Текст книги "Проект "Плеяда" 2.0 (СИ)"

Автор книги: Андрей Каминский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Даже обезьяны, что насиловали ее внизу, не выглядели столь безобразнымие. Толстые губы, две дыры вместо носа, мясистые бугры на лице. Выпученные темные глаза немигающе уставились на Наташу. Вот губы раздвинулись, обнажая крепкие острые зубы, итварь издала жуткий не то вой, не то рев. Тут же его подхватило сразу несколько голосов из тьмы, в которой заметались неясные тени.

– Что, хороши красавцы? – усмехнулся доктор, привычным движением разводя ноги девушки, чтобы вставить очередную стеклянную трубку. Та дернулась от болезненного проникновения, но больше не сопротивлялась: во-первых, бесполезно, а во-вторых – она еще не отошла от увиденого.

– Это мои первые создания, – с гордостью произнес профессор, забирая, тем временем, кровь на анализ, – как и полагается, первый блин комом. Эксперименты начались еще во время моей работы во Французской Гвинее – было заключено соглашение между советским правительством и Французской Республикой. За сотню франков негры соглашались быть днорами спермы для самок обезьян. И потомство было, но – такое, какое вы видите перед собой: более-менее человеческая внешность, но совершенно звериный разум. Сколько я не бился, не пытался добиться лучших результатов – бесполезно. Но я говорил с тамошними колдунами и они рассказали мне кое-что – то, что очень помогло мне в исследованиях. У них там есть свои ритуалы, обряды «смешения крови», жертва Царю обезьян. Во всех этих суевериях обнаружилась масса интересного и это мне помогло, когда я…

Он замолчал, вынимая зонд и доставая из ящичка большой шприц. Однако Наташа и так уже поняла, о чем речь. Секрет преображения профессора Иванова был замешан не только на его научных достижениях, но еще и на темных секретах Черной Африки. Соединенные со всей мощью советской науки и тайными знаниями монгольских шаманов, семена, посеянные в душных джунглях, дали обильные всходы в забайкальской тайге.

– Мне пришлось уехать оттуда, – с сожалением произнес Иванов. – Официально было объявлено, что все опыты окончились неудачей, но на самом деле с десяток моих созданий я вывез на советском сухогрузе. Двое подохло в дороге, зато остальных восемь я привез в СССР. Их спермой я оплодотворял и женщин и самок обезьян, смотрел, что получится, заставлял их скрещиваться в самых разных комбинациях. Хорошо еще, что половая зрелость у них наступает много быстрее, чем у людей. В общем, рано или поздно мне удалось вывести то, что ты видела там, на плацу.

Он прервался, чтобы всадить шприц в бедро Наташи и та невольно вскрикнула. Внизу в ответ послышалось басовитое ворчание. Доктор, словно и не заметив, что его пациентке больно, продолжал болтать. Похоже, у него не часто тут находились новые уши, перед которыми он мог похвастаться своими достижениями. Наташа, как имеющая медицинское образование, в этом отношении была для «товарища Иванова» настоящим кладом.

– Да вот так вот, Наташа, – рассуждал он, – методом проб и ошибок, мне я добился успеха. Но время от времени среди моих подопечных рождаются и такие безмозглые уроды. Эти на человека похожи хотя бы телом, в других камерах встречается совсем жуть. Приходится их изолировать. От них тоже есть польза – хороший семенной фонд, резерв для дальнейшего оплодотворения. Также на них можно проводить опыты, какие мне не позволят проводить на более развитых особях.

Говоря все это, доктор взял, наконец, все анализы, убрал образцы в ящичек и выпрямился.

– Ну, вот и славно, – произнес он, – вроде пока все в норме. Забыл сказать – обычно наши подопытные беременеют с первого раза. Забавно, но эти…сущности, с которыми имеет дело господин Сагаев, кажется, придают семени какую-то особую силу. Так что поздравляю – очень скоро, я полагаю, вы познаете все радости материнства.

Улыбаясь ослепительно белыми зубами, Иванов перешел к другой девушке, а Наташа прижавшись лбом к спинке кровати беззвучно выла – от страха, омерзения и стыда. Она давно поняла, для чего ее похитили и как собираются использовать, но сегодня, после всего, что случилось и последующего пояснения Иванова, она почувствовала себя полностью раздавленной. Участь безвольного скота, живого инкубатора для выращивания омерзительных тварей, словно вышедших из ночного кошмара – было от чего свихнуться.

Снизу в ответ ее тихому плачу раздавался заунывный вой черных обезьян.

Прошло три дня с тех пор как Наташа впервые оказалась в своей камере-палате. Первые сутки она лежала прикованной к кровати: надо полагать, доктор понял ее состояние и решил не рисковать, отпуская – вдруг ценный подопытный материал наложит на себя руки. Кормили ее насильно, причем, судя по специфическому привкусу, в пищу добавляли какие-то лекарства. Кроме того, ей периодически делали разные уколы. В итоге уже к середине второго дня на Наташу напала странная апатия – незавидная ее участь воспринималась без всякого трагизма, будущее представлялось в уныло-сером, но не страшном свете. Заглянувший к обеду Иванов внимательно осмотрел ее, задал несколько вопросов – на который Наташа безропотно ответила – после чего просиял и приказал своим подручным расковать ее.

– Просто прекрасно, моя дорогая, – произнес он, – вижу, вы уже полностью прониклись важностью возложенной на вас миссии. Грань между экспериментатором и объектом эксперимента, на самом деле, невелика – разве мой внешний облик не лучшее тому доказательство? Великие ученые прошлого прививали себе оспу, чтобы проверить новые лекарства, а вы совершили прививку новой жизни – той, что достигнет звезд.

Он продолжал еще что-то плести, в то время как Наташа вяло гадала – вдохновенно ли он врет или и вправду верит в бред, который несет. Очень походило на второе, но и эта мысль не вызывала у девушки особенных эмоций. Их у нее сейчас вообще мало что вызывало – как и у ее сокамерниц. Они редко говорили друг с другом, мало двигались, большую часть времени проводили лежа на кровати и тупо уставившись в потолок, оживляясь только когда приносили еду.

Единственное, что могло вывести девушек из той апатии – это соседство с чернокожими обезьянами, то и дело завывающими из расположенной под ними пещеры. Тогда с девушек спадало сонное оцепенение – по крайней мере, с тех, кто появился тут недавно.

Вот и сейчас девушки, опасливо озираясь, старались держать подальше от жуткой ямы, расположенной за окошком. Наташа, превозмогая страх, все же глянула вниз, поморщившись от долетевшего даже сюда зловония. Собравшись в небольшой круг, пятеро или шестеро огромных существ, задрав вверх оскаленные морды, издавали улюлюкающий вой, молотя лапами себя в грудь. Наташу вновь поразил контраст перед почти человеческими, мускулистыми телами и беозобразными животными харями, с сверкающими красными глазами. Особенно уродливая голова – совершенно лысая, в отличие от остальных – венчала женское тело, с полными черными грудями и пышными бедрами. Вращая белками глаз, твари завывали, словно выпрашивая чего-то.

Наташа не смотрела, как их кормили раньше, но соседки говорили, что черным великанам суют в щель под дверью миски с баландой. Сама дверь находилась внизу и открывалась очень редко. И до сих пор Наташа еще не слышала, чтобы эти твари так орали.

– Не смотрела бы ты, – послышался позади негромкий голос и Наташа обернулась, не веря, что кто-то с ней решил заговорить первой.

Это оказалась Василиса. Грузная девка сидела на кровати, свесив ноги и уставишись в голую стенку.

– Почему? – растерянно произнесла Наташа.

– Потому, – буркнула Василиса, укладываясь на кровать, – они так орут, когда их не кормят долго. А это тут делают только когда…

– Когда что? – допытывалась девушка, но Василиса уже, махнув рукой, отвернулась к стене. Наташа оглядела всех остальных – на лицах девушек прибывших одновременно с ней была растерянность и страх, у других – все то же безразличие.

Внезапно вой внизу смолк и вслед за этим послышался скрежет и лязг железного засова. Раздался жалобный крик, захлебнувшийся надрывным плачем. Ругая себя за несдержанность, Наташа все же, не удержавшись, глянула вниз.

В круге света, падающем из окон камер, вместо монстров теперь стояла на коленях девушка, в рваной белой сорочке. Темные волосы раскидались по плечам, в округлившихся глазах даже сверху было видно плещущиеся отчаяние и страх. Побелевшие губы дрожали, по щекам стекали слезы.

Вдруг раздался громкий щелчок и комнату озарил призрачный синий свет – где-то видно был спрятан мощный фонарь. Отчаянный крик сорвался с губ девушки, когда она увидела, что вокруг нее кружат, словно исполняя неведомый танец, черные великаны. В глазах их читался лютый голод, алые языки облизывали полные губы, пальцы крючились, словно огромные когти. Особенно скотское вожделение читалось на лице лысой самки – Наташа не могла заставить себя называть это существо женщиной.

Она не заметила, кто из кружащих вокруг девушки тварей издал гортанный вой, после которого они разом метнулись вперед. Черные сильные пальцы вцепились в белую плоть, раздался истошный крик, переросший в нечленораздельный вой и хрип. Двое чудовищразом вцепились в руку девушки, выкручивая ее из суставов и с треском отрывая от туловища. Еще один монстр вгрызся острыми клыками в белую шею. Женоподобная тварь запустила пальцы с длинными ногтями в промежность девушки, выдирая у хрипящей в предсмертных судорогах женщины капающий кровью кусок кожи, с одной стороны покрытый курчавыми волосами, с другой – обрывками плоти и комками жира.

В считанные минуты женщину растерзали в клочья и твари, огрызаясь друг на друга, разбежались по углам, пожирая окровавленные куски. В этот же момент комната погрузилась во мрак. Наташа, широко раскрытыми глазами смотрела на все это– жестокостьпроисшедшего пробудила даже ее чувства, притупленные успокоительным. Ничком она рухнула на кровать, забившись в рыданиях. В ушах девушки еще раздавались крики несчастной, хотя на самом деле снизу раздавалось только довольное чавканье и урчание тварей, насыщавшихся человеческой плотью.

Позже Василиса рассказала Натаще, что такая казнь предусмотрена для девушек, потерявших плод – неважно по своей вине или по неосторожности. Конвейер, поставивший рождение чудовищ на поток, не терпел холостых выстрелов, а между первым и вторым зачатием проходило время, которого у большевиков было немного – в отличие от «подопытного материала». Считалось, что проще использовать другую «человекоеденицу», которая почти гарантированно зачинала после первого изнасилования. Кроме того, подобные расправы яснее ясного демонстрировали пленницам, что их ждет при попытке устроить искусственный выкидыш. По словам Василисы, была и еще одна причина – созерцание подобных зрелищ, равно как и само нахождение рядом с ямами тварей, должно было оказывать некое влияние на плод. Василиса и сама не понимала этот момент, однако Наташа сообразила, что речь идет об очередной мистике и не стала ломать голову. Все и без того было слишком страшно.

* * *

Котловина, укрывшаяся между поросшими сосняком холмами, напоминала огромную чашу, в центре которой покоилось почти идеально круглое озеро. Берега водоема заросли камышом, скрывающим заболоченную землю и человеку, не знающему дороги, было бы опасно соваться в эти топи. Однако двое человек, сидевших на поваленной сосне у подножия холма, и не думали лезть в выросшую перед ними стену, преисполненную шелетом камышей, лягушачьим ором и комариным зудом.

– А черт! – Василь с силой хлопнул себя по лбу, убивая комара, – этих двоих за смертью посылать. Может, стоило пойти с ними?

– Ночевать все равно будем тут, – пожала плечами Илта, – раз уже остановились. Зачем куда-то идти, все равно здешних мест не знаем.

– А то финн знает, – буркнул украинец, – чего он тогда за Степановым увязался?

– Говорит, что привык, – ответила Илта, тщетно пытаясь разжечь от отсыревшей спички последнюю сигарету, – и, похоже, не врет. Ты сам видел.

Это было правдой – в заболоченной Муйской котловине финн чувствовал себя куда увереннее, чем в горах или на реке. Наряду с якутом, привыкшим к болотам в родной тайге, он лучше всех определял на глаз наиболее безопасные пути, умея отличить безопасную зеленую лужайку от топкой трясины. Даже кержак – тоже не новичок в болотистых краях, признавал, что финн лучше его разбирается в здешних местах.

Наличие опытных проводников, конечно, радовало – но в то же время и настораживало. После засады у Медвежьей Скалы, Илта стала все подозрительней посматривать на своих спутников и чувствовала, что и они все меньше доверяют друг другу. Может, конечно, это все было диким совпадением, может Кузнецов узнал об них как-то иначе и, примерно рассчитав, где они будут спускаться с гор, устроил засаду. Однако в такие совпадения Илте верилось плохо.

Тем не менее, она отпустила на разведку и Степанова и напросившегося с ним финна – как-никак, идти завтра наугад тоже было неохота. По расчетам им оставался хороший дневной переход до Северо-Муйского хребта, вершины которого, казалось, начинались за следующим холмами. Увы, для того, чтобы добраться до гор им предстояло преодолеть обширные пространства торфяных болот, местами покрытыми «пьяным» чахлым лесом. Куноити поджимало время – потратить целый день на поиск безопасных путей не хотелось, поэтому она и отправила якута чтобы появилась хоть какая-то определенность. Также она без колебаний отпустила с Степановым финна: если один из них и предатель, другой присмотрит за ним. В Свицком она была уверена, также как и в Мирских, поэтому не возражала когда последний, взяв ружье, отправился к озеру, пообещав настрелять дичи к ужину. Первое время еще раздавались выстрелы, но вскоре и они стихли – похоже, сибиряку не везло с охотой. Он не боялся выдать себя – по словам всех трех проводников, они находились далеко от обжитых мест. Ближайший населенный пункт – поселок старателей Таксимо – группа обогнула, сделав большой крюк, а иных поселков тут не наблюдалось.

Неожиданно раздался выстрел – первый, второй, третий. Это явно была не юрина берданка. Степанов? Финн? Свицкийподтянул руку за своим карабином и передернул затвор. Выстрелов больше не последовало, но что-то было НЕ ТАК.

– Что-то тихо, – проворчал Свицкий.

Илта молча кивнула и подтянулась за унаследованым от покойного гурана СКТ.

– Черт!

В камышах вдруг оглушительно заорали лягушки.

– В лес! – выдохнул Свицкий, вскидавая к плечу оружие – быстро!

Тут же он открыл беглый огонь по мелкнувшим в зарослях теням – явно больше двух. В ответ загремели автоматные очереди.

Илта, не размышляя, сделала кувырок через спину, перекатываясь за ближайшее дерево и стала бить по вспышкам и легкому дымку в зарослях, прикрывая украинца. Тот скоро рухнул рядом с ней и, откатившись подальше в низкие кусты, заменил магазин.

– Цел? – не глядя в его сторону, бросила Илта, также сменив магазин карабина.

– Почти, – скрипнул зубами Свицкий. Илта, посмотрела на него – украинец держался за бок, сквозь пальцы проступила кровь. Черт, как не вовремя!

– Зацепило только, – усмехнулся украинец в ответ на невысказанный вопрос Илты, – царапина, – добавил он, снова открывая огонь.

Град пуль из двух самозарядных карабинов заставил нападавших залечь, но не прекратить огонь. Стреляли явно професионалы, причем хорошо воруженные: характерным звуком трещали советские автоматы, к которим вскоре присоеденился и ручной пулемет. Уже через пару минут Свицкий и Илта не могли даже голову поднять. Вокруг поднимались фонтаны земли, сверху сыпались выбитые пулями щепки и срубленые ветки.

– Уползать нужно пока непоздно, – опять меняя магазин, прохрипел Свицкий, – а то прижмут и гранатами закидают, или с фланга обойдут как ты тех мудаков на острове.

Внезапно стрельба стихла и наступила давящая на уши тишина.

– Эй, фашисты! – прозвучал веселый голос из камышей, – не скучаете? Мы тут на двоих ваших наткнулись. Одного, правда, замочить пришлось, зато вот второго скрутили. Выйдете по-хорошему – всем жизнь будет, не выйдете – хлопнем и его и вас за ним.

– Смотри, – опять прохрипел Свицкий.

Илта осторожно подняла голову и замерла. Камыши расступились и на открытое место вытолкнули скрюченого в три погибели человека, сильно избитого и глотавшего ртом воздух. Куноити шепотом выругалась, узнав Степанова. Его руки были связаны за спиной, от запястий отходила длинная веревка, конец которой явно держал кто-то из залегших в камышах красных.

– Думайте быстрее, – очередь подбросила фонтан земли рядом с якутом.

Илта, закусила губу – она слишком хорошо знала своих врагов, чтобы верить их обещаниям. Но и оставаться в кустах она не могла – самурайский кодекс чести, причудливо смешавшийся в ее голове с понятиями детдомовской стаи, не позволял ей бросить соратника. В голове ее бешено неслись мысли: скорей всего ей все-таки не врут – она им нужна живой, как командир, как носитель полезной информации. Ее доставят в местный штаб, может даже в тот самый Центр – как раз туда куда нужно. В плену она как-нибудь догадается, как уйти живой – воспитаннице «Черного дракона» было не привыкать к таким поворотам.

– Я выхожу, – громко крикнула Илта, выходя из-за дерева – не трогайте его.

Со всех сторон зашуршали камыши и рядом с плененным Степановым, стали выходить диверсанты – высокие, крепкие мужики, с холодными глазами опытных убийц. Поверх формы были наброшены советские масхалаты, темно-зеленые с более светлыми пятнами (Илта припомнила, что тут их называют «березкой»). Все они держали в руках автоматы.

Вперед шагнул широкоплечий верзила, с черными кудрями, выбивающимися из-под буденовки, украшенной листьями и ветвями.

– Оружие брось, – сказал командир, направляя ствол. Поколебавшись, Илта расстегнула ремень с кобурой пистолета, повесила его на сук ближайшего дерева и шагнула вперед.

– А второй где? – спросил командир красных, с похотливой улыбкой рассматривая гибкую фигурку девушки.

Илта, неуспела ответить, когда позади послышался шорох. Обернувшись, она увидела как поднявшийся из кустов украинец подходит к ней.

– Тут я! – проворчал он, прижимая руку к правому боку. Красный раздраженно дернул стволом, и украинец неохотно поднял руку. Пальцы его были в крови, на боку также набухало красное пятно.

За спиной грохнул выстрел. Свицкий дёрнулся и Илта словно в замедленном кино увидела, как его лицо вдруг взорвалось страшной раной, как высокий мужчина медленно оседает в заросли. Она обернулась – красноармеец, ухмыляясь, глядел на нее.

– Нет времени, – сказал он, – тащить его по горам, еще подохнет по дороге. Ступай давай, пока я и этого не отправил следом.

Пред глазами Илты поплыла кровавая пелена, лютая, застарелая ненависть, копившаяся все время внутри нее, поднялась мощной, всесмывающей волной. В висках застучали множество молоточков и она, уже не соображая, что делает, метнулась вперед, но ноги подкосились и девушка рухнула на землю, забившись в конвульсиях. Как сквозь стену где-то над ней слышались голоса.

– Эй, ты чего?

– Слышь, что с вашей узкоглазой?!

– Я-то откуда знаю!?

– Припадочная что ли? Рехнулась с горя?

– Подохнет еще тут!

Красноармейцы переговаривались, пятясь к камышам, наводя стволы на бьющуюся на земле Илту. Та сейчас представляла зрелище не для слабонервных: глаза закатились под самые веки, изо рта текла пена, зубы клацали, каким-то чудом не откусывая язык. Руки куноити шарили по телу, тонкие пальцы рвали плотную ткань красноармейской формы, словно бумагу.

– Ща, я ее успокою! – произнес командир, осторожно подходя и примечиваясь прикладом, – ишь распрыгалась, стер…

Он не успел договорить – тело Илты выгнулось дугой, так, словно в нем вовсе не было костей и она забилась на земле. Лицо ее исказилось, губы задвигались и с них темным пугающим потоком полились слова никому не ведомого здесь языка.

Лишь сгинувший непонятно где финн мог бы понять это песнопения:

Копья были там столбами,

Змеи были там жердями,

Их гадюками скрепили,

Ящерицами связали,

И хвосты у них висели,

С свистом головы шипели,

Черепа вверху качались,

А хвосты мотались снизу.

Змеей вилась в грязи Илта и змеиное же шипение издавали ее уста, перемежая его словами заклинаний далекого северного народа.

Мать твоя ведь – людоедка,

Мать твоя – из глуби моря.

Мать твоя плевала в воду

И слюну пускала в волны.

Давно отвергнувшие и бога и черта, бледные как мел красноармейцы крестились, пытаясь шептать давно позабытые молитвы. Даже якут трясся, как банный лист, молясь одновременно Христу и родным полузабытым богам, когда слышал слова незнакомого языка, странным образом становящегося все более понятным.

Из слюны змея явилась,

Вышла черная гадюка.

Из чего ей жизнь досталась?

Из углей, из груды Хийси.

У змеи откуда сердце?

Сюэтар дала ей сердце.

– Черт, да заткни ее, наконец! – нервно выкрикнул один из большевиков и командир, словно очнувшись от ступора, потянул с плеча винтовку. Но не успел – Илта вдруг вскинула голову, приподнявшись от земли – без помощи рук, прижатых к бокам, одно лишь тело. Меж жемчужно-белых зубов быстро-быстро высовывался язык и энкавэдэшник застыл словно загипнотизированный, уставившись в изменившиеся глаза Илты – желтые, с вертикальными зрачками. Оглушительное шипение разнеслось над болотом и большевик не сразу понял, что исходит оно не только из уст одержимой финнояпонки, но и от множества извивающихся тел разом исторгнутыми болотами и лесом. Терпкий мускусный запах заполнил воздух.

– Змеи, товарищ командир! – раздался крик, – везде гадюки!

Загремели выстрелы – впавшие в панику коммунисты палили по окружавшим их змеям, уже не думая, что на такой короткой дистанции могут поубивать друг друга. Пули разрывали змеиные тела в окровавленные ошметки, но на место каждой убитой гадины болото и лес исторгали десять, двадцать, сотню – вся земля вокруг покрылась шевелящимся ковром из шипящих рептилий. Змеи – черные, коричневые, с узорами и без, гадюки и щитомордники. Они текли по земле, меж камышей, плыли в огромных лужах, приминали траву, обтекая бьющуюся на земле Илту, и их плавные движения странным образом попадали в такт с ее конвульсиями. А с губ девушки неслись жуткие словеса:

Что такое десны злобной?

Десны девы бога смерти.

А спина змеи ужасной?

То – печной ухват у Хийси.

Хвост откуда появился?

Из косы нечистой силы.

Из чего гадюки чрево?

То бог смерти дал свой пояс.

^[7]

Красные уже не остреливались, потратив все патроны. Отчаянно ругаясь, они сбрасывали обвивавших их змей, ожесточенно топтали их ногами. Тщетно – словно вода в половодье, ковер из змей поднимался вокруг них и все новые и новые гады упорно лезли вверх. Страшные крики оглашали поляну, когда наполненные ядом зубы впивались в руки и шеи НКВДистов и те, падали на землю получая ядовитые укусы. И посреди всего этого ада стоял трясущийся от страха якут, сам не понимающий как ему удается держаться на ногах рядом с шевелящимися грудами, в которые превратились обвитые змеями тела чекистов. Движения их становились все слабее, попытки скинуть с себя рептилий все более вялыми, пока не прекратились вовсе.

Последнее слово сорвалось с уст Илты и она, дернувшись в последний раз, замерла вытянувшись на земле. В этот же момент схлынул змеиный потоп – также стремительно, как и появились, змеи расползались по камышам и болотам, словно впитываясь в исторгнувшие их стихию. Скоро в поле зрения якута не было ни одной змеи – только распухшие тела мертвецов, с черно-красными лицами от напитавшего их яда.

Степанов перевел взгляд на Илту – та неподвижно лежала на земле, ее высокие, покрытые грязью и мелкими царапинами груди, равномерно вздымались и опускались. В широко распахнутых глазах не было не единого проблеска мысли, но якут облегченно вздохнул, когда увидел, что они приняли обычный синий цвет. Преодолев внезапно нахлынвшую робость, следопыт подошел к девушке и присел на корточки, протянув руку к обнаженному телу Илты.

– Не трогай!

Якут обернулся – из камышей выходил грязный оборванный Мирских, сжимавший в руках берданку. Ствол ее был направлен прямо на Степанова.

– Отойди от нее! – крикнул он, – ну!

– Я только проверить хотел, – произнес якут, исподлобья глядя на кержака.

– Целее будет, если ты от нее подальше держаться будешь! – сказал Юрий, – финн где?

– Предатель твой финн! – сказал следопыт, угрюмо косясь на кержака, – хотел порешить меня, да я быстрей оказался. Совсем чуток он с «товарищами» разминулся. А ты сам-то, где отсиживался? Не вдвоем ли нас сюда завели?

– Ах, ты мразь узкоглазая, – рявкнул Юрий, – да я тебя…

– Довольно! – послышался слабый, но твердый голос, – замолчали! Оба!

Бледная, поцарапанная Илта уже сидела на земле на корточках пристально глядя на разом замолкших спорщиков, смотревших на нее с плохо скрываемым страхом.

– Сейчас найдете мне одежку, – сказала она, – можете с краснюков снять, мне все равно. Потом пошарите по сумкам – в жизнь не поверю, что у целого отряда в сумарях, хоть одной фляги со спиртом не завалялось. А потом вы мне все расскажите.

Желающих возражать не нашлось.

Позже, все трое сидели на уютной поляне меж разлапистых сосен. В углях, оставшихся от небольшого костра, запекались два, пойманных кержаком, сазана. Сам Юрий время от времени запихивал их палкой поглубже. Напротив него сидел на бревне якут, все еще не отошедший от всего, что пришлось ему пережить пару часов назад. Наконец прямо на земле, в стащенной с одного из мертвецов штанах и гимнастерке сидела Илта, держа в руке почти опустевшую фляжку. Командир «партизан», оказывается, не был чужд некоторого изыска – во фляжке плескался коньяк.

За все время, прошедшее с жуткой сцены у озера Илта сказала едва ли десяток фраз, полностью погрузившись в свои размышления. Вот и сейчас она сидела, молча глядя на оставшихся следопытов. Те же, напротив, говорили много и без того хорошо представляя, что от них хочет услышать Илта.

– Я как раз этих рыб поймал, – рассказывал Мирских, – повезло мне, там вода спала в озерце и они оказались отрезаны в большой луже. Собирался идти к вам – слышу, стреляют! Я хотел обратно бежать, да чуть на этих коммуняк и не напоролся. Хорошо еще что этот живорез начал сначала стрелять, а потом орать – я в камышах схоронился, а потом потихоньку стал пробираться к поляне. Честно говоря, оттуда такое слышалось, что я духу набрался, чтобы вылезти, только когда все стихло. Только и успел увидеть, как змеи те расползаются. Вот, все так и было, Христом-Богом клянусь!

Он истово перекрестился, глядя на Илту. Та скупо усмехнулась и перевела взгляд на Степанова. Тот нервно сглотнул и начал рассказывать.

– Я это…ну когда, мы вместе пошли, сразу понял, что тут неладное что-то. Финн чей-то уж больно разговорчивым стал, как подменили его. И смотрю я, он все время норовит не к северу, а к западу забирать, говорит, мол, там пройти проще. Я говорю, ты же тут первый раз, откуда тебе-то знать? Отвечал ерунду какую-то, вроде как видел с холмов куда лучше идти. Один раз я ему поверил, свернули, куда он сказал, потом смотрю – совсем не туда идем. Я этого финна останавливаю, говорю – куда ты меня завести хочешь? Он ничего не говорит, только лыбится так, нехорошо, дьиккэр! – выругался якут. – Я говорю – ты как хочешь, а я обратно пойду, поздно уже. Развернулся, только краешком глаза заприметил, как он за кобуру схватился. Я винтовку сорвал, пальнул в него и он в меня пальнул, только он промазал, а я – нет. Только он свалился – смотрю, из леса краснюки выбегают, орут, оружие бросить велят. На землю повалили, избили – якут, поморщившись, коснулся налившегося над скулой синяка, – с собой повели. Ну, а дальше ты все видела.

Илта кивнула.

– Черт его знает, где он был завербован: может в Харбине, а может еще и с самого начала он шпионом был, – продолжал якут, – он и хотел сначала нас под Кузнецова подвести, да не срослось – медведь-абаасы красных раньше порезал. В Таксимо отряд стоял, видать ждал Кузнецова вместе с нами. А как не дождались, стали разведку высылать, ну где-то и стакнулись. Мы ведь, когда разведку высылали, часто с ним разминались, разные тропки искали. Видать неплохо здешние места знал, знал куда идти, урдуус! – якут сплюнул.

Илта медленно кивнула – да, эта история худо-бедно объсняла все последние сложности. Тем более финн с самого начала вызывал у нее подозрения.

– Малая, что это было все-таки? – набравшись храбрости, спросил Мирских, – я знаю, что девка ты не простая, но это вот, – он запнулся, – как-то уж совсем жутко. И язык непонятный какой-то.

– Сама не понимаю Юра, – покачала головой Илта. Она и вправду не понимала, что именно пробудилось в ней, подняв змеиные орды. Словно ненависть к убийцам соратника, сорвала ее с какого-то предохранителя, удерживащего странные и страшные силы. На ум пришел проведенный перед походом ритуал на острове посреди Амура.

«Кровь предков твоих в чаше сей, выпей и обретешь силу их всех.»– всплыли в памяти слова Йошико. Но почему именно здесь?

– Не знаю, – повторила куноити, – нашло вдруг что-то.

– Старики говорили, – поднял голову якут, – раньше Саха здесь жили, там где сейчас Таксимо стоит. Говорили они, есть там озеро, на котором царь абаасы, злых духов, женился на деве-змее. И с тех пор озеро то и именуется, «Куел эриэн уон», «Озеро змеи».

– Удачно же мы место для ночлега выбрали, – передернул плечами Мирских, – нарочно не придумаешь. Даже не знаю, благодарить ли бога или нет, за эту случайность.

Илта горько усмехнулась про себя – нет, случайностью тут и не пахло. Эрлэн-хан бережет свою Гончую, но за все берет свою плату. Сегодня была взята очередная жертва – девушка очень надеялась, что последняя.

– Что дальше-то будет, Илта? – спросил Мирских, оглянувшись на темные стволы деревьев, вокруг которых уже сгустилась ночь. – Нас ведь только трое осталось?

Илта подняла голову и улыбнулась – словно оскалилась лисица.

– Дальше? – тихо сказал она, – дальше мы пойдем на Север.

* * *

Наташа не могла заснуть, вновь и вновь переживая увиденный кошмар. Сегодня в подземелье на растерзанье чудовищам швырнули еще парочку девушек – русскую и китаянку. Обе выглядели настолько изможденными, что не кричали, даже когда их разрывали на куски – из их уст вырывался только предсмертный хрип. Эти две ни в чем не провинились: просто, как любезно объяснил доктор Иванов на обходе, они уже были настолько измучены адским конвеером, что уже чисто физически неспособны вынашивать звероподобных ублюдков. Они бы и так умерли, самое большее, через неделю, однако местное руководство решило не дожидаться смерти женщин. По какому-то очередному изуверскому правилу, черным тварям должна доставляться еще живая человечина.