республики решили провести показательные полеты. И Валерий Чкалов поднялся в небо на ярко-красном новом истребителе. Самолет был – игрушечка. Снег уже лежал, поэтому поставили лыжи. И вот Чкалов пикирует, скорость – километров четыреста в час... бах! срывается ушко крепления растяжки левой лыжи. Лыжу развернуло поперек набегающего потока. Шансов на благополучное приземление – ноль. Самолет на посадке перевернулся. Чкалов, кстати, не пострадал, а машина – вдребезги. Чкалов вообще был везунчик каких поискать.

– И-15 в этом отношении были удивительные, – сказал Горыныч и поскреб когтями землю. – Историческая и прочая справедливость – прежде всего. Это был хороший простой самолет. На нем можно было вылететь в бой и знать, что велика вероятность твоего возвращения в состоянии целом и сравнительно невредимом.

– Ага, в отличие от самого самолета, – добавил Вася. – Возвращались с десятками пробоин, с несколькими пробитыми цилиндрами. А летчик оставался живым. Кстати – вот преимущества биплана, нижнее крыло спасало.

Змей поразмыслил и изрек:

– Как дракон я, конечно, не без предубеждения отношусь к бипланам. Споров нет, у И-15 были недостатки.

– Как и у всех, – вставил Вася. – Включая, между прочим, людей.

Дракон не слушал.

– Билл, загибай пальцы, а то мне несподручно, – приказал он и начал перечислять: – К лету 1935 года серийные самолеты И-15 получили: бригада спецприменения в Люберцах под Москвой, истребительные эскадрильи в Киеве, Брянске, Бобруйске и отдельная дальневосточная эскадрилья, базирующаяся в Спасске-Дальнем. Восторг, конечно, полный.

– Э... – перебил Билл. – Я пальцы, конечно, загибаю, пять получилось, но где недостатки?

– Погоди, какие «пять»? – вопросил дракон.

– Ну, Люберцы, Киев, Брянск... – начал перечислять Хопкинс.

– Разгибай обратно, не то считал, – распорядился дракон. – Я скажу, когда пора. В общем, летчики от И-15 пришли в восторг.

– Уже пора? – вкрадчиво осведомился Вася.

Дракон пропустил слова младшего лейтенанта мимо ушей.

– Но счастье быстро омрачилось, – молвил он «сказочным» голосом. – Отличный современный истребитель – по меркам тридцать пятого года, – часто ломался. Качество сборки оказалось не ахти. Двигатели М-25 были мощными, это да, но устанавливались так, что вибрация приводила к деформации всей конструкции. Бензобаки текли. Случались и пожары в воздухе. Обтекатели колес «косили» траву на аэродромах и забивались этой травой. Как следствие – колеса тормозились, причем весьма неожиданно, и самолет капотировал. Металлические воздушные винты быстро выходили из строя. Э... Что еще? Ну, заводить приходилось руками, это ладно, тут можно пальцы не загибать. В общем, внедрение И-15 в жизнь сопровождалось, очень мягко говоря, трудностями.

– Да ладно тебе придираться, – упрямо сказал Вася. – Хороший был самолет.

– Он ведь, кажется, в Испании применялся? – спросил Хопкинс.

– Ты у нас умник, ты и скажи, – откликнулся дракон. Его желтый глаз сузился.

Хопкинс пожал плечами и пустился в объявнения:

– Ладно. В Испании его называли «Чато», то есть – «курносый». За характерный профиль. Применялся как истребитель, штурмовик и разведчик. Очень удобный и надежный самолет. – Он разогнул разом все пальцы. – Не требовал себе никаких особых условий. Для базирования достаточно было небольшой площадки, покрытие – любое. И-15 прибывали в Испанию из Советского Союза двумя партиями по тридцать машин – в декабре тридцать шестого и в январе тридцать седьмого. Всего четыре эскадрильи.

– Мы возвращаемся к моторам, – заметил Горыныч. – Какие на них стояли моторы – американские или советские?

– И те, и другие, – заявил Билл. – То есть и «Циклоны» от фирмы «Райт», и М-25. Хотя технически...

– Двух одинаковых самолетов не бывает, – сказал Вася. – И двух одинаковых моторов тоже.

– Странно слышать от тебя такое индивидуалистическое заявление, – отозвался Хопкинс.

– Ладно, давай про Испанию, – Вася махнул рукой. – Вообрази, в феврале тридцать седьмого из СССР прислали рабочие чертежи и техническую документацию, чтобы строить серийные И-15 прямо в Испании. Наладили производство на двух заводах под Барселоной. И с августа пошел выпуск.

– Да нет, хороший самолет, – сказал Хопкинс. – По сумме достижений – очень даже хороший. Это ведь на нем совершались ночные полеты?

Вася кивнул.

– Конечно! В июле тридцать седьмого нацисты перебросили под Мадрид группу бомбардировщиков Ju.52 из состава немецкого Легиона «Кондор». «Юнкерсы» как раз использовали для ночных налетов. Республиканцы сформировали группу ночных истребителей из состава первой эскадрильи «Чато» под командованием Николая Кузнецова – «Ночной патруль». Довольно успешно, кстати, сбивали «юнкерсы», а с осени – итальянские бомбардировщики, которые летали с острова Мальорка бомбить по ночам Барселону.

– Справедливости ради отметим, – встрял дракон, – что эти ночные полеты в тридцать седьмом – совершенно не то, что теперь. Взлетали при свете автомобильных фар, горящих перпендикулярно взлетной полосе. Учтите, что И-15 очень капризен именно при взлете. Радио не было, то есть каждый вылет – абсолютно индивидуален. Направление на атакующий самолет определяли обычно примитивными звукоуловителями. Обнаружить цель – это половина всего дела. Ты в нее попади! В таких атаках особенно сказывалась неотцентрованное оружие или плохо определенное летчиком расстояние до цели. Прицеливаться к тому же приходилось одним глазом. А на небольшой дистанции надо еще не столкнуться с противником.

– Ты опять о недостатках, – упрекнул Вася.

– Они только подчеркивают достоинства, – парировал дракон. – Потому что И-15 побеждали. Маневренный был самолетик. «Фоккеров» сбивал только так. А вот из тяжелых бомбардировщиков реально мог перехватить только Ju.52. Но вообще основными противниками И-15 стали «Фиаты». Этот самолет был быстрее и тяжелее, однако с пикирования итальянцы частенько уходили от расправы «Чато». Обычно пилоты «Фиатов» старались внезапно ударить по «Чато» и уйти. Но маневренность у итальянцев была слабее. А вот если И-15 попадал под огонь крупнокалиберных пулеметов «Фиата», то шансов продолжить бой на равных было немного. Кабина пилота И-15 слабо защищена. Знаете ведь, что большинство летчиков И-15 были убиты выстрелом в спину?

Помолчали.

– Все равно, и макаронников они били, – упрямо сказал Вася. – Летчики знали свой самолет. И-15 терял высоту медленнее, чем «Фиат». Поэтому при виде атакующего противника «Чато» наклонял крылья в сторону от неприятеля, делал резкий разворот, набирал высоту и атаковал. Из такого положения «Фиату» неудобно было стрелять, а «Чато» лупили их по радиатору. Итальянцы теряли строй и завязывали бой на виражах. А тут уж И-15 им было не переиграть.

– А потом пришли «Мессеры», – сказал Хопкинс мрачно. – Наверное, это первый раз случилось, когда в воздушной войне встретились самолеты разных поколений. С Ме-109 «Чато» однозначно не справлялись. При встрече «Мессеры» быстро атаковали и еще быстрее уходили, независимо от того, чем закончилась атака. «Чато» старались втянуть их в маневренный бой.

– Ну и? – сказал дракон. – Чем все закончилось-то?

– Ты знаешь, чем закончилось, – сказал Вася. – Но это не меняет того обстоятельства, что И-15 – отличный истребитель!..

© А. Мартьянов. 12.07. 2012.

22. Летучая дева

– Я давно думал: когда же это случится? И вот оно случилось, – философским тоном произнес Вася.

Поскольку подобный тон был для товарища младшего лейтенанта весьма нехарактерен, то собеседник его, вахмистр Герман Вольф, несколько встревожился.

– О чем ты?

– Да так... – Вася отвел глаза. – Честно сказать, не знаю, как к этому относиться.

– К чему?

– К тому, что наконец случилось.

– Да что случилось-то? Ты, никак, захворал? По-моему, такого просто не может быть. Разработчиками не предусмотрено. Да и врача на базе нет. Так что хворать не положено. Категорически отставить.

– Я о другом... И как еще Горыныч воспримет... У него на сей счет могут быть самые фантастические воззрения...

– Все, Вася. Или ты говоришь, что происходит, или я немедленно ухожу в поисках куда более содержательного времяпрепровождения.

– Ладно. Скажу. Впрочем, ты сейчас сам увидишь... – Вася сделал широкий трагический жест, и, как по команде, перед друзьями возникла молодая женщина.

Она была одета в полном представлении юных романтических особ о том, как должен выглядеть авиатор. В кожаных бриджах, в куртке с меховым воротником, в шлеме с очками, сдвинутыми на лоб. Невысокая, отнюдь не худая, с вызывающим взглядом.

– Frau Leutnant Брунгильда Шнапс! – доложила она Васе и покосилась на Вольфа.

– Вольно, това... э... лейтенант, – сказал Вася, рассмотрев знаки различия. – Ты... Вы... К нам надолго?

– Надеюсь, навсегда! – бодро отрапортовала Брунгильда Шнапс. – А что? – прибавила она куда менее бравым тоном.

– Да так, ничего, – многозначительно уронил Вася. – Просто до сих пор в нашей дружной семье не было... ну, чтобы девушки...

– Заблуждение! – отрезала Брунгильда. – Женщины летали с самого начала! С десятых годов прошлого века! Между прочим, летный диплом номер тридцать один получила русская авиатриса Лидия Зверева. В те же годы летала баронесса Ларош...

– Это не родственница, часом, нашего Франсуа Лароша? – прищурился Вася. – Ох, времена! Сплошь графья да бароны!.. К счастью, красвоенлеты изменили это возмутительное положение.

– Авиационный спорт был аристократическим, – кивнула Брунгильда. И покраснела. – Между прочим, я тоже баронесса. Но это не имеет отношения к делу! Да половина летчиков «Нормандии» были сплошь аристократы – и ничего, это не мешало им отлично сражаться бок о бок с выходцами из рабоче-крестьянского класса.

– А эта ваша первая авиатриса – тоже аристократка? – поинтересовался Вольф.

– Генеральская дочь. С детства мечтала о полетах... Даже свое жемчужное колье, говорят, какое-то продала, чтобы уроки оплатить...

– А что, без жемчужного колье никак? – прищурился Вася.

– Понятия не имею. Лично я обошлась без драгоценностей, если вы на это намекаете, – заявила Брунгильда Шнапс.

– Погоди ты, – отстранил Васю Вольф. И обратился к Брунгильде: – Вы про какую летную школу говорите?

– Это была гатчинская школа воздухоплавания «Гамаюн», – сказала Брунгильда с мечтательным вздохом. – Лидия Зверева закончился ее с дипломом номер тридцать один. Это было в десятом году... Поэтому я и говорю, что авиатрисы были с самого начала. И кое в чем даже превосходили...

Вася отчетливо кашлянул. Брунгильда посмотрела на него с нескрываемым подозрением:

– Вы, конечно же, не мужской шовинист?

– Понятия не имею, – Вася развел руками.

– Вася, не переводи разговор на себя, – сказал Герман Вольф. Он слегка покраснел и как будто нервничал.

– Я могу продолжать? – осведомилась Брунгильда. И, не дождавшись ответа, все-таки продолжила: – Лидия Зверева поднималась на высоту, которую не осмеливались брать даже опытные летчики – свыше километра. А через год после получения диплома приняла участие в перелете Санкт-Петербург – Москва.

– А муж у нее был? – брякнул Вася.

– Был! – Брунгильда смерила товарища младшего лейтенанта суровым взглядом, как бы сожалея о его ограниченности. – Еще в школе воздухоплавания Зверева познакомилась с пилотом-инструктором Владимиром Слюсаренко. За него и вышла замуж. В 1911-12 годах они принимали участие в демонстрационных полетах, ездили по разным городам России. Полеты были их единственным источником дохода.

– А что же генерал, жемчужные колье? – прищурился Вася.

– О генерале история умалчивает, – сказала Брунгильда. – Я так думаю, он был человеком старого времени. И не слишком одобрял увлечения дочери. И уж наверняка не одобрял ее замужества. И вообще образа жизни.

– И вообще был тиран и деспот, – заключил Вася. – И для него занятия дочери авиацией было чем-то вроде летучего цирка.

Он заметно помрачнел.

– Надо было ей на фронт идти, тогда бы у старика разом мозги встали на место.

– Она и собиралась... просто не успела, – объяснила Брунгильда. – Вообще же Лидию называли «королевой риска». Кабины «Фарманов», на которых совершались воздушные поездки, не закрывались. Кроме того, эти машины отличались неустойчивостью и от сильного порыва ветра могли перевернуться. За один только 1912 год в мире погибло 112 авиаторов, летающих на «Фарманах».

– И много зарабатывали? – безжалостно спросил Вася.

– Не очень. А потом вообще все потеряли. В Тифлисе во время урагана самолет был разрушен. Чтобы оплатить издержки, Зверевой и Слюсаренко пришлось отдать организаторам выступления свою последнюю ценность – уцелевший мотор.

– И как они выкрутились? – спросил Вольф.

– Все бросили и переехали в Ригу. Там построили Русско-Балтийский вагоностроительный завод (позднее он назывался «Мотор»). Именно там Зверева и Слюсаренко получили разрешение не только испытывать самолеты, но и строить их. Уже в октябре 1913 с конвейера их предприятия сошли первые два самолета-разведчика «Фарманы XVI». Испытания прошли успешно, и авиаторы получили заказ на изготовление восьми машин. В Риге Лидия открыла собственную школу пилотов. Среди ее учеников были как мужчины, так и женщины, а плата за обучение в школе была, между прочим, самой низкой в России.

– И что, много девушек из народа у нее училось? – поинтересовался Вася.

– Нет, опять аристократки, – ответила Брунгильда. – Долгорукая, Шаховская... Но это же было закономерно по тем временам! – вскинулась она.

– Ладно, ладно, – остановил Вольф. – Мы все поняли.

– Лидия Зверева, – сказала Брунгильда с мрачной гордостью, – первой из женщин совершила воздушную фигуру, которая навсегда вошла в историю авиации, – «мертвую петлю». Каково?

– В Риге? – уточнил Вольф.

– Да, прямо на территории завода «Мотор»... Но потом, после начала войны, пришлось из Риги уехать в Петербург. «Мотор» эвакуировали. У Зверевой и Слюсаренко были уже не просто авиамастерские, а целый завод, на котором работали триста человек. В общем, все могло бы быть очень здорово... Лидия думала поехать на фронт.

– Что же помешало? – спросил Вася. – Муж?

– Тиф! – ответила Брунгильда. – Зверева умерла в двадцать пять лет – 15 мая 1916 года. На этом история первой русской авиатрисы закончилась.

– Печально, – сказал Вольф.

Брунгильда тотчас оживилась:

– Но ведь были и другие, а во время Второй мировой...

– Брунгильда, остановитесь, – попросил Вася. – Вы сейчас задохнетесь.

– Хорошо. – Она перевела дыхание. – Вы правы. Но я так взволнована! Я начну летать!

– Вы раньше-то летали? – спросил Вася.

– Я? – Брунгильда задумалась. Казалось, она сама толком не знает ответа на этот вопрос. – Я, в общем, еще не... Но я быстро учусь!

– На каких самолетах предполагаете... гм... покорять небо? – продолжал вопрошать Вася.

– Ну, на разных. На каких получится.

– Предпочитаете, конечно, немецкие? – вкрадчиво вмешался Вольф.

– Я предпочитаю... всякие, – сказала Брунгильда. – Мне нравятся истребители. Они такие быстрые! И бомбардировщики. Они такие смертоносные! Вот я читала про японские «Рейзены» и потом две ночи не спала. – Она подумала еще немного и прибавила: – Но и «этажерки» меня очень увлекают. Как представишь себе первые самолеты, первых авиаторов!.. Сейчас нам кажется, что перелет из Петербурга в Москву – это ерунда, полчаса в воздухе, а тогда!.. Это ведь был подвиг, событие.

– Мы так поняли, – сдержанно произнес Вася, – что Лидия Зверева – ваша героиня.

– И она. И баронесса Ларош – первая французская женщина-авиатор. И, конечно, Амелия Экхарт. И Раскова. И...

Она оборвала саму себя и засмеялась:

– Herr... извините, tovaristch младший лейтенант совершенно прав – я действительно вот-вот задохнусь, – призналась Брунгильда. – Но я действительно взволнована. И, пожалуй, здорово проголодалась!

– Мы вас проводим в столовую, – сказал Вольф.

– Или, может быть, в офицерский клуб? – предложил Вася.

– Дама ясно дала понять, что проголодалась! – строго произнес Вольф.

– Возможно, дама предпочитает коньяк? – возразил Вася.

Брунгильда Шнапс быстрым движением извлекла откуда-то из потайного кармана микроскопическую фляжку.

– Дама предпочитает шнапс! – объявила она. – В конце концов, я же родом из Пруссии.

© А. Мартьянов. 17.07. 2012.

23. «Штука»

– Знаешь, Хопкинс, – произнес Вася вполголоса, когда они вдвоем с сержантом покидали гостеприимные своды столовой, – этот капитан Хирата меня как-то напрягает.

– Э... – отозвался Хопкинс, мысли которого были заняты совершенно иным. – Что?

– Никогда не могу понять, о чем он думает.

– Это потому, что он японец. Он загадочный, – высказал предположение Хопкинс.

– А меня это смущает.

– Вася, ты не служба безопасности, – попытался утешить его Хопкинс. – Ты не обязан знать, о чем думает каждый встреченный тобой индивидуум.

– Тсс! – Вася схватил его за локоть. – Вот, смотри. Идет и улыбается. А может, у него какие-то замыслы? Коварные?

– Относительно чего? Не будь смешным!

Штаб-сержант быстро подошел к капитану Хирате, отсалютовал и поздоровался.

– Прошу прощения, – заговорил Хопкинс. – У нас с другом возник вопрос, который я хочу вам задать во избежание дальнейших недоразумений. Хирата чуть наклонил голову, показывая, что внимательно слушает.

– Это... Непростой вопрос, – продолжал Хопкинс.

– Можете говорить совершенно свободно, – заверил Хирата.

– Когда улыбается Вася, это означает, что он думает о борще, – после короткой паузы начал Хопкинс. – Улыбка на моем лице может означать простое, ни к чему не обязывающее дружелюбие или мысли о джазе. Когда улыбается Ларош, это означает, что перед его мысленным взором стоит красивая девушка. Но о чем думаете вы?

– Это очень личный вопрос, – серьезно произнес капитан Хирата, – но я на него отвечу, потому что нам необходимо развивать дух единства. – Он посмотрел прямо на Хопкинса. – Я размышлял о прицельном бомбометании.

Вася немедленно оказался поблизости.

– И какие конкретно соображения? – брякнул он.

Хопкинс предостерегающе зашипел. Но капитан Хирата вежливо сказал:

– Ничего страшного. Это хорошая тема для общего разговора.

Хопкинс отточенным движением извлек из нагрудного кармана плоскую фляжку с виски.

– Угощайтесь.

И пока японец делал маленький глоточек, сказал:

– Думаю, ни для кого не секрет, что впервые метательные снаряды с аэроплана были сброшены 19 января 1910 года над Лос-Анжелесом. Это были мешки с песком, имитирующие бомбы, а летчика звали Луис Полхэн.

– В России это был любимый аттракцион, – вставил Вася, косясь на фляжку. – На всех авиационных «митингах» перед Первой мировой проводились состязания на точность метания бомб. Рисовали на земле силуэт линкора, а сбрасывали апельсины или пакеты с мелом с высоты не менее ста метров.

– Бомба – вещь дорогая, – сказал японец. – Это ведь не пакет с мелом.

Возникла неловкая пауза, как часто случается, когда кто-либо произносит очевидную банальность.

– Ну да, – протянул Вася, – не поспоришь. Бомба стоит недешево. Но в годы Первой мировой, в общем, за точностью не гнались. Конечно, аэропланы поддержки пехоты давили отдельные огневые точки противника бомбами крупного калибра, долбили оборонительные сооружения, но брали больше массой.

– Самый крутой самолет непосредственной поддержки войск построил немецкий авиаконструктор Гуго Юнкерс, – сказал Хопкинс. – Будем справедливы. J.I, хорошо бронированный, двухместный...

– Хочешь сказать, «Юнкерсы» были лучшими? – прищурился Вася.

– Ну-у, как сказать, – протянул Хопкинс. – Ju-87 летал с тридцать четвертого года. И, в целом, в конце тридцатых был совершенно новым классом боевой техники. Что-то вроде символа и легенды. Особенно после Польши и Франции. Непревзойденный и все такое.

– Ага, – сказал Вася с легкой насмешкой в голосе, – а еще тихоходный, а еще с невысокой живучестью, а еще со слабой огневой защитой. Ju-87 легко мог достать любой истребитель.

– Ну уж «любой»! – возразил Хопкинс.

– Почти любой, – не сдавался Вася.

– Зато какая точность бомбометания! – сказал Хопкинс. – Василий, я призываю тебя проявить справедливость. Это был хороший самолет. Как только господство в воздухе завоевано, именно Ju-87 способен наводить на противника ужас так, что всех прямо в дрожь кидало.

– А еще он выл, – прибавил Вася. – Тоже нестандартная мысль, закрепить на самолете воздушные сирены. На своем месте этот самолетик был что надо, – признал младший лейтенант. Он взбил ногой пыль, чихнул и намекающее посмотрел на нагрудный карман Хопкинса.

Тот намек понял и вискариком еще раз угостил.

– Между прочим, – заметил Хопкинс, – первые опыты по бомбометанию с пикирования стали проводить американцы. А вообще первым, кто отдал ручку от себя, чтобы на пикировании поточнее прицелиться, был англичанин, второй лейтенант Уильям Генри Браун из 84-й эскадрильи корпуса Королевских ВВС. 14 марта 1918 года его S.E.5a «Скаут» на Западном фронте впервые сбросил бомбы с пикирования.

– Это на Западе так считают, – вставил Вася. – В СССР героем первого бомбометания с пикирования называют красвоенлета Петрова. 21 сентября 1919 года он разбомбил пакгауз на станции Нежин. Французы безнадежно от нас отстали. Французский военный теоретик Ружерон «изобрел новый способ бомбометания» с пикирования только в тридцать пятом...

– Американцы к тому времени давно работали над пикирующим бомбардировщиком, – сказал Хопкинс. – А немцы...

– Да это все замутил Эрнст Удет, – перебил Вася. – Ас Первой мировой, милый человек, симпатяга и романтический летчик. Спортсмен и заодно приятель рейхсмаршала Геринга. Это ведь он рассказал Герингу, как замечательно полетал в США на «пикирующей машине» Кертисса. Пока летал, как раз размышлял о прицельном бомбометании. Совсем как мы. – Вася покосился на японца, который слушал с бесстрастным лицом. – И пришла ему в голову гениальная идея – если сбрасывать бомбы с высоты вдвое меньшей, чем американцы, то попадать можно куда точнее.

– Геринг, – подхватил Хопкинс, – распорядился о государственном финансировании программы по созданию пикировщиков. По большой дружбе. А поскольку Удет дружил и с американцами, то он эти самые министерские денежки купил – в частном порядке – пару самолетиков «Кертисс». Новейшей конструкции, разумеется. Потом знаменитый ас устроил показательные полеты и первую машину разбил. На второй все прошло удачнее, и Удет продемонстрировал великие возможности бомбометания с пикирования.

– У пикирующих бомбардировщиков были серьезные противники, – заметил Вася. – В Германии во всяком случае. Например, руководитель технического отдела министерства авиации Вольфрам фон Рихтгофен. Он считал эту идею абсурдной.

– Именно! Удет пытался убедить его своими показательными полетами, но тот так и стоял на своем. Самолет, заходящий на пикирование с высоты в две тысячи метров, – легкая добыча для зенитки, – раз. И второе: из пикирования самолет трудно вывести. Рихтгофен сам летчик и знал это хорошо, – добавил Хопкинс.

– Но Удета основательно поддерживала дружба с Герингом, персоной очень влиятельной, – продолжал Вася задумчиво. – Сторонники бомбометания с пикирования, работавшие в техническом ведомстве, активно проводили эксперименты на переоборудованном спортивном самолете «Фокке-Вульф» FW-44 «Штоссер». Добивались неплохих результатов, но Рихтгофена им было не пробить. Чтобы заниматься проектом, Удет пошел на службу в Люфтваффе, сделался бюрократом, получил звание. Его богемные друзья были в шоке. Тем временем руководитель из него получился отвратительный. С нашим Карлсоном не сравнить.

– Майор Штюльпнагель не разрабатывает пикирующие бомбардировщики, – заметил Хопкинс. – А Удет раздал заказы на пикировщик компаниям «Хейнкель», «Юнкерс», «Арадо» и образованной в Гамбурге «Блом и Фосс».

– Японцы еще в тридцать втором пытались переделать в пикировщик «Хейнкель» Не-50, – сказал капитан Хирата.

Оба приятеля дружно уставились на капитана с таким видом, словно не ожидали увидеть поблизости кого-то еще. Японец так долго молчал, что о его присутствии успели забыть.

Потом Хопкинс сказал:

– Ну да. Немцы тоже этот аппарат испытывали. И даже создали на его базе одномоторный бомбардировщик Не-118. Вообще, если возвращаться к Ju-87, то не стоит забывать и об американском «Хоуке» II.

– Еще один прототип, по вашему мнению? – спросил Хирата.

– Да просто Герингу захотелось полетать на американской новинке, – сказал Вася. – В Германии к моменту появления «Кертиссов» уже шли работы над пикирующим бомбардировщиком.

– Кстати, «штука» – «Stuka», то есть «Sturzkampfflugzeug» – то есть «пикирующий боевой самолет» Ju-87 среди прочих знаменитых самолетов фирмы «Юнкерс» выделяется еще одной парадоксальной особенностью, – заметил Хопкинс. – Если я не ошибаюсь, это был первый самолет, от участия в создании которого отлучили главу фирмы – профессора Гуго Юнкерса. Он был противником нацизма и не считал нужным это скрывать. В результате конструктора выставили со всех его предприятий в октябре тридцать третьего, а умер 3 февраля 1935 года он умер

.

– Юнкерс уже старенький был, за семьдесят, – сказал Вася и вздохнул. – Но все равно обидно, что не увидел первого полета «Штуки». В сущности, именно этот самолет его прославил.

– Парадокс на парадоксе, – заключил Хопкинс. – Руководил проектом нервный представитель богемы, худший начальник из возможных, – Удет. Возглавлял вышестоящую инстанцию противник проекта – фон Рихтгофен. Строили самолет на фирме, главу которой отстранили и загнали в могилу, самый же главный, рейхсминистр авиации Геринг, пытался рулить этим бедламом. А самолет получился знаменитый.