Текст книги "История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II"
Автор книги: Андрей Зубов
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 70 страниц)
Страсти и бури человеческие в первой половине 20-х годов незначительно отражались на естественной истории Северной Евразии. На просторах России в это время повсеместно преобладал крестьянский уклад жизни, а сельское хозяйство еще не располагало ни техникой, ни технологиями. Будучи воинственными материалистами, большевики относились к природе предельно прагматично. В этот период они были заняты подчинением себе общества, а природой интересовались лишь постольку, поскольку этого требовала текущая обстановка. Кроме того, в практической деятельности еще задавали тон служащие, прежней, «царской» выучки. Принимая конкретные решения, они еще могли оставаться специалистами, а не быть исключительно проводниками очередного партийного курса. К концу 1930-х гг. такие «вольности» станут почти невозможными.
С «послаблением» разбойных нравов продразверстки и последующим затем НЭПом, российское крестьянство жадно «дорвалось» до земли (В.И. Белов. «Кануны»). К 1928 г. посевные площади зерновых культур почти сравнялись с довоенным уровнем 1913 г. Стремительное и повсеместное восстановление сельской жизни было наиболее существенным влиянием на природу России в первой половине 1920-х гг. Распахивались и засевались все пригодные для этого земли, в лесах выкашивались все ближние поляны, на реках возводились мельницы. Однако все, чем располагал российский крестьянин того времени, был «конный привод» для нехитрой сельской механики (плуг, борона, сеялка, да косилка) и навоз в качестве удобрений, а плотины на речках едва превосходили по размерам затопляемой площади сооружения бобров. Животноводство также незначительно изменяло ландшафт, поскольку основной формой его было пастбищное содержание скота. Пастух с бичом, погоняя деревенское стадо, возможно, и был опасен в степи, где по местам постоянных скотопрогонов могли развиваться новые овраги, но с эрозионными последствиями освоения «дикого поля» в средние века и помещичьего землевладения XVIII–XIX вв. это «зло» было не соизмеримо.
Предпосылки для последующих техногенных искажений природы возникли в связи со знаменитым планом ГОЭЛРО. Сама идея широкой электрификации промышленности и транспорта в России появилась еще на рубеже веков, но при большевиках она приобрела «политическое» значение. Осуществление плана должно было обеспечить развитие железнодорожного транспорта и наиболее важных объектов промышленности. Наиболее крупными объектами этого плана были гидростанции на реках и так называемые государственные районные электростанции (ГРЭС), использующие для производства электричества местное топливо. Стройки ГОЭЛРО располагались большей частью в Центральной и Южной России, на Северном Кавказе. Некоторые объекты сооружались вокруг Петрограда. Сами ГРЭС и особенно ГЭС привносили локальные и несущественные нарушения в природную среду. Однако их энергия, как физическая, так и особенно «идеологическая», возымела определяющее значение для последующей урбанизации громадных пространств.
Самой известной стройкой того времени стала ДнепроГЭС. Высота плотины электростанции составила около 39 м, а водохранилище заполнило сравнительно узкую долину Днепра и знаменитые днепровские пороги. Конечно, берега Днепра были значительно более живописны в своем естественном виде и были погублены уникальные сообщества редких организмов, особенно рыб. При строительстве Волховской ГЭС на реке Волхов подъем воды был запланирован почти в пределах паводкового уровня, и как такового водохранилища не возникло совсем.
Историческая справка
Проект перекрытия днепровских порогов имел, как и практически все стройки 1930-х гг., дореволюционную предысторию. В 1909 г. министром путей сообщения был назначен Сергей Васильевич Рухлов, а его помощником – начальником управления внутренних водных путей и шоссейных дорог – в феврале 1910 г. князь Всеволод Николаевич Шаховской. Именно ими была поставлена задача инженерам-путейцам Юргевичу и Розову из киевского управления МПС разработать проект, получивший позднее название ДнепроГЭС.
«К этому вопросу они подошли осторожно. По их проекту порожистая часть была разделена на четыре бьефа с четырьмя подпорными плотинами, из них две давали возможность с выгодой использовать силу падения воды. К такому решению они пришли потому, что при устройстве плотин для искусственного подпора приходилось сильно считаться с колоссальными затоплениями городов, селений и весьма ценных прибрежных земель». – В.Н. Шаховской. Sic transit Gloria mundi. (Так проходит мирская слава). 1893–1917. Париж, 1952. С. 30–33.
Профессором Б.А. Бахметьевым – будущим представителем Временного правительства в Вашингтоне – был предложен альтернативный проект более грандиозный и эффектный, но менее учитывающий интересы охраны окружающей среды. «Главное внимание им было обращено на полное использование силы падения, для чего весь подпор он сосредоточил не на четырёх плотинах, как в казённом проекте, а на двух». Этот проект поддерживали американские и французские инженеры, которые стремились быстро получить сверхприбыль для своих фирм. Но, несмотря на все усилия продвинуть проект Бахметьева, комиссии МПС и Государственной Думы отвергли его и приняли в июне 1914 г. проект инженеров Юргевича и Розова.
Начав в ноябре 1927 г. строительство ДнепроГЭСа, большевицкое правительство привлекло в качестве консультантов американских специалистов, и они взяли на вооружение проект Бахметьева. Об охране окружающей среды уже никто не думал, и было затоплено колоссальное количество плодородных земель и насильственно переселено множество людей.
К югу от Москвы была построена Каширская ГРЭС. Электроэнергия на ней вырабатывалась при сжигании бурых углей Подмосковного угольного бассейна, разработка которого началась еще в конце XIX в. На тульских черноземах в XVIII в. знаменитый энциклопедист и великий созидатель А.Т. Болотов добивался фантастичных, даже для настоящего времени урожаев зерновых – до 80 центнеров с гектара, и вероятно, что сельскохозяйственное развитие для этих мест было бы более гармонично, чем добыча угля. Но промышленный рост был предопределен для восточной части Тульской области всей предшествующей историей. Для Шатурской ГРЭС, возведенной к востоку от Москвы, была налажена добыча и сушка торфа из обширных мещерских болот. Последствия долговременной заготовки торфа хорошо видны сейчас на космических снимках и выглядят как темные пятна полей торфоразработки, в большинстве залитые водой – погибшая земля.
Из первых успехов ГОЭРЛО вылились людоедские стройки Беломорско-Балтийского канала и Канала им. Москвы. Беломорканал незначительно изменил окружающую природу, так как на нем нет ни больших плотин, ни крупных водохранилищ. А канал, соединивший Москву с полноводной Волгой, определил последующее разрастание этого гигантского города на век вперед. Нитка гидротехнических сооружений этого канала «перекроила» естественное распределение стока воды на значительной части Клинско-Дмитровской гряды. На водоразделе заполнились большие низменности, перекрытые плотинами – Учинское, Пестовское, Клязминское и Пироговское водохранилища. В непосредственной близости от города появилось Химкинское водохранилище. Кроме того, в долине самой Волги было сооружено Иваньковское водохранилище, обеспечивающее подпор воды в канал. Вода в нем залила пойму и низкие берега Волги, поглотив прибрежные села. Теперь в балансе плюсов и минусов канала, выводя за скобки ужасы ГУЛАГа, мы склонны положительно оценивать преимущества, привнесенные им в нашу жизнь. Между тем опосредованное его влияние на природу громадно, так как во многом благодаря именно волжской воде Москва стала в ХХ в. мегаполисом, оказывающим огромное негативное влияние на природу.
В конце 20-х – начале 30-х гг. дефицит иностранной валюты и перманентные репрессии обусловили разворачивание лесозаготовок. Прежде всего, на Севере Европейской части России. В этот период доход от продажи леса составлял едва ли не основную часть экспортных поступлений, да и разворачивающееся масштабное промышленное строительство требовало все большего количества древесины. В 1934 г. во второй пятилетке предлагалось удвоение объемов лесозаготовок – до 165 млн м3 в год, причем подчеркивались намерения перенести центр работы по лесозаготовкам на север, в лесные районы. Столь решительные намерения сдерживались только отсутствием техники и путей транспорта. Вся система лесозаготовок держалась на двуручной пиле и зимней конной вывозке. Как существенную новацию «ответственные товарищи» преподносили применение лучковой пилы, которая позволяла валить отдельные деревья даже в одиночку.
Документ
На I Всесоюзном съезде по охране природы один из руководителей Наркомлеса СССР произнес такую речь: «…До полного удовлетворения потребностей народного хозяйства в древесине необходимо решительно отказаться от дореволюционных методов ведения лесного хозяйства, лесоэксплуатации и связанной с ними кулацко-капиталистической, по существу вредительской идеологии, базирующейся на принципах постоянства и непрерывности лесопользования, которые до последнего времени господствовали в лесохозяйственной и лесоводческой науке (…). Основными принципами лесоэксплуатации во 2-й пятилетке должны являться сплошные лесосечные и концентрированные рубки». – Труды Первого Всесоюзного съезда по охране природы в СССР. М., 1935. С. 171.
Такие орудия труда позволяли рубить лес преимущественно вдоль рек, которые стали основным путем транспорта заготовленной древесины. С весенним паводком шел так называемый «молевой» сплав, когда заготовленные за зиму штабели древесины просто сталкивали в воду и ловили их в нижнем течении реки, где можно было собрать плоты, организовать погрузку на железную дорогу или корабль, либо сразу пустить в переработку. Молевой сплав древесины был разрешен практически везде и запрещался только по большим судоходным рекам. Некоторой разновидностью молевого был сплав древесины в пучках и кошелях, т. е. сплавлялись не отдельно плывущие бревна, а какие-то связанные меж собой партии древесины. По большим рекам и озерам сплав осуществлялся уже в плотах на судовой тяге.
Последствия такой практики лесоразработок были, конечно, печальны, так как вырубались самые продуктивные и биологически разнообразные леса, а сплав древесины нарушал естественный гидрологический режим рек и существенно ухудшал качество воды. Однако отсутствие техники не позволяло еще повсеместно применять сплошные лесосечные рубки, при которых на вырубке практически не остается деревьев. Ручной труд провоцировал выборочные рубки, когда от леса что-то еще оставалось, так как суточная норма выработки достигалась с меньшими затратами сил при выборке лучших стволов. Какое-либо искусственное восстановление лесов практически не предполагалось.
Формирование предельно прагматичного отношения большевиков к природе очень точно описывается изменением статуса соответствующих институтов власти. В 1930 г. существовавший до этого Государственный комитет по охране природы был низведен до состояния «Междуведомственного государственного комитета содействия развитию и охране природных богатств при Наркомпросе РСФСР». В 1933 г. этот, по существу ничего не значащий, «совещательный» орган был преобразован в Комитет по заповедникам при Президиуме ВЦИК (с 1938 г. – в ведении СНК РСФСР), а затем в Главное управление по заповедникам при СНК РСФСР (такие же управления были продублированы в других союзных республиках). Таким образом, к концу рассматриваемого периода в системе советских ценностей природе было отведено вполне конкретное место – заповедники. На остальной территории должен был господствовать человек – «до полного удовлетворения потребностей народного хозяйства».
В эти годы действительно были учреждены и начали действовать многие заповедники. Появление большинства из них было связано с идеей охраны «ценных» видов животных или растений. В Кавказском заповеднике (1924) должны были охранять кавказского зубра, в Воронежском (1927) – речного бобра, в Лапландском (1930) – северного оленя, в Кандалакшском (1932) – гагу, в Кроноцком (1934) – вулканические ландшафты, морских млекопитающих и птичьи «базары», в Сихотэ-Алинском (1935) – амурского тигра, в Хоперском (1935) – выхухоль. Но даже в этом списке можно проследить выраженные утилитарные мотивы: от речного бобра можно ожидать мех, от северного оленя – мясо и мех, от гаги – гагачий пух, от морских млекопитающих опять-таки мясо, жир, кожу и т. п.
3.2.16. Культурная революция и всеобщее одичание. Борьба с исторической памятью и совестью. Судьба национальных культурных ценностей в СССРОдна из важнейших основ советской системы заключалась в том, что большевики постоянно манипулировали сознанием народных масс, умело переобъясняя в обстановке жесткого идеологического диктата текущую реальность. Низкий культурный уровень большинства населения, особенно после убийства и изгнания русского ведущего слоя, очень способствовал проведению большевицкой пропаганды. С завершением НЭПа вокруг России опустился непроницаемый железный занавес. Практически прекратилась частная переписка с заграницей. Ради самосохранения были прерваны все связи с родственниками, оказавшимися в эмиграции. Наличие «родственников за границей» стало черным пятном в биографии, которое лишало человека работы, а порой – и головы. Никакие зарубежные газеты и журналы в России в 1930-е гг. не были доступны. Только высокопоставленным партийным функционерам по специальному списку из рук в руки с фельдъегерской связью рассылался «бюллетень иностранной информации», в котором подбирались переводы из иностранных периодических изданий. При получении нового бюллетеня предшествующий возвращался курьеру. Потеря бюллетеня влекла арест даже весьма высокопоставленного лица. Простые же люди вовсе не ведали о том, что происходит за границей. Советская пропаганда убеждала их, что в мире капитала жизнь намного труднее, чем в СССР, а в советской энциклопедии, например, было написано, что «англичане живут в холодных и сырых лачугах, именуемых коттеджами».
Суждение мыслителя:
«Развитие народного образования, всецело использованное как орудие государственной пропаганды, служит… укреплению тоталитарного господства государственной власти над умами подданных… большевизм первый осуществил мрачное пророчество русского писателя Александра Герцена о грядущем «Чингисхане с телеграфами»». – С.Л. Франк. Советский империализм // Непрочитанное… М., 2001. С. 321–322.
Широкое празднования пятидесятилетия И.В. Сталина (21 декабря 1929 г.) открыло дорогу беспримерному советскому подхалимажу 1930–1940 гг., равного которому не было за всю историю России ни до, ни после. Система подхалимажа распространялась и на других начальствующих до тех пор, пока их не постигала репрессия их же власти. Все переименовывалось или именовалось заново – города, улицы, театры, пароходы, заводы, колхозы, горные вершины (в 1933 г. была покорена высшая точка СССР – пик Сталина на Памире, 7495 м; имя Ленина носила вершина пониже – 7134 метра, покоренная в 1934 г., имя Маркса – вершина еще ниже – 6726 м.
В 1931 г. ЦК принимает решение о школе, которое отменяет педагогические эксперименты 1920-х гг., вводит строгую дисциплину. Дело ученика – не заниматься с учителем, а слушать его, и не учиться думать, а просто зазубривать определенный набор фактов и выражений, чтобы повторить их на экзамене.
В том же 1931 г. Сталин в письме в редакцию журнала «Пролетарская революция» «О некоторых вопросах истории большевизма» объявляет, что поиском документов могут заниматься только «безнадежные бюрократы»; в истории же важны не источники, а правильная установка. С этих пор диктат Сталина в области идеологии становится непререкаемым.
В 1930-е гг. взаимоотношения совестливых и мыслящих людей, каковых в России было немало, и власти усложнились еще больше, усиливались репрессии, постепенно перешедшие в террор, еще более усиливался цензурный гнет. Речь уже не шла о возможности выразить свой протест и возмущение против несправедливости, но даже и просто остаться в стороне от свершавшихся трагических событий оказывалось все чаще невозможно. Большевицкая власть требовала активного соучастия в ее деяниях: не поднявший руку на общем собрании с требованием расстрела «врагов народа» завтра, а то и сегодня вечером мог бы занять его место в камере пыток. Эта сторона жизни наших соотечественников 30–40-х гг. ждет своего описания и осмысления. В такой общественно-политической ситуации тем ценнее не такие редкие случаи обращения к власти некоторых деятелей науки и культуры в защиту репрессированных. Немногочисленные случаи отказов от подписи с требованием репрессий в ситуации того времени могут рассматриваться как исповедничество и вольная жертва.
В 1930 г. вышла книга философа А.Ф. Лосева «Диалектика мифа» – последнее проявление свободной мысли в России, Лосев совершил беспримерный акт: сделал в книгу вставки, до того исключенные предварительной цензурой. 18 апреля 1930 г. Лосев был арестован, в следственном деле он значится как один из вождей «контрреволюционной монархической организации «Истинно-православная Церковь»». На XVI съезде ВКП(б) Л. Каганович назвал его «философом-мракобесом», «реакционером и черносотенцем». 12 декабря 1931 г. в газетах «Правда» и «Известия» печатается статья Горького «О борьбе с природой», где он называет энциклопедически образованного Лосева «малограмотным профессором», «опоздавшим умереть». К счастью, Лосев, пройдя через лагеря, выжил и пережил Горького больше чем на 50 лет, оставив многочисленные и многократно переиздававшиеся труды, объемом своим сопоставимые с не переиздающимся наследием Горького.
Нравственная деградация Горького – одного из вождей русской интеллигенции – очевидна: никакой писатель или мыслитель не стал бы так отзываться об арестованном оппоненте в дореволюционной России. Эта статья Горького, как и другие образцы его публицистики, давали сигнал, что попутчики большевиков отбрасывают те нравственные устои, которыми держалась Россия до революции независимо от образования и сословия: лежачего не бьют.
Большевицкая власть, играя не только на страхе, но и на алчности и тщеславии, безошибочно использовала систему и кнута, и пряника. В 1930 г. были учреждены ордена Ленина и Красной Звезды, было утверждено «Положение об обеспечении специальными пенсиями лиц, имеющих исключительные заслуги».
Относительное множество идейных и художественных течений, существовавших в конце 1920-х гг., замещалось монолитом единого всепобеждающего учения, причем и следование установке партии и власти не гарантировало от репрессий, поскольку менялась конъюнктура, колебалась сама линия партии и не все, даже те, кто желали, успевали колебаться вместе с ней.
В апреле 1932 г. решением ЦК прекращается деятельность всех литературно-художественных объединений, в том числе партийно-комсомольских. Создается единый Союз советских писателей, который на своем съезде в 1934 г. славословит Сталина, клянется в верности партии и провозглашает единый литературный стиль – социалистический реализм.
Для понимания культурной и общественной политической ситуации середины 30-х и последующих годов неоценимую роль играет стенографический отчет Первого всесоюзного съезда советских писателей, проходившего в августе 1934 г. На съезде присутствовало 377 делегатов с решающим голосом и 220 с совещательным. Среди них подавляющее большинство – члены ВКП(б) или ВЛКСМ. Среди небольшого числа беспартийных – поэты Н. Асеев и И. Бабель, один из старейших русских писателей В. Вересаев, М. Горький, В. Катаев, Л. Леонов, С. Маршак, Б. Пастернак, Б. Пильняк, М. Пришвин, С. Сергеев-Ценский, Ю. Тынянов, К. Федин, К. Чуковский – то есть как раз те, кто с большим или меньшим правом и мог считаться писателем в полном смысле этого слова.
Через несколько лет такие делегаты съезда, как Исаак Бабель, Артем Веселый, Борис Корнилов и ряд других станут жертвами репрессий. А крупнейшие русские писатели и поэты – Булгаков, Ахматова, Мандельштам и вовсе не оказались в числе делегатов съезда. На съезде присутствовали сорок иностранных писателей из разных стран, в том числе испанец Рафаэль Альберти и француз Луи Арагон. Согласно мандатным данным, 42,6 % происходило из крестьян, 27,3 % – из рабочих, 12,9 % – из «трудовой интеллигенции», 2,4 % – из дворян, а 1,7 % – из «служителей культа». На съезде были представлены 52 национальности, среди которых на первом месте русские (201), далее евреи (112), грузины (28) и украинцы (25).
Документ
На Съезде писателей иностранным гостям подпольно раздавалась листовка, составленная не позднее 20 августа 1934 г. (полный текст): «Мы, группа писателей, включающая в себя представителей всех существующих в России общественно-политических течений, вплоть до коммунистов, считаем долгом своей совести обратиться с этим письмом к Вам, зарубежным писателям. Хотя численно наша группа и незначительна, но мы твердо уверены, что наши мысли и надежды разделяет, оставаясь наедине с самим собой, каждый честный (насколько вообще можно быть честным в наших условиях) русский гражданин. Это дает нам право и, больше того, обязывает нас говорить не только от своего имени, но и от имени большинства писателей Советского Союза. Все, что услышите и чему вы будете свидетелями на Всесоюзном писательском съезде, будет отражением того, что вы увидите, что вам покажут и что вам расскажут в нашей стране! Это будет отражением величайшей лжи, которую вам выдают за правду. Не исключается возможность, что многие из нас, принявших участие в составлении этого письма или полностью его одобрившие, будут на съезде или в частной беседе с вами говорить совершенно иначе. Для того, чтобы уяснить это, вы должны, как это [ни] трудно для вас, живущих в совершенно других условиях, что страна вот уже 17 лет находится в состоянии, абсолютно исключающем какую-либо возможность свободного высказывания. Мы, русские писатели, напоминаем собой проституток публичного дома с той лишь разницей, что они торгуют своим телом, а мы душой; как для них нет выхода из публичного дома, кроме голодной смерти, так и для нас… Больше того, за наше поведение отвечают наши семьи и близкие нам люди. Мы даже дома часто избегаем говорить так, как думаем, ибо в СССР существует круговая система доноса. От нас отбирают обязательства доносить друг на друга, и мы доносим на своих друзей, родных, знакомых… Правда, в искренность наших доносов уже перестали верить, так же как не верят нам и тогда, когда мы выступаем публично и превозносим «блестящие достижения» власти. Но власть требует от нас этой лжи, ибо она необходима, как своеобразный «экспортный товар» для вашего потребления на Западе. Поняли ли вы, наконец, хотя бы природу, например, так называемых процессов вредителей с полным признанием подсудимыми преступлений ими совершённых? Ведь это тоже было «экспортное наше производство» для вашего потребления.
Вы устраиваете у себя дома различные комитеты по спасению жертв фашизма, вы собираете антивоенные конгрессы, вы устраиваете библиотеки сожженных Гитлером книг, – все это хорошо. Но почему мы не видим вашу деятельность по спасению жертв от нашего советского фашизма, проводимого Сталиным; этих жертв действительно безвинных, возмущающих и оскорбляющих чувства современного человечества, больше, гораздо больше, чем все жертвы всего земного шара вместе взятые со времен окончания мировой войны…
Почему Вы не устраиваете библиотек по спасению русской литературы, поверьте, что она много ценнее всей литературы по марксизму, сожженной Гитлером. Поверьте, ни итальянскому, ни германскому фашизму никогда не придет в голову тот наглый цинизм, который мы и вы можете прочесть в «Правде» от 28 июля 34 г. в статье, посвященной съезду писателей: крупнейшие писатели нашей страны показали за последние годы заметные успехи в деле овладения высотами современной культуры – философией Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. Понимаете ли вы всю чудовищность от подобного утверждения и можете ли сделать отсюда все необходимые выводы, принимая во внимание наши российские условия.
Мы лично опасаемся, что через год-другой недоучившийся в грузинской семинарии Иосиф Джугашвили (Сталин) не удовлетворится званием мирового философа и потребует по примеру Навуходоносора, чтобы его считали, по крайней мере, «священным быком».
Вы созываете у себя противовоенные конгрессы и устраиваете антивоенные демонстрации. Вы восхищаетесь мирной политикой Литвинова. Неужели вы, действительно, потеряли нормальное чувство восприятия реальных явлений? Разве вы не видите, что весь СССР – это сплошной военный лагерь, выжидающий момент, когда вспыхнет огонь на Западе, чтобы принести на своих штыках Западной Европе реальное выражение высот современной культуры – философию Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина.
То, что Россия нищая и голодная, вас не спасёт. Наоборот, голодный, нищий, но вооруженный человек – самое страшное…
Вы не надейтесь на свою вековую культуру, у вас дома тоже найдётся достаточно поборников и ревнителей этой философии, она проста и понятна может быть многим…
Пусть потом ваши народы, как сейчас русский народ, поймут всю трагичность своего положения, – поверьте, будет поздно и, может быть, непоправимо!
Вы в страхе от германского фашизма – для нас Гитлер не страшен, он не отменил тайное голосование. Гитлер уважает плебисцит… Для Сталина – это буржуазные предрассудки. Понимаете ли вы все, что здесь написано? Понимаете ли вы, какую игру вы играете? Или, может быть, вы, так же, как и мы, проституируете вашим чувством, совестью, долгом? Но тогда мы вам этого не простим, не простим никогда. Мы проститутки по страшной, жуткой необходимости, нам нет выхода из публичного дома СССР, кроме смерти. А вы —???
Если же нет, а мы верим, что этого действительно нет, то возьмите и нас под свою защиту у себя дома, дайте нам эту моральную поддержку, иначе ведь нет никаких сил дальше жить…» ЦА ФСБ РФ. Ф.3 Оп. 1. Д. 56. Л. 160–163. Копия. Машинопись// Власть и художественная интеллигенция. Документы 1917–1953 / Сост. А. Артизов и О. Наумов. М., 2002. С. 227–228.
Главой и идеологом съезда был Максим Горький. Его появление на трибуне было встречено овацией. В своем первом кратком выступлении он говорил: «Мы выступаем, как судьи мира, обреченного на гибель, и как люди, утверждающие подлинный гуманизм, гуманизм революционного пролетариата, гуманизм силы, призванной историей освободить весь мир трудящихся от зависти, подкупа, от всех уродств, которые на протяжении веков искажали людей труда. Мы – враги собственности, страшной и подлой богини буржуазного мира, враги зоологического индивидуализма, утверждаемого религией этой богини… Мы выступаем в стране, освещенной гением В.И. Ленина, в стране, где неутомимо и чудодейственно работает железная воля И. Сталина. (Бурные и продолжительные аплодисменты)».
Историческая справка
Максим Горький (настоящие имя и фамилия – Алексей Максимович Пешков; 1868–1936) благодаря своим дореволюционным сочинениям пользовался репутацией друга бедняков, борца за социальную справедливость. Между тем симпатия к людям социального «дна» сливалась в этих произведениях с рассуждениями о том, что вся русская жизнь есть сплошная «свинцовая мерзость» («Городок Окуров», «Жизнь Матвея Кожемякина» и др.). Горький утверждал, что русская душа по самой природе своей «труслива» и «болезненно зла» (самым удачным ее портретом он считал отвратительного старого сладострастника Федора Карамазова из романа Достоевского). Он писал о «садической жестокости, присущей русскому народу» (послесловие к книге С. Гусева-Оренбургского о еврейских погромах на Украине, 1923). Пожалуй, ни один публицист не писал с такой неприязнью ни об одной нации – разве что гитлеровские идеологи о евреях. Такие обвинения, какие высказаны Горьким в работе «О русском крестьянстве», предъявляют только тем, кого решено уничтожить.
И Горький принял в этом уничтожении прямое участие. В 1905 г. он вступил в РСДРП. В 1917 г., разойдясь с большевиками по вопросу о своевременности их переворота, формально остался вне партии. Он был богат, мог позволить себе с 1906 по 1914 г. жить в вилле на о. Капри и жертвовать крупные суммы в партийную кассу. Он финансировал ленинские газеты «Искра» и «Вперед». Во время декабрьского мятежа 1905 г. его московская квартира, охраняемая кавказской дружиной, стала мастерской, где изготовлялись бомбы, куда свозили оружие для боевиков. В 1906 г. Горький отправился в турне по Америке, собрал около 10 тысяч долларов в кассу большевиков. После того, как газеты напечатали его воззвание «Не давайте денег русскому правительству», США отказались дать России кредит в полмиллиарда долларов. Горький отблагодарил Америку, описав ее как мрачную «страну желтого дьявола».
После 1917 г. Горький продолжил сотрудничество с большевиками. На словах нередко критикуя их политику, он на деле принимал участие в их акциях. Например, в 1919 г. по поручению большевиков он сформировал экспертную Комиссию, заключения которой послужили основанием для вывоза множества произведений искусства за границу. Это лишило Россию множества художественных сокровищ.
Хотя Горький понимал, что «комиссары относятся к России, как к материалу для опыта», и что «большевизм есть национальное несчастие», он продолжал находиться в дружеских отношениях с новой властью и с ее вождем, которого в очерке «Владимир Ильич Ленин» (1920; не путать с более поздним «В.И. Ленин») приравнял к святым (И.А. Бунин назвал эту статью «бесстыдным акафистом»). Впрочем, в этот период Горький старался и подкармливать голодающих деятелей искусства, организовал издание переводов шедевров мировой литературы «Academia», за которые довольно щедро платил писателям и ученым – переводчикам. Некоторых он спас от ареста и казни, устроил их выезд из СССР на свободу (напр. Великого князя Гавриила Константиновича с женой).
С 1921 по 1931 г. Горький жил за рубежом, в основном – в Италии. Еще из-за границы пролетарский писатель освящал своим авторитетом смертные приговоры, выносимые по абсурдным обвинениям выдающимся русским людям – видным ученым Чаянову, Кондратьеву, Садырину. На просьбу Кусковой заступиться за осужденных, Горький ответил грубым отказом и самой просительнице советовал «позаботиться о своей могилке» (статья «Об умниках»). В письме той же Кусковой от 21 января 1929 г. Горький признавался, что он «искреннейше и непоколебимо ненавидит правду», что он «против оглушения и ослепления людей скверной, ядовитой пылью будничной правды». Сам же он, по воспоминаниям Ходасевича (Некрополь), врал вдохновенно, часто без всякой видимой причины.
Вернувшись в СССР, он энергично включился в тотальную охоту за мнимыми «врагами» и «шпионами». В 1929–1931 гг. Горький регулярно публиковал в «Правде» статьи, которые впоследствии составили сборник «Будем на страже!». Они призывают читателей искать вокруг себя вредителей, тайно изменивших делу коммунизма. Самая известная из этих статей – «Если враг не сдается, его уничтожают» (1930); ее заглавие стало своеобразным девизом всей советской политики. При этом Горький, как и восхищавшие его карательные органы, для прикрепления ярлыка «враг» не нуждался ни в каких доказательствах. Самые злейшие враги, по его мнению, – это те, против кого нет доказательств. «Горький не просто поет в хоре обвинителей – он пишет музыку для этого хора», – констатирует швейцарский исследователь Ж. Нива.
Поразителен язык этих статей «писателя-гуманиста»: люди здесь постоянно именуются мухами, солитерами, паразитами, получеловеческими существами, дегенератами. «В массе рабочих Союза Советов действуют предатели, изменники, шпионы… Вполне естественно, что рабоче-крестьянская власть бьет своих врагов, как вошь». При этом Горький восхвалял «исторически и научно обоснованный, подлинно общечеловеческий, пролетарский гуманизм Маркса – Ленина – Сталина» (статья «Пролетарский гуманизм»); восхищался тем, «как прост и доступен мудрый товарищ Сталин» («Письмо делегатам Всесоюзного съезда колхозников-ударников»). Сохраняя свою давнюю ненависть к крестьянству, Горький напоминал, что «мужицкая сила – сила социально нездоровая и что культурно-политическая, последовательная работа Ленина – Сталина направлена именно к тому, чтобы вытравить из сознания мужика эту его «силу», ибо сила эта есть… инстинкт мелкого собственника, выражаемый, как мы знаем, в формах зоологического озверения» («Открытое письмо А.С. Серафимовичу», 1934). Это публиковалось в годы, когда наиболее трудолюбивые и хозяйственные крестьяне расстреливались или выселялись в зону вечной мерзлоты.
В поддержку сфабрикованному ОГПУ «делу Промпартии» Горький написал пьесу «Сомов и другие» (1930). В ней выведены инженеры-вредители, которые назло народу тормозят производство. В финале приходит «справедливое возмездие» в лице агентов ОГПУ, которые арестовывают не только инженеров, но и бывшего учителя пения (его преступление в том, что он «отравлял» советскую молодежь разговорами о душе и старинной музыке). В статьях «К рабочим и крестьянам» и «Гуманистам» Горький поддерживает столь же нелепое обвинение против профессора Рязанова и его «сообщников», которые были расстреляны за «организацию пищевого голода».
Горький не обязательно одобрял все репрессии. Аресты старых большевиков, борцов с «проклятым царизмом», его беспокоили. В 1932 г. он даже высказал начальнику чекистов Г. Ягоде свое недоумение по поводу ареста Л. Каменева. Но судьбы миллионов осужденных на смерть простых людей у него такого недоумения не вызывали. В 1929 г. Горький посетил Соловецкий лагерь и в «Книге отзывов» Соловецкого лагеря оставил восторженные похвалы тюремщикам.
В 1934 г. под редакцией Горького был издан сборник «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина». В книге поддерживаются все бредовые обвинения тех лет: что инженеры, например, травят работниц мышьяком в заводских столовых, тайно ломают станки. Концлагерь изображен как светоч прогресса; утверждается, что в нем никто не умирает. Выступая перед строителями канала 25 августа 1933 г., Горький восхищался тем, «как ОГПУ перевоспитывает людей», и со слезами умиления говорил о чрезмерной скромности чекистов. По оценке А.И. Солженицына, данной им в «Архипелаге ГУЛАГ», в книге «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина» Горький впервые в русской литературе воспел рабский труд.
В 1936 г. 68-летний писатель умер не то от болезни, не то от яда, данного по приказу из Кремля.
В почетный президиум съезда под аплодисменты включаются Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Калинин, Орджоникидзе, Куйбышев, Киров, Андреев, Косиор, Тельман, Димитров.
