Текст книги "Кровавый "Парк динозавров" (СИ)"
Автор книги: Андрей Каминский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
– Осталось от прежних хозяев, – сказал Реджис, – даже при Пенвордах решили не трогать. Здесь раньше был садок для рыбы или что-то в этом роде. Мы решили оставить, хотя вряд ли тиранозавры отнесутся к этому памятнику культуры с должным уважением.
– Кстати, а где тиранозавры? – перебил его Грант.
– Хороший вопрос. Маленький, наверное, бродит где-то у озера. На мелководье водится рыба и малыш уже научился ее ловить. Он это так интересно делает! Лапами не пользуется, а сует под воду голову. Словно птица.
– Малыш?
– Маленький Т-рекс. Он подросток, ему всего два года, он еще в три раза меньше взрослых. Рост три с половиной метра, вес полторы тонны. А два других тиранозавра уже взрослые. Но я их сейчас что-то не вижу.
Грант вздохнул.
– Вы рассеяли столько ожиданий!
– Не беспокойтесь, вы не будете разочарованы, – успокоил его Реджис. – Надо только подождать.
До них донеслось негромкое мычание. Внезапно посреди поля на гидравлическом лифте подняли из-под земли клетку. Затем стенки опустились, и пассажиры, сидевшие в машинах, увидели большого черного быка, со связанными ногами. Большие острые рога животного напоминали изогнутые ятаганы.
– Это бантенг, индонезийский бык, – снова подал голос Реджис. – Теперь тиранозавр появится в любую минуту – не один, так другой.
Все припали к окнам. Мычание стало громче, настойчивей, бык бешено рвался из пут, словно предчувствуя свою незавидную участь. И тут до людей донеслось зловоние: пахло протухшим, гнилым мясом. Этот запах долетал снизу, со склона холма.
Грант прошептал:
– Он здесь.
– Не он, а она, – поправил Малкольм. Бык был привязан посередине поля, в тридцати метрах от ближайших деревьев. Динозавр, должно быть, прятался где-то среди деревьев, но Грант пока никого не видел. Однако потом он сообразил, что зря смотрит вниз: голова животного возвышалась над землей на шесть метров, она достигала верхушек пальм и была наполовину скрыта листьями. Малкольм прошептал:
– О, Боже!.. Да она огромная, как дом!
Грант во все глаза смотрел на громадную квадратную голову высотой в полтора метра, всю в красно-коричневых пятнах. Тиранозавриха щелкнула челюстями и вдруг, без каких либо приготовлений, сорвалась с места, ринувшись к быку. Одновременно поляну огласил жуткий рев и с противоположного конца поля навстречу первому ящеру кинулось другое чудовище – столь же громадное, но иной масти: темно-зеленое, с серыми разводами. Грант успел подумать, что создатели ошиблись – это не тираннозавр, но какой-то другой, пусть и родственный вид: помимо окраса, он имел иную форму головы, более развитые передние лапы и пучок чего-то напоминавшего перья на загривке, отсутствующее у первого ящера.
С диким ревом динозавры сошлись над насмерть перепуганной скотиной – могучий бык казался совсем крошечным рядом с доисторическими чудовищами. Почти одновременно клацнули исполинские пасти и оба монстра, вцепившись в тело быка и рыча сквозь зубы, пытались вырвать друг у друга добычу. Когтистые лапы вырывали из земли огромные куски земли, могучие хвосты хлестали что есть силы, баламутя воду в искусственном водоеме. И все же Сара, внимательно наблюдавшая за этой битвой титанов, уловила некую наигранность – это никак не походило на бой не на жизнь, а на смерть. Видимо привыкшие к постоянной кормежке твари, не видели нужды вступать друг с другом в смертельно опасную схватку, довольствуясь показными жестами. И все равно выглядело это донельзя жутко – кровавая сцена из исчезнувшего жестокого мира, слишком чуждого для того, чтобы его стоило видеть человеку.
Внезапно тираннозавр, подпрыгнув в воздух, резко рванул быка на себя. Что-то мерзко хрустнуло и из разорванного брюха на траву хлынула кровь вперемешку с жирными кишками и прочими внутренностями.
– Ого! – воскликнула Лекси, – да это королева динозаврового черлидинга!
Сара и Элли бросили на нее недоуменные взгляды, после чего вновь посмотрели на поле. Оба ящера уже разбегались, держа в зубах по половине туши растерзанного быка. Спустя миг динозавры уже исчезли в лесу.
– Леди и джентльмены! Перед вами тиранозавр рекс, – сообщил магнитофон.
Электромобили двинулись с места и поехали вперед, спускаясь с другой стороны холма.
Малкольм сел на свое место.
– Фантастика! – воскликнул он. Дженнаро утер пот со лба. Он был бледен.
На подступах к Стене
Генри Ву вошел на контрольный пост, как раз когда Хэммонд и Арнольд слушали, о чем переговариваются люди в Парке.
– Господи, если такой зверь выберется на свободу, – говорил Дженнаро, и голос его дребезжал, – его ничто не остановит.
– Ничто его не остановит, ничто…
– Он такой огромный, у него нет в природе врагов…
– А вы помните про ту тварь из залива. Божемой, вы только подумайте, что начнется если они вырвутся оба…
Сидевший на контрольном пункте Хэммонд проворчал:
– Черт бы побрал этих людишек! На них не угодишь.
Ву сказал:
– Они что, до сих пор опасаются побега животных? Не понимаю я их. Они уже должны были убедиться, что у нас все под контролем. Мы создали животных, создали привлекательное место отдыха…
– Это все Малкольм, – мрачно пробурчал Хэммонд. – Он за всем этим стоит. Вы же знаете, он с самого начала был против. У него своя теория: якобы сложные системы невозможно контролировать, а природе нельзя подражать. Черт, мы же тут создаем зоопарк! В мире полно зоопарков, и все они прекрасно функционируют. Но Малкольм намерен доказать правоту своей теории или умереть. Я лишь надеюсь, что он не напугает Дженнаро настолько, чтобы тот попытался закрыть Парк.
Ву сказал:
– А он может это сделать?
– Нет, – сказал Хэммонд. – Но он может попытаться напугать японских инвесторов, чтобы они отозвали средства. Или же поднимет вонь в Джакарте или в Канберре, в тамошних правительственных кругах. Из-за него могут возникнуть неприятности.
Арнольд погасил окурок.
– Давайте подождем и посмотрим, как будут разворачиваться события, – предложил он. – Мы с вами верим в наш Парк. Посмотрим, что из этого получится.
– Посмотрим, конечно, – пожал плечами Хэммонд, – что, кстати, слышно от Кортни? Он уже должен быть на месте.
Арнольд повернулся к одному из экранов и, нажав на кнопку, склонился к микрофону.
– Шон, вы меня слышите? Что там у вас?
– Все в порядке, – ответил негромкий голос, – направляюсь к загону чертовых рапторов. Не знаю даже, с кем бы я сейчас меньше хотел иметь дело – с ящерами или этими вашими гостями, чтобы их бешеный бородавочник погрыз.
Сказав это, Шон выключил рацию, положив ее рядом с собой на сиденье джипа – одной из немногих машин, что ездили на бензине в Парке. Позади осталась Стена – высокое, футов в тридцать, массивное сооружение, перекрывшее юго-западный полуостров от края до края. Никто толком не знал, когда возвели эту Стену, – на остров нечасто наведывались археологи, – но, стоит признать, сохранилась она неплохо. Лишь в нескольких местах строение разрушилось настолько, что пришлось укреплять его бетонными блоками, живописно замаскированными всякой ползучей растительностью. В других местах Стену поддерживали аккуратно врезанные в камень подпорки из нержавеющей стали. Ну и конечно, под лианами и прочими ползучими растениями была продета металлическая сетка, с пропущенным по ней электрическим током.
С противоположной стороны Стены обитали новые гости острова. Их предводитель, напоминавший Шону жеманную обезьянку, недовольно наморщил нос при виде деревянных хижин с крышами из тростника.
– Джон Хэммонд думает, что мы будем жить в этих халупах? Он, что и вправду считает, что мы совсем не изменились за полтора столетия?
– В Африке многие мечтали бы и о таком жилье, – парировал Шон, – даже горожане. Но здесь это все – бутафория. Есть, конечно, несколько хижин, реконструированные по точным описаниям жилищ ваших предков, – со всеми орудиями и прочим антуражем, – но все для туристов. Вам компанией предоставлено более современное жилье.
В справедливости этих слов аборигены вскоре убедились, войдя в одну из «бутафорских» хижин. Внутри все выглядело иначе, под тростником и соломой укрывались пластиковые стены, а на полу стояла неказистая, но добротная мебель. Туалеты, правда, находились во дворе, но зато в каждую хижину был проведен водопровод и электричество. В самом большой из хижин имелся даже холодильник и телевизор. На острове редко удавалось поймать какой-нибудь канал, но зато имелся видеомагнитофон и пара десятков кассет с боевиками, комедиями в стиле «blaxploitation» и легкой эротикой.
– Мистер Хэммонд знает, как принимать гостей, – сказал Шон, – и это только начало. Когда сюда начнут переселяться остальные ваши сограждане, каждому найдется занятие.
– Работать, как проклятые на плантации? – хмыкнул один из мужчин.
– Вас никто не заставит делать то, чего вам не хочется, – пожал плечами Шон, – но все же Хэммонд – не филантроп. Чем-то же вам все равно придется заниматься, даже в независимом государстве. Чем труд в поле хуже любого иного?
– Вы правы, мистер Шон, – кивнул Бобби Мугела, – и мы благодарны мистеру Хэммонду за то, что он предоставил нам работу, на родине наших предков.
Шон предпочел не замечать прозвучавшей насмешки. Сам он считал, что Хэммонд предложил переселенцам достаточно сносные условия – пусть и совершенно не из альтруистических побуждений. Растущее поголовье ящеров нуждалось во все больших объемах пищи, а доставлять ее из Индии или Индонезии становилось все более накладно. Всю не занятую Парком часть острова Хэммонд планировал превратить в большое сельскохозяйственное угодье, где выращивались бы культуры, которыми бы кормились травоядные динозавры и пасся скот, предназначавшийся хищникам. Ухаживать за всем этим хозяйством предстояло новопоселенцам, которые автоматически становились работниками чего-то вроде огромной агрофирмы. Кроме верхушки вроде Бобби Мугелы: составив местное правительство, они вошли бы в долю с Хэммондом, получая процент от выручки с посещения туристами Парка Юрского периода. Вполне справедливое вознаграждение за возможность легализации Парка на территории карликового государства, избавленного от территориальных притязаний соседей. По замыслу Хэммонда, Парк должен превратиться в первое в мире государствообразущее развлекательное предприятие.
План был, может, и не лишен изящества, но Кортни он не нравился – в первую очередь потому, что ему не нравились сами туземцы. Здесь они вели себя так, будто все им должны за полтора века лишений. Какого черта – ни Шон, ни Хэммонд, не имели никакого отношения к их выселению! Да и сказать по правде – Кортни не особенно жалел и их изгнанных предков. В семейном архиве сохранилось кое-что о посещении этого острова Френсисом Кортни и если хотя бы половина того, что писал основатель рода об островитянах – правда, то предки аборигенов не заслужили ни малейшего сочувствия.
Впрочем, эти соображения Кортни держал при себе. Он даже устроил «гостям» небольшую экскурсию вдоль Стены, хотя, глядя на обезьяноподобных верзил, он не верил, что их предки могли построить столь величественное сооружение.
– Это то, о чем я думаю? – Бобби указал на белые полукруглые предметы, вмурованные в кладку примерно на три фута выше человеческого роста.
– Да, это черепа, – кивнул Шон Кортни, – они украшают стену с обеих сторон, на всем протяжении. Жутковатое зрелище.
– За него мы тоже должны быть благодарны европейцам, – Бобби глянул на него в упор, – именно головорезы Пенворда вырезав почти весь наш народ, разместили эти черепа.
– Есть такая версия, – кивнул Шон, – если вы хотите похоронить ваших предков, то…
– Эти черепа – лучший памятник. Когда сюда зачастят туристы пусть смотрят и вспоминают о преступлениях колонизаторов. Не воспринимайте, пожалуйста, на свой счет, но если бы ваш предок не открыл этот остров, было бы лучше для всех.
Кортни скрипнул зубами, но промолчал.
– Так или иначе, – продолжал Бобби, – я с удовольствием встречусь с мистером Хэммондом, чтобы обсудить наше совместное будущее.
– Уверен, что он не меньше вашего ждет этой встречи, – выдавил улыбку Кортни, – простите, но я вынужден вас оставить.
– Конечно, капитан, – Бобби улыбнулся, легонько коснувшись руки Кортни. Тот изо всех сил стараясь не показать охватившего его отвращения, спешно отправился на контрольный пост здешней базы. Там ему и передали приказ Джона Хэммонда – выехать в Парк, чтобы проверить вольер с велоцирапторами.
По мнению Шона все это нужно было сделать гораздо раньше, но сам он закрутился с аборигенами, а Хэммонд соизволил вспомнить уже во время экскурсии. Так или иначе, Шон взял джип и, открыв в Стене автоматически открывавшиеся ворота – нарочито вычурные, с каким-то фэнтезийными мотивами, – выехал в Парк.
Машина ехала между огромных стен, поросших тропической растительностью. Шон, положив рядом ружье, заряженное шприцами со снотворным, настороженно осматривался. Эту часть Парка он считал самой опасной – несмотря на мнение руководства, видевшего наибольшую проблему в крупных хищниках. Шон же, много лет проведший среди диких зверей думал иначе – и клял про себя Хэммонда вздумавшего вообще вводить в Парк столь опасных животных.
Вскоре Шон остановил машину и, захватив ружье, шагнул на тропку, уводящую в густые бамбуковые заросли. Спустя двадцать футов Шон вышел к двойной ограде из стальной сетки. Поверху, на высоте более чем в пятнадцать футов, проходила свитая спиралями колючая проволока. За оградой росли густые заросли крупных, футов в семь, папоротников. До Шона донеслось гнусавое похрапывание, затем звуки тяжелых шагов, приближающихся к нему. Потом все стихло.
– Ну же, – сквозь зубы прошептал Шон, – где вы, ублюдки?
Словно в ответ на его слова из ветвей папоротника появилась голова животного и на Шона холодно глянули два больших желтых глаза с вертикальным зрачком. От острой морды длинный ряд зубов уходил к слуховому проходу, ушной раковины у ящера не было. Головой животное напоминало большую ящерицу или даже крокодила – единственное, что выбивалось из образа, так это пучок сине-зеленых перьев на загривке. Шон знал, что подобные перья тянулись и вдоль всего хребта раптора, заканчиваясь где-то на середине хвоста. В остальном же кожа была голая, блестящая, серо-зеленого цвета. Вслед за головой очень медленно показалась лапа и раздвинула плети папоротника, закрывающие морду животного. Лапа была сильная, мускулистая, с тремя ловко двигающимися пальцами, которые заканчивались изогнутыми когтями.
Шон много лет провел в африканском буше, выслеживая самых разных животных и со временем стал воспринимать это как своего рода состязание – кто кого перехитрит, кто выследит первым. В львах, леопардах, даже гиенах он чувствовал жизнь, подобную собственной, существ, обуреваемых таким же охотничьим азартом, что и он. Однако с рапторами было все иначе – в их поведении Шон чувствовал неподдающуюся описанию враждебность. Чуждым было все – неподвижность, холодность, даже то, как они двигались. Подобное чувство Шон испытывал, оказываясь рядом с крокодилом, акулой или большим питоном – зловещее ощущение враждебного, давно исчезнувшего мира.
Несмотря на то, что он видел уже это неоднократно, нападение, как всегда произошло стремительно. Хищники преодолели тридцать футов, что отделяли их от изгороди, с пугающей быстротой. В глазах Шона мелькнувшим пятном слились семифутовые тела, прямые хвосты, когтистые лапы, раскрытые пасти, усеянные острыми зубами. Рыча, ящеры неслись вперед, затем рванулись вверх в прыжке. Шон увидел огромные когти на задних лапах, напоминающие кинжалы. Затем они наткнулись на изгородь, и в воздухе одновременно брызнули два снопа белых искр. Раздалось глухое рычание, переходящее в шипение, столь характерное для рептилий, и ящеры исчезли в зарослях папоротника, оставив в воздухе слабый запах разложения и облачко едкого дыма.
– Ублюдки, – снова выругался Шон. Он посмотрел на сетку ограды – помятую и почерневшую. – Только недоумку могло прийти в голову воскресить вас!
Словно в ответ из глубины зарослей раздались звуки, напоминающие уханье совы. Шон посмотрел в сторону, откуда доносились звуки, сплюнул и принялся осматривать вольер, особое внимание уделяя решетке. В нескольких местах она также была черной и мятой, явно проверяемой прочность рапторами, однако в целом вольер был в порядке. Высунувшиеся вновь из листвы ящеры холодно, не отрываясь, наблюдали за ним.
По глубокому убеждению Шона, некоторые динозавры были слишком опасными, чтобы существовать в условиях Парка. Отчасти опасность была вызвана тем, что ученые еще очень мало знали об этих животных. Например, никто не подозревал, что дилофозавры ядовиты, пока вдруг кто-то не увидел, как они охотятся на крыс: ящеры кусали грызунов и, отступив, ждали, пока те издохнут. Но даже после этого никому и в голову не пришло, что они способны плеваться, пока, наконец дилофозавр не плюнул ядом в одного из служителей, и бедняга чуть было не ослеп. Когда это стряслось, Хэммонд дал согласие на изучение яда дилофозавров, и выяснилось, что, как и у современных рептилий – ящерицы ядозуба и гремучей змеи, – железы дилофозавра вырабатывают гемотоксин. Было также обнаружено, что дилофозавры плюются ядом почти на пятьдесят футов. Руководство решило, что дилофозаврам нужно удалить железы, вырабатывающие яд: ведь плевок такого чудовища мог ослепить посетителя во время экскурсии. Шарьер предпринял две попытки, взяв для этого двух разных животных, но обе попытки закончились неудачей. Никто не знал, где именно вырабатывается яд. Это можно было узнать, только произведя вскрытие дилофозавра, однако Хэммонд запретил их убивать.
Опасение вызывали и стиксозавры – особенно после побега одного из ящеров. Впрочем, Шон считал, что морские ящеры могут быть опасны даже в вольере – из-за своих длинных шей. Это стало особенно очевидным, когда одного из рабочих стиксозавр утащил в воду прямо с берега. Однако больше всего Шона тревожили велоцирапторы. Они были прирожденными охотниками и никогда не упускали добычу. Велоцирапторы убивали даже тогда, когда не были голодны – просто так, для удовольствия. Эти животные отличались удивительным проворством: они прекрасно бегали и обладали потрясающей прыгучестью. Все их четыре лапы были снабжены страшными когтями. Один взмах – и хищник вспорет человеку живот, выпустив ему кишки. Вдобавок у велоцирапторов были мощнейшие челюсти, зверюги не откусывали мясо, а резали, прямо-таки кромсали его своими зубами. Умом они намного превосходили других динозавров и, казалось, были созданы для того, чтобы выбираться из клеток и заграждений. Опасения Шона сбылись, когда один из велоцирапторов наконец удрал и, до того как его поймали, успел убить двух рабочих-строителей. После этой истории загон, в котором содержался велоцираптор, снабдили электронными датчиками; они должны были подать сигнал тревоги, если хищник опять попытается бежать. И все равно Шон совсем не был уверен в том, что эти меры достаточны против столь опасных тварей. Особенно сейчас, когда с одной стороны на острове действует инспекция, представляющая интересы инвесторов, а с другой – эти чертовы островитяне, со своими обидами и претензиями.
Закончив с осмотром, Шон вернулся в машину и, усевшись на сиденье, включил рацию.
– Я был у рапторов, – сказал он, – там все в порядке.
– Хорошо, – ответил Арнольд и явно хотел добавить что-то еще, но Шон уже выключил рацию, заводя джип. Над его головой послышался раскат грома и, бросив взгляд на небо, охотник увидел большие темные тучи.
Он уже подъезжал к воротам, когда некая странность, еще толком им не осознаваемая, заставила его остановиться. Лишь спустя миг он понял, что не так.
Стена!
Уже темнело и в это время на острове зажигались кварцевые прожекторы, установленные, в том числе и на Стене. Так же должно произойти и в этот раз – однако на Стена оставалась черной, смутно различимой в сгущавшихся сумерках. Шон еще не успел подумать, что это значит, когда позади него послышались тяжелые шаги. Шон оглянулся – на дороге маячила некая темная масса, быстро приближавшаяся к нему. Шон не успел даже толком насторожиться, когда от Стены послышался не менее тревожные звуки – громкие взрывы и автоматная очередь.
Черт побери, когда-нибудь это дерьмо должно было случиться!
Шон приглушил мотор, притянул на колени гранотомет и вынул снаряды со снотворным. Открыл бардачок и достал увесистую коробку, в которой лежали боевые снаряды. Перезарядив оружие, он достал очки ночного видения и надел их.
