Текст книги "Реквием по братве"

Автор книги: Анатолий Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

– Что же ты такой нервный, клиент? Работать мешаешь.

Ахмет, сидящий рядом на полу, тоже укорил:

– Вязать надо, да? Потерпеть не можешь? Всего один ухо.

Клим оценил их юмор, но ему было не до смеха.

– Рашид Львович! – натужно воззвал он. – Скажите хоть, чего вам надо? Я же не отказываюсь.

– Сам знаешь чего.

– Клянусь мамой, не знаю.

– Зачем пленку стер? Кто тебя послал?

– Как же иначе, Рашид Львович? Товар летучий – информация. Какая гарантия, что заплатите, если сразу отдать? Я же не хотел вас обидеть. Так все делают. Подстраховка.

– Рашиду не веришь, зачем к нему пришел?

Клим уже понял, что «хирурга» на него напустили скорее всего для острастки, на самом деле пока не собираются мочить, и немного расслабился.

– Вам лично верю как отцу родному, но ведь дельце щекотливое. Большие люди замешаны. Поневоле оробеешь.

– Давно этим занимаешься?

– От случая к случаю… Разрешите закурить, Рашид Львович.

Хозяин махнул рукой, и Ахмет с Валериком в четыре руки переместили его обратно на стул, при этом Ахмет не Удержался, ткнул локтем в печень, а Валерик шаловливо почесал ему скальпелем под подбородком.

– Ну, говори! – с латунного лица насмешливо щурились два черных перископа.

– О чем, досточтимый?

– Кто послал? С кем работаешь?

– А-а… У нас коллектив маленький, в сущности, редакционный. Иногда что-то появляется, что можно продать. А с этой дискетой… – Клим отвечал по инструкции, полученной от Таины, но, естественно, с вариациями. – У меня кореш работает на Тагира. В одном из его офисов. Вот он постарался. Он и цену назначил. Я лично, поверите или нет, хотел сразу к вам бежать, бесплатно отдать. Эго же беспредел! Куда мы катимся? Если на таких, как вы, замахиваются, на столпов общества… Тогда получается, как писал классик, все дозволено?

– Пол-лимона – не подавишься?

Клим смущенно потупился.

– Мне оу этих денег хорошо, если полтинник перепадет.

Рашид-борец уже принял решение. Оно было в пользу Клима. Этот лукавый русачок, понятно, многого не договаривал, вдобавок обосрался от страха, но, если подумать трезво, он действительно принес ценный товар и оказал ему, Рашиду, огромную услугу. Покушение, задуманное Тагиром, – это не шутка. Он мастер зачисток. У него самые лучшие профи в этой области, типа Кахи Эквадора. Не то чтобы Рашид-борец боялся смерти, но глупо погибать от подлой руки убийцы на взлете жизненного пути. А деньги что, деньги этот говорливый ублюдок отработает с лихвой. Далеко не унесет. И сам отработает, и вся его вонючая редакция. Или вернет их вместе с головой. Пол-лимона – это всего лишь куча бумаги, человек живет ради торжества справедливости.

Рашид отправил восвояси пыточных мастеров, несмотря на их робкие возражения. Врач Валерик с сожалением поглядывал на свой скальпель, его товарищ Ахмет взглядом пообещал Климу, что расстаются они ненадолго.

Когда остались одни, Рашид-борец благодушно сказал:

– Ты такой же «Огонек», да, Альтшулер, как я женщина? Только не ври больше.

– Пусть так, – ответил Клим. – Но ведь это к делу не относится, верно?

– Работать будешь на меня?

– Я давно на вас работаю, босс.

Рашид кинул ему через стол зажигалку.

– Вези дискету, получишь гонорар.

Клим прикурил, потрогал ухо, посылавшее в череп импульсы огня.

– Деньги при вас, Рашид Львович?

– Деньги, сынок, всегда при мне.

– Тогда чего ткнуть? Пошлите кого-нибудь на улицу. Там телефонная будка напротив офиса. Пусть пошарит под полочкой.

В глазах бека сверкнуло удивление.

– Уверен был, что заплачу?

– Я и сейчас не уверен, – вздохнул Клим. – Но у вас репутация. По Москве вы самый порядочный бизнесмен. Да и какой смысл меня убивать? В живом виде я вам еще пригожусь.

Клим понимал, что наступил момент истины, и если сейчас все обойдется, если главарь раскошелится и отпустит его с миром, пусть и с «хвостом», то после – ищи ветра в поле.

Рашид-борец еще мгновение разглядывал его, как муху на стекле, потом нажал кнопку на панели, распорядился в микрофон:

– Мусу ко мне! Срочно!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ТАИНА – БИЧ БОЖИЙ

ГЛАВА 1

Санек готов был ей прислуживать, да что там, к этому времени он готов был ей ноги мыть, но то, что она предложила, было попросту выше его понимания. Он не справится. Клим – другое дело. На худой конец – Кныш.

Таина сказала:

– Забудь, что ты бандит и Маньяк. Ты теперь совсем другой.

– Кто же я? – поинтересовался заинтригованный Санек.

– Ты теперь молодой писатель, автор гениального, но пока неизданного романа. Отец у тебя знаменитый ученый, погиб при аварии на атомной станции – это вечная боль вашей семьи, а матушка – известная актриса, но она сейчас в Голливуде.

– Тин, ты не чокнулась, нет?

Она залетела к нему на квартиру с утра, отперла дверь своим ключом и сейчас сидела у него в ногах. Он еще толком не проснулся и маялся с похмелья. Вчера капитально кутнули с Климушкой, к счастью, Санек вернулся домой один, без телки. Как чувствовал. Таина, возбужденная сверх меры, с каким-то прыгающим взглядом, сперва показалась ему продолжением только что снившегося про нее же похмельного сна. Но это был не сон. Она выпустила ему в нос струю дыма, и Санек обиженно чихнул.

– Я вышла наконец на Иноземцева, – счастливым тоном сообщила.

– Кто такой Иноземцев?

– О-о, Санечка… Это, может быть, главная сволочь среди всех сволочей в Москве. Покровитель всех авторитетов и к тому же – фаворит президента. Санечка, он прет к власти как танк.

Когда Таина была в таком настроении и заговаривала о политике, у Санька всегда возникало опасение, что бедняжка не в себе. Но как судить женщину, которую любишь?

– Нам-то какое до него дело?

– Представь себе, Маньяша, есть дело. Он уже десять лет наверху – награбил, скоро пузо развяжется. Миллионер сучий.

– Олигарх, что ли? – Санек тоже иногда почитывает газетки и смотрит телек.

– Что-то вроде того, но это неважно… Ты об этом не думай. Мы сегодня с тобой пойдем на презентацию его книги, она называется «Из Нижнего Новгорода в Москву». Кстати, ты должен ее прочитать. Не бойся, она тоненькая. Вот, смотри…

– Интересная?

– Очень. Исповедь, где нет ни словечка правды. Ни единого. Поверь, Санечка, на такое способны немногие. Конечно, он не сам ее писал, но все равно – труд примечательный.

Оттого, что девушка сидела, прижавшись боком к его полусогнутым коленям, Санька охватила некая мечтательность – и похмельную хмарь выдуло из башки.

– А мне зачем на эту презентацию?

Таина объяснила. Иноземцев человек занятой, и если заглянет, то только на минуту. Гостей будет принимать его супруга Люсьен Ивановна, она всегда этим занимается – ведет приемы, дает интервью, выступает по телевидению, иными словами, создает привлекательный общественный имидж муженьку, и это, надо признать, ей отлично удается. Дамочка хваткая, пробивная, при этом умеет изображать из себя чуть ли не монашку. Вечно крутится с какими-то благотворительными акциями, открыла два приюта для беспризорных детей, посылает эшелоны с гуманитарной помощью куда только можно. Естественно, все за счет бюджета. Говорят, за три-четыре года, пока ее благоверный в фаворе у Государя, Люсьен наклала себе на заграничные счета около двухсот миллионов долларов. То есть у нас шепчутся, а на Западе пишут в открытую. У Люсьен Ивановны всего лишь одна простительная человеческая слабость: на передок. Сегодня Таина представит ей Санька, и он сам в этом убедится.

– Чего?

– Да, Санечка, ты с ней познакомишься, по-быстрому ее оттрахаешь, войдешь в доверие и станешь другом семьи. Вот и все дела. А Люсьен Ивановна поможет тебе издать гениальный роман. Она же меценатка.

– Какой роман?

– Перестань, не строй из себя идиота. Повторяю, ты непризнанный гений… Кстати, Санечка, надеюсь, у тебя с этим все в порядке?

– С чем?

– Люсьен Ивановна – женщина требовательная в любви. Придется постараться, чтобы ее удовлетворить.

Санек потянулся за сигаретами, но на тумбочке их не обнаружил. Пожаловался:

– Чего-то голова кружится. Пойдем на кухню, кофейку попьем.

Таина сама приготовила завтрак. Достала из холодильника колбасу, сыр, масло, порезала хлеб. Чувствовала себя хозяйкой. Санек следил за ней со смешанным чувством тоски и удачи. Если бы она поселилась здесь ненадолго, осмотрелась… Но это пустые мечты. Он догадывался, что, кроме банды, где рыжая верховодила, у нее есть и другой круг общения, где она своя и все ей свои, и туда братве хода нету.

– Почему я, а не Клим хотя бы? – спросил он. – У него язык лучше подвешен. И рожа красивше.

Таина отпила кофе, поморщилась. Щелкнула зажигалкой. Санек уже давно дымил, на бутерброды даже не взглянул.

– Клим чересчур интеллигентный, таких у нее полно. Люсьен Ивановну тянет на натюрель. И потом – он какой-то постоянно увечный. Этот стеклянный глаз… И ухо надорвано. Люсьен Ивановна может насторожиться.

Санек заступился за друга:

– На работе пострадал, не на гулянке… А я, выходит, неинтеллигентный? Дикий, да?

– Маньяша, ну что ты, – девушка ласково прикоснулась пальцами к его щеке. – Ты тоже интеллигентный, но в тебе мужицкого больше, почвенного. Это для Люсьен самый смак. Да ты чего, Сань? Она же красивая телка, молодая. Сорока нет. Оттого и бесится. Муж ее не обеспечивает.

– Импотент, что ли?

– Он сейчас на мальчиков переучивается, по «голубым» тусовкам ходит… Подстраховывается. Государь не вечен и капризен. Сегодня любит, завтра – на свалку. Куда деваться?

Санек прикурил от одной сигареты вторую.

– Зачем тебе Иноземцев? Мало других баранов?

В изумительных темно-синих очах зажегся зловещий огонек.

– Не спрашивай, чего не понимаешь, ладно, Санечка?

Санек отвернулся, достал с полки початую бутылку водки.

– Эй! – насторожилась Таина – Не наберешься до вечера?

– Я не алкаш…

Не поднимая глаз, наплескал в стакан грамм сто, выпил, пожевал колбаски. Вот так всегда с ней: сперва все вроде нормально, смеется, шутит, дразнит – девка как девка. И вдруг что-то накатит, зацепится за какое-то слово – и так глянет, хоть плачь. Как на таракана. Будто она с другой планеты, а он – самец с хвостом. Кныш говорил: принцесса. Хороша принцесса с «вальтером» в сумочке! И где, в каком царстве она царствовала, когда не занималась очередной бандитской проделкой? В прошлое к себе, как и в настоящее, она никого не пускала. Санька уж точно не пускала. Он иногда, в добрую минуту, заикался: дескать, где ты, солнышко, живешь на самом деле? да кто твои родители? – и натыкался на этот презрительно-колющий взгляд. На телеке она иногда мелькала, но Санек в этом сомневался. Она ли? Клим тоже сомневался: не двойник ли? У Бореньки Интернета, ласкового теленка, вообразившего себя суперменом, была такая оригинальная версия. Он полагал, что рядом с ними существует виртуальный мир, созданный технотронной цивилизацией на бессознательном уровне, полная копия нашего реального мира. И мы, как болванчики, то и дело, не сознавая, вслепую, перешагиваем из одного мира в другой. Вот и Тинка появляется то бандиткой, то телезвездой. Интернет не видел в этом ничего особенного и доказывал, что лет через двадцать, когда наладят клонирование человека на конвейерной основе, этих миров образуется не меньше десяти, и у каждого из землян будет столько же воплощений. Кныш, который опекал Интернета, как заботливый дядюшка, во всем ему поддакивал, и Санек готов был поверить, что это не бред, или, во всяком случае, не полный бред. Клим цинично над ними посмеивался. Он был доволен, что под водительством рыжей они так мощно рубят бабки и наконец-то зажили на широкую ногу, на все остальное ему наплевать. Или он делал вид, что наплевать.

– Ты слышал про Тагира? – спросила Таина, прервав затянувшуюся паузу.

– Нет.

– Из гранатомета в него пульнули, когда из банка выходил.

– Ну да?

– Вот так, Санечка… А ты говоришь, зачем тебе Иноземцев? Всю нечисть к стенке поставим и мошну их порастрясем. Разве не весело? А ты вроде скучаешь.

– Я не скучаю, Тина, но зачем тебе все это? Ради бабок, я понимаю, но Тагир тебе что сделал плохого? Он же тебе дорогу не перебегал.

Потухли ее глаза. Поглядела на него с сожалением:

– Эх, Санечка, какой же ты еще пенек пеньком! – и тут же, как всегда с ней бывало, быстро начала собираться. Оставила ему книжку с золотым тиснением: «Из Нижнего Новгорода в Москву». На прощание звонко чмокнула в щеку.

– В шесть часов заеду. Форма одежды – полевая. Не пей больше, пожалуйста. Люсьен вечером угостит.

Когда уехала, улегся обратно в постель, открыл книгу. Попробовал читать, но не смог. От всех страниц тянуло блевотиной, но ведь кто-то же это читает, если книжка вышла. Долго разглядывал титульный портрет Иноземцева – хорош барин! Рожа хитрая, мясистая, как у борова. Такому с колуном стоять на большой дороге, а он вон куда забрался, на самый верх. Сколько же их там нынче окопалось, будто на захваченной территории? Дубы дубами, но правят, охмуряют. Санек политикой не интересовался, еще чего, он же не электорат, но и слепым не был, видел: народишко обнищал до крайности, и вся страна исполосована на лоскуты – скоро ничего не останется. Ничего пригодного для дальнейшей дележки. А этот жирный на портрете – один из тех, кому пофартило, кто среди первых уселся у пировального стола с огромной ложкой.

Санек не испытывал зла к победителям и не жалел побежденных. Обо всем происходящем судил примерно так: силой никто никого никуда не тянул. В коммунизм, может, гнали пинками, этого он не застал, а на рынок все поперлись добровольно, стадом, давя друг друга. Пирамиды, банки, акции, приватизация, доллар и прочее – людишки буквально ошалели от нахлынувшей благодати. Кого же теперь винить? И в избирательные урны бодро бросали бюллетени, выбирая себе в поводыри волков. Разинули пасть на халяву, а ее на всех не хватило. Чего же теперь скулить? Санек тоже свою жизнь сам не выбирал, его мальчишкой ткнули носом в эту помойку, не спросили, нравится ему или нет, посоветовали: радуйся, сволочь, пока живой. Вот он и вертится изо всех сил, чтобы только не затоптали. Ничего, он доволен, все нормально. Спасибо, что младенцем не урыли, дали чуток подрасти. Спасибо, что на солнышке погрелся, водку пил, телок трахал вволю. Чего еще надо? Он знал, что будет дальше. На одном из поворотов, на бегу срежут пулей или ножом, и он спокойно, без соплей, ляжет в гроб. Спасибо и за то, если завалят без лишних мучений. И при чем тут, дорогая подружка, господин Иноземцев с его вонючей книжонкой? Где он, и где Санек с братвой? Они расположились на разных полюсах – и ни при каких условиях вместе им не сойтись. Ан нет. Таина думала иначе.

С ее появлением поселилась в сердце Санька странная, тягучая тоска, какой прежде не ведал. Ее азарт, нетерпение, ее несказанная женская прелесть словно манили куда-то в иные края, где он никогда не был и не чаял побывать. Что это – наваждение или любовь? Таина была сумасшедшая, спятившая от какой-то, наверное, детской обиды, это понятно, но почему она забрала над ним такую власть? И не только над ним. Что увидел в рыжей насмешнице умненький Боренька Интернет, банкирский сыночек? Да что там Боренька, он за любой женской титькой вприпрыжку побежит… А Кныш? Этого на мякине не проведешь. На баб у него взгляд укоризненный. И что же? Бурчит чего-то, качает права, а на самом деле по одному движению наманикю-ренного пальчика готов прыгнуть в огонь. И прыгнет, если пошлет. И Клим прыгнет. А сколько еще мужичков, молодых и старых, копошатся, попискивая, под ее розовой пяткой?

Санек страдал оттого, что понимал: даже если удастся заманить ее в постель, ничего не изменится. Он так и будет снизу вверх заглядывать в сумрачные, иссиня-черные глаза, жадно ловить вспыхивающую, как гроза, ослепительную улыбку одобрения… Положа книжку на пузо, Санек задремал – и во сне опять встретился со своей любовью. Таина обняла его голову, прижала к теплой груди и прошептала в ухо: «Не дрейфь, Санечка! Тряханем эту гадину так, что из нее перья посыпятся!..»

Полевая форма – это толстый свитер, кожаная куртка и джинсы, но Санек не один тут был такой. Среди множества приличных господ в строгих костюмах и прекрасных дам в изысканных вечерних платьях, усыпанных драгоценностями, попадались персонажи вроде паренька с золотыми серьгами в обеих ноздрях, одетого в какое-то подобие женской ночной рубашки с кружевами. Они с Таиной опоздали часа на полтора, официальная часть уже закончилась, и в большом зале, среди накрытых столов царила непринужденная атмосфера на грани группового перепоя. Мелькали знакомые лица – кинозвезды, рок-певцы, депутаты, криминальные авторитеты, правительственные чиновники, не слезающие с экранов телевизора, – но Таина не дала ему толком оглядеться. Силком оттащила от стола, едва он успел хлопнуть пару рюмок и еще дожевывал кусок осетрины, и подвела к высокой, крупнотелой блондинке с белым кукольным личиком, с наивными, как у Мальвины, огромными голубыми глазами. Блондинка стояла в тесном кольце мужчин, преимущественно пожилого и среднего возраста. Увидев Таину, сделала пластичный рывок ей навстречу, выходя из мужского окружения.

– О Боже, Тинуся, ну где ты пропадаешь?! – жеманно залепетала, расцеловав в обе щеки. – Ты же пропустила самое главное. Ты не слышала Чирика. О-о, это было нечто!

– Подумаешь, Чирик, – отмахнулась Таина, светясь ответной радостной улыбкой. – Лучше погляди, кого я привела. Вот Саня Чубукин, помнишь, я рассказывала? Наш маленький гений. Прошу любить и жаловать.

Блондинка перевела на Санька лунный взгляд и протянула ему руку, которую он крепко пожал, предварительно обтерев свою о штаны. Нагло глядя ей в глаза, процедил:

– Очень приятно, мадам!

– Ох, ну и силища у вас, молодой человек, – засмеялась Люсьен Ивановна, тряся как бы раздавленной розовой пухлой ладошкой.

– Извините, – ухмыльнулся Санек. Дамочка ему понравилась, чем-то напомнила покойную Галку Скокину, которая тоже в отношениях с мужчинами не берегла себя и кончала от одного прикосновения, хотя бы и в автобусе. Конечно, по сравнению с этой разнаряженной щукой из бомонда Галочка была разве что мелкой плотвичкой.

Свита Люсьен Ивановны придвинулась ближе и недовольно гудела, но пялились они все не на хозяйку салона, а на рыжую Таину, гляделками раздевая ее донага. Санек, прикинув, сколько их тут охотников до свежего мясца, мрачно подумал, что надо было прихватить с собой на презентацию парочку фанат.

Люсьен Ивановна застенчиво спросила:

– Это правда, Саша? Вы писатель?

Санек ткнул пальцем в подружку.

– Она так считает. А я пишу для души, никому не показываю.

– Мне, надеюсь, покажете?

– Покажет, покажет, – вступила Таина. – Он только с виду такой грозный. В опытных женских руках, дорогая Люсьен, он мягче воска, – и, посерьезнев, добавила: – Вы же знаете, как трудно в наше время пробиться истинному таланту да еще вот с такой славянской мордочкой. Увы! – и пояснила уже Саньку: – Люсьен Ивановна возглавляет фонд помощи молодым художникам. Под патронажем самого президента.

– О, да, – подтвердила супруга фаворита. – Наш дорогой президент чрезвычайно озабочен положением с культурой. Ее как-то незаметно перестали финансировать, а ведь без культуры россиянин окончательно одичает, вы согласны, юноша?

– Куда же дальше дичать, – хмуро отозвался Санек.

– Любопытно, очень любопытно, – загорелась Люсьен Ивановна и как бы машинально ухватила Санька за плечо, наслав на него облако французских ароматов. – Мнение самих художников для нас исключительно важно…

Продолжая беседу, Люсьен Ивановна ненавязчиво увлекла его к отдельному столику, огороженному от зала расписной ширмой. Таина, подмигнув ему на прощание, исчезла, и мужицкая свита, повинуясь какому-то знаку, тоже отстала, отступила – в шумном зале они остались одни.

Стол накрыт с претензией – розы в хрустальной вазе, пять свечей, множество закусок и питья. Однако Санек чувствовал себя не в своей тарелке. Не его это все, чужое – богатая тусовка, мерцание хрусталя, лики государственных деятелей вперемежку с блатными харями, ломящиеся от халявной жратвы столы и эта элитная потаскуха с васильковыми глазами, бесящаяся с жиру. Век бы сюда не заглядывал, но если рыжая колдунья надумала, ее не переломишь.

– Ничего, если я буду просто называть вас Сашей? – вкрадчиво спросила Люсьен Ивановна.

– Ничего, Люсь, называй как хочешь… Тебе чего налить?

– Того же, что и себе.

– Я водку пью.

– Тогда и мне водки, – красавица бесшабашно махнула рукой. Санек не знал, чего уж такого особенного наплела ей про него Таина, может, сказала, что он двужильный, но в голубых плошках Люсьен Ивановны все явственнее проблескивал огонек нетерпения, словно она недоумевала, почему он медлит. Интересно, сколько ей надо? Он свои возможности оценивал трезво. Часа два-три он ее, конечно, погоняет, но не больше. Он же не эфиоп, который ничем другим заниматься не может. Говорят, у всех чернокожих повальный сухостой, сутками с бабы не слезают. Кто-то ему даже объяснял про особенное устройство ихнего мужицкого приспособления. Будто оно всегда наготове, как у племенного жеребца. Может, врут? Санек не проверял.

Люсьен Ивановна аккуратно опрокинула рюмку, двусмысленно облизала губы, не сводя с него красноречивого взгляда. В расстройстве Санек маханул чуть ли не полный стакан.

– Много можешь выпить, да, Саша?

– Сколько нальют, столько и выпью.

Красавица, улыбаясь, накрыла его руку пухлой ладошкой.

– Настоящий мужчина, да?

– Зависит от закуси, – уточнил Санек.

– Ах, вот оно что! – с лукавой гримасой Люсьен Ивановна наложила на фарфоровое блюдо всего понемногу – ветчины, икры, маринованных мелких огурчиков, красной рыбы, салата, холодечика, красной капусты, буженины, глазастых мидий, сверху опрыснула рубиновым гранатовым соусом, – живописная гора получилась, любо-дорого посмотреть.

– Кушай, Саша, набирайся сил.

Он не стал привередничать, взял вилку, начал методично отправлять в пасть кусок за куском. Жевал сосредоточенно, угрюмо, пару раз солидно отрыгнул. Промежду делом осушил еще грамм двести. Чувствовал, как тоска помаленьку уходит прочь.

Супруга Иноземцева следила за ним с восхищением.

– Саша, ты же настоящий зверюга.

– Люблю поесть, чего скрывать. Особенно на халяву.

– Пожалуйста, расскажи о своем романе.

Вопрос застал его врасплох, хотя Таина научила, как держаться, если речь зайдет о творчестве.

– Чего говорить… будет охота, сама почитаешь.

– Никогда бы не подумала, что ты писатель.

– Почему?

Люсьен Ивановна смутилась.

– Ну, во-первых, такой молоденький… Тебе сколько лет?

– При чем тут это… – Санек вспомнил наставление. – Шолохов моложе меня был. И Лермонтов тоже. Дело же не в возрасте.

– А в чем?

– В таланте, – отрубил Санек. – Или он есть, или нет.

– У тебя он есть?

– Да уж надеюсь.

Люсьен Ивановна поплыла, он хорошо знал это полусонное выражение в женских очах.

– Мне нравится, что ты такой откровенный, даже грубый. Признаюсь, Саша, мне так надоели все эти ломаные, лощеные светские хлыщи… У тебя много было женщин?

– Было несколько штук… Под водочку – самое оно.

– Саша, ты говоришь об этом, как… Разве можно сравнивать?.. Любовь – это высокое чувство. Разве нет?

Санек уже наелся, напился и решил, что больше ждать нечего, все равно ничего хорошего не дождешься.

– Люсь, чего хочу предложить.

– Да, Саша? – голубые очи пылали все ярче.

’ – Давай слиняем из этого бардака.

– Куда?

– Можно ко мне или к тебе. Куда хочешь.

Не отказалась, не загородилась возмущенно руками. В глазах установилось заторможенное, остолбенелое выражение, смысл которого Саньку был понятен. Женщина прислушивалась к себе. Кокетливо прощебетала:

– Конечно, я бы с удовольствием посмотрела, как живут молодые гении, но ведь это не очень удобно. Как мы уйдем? Я же здесь хозяйка.

– Никто внимания не обратит. Все уже ужрались.

– Боже мой, – она опять плотоядно облизнулась, поднесла к губам рюмку. – Как мне нравится с тобой разговаривать. Откуда ты такой взялся?

Он припомнил наставления Таины: особенно не напрягайся, но чем будешь дебилистее, тем лучше. Она любит, чтобы портянками подванивало.

– Я простой парень, Люсьен Ивановна, – сказал он, набычась. – Может, мне тоже культурки не хватает, зато у меня есть красивая мечта.

– Какая, Саша?

– А вот такую классную телку, как ты, хоть разок в руках подержать.

– Сашка, ты пошляк! – не выдержала, расхохоталась: алый язычок так и выныривал изо рта, как жало. Она еще колебалась, но внутренне уже настроилась на маленькую, лихую авантюру. Что ж, он свои бабки у Таины честно отрабатывает.

– Я всегда чего думаю, то и говорю.

– Но как же мы выйдем, дурачок? Вокруг столько глаз.

– Я тебя на улице подожду. У меня тачка возле спортивного шопа. Белый «жигуль»-пикап.

– Как же ты в таком виде сядешь за руль?

– О, правильно, – спохватился Санек. – Винца надо с собой прихватить. И чего-нибудь на закусь. У меня в хате шаром покати.

– Ты сумасшедший – и меня подбиваешь на преступление.

– Брось, Люсьен… Охота тебе с этим дерьмом целый вечер тусоваться? Скука смертная.

– Что ты такое говоришь? – удивилась и надулась. – Какое же это дерьмо? Посмотри, сколько знаменитостей… Саша, это же сливки общества! Ну, ты даешь!

– Сливки? Да у твоих гостей у каждого на лбу по десятку статей из уголовного кодекса.

– Извини, Саша, ты рассуждаешь как самый последний обыватель. Хуже того, как коммунист. Про эти якобы уголовные статьи они как раз и пишут в своих мерзких газетенках, не могут простить. Как не стыдно, Саша! Ты же писатель, интеллигент.

Она порозовела, начинала злиться, это было Саньку ни к чему, но сразу остановиться он не смог.

– При чем тут коммуняки? Ты телек, что ли, не смотришь? Скоро все твои тусовщики сядут на нары. Вместе с президентом. И правильно. Какой-нибудь мужичок с голодухи ломанет ларек, ему тут же десятерик отвесят на полную катушку. А эти всю страну в карман сунули – и вроде ни при чем.

– Ах, даже так? – в ее голосе хрустнул лед, глаза потемнели, и Санек понял, что перегнул палку, мимо дела завелся. Дал задний ход.

– Да ладно, Люсь, шуток, что ли, не понимаешь? Туфта все это.

– Не так уж ты прост, молодое дарование.

– Ладно, проехали… Так мотаем отсюда или нет?

Думал, теперь наверняка откажется, испортил песню, дурак, но Люсьен Ивановна, о чем-то глубоко задумавшись, вдруг стряхнула с себя оцепенение, как тушь с ресниц. Расцвела в прежней, манящей улыбке.

– Что ж, так даже интереснее…

Он не понял, что она имеет в виду.

– Значит, едем, Люсь?

– А охрана? Что им скажу? Муж не разрешает одной на улицу выходить.

– Пошли их на хрен вместе с мужем. Ты же не рабыня. Имеешь право маленько оттянуться.

Она смотрела на него чуть ли не влюбленными глазами.

– Ты всегда такой нахрапистый?

– У меня, когда женщина нравится, все тормоза заклинивает. Сам собой не владею.

– Часто это бывает?

– Раз в неделю обязательно. Но такого, как сегодня, еще не было.

– Я же старовата для тебя?

Вместо ответа он достал из кармана пластиковый пакет, развернул и начал засовывать туда бутылки. Пару тарелок с копченостями упаковал в салфетки – и тоже туда.

– Что ты делаешь, Саша?

– Говорю же, холодильник пустой.

Прежде чем уйти, наклонился и поцеловал ее в губы, слегка прикусив. Мгновенно почувствовал мощную встречную конвульсию. Точно, Галка Скокина. Та от поцелуя заводилась с пол-оборота. Где-то она теперь, бедняжка?

– Миленький, покажи мне свой роман, – капризно попросила Люсьен Ивановна среди ночи.

Санек лежал навзничь, выжатый как лимон, высосанный и распятый. Чего она только с ним не вытворяла за эту ночь, у него сил не осталось сигарету прикурить, зато Люсьен Ивановна – свежая, радостная, как утренний мотылек, и сна ни в одном глазу.

– Какой тебе роман, спятила совсем? Давай покемарим полчасика.

– Ах, утомился бедненький! Так уж старался, теперь ему хочется баиньки. Но нельзя баиньки, мне ехать пора.

На улице ее ждали два джипа с головорезами, так и торчали всю ночь под окнами.

– Ну, дай я прочитаю хоть пару страниц.

– К чему такая спешка?

– Дурачок мой миленький, я же сгорю от любопытства. Что ты там в своей книжечке написал?

– Рукопись у стариков, понятно тебе?

– Почему ты сердишься, Саша?

– Спать не даешь, а я на режиме.

– На каком режиме, драгоценный мой?

– На спортивном… И не сюсюкай, тебе не подходит. Держись построже.

– Так ты еще и спортсмен, скажите пожалуйста… То-то я смотрю… Хорошо, хорошо, отдыхай, я не мешаю… Но как же так, Саша?

– Что?

– Неужто на посошок еще разик не попробуем? – игриво, острым ногтем прочертила на нем линию – от плеча до пупка. – Напоследок слаще всего.

Санек жалобно заморгал.

– Люся, умоляю тебя!

– Не бойся, родненький, у тебя получится, – она уже придвинулась к нему, возбужденно лепетала: – Ничего, ничего, я помогу, не шевелись, лежи спокойно, я сама тебя изнасилую…

Самолюбие не позволило ему уклониться и – невероятно! – у него действительно получилось, но под конец все же опозорился: на ее чудовищном вопле, будто ее пронзили насквозь, вырубился, как младенец, буквально ушел в бес-сознанку.

Очнулся – один в квартире и в постели один. Солнце желтым глазом осветило штору. Значит, время к полудню. По тыкве будто катком проехали. А ведь выпил за вчера немного, не больше литра. Да еще при такой жратве.

Сходил в ванную, в туалет, заглянул на кухню, проверил, не затаилась ли где-нибудь Люсьен Ивановна. Нет, исчезла. И записочки не оставила. Фу ты, черт! Куда ты смотришь, Саня? Протри зенки-то. На холодильнике, на белой эмали, крупно алели семь цифр, выведенные, наверное, бруском французской помады, – номер телефона. Любовный поклон.

Он сидел напротив холодильника и тупо, бессмысленно улыбался. Из заторможенности его вывел резкий телефонный звонок. Снял трубку. Таина.

– Привет, любовничек. Докладывай.

– Задание выполнено, гражданин начальник. Ежели по совести, ей нужно пять Саньков. Одного мало.

– Ничего, справишься как-нибудь, – засмеялась предводительша – и сразу отключилась.