Текст книги "Космофлот: война и миры (СИ)"

Автор книги: Андрей Чародейкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 33 страниц)

Аритайя: кто рисует на планетах?

[безымянная система, борт звездолёта «Наследие Предков», планета Лес]

После выхода из гиперпространства им пришлось провести ещё долгую неделю в режиме торможения и маневрирования для исправления промаха при прыжке. Планета, к которой они летели, была уже отчётливо видна, но делать дополнительный 'короткий' прыжок к ней Аритайя не решилась: слишком уж не точно прыгает 'Наследие Предков', рискованно.

Аритайя провела последние пять суток в крайне взвинченном состоянии, вслушиваясь в свои предчувствия, пытаясь угадать, если ли поблизости хищники. Иной раз что-то такое мерещилось.

Как итог, когда 'Наследие Предков' вышел на расчётную орбиту, девушка выглядела измученной, больной, и истощённой, а чувствовала себя и того хуже. А ведь теперь ей предстояла самая основная работа: каким-то образом отыскать на поверхности целой планеты несколько выживших фиан. Почему-то Аритайя надеялась, что следы крушения будут заметны. Ладно, Аренк – бесхитростный житель Великих Тундр, но она – офицер наблюдатель с пусть небольшим, но всё же опытом космических полётов! Наивная!

И с дурацкой древней системой связи так и не удалось разобраться! Аритайя сумела понять, как прокладывать курс, как указывать место посадки, но система связи так ей и не покорилась. В общих чертах понять управление системой связи удалось, но непонятым осталось самое главное: как выбрать абонента? Как и с пилотированием, здесь, в отличие от нормальных фианских звездолётов, нельзя непосредственно управлять направлением луча связи, нельзя задать частоту, фазу, поляризацию, канал кодирования. Здесь иные принципы: надо указать, КОГО ты желаешь вызвать, а КАК – звездолёт решит сам. Но какую систему использовали древние для выбора абонента, понять так и не удалось. И как теперь вызывать потерпевших крушение?

Аренк, глядя на занявшее всю переднюю полусферу изображение планеты, хмуро молчал. Аритайя чувствовала: парень растерян, и не знает, что делать дальше. Это почему-то вызвало у неё волну раздражения на себя: ладно Аренк – самозваный капитан, но она-то чем думала!

С силой потерев лицо ладонями, и буркнув под нос грубый упрёк самой себе, Аритайя вздохнула, и, приготовившись к кропотливому разглядыванию деталей ландшафта, увеличила изображение поверхности.

И почти сразу увидела стрелку. Контрастным красным цветом на фоне зелёного лесного массива.

Похлопав недоумённо глазами – мерещится всякое от перенапряжения! – она перевела камеру к другому участку. И увидела белую стрелку, перечеркнувшую целый горный массив.

За время, пока 'Наследие' сделал виток над планетой, Аритайя нашла ещё две стрелки. Все они были циклопических масштабов, так, что их можно было разглядеть с орбиты и без оптических приборов. Что за сила могла так легко рисовать стрелочки на планете, Аритайя не могла даже предположить. Но: все замеченные ею стрелки указывали в одну точку. И в этом месте удалось разглядеть обломок маршевого двигателя крупнотоннажного звездолёта какого-то из крейсерских классов. Возможно – грузовоз из той самой торговой миссии.

Обломок торчал из небольшого кратера – сама бы она его с орбиты не смогла бы отыскать.

А рядом стоял, распахнув десантную аппарель, перехватчик хищников! Судя по отсутствию любых излучений – пустой и мёртвый ничуть не менее чем тот обломок маршевого двигателя!

И кратер был окружён яркой жёлтой полосой. Ширина полосы навскидку больше поля космопорта!

Аритайя передёрнула плечами – страшно себе представить, что за сила с такой лёгкостью рисует на целой планете, словно на детском мячике!

Повинуясь командам, которые Аритайя набирала дрожащими пальцами, вычислитель звездолёта рассчитал и предложил ей траекторию спуска. Что бы попасть в 'окно', нужно сделать коррекцию орбиты, и ещё один виток.

Убедив себя, что если бы здесь были хищники, то давно бы уже напали, и в том, что ей совершенно необходимо нормально выспаться, прежде чем принимать тяжёлые решения, Аритайя решительно отправилась спать. Как жаль, что на этом древнем звездолёте нет фазоратора! Абутай – инженер звездолёта 'Песнь о доме' – в своё время показал ей, что забравшись в камеру фазоратора, можно прекрасно поспать.

...

Что ей снилось, Аритайя вспомнить не смогла, но проснулась резко, буквально выскочив из спального ложемента (и впечатавшись в переборку – невесомость). От сна осталось чёткое ощущение, что её кто-то звал. Не так, как её звали капитан и сенсорик с потерпевшего крушение на загадочной планете 'Смелого Свистуна'. А так, как её звала, скажем, тётушка Абекойя к себе на камбуз. Добрый хозяин планеты великодушно приглашал её спуститься в его царство.

Аритайя потрясла головой, отгоняя наваждение. Этого не может быть, потому что не может быть никак! Даже если среди потерпевших здесь крушение фиан есть сильный сенсорик – о, бездна! – такой властью и такой силой не может обладать никакое живое существо во вселенной! Это явный морок, извращённая фантазия измученного долгой и напряжённой вахтой мозга сенсорика-наблюдателя!

Однако решение о посадке далось ей легко, как будто было ею принято заранее. Аренк только кивнул с мрачным видом – он и не сомневался, что надо садиться, ведь они для того сюда и летели!

А вот решение девушки сенсорика о плане экспедиции капитану Аренку не понравилось категорически! Аритайя настаивала, что Аренк, как капитан, обязан остаться на борту. Она пойдёт ТУДА одна. Потому что она – сенсорик, и сенсорик достаточно сильный. Она справится лучше, и с поиском выживших фиан, и с избеганием засады хищных кохи.

Доводы Аренка были весомее: вперёд идёт мужчина, потому что таковы Заветы Предков, точка! Нет, не точка. Восклицательный знак! Какая-такая логика-шмогика, сказано тебе, женщина: Заветы Предков! Так веками выживали фиане в Великих Тундрах! И в Малой, и в Нижней, и в Белой Тундре!

– Капитан Аренк, в космосе выжившие фиане веками выживали иначе, чем в тундре! – стараясь говорить спокойно и весомо, объявила Аритайя. – В космосе у фиан есть свои священные заветы: судовое расписание, судовые роли экипажа, и субординация.

В итоге было принято компромиссное решение, которое сильно не нравилось обеим сторонам: они пошли вдвоём. Причём лучший следопыт Великой Тундры, ясное дело, выдвинулся вперёд. Но не дальше пары шагов – что бы в случае опасности сенсорик успела бы вовремя предупредить лучшего следопыта Великой Тундры, что пора применять навыки лучшего мастера скрытности и камуфляжа, и спрятаться в ближайшую канаву. Но мастер следопыт гордо отстоял своё право на самостоятельный выбор канавы в таком случае.

В общем, договаривались долго. А ушла экспедиция не далеко. Дольше договаривались.

Им навстречу вышла фианская женщина, и вместе с ней весело выбежали несколько ребятишек. Ну, как 'вышла' – грациозно спустилась с дерева. С дерева, которое величественно склонилось, ссаживая фианку с ветвей.

Сенсорик Аритайя ощутила чьё-то присутствие... везде. Какой-то добрый великан смотрел на неё с Аренком снисходительно и с умилением, как седой дедушка смотрит на милых детишек. Смотрел разом отовсюду. Но ведь живых... существ... размером с планету... не бывает в природе, вроде,... а?

...

Теодор Мицкович: гости

[Планета Топураг, система двойной звезды Топураг]

В южное полушарие Топурага пришла зима. Это означает, что хлопот у фермеров прибавилось: пора сеять зимние культуры! А кое-где кое-кто ещё летний урожай не убрал до конца! Даже с нанятыми на сезон техниками, и арендованным дополнительным сквадом сельхоз дроидов (сильно 'БэУшные' машинки, вот беда!), Теодор Мицкович 'зашивался': дальнее поле фермы Бондски – поле номер четыре – оставалось не убранным.

Что такое зима на планете Топураг? Одна звезда греет слабее, зато другая – сильнее. Зимой добродушный здоровяк Альф смотрел на южное полушарие Топурага вскользь, и даже цветом мягчал. Зато Бета давала жару во всех смыслах, но особенно – в переносном. Её магнитные бури зимой доставляли немало хлопот: почему-то под Бетой предпочитали наглеть вредители. Гнусные жуки во время магнитных бурь напрочь теряли совесть и чувство меры, и жрали без перерыва и тормозов.

Двор фермы Мицковичей представлял собой открытый склад сельхозпродукции, сортировочную, ремонтный двор, и свалку – одновременно. Подвывая сервоприводами, и поскрипывая рессорами, деловито сновали потёртые дроиды, сухо и коротко – совсем без души – матюкались техники: снова 'заглючил' приёмный тракт на дальнем конце, пропала связь с четвёртым полем, и, в отсутствии дистанционного управления, тупой комбайн что-то косил и молотил – судя по показаниям телеметрии – усердно, но явно не в поле. Куда эту тупую железяку занесло её глючное софтилово – как раз и обсуждали техники. Ну, и прочее в том же ключе, только чуть менее цензурно, более народно, ближе к земле и правде жизни.

– Так! Всё, зеленокожие! – прикрикнул на техников Теодор, едва заметив, как на крыльцо дома вышла его Марта. Вышла, и встала, уперев руки кулаками в бока, и гордо вскинув голову. – Баста! Хватит на сегодня, цирк закрывается! Вырубай этому комбайну питалово по аварийке! Завтра будем разбираться! Всё завтра, зеленокожие!

Теодор Мицкович стойко держался против моды на зелёную кожу, предпочитая старый добрый защитный крем, чем гордился. Причина его неприязни к моде была во вложенных когда-то в тот самый защитный крем для кожи инвестициях. Подлая мода загубила надежды на хорошие проценты, акции 'дали медведя', но Мицкович упёрся, и упрямо ждал, когда мода на зелёные лица сойдёт, и его акции отыграют своё.

Техники пожали плечами, утёрли с зелёных лиц трудовой пот, махнули руками, гася виртуальные окна, и, наконец, стянули с рук перчатки манипуляторов. Баста – так баста.

– Пошли все в сад! – прикрикнул Теодор, пиная 'залипшего' дроида – тот никак не мог решиться, какая из подзадач приоритетнее, и довольно глупо крутился на месте. Машина жест истолковала верно, мигнула синеньким экраном, и откатилась под навес – ресетиться.

– Все в сад! – повторил хозяин техникам, и те заулыбались – наверное, первый раз не так поняли. С нанятыми техниками на веранде все не помещались, так что теперь семейство Мицковичей поставило стол в саду – там, в уютном теньке, среди зелени и цветов, кушать было даже приятнее, чем на веранде.

Причина так резко прервать ненормированный рабочий день, который у фермеров в горячую пору легко затягивался до ночи, была весомой – Мицковичи ждали гостей!

Вацлав Бондски приехал из города на взятой в прокат машине. Свой корабль оставил на орбите – поднимать груз орбитальным лифтом было выгоднее. Да и привлекать лишнее внимание незачем.

Внедорожник – хороший, удобный, практичный и вместительный – остановился у ворот, дверца распахнулась, вышел статный молодой человек в мунди... не, в цивильном костюме. Вацлав? Теодор прищурился. Да ведь это точно Вацлав! Вот ведь, а?! И откуда что взялось?!

– Охо! – воскликнул Теодор, и, раскинув руки в стороны, шагнул навстречу гостю. Вацлав улыбнулся широко, радостно, и чуть смущённо.

Обнялись.

– Ну, ты! – уважительно заметил Теодор, хлопнув парня по крепкому плечу. Вацлав кинул взгляд куда-то за спину Теодору, и тут же смутился, потупился, но быстро взял себя в руки. Мицкович оглянулся. На крыльце веранды стояла Варенька. Румяная, как цветущая роза.

– Ну, проходи... те! – пригласил Мицкевич гостей. – Проходите в сад!

Гость приехал не один, а с двумя друзьями. Друзья – два крепких парня – держались скромно, на шаг позади Вацлава. Цивильные костюмы на всех троих сидели так, что боковым зрением воспринимались военными мундирами, а глянешь – нет, померещилось – цивильный костюм. Выправка, что тут скажешь.

– Это мои друзья и партнёры по бизнесу, – представил друзей Вацлав. – Константин, Виктор. А это мой уважаемый сосед, Теодор Эдмундович.

– Просто Теодор, – отмахнулся Мицкович, – Я не так стар, что бы по батюшке меня величать. Давайте к столу!

Когда шли через двор, Теодор обвёл рабочий беспорядок широким жестом:

– Полюбуйся, Вацлав! Задал ты мне заботы! Едва управляюсь, у самого ж... спина в мыле, ребят, вон, загонял!

– Ну, дык! – буркнул себе под нос один из техников. – Кабы не вешали бы сопли соплями, а поставили бы стационарно, по уму, так оно бы и работало нормально.

– Вот-вот! – подхватил хозяин, ни мало не смутившись критике, – А всё почему? Из-за неопределённости! Как я могу планировать расходы, вкладываться в развитие инфраструктуры, кады я не знаю, толи ты завтра уже вернёшься, толи вообще не вернёшься! Ты уж, определился бы, а?

Вацлав споткнулся, остановился, нахмурился, и уже, было, открыл рот что-то ответить, как Теодор, страшно выпучив глаза, истово замахал на него руками:

– Не-не-не! Никаких разговоров о делах! За стол! Прошу за стол, гости дорогие! О делах потом! Всё потом!

Посидели хорошо, душевно посидели. Покушали вкусно, плотно. С молодого вина под свежее рагу уставших после честного труда людей немного разморило. Разговор тёк неспешно, чинно. Константин травил помалу байки – все только приличные. Космофлотскому человеку на поверхности да среди гражданских пристало себя достойно держать. Варенька над байками от души смеялась, делаясь при этом как-то особенно милой. Виктор другу поддакивал, Вареньке улыбался. У техников своих баек хватало, и все они были как есть из жизни непосредственно взятые, остроумными замечаниями приперчённые. Вот, и про нынешний случай со сбежавшим комбайном, который умудрился мимо поля промазать, в целое поле и не попасть! И ведь что-то где-то там нашёл, что бы косить да обмолачивать!

Посмеялись, ещё поболтали, ещё посмеялись. Чаю с дисертом отдали должное, хозяюшке выказали заслуженное. И уже опустились на сад и мир за ним сумерки. Альф уткнулся в горизонт, застрял, и так ведь и будет торчать краешком до полуночи. А потом и всходить на завтра будет так же неспешно, до зенита так и не дотянется – зимняя спячка у звезды.

Обрадованные заходом Беты застрекотали в округе ветунцы. Непонятно кем и как завезённые с Веты ещё в первую волну колонистов, эти тварюшки почему-то прижились только в этих краях, под Альфа-сити. Местные бы их давно извели – пользы от ветунцов никакой, а спать мешают, но невесть как ветунцы на Топураге попали под охрану редких видов (тут их было – пруд пруди, но жить где-то ещё на всём Топураге твари отказывались на отрез), так что пришлось местным привыкнуть.

Только тогда – в сумерках – перешли к разговорам о делах.

– Ну, и скажи мне, Вацлав, сынок, – спросил Теодор после долгого нарочитого вздоха, – и что же ты решил? Чего ты хочешь от жизни? По вселенной мотаться, или на своей земле жить?

– Я, дядь Теодор, хочу по вселенной мотаться, чудес разных насмотреться, а потом сюда, домой вернуться, что бы на своей земле жить, – подумав, честно ответил Вацлав.

– Э как! – всплеснул Теодор руками. – И как мне-то содержание хозяйства планировать? На год, на два? На десять? Разница есть, и большая! А с другой стороны, ну, как ты сгинешь, прости меня за такое слово, но вдруг? Кому твоя земля достанется? Банку! Ты можешь себе представить, что банкиры будут с землёй делать?

От эдакой картины Теодору даже жарко вдруг стало. Да ничего банкиры с землёй делать не будут – ясно же! Не смыслят они в этом, и даже браться не будут. А будут продавать. Но не сразу! Банкиры – ушлый народец! Попридержат они землицу-то, покуда землица-то на бирже дорожает! Загнать подороже – вот их цель! А земля без присмотра, без заботы за это время что?

– Вот и думай! – сделав неопределённый жест пальцами в воздухе, закончил хозяин.

– Решаемо, – заявил молодой Бондски, кивнул своим мыслям, и так продолжил: – Вы, дядь Теодор, план необходимой инфраструктуры накидайте, а ребята техники Вам помогут. Смету прикиньте, а я всё оплачу! И технику закуплю! Вот вернусь – на той технике сам же работать буду, а пока оставлю Вам доверенность. Генеральную.

И пока Теодор обдумывал предложение, склоняясь к мысли, что парнишка-то здраво мыслит – уже не парнишка, чай, а мужик, хозяин! – Вацлав вспомнил о сбежавшем с поля комбайне.

– Где, говорите, комбайн-то заглючил?

– Да за четвёртым полем, – техник махнул рукой в сторону фермы Бондски.

– Сходить надо, глянуть, – решил молодой человек.

А как решил, так из-за стола поднялся, хозяйку поблагодарил, хозяину кивнул, и в джип свой сел. Константин с Виктором от Вацлава ровно на шаг отстали. Хлопнули дверцы, джип вырулил на дорогу, и покатил не спеша в закат.

Вот так и получилось, что только теперь Вацлав оказался у того самого погреба за четвёртым полем, который не единожды в мыслях в самые подходящие моменты поминал. #

Вацлав: логово

'Запомни, Вацлав, – наставлял его отец, – по тревоге системы гражданской обороны мы с тобой бежим в погреб за четвёртым полем! Только в погреб за четвёртым полем! Ни в какие эвакуационные пункты, не к военным, а в наш погреб за четвёртым полем!'

'Запомни, Вацлав! Что бы не случилось плохое – совсем не важно, что именно – ты бежишь в погреб за четвёртым полем! Меня рядом не будет – не ищи меня, не жди – время может стоить жизни! Сразу беги в погреб за четвёртым полем! Там я тебя ждать буду, там и встретимся. Ты, главное, помни: что бы не случилось!'

Вацлав помнить-то помнил. Да вот, как-то не сообразил раньше.

За четвёртым полем возвышался холм: аккуратный, с крутыми боками, поросший травкой-муравкой. Под холмом и был погреб. А за тем холмом с погребом в нём начинались поросшие жиденькой синюшной травкой да колючками солончаки, потому и полей дальше не было. Бывало, Теодор Мицкович с Роджером Бондски подолгу спорили, как лучше приспособить солончаки к делу, но простых методов не было, а на непростые вечно чего-то не хватало: то ресурсов, то времени.

Сбрендивший комбайн стоял неподалёку в густом бурьяне, что тянулся между краем поля и солончаками, сразу за холмом, скрывавшем в себе фермерский погреб. Рядом с комбайном из земли торчало нечто длинное и непонятное. Мало ли. Торчит себе, жрать не просит, жить не мешает. Может, это геодезисты что-то себе отмечали, когда Топураг исследовали. Геодезисты тут на местности много чего понатыкали с одними им понятными значками. Так думал Вацлав раньше, когда в космофлоте не служил, не видал антенное хозяйство боевых фрегатов.

Ряд ассоциаций продолжил спуск в погреб. За простенькими квадратными створками ворот скрывалось не такое уж и просторное помещение с металлическим полом, стенами, и потолком.

– Занятный погребок, – заметил Виктор, притопнув ногой по полу. Знакомая ребристая поверхность стандартного грузового шлюза отозвалась привычным глухим звуком.

– Гидравлика, – ткнул пальцем в трубы Константин, – вот основная, и вон резервная.

– А кран-балку, я так понимаю, фермеры в своих погребах используют для погрузки картошечки? – ворчал дальше Виктор, глядя на стандартное оборудование загрузки боекомплекта.

Вацлав осматривал погреб молча. Он это всё видел, вот только раньше он видел это только в отцовском погребе, так что ему и в голову не приходило.

Не приходило в голову, что, например, этот ровненький ряд аккуратных оплавленных отверстий, зашпаклёванных и закрашенных, вовсе не сами прогнили, и уж точно броню прогрызли не мыши, а, скорее всего, 'дракон' – счетверённая зенитная скорострельная установка.

– Не, ну, а что такого? – пожал плечами Константин. – Я вот был в погребке одной милой старушки – помогал по хозяйству. Добрая была старушка, я вам скажу! Накормила 'от пуза'! Это, мы тогда на той временной базе вахтили, Витёк, помнишь? Так вот, там, у старушки бочки с солениями в погребке. А вместо гнёта на тех бочках старушка кассетные боеголовки использовала. Взрыватели грамотно выкручены – я проверил.

– Эхо войны, – кивнул Константин.

– Это же часть корпуса какой-то повстанческой лоханки. Верхний грузовой шлюз на старых фрегатах, например, был примерно таким же. Использовался для загрузки боекомплекта. Видать, этот сбили, а фермеры уцелевшую часть корпуса под погреб приспособили, – Виктор пожал плечами. – А что? Молодцы. Зачем добру пропадать.

Если сбили и бросили, зачем кому-то пробоины не просто зашпаклёвывать, а так вот надёжно заделывать? – подумал про себя Вацлав, и оторвал от стены лист фанеры. Надеялся увидеть за ним проём на месте шлюза, и земляную стену – это бы означало, что тут только кусок корпуса вкопан. Но за фанерой был гермолюк. Который открылся без единого скрипа. Трап блестел натёртыми поручнями в свете тусклых ламп аварийного освещения. Если это верхний грузовой шлюз, и уцелевший обломок древнего фрегата соответствует размеру холма снаружи...

– Гадство, алиен пожри! – буркнул Вацлав, спускаясь по трапу на служебную палубу. Типичную палубу классического фрегата времён Колониальных Войн, где располагались основные службы поддержки и обеспечения.

– Что сказать, уютненько тут у вас, в погребочке, товарищ лейтенант! – заявил Виктор. Константин только присвистнул.

А Вацлав лишь отметил мимоходом, что 'пирамида' (стойка, где размещается ручное автоматическое оружие – располагается там, где будут пробегать поднятые по тревоге люди) – пуста. Технические люки к системам вооружения заварены – видимо, вооружение всё же было демонтировано. Значит, эта 'лоханка' ещё летала после войны в качестве какого-то гражданского судна.

В полном молчании все трое спустились в машинное отделение. Уж тут за бронелюком точно должен быть грунт планеты Топураг: никто не бросает фермерам корабль, пусть и списанный, пусть и переделанный в гражданское судно, но с маршевой двигательной установкой! О том, что аварийное освещение намекает на вполне рабочий термоядерный реактор – старались не думать.

Люк открылся легко и без скрипа. Опять-таки. Отец, каким Вацлав его помнил, всегда отличался аккуратностью в отношении к технике.

– Мать моя женщина! – выдохнул Виктор, не сдержавшись.

Вацлав покачнулся, и сел на рифлёный метал фальшпола.

– А старшина бы тут заявил так, – Константин постарался изобразить голос родного старшины: – 'Учитесь, глисты недоделанные, как надлежит технику в порядке содержать!' – и тут же поинтересовался, уже своим голосом: – А кстати, чего это такое?

Перед потрясёнными молодыми людьми сияло идеальной чистотой и смазкой чудо враждебной технологии: фианский фазоратор гиперпространства. Похож на фазараторы гиперкрепости, как, примерно, породистый скакун на осла: то есть весьма условно, но что-то родственное всё же ощущается.

'Собственно, чему я так удивляюсь?' – попробовал успокоить себя Вацлав, – 'Вполне логично ожидать, что товарищ фианин при внедрении на территории человечества позаботился об удобном транспорте, который не привлекал бы внимание аборигенов. Взял старый корпус погибшего в колониальных войнах человеческого фрегата, и надел на шасси фианского корабля дальней разведки! Фиг его знает, как он такое сумел проделать – уж явно не вручную, ну да это уже детали. У фиан оборудование компактнее человеческого, и при этом значительно мощнее, так что всё получилось'

Утешение вышло слабым. Но вышло.

А вот теперь придётся подумать. С ходу Вацлав видел как минимум две возможности: оставить свой официальный корабль болтаться на орбите Топурага красной тряпкой для всех заинтересованных в слежке лиц, а самому сбежать на вот этом. Или наоборот: запустить куда-нибудь вот это – пусть заинтересованные лица гоняются – а самому тихо уйти на родном и скромном человеческом корабле. Впрочем, есть мысль интереснее: те непонятные штуки, что торчат на пустыре – это не система ли дальней связи ли?

Вацлав рывком встал, и широким спешным шагом – едва не бегом – отправился искать рубку управления.

Нашёл.

– Ё<вырезано-вырезано-вырезано>! – вылетело из Константина, и он даже смутился немного: – Извиняюсь за мой французский!

Просто в рубке управления светилась живая голова алиена, и что-то говорила, повторяя раз за разом. Голограмма. Язык непонятный, но Вацлаву знакомый – его драгоценная космическая ракушка пела на том же языке.

...

#