Текст книги "История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II"

Автор книги: Андрей Зубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 70 страниц)

Историческая справка

8 августа 1949 г. умер проживавший в Ейске великий русский борец Иван Поддубный. Несмотря на свои 77 лет, он отличался отменным здоровьем и богатырской физической силой. В 1922–1927 гг. Иван Максимович по контракту работал в США, но потом вернулся в СССР и основал советскую школу борьбы – практически все великие русские борцы эмигрировали за границу. В 1939 г. «за вклад в развитие советского спорта» Поддубный был награжден орденом Трудового Красного Знамени. В годы войны он проживал в Ейске, причем один из офицеров СС, страстный поклонник Поддубного, чтобы великому борцу полегче жилось, назначил его директором офицерского казино. В 1947 г. Поддубный голодал, продал все свои чемпионские медали, но партийное руководство осталось равнодушным к судьбе великого борца: ему выделялось 500 граммов хлеба в день, а он мечтал о килограмме! Просил прикрепить его к какой-нибудь воинской части, но партийные чиновники не могли простить ему «сотрудничество с немцами» и отказали. «Чемпион чемпионов» вынужден был побираться, как последний нищий. Изможденный голодом, он сломал бедро, окончательно подорвав некогда богатырское здоровье, и сердце его не выдержало. Иван Максимович настолько обнищал, что не имел даже костюма, чтобы быть похороненным по-человечески.

Жертв было бы больше, если бы не гуманитарная помощь из-за рубежа. Уже второй раз благотворительные и международные организации (первый был в 1922 г.) спасали советских граждан. В 1946–1947 гг. СССР получил гуманитарную помощь от Администрации помощи и восстановления Объединенных Наций (ЮНРРА). Сталин согласился подать заявку на помощь для Украины и Белоруссии. Украинцы получили товаров на 189 млн долл., а Белоруссия – около 60 млн долл. В то же время Сталин отказался принимать помощь для РСФСР, боясь, что уполномоченные ЮНРРА увидят, что не только оккупированные области, но вся Россия находится в разорении. Русское население некоторое время получало помощь по линии Красного Креста. Самая крупная партия помощи на 31 млн долларов поступила от американской благотворительной организации Russian Relief (Помощь России).

Но коммунистическое правительство, боясь усиления прозападных симпатий среди народов России, под различными предлогами, ограничивало эту помощь, в частности, отказалось принимать подарки от частных лиц из-за рубежа. Демонстрируя, что СССР не так уж нуждается в западных «подачках», Сталин демонстративно выделил Болгарии, Румынии, Польше, Чехословакии и другим странам 2,5 млн т зерна в качестве продовольственной помощи.

Сталин рассматривал восстановление советской экономики исключительно через призму высших государственных интересов, прежде всего укрепления военного потенциала «державы», которую бы боялись и уважали вовне. Нужды народа, его жизнь и благополучие в эту схему не вписывались.

Документ

Сталин и восстановление Севастополя (архивный документ).

ЦК ВКП(б) товарищу МАЛЕНКОВУ ДЛЯ ДРУЗЕЙ [членов Политбюро]

«Был проездом в Севастополе. Город с его разрушениями производит гнетущее впечатление. При существующих темпах восстановление города может быть закончено не ранее 10–15 лет, если не позднее. Без вмешательства Москвы город еще долго будет лежать в руинах, являя собой живую демонстрацию нашей нераспорядительности, которую будут расценивать как наше бессилие… Не мешало бы создать специальную комиссию при Совете Министров с поручением, во-первых, выработки плана восстановления города, во-вторых, – организации дела восстановления с расчетом закончить восстановительные работы в 3–4 года».

11. Х. 48 СТАЛИН

В декабре 1947 г. прошла финансовая реформа: обмен старых рублей на новые из расчета десять к одному. Эта реформа укрепила государственные финансы, расшатанные войной и инфляцией, за счет ликвидации частных сбережений, прежде всего крестьян, заработавших во время войны на продаже продуктов.

Одновременно была отменена опротивевшая всем карточная система на продовольствие в городах. При этом цены в государственных магазинах были установлены на уровне гораздо выше довоенного, близком к коммерческим ценам на базарах и рынках. Уже в 1948 г. государство начало регулярные – вплоть до 1954 г. – снижения розничных цен, прежде всего на хлеб. В результате, цены на белый хлеб снизились с 4,4 до 1,55 руб. за килограмм. Эти снижения производились за счет чудовищной эксплуатации крестьянства. Колхозные крестьяне, дававшие этот хлеб, ничего не получали за свой труд. Колхозы были вынуждены «продавать» хлеб государству по ценам, которые даже не окупали транспортные расходы. Многократно возросли налоги на крестьянство: если в 1940 г. средний крестьянин в России платил сельхозналог государству в 100 руб., то в 1952 г. – уже 1100 руб. В результате государство даже при снижении цен могло получать с продажи продуктов налог с оборота. В среднем, с каждой сотни рублей из кармана покупателя, уплаченных за продовольствие в магазинах, пятьдесят рублей составляли чистую прибыль государства.

Одной рукой государство ликвидировало, отбирало, другой давало. Давало щепотью – отбирало пригоршнями. Отбирало у одних – давало другим, своим, новому классу, номенклатуре. Миллионы людей позже вспоминали, как «при Сталине снижали цены», не вспоминая, да и не догадываясь, порой о высоких косвенных налогах и нищенском, рабском положении крестьян. «Дешевая» цена на хлеб и муку после снижений оставалась вдвое большей, чем довоенная, и во много раз превосходила цены последнего дореволюционного (военного) 1916 г.

По официальным данным, в 1948–1953 гг. население «выгадало» от снижения цен 140 млрд руб. В долгосрочном плане низкие цены на продукты привели к пагубным привычкам и экономическим перекосам: большинство народа привыкло к дешевым продуктам как компенсации за свой дешевый труд. А уже через несколько лет после «снижения цен» продукты стали исчезать с государственных прилавков опять, как это было до 1947–1948 гг.

Свидетельство очевидца

Не предполагали простые русские люди и то, как жил в эти трудные годы новый правящий класс. «До поступления в Большой театр я и вообразить себе не могла численность господствующего класса в Советском Союзе. Часто, стоя в Георгиевском зале Кремлевского дворца у банкетного стола, заваленного метровыми осетрами, лоснящимися окороками, зернистой икрой, и поднимая со всеми вместе хрустальный бокал за счастливую жизнь советского народа, я с любопытством рассматривала оплывшие, обрюзгшие физиономии самоизбранных руководителей государства, усердно жующих, истово уничтожающих эти великолепные натюрморты. Я вспоминала свои недавние скитания по огромной стране, с её чудовищным бытом, непролазной грязью и невообразимо низким, буквально нищенским уровнем жизни народа, и невольно думала, что эти опьяненные властью, самодовольные, отупевшие от еды и питья люди, в сущности, живут в другом государстве, построенном ими для себя, для многотысячной орды внутри завоеванной России, эксплуатируя на свою потребу ее нищий обозленный народ. У них свои закрытые продовольственные и промтоварные магазины, портняжные и сапожные мастерские, со здоровенными вышибалами-охранниками в дверях, где всё самого высокого качества и по ценам намного ниже официальных цен для народа. Они живут в великолепных бесплатных квартирах и дачах с целым штатом прислуги, у всех машины с шофером, и не только для них, но и для членов семей. К их услугам бывшие царские дворцы в Крыму и на Кавказе, превращенные специально для них в санатории, свои больницы, дома отдыха… В собственном «внутреннем государстве» есть всё. Искренне уверовав в свою божественную исключительность, они надменно, брезгливо не смешиваются с жизнью советских смердов, надежно отгородившись от них высокими, непроницаемыми заборами государственных дач. В театрах для них отдельные ложи со специальным выходом на улицу, и даже в антрактах они не выходят в фойе, чтобы не унизиться до общения с рабами», – вспоминала солистка Большого театра Галина Вишневская. – Галина. История жизни. С. 121.

Литература:

А. Блюм, М. Меспуле. Бюрократическая анархия: статистика и власть при Сталине. М.: РОССПЭН, 2008.

А.К. Сололов. Принуждение к труду в советской промышленности и его кризис (конец 1930-х – середина 1950-х гг.) // Л.И. Бородкин, Ю.А. Петров. Экономическая история. Ежегодник. М.: РОССПЭН. 2003.

В.П. Попов. Крестьянство и государство (1945–1953) // Исследования новейшей русской истории. Париж. 1992. № 9.

В.С. Лельчук, М.А. Молодцыгин. Послевоенная конверсия // СССР и холодная война / Ред. В.С. Лельчук, Е.И. Пивовар. М.: Мосгорархив, 1995. С. 99–141.

В.Ф. Зима. Голод в СССР 1946–1947 годов: происхождение и последствия. М.: Институт российской истории РАН. 1996.

И.В. Быстрова. Развитие военно-промышленного комплекса // СССР и холодная война / Ред. В.С. Лельчук, Е.И. Пивовар. М.: Мосгорархив, 1995. С. 160–202.

Н. Симонов. Военно-промышленный комплекс СССР в 1920-е – 1950-е годы: темпы экономического роста, структура, организация производства и управления. М.: РОССПЭН, 1996.

Советская жизнь 1945–1953 / Ред. Е.Ю. Зубкова и др. М.: РОССПЭН, 2003.

О.Л. Лейбович. В городе М. Очерки социальной повседневности советской провинции в 1940-е и 1950-е годы. М.: РОССПЭН, 2008.

4.3.5. От «подсоветского» к «советскому» обществу

Послевоенные годы можно рассматривать как наиболее «советский» период истории СССР. С одной стороны, каждый год уносил людей из поколения, еще заставшего последние годы XIX столетия и начало XX. Тех, кому во второй половине 1940-х гг. было за 80 или под 80, оставалось чрезвычайно немного, и не они составляли активную часть общества. Актрисы Яблочкина или Книппер-Чехова, начинавшие еще в революционные годы писатели Сергеев-Ценский и Тренёв, искусствовед Грабарь, историк Тарле или глава Русской Православной Церкви с 1945 г. Патриарх Алексий воспринимались, как случайные обломки, уцелевшие от кораблекрушения. Стариками казались отнюдь не старые люди. Вернувшееся с полей войны, повзрослевшее не на четыре года, а на целую жизнь поколение фронтовиков (1910–1925 гг. рождения) дореволюционной жизни, естественно, не знали и воспринимали как единственно возможный советский образ жизни, каким он складывался в послевоенные годы. Военный успех страны от осени 1941 к весне 1945 воспринимался многими, как знак верного и даже единственно верного пути. Образ могущественного генералиссимуса в белом кителе и золотых погонах заслонял штатского «интеллигента» в галстуке – Ленина и его «товарищей».

Сталин, его маршалы и генералы – вот идеал для советского человека, вот – «победители» (под таким названием шла во МХАТе пьеса, поставленная в 1947 г.). То, что именно Сталин, а не народ и Божий промысел, победил фашизм, казалось бы, подтверждалось успехами вождя в международной политике. Из страны с обрубленными в сравнении с 1916 г. границами, находившуюся во «враждебном окружении», какой она была в 1930-е гг., Сталин превратил СССР в страну-победительницу, почти восстановившую границы Российской Империи и окруженную почти по всему периметру странами-сателлитами.

Железный занавес, установившийся в 1946 г., отрезал советского человека от какого-нибудь доступа информации извне, а поднявшаяся в конце 1940-х гг. волна ложного патриотизма оставила гражданам СССР возможность читать либо однотомники иностранных классиков, либо тех зарубежных писателей, кого в СССР называли «прогрессивными» и кто в стихах и прозе славил Сталина и коммунизм не менее усердно, нежели советские писатели, и столь же небескорыстно. Расправа над Зощенко и Ахматовой (1946 год), вынужденное молчание Пастернака, которому на целое десятилетие уготована была возможность жить только переводами, свидетельствовала о том, что даже относительное веяние свободы, творчества и искренности, пронесшееся в русской подсоветской литературе в начале войны, в условиях послевоенного СССР было невозможно. Под запрет попадало даже то, что вызывало благосклонное приятие властей в недавнем прошлом.

У многих, и отнюдь не только в СССР, но и за его пределами, складывалось впечатление, что Сталину и его режиму подвластно всё, до создания атомной бомбы включительно. Философ Алексей Федорович Лосев в эти годы собирался вступать в ВКП(б) (но так и не вступил) и начал проповедовать марксизм. Отвечая на недоуменный вопрос своего старинного друга философа Асмуса, зачем он это делает, великий мыслитель сказал – «Валентин Фердинандович, это – на тысячу лет». Подобное впечатление соблазнило и тех соотечественников-репатриантов, что возвращались в СССР из Западной Европы, и даже тех, кто не вернулся, но в сознании которых тотальное неприятие советского режима во второй половине 1940-х гг. на какой-то миг дало трещину.

Огромным событием стала передача коммунистами Троице-Сергиевой Лавры обратно в руки Русской Православной Церкви, действительно потрясшая тех, для кого обитель преподобного Сергия никогда не переставала быть святыней. Это сказалось и отчасти сказывается даже в XXI в. на оценке роли Сталина частью духовенства, воспринимающего позднего Сталина в отрыве от предыдущих 20 лет его деятельности. Обилие литературы по русской истории, написанной с большей или меньшей степенью художественной правдивости и одаренности; серия фильмов и пьес «о великих людях», даже серии почтовых марок с портретами дореволюционных ученых, писателей, поэтов – все это создавало видимость возвращения исторического прошлого, соблазнявшее молодые умы, не получившие подлинной религиозно-нравственной подготовки и, соответственно, противоядия ко лжи советской пропаганды.

В допущенной культуре главенствовала антизападная направленность и шпиономания – пьесы «Русский вопрос» и «Чужая тень» Константина Симонова, «Заговор обреченных» Николая Вирты и безудержная лакировка действительности в произведениях искусства на современную тему, включая и изображения последней войны. Едва ли не единственным исключением может служить написанная по-журналистски искренне повесть Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда» (1946). Тем, кто хотел глотнуть свежего воздуха настоящего искусства, оставалась возможность почерпнуть его из классической литературы, музыки и отдельных спектаклей по произведениям классики.

И в то же время, можно сказать, что именно в эти годы возрождается энергия освобождения. Фронтовики, видевшие своими глазами СМЕРШ и заградотряды, бездарность многих военачальников, их жадность и властолюбие; воины, брошенные «народной» властью в немецком плену и потом получившие, вместо просьб о прощении от той же власти, уже не немецкие, а советские сроки заключения, – всё это заставляло миллионы людей переосмыслить свое отношение к сталинскому режиму, к Ленину и коммунизму вообще. Прошедшие через фронт люди иначе вели себя в лагерях, чем деморализованные интеллигенты или, тем более, не имевшие прочных моральных устоев партийцы 1930-х гг. Нравственный воздух лагерей и первые попытки сопротивления в конце 1940-х гг. несопоставимы с атмосферой ГУЛАГа 1930-х. Об этом явственно свидетельствовал позднее Варлаам Шаламов в своих «Колымских рассказах».

Именно в эти годы не оправдавшихся надежд и новых ожиданий пишет Борис Пастернак свой роман «Доктор Живаго», который десять лет спустя был удостоен Нобелевской премии по литературе. Как говорится в предпоследнем параграфе «Доктора Живаго», «хотя просветление и освобождение, которых ждали после войны, не наступили вместе с победою, как думали, но все равно, предвестие свободы носилось в воздухе все послевоенные годы, составляя их единственное историческое содержание». Потому-то и сам Пастернак обрел в это глухое время вдохновение и силу, чтобы осуществить свое давнее намерение написать масштабный роман о своей эпохе.

Стихи «доктора» из романа – не только лучшее, что было написано на русском языке в эти годы, но и принадлежит к абсолютным вершинам русской и мировой поэзии. Духовным образом целого поколения стали строки:

 
Гул затих, я вышел на подмостки,
прислоняясь к дверному косяку.
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку.
 
 
На меня наставлен сумрак ночи,
Тысячью биноклей на оси.
Если только можешь, Авва Отче!
Чашу эту мимо пронеси.
 
 
Мне знаком Твой замысел упрямый,
И готов играть я эту роль,
Но сейчас идет иная драма,
И на этот раз меня уволь.
 
 
Но намечен распорядок действий,
и не отвратим конец пути.
Я один, всё тонет в фарисействе.
Жизнь прожить – не поле перейти.
 

Заметки ответственного редактора:

После тех изменений, которые претерпело русское общество в России в 1940-е гг., следует ли перестать называть его русским и начать называть советским, или же сохранить за ним его старое родовое определение – русское общество? Авторы книги не раз обсуждали эту проблему. Мы всё же решили не идти вслед за традицией советской пропаганды и не переименовывать русское общество в России в советское, хотя по самосознанию оно действительно в значительной степени стало к этому времени советским, глубоко разойдясь и с русским обществом начала ХХ в., и с русским обществом современного ему Зарубежья. Мы исходили из того, что сопротивление советизации не прекращалось ни на час в покоренной большевиками России. Сопротивлялись действием, словом, верой, совестью. И поэтому можно говорить об осовеченном русском обществе, но не о советском обществе.

Русское общество оставалось в России в 1940–1980-е гг., как и до 1917 г., как и в Зарубежье, многоэтничным и много исповедным. Само себя оно часто именовало советским и редко – русским, но всё же оно оставалось в глубине своей русским, и потому всё более стремилось к восстановлению своей тождественности с Россией и восстановило ее, хотя бы формально в 1993 г. став вновь российским, русским в Российской Федерации. Советским, коммунистическим, большевицким (что правильней, так как советы были чистой фикцией власти после 1918 г.) был режим, были его институты – армия, академия наук, правительство, союз писателей, коммунистическая партия и идеология. Но наука, культура и сам человек оставались русскими. Драматическая, хотя большей частью и невидимая, борьба между советским и русским в душах и деяниях людей России есть суть русской жизни второй половины ХХ в. В некотором смысле борьба эта продолжается и ныне.

4.3.6. Попытки захватить Иранский Азербайджан, Западную Армению и Проливы. Фултонская речь Черчилля и реакция Сталина. Начало холодной войны

7 июня 1945 г. Молотов по инструкции Сталина предъявил турецкому послу в Москве ультимативное требование создать «совместные» советско-турецкие базы для защиты Босфора и Дарданелл, а также возвратить советским Армении и Грузии территории, которые были до 1917 г. в составе Российской Империи и были уступлены Турции ленинским правительством по договору 1921 г. Турецкие проливы были, как мы помним, под прицелом сталинской дипломатии, начиная с 1940 г., когда Молотов на переговорах с Гитлером в Берлине ясно дал понять, что СССР нуждается в выходе в Средиземное море. В 1943–1944 гг. Сталин обсуждал вопрос о проливах с Черчиллем и получил от британского премьера устное заверение, что режим Проливов, регулируемый международным соглашением в Монтрё, будет пересмотрен с учетом советских интересов. Литвинов в МИДе полагал, что этот пересмотр возможен в рамках общего советско-британского «полюбовного соглашения» о сферах влияния.

Сталин, однако, и в этом случае полагался только на собственные силы, не веря в соглашение с союзниками. Ему хотелось сначала сломить волю турок, а потом закрепить свой успех на международной конференции в рамках «большой тройки». Проблема была, однако, в том, что Турция сохраняла нейтралитет в войне и весной 1945 г. вступила в ряды «объединенных наций».

Свидетельство очевидца

Молотов вспоминал: «Я ему [Сталину] говорил. Это была наша ошибка. Это было несвоевременное, неосуществимое дело. Проливы должны быть под охраной Советского Союза и Турции. Сталин: «Давай, нажимай! В порядке совместного владения». Я ему: «Не дадут». – «А ты потребуй!»» – Ф. Чуев. Сто сорок бесед с Молотовым. С. 102–103.

Чтобы оправдать и замаскировать давление на Турцию, Сталин решил использовать «армянскую карту». Власти Советской Армении в конце Второй мировой войны получали сотни обращений от армянских эмигрантов в США, Южной Америке и других регионах к «великому Сталину» с надеждой на восстановление справедливости в отношении армянского народа, попранной турецким геноцидом 1915–1916 гг. (см. 1.4.11). В 1945 г. Сталин разрешил репатриацию армян в СССР.

Антитурецкий национализм раздувался и в Грузии. В декабре 1945 г. в грузинской печати, а затем и в центральной советской печати появилась статья двух историков-академиков, которая напоминала, что территории Северо-Восточной Турции (до Трапезунда и, даже, Синопа) были исторически грузинской территорией. В Грузии многие с нетерпением ждали войны с Турцией. Дэви Стуруа, сын бывшего председателя Верховного Совета Грузинской ССР, говорил в интервью составителям этой книги: «Если бы Сталин присоединил эти земли, он бы стал богом для грузин».

Одновременно Сталин санкционировал давление на Иран с целью получить доступ к нефтяным месторождением в Северной Персии. В 1944 г. советская делегация в Тегеране, возглавляемая Сергеем Кавтарадзе, пыталась получить у иранцев нефтяные концессии, но иранский парламент принял закон, запрещающий подобные сделки до тех пор, пока войска других государств (имелись в виду советские войска, оккупировавшие Северный Иран с осени 1941 г.) остаются на территории Ирана. Эта мера выбила из рук Сталина его главный козырь. Как и в случае с Турцией, он решил разыграть другие «национальные» карты. В июле 1945 г. Политбюро ВКП(б) одобрило «меры по организации сепаратистского движения» азербайджанцев и курдов в северо-западных провинциях Ирана. Сталин дал указание руководителю Советского Азербайджана М. Багирову готовиться к «объединению Азербайджана», т. е. к присоединению азербайджанских районов Ирана к СССР. Эти шаги вызвали подъем национальных чувств у азербайджанцев.

Однако, как показывают рассекреченные документы, Сталин эксплуатировал национальные чувства в интересах своей политики – расширения советской империи и для давления на Турцию и Иран. Главным вопросом для него было не присоединение армянской Анатолии к Советской Армении и Северного Ирана – к Советскому Азербайджану, а контроль над турецкими проливами и над нефтяными запасами. Но в игре, построенной на разжигании националистических чувств, Сталин грубо просчитался. Его политика ударила бумерангом. В Турции начались антисоветские массовые выступления. Турецкое правительство отказалось от переговоров с СССР и обратилось за поддержкой в Лондон и Вашингтон. В турецкие проливы, упреждая советские военные корабли, вошел американский линкор «Миссури». Сталин, не заинтересованный в международном кризисе из-за проливов, не стал идти на обострение «войны нервов» с Анкарой.

В Северном Иране все первоначально развивалось по советскому плану. С сентября 1945 г. шла лихорадочная работа по превращению его в просоветскую «автономную» зону. Багиров и советское военное командование в Северном Иране создали «Демократическую партию Азербайджана», разоружили иранскую жандармерию и фактически подготовили почву для провозглашения Северо-Западного Ирана в качестве просоветской автономной области. Премьер-министр Ирана Кавам приехал в феврале 1946 г. в Москву для переговоров со Сталиным. Сталин предлагал Каваму военную поддержку в обмен на предоставление СССР нефтяных концессий на севере Ирана. Вместо этого Кавам повел двойную игру и обратился за поддержкой к американцам. В марте 1946 г. истек согласованный лимит пребывания советских войск в Иране, а Сталин по-прежнему тянул с их отводом, рассчитывая на силовое давление на Тегеран. Разразился международный «иранский кризис», в котором администрация Трумэна выступила в защиту суверенитета Ирана. Под нажимом США 24 марта 1946 г. Сталин был вынужден начать вывод войск. Сталинская политика голой силы потерпела полный провал.

Одновременно Трумэн дал понять Сталину, что США защитят Турцию от советского военного нажима. Летом 1946 г. американские военные, приняв советские военные маневры за подготовку к атаке на Турцию, разработали план атомной бомбардировки СССР. В итоге СССР не получил ни баз в проливах, ни иранской нефти. А Турция и Иран на долгие годы стали американскими союзниками. В Турции разместились американские военно-воздушные базы, а затем и ракеты, нацеленные на СССР.

Вместе с тем для многих политиков на Западе «дядюшка Джо» (от английского Джозеф, Иосиф, так за глаза они называли Сталина) по-прежнему оставался уважаемым союзником по антигитлеровской коалиции. Окончание войны опьяняло; в советскую экспансию не хотелось верить. Отрезвление западных обществ наступило только когда 5 марта 1946 г. незадолго до того ушедший в отставку британский премьер-министр Уинстон Черчилль впервые за последние годы назвал вещи своими именами и публично обвинил Советский Союз в стремлении к мировому господству. Сделал он это в лекции, прочитанной в США, в Вестминстерском колледже города Фултон (штат Миссури). В присутствии Президента США Гарри Трумэна Черчилль объявил о том, что коммунистические партии разных стран представляют собой все возрастающую опасность «христианской цивилизации», что через весь европейский континент уже «протянулся железный занавес», к востоку от которого Советы установили свой жесткий контроль над оказавшимися в их сфере влияния народами. Черчилль призвал создать американо-английский союз для сдерживания имперских амбиций СССР. Опытнейший британский государственный деятель на этот раз мыслил в категориях прав и демократических свобод каждого человека и благополучия «каждого дома». Он призывал защитить эти права к западу от железного занавеса и не допустить их полного попрания коммунистическим тоталитаризмом в России, Восточной Европе, в Китае. Черчилль призвал американцев совместно с британцами и в рамках ООН создать систему сдерживания коммунистической экспансии. Не только экспансии территориальной, но даже в большей степени – экспансии духовной, то есть противиться навязыванию коммунистических идей и методов властвования народам тех стран, которые Сталин поспешил включить в зону своего влияния.

В ответ на выступление Черчилля Сталин дал интервью газете «Правда», в котором обвинил Черчилля в призыве к господству англо-саксонской «высшей расы» над миром, сравнив его «и его друзей» с Гитлером: «Нации проливали кровь в течение пяти лет жестокой войны не для того, что бы заменить господство гитлеров господством черчиллей».

Еще до речи в Фултоне, наблюдая события на Ближнем Востоке и в Центральной Европе, администрация Трумэна пришла к выводу, что переговоры со Сталиным не ведут к созданию прочного мира. Последовав фултонскому совету Черчилля, США приняли на вооружение стратегию «сдерживания» советского экспансионизма. Постепенно противостояние бывших союзников по антигитлеровской коалиции приобретает открытые формы. Через год после Фултона марте 1947 г. в обращении к Конгрессу Трумэн сформулировал внешнеполитическую доктрину США, заявив, что его страна будет «поддерживать свободные народы, которые оказывают сопротивление… внешнему давлению». При этом американцы ошибочно истолковали сталинскую внешнюю политику как, прежде всего, продолжение традиций российской экспансии, путая СССР и Россию. По просьбе президента Конгресс выделил 400 млн долларов на помощь правительствам Греции и Турции: как раз в то время в этих странах возникла угроза коммунистических переворотов. Американо-английский союз против СССР, возникший в это время, просуществовал до самого окончания холодной войны.

Документ

Уинстон Черчилль. РЕЧЬ В ФУЛТОНЕ

(Вестминстерский Колледж, Фултон, Mиссури, 5 марта 1946 г.) (выдержки)

… «Соединенные Штаты достигли ныне вершины мирового могущества. Это – славный момент для американской демократии. С этой мощью должна сочетаться огромная ответственность за будущее. Если вы посмотрите вокруг себя, вы должны ощущать не только чувство исполненных обязательств, но и беспокойство, боязнь не потерять достигнутое. Возможности наши теперь ясны и понятны для обеих наших стран. Если будем отклонять или игнорировать их или растрачивать по мелочам, впоследствии мы получим справедливые упреки. Необходимо, чтобы постоянство убеждений, настойчивость в достижении цели и великая простота решений управляли поведением англоговорящих народов, как это было во время войны. Мы должны, и я верю, что мы будем соблюдать эти важные принципы.

Когда американские военные стремятся решить какую-то серьезную задачу, они имеют привычку писать во главе их директивы слова «Исчерпывающая стратегическая концепция«. Это мудро, так как это ведет к ясности мысли. Что тогда является исчерпывающей стратегической концепцией, которую мы должны провозгласить сегодня? Это не что иное, как безопасность и благосостояние, свобода и прогресс для всех домов и семей, для всех мужчин и женщин во всех странах. И здесь я говорю особенно о великом множестве домов и семей, в которых кормилец борется с трудностями жизни, охраняет жену и детей от нужды и лишений и воспитывает в своей семье страх Божий и иные нравственные принципы, имеющие основополагающее значение.

Чтобы обеспечить безопасность этим бесчисленным домам и семьям, необходимо оградить их от двух гигантских мародеров – войны и тирании. Все мы знаем, в какой хаос погружается любая семья, когда проклятье войны надвигается на кормильца и его близких.

На наших глазах свершилась ужасное разрушение Европы, всей её красоты, свершилось и разрушение значительной части Азии. Когда проекты злодеев или агрессивные помыслы могущественных государств разбивают на части цивилизованные общества, скромные простые люди оказываются перед трудностями, с которыми они не могут справиться. Для них все искажено, все нарушено, вся их жизнь стерта в порошок.

Стоя здесь в этот тихий полдень, я с дрожью думаю, что случилось с миллионами людей и что еще может случиться ныне, когда голод приходит на землю.

Невозможно исчислить то, что я называю «неподсчитываемой суммой человеческой боли». Наша высшая задача и обязанность состоит в защите всех людей от ужасов и бедствий новой войны. Мы все согласны с этим. Наши американские военные коллеги, объявив их «исчерпывающую стратегическую концепцию» и вычислив имеющиеся ресурсы, всегда переходят к следующему шагу – а именно, к методу. У нас есть широко известное соглашение – мировая организация, созданная главным образом для предотвращения войны – ООH, преемник Лиги Наций, с важнейшим дополнением – Соединенными Штатами.

Мы должны удостовериться, что эта организация является плодотворной, что она – действительность, а не обман, что это действенная сила, а не просто игра слов, что это истинный храм мира, в котором могут быть повешены щиты многих наций, а не Вавилонская Башня.

…Было бы, однако, неправильно и неблагоразумно, чтобы вручить секретное знание или опыт создания атомной бомбы, который имеют Соединенные Штаты, Великобритания, и Канада, организации, которая все еще в младенческом возрасте. Это было бы преступное безумие… Люди всех стран спокойно спят в своих кроватях, потому что эти знания и опыт атомного оружия по большей части находится в американских руках.

Я не думаю, что мы бы спали так спокойно, если этим смертельным оружием монопольно обладали некоторые коммунистические или неофашистские государства. Это оружие было бы ими использовано для того, чтобы навязать тоталитарные системы свободному демократическому миру, что привело бы к ужасным последствиям. Видит Бог, это не должно произойти, и мы имеем, по крайней мере, некоторое время для укрепления нашего дома, прежде, чем мы столкнемся с этой опасностью, и даже тогда, когда никакие усилия не помогут сохранить монополию на атомное оружие, мы должны обладать огромным превосходством, чтобы использовать это превосходство в качестве устрашения.

В конечном счете, когда братство людей будет создано и воплощено во всемирной организации, располагающей всеми необходимыми практическими гарантиями, для эффективной деятельности, полномочия на использование этого оружия должны быть, конечно, предоставлены мировой организации.

Теперь я подхожу ко второй опасности из тех, которые угрожают каждому дому, и всем людям, – к тирании. Мы не можем быть слепы к факту, что привилегии, которыми наслаждается каждый гражданин Британской Империи, не имеют силы в значительном числе стран, некоторые из которых являются очень мощными. В этих странах контроль над человеком осуществляется всемогущими полицейскими ведомствами.

Власть государства осуществляется без ограничения или диктаторами или небольшими олигархиями, действующими через привилегированную часть населения и политическую полицию. Мы не должны в нынешнее трудное время вмешиваться, используя силу, во внутренние дела стран, которые мы не победили в войне. Hо мы не должны прекращать бесстрашно проповедовать великие принципы свободы и прав человека, которые являются достижением англо-говорящего мира и которые запечатлены в Билле о правах и английской Великой Хартии и проявили себя наиболее полным образом в американской Декларации Независимости.

Люди любой страны должны иметь конституционные права, свободные выборы, с тайным голосованием, чтобы они могли свободно выбирать и изменять характер и состав правительства, которое ими управляет. Это свобода слова и мысли, это судьи, независимые от исполнительной власти, несмещаемые, которые должны сообразовывать свою деятельность только с законами, которые получили широкое согласие большинства общества или освящены традицией. Свобода должна быть в каждом доме. Вот обращение британского и американского народов к человечеству. Позвольте нам проповедовать то, что мы практикуем, и практиковать то, что мы проповедуем.

Я указал две большие опасности, которые угрожают людям: война и тирания. Я еще не говорил о бедности и лишениях, которые вызывают во многих случаях беспокойство. Но если опасности войны и тирании удалены, нет сомнения, что наука и сотрудничество, ведущее к миру, приведет постепенно к росту благосостояния. Ныне, в это одновременно печальное и славное время, мы охвачены голодом и бедствиями, которые являются следствиями страшной войны. Но это пройдет и может пройти быстро, и нет причин, мешающих исцелению, кроме человеческого безумия или сверхчеловеческого преступления.

Я часто привожу слова, которые услышал 50 лет назад от замечательного ирландско-американского оратора, моего друга Бурка Кокрэна: «Всего хватит для всех. Земля – щедрая мать; она обеспечит достаточно пропитания для всех ее детей, если они будут возделывать ее почву по закону и в мире».

…Темные века могут вернуться, каменный век может вернуться на сверкающих крыльях науки, и то, что могло бы теперь быть источником бесчисленных материальных благ для человечества, может принести полное разрушение. «Остерегайтесь, говорю я вам – время лукаво».

Hе позволяйте себе плыть по течению жизни, пока еще не поздно. Если имеется какая-либо братская ассоциация, подобная мной описанной, со всей дополнительной силой и безопасностью, которую обе наши страны могут гарантировать, удостоверьтесь, что этот великий факт известен миру, и что он содействует стабилизации основ мира. Есть древняя мудрость: Предотвращать проще, чем исправлять.

На ту часть мира, которая недавно еще была освещена победой союзников, ныне пала тень. Hикто не знает, что советская Россия и коммунистическая всемирная организация намерены делать в ближайшем будущем, и каковы пределы их экспансионистских планов и желаний обращать мир в свою веру. Я восторгаюсь и испытываю уважение к храбрым русским людям и к моему боевому товарищу, маршалу Сталину. Англичане глубоко сочувствуют и доброжелательно относятся – я не сомневаюсь в этом – ко всем русским людям. И они полны решимости добиваться, несмотря на множество различий и проблем, установления долгой дружбы между ними и русским народом. Мы понимаем потребность России в безопасности ее западных границ, в устранении какой-либо возможности немецкой агрессии в будущем. Мы приветствуем Россию на ее законном месте среди ведущих народов мира. Мы приветствуем ее флаг на морях.

Прежде всего, мы приветствуем постоянные, частые и всё возрастающие контакты между русскими людьми и нашими соотечественниками по обе стороны Атлантики. Заявить об этом я полагаю своей обязанностью. И, однако, я уверен, что вы желаете, чтобы я показал вам существующее положение в Европе таким, каким я его вижу.

От Штеттина на Балтике до Триеста на Aдриатике, поперек континента протянулся железный занавес. По ту сторону воображаемой линии все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы – Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест и София, все эти известные города и области вокруг них находятся в том, что я должен называть советской сферой. Там все подчинено, в той или иной форме, не просто советскому влиянию, но очень сильному и, во многих случаях, чрезвычайно сильному контролю Москвы. Только Афины – Греция с бессмертной ее красотой – является свободной в выборе своего будущего под британской, американской и французской защитой. Контролируемое русскими польское правительство было поощрено делать большие и неправомерные нападки на Германию, и осуществило массовые изгнания миллионов немцев в масштабе, печальном и невообразимом. Коммунистические партии, которые были очень небольшие во всех восточно-европейских государствах, дорвались до власти и повсюду получили в свои неограниченный тоталитарный контроль над обществами. Полицейские правительства преобладают в этой части мира, и, кроме пока Чехословакии, нигде там нет никакой настоящей демократии.

Турция и Персия также глубоко встревожены и обеспокоены требованиями, которые предъявляет к ним московское правительство. Русские сделали попытку создать квази-коммунистическую партию в Берлине, в их зоне оккупации Германии, особо поддерживая группу левых немецких лидеров… Если теперь советское правительство попытается отдельно создать прокоммунистическую Германию в их зоне, это причинит новые серьезные трудности в Британской и Американской зонах, и разделит побежденных немцев между Советами и Западными демократическими государствами.

Любые выводы могут быть сделаны из этих фактов – и факты таковы: это, конечно, не та освобожденная Европа, за которую мы боролись. Это не то, что необходимо для постоянного мира.

Безопасность мира требует нового единства в Европе, от которого никакая нация не должна быть в стороне. Из-за ссор между сильными расами в Европе происходили все войны, как в прошлое время, так и та Мировая война, свидетелями которой мы были…

И по нашу сторону железного занавеса, лежащего поперек Европы есть много причин для беспокойства.

Серьезные трудности доставляет в Италии Коммунистическая партия поддержкой требований коммунистической клики Маршала Тито об изменении границ Италии на Адриатике. Однако будущее Италии устойчиво.

Нельзя представить восстановленную Европу без сильной Франции. Всю мою сознательную жизнь я работал для сохранения сильной Франции, и я никогда не терял веру в ее судьбу, даже в самые темные для нее дни. Я не буду терять веру и теперь. Однако, в большом числе стран, далеких от российских границ, и во всем мире, коммунистические пятые колонны дестабилизируют жизнь, действуя в полном единстве и абсолютном повиновении указаниям, которые они получают от коммунистического центра. Даже в Британском Содружестве наций и в Соединенных Штатах, где коммунизм еще в младенчестве, коммунистические партии или пятые колонны являют собой всё возрастающий вызов и опасность для христианской цивилизации.

Это факты могут многим показаться слишком мрачными, чтобы говорить о них на другой день после победы, достигнутой благодаря великому братству по оружию и стремлению к свободе и демократии, – но мы должны их знать, чтобы не сидеть, сложа руки, когда еще есть время что-то сделать.

Беспокоит также перспектива на Дальнем Востоке и особенно в Маньчжурии. Соглашение, которое было сделано в Ялте, к которому я был причастен, чрезвычайно благоприятно для советской России, но оно заключалось в то время, когда все думали, что немецкая война продлится лето и осень 1945 г. и что война с Японией будет продолжаться еще 18 месяцев после завершения войны с Германией. Здесь все вы так хорошо осведомлены о положении на Дальнем Востоке, и такие преданные друзья Китая, что нет нужды распространяться далее на эту тему.

Я чувствовал себя обязанным показать ту тень, которая, как на Западе, так и на Востоке, падает ныне на мир. Я был влиятельным министром во время подписания Версальского Соглашения и близким другом г. Ллойд Джорджа, который был главой Британской делегации в Версале. Я не соглашался со многими вещами, которых тогда был свидетелем, но у меня осталось очень сильное впечатление о той ситуации, и мне мучительно сопоставлять те события с тем, что преобладает теперь. В те дни имелись большие надежды и, даже, безграничная уверенность, что войны закончены, и что Лига Наций – всемогущая организация. Я не вижу и не чувствую той же самой уверенности или даже тех же самых надежд в нынешнем исстрадавшемся мире. Более того, я придерживаюсь мнения, что война надвигается, что она почти неизбежна.

Но я уверен, что наша судьба все еще в наших собственных руках и что в наших силах спасти будущее… Я не верю, что советская Россия желает войны… И на что мы должны обратить внимание сегодня, пока еще есть время – так это на постоянную работу по предотвращению войны и по обеспечению условий свободы и демократии, насколько это возможно во всех странах. Hаши трудности и опасности не исчезнут, если мы закроем наши глаза на них. Они не исчезнут от простого ожидания того, что должно случиться; и не будут удалены политикой умиротворения. Необходимо урегулирование, и чем дольше это будет отсрочено, тем труднее это будет и тем больше возрастет опасность.

Я видел наших русских друзей и союзников во время войны, и я убежден, что ничем они не восхищаются так, как силой, и ничто не уважают меньше, как слабость, особенно военную. Поэтому старая доктрина равновесия сил необоснованна.…

Только теперь, в 1946 г., может быть достигнуто хорошее взаимопонимание по всем пунктам с Россией под общей властью Организации Объединенных Hаций. И это взаимопонимании на долгие мирные годы нужно поддерживать всей силой англоговорящего мира и всех его институций…

Если население англоговорящих наций Содружества объединится с США во всем, что такое сотрудничество подразумевает: в воздухе, в море, на суше на всем пространстве земного шара – и в науке и в промышленности, и в моральной силе, то не сможет произойти никакого случайного изменения в равновесии сил, чтобы ввести кого-либо в искушение впасть в амбиции или осуществлять авантюры. Напротив, такой союз будет давать высокие гарантии безопасности.

Если мы будем искренне придерживаться Устава Организации Объединенных Наций и идти вперед с уравновешенной и трезвой силой, не стремящейся к захвату каких-либо земель или богатств, не стремящейся к установлению какого бы то ни было контроля над мыслями людей; если вся нравственная мощь британцев и их материальные силы и убеждения будут соединены с вашими собственными братской ассоциацией, – то тогда высокие пути будущего будут ясными не только для нас, но для всех, и не только в наше время, но и в течение грядущих столетий».

Литература:

В. Зубок. Сталин, Запад и начало «холодной войны» // Посев. 2006 № 5 (1544). С. 39–45.