Текст книги "Я – Товарищ Сталин 6 (СИ)"

Автор книги: Андрей Цуцаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

Глава 20

Генерал Хосе Санхурхо, шестидесятичетырёхлетний ветеран и один из лидеров националистического движения, сидел на заднем сиденье старого чёрного Hispano-Suiza, который с рёвом мчался по извилистым горным дорогам Сьерра-де-Гуадаррама. Машина, некогда принадлежавшая богатому землевладельцу из Наварры, теперь служила для тайных поездок лидеров восстания, а её потрёпанный кузов, покрытый слоем пыли, идеально сливался с выжженными солнцем пейзажами Кастилии. Двигатель гудел неровно, то и дело кашляя. Узкая дорога, вырубленная в скале, вилась между крутыми склонами, поросшими редкими соснами и колючими кустами. Справа зияла пропасть глубиной в добрую сотню метров, где внизу, среди острых камней, блестела тонкая лента реки, отражая утреннее солнце. Слева возвышались скалы, испещрённые трещинами, из которых торчали сухие корни и клочки бурьяна.

Санхурхо, коренастый мужчина с густыми седыми усами и лысеющей головой, сидел, откинувшись на кожаную спинку сиденья. Его тёмно-зелёный мундир был застёгнут на все пуговицы, несмотря на жару, а на коленях лежала папка с документами. Генерал выглядел усталым: под глазами залегли круги, а пальцы нервно постукивали по кожаному переплёту. Он возвращался из Памплоны, где встречался с генералом Мола, обсуждая детали предстоящего восстания против республиканского правительства. Теперь его путь лежал в Бургос к Франко, чья поддержка была необходима, чтобы объединить разрозненные силы националистов. Санхурхо знал, что время поджимает: республиканцы усиливали свои позиции, а в Мадриде слухи о наступлении уже просачивались в газеты.

На переднем пассажирском сиденье сидел его охранник, лейтенант Рафаэль Кордеро, молодой человек лет двадцати пяти с жёсткими чертами лица и коротко стриженными чёрными волосами. Рафаэль держал на коленях винтовку Mauser, крепко сжимая деревянную ложу, а его глаза внимательно следили за дорогой и склонами, выискивая малейшие признаки опасности. Он был родом из Севильи, из семьи, преданной делу монархии, и его верность Санхурхо была неоспоримой. Рафаэль не раз доказывал свою храбрость в стычках с анархистами, но его молчаливость и угрюмый нрав делали его не самым приятным собеседником. Глубоко посаженные тёмные глаза, словно два уголька, горели под густыми бровями, и он редко улыбался, даже в моменты затишья.

За рулём сидел водитель, Фелипе Агилар, худощавый мужчина лет тридцати с загорелым лицом и редкими усиками, которые он то и дело нервно теребил. Фелипе был гражданским, бывшим механиком из Сарагосы, которого завербовали для работы на националистов из-за его умения чинить всё, что движется. В отличие от Рафаэля, он был болтлив, и его слегка хриплый от курения голос заполнял салон машины, перебивая гул двигателя и скрип подвески. Фелипе любил говорить, даже когда его никто не слушал, и его истории, часто приукрашенные, были единственным, что нарушало напряжённую тишину в машине.

– Генерал, – начал Фелипе, бросая взгляд в зеркало заднего вида, – вы видели эти новые республиканские плакаты в Памплоне? «Единство и свобода» – прямо смех! Они там в Мадриде думают, что могут задурить людям головы, пока их анархисты жгут церкви, а социалисты грабят банки. Я вам говорю, народ уже устал от их болтовни. Вчера в таверне один старик, ветеран марокканской войны, прямо сказал: «Если Франко или вы, генерал, поднимете флаг, я сам возьму вилы и пойду на Мадрид». И он не один такой, поверьте.

Санхурхо хмыкнул, не отрывая взгляда от папки. Его пальцы перестали постукивать, но лицо осталось хмурым. Он потёр виски, пытаясь прогнать усталость, которая наваливалась тяжёлым грузом.

– Народ устал, Фелипе, это верно, – сказал он низким, усталым голосом с лёгкой хрипотцой. – Но не стоит недооценивать республиканцев. У них есть оружие, деньги и поддержка русских. Если мы не выступим быстро, они задавят нас числом. Мола в Памплоне клянётся, что его люди готовы, но я не уверен в Карлистах. Они слишком упрямы, требуют своего короля. А Франко… Франко хитёр, как лис. Он не даст обещаний, пока не увидит, что мы побеждаем. И даже тогда он будет держать нож за спиной.

Рафаэль, не поворачивая головы, буркнул:

– Франко ждёт, пока мы сделаем за него грязную работу. Я слышал, он в Бургосе уже раздаёт приказы, будто он здесь главный. Если мы не объединимся, генерал, нас перережут поодиночке. Я не доверяю ему. Он слишком долго сидит и ждёт, выбирая, с кем быть.

Санхурхо кивнул, его усы слегка дрогнули. Он отложил папку на сиденье и скрестил руки на груди, глядя на пропасть за окном.

– Ты прав, Рафаэль, – сказал он. – Франко играет свою игру, но без него у нас нет шансов. Его связи с немцами и итальянцами – наш козырь. Если Гитлер и Муссолини дадут нам самолёты и танки, мы раздавим Мадрид за месяц. Но для этого мне нужно убедить его, что я – тот, кто поведёт восстание. Не Мола, не Кейпо де Льяно, а я. И это будет непросто. Франко – как шахматист, думает на три хода вперёд, а я… я слишком стар, чтобы ждать.

Фелипе рассмеялся, резко выворачивая руль, чтобы обогнуть глубокую выбоину на дороге. Машина качнулась, и Санхурхо схватился за ручку двери, чтобы не удариться головой. Папка с документами соскользнула с сиденья и упала на пол, но генерал не обратил на это внимания.

– Осторожнее, Фелипе! – рявкнул он, его голос стал резче. – Ты хочешь, чтобы мы все оказались внизу? Эта машина и так дышит на ладан, не хватало ещё, чтобы ты нас угробил.

– Простите, генерал, – Фелипе ухмыльнулся, но его глаза оставались прикованными к дороге. – Эти дороги хуже козьих троп. Камни, выбоины, пыль – я удивлён, что мы вообще едем. Но я знаю, что делаю. Эта Hispano-Suiza – крепкая машина, хоть и старая, как моя бабушка. Я сам её перебрал перед поездкой, всё проверил: двигатель, подвеску, даже тормоза. Мы доедем до Бургоса без проблем, вот увидите.

Рафаэль бросил на Фелипе косой взгляд, его брови сдвинулись.

– Лучше бы ты меньше болтал и больше смотрел на дорогу, – проворчал он. – Если республиканцы устроят засаду, твоя болтовня нас не спасёт.

Фелипе фыркнул, не отрывая рук от руля, его пальцы слегка дрожали от напряжения.

– Засада? Здесь? Да брось, Рафаэль. Эти горы – наша территория. Республиканцы сюда не сунутся. К тому же, кто бы нас выдал? Мы ехали тайно, даже в Памплоне никто не знал, что генерал здесь. Я сам следил, чтобы никто не болтался у машины, пока мы были в гостинице.

Санхурхо нахмурился, его пальцы снова забарабанили по подлокотнику двери. Он наклонился вперёд.

– Не будь так уверен, Фелипе, – сказал он. – У республиканцев везде шпионы. Я не зря всю жизнь в армии – такие вещи чувствуешь нутром. В Памплоне я заметил, что за нами следили. Не знаю, кто, но кто-то был слишком любопытен. Если они знают, что я еду к Франко, они сделают всё, чтобы меня остановить. У них есть мотив и средства.

Рафаэль повернулся к генералу, его лицо стало ещё мрачнее, а рука крепче сжала винтовку.

– Вы думаете, они могли устроить ловушку, генерал? – спросил он низким, напряжённым голосом. – Если так, нам нужно быть готовыми. У меня только Mauser и шесть обойм, но я могу уложить пятерых, прежде чем они подберутся близко. Дайте мне цель, и я не промахнусь.

Санхурхо покачал головой, его усы дрогнули в слабой улыбке.

– Не горячись, Рафаэль. Если они готовят засаду, то это будет не просто пятеро с винтовками. У них могут быть пулемёты, динамит, даже бронемашина, если русские расщедрились. Но я верю в тебя и в Фелипе. Мы прорвёмся. Мы должны. Слишком многое зависит от этой встречи с Франко.

Фелипе снова рассмеялся, но в его голосе чувствовалось напряжение. Он вытер пот со лба рукавом, не отрывая глаз от дороги.

– Бронемашина? Да ну, генерал, вы меня пугаете. Этот Hispano-Suiza – не танк, но я выжму из него всё, что можно. Если что, я знаю пару троп, где нас не найдут. Там, внизу, есть старая пастушья дорога, узкая, но проехать можно. Если республиканцы нас ждут, мы их обхитрим.

Дорога становилась всё круче, повороты – всё опаснее. Солнце поднялось выше, и его лучи били в лобовое стекло, заставляя Фелипе щуриться. Пейзаж вокруг был суровым: голые скалы, редкие сосны, и глубокие овраги. Вдалеке, на горизонте, виднелись зубчатые вершины Сьерра-де-Гуадаррама, их силуэты вырисовывались на фоне бледно-голубого неба. Внизу, в пропасти, река блестела, как серебряная нить.

– Фелипе, расскажи мне что-нибудь, – сказал Санхурхо, пытаясь отвлечься от мрачных мыслей. Он нагнулся, поднял упавшую папку и положил её обратно на сиденье. – Ты же из Сарагосы. Как там народ? Готовы к борьбе?

Фелипе оживился, его пальцы забарабанили по рулю, и он заговорил с энтузиазмом, словно ждал этого вопроса.

– О, генерал, в Сарагосе народ кипит! Я вам рассказывал про моего брата Педро? Он работает на оружейном складе, говорит, что люди готовы хоть завтра брать винтовки и идти на Мадрид. Все устали от этих левых, которые только и делают, что кричат о равенстве, а сами грабят крестьян. В прошлом месяце анархисты сожгли церковь в нашем районе, представляете? Моя мать до сих пор плачет, она каждое воскресенье туда ходила. А сосед, старик Мигель, мне сказал: «Фелипе, если генерал Санхурхо призовёт, я сам возьму дробовик и пойду за ним». И таких, как он, сотни. Но я вам скажу, генерал, как только вы и Франко дадите сигнал, Сарагоса встанет за вами стеной. Это я вам обещаю.

Рафаэль фыркнул, не поворачивая головы, его губы сжались в тонкую линию.

– Болтать ты мастер, Фелипе, – сказал он холодным, резким голосом. – Но если в Сарагосе все такие, как ты, то нам не восстание, а цирк устраивать. Люди говорят, а как доходит до дела, половина разбегается. Я видел это в Севилье: кричат на площадях, а потом прячутся за юбками жён, когда приходят анархисты.

Фелипе осклабился, не обидевшись, его глаза сверкнули озорством.

– Цирк? Ну, может, я и клоун, но за рулём я лучше, чем ты с твоей винтовкой. Хочешь, поменяемся местами? Посмотрим, как ты справишься с этим зверем на такой дороге. Я хоть и болтаю, но дело знаю. А ты, Рафаэль, только и делаешь, что сидишь с кислой миной, будто лимон проглотил.

Рафаэль не ответил, но его губы чуть дрогнули в намёке на улыбку. Санхурхо, заметив это, усмехнулся, его лицо на миг смягчилось.

– Вы двое – как братья, – сказал он, потирая усы. – Всё время спорите, но держитесь друг за друга. Это хорошо. Нам нужны такие люди – те, кто готов стоять плечом к плечу, даже если языки у них острые, как штыки. Война – это не только винтовки и пушки, это ещё и дух. А у вас двоих духа хватит на целую роту.

Машина выехала на особенно крутой участок дороги. Слева возвышалась отвесная скала, испещрённая трещинами, из которых торчали сухие корни. Справа пропасть становилась всё глубже, её тёмная пасть зияла, готовая проглотить неосторожного путника. Камни, отколовшиеся от склона, лежали на обочине, и Фелипе аккуратно объезжал их, стараясь не задеть бортом машины. Вдалеке послышался крик ястреба, парящего над горами, и его тень мелькнула на скале, словно предвестник беды.

– Генерал, – начал Рафаэль, его голос стал серьёзнее, – вы думаете, Франко нас поддержит? Я слышал, он не любит делиться властью. Если он решит, что вы ему мешаете, он может… ну, вы понимаете. В Севилье поговаривают, что он уже видит себя во главе Испании. А вы – человек с именем, с опытом. Это может ему не понравиться.

Санхурхо вздохнул, его взгляд устремился к горизонту, где зубчатые вершины гор казались стражами, охраняющими эту выжженную землю.

– Франко не дурак, – сказал он. – Он знает, что без меня и Мола у него нет шансов. Он осторожен, да, но он видит, что страна на грани. Если мы не выступим сейчас, республиканцы раздавят нас. А Франко хочет власти не меньше, чем я. Он поддержит нас, но будет торговаться до последнего. Он как купец на рынке – не даст ни песеты, пока не убедится, что товар стоит того. Но я знаю, как с ним говорить. Я был в Марокко, я видел, как он командует. Он уважает силу, и я покажу ему силу.

Фелипе кивнул, его глаза сузились, когда он заметил впереди узкий поворот. Он сжал руль крепче, его пальцы побелели от напряжения.

– Франко, Мола, вы – все вы, генералы, знаете, как играть в эту игру, – сказал он, его голос был чуть тише, чем обычно. – А я простой человек, мне главное – доехать до Бургоса и вернуться домой к жене. Она, кстати, готовит лучшую паэлью в Сарагосе, генерал. Если будете у нас, я вас угощу. Рис, морепродукты, немного шафрана – пальчики оближешь. Моя Мария знает, как угодить мужчине.

Санхурхо улыбнулся, но его улыбка быстро угасла. Он посмотрел в окно, на пропасть, которая становилась всё ближе с каждым поворотом. Его пальцы сжали подлокотник, словно предчувствуя что-то.

– Если мы сделаем всё правильно, Фелипе, – сказал он, – ты вернёшься к своей паэлье. Но если мы ошибаемся… что ж, тогда эта пропасть станет нашим последним домом.

Рафаэль напрягся, его рука крепче сжала винтовку, а глаза сузились, словно он пытался разглядеть врага в тени скал.

– Не говорите так, генерал, – сказал он твёрдым голосом, в котором чувствовалась тревога. – Мы доедем. Я не позволю республиканцам нас остановить. Если они попробуют, я уложу их всех, клянусь.

Фелипе хмыкнул, пытаясь разрядить обстановку.

– Слушай, Рафаэль, если ты такой меткий, может, тебе стоит стрелять по камням на дороге? Они опаснее, чем республиканцы. Один такой булыжник – и мы в пропасти, без всяких засад. – Он рассмеялся, но смех вышел нервным, и он тут же замолчал, сосредоточившись на дороге.

Дорога сделала резкий поворот, и Фелипе нажал на тормоз, чтобы замедлить машину. Педаль ушла в пол, но машина не сбавила скорости. Фелипе нахмурился, нажал ещё раз, сильнее, но ничего не произошло. Его лицо побледнело, пот выступил на лбу, и он пробормотал:

– Чёрт… Тормоза…

– Что? – рявкнул Рафаэль, поворачиваясь к нему, его глаза расширились. – Что значит «тормоза»?

– Они не работают! – крикнул Фелипе, его голос сорвался на визг. Он вцепился в руль, пытаясь удержать машину на дороге, но Hispano-Suiza, набравшая скорость на спуске, начала вилять. Шины завизжали, выбрасывая гравий из-под колёс, который с глухим стуком ударялся о днище машины. Машина опасно накренилась к краю пропасти, её тяжёлый кузов раскачивался, как корабль в шторм.

Санхурхо схватился за ручку двери, в его глазах мелькнула искра страха.

– Фелипе, держи руль! – крикнул он, его голос дрожал от напряжения. – Вытяни нас, чёрт возьми!

– Я пытаюсь! – Фелипе стиснул зубы, его руки дрожали, пока он боролся с машиной. Пот стекал по его лицу, заливая глаза, но он не смел моргнуть. – Проклятье, кто-то повредил тормоза! Это не случайность! Кто-то знал, что мы поедем!

Рафаэль выругался, его глаза метались между дорогой и пропастью. Он попытался открыть дверь, но ручка не поддавалась, словно приросла к кузову.

– Прыгать? – крикнул Рафаэль, его голос дрожал, но в нём всё ещё была решимость.

– Слишком поздно! – крикнул Санхурхо, его пальцы вцепились в папку на коленях, словно она могла спасти его. – Держитесь, оба!

Фелипе изо всех сил пытался вывернуть руль, его лицо исказилось от ужаса и отчаяния. Машина отказывалась слушаться, её шины скользили по гравию, теряя сцепление с дорогой. Задняя часть кузова ударилась о каменный выступ, и раздался оглушительный скрежет металла. Искры полетели в воздух, освещая салон, как молнии. Пропасть была уже в нескольких метрах, её тёмная пасть зияла, готовая поглотить их. Камни, сорвавшиеся с обочины, катились вниз, исчезая в глубине ущелья.

– Проклятье! – заорал Фелипе, его голос утонул в визге шин и рёве двигателя. – Генерал, я не могу… я не…

Его слова оборвались, когда машина вильнула в последний раз. Передние колёса сорвались с края дороги, и Hispano-Suiza, словно в замедленном кошмаре, накренилась вперёд. Время, казалось, растянулось. Машина перевернулась в воздухе, её тяжёлый кузов смялся, ударяясь о скалы, словно бумажный лист под ударом молота. Стёкла лопнули, осыпая салон осколками. Тяжёлый металл скрипел и трещал, сминаясь под собственной тяжестью, а запах бензина и раскалённого масла заполнил салон.

Санхурхо, всё ещё сжимая папку, почувствовал, как его тело отбросило вперёд, а затем назад, когда машина ударилась о выступ скалы. Его голова ударилась о потолок, кровь хлынула по лицу, заливая глаза, но он не издал ни звука. Его пальцы, старческие, но всё ещё сильные, вцепились в кожаное сиденье, словно пытаясь удержаться за жизнь. Рафаэль, сжимая винтовку, попытался защитить генерала, инстинктивно подняв оружие, но удар о камни вырвал Mauser из его рук. Его тело смялось, как тряпичная кукла, когда машина перевернулась ещё раз, а кости хрустнули, заглушённые скрежетом металла. Фелипе, до последнего борясь с рулём, закричал, его голос был полон ужаса и отчаяния, но крик оборвался, когда машина врезалась в острые камни на дне пропасти.

Hispano-Suiza рухнула на дно ущелья, превратившись в груду искорёженного металла. Топливный бак лопнул, и пламя вспыхнуло, как факел, пожирая остатки машины. Чёрный дым поднялся в небо, густой и удушливый, смешиваясь с пылью, поднятой падением. Река, текущая неподалёку, равнодушно журчала, её воды отражали огонь, но не могли его потушить. Тела Санхурхо, Рафаэля и Фелипе лежали внутри, изломанные и неподвижные, их кровь смешивалась с пылью и маслом, стекавшим из разорванного двигателя. Папка с документами, которую так крепко сжимал генерал, валялась среди обломков, её страницы трепал ветер, унося их дальше.

Высоко над пропастью кружил ястреб, его пронзительный крик разнёсся над горами, но никто не ответил. Дорога осталась пустой, и только следы шин, ведущие к краю, говорили о том, что здесь произошло. Ветер гнал пыль по земле, стирая последние следы трагедии, а горы молчали, храня тайну гибели троих попутчиков.

* * *

Сергей стоял у высокого окна своего кабинета в Кремле, глядя на Москву, раскинувшуюся внизу под ярким майским солнцем. День выдался на редкость ясным: небо было безоблачным, голубым, как на детских рисунках, а воздух, проникавший через приоткрытую форточку, нёс свежесть, смешанную с ароматом цветущих лип. В такую погоду хотелось прогуляться по улицам, вдохнуть полной грудью, но дела не позволяли. Он находился здесь, в огромном помещении с дубовыми панелями, массивным столом из красного дерева и картами на стенах, где каждый предмет напоминал о бремени власти.

Дверь кабинета тихо скрипнула, и в проёме появился Павел Судоплатов. Сергей жестом показал, чтобы он начинал доклад.

– Товарищ Сталин, – начал Судоплатов, – у меня свежие новости из-за рубежа. Сначала о британцах. По нашей наводке они действовали оперативно. Анонимное сообщение через Каир сработало как надо: их миссия в Аддис-Абебе получила информацию о складе, где удерживали сэра Эдварда Грейсона и его помощников. Разведка подтвердила наличие заложников, и они провели штурм. Грейсон освобождён вместе с Томасом и Уильямом. Немецкие наёмники – шестеро, по нашим данным, – уничтожены. Операция прошла с потерями: один убитый среди британцев, несколько раненых, но цель достигнута. Абвер в ярости, майор Вёлькнер, судя по перехваченным сигналам, уже планирует ответные меры, но для нас это выгодно. Британцы теперь в долгу перед своим «анонимным источником», и это укрепит наши позиции в дипломатических играх.

Сергей выслушал, не перебивая. Теперь, благодаря «наводке», британцы не только вернули своего эмиссара, но и получили повод обвинить Берлин в подрывной деятельности. Это был классический ход: сеять раздор среди врагов, не пачкая рук напрямую.

– Хорошо, – произнёс Сергей, одобрительно кивнув. – Это то, что нам нужно.

Судоплатов кивнул, но его лицо оставалось серьёзным, без тени удовлетворения. Он открыл папку, перелистнул пару страниц и продолжил, понизив голос, хотя в кабинете они были одни.

– Но есть новости поинтереснее, товарищ Сталин. Сначала Германия. На заводе Круппа – их главном промышленном комплексе в Руре, где производят танки и артиллерию для рейха, – произошёл мощный взрыв. Главный сборочный цех полностью разрушен: печи лопнули, конвейеры смяты, краны рухнули. Потери огромные: десятки убитых и раненых среди рабочих, производство остановлено на месяцы. Они выплавляли сталь для танков, и теперь вся цепочка поставок для их армии нарушена. Слухи о диверсии уже ползут по заводу: рабочие шепчутся о доносчиках, о странных ящиках на складе. Гестапо уже на месте, допрашивает всех – от мастеров до новичков. Берлин в панике: это удар по их военной мощи, особенно с учётом слухов об Испании и поддержке Франко.

Сергей откинулся в кресле, его глаза сузились. Взрыв на Круппе – это был шедевр, если судить по описанию. Он представил хаос: рёв пламени, рушащиеся балки. Завод Круппа был сердцем немецкой индустрии, и такой удар мог задержать их перевооружение на критические месяцы. Сергей улыбнулся уголком рта, затянувшись трубкой.

– Отлично сработано, – сказал он, похлопав ладонью по столу. – Это ослабит их. Гитлеру придётся тратить ресурсы на восстановление, а не на новые авантюры.

Судоплатов поднял взгляд, и в его глазах мелькнуло что-то необычное – смесь тревоги и осторожности. Он помедлил, перебирая страницы в папке, словно подбирая слова.

– В том-то и дело, товарищ Сталин, что это не наших рук дело. Ни в Германии, ни в Испании.

Сергей замер, рука с трубкой остановилась на полпути ко рту. Он уставился на Судоплатова, его брови сдвинулись, а в глазах вспыхнуло удивление. Он положил трубку на стол, наклонился вперёд, опираясь локтями на стол.

– Что значит «не наших»? – спросил он резко. – Объясните.

Судоплатов закрыл папку, сложил руки на столе и начал излагать чётко и по делу, но с деталями, которые делали картину полной.

– Наши агенты в Руре – надёжные, внедрённые ещё в прошлом году, – докладывают, что взрыв был слишком профессиональным. Не авария, как пытаются представить в Берлине. Но наши люди не получали приказа на такую операцию. Ни один из наших контактов не был задействован. Кто-то другой проник на завод, заложил заряды в ключевых точках – печи, склады с химикатами, возможно, даже в химическом цехе. И сделал это так, что гестапо теперь роет под всех, включая своих. Кто-то хотел не просто задержать производство, а нанести удар по морали рейха.

Сергей молчал, переваривая информацию. Его разум работал на пределе: кто мог это сделать? Британцы? Они сильны в разведке, но взрыв на немецком заводе – это акт войны, а Лондон слишком осторожен. Французы? У них свои проблемы с Германией, но их разведка не так эффективна. Американцы? Нет, они изоляционисты. Или внутренние враги – коммунисты в Германии, социалисты? Но без поддержки извне такой масштаб невозможен. Он потёр подбородок, глядя в окно, где солнце играло на куполах соборов.

– А Испания? – спросил он, возвращаясь к разговору. – Вы и её упомянули.

Судоплатов кивнул, открыв папку на другой странице. Там были телеграммы, шифрованные донесения – всё свежее, датированное вчерашним днём.

– Генерал Хосе Санхурхо погиб в автокатастрофе в Сьерра-де-Гуадаррама. Он ехал из Памплоны в Бургос на встречу с Франко. Машина сорвалась в пропасть. С ним были охранник и водитель. Все трое мертвы. Официально – авария: плохая дорога, ошибка водителя. Но наши источники в националистах докладывают детали: тормоза отказали на спуске. Говорят, что тормозные шланги были перерезаны. Саботаж, чистой воды. Санхурхо был ключевой фигурой в заговоре против республики: ветеран, лидер националистов, он мог объединить Мола, Кейпо де Льяно и даже Франко. Без него восстание ослаблено: Франко теперь может взять лидерство, но с задержкой. Республиканцы в Мадриде ликуют втихую, но это не они. Наши агенты в Барселоне и Мадриде подтверждают: анархисты и социалисты не планировали ничего подобного. Мы сами рассматривали устранение Санхурхо, но через отравление или засаду и не сейчас – минимум через месяц.

Сергей встал, прошёлся по кабинету. Удивление переросло в беспокойство: два удара в разных странах, оба против фашистских сил, оба профессиональные, и ни один не от ОГПУ. Это меняло расклад. Если кто-то действует параллельно, то кто? Союзник или враг? Он остановился у карты Европы на стене, провёл пальцем по Германии и Испании.

– Кто это сделал? – спросил он, поворачиваясь к Судоплатову. – У вас есть версии?

Судоплатов покачал головой, его лицо осталось бесстрастным, но в глазах мелькнула тень неуверенности – редкое для него проявление.

– Пока неизвестно, товарищ Сталин. Мы проверяем все нити: перехваты из Берлина, агенты в Лондоне, контакты в Париже. В Германии взрыв мог быть работой польской разведки – они ненавидят Гитлера, и у них есть внедрённые в Руре. Или чехи – Прага боится их. Но масштаб… Это требует ресурсов, как у большой державы. В Испании – возможно, британцы или французы, чтобы предотвратить гражданскую войну и сохранить республику. Леон Блюм в Париже симпатизирует левым в Мадриде. Или даже американские синдикаты – есть слухи о частных интересах в Испании. Но ничего конкретного. Наши люди работают: в Берлине усилили слежку за гестапо, в Мадриде – за националистами. Если это новая сила, мы её вычислим. Но это тревожно: кто-то играет в нашу игру, но по своим правилам.

Сергей вернулся к столу, сел, задумчиво постукивая пальцами по дереву.

– Усилить разведку, – приказал он наконец. – Проверить всех: британцев, французов, поляков. Если это союзник – найти контакт. Если враг – надо знать, кто он. И держите меня в курсе. Это может быть шансом для нас или, наоборот, угрозой, но мы не позволим кому-то диктовать правила.

Судоплатов кивнул, встал, забрал папку.

– Будет сделано, товарищ Сталин.

Он вышел, и кабинет снова погрузился в тишину. Сергей подошёл к окну, глядя на солнечную Москву. Погода была отличной, но в душе бушевала буря. Кто-то вмешивался в европейские дела не меньше, чем он сам, и это меняло всё. Он должен был узнать правду – ради страны и ради будущего, которое он пытался переписать.