Текст книги "Я – Товарищ Сталин 6 (СИ)"

Автор книги: Андрей Цуцаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Глава 13

Кабинет Сергея был погружён в тишину, нарушаемую лишь тиканьем настенных часов да редким скрипом пера, когда он подписывал документы. Солнечный свет лился через высокие окна, отражаясь от полированного стола, заваленного телеграммами, отчётами и картами. На одной из них, ближе к краю, красными линиями были отмечены границы Абиссинии, где итальянские войска всё теснее сжимали Аддис-Абебу. Сергей отложил перо, потёр виски и взглянул на портрет Ленина над дверью. Роль вождя требовала железной выдержки, и каждый день он балансировал на грани.

Дверь отворилась, и вошёл Павел Судоплатов. Его лицо, обычно бесстрастное, было напряжённым, брови слегка сдвинуты, в руках – тонкая папка. Сергей жестом указал на стул напротив.

– Товарищ Судоплатов, – сказал он, – есть новости из-за рубежа?

Судоплатов сел, положив папку на стол.

– Иосиф Виссарионович, – начал он, – мы получили сообщение. От анонимного источника. Оно касается ситуации в Аддис-Абебе.

Сергей прищурился, откинувшись на спинку кресла.

– Абиссиния? – переспросил он, но внутри зашевелилось любопытство. – Продолжайте.

Судоплатов вытащил лист бумаги с напечатанным текстом и протянул его Сергею. Тот взял документ, пробежал глазами строки. Сообщение было кратким, без подписи: адрес заброшенного склада на южной окраине Аддис-Абебы, где якобы содержатся британский эмиссар сэр Эдвард Грейсон и его помощники, Томас и Уильям. Указаны детали: три заложника, шесть наёмников-охранников, точное расположение склада, кодовая фраза – «Тень орла». Сергей положил лист на стол, его брови слегка приподнялись.

– Интересно, – сказал он, глядя на Судоплатова. – Почему это сообщение пришло к нам, а не к британцам? Грейсон – их эмиссар. Если кто-то знает, где он, логично передать это в их миссию. Что за игра?

Судоплатов кивнул, словно ожидая вопроса.

– Это и меня настораживает, Иосиф Виссарионович, – сказал он. – Мы проверили: склад существует, он заброшен, на окраине, вдали от дорог. Местные власти не патрулируют тот район – идеальное место для тайного укрытия. Но вопрос: почему нам? Кто-то хочет, чтобы мы вмешались.

Сергей нахмурился.

– Кто-то хочет сблизить нас с британцами, – медленно произнёс он, обдумывая каждое слово. – Если мы найдём Грейсона и вернём его, Лондон будет нам обязан. Но зачем? И кому это нужно?

Судоплатов пожал плечами, его лицо осталось непроницаемым, но в голосе чувствовалась настороженность.

– Возможно, это ловушка, – сказал он. – Но я не вижу смысла. Если это немцы, зачем им подставлять собственную операцию? Мы знаем, что похищение Грейсона – их работа. Абвер действует в Аддис-Абебе, и смерть их резидента Мюллера только усилила их активность. Новый человек, майор Вёлькнер, – жёсткий игрок. Он не стал бы сливать нам своих заложников. Это нелогично.

Сергей кивнул, его взгляд скользнул по карте Абиссинии на столе. Красные и синие линии обозначали позиции итальянских войск и зоны влияния британцев.

– Немцы играют против своих? – спросил Сергей. – Или это кто-то третий? Итальянцы? Местные? Кто-то внутри Абвера, недовольный Вёлькнером?

Судоплатов покачал головой.

– Итальянцы заняты наступлением, – ответил он. – Им нет дела до Грейсона, пока они не захватят Аддис-Абебу. Местные власти слишком слабы, чтобы играть в такие игры, и не их стиль – они бы передали информацию британцам напрямую. А что до Абвера… возможно, кто-то из их людей решил сорвать планы Вёлькнера. Но это рискованно.

Сергей откинулся в кресле. Он пытался сложить пазл, но кусочки не сходились. Помочь британцам – значит дать им повод для благодарности, но и риск нарваться на провокацию. Игнорировать сообщение – значит упустить шанс усилить позиции.

– Допустим, это ловушка, – сказал он, глядя на Судоплатова. – Какой в ней смысл? Немцы заманивают нас к складу, а дальше? Или хотят стравить нас с британцами, если операция провалится?

Судоплатов задумался, его пальцы постучали по папке.

– Возможно, кто-то хочет, чтобы мы раскрыли свои карты, – ответил он. – Если мы отправим людей к складу, немцы узнают, что у нас есть источник. Если мы передадим информацию британцам, они могут заподозрить, что мы сами за этим стоим. Кто-то дёргает за ниточки, но мы не видим, кто.

Сергей встал, прошёлся по кабинету, его шаги были размеренными, но внутри он чувствовал, как адреналин разгоняет кровь. Он остановился у окна, глядя на Красную площадь, где солнечный свет отражался от брусчатки. Москва жила своей жизнью: трамваи гудели, люди спешили по делам. Но его мысли были в Аддис-Абебе, где в заброшенном складе, возможно, сидели трое заложников, а вокруг них плелась паутина интриг.

– Проверять склад слишком опасно, – сказал он, не поворачиваясь. – Если это ловушка, мы потеряем людей и раскроем свои намерения. Если заложники там, немцы могут усилить охрану, как только заметят движение. Кто ещё знает об этом сообщении?

– Только я и шифровальщик, который принял телеграмму, – ответил Судоплатов. – Сообщение пришло через третьи руки, через нашего человека в Каире. Источник неизвестен, но канал проверенный.

Сергей кивнул, его пальцы сжали спинку стула.

– Мы не можем игнорировать это, – сказал он. – Но и лезть в склад глупо. Что предлагаете?

Судоплатов выпрямился, его лицо стало серьёзнее.

– Мы можем передать информацию британцам анонимно, – сказал он. – Пусть британцы сами проверяют склад. Если это ловушка, они попадут в неё. Если заложники там, они их вытащат, а мы останемся в стороне. Это минимизирует риск.

Сергей задумался, его взгляд скользнул к карте. Идея была заманчивой – переложить риск на британцев, сохранив руки чистыми. Но это означало упустить шанс усилить позиции Москвы.

– А если британцы не поверят? – спросил он, глаза сузились. – Или решат, что это мы замешаны в похищении? Они и так подозревают всех.

Судоплатов кивнул.

– Риск есть. Но если мы ничего не сделаем, мы упустим шанс. Если это предательство в Абвере, мы можем использовать это позже. Кто-то внутри их системы сливает информацию. Мы могли бы найти этого человека, если будем осторожны.

Сергей покачал головой, его голос стал резче.

– Времени нет. Если мы будем тянуть, немцы могут переместить заложников. Или британцы сами найдут склад, и мы потеряем инициативу. Но проверять склад нельзя – слишком опасно. Что ещё мы можем сделать?

Судоплатов задумался.

– Мы можем усилить наблюдение за немецкими агентами в Каире, – сказал он. – Если источник связан с Абвером, он может оставить следы там.

Сергей прищурился, обдумывая предложение.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Передайте британцам информацию анонимно через Каир. И начните проверку источника. Я хочу знать, кто он и чего он добивается.

Судоплатов кивнул, собрал папку и вышел, его шаги гулко отдавались в коридоре. Сергей остался один, его взгляд вернулся к карте. Он подошёл к столу, провёл пальцем по линии южной окраины Аддис-Абебы. Его разум работал, раскладывая варианты. Он сел, взял лист бумаги и начал писать. Рука двигалась быстро, выводя вопросы: «Кто источник? Цель? Связь с Абвером? Возможные предатели? Итальянцы? Местные элиты?» Он знал, что ответы придут не сразу, но привычка систематизировать помогала ему не раз.

Солнце клонилось к закату, заливая кабинет золотистым светом. Сергей отложил перо, взгляд скользнул к окну. Москва готовилась к ночи, но его мысли были в Аддис-Абебе, где заброшенный склад хранил тайны европейских разведок. Он чувствовал, что игра только начинается, и каждый ход мог изменить всё.

* * *

Воздух конца мая был обманчиво тёплым, словно дразнил обещанием лета, смешиваясь с сырым, землистым ароматом бранденбургских лесов. Ханс фон Зейдлиц сидел на пассажирском сиденье чёрного «Опеля» полковника Хансена, гул мотора едва заглушал напряжение, сжимавшее его грудь, как стальной обруч. Приглашение на охоту пришло неожиданно, с той же небрежной властностью, с какой Хансен месяц назад звал его на пиво в «Золотой орёл» на углу Тиргартена. Ханс согласился – отказаться было немыслимо, – но воспоминания о той берлинской встрече всё ещё жгли его. Колкие вопросы Хансена, его острый, как лезвие, взгляд оставляли ощущение, что каждое слово, каждый жест взвешивается на невидимых весах, и один неверный шаг может стать роковым.

Машина петляла по узким дорогам, окружённым густыми лесами, чья листва горела яркой зеленью под утренним солнцем. Ханс смотрел в окно, замечая, как свет пробивается сквозь ветви, отбрасывая мимолётные тени на приборную панель. Лес был живым, дышал шорохами листвы, скрипом веток и далёкими криками птиц, но мысли Ханса были далеко.

Хансен, ведя машину, выглядел непривычно расслабленным. Его мундир сменили охотничья куртка цвета хаки и крепкие кожаные сапоги.

– Хорошо выбраться из города, не так ли, Зейдлиц? – сказал он. – От Берлина устаёшь. Слишком много глаз, слишком много интриг. Здесь, в лесу, можно вдохнуть полной грудью, почувствовать себя человеком, а не винтиком в машине.

Ханс кивнул, заставляя себя улыбнуться, хотя улыбка вышла натянутой.

– Приятно вдохнуть чистого воздуха, герр полковник. В офисе… напряжённо.

Хансен усмехнулся.

– Напряжённо – это мягко сказано. Гестапо заставляет всех дёргаться. Их трудно винить, но это осложняет нашу работу.

Машина замедлилась, подпрыгивая на ухабах, колёса хрустели по гравию, и вскоре они остановились на небольшой поляне, окружённой соснами и дубами, чьи ветви сплетались над головой, словно зелёный купол. Хансен заглушил мотор. На поляне стоял грубый деревянный стол, на который Ханс положил две винтовки, коробку патронов и термос с кофе, вытащенные из автомобиля.

– Добро пожаловать в наш маленький мир, – сказал Хансен, хлопнув Ханса по плечу. – Посмотрим, так ли ты хорош с винтовкой, как с отчётами.

Ханс выдавил смешок.

– Постараюсь не опозориться, герр полковник.

Они подошли к столу, и Ханс взял винтовку. Хансен повёл его в лес, шагая уверенно, как человек, знающий каждую тропу. Они шли молча, их сапоги хрустели по ковру из опавших листьев и хвои, а воздух был свежим, с лёгкой горчинкой сосновой смолы. Местность была неровной: корни и камни скрывались под слоем мха, заставляя Ханса смотреть под ноги, чтобы не споткнуться. Но его взгляд то и дело возвращался к Хансену, чья фигура в охотничьей куртке казалась частью леса. Солнце пробивалось сквозь кроны, отбрасывая пятна света на землю, и в этом мерцающем полумраке Ханс чувствовал себя уязвимым, словно лес сам наблюдал за ним, выжидая его ошибки.

– Часто охотишься, Зейдлиц? – спросил Хансен.

– Не так часто, как хотелось бы, – ответил Ханс. – Отец брал меня в детстве. Мы выслеживали кабанов, иногда оленей, учились читать следы. Но сейчас работа не оставляет времени. Слишком много бумаг, слишком много отчётов.

Хансен кивнул, его взгляд скользил по деревьям.

– Хороший способ очистить голову, – сказал он. – Здесь только ты, винтовка и добыча. Никакой политики, никаких отчётов. Только инстинкты. В нашей работе это редкость, не находишь? В Берлине каждый шаг под микроскопом.

Ханс кивнул в знак согласия. Они шли в тишине, только листья хрустели под ногами да изредка шуршали мелкие звери в подлеске. Лес становился всё гуще, его кроны закрывали солнце, погружая мир в приглушённый зелёный сумрак. Тени деревьев скользили по земле, создавая узоры, которые казались Хансу отражением его собственных мыслей – запутанных и сумбурных. Он думал о микроплёнке, спрятанной в подкладке костюма, которая лежала там, как свинцовый груз, тянувший его вниз. Вчера он сфотографировал очередную партию документов – планы Абвера по операциям на польской границе, – прокравшись в архив во время обеденного перерыва. Риск был огромным: архив теперь находился под ещё большим контролем, и любой лишний визит мог привлечь внимание.

Ханс вспоминал последнюю шифровку от ОГПУ, спрятанную в потрёпанном издании «Фауста» в его кабинете: «Твоя работа бесценна. Продолжай, но будь осторожен». Лёгкость этих слов контрастировала с тяжестью реальности. Каждый документ, который он фотографировал, каждый сигнал, отправленный в Москву, был шагом по минному полю. Он представлял, как гестапо врывается в его кабинет, как их холодные глаза изучают его, как их вопросы становятся всё острее. Он думал о Кларе, о её мягкой улыбке, о детях, спящих в своих кроватях, и о том, что ради них он должен продолжать, несмотря на страх, который с каждым днём всё сильнее сжимал его сердце.

Хансен вдруг остановился, подняв руку. Ханс замер, его пальцы невольно сжали винтовку, металл которой холодил ладони даже через перчатки. Полковник присел на корточки, указывая на свежие следы в грязи – глубокие, с чёткими отпечатками копыт.

– Олень, – прошептал он, его голос был едва слышен. – Крупный. Молчи и следуй за мной.

Они двигались медленно, следуя за отпечатками через заросли терновника и папоротника, чьи колючие ветви цеплялись за одежду. Сердце Ханса колотилось, не от охоты, а от присутствия Хансена, чья тень казалась длиннее лесных деревьев, нависая над ним, как угроза. Они вышли к небольшой поляне, где следы вели к мелкому ручью, чьи воды блестели под лучами солнца, пробивавшимися сквозь листву. Хансен опустился на колено, изучая землю, его пальцы коснулись примятой травы, словно читая её, как книгу. Затем он махнул Хансу присоединиться.

– Смотри сюда, – сказал он, указывая на потревоженный участок почвы. – Он близко. Ты идёшь налево, я направо.

Ханс кивнул, заняв позицию слева, за поваленным бревном, поросшим мхом и лишайником. Он держал винтовку наготове, прицелившись в сторону зарослей, но его взгляд то и дело возвращался к Хансену. Полковник осматривал деревья.

Минуты тянулись, лес молчал, лишь ручей журчал, да ветер шелестел в кронах. Ханс пытался сосредоточиться, но мысли путались, как тропы в этом лесу. Вдруг – шорох, быстрое движение в кустах. Ханс поднял винтовку, палец замер над спусковым крючком, но он заколебался. Тень была слишком нечёткой, слишком быстрой – то ли олень, то ли просто ветер шевельнул ветки. Он опустил оружие, его дыхание стало прерывистым.

Хансен появился рядом.

– Ты не выстрелил, – сказал он с лёгкой насмешкой, словно ожидал этого.

– Не было чёткой видимости, – ответил Ханс, встретив его взгляд. – Не хотел тратить патрон зря.

Хансен посмотрел на него, его глаза сузились, словно он пытался разглядеть что-то за маской спокойствия Ханса. Затем он кивнул.

– Умно. Терпение – добродетель на охоте. И в нашей работе тоже. Поспешишь – и всё потеряешь.

Они продолжили выслеживать оленя, но тот ускользал. Следы вели через заросли, через низины, где почва была влажной и липкой, цепляясь за сапоги, но дичь оставалась недосягаемой. Ханс шёл вслед за Хансеном, но мысли были далеко. Он представлял, как Хансен внезапно поворачивается к нему, приставляет дуло к его груди и спрашивает: «Кому ты служишь, Зейдлиц?» Эта картина была такой яркой, что он едва не споткнулся о корень, выступавший из земли.

Они остановились у огромного дуба, чьи корни, словно змеи, выползали из земли, покрытые мхом. Хансен прислонился к стволу, закуривая сигарету. Дым поднимался вверх, смешиваясь с запахом хвои и земли, а его глаза, острые, как у ястреба, изучали Ханса.

– Зейдлиц, – начал он. – Я наблюдал за тобой. Ты хорош в своём деле – чертовски хорош. Отчёты точные, выдержка железная. Но времена неспокойные, и я не знаю, кому можно доверять.

Ханс почувствовал, как холод пробежал по спине, несмотря на тёплое солнце, светившее сквозь кроны. Он сохранил нейтральное выражение, хотя сердце колотилось так, что казалось, Хансен мог его услышать.

– Спасибо, герр полковник, – сказал он, стараясь говорить ровно, как будто обсуждал погоду.

Хансен выдохнул дым.

– Мне нужны люди, на которых я могу положиться. Смерть Гейдриха всех взбудоражила. Гестапо дышит нам в затылок, роет, ищет предателей. А Канарис… – Он замолчал, взглянув на Ханса, словно проверяя его реакцию. – У Канариса свои планы. Всегда были. Иногда кажется, что он играет в свою игру, а не в ту, которую ждёт фюрер.

Ханс кивнул, стараясь не выдать напряжения, которое сковало его тело.

– Методы адмирала… необычны, но эффективны, – сказал он осторожно, взвешивая каждое слово, как шахматист, обдумывающий ход на доске, где ставкой была жизнь.

Губы Хансена дрогнули, но это не было улыбкой.

– Может быть. Но фюрер требует лояльности, абсолютной преданности. И я не уверен, что все в Абвере это понимают. Слишком много игр, слишком много тайн. Мне нужно знать, кому я могу доверять. – Он сделал паузу, его взгляд впился в Ханса. – Могу я положиться на тебя, Зейдлиц?

– Конечно, герр полковник, – сказал Ханс, выдавливая улыбку, хотя внутри всё сжалось от холода. – Вы можете на меня рассчитывать.

Лицо Хансена смягчилось.

– Я знал, что могу. Ты хороший человек, Зейдлиц. Но держи глаза открытыми. Времена неспокойные, и тот, кто оступится, не поднимется.

Ханс кивнул, чувствуя, как его сердце сжалось. Полковник явно искал трещины в его лояльности, и Ханс знал, что любой неверный ответ может стать роковым.

Они продолжили охоту, но дичь ускользала. К полудню они наткнулись на свежий след – глубокие отпечатки копыт, ведущие к густому подлеску. Хансен снова предложил разделиться, отправив Ханса обойти с фланга, пока он сам двигался вперёд. Лес здесь был почти непроходимым, ветви цеплялись за одежду, а земля под ногами была скользкой. Хансен двигался с уверенностью хищника, его винтовка лежала в руках, как продолжение тела, а его шаги были почти бесшумными.

– Тише, – прошептал Хансен, останавливаясь. Он указал на заросли впереди, где мелькнула тень. – Олень. Готовься.

Ханс занял позицию, прицелившись, но его руки дрожали. Не от холода, не от усталости – от страха, что Хансен знает больше, чем говорит. Олень появился на мгновение – великолепный зверь с ветвистыми рогами, его шкура блестела в лучах солнца, пробивавшихся сквозь кроны. Ханс выдохнул, нажимая на спусковой крючок, но выстрел ушёл в сторону, пуля ударила в дерево, осыпав кору. Олень метнулся в заросли и растворился в лесу.

Хансен хмыкнул, поправляя ремень винтовки на плече.

– Ты сегодня не в форме, Зейдлиц, – сказал он.

– Простите, герр полковник, – ответил Ханс, стараясь говорить спокойно, хотя его сердце всё ещё колотилось. – Рука дрогнула.

Хансен лишь посмотрел на него, его губы слегка изогнулись.

– Ничего, бывает. Главное – не терять голову.

Они остановились для привала у небольшой полянки. Хансен достал из рюкзака хлеб, копчёную колбасу, сыр и флягу с водой, и они сели на поваленное бревно, разделяя скромный обед. Ханс жевал, едва чувствуя вкус, его мысли были заняты Хансеном, чьи слова о лояльности всё ещё звучали в ушах. Полковник рассказывал истории из своей молодости – о службе в военной разведке до прихода национал-социалистов, о старых операциях, когда всё было проще, а враги были яснее. Но каждый его рассказ казался частью проверки, и Ханс чувствовал, как его нервы натянуты до предела.

– Знаешь, Зейдлиц, – начал Хансен, отпивая из фляги, его голос стал тише, почти задушевным. – В нашей работе нет места для сомнений. Гестапо не любит тех, кто колеблется. Они видят предательство в каждом шаге.

Ханс кивнул, чувствуя, как его сердце колотится, словно пытаясь вырваться из груди.

– Но если человек верно служит стране, ему нечего бояться.

Хансен улыбнулся.

– Именно так, Зейдлиц. Именно так. Но жизнь – штука сложная. Иногда приходится делать выбор, ради чего ты действуешь. Ради Германии, ради фюрера… или ради чего-то другого.

Ханс сделал глоток воды, чтобы выиграть время, и ответил, стараясь держать голос ровным:

– Мой долг – служить Германии, герр полковник. И выполнять приказы.

К вечеру, когда солнце окрасило лес в золотисто-янтарные тона, Хансен объявил конец охоте. Они собрали снаряжение, закинули винтовки на плечи и двинулись обратно к машине. Ханс помог загрузить вещи в багажник «Опеля».

Обратная дорога в Берлин прошла в тишине, гул мотора «Опеля» заполнял пустоту. Хансен курил ещё одну сигарету, огонёк её кончика светился в сгущающихся сумерках, как маяк в ночи.

– Хороший день, Зейдлиц, – сказал он, когда они подъехали к городу, его голос был почти дружеским. – Повторим как-нибудь.

– Буду рад, герр полковник, – сказал Ханс. – Спасибо за приглашение.

Хансен высадил его у дома, «Опель» растворился в ночи, оставив лишь запах выхлопа. Ханс стоял на тротуаре. Он взглянул на окна квартиры, где горел одинокий свет, мягкий и тёплый, как надежда. Клара ждала, не ведая об опасности, подступающей с каждым его шагом.

Внутри было тихо, дети уже спали. Клара сидела за кухонным столом, чинила брюки, её пальцы двигались ловко, с привычной грацией. Она подняла глаза, когда Ханс вошёл, её улыбка была мягкой, но с тенью тревоги, которую он замечал всё чаще.

– Ты поздно, – сказала она, откладывая иглу. – Как всё прошло?

Ханс поцеловал её в лоб.

– Утомительно, – сказал он, выдавливая улыбку. – Но свежий воздух пошёл на пользу.

Она посмотрела на него, её глаза изучали его лицо, словно искали правду за его словами.

– Ты выглядишь напряжённым. Всё в порядке?

Ему хотелось рассказать ей всё, сбросить груз тайн, пожиравших его изнутри. Но он не мог.

– Просто устал, – сказал он мягко, касаясь её руки, чувствуя тепло её кожи. – Ничего страшного.

Той ночью, когда Клара спала рядом, её дыхание было тихим и ровным, Ханс лежал без сна, глядя в потолок. Лес, охота, слова Хансена – всё кружилось в его голове. Ханс закрыл глаза, представляя оленя, которого они выслеживали утром – неуловимого, осторожного, всегда идущего на шаг впереди. Он знал, что должен быть таким же. Один неверный шаг, один момент слабости – и охотники сомкнутся вокруг него, а пропасть под ногами станет могилой. Но он должен был выжить.