Текст книги "Власть земли"

Автор книги: Андрей Зарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Ходзевич поклонился и вышел.

Едва он перешагнул порог палатки, как его нагнал Мархоцкий. Они поцеловались.

– Ты куда? – спросил Мархоцкий.

– К офицерам пана Струся!

– Я с тобой! Авось не прогонят.

– Я не узнал тебя. Откуда ты?

– Бежал! – ответил Мархоцкий. – Русские задали нам перца в Иосифовом монастыре! ^{25} Гонсевский теперь сидит в Белой, как волк в капкане. Я пришел за помощью.

– И что?

– Жолкевский идет. И пора: не пойдут наши, русские здесь будут!

Эти новости взволновали Ходзевича. Он прибавил шагу.

– Поход! – сказал он, входя в палатку приятелей.

Офицеры вскочили.

– Куда? С кем?

– Вот он расскажет! Пан Мархоцкий! – указал Ходзевич на своего спутника.

Кто не знал в то время Мархоцкого, имя которого наравне со Зборовским, Лисовским, Рожинским, Сапегой, Заруцким гремело в польских и русских войсках и наводило панику на мирных обывателей! Офицеры наперерыв бросились пожимать ему руку, потом усадили за стол и стали угощать венгерским, наливая его прямо из бочонка.

– Да, поход! – подтвердил Мархоцкий. – Гетман Жолкевский ведет войско на Москву!

– Жолкевский? – удивился Добушинский. – Но ведь он хотел все взять Смоленск и спорил с Потоцким!

– А теперь, – ответил Мархоцкий, – когда я поведал им наши дела, сам сказал: «Нельзя терпеть дольше! Если никто не хочет, я иду!»

– Храбрый старик! – с восторгом вскричал Ржевский.

– А что пан им поведал? Не секрет? – спросил Одынец.

– Нет, – сказал Мархоцкий, – я сказал, что Шуйский собрал огромное войско. Всех поведет Дмитрий Шуйский, с ним Делагарди со своими шведами; князь Елецкий с Валуевым уже двинулись на Можайск, а Хованский с Горном задали нам перца! Да, кабы не казаки, что говорят по-русски, как русские, всем нам карачун был бы!

Офицеры выразили удивление.

– Что же делать! Их несметная сила. Мы заняли Белую, взяли Иосифов монастырь; они тут-то на нас и нагрянули. Гонсевский успел дойти до Белой и там заперся. Может, сейчас там резня идет, а я скорее сюда! Не пойдете вы навстречу, русские здесь будут!

– Война! Вот-то радость, хоть место переменим! – радостно воскликнул Ржевский.

– Подожди, – остановил его Кравец, – может, пан Струсь и не пойдет.

– Он-то? Да он здесь со скуки собак стреляет.

– Ну а ты с нами? – спросил любопытный Одынец Ходзевича.

Тот отрицательно покачал головой.

– Нет, завтра еду!

– Куда?

Ходзевич сказал и потом прибавил:

– И потому прошу извинить меня! Я не спал две ночи!

Одынец засуетился. Он быстро встал, позвал двух солдат, и на полу вмиг была приготовлена постель из попон и свежего сена. Подушками приятели поделились. Ходзевич поцеловался со всеми и лег, завернувшись в свой плащ.

На другой день он встал с первыми лучами солнца бодрым и свежим. Заботливый Одынец поднялся с ним тоже и добыл ему яиц, кусок говядины и горячего пива. Ходзевич с жадностью поел и вышел из барака. Одынец проводил его до коновязи.

– Я еду на весь день, – сказал Ходзевич, – а ночью выеду уже по службе. Будь друг, прикажи собраться моим жолнерам.

– Будь покоен! Знай, что, как поздно ты ни приедешь, тебя ждет ужин!

Ходзевич вскочил на коня и помчался к дорогой Ольге.

«Только взгляну на нее, – мечтал он по дороге, – и уеду, может, на смерть. Скажу ей это! И вдруг… она пожалеет?»

При этой мысли его лицо вспыхнуло. Он погнал коня; но по мере того как он приближался к заветному домику, его сердце сжималось неясной тоской – словно он чуял несчастье. Конь убавил шаг и, мотая головой, сбрасывал с морды окровавленную пену. Вдруг набежала туча, и сразу все окрасилось в сероватый цвет. Каркнула ворона. Страх охватил Ходзевича. Он даже придержал коня.

Наконец показалась избушка. Что-то унылое в ее внешности поразило поручика. Одинокая, стояла она почти в лесу, немного в стороне от дороги. Дым не поднимался из ее трубы, а над нею с карканьем вилась стая ворон.

Ходзевич поспешно соскочил с коня, привязал его к дереву и вошел в отворенные настежь ворота.

– Ян! Антусь! – крикнул он.

Кругом было тихо. Ходзевичу стало жутко.

– Лев! Казимир! Ян!

То же молчание.

Ходзевич вынул саблю и побежал к дому. Он вошел в сенцы. Дверь в горницу была заперта на щеколду. Поручик отворил ее и закричал не своим голосом – горница была пуста, но при его крике вдруг кто-то выскочил из угла и пополз к нему на коленях. Ходзевич вскрикнул снова и схватил человека за волосы.

– Где, где? – прохрипел он.

Юноша поднял руки и застонал.

Ходзевич бросил его на землю.

– Говори, – произнес он спокойнее, – где девки?

– Пан! Ласковый пан, – со слезами воскликнул юноша, – они убиты!

– Кто? – в ужасе отскочил Ходзевич.

– Товарищи! А девки бежали!

– С кем?

– Одни.

– Ты шутишь, щенок! Были русские или казаки? Говори!

– Нет! Она – дьявол!

Ходзевич почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове. Было что-то заразительное в страхе юноши, в его безумном взгляде и дрожащих членах.

– Кто «она»? – спросил Ходзевич тихо.

– Пашка!

– Она? – закричал Ходзевич. – Что она сделала? Говори все! Скорее!

Юноша несвязно рассказал страшные часы, проведенные им в это время. Ходзевич не верил своим ушам. Он схватил пахолика за руку и бросился в сарай. Но едва он растворил дверь в него, как отступил в ужасе: на земляном полу в ряд лежали три трупа, упитав всю землю своей кровью. Жаркая пора ускорила тление, и страшное зловоние пахнуло на Ходзевича. Он отбежал на средину двора и там без чувств упал на землю.

Солнце поднялось выше. Ходзевич очнулся от холодной воды, которой брызгал на него раздетый пахолик, и растерянно огляделся, но пахолик своим видом тотчас напомнил ему происшедшее. Поручик застонал и схватился руками за голову. Его чистые мечты так грубо осмеяны, поруганы, за его благородство отплачено таким злодейством!.. Он вскочил, сжал кулаки. О, если бы сейчас ему попалась в руки эта Пашка!

«В погоню!» – мелькнуло у него решение, и он бросился к коню; но мысль о долге, взятом на себя, обожгла его мозг, как молнией, и он застонал снова. Ах, не будь этого проклятого поручения, со своими жолнерами он изъездил бы всю Россию, обыскал бы каждый угол, каждую сажень земли, а теперь…

Мысль вернуться в лагерь показалась Ходзевичу ужасной. Он позвал пахолика:

– Казик! Садись на коня и скачи в лагерь, в стан полковника Струся! Там наши солдаты. Вели тотчас седлать и скакать ко мне! Я здесь буду! Живо!

Пахолик растерянно развел руками и спросил:

– Так?

На нем была одна только рубаха.

Ходзевич, несмотря на свое горе, не сдержал улыбки.

– Поди туда! – указал он на сарай. – Возьми что надо! Да, стой! – Он подошел к коню, вспомнил, что к седлу приторочена смена платья, и, отвязав его, бросил пахолику. – Одевайся живее, и марш!

Через пять минут пахолик, одетый офицером, скакал к Смоленску, рискуя насмерть загнать коня.

Пан Ходзевич остался один. Он сел на пороге избы и зажал голову руками. Все возмущалось в нем. Обида и гнев, любовь и ревность, жажда мщения и сознание бессилия терзали его душу, и он стонал, словно испытывал тяжкую физическую боль. Солнце поднялось до самого полудня и стало быстро спускаться, а поручик все сидел на одном месте. Наступил вечер – он не сошел с порога. Засвистал соловей, издалека донеслось кукование, медленно надвигалась ночь. Ходзевич встал и начал ходить, махая саблей и говоря сам с собою. Время шло, но он не замечал его. Вместе с природой прояснились и его мысли. Он тяжело вздохнул и провел рукой по лицу. Да, решено: он исполнит поручение, разыщет Зборовского, а там никто не удержит его от поисков Ольги и, будь она хоть у черта в лапах, он вырвет ее отовсюду и тогда – он злобно засмеялся – он уже не разыграет из себя рыцаря и вволю натешит свое сердце. А Пашка?.. О, он придумает ей такую казнь, что затрясутся в ужасе даже привычные солдаты.

Солнце поднялось за полдень, по дороге послышался глухой топот конницы. Скоро отряд во главе с пахоликом выстроился пред Ходзевичем.

– Сделать привал на два часа; напоить лошадей, и в дорогу! – мрачно сказал он.

Солдаты спешились. Шушукаясь между собой, они прошли во двор, ведомые пахоликом. Ходзевич видел, как они во дворе стали копать саблями могилу и опустили в нее трех своих предательски убитых товарищей.

– Спалить избу! – приказал он солдатам.

Те словно обрадовались. Когда отряд с Ходзевичем во главе снова двинулся в путь, на месте избы курилась куча развалин.

Глава XIII
На мельнице

Когда старый мельник сказал Антону, что его господин будет жив, тот в порыве благодарности поцеловал старика в плечо. С ранних лет он не расставался со своим господином ни на шаг.

Старик искусно обмыл и перевязал страшную рану, но она действительно не была смертельна: острая сабля рассекла грудь, но не пробила кости.

Князь Теряев лежал на постели, весь горя в огневице [22]22
  Огневица – лихорадка, горячка. – Ред.


[Закрыть]. Страшные образы преследовали его, и он метался и стонал всю ночь. Утомленный Антон наутро заснул, и в светелку неслышно скользнула Анюта, внучка мельника. Она наклонилась над страдающим князем и впилась в него влюбленным взором. Никогда она не видела еще такого красавца; ее восторженный ум не раз создавал пленительные грезы, и ей теперь казалось, не настал ли миг их осуществления.

Князь пошевелился под ее пристальным взглядом. Анюта отшатнулась. Князь открыл глаза, устремил на нее мутный взор и слабо сказал:

– Пить!

Анюта поспешно поднесла к его губам деревянный ковш с малиновым настоем. Князь опять забылся.

Антон проснулся и изумленно взглянул на девушку. Она вспыхнула от смущения и тихо сказала:

– Дяденька, ты устал. Дозволь мне посидеть у больного. Я от дедушки много знаю, как, когда и что нужно.

Антон ласково взглянул на нее и ответил:

– Спасибо, красавица! Как отказаться от помощи, если тебе дед позволит?

– Он уже позволил мне!

Пришел дед сменить перевязку, и девушка искусно помогла ему в этой тяжелой работе. Раненый стонал от боли, но Анюта клала ему на лоб свою руку, и он стихал.

Антон, дежуря подле своего господина ночью, уступал свою смену на весь день Анюте. При таком уходе и искусном лечении деда-мельника да богатырском здоровье князь Теряев стал быстро поправляться.

На третий день Анюта первая уловила его осмысленный взгляд, устремленный на нее с удивлением и восторгом. Она вспыхнула, улыбнулась и ласково заговорила, увидев, что его губы шевелятся для вопроса:

– Постой! Помолчи! Мой дед не велел тебе разговаривать, если ты очнешься. Я тебе все скажу. Видишь, тебя ранили, и твой слуга Антон привез тебя к нам. Мой дед – мельник и знахарь; он вылечит тебя, а я с Антоном сидим подле тебя. Тебе лучше? Хорошо?

Князь со слабой улыбкой кивнул ей и тревожно оглядел светелку.

– Тебе Антона? – догадалась девушка, вставая.

Князь опять улыбнулся.

Сияя радостью, девушка сбежала вниз и привела Антона. Увидев своего господина в сознании, Антон опустился подле него на колени и горячо поцеловал его руку.

С этого дня князь поправлялся не по дням, а по часам. Спустя неделю он уже сидел в своей постели и слушал рассказ Антона о засаде и нападении.

– Да, помню, помню, – говорил он, кивая головою. – А зачем мы поехали?

– За княжной Ольгой! – ответил Антон.

– Ах! – Князь вспомнил все и лишился сознания.

Столь же скорбным, но не столь громким стоном ответила ему Анюта из своего уголка. Он ехал за какой-то княжной и сам он – князь. Эта Ольга, верно, его невеста. Ах, глупая, глупая! Разве могла она, Мельникова внучка, хоть одну ночь мечтать о князе! Она закрыла лицо рукавом и вышла из комнаты.

На другой день князь позвал Антона.

– Ты говоришь по-польски? – спросил он.

– Умею.

– Конь есть?

– Есть.

– Казна?

– Всю уберегли!

Князь вздохнул с облегчением. Его глаза засветились.

– Скачи в стан короля, под Смоленском, – сказал он, – притворись поляком сапежинцем. Узнай все об этом Ходзевиче – и назад.

– Но ты, князь?..

– Я здоров. Эта девушка, – князь указал на Анюту, – побудет подле меня. Я ей жениха найду, – улыбнулся он.

Анюта вдруг порывисто подошла к нему и сказала с волнением:

– За ласковое слово служить буду.

– Слышишь? – засмеялся князь, обращаясь к Антону. – Так ступай! Возьми казны с собой. Деньги всегда помогут.

Антон вышел и спустя два часа уже ехал по дороге к Смоленску.

Князь Теряев остался один. Вечером к нему заходил старик мельник и говорил про старое житье и про нынешнее окаянство. Он хорошо помнил последние годы царствования Грозного и видел у себя на мельнице страшных опричников, но теперешнее время казалось ему страшнее.

– Не было тогда такого сорому по земле, – сказал он, – не поганили церквей наших, да и разорения не было! Николи не лилось столько крови! И опять безначалие: живешь и не знаешь, кто у тебя царь. Слышь, король Жигимонт ^{26} – в цари к нам норовит?

– Не знаю, дедушка, – ответил князь. – Расскажи мне лучше про старое житье.

Старик вздохнул и начал свой рассказ.

Издавна велся он – от царя Василия, со дней покорения Казани. Тихо и мирно протекала его жизнь все здесь, на мельнице. Случалось, заезжали к нему и ратные, и именитые люди, с пути или с охоты больше. Был у него и сын, отец этой Анюты, да убит был в ратном деле против Гришки Отрепьева в царствование Годунова.

– А может, и царь он был? – закончил старик. – Кто его знает? Вот теперь в Калуге сидит. Говорят – он. Марина, его жена, быдто сорокой из дворца улетела, а его схоронили от Шуйского.

– «Вор» на Калуге сидит, польский приспешник! – с гневом в голосе возразил князь.

– А может, и «вор», – согласился старик. – Нынче у нас царей много… всякие!

Днем, до прихода старика, сидела с князем Анюта. Она мало говорила, но яснее слов были ее серые глаза и вспыхивавшее, как зарница, личико. Князь с лаской смотрел на нее и любил расспрашивать о ее девичьих думах. Но она берегла их от него.

Время для князя шло незаметно, его здоровье восстановилось, и он уже выходил на крылечко и сидел на нем, греясь на солнышке. Но по мере того как возвращалось его здоровье, мысли сильнее овладевали его умом и мучили его несказанной болью. Он видел Ольгу в объятиях поляка и терзался.

Между тем Антона все не было. Князь сгорал нетерпением и нередко с тоской восклицал:

– Скоро ли?

Слыша этот стон, Анюта вздрагивала, бледнела и прижимала руки к замиравшему сердцу. Ах, что с нею будет, когда уедет ее князь? И она однажды спросила князя:

– Ты уедешь и не вернешься больше?

В ее голосе было столько страдания, что он пожалел ее и ласково ответил:

– Нет, я еду искать девушку. Когда найду ее, вернусь за тобой, Анюта!

Девушка вспыхнула, и ее глаза засияли.

– Ты не обманываешь?

– Верь моему княжескому слову! – ответил Теряев, подумав: «Возьму ее для княжны в сенные девушки».

Анюта радостно всплеснула руками и стремглав выбежала из светелки.

Прошло еще несколько дней.

– Приехал! – вбегая однажды утром в светелку, громко и радостно закричала Анюта.

Князь вскочил и выбежал на двор. Антон спокойно вытирал соломой коня.

– Антон! – закричал князь. – Какие вести?

– Пожди малость, князь, дай коня обряжу.

Анюта подбежала к Антону и, оттолкнув его от коня, сказала:

– Иди! Я с конем управлюсь!

– Ай, девка!.. Золото! – воскликнул Антон и быстро подошел к князю.

Он хотел поцеловать его в плечо, но князь порывисто обнял и расцеловал его.

– Идем, идем! Говори, какие вести! – Он взял за руку Антона и потащил наверх, в светелку.

Антон нехотя шел за ним.

– Ну, говори! – сказал князь, опускаясь на лавку.

– Говорить-то нечего! – ответил Антон. – Этот самый пан был там. Я его жолнером назвался, спросил о нем, а мне и сказали, что он по приказу короля Зборовского искать поехал. Вот и все!

– А про нее? Ведь не с ней же он поехал?

– Про нее никто ничего не знает. Приехал этот пан Ходзевич один с воинами, пробыл день, наутро уехал. У них поход!

– Куда?

– На Москву пошли. Слышь, наши-то тоже рать двинули. Жолкевский у них пошел!

Князь опустил голову.

– Не может быть, чтобы она с ним ехала!

– Надо думать, оставил ее где-либо, – ответил Антон.

– Может, там, в Калуге, и сидит, голубушка! – Князь вздохнул и задумался, а затем спросил: – Верен ли ты мне, Антон?

Тот с укоризной взглянул на него.

– Верю, верю тебе! – поторопился успокоить его князь. – Так вот! Сначала мы с тобой по дороге на Смоленск поедем; всех повыспросим. Если не найдем следа княжны Ольги, поедем к Зборовскому, к самому дьяволу, найдем этого подлеца-поляка, и я из его души вырву признание! – Глаза князя гневно сверкнули. – Скажи деду! Отдохнем и поедем! Да дай ему денег! – приказал он.

Антон вышел. Через минуту в светелку вбежала испуганная Анюта.

– Едешь, князь?

– Еду, милая!

– Приедешь, как обещал?

Князь молча кивнул.

Анюта с криком бросилась ему на шею.

– Не забудь же, милый, а я, я… – И девушка зарыдала.

Князь смутился, но у него опять не хватило духа разбить ее сердце. Он тихо снял со своих плеч ее руки, угадил ее на лавку и вышел. Навстречу ему шел дед. Его богатырская фигура, смелое лицо с белой бородой по пояс внушали невольное почтение.

– Стыдно, князь, – заговорил он издали, – за уход да за ласку обидой платить.

– Что, дед, говоришь, в толк не возьму?

– Да разве можно казной платить? На что мне золото? Я за ласку делал да за доброе спасибо! – ответил старик с возмущением.

Князь подошел к нему и обнял его.

– Прости, старик, не хотел тебя обидеть! Ласка лаской, а деньги оставь у себя. Время теперь воровское, деньги в сапоге не мешают, а в нужде вызволят. Если меня обидеть не хочешь, возьми хоть для внучки.

Лицо старика прояснилось.

– Ну, ин быть по-твоему! – сказал он, улыбаясь. – А я думал, ты меня по гордости обидеть хочешь.

– Что ты, что ты, дед! – произнес Теряев и стал торопить Антона. – Ахти! – воскликнул он. – У нас одна лошадь!

– Не беда! – добродушно ответил Антон. – Садись на коня, а я рядком по-пешему. Небось не отстану!

– Худо так, надо по дороге коня достать!

Но пока пришлось ехать одному князю.

Был вечер, тихий, теплый, когда он выехал с мельницы. Антон ровным шагом шел подле него. Долго Анюта смотрела вслед удалявшемуся всаднику. Слезы жемчугом катились из ее глаз.

Глава XIV
Беглянка

– Не могу так ехать! – сказала Ольга, еле удерживаясь в седле от быстрой скачки.

– Ах, девушка! – воскликнула Пашка, сдерживая своего коня. – Ведь за нами может быть и погоня.

– Мы спрячемся. Теперь мы вольные птицы. А ежели что, так ведь… – И она указала на саблю.

Они поехали шагом. Влажный лес окружал их.

– Вот тебе весело, – мрачно заговорила Пашка, – а меня все жуть берет. Тяжело мне на сердце.

– Да неужто по поляку тоскуешь? – с удивлением спросила Ольга.

Пашка презрительно тряхнула головой.

– Плюю на него я, а так… – И она хотела сейчас же рассказать Ольге о своей жестокой расправе с поляками, но вовремя сдержалась.

– А ведь мы, Паша, и дороги не знаем, – сказала Ольга.

– Дорогу! – ответила Паша. – Дорога знаю, что дальняя, а где она, про то от первого встречного узнаем!

– Дай-то Бог! А знаешь, Паша, я есть хочу!

– А за чем дело стало? – ответила Паша. – У меня еды прихвачено с собой, а тут вон ручеек бежит. Сядем!

Они подъехали, слезли с коней и расположились у ручья. Частый кустарник скрыл их от дороги. Пашка быстро и ловко развязала суму и вынула пирог, мед и сушеное мясо.

– Ну а пить, так рукой из ручейка!

Они начали утолять свой голод, потом легли рядом. Небо, нестерпимо жаркое, раскинулось над их головами, немая полуденная тишина окружала их.

Скоро Пашка и Ольга заснули крепким сном. Предыдущие ночи без сна измучили их, и они не чувствовали, не сознавали ничего окружающего…

Медленно ехал ротмистр Млоцкий со своими жолнерами по узким тропинкам леса. Рядом с ним был поручик Куровский. Надоело им обоим стоять под Смоленском, поссорились они с гордым Потоцким и выехали искать счастья на свой риск. Таких отдельных шаек много слонялось по обездоленной Руси. Рыская по всем направлениям, они занимались самым беззастенчивым грабежом, пользуясь, смотря по надобности, то именем короля, то именем «калужского вора». Млоцкий в крайнем случае думал пристать к отряду казака Заруцкого или Зборовского, а пока что попытать счастья на свой риск.

– Я, пан мой, – сказал он своему поручику, – бывал в переделках. Где и разжиться нам, как не тут. А под Смоленском мало пользы рыцарю.

– Мне, пан ротмистр, мало надо, – скромно говорил его поручик, живая копия Дон Кихота. – Только чтобы приехать на Литву и свое именье выкупить.

– Выкупишь, пан, и новое купишь еще! – уверенно подтвердил Млоцкий. – Одна хорошая церковь – и мы сразу станем богаты, как жиды.

– Давай Бог, – вздохнул поручик.

– А там мы на Литву – и конец войне! Пусть дурни сражаются. Ха-ха-ха!

– Верно, пан! – ответил поручик, и полуденная тишина огласилась грубым, раскатистым смехом…

– Ба, кони! – вдруг воскликнул Млоцкий. – И наша сбруя. Так ни русский, ни казак не седлают.

– Может, какие-либо рыцари, едущие к пану крулю, – заметил поручик, смотря на коней Паши и Ольги, которые, вероятно приняв смех офицеров за призывное ржание, вышли из чащи и теперь недовольно встряхивали гривами.

– А ежели так, то у них, может, найдется по фляжке доброй водки. Составим компанию! – сказал всегда охочий до еды Млоцкий. – Ну-ка, пан, сходи с коня. Поищем рыцарей! Эй, Антусь, держи коней! Стой! Привал будет! – крикнул он жолнерам и слез с коня.

Длинный поручик последовал его примеру, и они оба углубились в чащу искать рыцарей с вином.

Смело пробирались они в чаще кустов и вышли на лужайку, среди которой протекал ручеек.

– Эге! – потянув носом, сказал Млоцкий. – Доброе место для маевки!

– А вот и они сами! – И длинный поручик указал на две пары сапог со шпорами, торчавшими из травы.

– Эх, бесовы дети, поели и спать завалились, – ухмыляясь, заметил Млоцкий и тихо, крадучись, подошел к спящим и вдруг остановился в изумлении, увидев молодые безусые лица и нежные, как у женщин, руки. – Ге-ге-ге, – сказал он тихо поручику, – что за ладные хлопцы! Впору паненкам!

Длинный поручик нагнулся над спящими, и его глаза заискрились. Он быстро выпрямился.

– Они ж и есть паненки… Погляди, пан! – И он грубо схватил Ольгу.

Ольга быстро прижала к груди обе руки, проснулась и села на землю, испуганно смотря на поляков своими огромными глазами.

Громкий хохот оглушил ее и заставил побледнеть от ужаса. От этого хохота проснулась и Пашка. Вскочив на ноги, она схватилась было за саблю, но вовремя одумалась и сделала равнодушное лицо.

– А для чего паны не дали нам спокою? Или нет друга места для шуток? – спросила она.

Офицеры расхохотались еще громче.

– Вот это славно! – грохотал Млоцкий, но наконец перевел дух и успокоился. – Откуда, хлопцы? – спросил он, лукаво подмигивая им.

Пашка смело ответила:

– Мы – пахолики пана Яна Ходзевича и едем к нему в Смоленск.

– Какой такой пан Ходзевич? Знаешь? – спросил ротмистр поручика.

Тот покачал головой.

– Наш пан от Сапеги из Калуги недавно приехал, а мы тотчас за ним следом, – поспешила ответить Паша.

– Так, так. А ты что расскажешь? – обратился Млоцкий к Ольге.

Та растерялась.

– Мы… мы… она знает, – сказала она.

Русский говор поразил слух поляков.

– Так, добрые хлопцы, – насмешливо сказал ротмистр. – смекаю, что вам вдвоем не добраться до вашего пана, так мы вас к нему сами доставим! Верно, пан? – спросил он Куровского.

– Отлично! – ответил со смехом поручик.

– Бежим! – шепнула Пашка Ольге и быстро прыгнула в ручей, но Ольга была парализована ужасом.

– Гей, люди! – заорал ротмистр, а когда из кустов выбежали солдаты, произнес им: – Лови дивчину!

Пашка выбежала на другой берег, но длинноногий солдат в несколько прыжков нагнал ее и повалил наземь. Она стала биться и кусаться.

– Ах, черт тебя побери! – крикнул солдат, крутя ее руки.

На помощь ему подоспели товарищи. Они взяли Пашку и принесли ее ротмистру. Млоцкий весело смеялся.

– А что, хлопцы, баба?

– Баба, мосць пане, да такая подлая!..

– Для меня добрая будет, – усмехнулся ротмистр.

– А та моя, пан, – замирающим шепотом произнес поручик.

Ольга сидела, как безумная уставившись взором в одну точку. Переходы от неволи к свободе и снова к неволе были слишком быстры, чтобы не ошеломить ее.

– Ладно, ладно! – согласился ротмистр. – А теперь, хлопцы, постерегите их пока что, а мы отдохнем да закусим. Пан мой Антусь, тащи еду да вино!

Лес огласился смехом и шутками веселого ротмистра. В пяти-шести шагах от него сидели переодетые девушки, и он каждый раз, выпивая чарку вина, кивал им своей огромной стриженой головой.

– Ой, добрые паненки, и для чего вы в Смоленск ехали? Может, женихов искать? – спрашивал он и заливался хохотом. – А может, и правда у пана Ходзевича все такие пахолики. Ой, добрый пан! – И при этом предположении он хохотал еще громче.

А его поручик впился в прекрасное лицо Ольги и ничего не ел, хлопая чарку за чаркой и тяжко вздыхая. Наконец кожаная бутылка была осушена, и с ней силы оставили двух славных офицеров. Они вытянулись на траве и громко захрапели.

Жолнеры, окружавшие девушек, четыре раза сменялись. Они все успели напиться, спорили и играли в кости. Ольга медленно приходила в себя, и чем яснее становился ее ум, тем больший ужас охватывал ее. Пашка, напротив, сразу освоилась со своим положением. «Бежать» – эта мысль сразу пришла ей в голову, и она упорно думала над нею. Как бежать? Очевидно, так, как она пыталась, нет смысла, и она решила спокойно ждать удобного момента, а до него, боясь встречи с Ходзевичем, осторожно стала выспрашивать жолнеров. Знание польского языка помогло ей.

– Ой, какое счастье пану! – сказала она, улыбаясь молодому солдату, когда тот два раза подряд выбросил двенадцать.

Солдат засмеялся и ответил:

– Хвали больше, сглазишь!

– А такого красивого сглазить ни одна паненка не откажется! – льстиво продолжала Пашка.

– Ну, ну, молчи! – заметил проигравший.

– Не нравится, рожей не вышел, – засмеялся молодой. – Ну, отыгрывайся! – И он бросил кости. – Один и два!

– Пять и четыре!

Выигрыш примирил проигравшего. Они отложили кости и стали шутить с Пашкой. Та за словом в карман не лазила и скоро узнала, кто они, куда и зачем едут.

– А нас-то куда? – спросила она.

– Вас-то? – ответил товарищ молодого. – Да куда? Пошалят с вами паны ночь-другую, да и пустят. Не в поход же брать!

Ольга услышала последнюю фразу и истерически разрыдалась; ее сил не хватило на большие испытания.

Пан Млоцкий проснулся от ее плача. Солнце уже опускалось к закату. Он сел на землю, протер глаза, с изумлением огляделся и наконец очнулся.

– Ба! Хлопец, и так плачет! – воскликнул он, вскакивая. – Пан Куровский, пан, твой пахолик плачет! Утешь его. Ха-ха-ха!

Длинный поручик вскочил как встрепанный, но Ольга вдруг сдержала свой плач, и ее глаза вмиг высохли от слез. Поручик подошел к ней и ласково нагнулся.

– Не плачь, рыбка, я тебе…

– Уйди! – взвизгнула Ольга и с силой толкнула его в грудь.

Поручик покачнулся и замолк.

– Ха-ха-ха! – разразился веселый ротмистр. – Подожди, пан! Ну, а теперь, хлопцы, на конь и в путь! У пахоликов-то, ха-ха, возьмите оружие, не то обрежутся. Вот так! Садите их тоже на коней. Мы их с собой повезем! – И, смеясь, ротмистр пошел через кусты на дорогу.

Скоро его отряд выстроился. Впереди поехали ротмистр и поручик с пленными девушками между ними; сзади растянулась цепь жолнеров. Место опустело, и только обуглившиеся сучья свидетельствовали о том, что здесь был разложен костер.

А спустя сутки этим местом бешено скакал Ходзевич, а еще через неделю проезжали тут же Маремьяниха с Силантием, и никому в голову не приходила мысль, что они ступали по следам Ольги и ее подруги.