Текст книги "История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II"

Автор книги: Андрей Зубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 67 (всего у книги 70 страниц)

4.3.19. Русская наука и культура в Зарубежье в 1945–1953 гг.

Культурная и научная жизнь эмиграции, замершая во время войны, возобновилась после 1945 г., но уже по убывающей кривой. Те, кто ушли из России – старели, многие уже умерли за первые, очень трудные в житейском смысле, четверть века изгнанничества. Далеко не во всех семьях русского рассеяния сохранялась и передавалась традиция родной русской речи и принцип ответственного служения завоеванному большевиками отечеству и «подсоветскому» русскому народу. Далеко не во всех, но очень во многих. Однако без почвы России, на эмигрантской «гидропонике», русская культура изгнания давала в новом поколении, никогда не жившем в России, в целом более тощие плоды. Отсутствие родной почвы до некоторой степени компенсировалось свободой политической, духовной и нравственной, в которой творили русские люди, и живым и всесторонним общением с национальной культурной элитой тех стран, в которых они жили. Для второго поколения первой волны русского рассеяния языковый барьер уже не стоял вовсе. Свободно говоря на родном языке, выросшие за границей русские дети столь же свободно владели и основными европейскими языками.

В 1944 г. умер в Париже, незадолго до того отпущенный немцами из Белградской тюрьмы, замечательный мыслитель и неутомимый политический деятель, строитель антибольшевицкого движения – Петр Беренгардович Струве. Еще работал, писал и воспитывал учеников другой крупный русский философ и мыслитель – Николай Онуфриевич Лосский (1870–1965). Во время войны, в Праге в 1941 г. он издает книгу, очень созвучную происходившим событиям – «Бог и мировое зло». И утверждая противоположный принцип, после ее издания напряженно пишет «под бомбами» работу, увидевшую свет в Париже в 1949-м – «Условия абсолютного Добра. Основы этики». Лосский умеет соединить самую высокую философию с догматически точным православным богословием в живом и непротиворечивом синтезе, так как этот синтез составляет сущность его души – христианской и интеллектуально аристократической одновременно. Вслед за тем Лосский открывает западному миру русскую философию, написав и издав на английском языке в Нью-Йорке «Историю русской философии». Чуть позже, уже на русском языке, издаст в Париже свой знаменитый двухтомник по истории русской философии протоиерей Василий Зеньковский. На этих книгах выросло целое поколение русской философски мыслящей молодежи в Зарубежье и те их сверстники в России, до которых достигли всеми правдами и неправдами эти важнейшие для формирования отечественного миросозерцания книги. В 1953 г. Лосский издает свою, ставшую классической, работу о Достоевском – «Достоевский и его христианское миропонимание», в которой, обходя острые углы духовных опытов писателя («меня всю жизнь Бог мучил»), прекрасно выявил христианское основание его воззрения на мир. Творчество Николая Лосского, постоянно сознававшего свою ответственность перед будущей Россией и ее народом, которому надо вернуть память и интеллектуальную силу, слитую с христианской верой, продолжается и в последующие годы. В 1956 г. он публикует «Общедоступное введение в философию», а годом позже размышление – «Характер русского народа» (Франкфурт, 1957). Уже посмертно выйдут, пролагая дорогу в будущую Россию, воспоминания Лосского – «Жизнь и философский путь» (Мюнхен, 1968).

Продолжателем миросозерцания и дела Лосского стал его ученик Сергей Александрович Левицкий (1908–1983). По книге Левицкого «Основы органического мировоззрения», вышедшей в 1946 г., целое поколение русской эмигрантской молодежи изучало теорию философского знания. Книга эта стала учебником настоящей философии и для людей из второй волны эмиграции – она и писалась специально, чтобы «вправлять мозги» вывихнутые примитивным диалектическим материализмом советской философии. В середине 1950-х гг. им была завершена оригинальная работа на сложнейшую философскую тему – соотношение свободы и предопределения – «Трагедия свободы». Профессор философии Джорджтаунского университета в Вашингтоне (США), Левицкий соединил православное мировоззрение с глубоким анализом последних достижений западной философии.

Вынужденный уехать во Францию в 1937 г. из-за преследований евреев в Германии, русский беженец, профессор философии Семен Людвигович Франк, в 1939 г. создает свое самое глубокое и совершенное произведение – «Непостижимое», подводящее итоги всему его философскому развитию. В годы войны, спасаясь от выдачи СД, он пишет свою последнюю работу – исследование по этике – «Свет во тьме», опубликованную за несколько месяцев до смерти мыслителя, последовавшей в Лондоне в 1950 г.

Во время войны и в первые годы после войны продолжает интенсивно работать Николай Бердяев. В 1946 г. выходит его «Русская идея» – книга, одной из первых переизданная на родине, после падения коммунизма, а на следующий год – «Опыт эсхатологической метафизики». Замечательная, прочитанная всем культурным Зарубежьем, а позднее – и «подсоветской» Россией философская автобиография Бердяева – «Самопознание» увидела свет уже после смерти мыслителя, последовавшей в марте 1948 г. Бердяев умер за писанием новой книги – «Mortuus est scribens». И завещанием этого, скорее всего крупнейшего, и уж, по крайней мере, самого известного русского философа ХХ в. являются слова из эпилога «Самопознания», написанные за несколько месяцев до смерти: «Мое критическое отношение ко многому, происходящему в советской России (я хорошо знаю всё безобразное в ней), особенно трудно потому, что я чувствую потребность защищать мою родину перед миром, враждебным ей… Я продолжаю думать, что изменения и улучшения в России могут произойти лишь от внутренних процессов в русском народе».

Наконец, в первые послевоенные годы продолжают издаваться новые труды умершего в 1944 г. протоиерея Сергия Булгакова – крупнейшего не только русского, но и общехристианского богослова ХХ столетия. Публикация его последних работ была задержана войной. В 1945 г. появляется последняя книга «Большой трилогии» – «Невеста Агнца». «Апокалипсис Иоанна. Опыт догматического истолкования» выходит в свет в Париже в 1948 г. Для православного богословия эти книги имели тогда и продолжают иметь по сей день первостепенное значение. Глубокое вхождение в тайну Церкви вряд ли возможно без них для верующего человека.

В расцвете творческих сил в это время был выдающиеся русский богослов – протоиерей Георгий Флоровский (1893–1979), преподававший сначала в Париже, а затем, после войны, в Нью-Йорке и в Принстоне и целиком перешедшей на английский язык (как во Франции, еще раньше, перешел на французский язык не менее выдающийся богослов – Владимир Николаевич Лосский, сын философа). Его научные работы послевоенного периода достигают исключительной философской глубины и высоко ценятся мировым сообществом богословов и патрологов. Георгий Петрович Федотов (1886–1951) тоже попытался дать непосредственно на английском языке исторический обзор русского православия (The Treasury of Russian Spirituality. L., 1950), но в своей блестящей и глубокой публицистике оставался верен русскому языку. Огромную творческую работу в послевоенные годы вел в Швейцарии выдающийся русский философ Иван Александрович Ильин. В 1948 г. он начал писать цикл статей под общим названием «Наши задачи», в котором анализировал итоги русской революции и давал прогнозы на будущее, во многом оказавшиеся пророческими.

Во Франции после войны продолжали творить корифеи русской прозы. Иван Бунин издает в 1947 г. «Темные аллеи» – сборник любовных рассказов, написанных до и, главным образом, во время войны, в 1943–1945 гг. «Темные аллеи» были встречены по-разному: одни критики увидели в них проявление упадка Бунинского таланта, другие – чуть ли не лучшие рассказы о любви-страсти, когда-либо созданные в русской литературе, которые по художественному мастерству и «парчовому» сиянию языка достигают совершенной красоты (особо отмечали рассказы «Натали», «Чистый понедельник», «Генрих», «Холодная осень», написанные как раз в годы войны). В эти же годы написан Буниным и прекрасный этюд «Возвращаясь в Рим», посвященный последним часам жизни Марка Аврелия. Совсем иным, желчным, злым и нетерпимым предстает Бунин в своих литературных заметках. Здесь уже ясно чувствуется упадок сил…

Многих смутила распространенная «Советским Патриотом» 28 июня 1946 г. клевета на Бунина, что он якобы вёл в советском посольстве переговоры о переезде в СССР и издании своих произведений на родине. Сам Бунин с крайним негодованием отверг эти слухи: «Был приглашен в посольство (…) и поехал – (…) пробыл 20 минут в светской (а не советской) беседе, ничего иного не коснулся и уехал, – пишет он в заметке «Милые выдумки». – …Советский консул и старший советник посольства довели до моего сведения, что, если бы я поехал, я был бы миллионер, имел бы дачи, автомобили и т. д. Я остался доживать свои истинно последние дни в истинной нищете…»

«Ждановщина» окончательно отрезвила великого писателя, и ненависть к духовным поработителям русского народа – большевикам – не оставляла его до последних дней жизни. Умер Бунин в 1953 г., написав незадолго до смерти замечательные строки стихотворения «Мистраль», по красоте и четкости сравнимые с античными эпитафиями – «никого в подлунной нет, только я, да Бог…»

Никогда не соблазнялся посулами большевиков и друг Бунина, писатель Борис Константинович Зайцев (1881–1972), старавшийся в области политической не отступать от христианской правды, столь ясно выраженной в его художественной прозе. В 1947 г. Зайцев был избран председателем Союза русских писателей и журналистов во Франции. В эти годы он заканчивает тетралогию «Путешествие Глеба», пишет глубокие исследования-размышления о русских писателях – Василии Жуковском (1951), Антоне Чехове (1954), собирает книгу воспоминаний, которая под названием «Далекое» увидит свет в 1965 г. Борису Зайцеву был суждено стать «последним видным участником блестящего русского Ренессанса».

Исключительно плодотворным был послевоенный период у А.М. Ремизова (1877–1957): в автобиографических повестях «Подстриженными глазами» и «В розовом блеске» он подвел итоги своей жизни и своего причудливого искусства, в котором память переплетается со снами и фантастическим восприятием реальности.

До 1952 г. в Свято-Сергиевском Богословском институте в Париже преподает замечательный мыслитель, филолог и литературный критик Владимир Васильевич Вейдле (1895–1979). В конце сороковых годов он завершает и в 1949 г. издает на французском языке книгу «Россия отсутствующая и присутствующая», ставшую событием в интеллектуальных кругах Европы. Вейдле и в этой книге и в жизни оставался последовательным противником большевицкого режима, который считал причиной губительного отрыва России от западной цивилизации. За «Россию отсутствующую и присутствующую» Вейдле был удостоен Риваролевской премии. Чтобы помочь народу в России вновь обрести «европейскую глубину постижения культуры», прославленный мыслитель идет работать на радио «Свобода», где много лет вел программы, посвященные литературе и искусству.

Но, несомненно, культурный центр эмиграции, укрепленной второй её волной, перемещается в конце 1940-х гг. в Соединенные Штаты. До войны там обосновалась элита, в основном научная. Мировую известность получили имена таких крупных ученых изобретателей, начавших свою карьеру в России, а затем эмигрировавших, как Игорь Сикорский (1889–1972), который первым в 1939–1941 г. изобрел и сконструировал «геликоптер» (вертолет), и создатель телевидения Владимир Зворыкин. Отто Струве (1897–1963) – правнук создателя Пулковской обсерватории, внук и сын астрономов, продолжил славную линию своей семьи, став директором двух обсерваторий и президентом международного астрономического общества (1952–1955). Известность в своей области получил невозвращенец 1930-х гг. – химик Владимир Ипатьев (1867–1952).

Историческая справка

Владимир Козьмич Зворыкин родился 17 июля 1888 г. в Муроме в семье купца первой гильдии, который торговал хлебом, владел пароходами и был председателем Муромского общественного банка. Окончив муромское реальное училище, в 1906 г. поступил в Петербургский Технологический институт, который окончил в 1912 г. с дипломом инженера-электрика. В 1912–1914 гг. продолжал образование в Париже в «College de France» Поля Ланжевена. Первые эксперименты в области телевидения и электроники проводил под руководством профессора Б.Л. Розинга. Во время Первой мировой войны служил в войсках связи в Гродно, затем работал в офицерской радиошколе в Петрограде. В 1919 г. выехал в США, где стал сотрудником компании «Вестингауз». С 1929 г. возглавлял лабораторию электроники фирмы «Рэдио корпорейшн оф Америка». В 1923 г. Зворыкин подал патентную заявку на телевидение, осуществляемое полностью на электронном принципе, и к 1933 г. завершил со своими сотрудниками создание полностью электронной телевизионной системы. До конца 1930-х гг. группа Зворыкина создаёт ряд передающих трубок, в том числе передающую трубку ночного видения. Первоначальное название передающей трубки – иконоскоп, приёмной – кинескоп. В 1930-е гг. приезжал в СССР. Первый советский телевизор «ВК» создан по его разработкам. В дальнейшем работал над созданием сканирующего электронного микроскопа и в области медицинских аппаратов и систем. В. К. Зворыкину принадлежат более 120 патентов на различные изобретения. Он получил большое число наград. В частности, Национальную медаль США за научные заслуги за 1966 г. ему вручил президент США Линдон Джонсон. В 1977 г. избран в Национальную галерею славы изобретателей США. Умер Зворыкин 29 июля 1982 г. Похоронен на кладбище Принстона (Нью-Джерси, США).

В гуманитарных науках всемирную известность приобрел социолог Питирим Сорокин. Историческая наука дала целую плеяду блестящих ученых, исследователей русского прошлого – Георгий Вернадский (сын академика), Сергей Пушкарев, Николай Рязановский и их учитель Михаил Карпович – только наиболее известные имена. Карпович к тому же основал в 1942 г. в США достойного преемника парижским «Современным Запискам» – «Новый Журнал», издающийся и поныне. Он, безусловно, вошел первой величиной в историю русской журналистики. В области западной медиевистики и философии истории до своего ареста МГБ в 1949 г. в Каунасе и Вильнюсе работал Лев Платонович Карсавин (умер в заполярном лагере близ поселка Абезь в 1952 г.) и в Софии – Петр Михайлович Бицилли, который с 1949 г. до смерти был отстранен коммунистическими властями Болгарии от профессорской кафедры в Софийском университете и бедствовал как материально, так и интеллектуально, лишенный права публиковаться и выступать где-либо (он умер в 1953 г.).

Крупным событием было создание в 1952 г. на деньги фонда Форда в Нью-Йорке «Чеховского издательства», несколько лет располагавшего крупными средствами. За два года это издательство выпустило в свет сотню книг, большая часть из которых были не переиздания, а работы, заказанные писателям и исследователям обеих волн эмиграции, как старшего, так и приходящего ему на смену нового (второго) эмигрантского поколения, родившегося или на пороге изгнания или уже в изгнании.

С началом оттепели в СССР издательство свою деятельность прекратило. Но оно позволило открыть миру и России много новых культурных сокровищ. В частности, издательство дало возможность Владимиру Набокову, принципиально перешедшему в своем творчестве на английский язык в 1940 г., вернуться на время к русскому: «Другие берега» – одна из лучших его книг – не просто авторизованный перевод с английского ее «подлинника» (Conclusive Evidence), но заново переработанная для русского читателя автобиографическая повесть.

В издательстве им. Чехова вышла и первая, но весьма удачная книга священника Александра Шмемана – «Исторический путь Православия» (1954), которая стала кратким, очень трезвым и честным по подходу учебником церковной истории, попыткой ее нравственного прочтения через призму верности Христу и единства с Ним. Книга заканчивается главой о России и «коммунистическим эпилогом»:

«На историческом пути Православия сейчас «русская глава», конечно, завершающая, последняя. Тут Православие снова стало историей, осознанно было как путь и задача, как творческое вдохновение жизни. Путь оказался оборванным. И уже в гонении кровью мучеников начинается новая глава в истории Православной Церкви. Ими нужно мерить и прошлое: они свидетельствуют о том, что непреодолимым, вечно живым, вечно побеждающим «мир, лежащий во зле» пребывает только то, что укоренено в безраздельной верности Христу».

О том же сказал, то же самое осмыслил в начале 1950-х и один из самых одаренных русских поэтов, сложившихся в изгнании, – Георгий Иванов. Через несколько лет, в 1958 г., ему будет суждено умереть на руках близкого человека в старческом доме на Юге Франции. Его творчество, от беспочвенного эстетизма еще на русской земле, через глубокое молчание 1930-х, обрело после войны новый голос – голос веры и скорби за свой несчастный народ:

 
Несколько поэтов, Достоевский,
Несколько царей, орёл двуглавый
И державная дорога – Невский.
Что нам делать с этой бывшей славой?
 
 
Бывшей, павшей, обманувшей, сгнившей?
Широка на Соловки дорога,
Где народ, свободе изменивший,
Ищет в муках родину и Бога.
 

В русской культуре изгнанничества в 1945–1953 гг. было много скорби, много поисков, много метаний и потерь, но были и великие обретения, сокровища, путь к которым открылся в России только через десятилетия после их создания. В то время, когда русская культура на родине стонала и чахла в руках Сталина, когда «маразм» «ждановщины» и «лысенковщины» «крепчал», Зарубежье продолжало творить в условиях «неслыханной свободы», вдохновляясь верой и храня родину в своем сердце. Многие произведения русских мыслителей, писателей, ученых переводились на основные языки мира. Написанные ими статьи, прочитанные на международных симпозиумах доклады открывали миру некоммунистическую русскую культуру в ее цветущей полноте, разнообразии и богатстве.

Литература:

Т.И. Ульянкина. «Дикая историческая полоса…»: Судьбы российской научной эмиграции в Европе (1940–1950). М.: РОССПЭН, 2010.

4.3.20. Русская Церковь за пределами коммунистического лагеря

Победа СССР во Второй мировой войне и временное изменение политики коммунистического режима по отношению к Русской Православной Церкви вызвали среди части русской эмиграции движение в пользу возвращения в СССР. В контексте этого движения следует рассматривать готовность некоторых церковных иерархов Русского Зарубежья вступить в переговоры о церковном воссоединении с представителями Московской Патриархии. 29 августа 1945 г. после переговоров с прибывшим в Париж митрополитом Николаем (Ярушевичем) митрополит Евлогий (Георгиевский) обратился к Патриарху Московскому Алексию I с просьбой о воссоединении с Московской Патриархией возглавлявшегося им Западно-Европейского Экзархата Константинопольского Патриархата, который насчитывал в это время более 70 приходов в различных странах Западной Европы и Северной Африки. 11 сентября 1945 г. был издан указ Московской Патриархии об удовлетворении прошения митрополита Евлогия, к которому, впрочем, значительное большинство духовенства и паствы Западно-Европейского Экзархата отнеслось критически. После кончины 8 августа 1946 г. митрополита Евлогия епархиальное собрание клира и мирян Западно-Европейского Экзархата во главе со старшим викарием покойного митрополита архиепископом Владимиром (Тихоницким), проходившее 16–19 октября 1946 г., приняло решение о сохранении Экзархата в юрисдикции Константинопольской Патриархии и о каноническом утверждении Вселенским Патриархом главой экзархата архиепископа Владимира. Данное решение епархиального собрания было утверждено Константинопольским Патриархом Максимом 6 марта 1947 г. и с этого времени, потеряв несколько приходов, перешедших в юрисдикцию или Московской Патриархии, или Русской Зарубежной Церкви, Западно-Европейский Экзархат продолжал осуществлять свою деятельность в составе Константинопольского Патриархата.

Значительно большее число духовенства и мирян перешло в 1945–1946 гг. в юрисдикцию Московской Патриархии из Русской Православной Церкви Заграницей. Причиной подобного перехода для многих из них стали не только иллюзии по поводу нормализации церковной жизни в СССР. Некоторые территории, где находилось значительное число приходов Русской Зарубежной Церкви, как, например, Северная Маньчжурия, Югославия и Болгария, были временно оккупированы Советской армией, и переход в юрисдикцию Московской Патриархии стал казаться многим представителям церковной иерархии единственной возможностью сохранить в этих условиях церковную жизнь. По такому пути пошли все епископы Русской Зарубежной Церкви, осуществлявшие своё служение в Маньчжурии, за исключением архиепископа Шанхайского Иоанна (Максимовича), такие различные по своему нравственному облику иерархи, как почитавшийся в Болгарии в качестве старца архиепископ Серафим (Соболев) и ставший в Русском Зарубежье символом церковного и политического ренегатства митрополит Серафим (Лукьянов).

Историческая справка

Архиепископ Иоанн (Максимович), в миру Михаил, происходящий из украинского дворянского рода, родился в селе Адамовка Харьковской губернии 4 июня 1896 г. Учился в Полтавском кадетском корпусе и в Харьковском университете на юридическом отделении, которое успешно закончил в 1918. Михаил Максимович позднее говорил: «С самых первых дней, как начал сознавать себя, я хотел служить праведности и истине». Отличался глубокой преданностью Церкви и еще в годы учения становится духовным сыном выдающихся по духовным дарованиям архиереев – сначала архиепископа Полтавского Феофана (Быстрова), а после его удаления с кафедры Императором Николаем II за обличения распутинщины, митрополита Антония (Храповицкого), тесное духовное общение с которым будущий архиепископ Иоанн сохранил до последних дней митрополита. В 1921 г., спасаясь от большевиков, семья Максимовичей переезжает в Белград, где Михаил поступает на богословский факультет университета. Михаил отличался слабым здоровьем, тщедушным телосложением, невнятным голосом, но блеск и глубина его ума, сила веры и всесторонняя образованность, соединенная с природной скромностью, вызывала к нему любовь и уважение в руководстве Русской Церкви Заграницей, которое тогда располагалось в Сербии. В 1926 г. митрополит Антоний (Храповицкий) постригает Михаила с именем Иоанн в монахи, и в течение года он становится священником (иеромонахом). Имя в монашестве было выбрано в память дальнего родственника – Иоанна (Максимовича) архиепископа Тобольского, просветителя Сибири (умер в 1715 г.).

С 1928 г. иеромонах Иоанн – преподаватель в семинарии города Битоля в Охридской епархии. В 1934 г. он рукополагается в епископа Шанхайского и до 1949 г. окормляет русских православных людей в Китае. Эти годы его служения отмечены особой ревностью и неустанной заботой о духовном и нравственном состоянии русских людей в изгнании. Владыка создает приют для сирот (более 300 детей), посещает тюрьмы, больницы, сумасшедшие дома, активно участвует в деятельности благотворительных обществ, совмещая эту общественную деятельность с ежедневными богослужениями. Епископ Иоанн (с 1946 г. – архиепископ) отличался исключительной нестяжательностью. Он предпочитал ходить пешком, носить одежду из самых дешевых тканей, часто, отдав нищему сапоги, он оставался босым в течение нескольких дней.

Когда в 1949 г. стало ясно, что китайские коммунисты вскоре захватят власть над всей страной, архиепископ Иоанн рекомендовал своей пастве покинуть пределы Китая и искать приют в странах, где не воздвигают гонений на Бога и Церковь. Он договаривается с властями Филиппин о приезде русских беженцев, которым отводится особый остров Тубабао. На этом острове размещаются пять тысяч русских людей, детский приют, русская школа. Когда святитель убеждается, что жизнь беженцев хотя бы элементарно устроена, он едет в Соединенные Штаты и уговаривает администрацию президента Трумэна принять русских беженцев в США. В 1951 г. он получает такое разрешение и перевозит свою паству в Америку. Архиепископ Иоанн назначается в Париж, а в 1962 г. он переводится в самую многочисленную епархию русских беженцев – Западно-Американскую и становится архиепископом Сан-Францисским. 2 июля 1966 г. архиепископ Иоанн мирно скончался. Он был погребен в русском соборе Сан-Франциско.

Русская эмиграция и многие иные православные церкви еще при жизни почитали архиепископа Иоанна святым, за его искренность, полную нестяжательность, прозорливость и неустанное служение ближнему. 2 июля 1994 г. Русская Церковь Заграницей причислила архиепископа Иоанна к лику святых. На Синоде Русской Православной Церкви Московского Патриархата 23–27 июня 2008 г. святитель Иоанн был провозглашен общерусским святым.

Вынужденный покинуть Сремские Карловцы после установления в Югославии коммунистического режима Архиерейский Синод Русской Зарубежной Церкви, продолжил свою деятельность в 1946 г. в Мюнхене под руководством митрополита Анастасия (Грибановского). В это время в его юрисдикцию вошла группа иерархов Автономной Украинской и Белорусской Церквей, которые покинули свои епархии на территории СССР в связи с наступлением советской армии. Лишившись своих многочисленных приходов на Балканах и в Китае, Русская Православная Церковь Заграницей оказалась перед необходимостью окормлять около 300 тыс. перемещённых лиц из числа бывших советских граждан, находившихся в западных секторах оккупированной союзниками Германии. По мере их дальнейшего переселения в страны Северной и Южной Америки и Австралию Русская Зарубежная Церковь стала увеличивать число своих приходов в этих странах. В 1950 г. Архиерейский Синод РПЦЗ переехал из Мюнхена в Нью-Йорк на Манхэттен, где князь Белосельский-Белозерский подарил Синоду особняк.

В 1940-е гг. на территории США продолжала осуществлять свою деятельность Американская митрополия, возникшая на основе Алеутской и Северо-Американской епархии Русской Православной Церкви, и с 1936 г. на правах автономного округа формально входившая в состав Русской Православной Церкви Заграницей. В 1946 г. церковный собор в Кливленде объявил как о выходе Американской митрополии из подчинения Зарубежному Синоду, так и о сохранении полной административной независимости от Московской Патриархии, ещё в 1935 г. запретившей в священнослужении митрополита всей Америки и Канады Феофила (Пашковского) и подведомственное ему духовенство. Это решение Кливлендского собора по существу предопределило дальнейший курс церковной иерархии Американской митрополии (насчитывавшей тогда около 500 приходов) на создание Автокефальной Православной Церкви в Америке, который заметно усилился после 1950 г., когда скончавшегося митрополита Феофила сменил на предстоятельской кафедре митрополит Леонтий (Туркевич).

При всех своих междоусобных юрисдикционных конфликтах Западно-Европейский Экзархат Константинопольского Патриархата, Русская Православная Церковь Заграницей и Православная Церковь в Америке (официально называвшаяся тогда Русско-Православная Греко-Кафолическая Северо-Американская митрополия) продолжали в послевоенные годы осуществлять плодотворную пастырскую деятельность среди почти двухмиллионной русской диаспоры. При этом внёсший наибольший вклад в православное богословие ХХ в. Западно-Европейский Экзархат, строго сохранявшая традицию русского церковного, прежде всего монашеского, благочестия Русская Зарубежная Церковь и обращённая в своём свидетельстве о Православии к инославному миру Православная Церковь в Америке всегда глубоко ощущали свою духовную и культурную связь с гонимой Православной Церковью в России. В 1940-е гг., когда смягчившиеся церковные гонения стали совмещаться в политике коммунистического режима с пропагандистским использованием до конца не уничтоженной Православной Церкви, представители всех трёх церковных юрисдикций Русского Зарубежья были готовы не только подвергать критике (порой, не всегда справедливой) лишённую свободы действий православную церковную иерархию в СССР, но и в меру своих возможностей содействовать сохранению и развитию церковной жизни гонимых и бесправных русских православных христиан.

Вторая половина 1940-х гг. стала временем увеличения в дальнем Зарубежье числа приходов Московской Патриархии, когда к созданному в 1933 г. под управлением митрополита Вениамина (Федченкова) Северо-Американскому Экзархату в 1946 г. прибавился Западно-Европейский Экзархат Московского Патриархата, возглавлявшийся митрополитом Серафимом (Лукьяновым). В то же время образованный в Северо-Восточном Китае в 1946 г. под руководством митрополита Нестора (Анисимова) Восточный Экзархат прекратил своё существование под давлением коммунистических властей Китая в 1955 г. Однако значение приходов Московской Патриархии в церковной жизни Русского Зарубежья в это время ещё не могло проявиться ощутимым образом.

Литература:

М.В. Шкаровский. История русской церковной эмиграции. СПб.: Алетейя, 2009.