Текст книги "История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II"
Автор книги: Андрей Зубов
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 68 (всего у книги 70 страниц)
Среди беженцев в Европе в первые же месяцы холодной войны началось политическое оживление. Отпала опасность репатриации, и отношения между Западом и СССР обострились так, что сделали антикоммунистический опыт эмигрантов востребованным. Но политическая деятельность русской эмиграции в этот период стала полной противоположностью богатой, многообразной и ценной для всего мира культуре Русского Зарубежья. Она вызывала разочарование и в самой русской среде и в большинстве стран, приютивших изгнанников.
Вторая мировая война внесла глубокие изменения в облик и состав российской эмиграции. Большинство довоенных политических организаций просто исчезли или численно сократились до микроскопических размеров. Прекратил существовать как всезарубежное объединение РОВС. В целом сохранились отдельные монархические группы и осколки былого левого лагеря вокруг «Социалистического Вестника» и Лиги борьбы за народную свободу. Но, самое главное – изменился духовно-политический строй эмиграции.
Вторая волна принесла не только опыт «подсоветской» жизни, энергию борьбы и молодость – она принесла с собой в Зарубежье и те глубокие болезни, которыми коммунизм и террор заразили русское общество на родине. Души новых изгнанников были искажены многими недугами. Первым из них был дух идеологизма. Всесильность коммунистов в СССР на уровне подсознания убеждала, что идеологию можно победить только идеологией. То, что для самих большевиков коммунистическая доктрина давным-давно перестала быть непререкаемым догматом, а превратилась в оружие пропаганды, в средство для удержания власти «любой ценой», понимали плохо. Эмигранты неустанно разрабатывали антикоммунистические теории, но вокруг каждой из этих теорий складывался только небольшой круг единомышленников, непримиримых не только к большевизму, но и к сторонникам иных антибольшевицких идеологий. Смещение буквально на несколько градусов на политической шкале делало русских людей не только разными сторонами политической дискуссии, но и личными врагами.
В этом состоял второй советский недуг – нетерпимость к инакомыслию. Тоталитарный строй сознания, закрытость к относительной правоте иного мнения, трезвость в отношении ограниченности твоих собственных убеждений – все эти непременные условия здорового человеческого сотрудничества были развеяны ветром большевизма в душах подсоветских людей. Оставались жесткость и нетерпимость.
Эта жесткость и нетерпимость проистекала из третьего недуга – потери веры и здоровой религиозной интуиции. Изгнанники второй волны совершенно не были богоборцами, многие из них на умозрительном уровне соглашались с необходимостью и полезностью присутствия веры в жизни, но сами утратили церковность, христианское сознание. Даже в тех случаях, когда вера сохранялась или возвращалась, она возвращалась на уровне православно-русского (для русских людей) церковного обряда, принадлежности «своей» общине. Глубокой умной веры, нравственной христианской рефлексии, характерной для большинства общественных деятелей первой волны – Струве, Бердяева, Лосского, Левицкого, – в них не было. Их советское образование и жизнь были внецерковными и уж, тем более, – вне богословскими.
Отсюда вытекал следующий недуг – уникальность, бесценность человеческой личности, не сводимой ни к каким земным корпорациям – класса, нации и т. п. – многими эмигрантами второй волны плохо сознавалась. Большевицкий классовый подход, равно как и европейский национализм, отравили их духом главенства общих интересов над частными, представлением о человеке, как о средстве для реализации политической доктрины, а не о доктрине, как средстве для освобождения человека. В пределе целью виделось не столько общество свободных людей, сколько общество, «правильно» организованное на основании той или иной идеи – социалистической, имперской, монархической у русских, националистической – у иных народов России. Мертвящий дух большевицкого тоталитаризма очень ощущался в этом подсознательном подходе к человеку как к средству для обретения «светлого будущего»
Столь понятная для англосаксонского общества мысль, что в случае угрозы свободе и достоинству человека все люди должны объединить свои усилия в защите своей и своего ближнего свободы и достоинство, права на разномыслие и, уже восстановив свободу, позволить себе роскошь идейной борьбы друг с другом, – эта мысль русскими эмигрантами второй волны вовсе не принималась. В СССР было иначе. Там боролись за «чистоту рядов» против любых уклонов. Так же надо было действовать и в борьбе против СССР – за Россию, были убеждены многие.
Наконец, и чисто политический контекст послевоенного мира был против политической русской эмиграции, хотя объективно холодная война давала русским антикоммунистам сильнейшего и заинтересованного в них союзника – западные демократии, США, НАТО. Но вся беда была в том, что большая часть политически активной эмиграции и первой и второй волны в послевоенной Европе была замарана сотрудничеством (коллаборационизмом) с нацистско-фашистскими режимами. Если коммунистический СССР отличался от нацистской Германии не более, чем южный полюс разнится от северного (слова Черчилля), то англосаксонские демократии отличались от тоталитарной Германии действительно кардинально. «Сессии парламента не менее сильное оружие в войне с нацизмом, – повторял Черчилль, – чем флот и «спитфайеры»». В демократической Европе победившей антигитлеровской коалиции, заплатившей за победу миллионами жизней и безмерными страданиями сотен миллионов людей, вчерашние пособники тоталитарного агрессора не просто выносились на периферию общественной жизни – они преследовались и по закону и даже без закона. В одной Италии в 1944–1946 гг. антифашисты безнаказанно убили несколько десятков тысяч своих политических противников, прибегая к простому самосуду (позднее об этих постыдных бессудных расправах предпочитали не вспоминать). Дух послевоенной Европы, США, британских доминионов был враждебен вчерашним власовцам и прочим хиви, а сами власовцы вовсе не стыдились своего выбора, не раскаивались в нём, хотя в глубине души и понимали, что их нравственный выбор был далеко не безупречен. Это понимание уязвимости собственного выбора и слабости своего положения в победившем нацизм мире ожесточало беженцев и против приютивших их стран, и в отношениях друг с другом.
Политическая карта эмигрантских группировок послевоенной Европы была очень пестрой. Появились десятки, часто карликовых, партий и объединений. Все они, как правило, находились в состоянии беспрерывной конфронтации между собой. Например, в одном лагере Парш насчитывалось среди ди-пи шесть политических партий: монархисты, солидаристы (НТС), власовцы, казаки, демократы и социалисты.
После 10 лет подпольного существования в Германии, в 1948 г. публично заявил о себе НТС (половина членов его Совета были недавними узниками нацистских концлагерей). Появилось пять конкурирующих одно с другим власовских объединений. Долговечным оказался только молодежный «Союз борьбы за освобождение народов России (СБОНР)», ставший в политическом спектре левее НТС. Союз отмежевался от Белого движения, называя себя преемником «кронштадтцев», и сблизился с социалистами старой эмиграции. Позднее СБОНР обосновался в Канаде.
Оживилось и правое крыло. Автор популярной книги «Дроздовцы в огне» генерал Туркул создал «Комитет Объединенных Власовцев», не скрывавший своих симпатий к монархизму. Появился также «Союз Андреевского Флага», задуманный генералом Глазенапом как «военная организация, отрицающая февральские завоевания» и рассчитывавшая на поддержку бывших немецких военных кругов. Это оказалось иллюзией, и САФ распался в начале 50-х гг. Молодой монархист первой эмиграции и власовец Арцюк создал и возглавил Российское Общенациональное Народно-Державное Движение (РОНДД). Принципиально отвергая Пражский манифест как «февральский», движение понадеялось на опору правых национальных сил в России и в Германии. Его политическая агрессивность вносила смуту в ряды эмиграции. В 1949 г. был проведен в Мюнхене монархический съезд с делегатами из 12 стран. Съезд провозгласил проживавшего в Мадриде Великого князя Владимира Кирилловича претендентом на престол. Его «программа» сводилась, в частности, к осуждению выдач власовцев и к призывам не смешивать СССР и Россию.
Год 1948 был отмечен и громким процессом Виктора Кравченко, который ушел в 1944 г. из советского посольства в Оттаве, долго скрывался от выдачи, написал книгу «Я избрал свободу», обличающую сталинский строй, а затем подал в суд на оклеветавший его французский коммунистический еженедельник «Леттр франсез» и выиграл дело. В его пользу свидетелями выступали многие новые эмигранты.
В Париже был создан «Союз борьбы за свободу» России под председательством историка С.П. Мельгунова (1879–1956). Позднее он руководил «Координационным центром антибольшевицкой борьбы». До своей смерти Мельгунов издавал тоненький, но ценный журнал «Свободный голос» и стал первым редактором возобновившегося литературно-общественного журнала «Возрождение». С 1947 г. стала издаваться в Париже еженедельная антибольшевицкая газета «Русская мысль» в противовес просоветским и фактически – официозу посольства СССР в Париже – «Русским новостям». В 1951 г. А.Ф. Керенский возглавил Российское народное движение.
В целом антикоммунистическая деятельность утратила свое стремление к элементарной солидарности. Каждая зарубежная организация разрабатывала свою собственную политическую программу и выступала в одиночку. Попытки нахождения общего языка проваливались одна за другой. Возобновились или появились различные печатные органы, главным образом правого толка: в Аргентине бежавший в 1930-е гг. из советского концлагеря в Финляндию Иван Солоневич стал издавать монархическую газету «Наша страна», в Австралии издавалось солидаристское «Единение», в Сан-Франциско оживилась газета «Русская жизнь», в Нью-Йорке монархический еженедельник «Знамя России» и многие другие. В 1950 г., в том же Нью-Йорке, родился «Российский Антикоммунистический Центр» под председательством князя Белосельского-Белозерского, в который вошли 62 эмигрантские организации самого различного общественного профиля, но долго он не продержался.
Кроме того, выходцы из разных народов России – украинцы, латыши, грузины, армяне, северо-кавказские горцы, народы Поволжья, калмыки, буряты, туркестанцы создавали свои политические движения, занимавшие непримиримые позиции в вопросе о национальной независимости. Все они видели в сталинской фразеологии «великого русского народа» продолжение «царского шовинизма», все исстрадались под большевиками и полагали большевиков русской властью, от которой надо бежать как можно дальше. С большинством русских антикоммунистических организаций, более или менее явно стоявших на позициях «единой и неделимой России», «националы» не желали сотрудничать.
С усилением холодной войны США предпринимают попытки консолидировать безнадежно расколотое русское антикоммунистическое движение. Первая попытка в 1948 г. создать центр, объединяющий и власовцев, НТС и монархистов, была неудачной, но побудила американцев в 1949 г. создать в Нью-Йорке для равновесия лево-демократическую «Лигу борьбы за народную свободу» с участием меньшевиков.
Союз Мельгунова, Движение Керенского и Лигу борьбы, а также НТС и СБОНР американцы пригласили в августе 1951 г. в Штутгарт на совещание по выработке общей платформы. Керенский, Мельгунов и НТС отстаивали единство России, а СБОНР и Лига были готовы на компромиссы с сепаратистами. Сговорились на непредрешенческой платформе – праве народов свободным голосованием определить свою судьбу. Создана была «Лига борьбы за Народную Свободу», в которой согласились участвовать СБОНР, НТС и Лига борьбы за свободу в России. Лига борьбы за народную свободу была разрекламирована всеми СМИ западного мира. Однако в ней отказались участвовать меньшевики из-за присутствия «власовцев» и НТС. Российское Зарубежье в целом тоже встретило предложение в штыки из-за участия в нем Александра Керенского.
Неудача побудила американцев предложить создание «Американского Комитета за Свободу в России». Состоявшиеся в Висбадене в ноябре 1951 г. обсуждения между 11 организациями привели к новому расхождению: российские «непредрешенцы» полностью разошлись с представителями националистических группировок. Шесть национальных движений в Висбадене настаивали на независимости для их народов без всяких плебисцитов. Причем крайних сепаратистов из руководимого украинцами Антибольшевистского блока народов (АБН) даже не приглашали. Русские же эмигранты более всего опасались повторения «розенберговщины» – ставки на расчленение России.
После того, как представитель «Американского Комитета» в Европе оказал на русские группы финансовое давление, НТС отказался участвовать в дальнейших заседаниях. В октябре 1952 г. было создано новое объединение под названием «Координационный Центр Антибольшевистской Борьбы» (КЦАБ) с центром в Мюнхене под председательством Мельгунова. КЦАБ получал в свое распоряжение созданную американцами радиостанцию «Освобождение» и основанный в Мюнхене Институт изучения СССР.
В 1952 г. в переговоры включилось ЦОПЭ – Центральное объединение послевоенных эмигрантов, то есть перебежчиков из Советской армии. Еще в 1946 г. их, опросив, возвращали в СССР на суд за «измену родине», теперь же стали финансировать. В послевоенные годы из Группы советских войск в Германии бежало около 13 000 человек. ЦОПЭ создал в 1950 г. автор книги «Берлинский Кремль» Георгий Климов на американские средства. Организация проявила с самого начала активную деятельность, издала ряд ценных книг и выпускала общественно-литературный сборник «Мосты». Но после прекращения американских субсидий ЦОПЭ добровольно самоликвидировалось в 1960 г.
В США существенную политическую роль играли преподававшие на кафедрах русской истории М.М. Карпович (Гарвард) и Г.В. Вернадский (Йель), позже Н.В. Рязановский (Калифорнийский университет), создавшие школу россиеведения, переросшую в советологию. Некоторое политическое влияние при Госдепартаменте имели и меньшевики, издававшие в Нью-Йорке до 1965 г. «Социалистический вестник» и причастные к американскому либерально-антикоммунистическому журналу New Leader.
Переговоры о едином антибольшевицком фронте народов России не привели ни к какому положительному результату. Соединенные Штаты убедились, что российское антикоммунистическое движение создать невозможно – все партии и союзы находятся друг с другом в постоянном конфликте. Американские чиновники, ответственные за этот проект, разводили руками – Какие странные эти русские – каждый в отдельности – умный, смелый, всё понимающий человек, а все вместе – скандал и ничто. Сами русские эмигранты тоже переживали неудачу всех попыток объединения. – «Где три русских соберутся – там четыре партии» – горько шутили они. Американцы первоначально думали создать русскую эмигрантскую радиостанцию – мощное средство воздействия на «подсоветскую» Россию, организовать большое книгоиздательство, поддержать периодические издания. Никогда раньше ни одно зарубежное правительство не готово было так поддерживать русскую эмиграцию, как США, видевшие в русских антикоммунистов своих союзников в холодной войне. Раньше о таком можно было только мечтать…
Но, убедившись в том, что в русской эмигрантской среде все ведут войну со всеми, американцы отказались искать эмигрантского хозяина радиопередач и прямо подчинили радио «Освобождение» (позже «Свобода») одноименному Американскому комитету. Станция вышла в эфир в дни смерти Сталина. Ее передачи были главным образом посвящены внутрисоветским делам, в них была и сатира на советских вождей, и много критики советских порядков. Под одной крышей с большой русской редакцией работало несколько небольших, ведавших передачами на других языках СССР.
Еще до создания радио «Освобождение», в самом начале холодной войны, чтобы парировать одностороннюю информацию, подававшуюся населению за «железным занавесом», и объяснять американскую политику, США начали 17 февраля 1947 г. передачи «Голоса Америки» на русском языке, посвященные главным образом международным отношениям и жизни в США. В июне 1950 г. вышло в эфир радио «Свободная Европа», вещавшее на языках Восточной Европы. В октябре начались русскоязычные передачи Радио Канада, а в 1951 г. в Мюнхене открылась европейская редакция «Голоса Америки», откликавшаяся, прежде всего, на события в СССР. Ее передачи, как и начатое ранее вещание британской корпорации Би-би-си приобрели в Советском Союзе широкий круг слушателей. В 1963 г. начала вещать на русском языке из Кёльна и «Немецкая волна».
Политическое руководство всеми этими передачами было в руках западных чиновников, но тексты писали и дикторами были уроженцы соответствующих стран, находившие свой подход к слушателю. Возможно, что несколько сот русских эмигрантов, прошедших за 40 лет через штат западных «голосов», сделали больше для изменения политического строя в СССР, чем вся разноголосица послевоенных русских союзов, партий и движений. В «голосах» работали люди с разными биографиями: белые эмигранты 1920-х гг. и их дети, советские перебежчики 1930-х гг. и послевоенных лет, власовцы и члены НТС, известные литераторы и журналисты, и те, кто создал себе имя уже на радио.
Как государственные радиостанции, «голоса» были связаны государственной политикой и дипломатическим этикетом. Они не могли призывать, скажем, к свержению сталинского строя. Именно поэтому по мере обострения холодной войны зрела мысль, что надо создать независимую от правительств радиостанцию, выражающую точку зрения российской эмиграции. Однако здесь союзников постигла неудача.
Работа на радио представляла собой одно крыло политической деятельности послевоенной эмиграции. Другое – представляла работа НТС, прямо призывавшего к свержению советской власти. Поскольку революция немыслима без активного или хотя бы пассивного участия армии, то уже в 1948 г., когда масса беженцев думала только об отъезде за океан, подальше от Советской армии, НТС направил своих людей в Берлин, для контактов с этой армией. Чтобы снять сомнения в том, возможна ли вообще в СССР революция, член совета НТС Владимир Поремский выдвинул «молекулярную теорию» революции в тоталитарных условиях. Теория эта предполагала создание множества малых групп (по 2–3 человека), между собою не связанных, но дающих о себе знать, рисуя символы НТС и лозунги на стенах, и получающих указания от находящегося за рубежом центра по радио и в листовках. Следуя этой схеме, НТС в 1950 г. расширил свои типографские мощности и наладил передачу литературы через советских моряков в западных портах. Молекулярная теория предусматривала и «каркас» организации – опорные точки из членов НТС, с Запада, ведущих по радио двустороннюю связь с центром.
Как справедливо утверждал Поремский, молчаливое недовольство сталинским режимом было никем не отрицаемой реальностью. Не теряя времени, НТС приступил к отстройке собственных каналов связи. Напечатанная на Западе литература закладывалась в ящики с товарами, идущими в страну; сбрасывалась в непромокаемых обертках в реки, текущие через границу. С начала пятидесятых годов миллионы листовок и легких брошюр забрасывались в СССР при помощи больших воздушных шаров дальнего действия, изготовляемых специальной «бригадой» НТС. Имея более 20 метров в диаметре, эти шары поднимали до 90 килограммов полезного груза и пересекали огромные расстояния. Специальный сбрасыватель, тоже самодельный, обеспечивал разброску литературы каждые 400–500 километров на пути полета. Получателям рекомендовалось создавать не связанные между собой миниатюрные группы и слушать передачи «Свободной России».
НТС наладил в 1951 г. собственное радиовещание, которое началось с любительского передатчика на частоте военных раций. С годами оно значительно усовершенствовалось и усилилось. Позывные «Радио Свободная Россия» – музыкальная фраза из Пятой симфонии Чайковского звучали в эфире до 1976 г. Несколько лет станция, смонтированная на старом грузовике, колесила по европейским лесам, каждый день меняя месторасположение. Ежедневно, зимой и летом, по пояс в снегу и под проливным дождем забрасывали «радисты» антенну на деревья повыше и пускались в десятичасовую дуэль с десятками «глушилок». В 15–20 километрах, в другой машине сидел «наблюдатель» и на катодном экране следил за тем, как «глушилка» искала в эфире передатчик НТС. Вот сейчас сядет на волну! «Пять вправо!» или «Три влево» – передавал наблюдатель по радиотелефону, и «Свободная Россия» уходила в сторону, выигрывая три-четыре минуты незаглушенного вещания.
Усиливая свою мощность, радиостанция перестала быть передвижной. Высокие «направленные» антенны концентрировали волны на восток, до Урала. Одновременно слегка сокращенные передачи транслировались также мощными тайванскими и южнокорейскими радиостанциями. Выявить слушателей таких радиопередач было для КГБ очень сложно, т. к. число радиоаппаратов, оборудованных для приёма коротковолновых передач, было в СССР велико.
Пока закрыты архивы КГБ этого периода, трудно сказать, каких успехов добился Союз в России, но знали о его деятельности очень многие и благодаря его собственным действиям и из-за того, что в советской прессе регулярно помещались статьи о «самой злобной эмигрантской организации». В самой же эмиграции молодежь в послевоенное первое десятилетие с энтузиазмом вступала в Союз или становилась его «друзьями», так как Союз предлагал живую работу, доступную каждому в борьбе за Россию – от работы в закрытом секторе, до контактов с советскими людьми, приезжающими на Запад.
В 1951–1956 гг. США пытались перейти от стратегии «сдерживания» коммунизма к стратегии «освобождения», и с этой целью поддерживали различные эмигрантские группировки. НТС они дали возможность переброски своих людей в СССР по воздуху при условии, что НТС будет делиться с ними политической информацией, но не информацией военной (НТС не желал исполнять роль разведки), и не будет выдавать своих контактов в России. Парашютистов готовили в секретной «каркасной школе», где большинство преподавателей были молодыми эмигрантами. С 1952 г. американскими самолетами было заброшено 13 человек, пока 27 мая 1953 г. ТАСС не сообщил, что четверо парашютистов, «засланных для саботажа, террора и шпионажа» захвачены и расстреляны. Это – Сергей Горбунов, Александр Лахно, Александр Маков и Дмитрий Ремига – молодые члены Союза, видевшие в работе на родине свой долг. После их казни полеты были сразу отменены: но остальные парашютисты были обнаружены далеко не сразу; аресты продолжались до 1960 г. В приказе по МВД от 5 ноября 1953 г. НТС был назван «единственной эмигрантской организацией, активно действующей на территории Советского Союза» и «пользующейся широкой финансовой и технической помощью американской разведки».
