Текст книги "Реквием по братве"

Автор книги: Анатолий Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

ГЛАВА 6

Егор Серафимович, уведомленный полковником Милюковым, открыл дверь на звонок, не спрашивая, кто там. Увидел перед собой огромного мужчину с латунным лицом и выпученными глазами, одетого в черное длинное пальто с меховым воротником. Старик почувствовал, как на него дохнуло холодом ночи.

– Дед Архип? – хмуро улыбнулся гость.

– Он самый. Проходите, прошу вас, – Егор Серафимович попытался заглянуть гостю за спину, удивленный тем, что тот пришел один. В его представлении такие люди всегда запускают впереди себя остроглазых разведчиков. Им иначе нельзя. Егор Серафимович заранее приготовил на кухне чай для челяди, которая явится вместе с паханом. Но, как видно, ошибся. Либо знаменитый миллионщик уже ничего не боялся, либо был уверен, что в жилище колдуна не может быть никакой ловушки.

Войдя в квартиру, он наполовину заполнил своей тушей узкий коридор.

– Раздевайтесь, – предложил Егор Серафимович. – Вон вешалка.

Рашид-борец молча снял пальто и повесил на крючок. Так же молча, следом за стариком прошествовал в гостиную. И без спроса, наугад опустился в самое удобное и дорогое кресло, расположенное напротив телевизора. Вот это как раз нормально. Старик давно убедился, что эти чудовища, играющие с человеческими жизнями, как со спичками, всегда совершенно точно и без всякой примерки выбирают для себя самое лучшее из того, что предоставляет жизнь. И никогда не промахиваются.

Рашиду понравилось скромное жилье колдуна. Чисто, опрятно, недорогая, но крепкая мебель. Икона Божьей Матери в красном углу. Не бедный старик, нет, не бедный. Из предметов, по которым можно догадаться, кто здесь живет, в глаза бросался большой чугунный подсвечник с пятью длинными рожками и наполненный призрачным светом зеленый шар матового стекла, установленный посередине стола на малахитовой подставке. Звериное чутье Рашида дремало, не подавало никаких сигналов. Про худенького старикашку с сумрачным взглядом и с каким-то седеньким, спортивным чубчиком он подумал с жалостью: что ж, старче, будешь гнать порожняк, тут тебе и крышка. Считай, отколдовался. Спросил:

– Правда, можешь найти Арслана?

– Могу, – тихо ответил старик. – Но без ручательства.

Рашид-борец достал из кармана пиджака пачку «зелени».

– Здесь двадцать тысяч, дедушка Архип. Вернешь племянника, они твои.

– Погоди с деньгами, милый человек, – упрекнул Егор Серафимович. – Сперва попробуем дело сделать. Фотку принес?

– Какую фотку?

– Кого ищем, милый. Без фотки нельзя.

Выпученные глаза, устремленные на колдуна, полыхнули алым светом.

– Смеешься, старик?

– Тебя, выходит, не упредили. Что ж, дело житейское, но без фотки никак не получится.

– Почему?

– У каждого проникновения, сынок, есть свои пределы. Сам подумай, как найдешь предмет, не ведая его очертаний. Это будет чистая халтура.

Рашид-борец почувствовал себя как перед выбором: сразу придушить старого мошенника или еще немного ему подыграть. К этому моменту Егор Серафимович уже вошел с ним в контакт и легко догадался о его сомнениях.

– Выбрось из головы дурные мысли, сынок. Меня убьешь, ничего не получишь. Никто тебе мальчика не вернет. Дак и это не все. У тебя, милый человек, впереди большие испытания, об них тоже могу правду открыть, но за отдельную плату. По расходной статье – корректировка бизнеса.

Волевым усилием Рашид-борец смирил гнев, алое зарево в очах притухло. Он достал из кармана мобильную трубку, набрал номер и сию секунду услышал осторожный голос мажордома Вагиба:

– Это вы, хозяин?

– Это я, Вагиб. Сделай вот что, дружок. Возьми на комоде в моем кабинете карточку Арслана, она там в рамке стоит… Отдай ее Мусе, пусть сейчас же привезет ее мне.

– Муса знает – куда?

– Да, он знает. Поторопись, Вагиб. Вы иногда с Мусой ползаете, как две черепахи, но сейчас надо все сделать быстро. Раз, два – и здесь. Иначе я обижусь.

– Понял, хозяин. Уже бегу.

У старика спросил:

– На какие испытания намекаешь, дедушка Архип?

Пришелец держался приветливо, и глаза прятал, чтобы не напугать Егора Серафимовича звериным блеском, но старик видел, какие страсти бушевали в этом человеке. К колдуну и прежде наведывались бандиты, некоторым он помогал, он всегда поражался густому черному облаку, которое они волокли за собой. Вокруг нынешнего ночного гостя облака не было, зато из его затылка прямо в потолок упирался серебристый луч, перевитый мерцающими багряными нитями, казалось, человек передвигается наколотый на невидимую обычному глазу раскаленную небесную спицу. Егор Серафимович пожалел, что не остановил, не убедил рыжую воительницу не связываться с чудовищем, которое «обло, стозевно и лаяй». Однако он не улавливал в пришельце абсолютного зла, как во многих других из этой же компании, а только непомерную силу, направленную на разрушение.

– Не торопись, сынок, – старик дерзко тряхнул белым чубчиком. – Печать испытания на твоем челе, а откуда грозит беда, пока не могу сказать. Лампа откроет.

– Ты что же, в самом деле можешь угадывать будущее?

– Это все могут, но не каждый умеет.

Потихоньку они разговорились по-доброму, почти по-родственному. Рашид закурил сигару, а Егор Серафимович подал ему водки, чтобы уютнее ждать. Сам не пил: для визита в потустороннюю область требовалась ясная голова. Рашид-борец, напротив, выдул бутылку за два приема, и вместе с выпитым прежде получилось очень много. Он погрузился в блаженное состояние то ли сна, то ли сумеречных грез, – и сердце успокоилось, и вечное мучительное нетерпение куда-то отступило. Ночь странно текла, будто в зеркальном отражении повторяя всю его чудную жизнь. Он уже поверил, что старик владеет ведовским даром и видит то, что не дано, не положено видеть большинству смертных.

– Это наследственное, – поведал Егор Серафимович, хотя Рашид ни о чем не спрашивал. – У тебя в роду, сынок, передают из рода в род кинжал с драгоценным камнем, каким зарезали принца Хасана, а мы носим по столетиям третий глаз. Раньше я им не пользовался, а нынче, когда ворон покорил державу, кормлюсь с него помалу. Грех большой, но отмолить можно.

– В Бога веришь, дедушка Архип, а с шайтаном связался. Нехорошо.

– Конечно, нехорошо, – согласился Егор Серафимович. – Однако не так уж и плохо. Штука в том, чтобы меру знать. Не губить людишек, а подымать с колен.

– Кого подымать? – удивился сквозь сон Рашид. – Твои сородичи все уже в лежку лежат, их только зарыть осталось.

– Не совсем так, – возразил старик. – Видимость впрямь такая, что лежат и не кукарекают, но ведь подобное на Руси много раз бывало. Супостаты приходили, чтобы похоронить, а после разочаровывались. Нынче, конечно, случай особенный. Изнутри русича ковырнули, одурачили в родном доме, но и это бывало. Возьми даже семнадцатый год, революцию и гражданскую войну. Ну и что? Перемололи, осталась мука. И нынешнее нашествие народ постепенно перемелет, приведет в разум. В этом даже не сомневайся, милый человек.

Под лукавый дедов говорок, под теплое бульканье водки в желудке Рашид-борец натурально задремал, что само по себе было удивительно. Не в его привычках засыпать в неизвестном месте, в теплом пальто и с сигарой в зубах. Выходит, старик напустил дурманное марево, или он сам так уж измочалил себе нервы за минувшие сутки, что они попросили покоя.

Очнулся, когда дед привел абрека с фотографией, но звонка в дверь тоже не слышал. Фотку забрал, а Мусу выставил вон. Дело щекотливое, ни к чему лишние глаза.

Егор Серафимович, не мешкая, установил фотографию возле зеленого шара, потушил электричество и зажег пять свечей на чугунном подсвечнике. Рашид следил за его действиями с любопытством, старик больше не обращал на него внимания. Он уставился на шар неподвижным взором. Губы его шевелились, будто он запихнул за щеку жвачку. Язычки свечного пламени вдруг, вздрогнув, потянулись к магической лампе, словно на них подуло ветерком. Изумленный Рашид увидел, как зеленый шар оживает, внутри, как рыбки в аквариуме, поплыли разноцветные картинки, свет стал ярче – и уже не только зеленый, но всякий – голубой, алый, серо-буро-малиновый. Старик, тяжко вздохнув, протянул ладони к вспыхивающим светлячкам, как бы маня их к себе; и в то же мгновение Рашид опять ощутил тяжкую, мягкую дрему, обволакивающую мозг, погружающую в небытие, как если бы кто-то нежно надавил пальцами на глазные яблоки. Хотел что-то сказать, спросить – и со страхом понял, что язык ему не повинуется. Прикоснулся горящим концом сигары к ладони, вдохнул запах паленого, но боли не почувствовал. Нечеткая явилась мысль, что старик сумел его парализовать и теперь, если захочет, сделает с ним все что угодно. Мирная до той минуты комната наполнилась жутью и близким дыханием смерти, но, слава Аллаху, это длилось недолго. Шар потух, язычки пламени выпрямились, и дед Архип с заметным облегчением откинулся в кресле.

Рашид моргал глазами, как если бы только что ему довелось неосторожно заглядеться на солнце.

– Что это было, дед?

– Магия, что же еще.

– Ты узнал, где Арчи?

– Узнал, сынок, не волнуйся… Он живой, ты сегодня его увидишь, но сперва послушай о главном. Тебе самому грозит большая опасность.

– Хватит пугать, дед, – с вернувшимся раздражением заметил Рашид. – Говори конкретно.

– Конкретно не могу. Лица не вижу. Кто-то к тебе придет и предупредит. Кто-то синий. Поверь ему и сделай, как он просит. И сколько денег потребует, столько отдай.

– Синий – покойник, что ли?

– Нет, не покойник. Синий – и все. Сам увидишь.

– Скажи, дедушка Архип, почему так заботишься о моей безопасности? Какому-то чуреку башку оторвут, тебе какая жалость?

– Не жалость, – простодушно отозвался Егор Серафимович. – Я же на этом зарабатываю.

Памятуя о недавнем состоянии, когда он напрочь лишился языка, Рашид сдержанно произнес:

– Хорошо, дед, я все понял: придет синий и попросит деньжат. Такое мне не в новинку. Разные приходят – и голубые, и зеленые. Я никому не отказываю. Если есть бабки, почему не дать? Теперь скажи, где племянник. Или тоже лица не видел?

– По Щелковскому шоссе, деревня Нахимовка. Сорок километров от Москвы. Он там в амбаре лежит на соломе. Амбар легко узнать, на нем башенка, как на часовенке.

– Кто же его в амбар положил?

– Про то не ведаю, сынок. Видно, лихой человек.

– Зачем положил?

Егор Серафимович вздохнул:

– Об этом ты больше меня должен понимать. У меня бизнес тихий, надомный. Врагов нету.

– Ты колдун, вижу. Но пойми и меня. Если понапрасну, в насмешку сгоняешь туда-сюда, старости твоей не пожалею.

– Это уж как водится, – важно кивнул Егор Серафимович.

– Если мальчик найдется, деньги тебе к утру доставят.

– Премного вам благодарны.

В деревню Нахимовка влетели под утро, но еще затемно. На трех машинах, с мигалками, с включенным радиоперехватом. На темной улочке не горело ни единого окна. Все же по некоторым признакам жизнь в этой русской деревне еще не до конца угасла: где-то тявкнула собака, за десять лет реформы не околевшая от голода, над одним из домов (по архитектуре – бывшее колхозное правление) протянулась светящаяся неоновая вывеска бистро «В гостях у Брайтон-бич». Ничего более нелепого Рашид не видел даже в Москве, но у него не было охоты ломать голову над вывихами убогого россиянского ума. Расспросить было некого, и они пару раз прокатились по улице из конца в конец, пока мощные фары джипа не выхватили из тьмы расположившийся в отдалении, особняком от деревни, небольшой домик – с остроконечной башенкой на крыше. Это оказался тот самый амбар, и там, как и обещал колдун, на грязной соломе под разбитым окошком, спеленутый веревками и с кляпом во рту лежал любимый беспечный племянник. Радость Рашида была столь велика, что он собственноручно, поддерживая за талию, довел Арчи до машины, усадил, подал пластиковую бутыль с пивом. Тот залпом выпил чуть ли не половину, потом долго икал, стыдливо отворачиваясь.

На обратном пути рассказал свою историю, в которой не все концы сходились. Якобы, когда ночью, выйдя из казино, он подошел к своей тачке, то наткнулся на симпатичную бабенку, которую сперва принял за обыкновенную ночную бабочку, потому что она попросила у него зажигалку. Но выяснилось, что это не бабочка, а иностранка, о чем он догадался по ее произношению. Как ее звали, он не запомнил, кажется что-то вроде Дженни Макбет, мисс Дженни Макбет… У нее случилась неприятность, не заводилась машина, «Опель-рекорд». Как и он, эта самая Дженни играла в казино, собралась ехать домой – и вот такая оказия. Девица спросила, не разбирается ли он в движках. В движках Арслан не разбирался, но, будучи джентльменом, вызвался даму подвезти. Она жила в отеле «Россия», в общем, для него крюк небольшой, хотя он и опаздывал на свидание. Мисс Дженни с благодарностью приняла его помощь, и по дороге, в машине, он, честно говоря, как-то душевно к ней потянулся. Уж очень эта забугорная красотка забавно коверкала слова, ласково дотрагивалась ладошкой до его коленки и вся из себя была такая чистенькая, грудастень-кая, ну просто пальчики оближешь. Вдобавок, когда приехали в отель, она сама, смущенно потупясь, предложила подняться к ней на чашечку кофе. Для мужчины отказаться от такого предложения – значит не уважать ни себя, ни даму. У нее в номере мисс Дженни оставила его на минутку и побежала переодеться, окинув его взглядом, который приятнее всяких слов. Короче, все шло по обычной схеме, и Арслан прикинул, что за час-полтора уложится и еще поспеет к той прелестнице, с которой заранее условился. Как человек слова, он не любил никого обманывать. Мисс Дженни вернулась в ослепительном черном халатике на голое тело, и у впечатлительного, интеллигентного Арслана голова вообще пошла кругом. Девушка разлила виски по хрустальным рюмкам и предложила тост: «Хочу пить за красивый русский мальчик. За благородного витязя».

Арслан проглотил огненную жидкость – и больше, в сущности, ничего не помнил. Очнулся уже на соломе и в путах.

Рашид-борец со вниманием выслушал грустную повесть.

– Чего хотели от тебя?

– Выкуп, дядюшка… Я слышал, болтали между собой: пусть жирный боров понервничает, побольше отстегнет. Непочтительно о вас отзывались… Найду, резать буду. Своей рукой.

Рашид глядел на племянника с нежностью. Глуп, доверчив, с открытым ртом кидается на любой крючок, но сколько в нем искренности, огня, молодой отваги, в конце концов.

– Хоть кормили тебя?

– Два раза. Рыбы кусок дали тухлой. Хлеб давали. Чай давали без сахара.

– Что же, сахарку пожалели?

– Один сказал: ты не жрать сюда пришел. Хохотали собаки! Дядюшка, я жить не смогу, пока не поквитаюсь. И эту суку на кусочки разрежу. Пусть будет американка, хоть кто. Лишь бы разыскать.

– Разыщем, не беспокойся. В Москве куда они денутся? Это наш город…

Нести дискету в логово выпало Климу Осадчему. Таина решила, что у него самый подходящий вид: слегка прихрамывает, и левый глаз, в который зрение не вернулось, сияет убедительным, неподвижным светом, как медная пуговица. Да и язык у него подвешен как надо, не то что у Санька. Прежде чем набрать заветный номер, еще раз прорепетировала с ним возможные варианты телефонного разговора, выступая как бы от имени Рашида Львовича Бен-оглы. В натуре разговор так и сложился – почти по намеченной кальке. Клим представился журналистом из «Огонька», которому по стечению некоторых обстоятельств попал в руки жареный матерьялец, несомненно представляющий интерес для знаменитого магната. Рашид-борец хмуро спросил:

– Откуда знаешь телефон?

Клим, подмигнув Тайне, ответил:

– Уважаемый Рашид Львович, полтора года назад вы давали большое интервью нашему журналу, помните? Оно называлось «Для каждого россиянина свой сад», помните? Огромное количество писем от читателей, широчайший резонанс. Наш журнал сориентирован на либеральную интеллигенцию, чернь мы не обслуживаем. И представьте, девяносто процентов откликнувшихся на публикацию поддерживали ваши идеи. Это было нам очень приятно.

– Интервью помню, – смягчился Рашид-борец. – Чего теперь хочешь? Какой у тебя материал?

– Жареный, – повторил Клим. – Я бы даже сказал: взрывоопасный. Подробности, естественно, не по телефону.

– Хочешь продать?

– Хочу вас спасти, – просто сказал Клим, вторично подмигнув Тайне, слушавшей разговор по отводной трубке. Санек сидел, открыв рот. С Климушкой они, считай, с детских лет корешились, огни и воды вместе прошли, а он и не догадывался, что тот умеет языком чесать, как какой-нибудь жук Кириенок. Истинно говорят: чужая душа потемки. Но не для Таины. Рыжая сразу разобралась, что Стрелок – перспективный хлопец.

– Как тебя зовут, ты сказал? – спросил Рашид-борец.

Клим повторил фамилию, выбрал известную в журналистике, и добавил:

– Я бы попросил, уважаемый Рашид Львович, до нашей встречи не наводить никаких справок. Я рискую. Есть люди, которые могут помешать.

– Уверен, что будет встреча?

Щекотливый момент. Клим, улыбаясь Тайне, веско ответил:

– Вам решать, но медлить нельзя. Кстати, как здоровье вашего драгоценного племянника?

После этого в трубке раздалось тяжелое дыхание, похожее на ворчание разбуженного среди зимы медведя. Наконец последовало повелительное:

– Офис на Трубной знаешь?

– Его все знают.

– Жду через час.

– Через два, – возразил Клим. – За час не обернусь. У нас планерка.

– Хорошо, через два…

Звонили они из комнаты Кныша, из общаги на Стромынке, – и в тишине сразу стало слышно, какой это шебутной, густо заселенный дом, открытый всем ветрам. Музыка изо всех щелей, детский визг, громыхание жести на крыше и снизу, возможно, из подвала – тяжелые, ритмичные, глухие удары, будто там работал кузнечный пресс.

– Что загрустили, генацвале? – засмеялась Таина. – Ставки сделаны, осталось снять кон.

Кныш, вечно недовольный, пробурчал сквозь зубы:

– Авантюра, Тина, чистая авантюра. Вы хоть понимаете, с кем связались? Этот турок Клима живым не отпустит.

– Почему? – заинтересовался Клим. – Он разве турок?

– Володечка любит выражаться иносказаниями, – пояснила Таина. – Мы все для него тоже турки, правда, Володечка?

– Какой ему смысл отпускать человека с деньгами и с такой информацией? Дискета уже будет у него…

– Копия с сюрпризом, – уточнила Таина.

– Ну и что? Все остальное он выжмет из Клима под пыткой, а самого – на свалку. По частям. «Тыква» в Бирюлеве, туловище в Химках.

– Ты не прав, Володечка, и сам это знаешь. Просто очень любишь спорить. Без риска в таком деле нельзя, но у нас он минимальный. Но если Клим боится, я его не принуждаю.

Санек не в первый раз замечал, что Кныш и Таина, ввязываясь в перепалку, а это у них происходило по любому поводу, словно забывали о присутствующих, и у рыжей в глазах плясали синие чертенята, а Кныш больше обычного мрачнел и становился похож на деревянного истукана. Какой-то между ними шел тайный спор, с невнятным для Санька смыслом. Он знал, как называется чувство, которое он при этом испытывал: ревность. Прежде это чувство было ему неведомо. К женщинам он относился ровно, без экзальтации. Западная цивилизация, хлынувшая в Россию на конях перестройки, давным-давно разобралась во взаимоотношениях полов и расставила точные, непререкаемые акценты. Санек, как и все его поколение, добродушно посмеивался над романтическими бреднями, коими тешили себя отцы и деды. Все женщины одинаково доступны, а если какая-то из них начинает артачиться и не хочет ложиться в постель, значит, мужик ей чем-то не угодил. Ничего обидного, это нормально. У животных все устроено точно так же. Санек не раз наблюдал, к примеру, собачьи свадьбы, там тоже сучка не давала кому попало, а старательно выбирала себе дружка.

Ревновать Таину нелепо вдвойне. Во-первых, при ее внешности и манерах она любого мужика могла заставить плясать под свою дудку; а во-вторых, похоже, она вообще ни с кем не спала, как-то обходилась… Санек не мог придумать, как к ней подступиться. Если попытаться прихватить ее по-простому, она, пожалуй, рассмеется ему в рожу, и это будет унизительнее, чем пощечина. А заводить лукавые, нежные, киношные речи язык не поворачивался, да и не было у него таких слов, какие она услышит. Полный тупик. Еще смешнее ревновать именно к Кнышу, который после всех обломов на баб и смотреть не хотел. За «зеленью» он тоже не гнался. Санек имел с ним пару дружеских бесед за рюмкой водки, но так и не понял, что это за человек и чем он дышит. Уразумел только, что они в разных весовых категориях, но это и так понятно. Кныш весь как толовая шашка с тлеющим фитилем. С ним столкнуться, все равно, что под машину лечь. Санек догадывался, что рыжую тянет на остренькое, а что может быть острее мужика, который много лет ходит по колено в крови? Да и Кныш хорошо воспитан, в этом ему не откажешь. Никогда не цепляется по пустякам. Санек прикидывал, что получится, если им вдруг придется однажды сцепиться из-за Таины, и приходил к неутешительному выводу…

Клим сказал:

– Чего толковать, раз уже решили? Ты, Кныш, одного не сечешь. Рашид Бен-оглы – человек солидный, не шавка какая-нибудь. Всемирно известный гуманист и спонсор. Не станет он руки об меня марать. Помучить – другое дело. Но к увечьям я привык. Если с Саньком в одной команде играешь, без них не обойтись.

– Тогда переодевайся – и в поход, – подбила бабки Таина.

Тут Клим заупрямился.

– Не понимаю, мадам, что вам взбрело в голову. Почему я должен напяливать на себя эту педерастическую синюю рубаху?

– Так надо.

– Что значит – так надо? Вы Рашидику пообещали что-то неприличное? Постыдитесь, мадам. Такого уговора не было, чтобы обслуживать клиентов. Пусть тогда Санек со мной едет в красной рубахе.

– Почему в красной? – Санек, как обычно, клюнул на Климову подначку. Тот радостно заржал.;

– Будешь изображать палача. Бен-оглы не устоит, отвалит «лимон» не глядя. Палач привел педика на сеанс – это кого хочешь проймет.

– Хватит паясничать, – беззлобно прикрикнула Таина. – Время, мальчики!

Кныш наблюдал за ними с печальной улыбкой. Дети, чистые школяры! И вряд ли когда-нибудь повзрослеют. Вряд ли успеют.

За дверью офиса (транснациональная компания «Русский лизинг. Любые услуги») в маленькой прихожей Клима сноровисто обыскали двое амбалов и отобрали у него дискету. Заодно конфисковали ключи, бумажник, зажигалку «Ронсон» и любимые часы – позолоченную «Сейку».

– Ну и порядки у вас, ребята, – проворчал Клим, немного ошарашенный. – Может, ботинки снять?

– Не груби, пожалуйста, – попросил один из амбалов. – Мы на службе.

Тесня с боков, его доставили на второй этаж, где за столом с компьютером сидела самая обыкновенная секретарша, девчушка лет двадцати пяти – накрашенная, с распущенными волосами и, видно, бывалая. Она указала Климу на стул возле сейфа, забрала у амбалов дискету и все остальное – и молча нырнула за высокую стальную дверь.

Минуты через три вернулась. Приветливо улыбнулась Климу:

– Пожалуйста! Рашид Львович вас жцет.

Кабинет босса оказался просторным, как стадион, и был уставлен тяжелой офисной мебелью в духе семидесятых годов. К столу, за которым восседал хозяин, вела ковровая дорожка такого яркого первозданно зеленого цвета, что боязно было ступить. Рашид-борец не поднялся гостю навстречу и не пригласил сесть, вообще не сделал ни одного движения, лишь молча его разглядывал – и это продолжалось не меньше минуты. Клим стоял спокойно и тоже молчал, но смущенно покашлял в кулачок. Обыск у входа, вид латунного лица с вытаращенными, как бы заранее разъяренными зенками натолкнули его на мысль, что, пожалуй, Кныш может оказаться прав со своим дурным пророчеством. Он почувствовал себя неуютно, но страха не испытывал. Наконец хозяин открыл рот, но не для того, чтобы поприветствовать гостя.

– А ведь я, парень, не верю, что ты журналист, – сказал он таким тоном, будто поймал Клима на государственной измене.

– Я сам в этом иногда сомневаюсь, – добродушно согласился Клим.

Хозяин повертел в пальцах квадратную дискету.

– Продаешь вот это?

– Продаю.

– За сколько?

– От «лимона» любую половину.

– Неплохо, – в голосе владыки прозвучало одобрение. – И что тут у тебя написано?

– Может быть, вам лучше самому прослушать?

– Хорошо, сейчас прослушаем, – ткнул толстым пальцем в аппаратуру на столе. – Умеешь управляться с этими штуками?

– Конечно… Но сперва, Рашид Львович, разрешите один вопрос?

– Говори.

– Ваши громилы очистили у меня карманы – бумажник, часы, ключи от машины – это как понять? На сохранение, что ли, взяли?

– Перестарались, – усмехнулся босс. – На, забери.

Клим рассовал барахло по карманам, подошел к столу: компьютер, звукозаписывающие и передающие устройства, музыкальный агрегат – все новейших моделей, от лучших фирм. Не любит, ох, не любит дешевки пахан Рашид Бен-оглы. Клим зарядил дискету, пощелкал рычажками настройки, подал звук.

Хозяин дышал у него за спиной.

– Умеешь, да? А документов нету. Журналист – и никакого документа. Так не бывает. У них много документов.

– Обижаете, Рашид Львович, – Клим достал из нагрудного кармана пластиковое удостоверение: эмблема журнала «Огонек», специальный корреспондент, Альтшулер Рахим Иванович. Печать, дата. На немой вопрос Рашида Львовича ответил:

– Я ксиву в руке держал, когда шмонали. Она мне дороже денег.

– Ага, – кивнул Рашид Львович в некоторой растерянности. – Что-то не похож ты на Альтшулера.

– По отцу я хохол, – пояснил Клим. – Но в основном Альтшулер.

– Бывает, – согласился хозяин и вернул удостоверение. – Давай, заводи шарманку.

Клим нажал кнопку пуска. При первых обрывочных фразах, прозвучавших из динамика, Рашид-борец насторожился и окаменел. Латунное лицо заблестело словно в испарине. С особым вниманием прослушал то место, где стороны договаривались о цене за устранение «жирного борова». Запись шла минут десять. Клим успел выкурить сигарету, сочувственно поглядывая на пахана и сокрушенно качая головой: дескать, вот, владыка, водится же такая мразь на земле. Потом в чреве магнитофона что-то щелкнуло – и звук исчез, хотя какое-то шуршание еще доносилось и зеленокрасные огоньки перемигивались. Клим засуетился, воскликнул:

– Ой, что это такое?! – попытался заново наладить звук, но ничего не получилось. Развел руками: – Извините, Рашид Львович, похоже, какая-то техническая накладка.

– Не можешь опять включить?

– Вроде запись стерлась… Сам не пойму, в чем дело. Надо ехать за новой дискетой.

– Что там дальше было, помнишь?

– Очень много всего, досточтимый. Вплоть до конкретных имен.

Рашид-борец вернулся за свой стол, развалился на кожаном вертящемся стуле, вдавив его тушей в пол. Поманил пальцем Клима.

– В игрушки хочешь со мной играть?

– Рашид Львович! – Клим трагически воздел руки к небу, жалея, что в эту минуту его не видят Санек с Таиной. – Если бы это зависело только от меня, я отдал бы эту штуку бесплатно. Я же патриот, в конце концов, и понимаю: от таких, как вы, зависит будущее этой страны. Но поймите и вы меня. Я не один. Люди старались, добывая информацию, рисковали жизнью. Надо же их как-то вознаградить.

– Где купил рубаху? – неожиданно спросил Рашид.

– Вам понравилась? – Клим поправил галстук, расписанный красными гвоздиками по черному полю. – Жена одевает, она у меня модница.

Если бы Клим умел заглядывать в чужие души, то прикусил бы язычок, увидя, какой ад разверзся в душе бизнесмена и гуманиста. Восточные предки поднялись из мертвых со своими сверкающими кривыми клинками и требовали отмщения. Все переплелось в один узелок – похищение племянника, явление «синего», предсказанное колдуном, и, главное, гнусная измена Черного Тагира, которого он сразу узнал по голосу, потому что на этой неделе трижды разговаривал с ним по телефону. Удар был слишком неожиданен. С Тагиром его связывали давние деловые отношения и дружба, и, если между ними возникали проблемы, а это неизбежно при таком щекотливом и сложном деле, как дележка огромного покоренного города, они всегда решали их полюбовно, как говорят политики, находили обоюдовыгодный консенсус. Он не собирался враждовать с Тагиром, признавал в нем крупную личность, соратника и рассчитывал, что и дальше они пойдут рука об руку – в Сибирь, где пока медведь не валялся, на Дальний Восток, на Запад, через океан, – неосвоенных мест еще много, и без попутчиков все равно не обойтись. Больше того, на пару с Тагиром они вели переговоры с известными деятелями из крупных партий, и некоторым знаменитым демократам и реформаторам отстегнули по мешку монет на предвыборные кампании. И вот после всего этого Тагир… Черный Тагир… Что ни говори, кличку зря не дают – черное сердце, черные мысли, черная душа.

Рашид нажал кнопку на панели и, нагнувшись, буркнул в микрофон:

– Ахмета и Валерика ко мне!

Ничего в его тоне не было угрожающего, но у Клима сердце оборвалось.

Пришли Ахмет и Валерик – оба в пятнистой полевой форме, рослые, но Валерик постарше и в очках. Ахмет – обыкновенный волчок с черными усиками и волосатыми кулаками.

– Теперь, господин журналист, – усмехнулся Рашид, – скажу, как дальше будет. Ты тут шутки шутишь, но ведь я занятой человек. У меня времени нет на такие игры. Зато Ахмет с Валериком – специалисты. Они с тобой сейчас поработают немного, и тебе уже не захочется шутить. Помрешь не сразу, не надейся. Валерик врач, у него диплом, он не даст сразу помереть. Сперва кое-что расскажешь.

Какой он сделал знак, Клим не уловил, но в ту же секунду боковым ударом Ахмет сбил его со стула и наступил ногой на грудь. Положение, в котором он оказался, было очень унизительное, и он обратился к Рашиду с претензией:

– Рашид Львович, мы же культурные люди. Зачем эти первобытные приемы? Я и без побоев все скажу, что пожелаете.

Рашид распорядился:

– Валерик, отрежь ему ухо. Пусть у него будет один глаз и одно ухо. Так лучше.

Валерик открыл маленький кожаный чемодан, который принес с собой, и достал инструменты: щипчики, скальпель, а также пачку ваты. Вид у него был озабоченно-серьезный, как у всякого хирурга перед операцией.

– Клееночку бы постелить, – заметил он скрипучим голосом. – Насвинячим на ковре.

– Ничего, – успокоил Рашид. – Ковер старый, давно пора менять.

Если они блефовали, то вполне убедительно. Но они, к огорчению Клима, не блефовали. Врач Валерик набросал ему под голову газет, а Ахмет, выполнявший, видимо, роль медбрата, как-то ловко подломил руки под спину и коленом уперся в горло так, что сделай лишнее движение – и задохнешься. Потом Ахмет ухватил его руками за уши, а врач Валерик точным и быстрым взмахом сделал надрез по верхнему хрящику. Боль была такая, как если бы в висок вонзилась стрела. Клим завизжал, задергался – и ему удалось изогнуться и ногами захватить сидящего на нем Ахмета за шею, перевалить на пол. Держась рукой за кровоточащее, зудящее ухо, он с ужасом смотрел на Рашида, но тот словно забыл про него: с озабоченным лицом перебирал какие-то бумаги на столе. Валерик промокнул Климу шею ватой и раздраженно заметил: