Текст книги "Реквием по братве"

Автор книги: Анатолий Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ПОСЛЕДНЯЯ СТАВКА

ГЛАВА 1

Володя Кныш сидел в офисе «Кентавра», а чувствовал себя так, будто очутился на Луне. Или в каком-то другом нездешнем измерении. Это странное чувство преследовало его всю неделю. Изменились очертания предметов, улицы города, лица знакомых людей. Все было то же самое, но узнавалось с трудом. Новое состояние было похоже на предутреннюю дрему, когда отдохнувшее за ночь тело, убаюканное истомными желаниями, сопротивляется возвращению в осточертевшую реальность. Кныш догадывался, что немного спятил. Причина тоже очевидна: рыжая принцесса.

Надо же было прожить двадцать шесть лет, воевать, подыхать в госпиталях, размышлять о смысле жизни, строить наполеоновские планы – и все лишь для того, чтобы однажды раствориться в женском естестве, как в штофе спирта.

Кныш не сомневался, что навалилось то, что люди называют любовью, но не жалел об этом. С его осунувшегося лица не сходила туманная усмешка, отпугивающая прохожих. О рыжей он знал теперь все, что может вообще знать один человек о другом. То есть немного больше, чем о самом себе. Она была существом не от мира сего. Ее земная хрупкость сравнима с зыбкостью вечернего света, и у Кныша замирало сердце при каждом прикосновении к ней. В томительной неге, когда лежали на жестком матрасе, переплетясь руками и ногами, она шепнула: «Как хорошо, как славно, мы можем вместе умереть… А то я все была одна да одна…»

От чудовищной нежности, пребывающей теперь в нем постоянно, он ослабел, поглупел, измучился – и подозревал, что если так пойдет и дальше, то им обоим недолго ждать загаданного принцессой события. Вечером она не пришла, но Кныш обнаружил это только под утро, словно она никуда и не уходила. Обнимал ее во сне, наговаривал какие-то нелепые признания, а когда, наконец, понял, что ее нет, ничуть не обеспокоился. Честно говоря, даже немного обрадовался: пусть отдохнет от него, от его настойчивой силы, от воспаленного дыхания, от ненасытного, не уменьшающегося ни во сне, ни наяву стремления погружаться в сладостную, мягкую, лишающую разума женскую глубину.

Из шизофренического плавания его вывел телефон. Звонил Миша Иваньков, сержант, дежуривший на выходе.

– Командир, к тебе посетитель… Пропустить?

– Кто такой?

– По личному делу говорит.

– Давай.

Задумался об Иванькове. Утром он сидел внизу у пульта или нет? Вот оно – помрачение любовью. Все, что не касалось рыжей, мгновенно улетучивалось из памяти.

Вошел крепкий малый – лет около сорока. В кабинете подуло холодком, как из проруби. Кныш с первого взгляда угадал в пришельце вояку. Да еще, похоже, матерого. Известно, рыбак рыбака видит издалека. Вор – вора. Проститутка – проститутку. Воин – воина.

– Присаживайтесь… Чем могу служить? – любезно улыбнулся гостю. Тот сел на стул, руки безвольно бросил между колен.

– В этой комнате, – характерным жестом очертил круг перед собой, – все чисто?

– Надеюсь… Вы, извините, кто?

– Это как раз неважно. Беда у нас случилась.

– Поможем, – бодро пообещал Кныш. – Расскажите по порядку.

– Таину Михайловну похитили.

Чего-то плохого Кныш ожидал, уж больно обтекаем, опасен гостек, но все равно сразу не врубился.

– Какую Таину Михайловну?

– Рыжую. Подружку вашу.

Кныш, не сводя с посетителя взгляда, поднялся из-за стола, прошел к двери и замкнул ее на ключ. Ключ положил в карман. Он был спокоен, но рубец в животе заныл.

– Теперь так, – сказал невозмутимо. – Сперва скажите, кто вы такой, и покажите документы. Потом продолжим разговор.

– Ух ты, – восхитился гость. – Сурово. Вам какой документ – настоящий или на предьявителя?

Не отвечая, Кныш поочередно набрал три номера Таины: домашний, рабочий и еще один домашний. Дома – глухо, а на работе сказали, что Таину Букину раньше двух не ждут.

– Успокойся, капитан, – подал голос посетитель, с любопытством следивший за его действиями. – Я Тайку знал, когда ты еще по Кандагару за «духами» гонялся.

– Кто ты?

– Тебя интересует звание? Полковник, с вашего разрешения.

– Полковник?.. Тогда я тебе вот что скажу, полковник…

– Нет, – гость наставительно поднял вверх указательный палец. – Лучше я скажу, а ты послушай.

– Хорошо, – мгновенно согласился Кныш.

Сообщение полковника было коротким: принцессу повязали люди Рашида-борца, но куда повезли и с какой целью взяли, он пока не в курсе. После паузы полковник добавил:

– Всегда боялся, что кончится чем-то подобным. Она заигралась.

– Как тебя зовут? – спросил Кныш.

– Александр Иванович. Саша, если угодно.

– Саша, это серьезно?

– Серьезнее не бывает. Если она жива, то не думаю, что это надолго. Сколько у тебя людей?

Кныш прикинул: четверо его парней – плюс Санек с Климом. Боренька, разумеется, не в счет.

– Сколько понадобится, столько и будет. Почему я должен тебе верить?

– Можешь не верить, но спасать Тинку придется. Или нет?

Внезапно Кныш ощутил легкое головокружение, как перед падением с высоты. Скрипнув зубами, опустился в кресло.

– Что с тобой, капитан? Дать водички?

– Она не выдержит, – сказал Кныш. – Пыток не выдержит.

– Не паникуй. К вечеру узнаю, где она. Твое дело – собрать группу. Людьми, к сожалению, помочь не смогу.

– А оружием?

– Это реально. Все зависит от того, куда ее упрятали.

– Работаешь на Рашида?

– Какая разница?

– Есть разница… Почему помогаешь?..

Ледяные глаза полковника потеплели.

– А то не знаешь, капитан.

– Любишь, что ли, ее?

– Любишь – это ты, Кныш. Я жалею. Такие, как Тинка, одна рождается на миллион. Как же ее отдать зверю? Нехорошо. Даже паскудно… Что касается, на кого работаю… Да на того же, на кого и ты, Кныш. Если не забыл, кому присягу давал.

Кныш обдумал его слова, прозвучавшие не слишком естественно, если учитывать остальные обстоятельства.

– Александр Иванович, это все туфта. Я так скажу. Спасем Тинку, и я твой слуга навеки. Тебе буду служить до самой смерти. Что прикажешь, то и сделаю.

Полковник не удивился. Откуда-то, Кныш не заметил, в руках у него появились сигареты и зажигалка.

– Похоже, капитан, по уши влип?

– Смотря что иметь в виду, – глубокомысленно отозвался Кныш.

Когда выехали за окружную, Тайне завязали глаза – и вдобавок что-то вкололи в руку, от чего она сладко уснула. Пробуждение было ужасным. Она корчилась на пластиковых плитках, пытаясь увернуться от стремительных водопадов ледяной воды, обрушившихся со всех сторон. Мелькнула спасительная мысль, что это всего лишь кошмар, но жгучая пена, лед и пламень быстро вернули ей ощущение реальности, предельно отчетливое. Двое или трое бугаев, гогоча и перекликаясь, как в лесу, поливали ее из пожарных брандспойтов, из длинных резиновых кишок с блестящими наконечниками. Голенькая и раскоряченная, распятая мощными струями, она, наверное, представляла собой забавное зрелище и доставила много неподдельной радости весельчакам. Когда же они, наконец, угомонились и отключили шланги, Таина сжалась в комочек, выдувая на пол большие белые пузыри.

– Что, помылась, сучка? Или еще сполоснуть? – услышала озорной оклик, и чей-то голос ответил за нее:

– Хватит, Леха, а то всю кожу сдерем.

Ее подхватили на руки и перенесли, довольно бережно, в какое-то помещение, где бросили на лежак, обитый черной клеенкой. Там она опять попыталась сжаться, но сильные руки раздвинули ее бедра, и жесткая, шершавая, литая пятерня придавила лицо.

– Давай в очередь, братва, – прогремело над ухом. – Не боись, не заразная. Минздрав дает гарантию.

– Пусть Леха начинает, – тоненький, ехидный голосок, – у него еддак железный. Пусть разработает гнездышко.

Пошла потеха, в которой Таина не принимала никакого участия, только подсчитывала про себя: один, два, три, четыре… Кажется, на шестом сбилась – и завыла истошно, дико, как кошка с отдавленными лапами. К этому моменту боли она уже не чувствовала: лишь одно желание – отключиться, отключиться, отключиться… Ей удалось вырубиться, потому что дальше она обнаружила себя лежащей на кровати, по-прежнему голяком, но укрытая тоненьким шерстяным пледом. Пошевелила пальцами – и по телу прокатился колотун, словно сунула руку в розетку.

Напротив на стуле сидел мужчина средних лет, восточной наружности, с тонким, изящно очерченным лицом, с красивыми темно-вишневыми глазами. Встретясь с ней взглядом, сочувственно спросил:

– Плохо тебе, да? А это только начало.

– Кто вы такие? Что вам надо?

Мужчина дурашливо захрюкал.

– Ничего не надо. Будем мучить, пока не подохнешь.

Таина прикрыла глаза. Нет сомнения, это сумасшедший.

Она с ним уже встречалась – давным-давно – и вот опять довелось. Это такой сумасшедший, который в обычной жизни кажется нормальным. Его сумасшествие проявляется только тогда, когда он остается наедине с жертвой и может себе позволить все, что душа пожелает. Их теперь много развелось, иногда они сами не знают, чего хотят. Эти, которые не знают, самые опасные. Крушат все подряд. Таина давно научилась угадывать их по малозаметным, характерным признакам – по ехидной усмешке, по дрожанию век, по заносчивым речам. Наверное, наблюдая, как взрывается жилой дом, или как из рвов крючьями вытаскивают обезображенные тела, или как тают, превращаясь в слюду, голодные детишки, похожие на зверушек неведомой породы, государь и его придворные испытывают жуткий, многократный, коллективный оргазм. С ними со всеми Таина хотела свести счеты, да вот силенок не хватило.

В комнате произошло шевеление, она нехотя открыла глаза. Худенький юноша с бледным лицом наркомана принес поднос с едой, поставил на тумбочку. Таина увидела устремленный на себя какой-то выцветший, старческий взгляд и брезгливо отвернулась. Еще один прокаженный, а ведь совсем ребенок. Лет пятнадцать, не больше.

– Кушать надо, – распорядился мужчина восточного вида. – Помоги ей, Гарик.

Юноша неловко ухватил ее за плечи и попытался прислонить к спинке кровати. Обдал нечистым дыханием.

– Убери лапы, – сказала Таина. – Сама сяду.

Поднос юноша переставил ей на колени. Чашка чая и на блюдечке – кусок черного хлеба, намазанный чем-то желтым.

– Кушай, – поторопил мужчина. – Подкрепляйся. Потом Гарика обслужишь. Ему давно пора.

Таина откусила хлеб – и задохнулась. Желтое – это горчица. Быстро запила теплым несладким чаем.

– Не нравится? – полюбопытствовал мужчина. – Другой еды нету. Кушай, пожалуйста.

Таина переборола тошноту и съела хлеб. Улыбнулась Гарику.

– Что, сынок, хочешь попробовать женского мясца?

Излучение ее страшных глаз подействовало так сильно, что юноша съежился и покрылся розовыми пятнами. Беспомощно обернулся к наставнику.

– Дядюшка Гасан, может быть…

– Ничего не может быть, – нахмурился мужчина. – Сопли не распускай.

– Он прав, – подтвердила Таина. – Настоящий мужчина должен уметь изнасиловать женщину. Не бойся, я помогу.

Скинула плед, заодно и сама поглядела: грудь в укусах и ожогах от сигарет, ниже пупка сплошной синеватый отек. На бедрах неровные полосы запекшейся крови. Картинка не для слабонервных. Но боли по-прежнему не чувствовала.

– Гасан-бек, – заскулил юнец. – Она грязная вся. Ее помыть надо.

– Уже мыли, – загрохотал Гасан, – Не хочешь так, сунь в рот.

Паренек колебался, как стебелек на ветру. Но все же начал расстегивать ремень, стараясь не глядеть на изуродованную девушку. Таина предупредила:

– Моя грязь перейдет в твое сердце, мальчик. Будешь хуже свиньи.

Гасан взбесился мгновенно. Отпихнув замешкавшегося юнца, подскочил и обрушил на рыжие космы железный кулак.

…Очнувшись, увидела над собой сморщенного пожилого человечка, обряженного в черный халат, только что сделавшего ей укол, он сокрушенно покачивал головой, ощупывал живот, крепкими кулачками проминал до кишок.

– Здесь болит? – спросил он, поймав ее оживший взгляд. – А здесь? А здесь?

– Нигде не болит, – уверила Таина. – Вы врач?

– Конечно, врач. А кто же еще?

Таина чуть приподняла голову: в комнате, кроме них, никого не было: ни Гарика, ни Гасана. Возможно, они ей только привиделись.

– Доктор, вы можете сказать, где я?

Старичок, как леший, зыркнул глазами во все стороны. Будь у Таины силы, улыбнулась бы. Очень смешной.

– Так ли уж это важно, девушка? Рассуждая здраво, мы все собрались в одном месте.

– Понимаю… Но меня сюда силком привезли. Чтобы убить.

– Однако в философском смысле…

– Перестаньте меня щупать, – Таина отпихнула его руку, сбросила с живота. – Если вы действительно врач, то должны оказать мне маленькую услугу.

У доктора глазенки опять озорно забегали по стенам, но Таина и без его ужимок не сомневалась, что за ними наблюдают.

– Принесите яду, – попросила она. Леший возмущенно вскинулся:

– Да вы что? В своем уме?

– Вы же давали клятву Гиппократа.

– В клятве, девочка, ничего не сказано про яд.

– Но в ней нет и того, что врач обязан помогать палачам. Как вам не стыдно? Пожилой человек – и чем занимаетесь?

– Меня позвали, чтобы я вас освидетельствовал. Что же тут плохого?

– Ага. Не хотят, чтобы козочка сразу окочурилась. Чтобы ее подольше пытать. У вас есть дети, доктор? Вижу, вижу, есть. Я им всем желаю моей участи. Будь ты проклят, старый дурак, вместе со своими хозяевами.

Пораженный ее вспышкой и яростным блеском глаз, леший открыл рот неизвестно зачем, но в эту минуту в комнате появилось новое действующее лицо: женщина средних лет, с умным, властным лицом, в очках, с элегантной прической. Она сразу напомнила Тайне директора школы, где она когда-то училась.

– Ну, как наша больная? – обратилась женщина к доктору. Тот резко вскочил на ноги.

– Больших повреждений, кажется, нет… Но… Покой, уход, наблюдение, что еще можно порекомендовать?.. Хорошо бы сделать рентген.

– Спасибо, доктор. Я вас не задерживаю. Будет ей и покой, и уход.

Старичок попятился к двери, там на секунду задержался. Издалека пробубнил:

– Ах, как вы не правы, девушка, как не правы… И откуда столько злобы в молодом существе?

– Канай отсюда, погань, – проводила его Таина.

Женщина присела на стул, разглядывала ее с холодным любопытством.

– Встать сможешь?

Таина отвернулась.

– Я к тебе обращаюсь, Букина.

Таина молчала – и это молчание затянулось на целую вечность: она начала засыпать.

– Тебя ждет хозяин, – сказала женщина. – Только сначала надо привести себя в порядок. Он не любит распустех.

Таина открыла глаза.

– Кто вы?

Они мерялись взглядами – и вдруг женщина светло улыбнулась, сразу помолодев.

– Господи, какая же ты чумовая девица… Но порода есть, чувствуется. Мужики таких любят. Земфира Викторовна меня зовут. Что еще? Будем вставать?

– Где я?

– В надежном месте. Надежнее не бывает. И не строй из себя звезду экрана. Это все в прошлом. Шансов у тебя никаких. Хочешь уцелеть, слушайся беспрекословно. Стань, как трава под пяткой. У владыки доброе сердце, авось, помилует. Хотя вряд ли. Видно, крепко набедокурила.

– Гладко излагаете, Земфира… Что я должна делать?

Женщина подошла к платяному шкафу, достала махровый халатик голубого цвета, бросила на кровать.

– Одевайся. Пойдем в ванную.

Ванная – вроде дворца, как у всех новых русских. Мрамор, зеркала, джакузи в виде прелестной розовой раковины… Впервые с той минуты, как ее втащили в пикап, Таина получила возможность взглянуть на свое отражение – отвратительное зрелище! Опухшая, в синяках, с обожженной грудью, со слипшимися рыжими прядями, торчащими во все стороны, с подбитым левым глазом (она и не заметила), с безумным блеском в очах, – хоть показывай на ТВ, где любят посмаковать какое-нибудь уродство. А в общем, ничего страшного, могло быть хуже, наверняка будет хуже… Под пристальным взглядом надзирательницы, усевшейся в пластиковое кресло, Таина поплескалась в теплой воде, умылась, причесалась, низ живота густо смазала йодом, отчего ее сверкающая голизна приобрела и вовсе вызывающий вид.

Надзирательница поторопила:

– Хватит красоваться, одевайся.

В ванной не было никакой одежды, кроме халата, в котором она пришла.

– Это все?

– В доме не холодно. Да и не позволят тебе замерзнуть, милочка.

– Хоть на ноги что-нибудь.

– Пойдешь босиком. Может, разжалобишь владыку.

Таина вытерлась одним из огромных, пушистых полотенец, висящих на стене, на крючках, слегка помассировала болевые точки. С каждым движением чувствовала, что силы прибывают. Земфира Викторовна тоже это заметила:

– Живучая ты девка, это хорошо. Джигитам в радость.

По винтовой лестнице, миновав большую гостиную с камином, поднялись на второй этаж и подошли к высокой дубовой двери с массивной позолоченной ручкой в виде оскаленной волчьей головы. Повсюду, пока шли, бросались в глаза вычурные предметы роскоши, какой обычно окружают себя отечественные буржуины в загородных замках. Особенно поразили Таину картины, развешанные где попало, явно без всякой общей мысли. Возле лунного пейзажа Левитана на лестничном переходе будто споткнулась:

– Неужто подлинник, госпожа Земфира?

Надзирательница слегка толкнула ее в бок.

– Давай, двигай… Тебе ли об этом думать, несчастная?

Но Таина, однако, подумала: вот бы им с Володечкой поселиться в такой избушке на курьих ножках – и в ус не дуть. Смешная, нелепая мысль промелькнула, как солнечное пятнышко в глубине колодца.

В дубовую дверь надзирательница постучала согнутыми пальчиками, немного подождала. Не получив ответа, приоткрыла дверь и заглянула. Потом распахнула дверь пошире и за руку втянула за собой Таину.

Девушка очутилась в кабинете, каких нагляделась за свою жизнь немало. Огромный письменный стол с массивными гнутыми ножками, компьютер, просторный диван, занимающий почти целиком одну из стен, мягкая мебель, хрустальная люстра на бронзовых цепях, темно-зеленый ковер на полу, в котором босые ноги утонули по щиколотку. В комнате двое – Рашид-борец за столом, занятый какими-то, наверное, очень важными бумагами, и смуглый молодой человек на диване, с жестянкой пива в руке.

Узнав владыку, Таина поняла, что дела ее совсем плохи, хуже не бывает. Этот человек умен, свиреп и беспощаден и, насколько она знала, всегда идет к цели напролом, не обращая внимания на производимые разрушения. Человеческая жизнь представляет для него такую же ценность, как послереформенный деревянный рубль. По совести, Таина никогда не считала его врагом, хотя и «обула» на половину «лимона». Но это так, забава. В глубине души она его уважала, как нормального завоевателя, потомка Чингисхана, пришедшего на чужую землю с огнем и мечом, а не с болтовней об общечеловеческих ценностях и с другими фарисейскими уловками.

– Спасибо, Земфира, – Рашид-борец махнул рукой. – Погуляй пока, после позову.

Женщина, низко поклонясь, исчезла, притворив за собой дверь.

– Подойди ближе, – повелел владыка. Таина сделала несколько шагов и замерла, когда он поднял палец вверх. Молодой человек поднялся с дивана, обошел ее со всех сторон, разглядывая, как диковину. Ухватил за грудь, погладил ягодицы. На всякий случай Таина пригрозила:

– Остынь, парень. Яйца оторву.

Молодой человек засмеялся приятным смехом, обернулся к владыке:

– Дядюшка, подари ее мне.

Рашид-борец не обратил внимания на его слова, молча ее разглядывал.

– Вон ты какая – красна девица… Кто же тебя надоумил укусить старого Рашида?

Таина переступила с ноги на ногу, опасаясь резких действий со стороны молодого человека, хотя он не казался ей чересчур опасным.

– Не понимаю, чем вас прогневала… Никто ничего не объясняет. Терзают только, насилуют, очень неприятно.

– Меня знаешь, кто такой?

– Конечно, Рашид Львович, кто же вас не знает? Мечтала у вас интервью взять, да вон оно как обернулось. Может, какое-то недоразумение?

– Сядь на место, Арчи, не мельтеши. Успеешь натешиться.

– Неужто, дядюшка, из-за нее меня в сарай кинули?

– Не веришь?

– Как не верить, раз вы говорите?

Молодой человек ущипнул ее за бок и, посмеиваясь, качая головой, вернулся на диван.

– Она, дружок, она самая… Мне тоже не верится. Молоденькая стерва, в чем душа держится, а погляди, на кого хвост задрала…

Таина сказала:

– Все же, Рашид Львович, здесь какая-то роковая ошибка. В чем вы меня подозреваете?

Владыка, продолжая ее разглядывать, достал из коробки сигару, обрезал серебряными щипчиками, сунул в рот. Начал раскуривать, но не довел дело до конца.

– Дело не в бабках, какие ты, стерва, зажулила. Деньги – тьфу! Я из-за твоих шалостей, козявка рыжая, друга на тот свет отправил. Вот беда так беда.

– Меня вы тоже – на тот свет? – поинтересовалась Таина.

– Слишком просто хочешь отделаться. За твое преступление это не наказание, а награда… Одного не пойму, зачем так сделала, что Тагира убил? Он тебе мешал? Обидел тебя? Где он и где ты, козявка? Даже сравнить нельзя. Если кто-то подучил, признайся сразу, потом поздно будет.

– Если бы я еще знала, Рашид Львович, о чем вы говорите. Кто такой Тагир?

С третьей попытки Рашиду удалось раскурить черную толстую сигару. Он сделал затяжку и закрыл глаза, наслаждаясь. По бронзовой коже словно пробежала серебряная рябь. В его расслабленной позе, в выражении породистого лица с опущенными тяжелыми веками проступило нечто величественное, роковое, недоступное человеческому пониманию. Таина вмиг озябла.

Не размыкая век, владыка произнес:

– Кликни Акимыча, дружок.

Молодой человек послушно метнулся к двери и через несколько минут вернулся со странным существом. По виду – человеческого происхождения, но с длинными, до колен руками, с такой походкой, будто при каждом шаге оно пыталось что-то поднять с земли, с заросшим щетиной лицом, как у знаменитого вещуна со второго канала, но при этом взгляд осмысленный и, Таина поклясться могла, выражающий цинично-насмешливое отношение к происходящему.

Существо подбежало к ней и азартно, со свистом из маленьких, приплюснутых ноздрей обнюхало ее со всех сторон. Девушка с ужасом увидела, как на его короткой, толстой шее взбугрился кадык, величиной с кулак, а из черногубого, круглого рта высунулись изогнутые, заостренные, как у бобра, желтоватые клыки. По кабинету распространился острый запах сырого, земляного подвала.

– Что, Акимыч, нравится? – весело окликнул из-за стола Рашид-борец.

– Угу, – проскрипело существо.

– За сколько управишься с ней?

Волосатик с глубокомысленной гримасой поднял вверх растопыренную пятерню.

– Нет, Акимыч, это долго… Может, лучше крысок твоих подкормить?

– Зачем крысок? Я сам, – обиженно хрюкнул Акимыч и нежно погладил ее колено. От горячего, липкого прикосновения Таину замутило.

– Рашид Львович, – пролепетала она. – Что это такое вы придумали?

– Ничего не придумал. Акимыч тебя съест, хулиганку.

– Он разве людоед?

– Самый натуральный. Чикатило ему в подметки не годится. Он тебя съест живьем, но постепенно, по кусочкам. Как думаешь, Арчи, подходящее для стервы наказание?

– Зачем товар портить, дядюшка? У меня покупатель есть. Отвалит сто кусков.

– Ах, Арчи, Арчи… – Рашид-борец вылез из-за стола, разминаясь, прошел по ковру. У Таины появилось ощущение, что вся эти троица кружит вокруг нее, как жирные навозные мухи возле падали.

– Что-нибудь не так, дядюшка?

– Все не так, дружок. За обиду деньги кто берет? Только слабый человек, ишак. Сильный обиду кровью смывает. Это закон. Его нельзя нарушать. Один раз нарушишь, будешь сам скотиной. Плохо, раз до сих пор не понял.

– Как может обидеть великого хана обыкновенная шлюха?

– Ох, хитришь, Арчи… Пожалел ведьму, да? Приворожила тебя, да?

– Прости, ата! Ты прав, как всегда. Я просто не подумал как следует. Прости.

Рашид-борец с близкого расстояния уставился на Таину. В выпученных глазах тусклый огонек любопытства.

– Страшно тебе, сучка?

– Нет, Рашид Львович, не страшно. Не верю, что вы на такое способны.

– Почему не веришь?

– Вы благородный человек, у вас репутация гуманиста. Я про вас много читала. Больше скажу, вы идеал моей мечты. Если бы все бандиты были похожи на вас, мы давно бы жили как в Америке. Вам надо обязательно баллотироваться в президенты. Рашид Первый – неплохо звучит. Народ за вами пойдет, я уверена…

Слушая нелепую болтовню, ловя издевку ярких, темносиних очей, Рашид-борец почувствовал странное недомогание, словно зрение замутилось катарактой. С ним такое редко случалось. От дерзкой девицы тянулся морок, и он хорошо понимал племянника, который сидел на диване и, отрешившись от всего, вливал в себя подряд третью жестянку пива. Рашид-борец немало встречал мужественных людей, которые умели преодолевать страх и продолжали оказывать сопротивление даже тогда, когда это становилось бессмысленным, но все-таки это были мужчины. Он представить себе не мог, что встретит женщину, которая будет веселиться в присутствии допотопного чудовища, но это было так. В рыжей ведьме таилась какая-то загадка, которую следовало разгадать, чтобы не попасть впросак.

Он поднял насмешницу на руки, перевернул и положил на пол, ощутив ответное трепетание упругой плоти. Сел рядом, не отрывая от нее глаз.

– Почему ненавидишь? – спросил он. – Ты же меня раньше не знала.

– Господь с вами, господин Рашид. Как я могу вас ненавидеть, если мы из разных миров?

– Из какого же мира ты?

– Там вам никогда не бывать, так что и говорить не о чем.

Рашид-борец сделал знак, и Акимыч, в нетерпении облизывающийся и урчащий, как закипающий чайник, подполз к девушке, захватил в волосатые лапищи ее тонкую кисть и, утробно, сладко вздохнув, сунул себе в пасть.

– Медленнее! – повелел Рашид, утирая рукой внезапно вспотевший лоб. Он жадно вглядывался в прекрасное женское лицо, надеясь увидеть, как под натиском боли и жути потухнет лукавая улыбка и на ее место явятся отчаяние и мольба, которые успокоят его душу. Акимыч осторожно зачавкал, хрустнули хрупкие фаланги, но девица не издала ни звука, лишь по зрачкам промелькнула смертная тень, и она мгновенно уплыла туда, откуда он уже не мог ее достать.

– Выплюнь, сволочь! – грозно взревел хан – и наотмашь врезал Акимычу в ухо. Волосатик от мощного удара отлетел аж к самой двери и там успокоился, поскуливая, слизывая кровь с губ.

Рашид взглянул на племянника: тот, побледневший, с безразличным видом откупоривал четвертую банку.