Текст книги "Не бросайте бескрылок (СИ)"

Автор книги: Анатолий Силин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

И выпившим на службе Рудакова никто и никогда не видел.

– Скажите откровенно, – говорил он на планерках, если речь заходила о пьянстве, – кому и в чем помогла водка? Ну, назовите хотя бы один положительный пример. – Сотрудники спорили, что-то вроде вспоминали, но в итоге приходили к мнению, что от водки больше вреда и неприятностей, чем пользы. Рудакова не то чтобы боялись, нет, его не боялись, но... побаивались. Обмануть или схитрить перед ним было делом дохлым. Да на это и язык не поворачивался. А сам говорил так, что сказанное потом будешь долго-долго помнить. И любимый его постулат – что в оперативной работе надо больше рассчитывать на самого себя: на свою голову, свои руки и ноги.

...Закругляясь, Рудаков невесело подытожил, что раскрываемость в первом квартале будет хуже прошлогодней, и что каждому есть над чем подумать. Спросил у Жихарева, будет ли что говорить, но тот отказался.

– Тогда все, кроме Шилова и Никитина свободны, – объявил Рудаков. Кабинет опустел: но остались еще и Жихарев с Митрохиной: с ними, видимо, было обговорено заранее.

Никитин почесал пальцами лоб. "Значит, Шилов не отчитывался? Что ж, это даже лучше: сказать есть что, вчера не зря помотался. Шилов подвинулся к Никитину и, недовольно посмотрев на него, покачал головой.

– Ведь просил же вчера не опаздывать, – сказал негромко, но с упреком. – На целый час – уму непостижимо! Где пропадал?

– Не на час, – тихо ответил Сергей и поджал губы.

Шилов посмотрел на него, будто первый раз увидел.

– Какая разница: сорок минут или час! Опоздал и меня подвел. Неужели непонятно?

– Были причины, потом объясню, – процедил Сергей.

– Вы чего там перешептываетесь? – подал голос Рудаков. – Ну-ка садитесь поближе. – Давайте не терять время. Начинай, Шилов. Хотя нет, погоди, позволь в начале кое в чем разобраться. – Рудаков вышел из-за стола, и сердце у Сергея екнуло: "Ну вот и допрос начинается: что, да почему? Ладно, скажу как было. Рудаков вранья не переносит".

В своих предчувствиях Никитин не ошибся. Подойдя к нему, Рудаков как всегда спокойно, даже слишком спокойно спросил:

– Вы почему, товарищ лейтенант, заставляете себя ждать? Или для вас опоздание на рабочее совещание не столь существенно? Тогда прошу извинить, что начали в ваше отсутствие.

Никитин встал и виновато опустил голову. Лицо покраснело, будто из парилки выскочил.

– Прошу извинить, товарищ майор, но заболела девушка, с которой я, ну-у как бы поточнее... Мы с ней, в общем, дружим! Заехал вечером навестить и не подрассчитал со временем, а утром не услышал будильника. Говорю как было, без брехни, можете проверить.

Понурив голову, Никитин то краснел, то бледнел, обещал, что впредь подобное не повторится. Но его неожиданно поддержали Митрохина и Шилов.

– Если девушка заболела, то причина опоздания уважительная. – Светлана Михайловна улыбнулась, и ох как Сергей был в тот миг ей благодарен! Да и Шилов заметил, что Никитин раньше на совещания никогда не опаздывал и это у него впервые. Не стал наставник при всех катить на подчиненного бочку.

– Ладно-ладно, тоже мне защитники нашлись! Я не хуже вашего в сердечных делах разбираюсь. – Рудаков таким взглядом посмотрел на Светлану Михайловну, что... – Но есть же, в конце концов, обычный человеческий порядок! Можно позвонить, предупредить, – Рудаков покачал головой, – учти, Никитин, и будь впредь более организованным, не дело это.

Сев за стол, посмотрел на Сергея уже мягче.

– Ну а с Мошневой удалось побеседовать? Шилов говорил, вы с ней должны были вчера встретиться? Почему она в розыск на дочь не подает?

– Никак нет, товарищ майор, побеседовать не удалось. Дверь не открыла и заявила, что больна, – по-военному отчеканил Сергей.

– На болезнь, значит, сослалась?

– Да, и голос был больной – хриплый такой, колючий.

– И что бы это значило?

Передернув плечами, Никитин предположил:

– Может, чем недовольна, а может, и в самом деле больна! Да еще, кстати, сказала, что писать ничего не будет.

– Чем еще занимались?

– После обеда встречался с любовником Сунцовой. Некто Ершов, работает водителем в городском тресте по саночистке. Подруга Сунцовой говорила, что якобы это самый последний Тамарин кавалер, по которому та прямо-таки сохла. Поговорил с ним, объяснил что к чему. Ершов сообщил, что Тамара с матерью жили как на ножах, а однажды мать даже топором дочери угрожала, но вроде обошлось. И на завод Мошнева приходила на дочь жаловаться, это сотрудники сказали.

– Значит, топором угрожала? А за что? – заинтересовался Жихарев.

– Тамара, со слов Ершова, свою мать постоянно злила: приходила домой и рассказывала ей, как занималась любовью с кавалерами. Старуха из себя выходила, а дочка смеялась, дурачилась. Вот и довела мать.

– При осмотре квартиры надо все проверить, – заметил Рудаков. – Думаю, не случайно Мошнева Никитину не открыла. Видно, что-то задумала или скрывает.

– У вас все или еще что есть? – спросил Рудаков.

– Нет, пока все, – ответил Никитин.

– Послушаем Шилова, а то получается – слово предоставил, а высказаться не дал. Тем более, подшефный неплохо поработал.

– А случай с топором меня заинтересовал, – сказал Жихарев, качнув головой Никитину.

Шилов стал развивать версию о возможной причастности к убийству Тамары ее матери, раскладывая факты по полочкам: дочь пропала, а бабка насчет ее розыска не обращалась и не обращается; операцию дочери делали, а мать данный факт почему-то скрыла; между собой они постоянно враждовали, доходило до драк, и вот даже случай с топором. В то же время версии о причастности к убийству Сунцовой кого-то из ее любовников, мужа и соседа Бородулина подтверждения не нашли. Повторная экспертиза остатков газет, в которые был завернут торс убитой, показала, что газеты адресованы не Бородулину, а Мошневой. Именно она полгода назад подписалась на областную газету "Маяк Придонья".

– Вы ничего об этом раньше не говорили, – перебил Шилова Жихарев. – Почему?

– Прошу извинить, но только сегодня стали известны окончательные данные криминалистической и почерковедческой экспертиз. – Шилов посмотрел на Никитина: мол, тебе это тоже в новинку. – А еще я встретился с почтальоншей, и та заявила, что номера квартир на газетах писала только карандашом. В первом случае, если помните, номер квартиры был написан чернилами.

– И какой же из всего делаете вывод? – спросил Жихарев и, сняв очки, посмотрел на Шилова.

– Дело деликатное, даже слишком, и нам нужно быть абсолютно уверенными в своей правоте. Улик вроде достаточно, но их не мешает подкрепить. Мой разум, кстати, тоже не воспринимает, как это мать и убила родную дочь! И где и как это свершилось, ведь дома постоянно находился мальчишка, а он же не грудной ребенок? Может, на время Мошнева его куда-то отправила или еще что. Ситуацию несомненно прояснит осмотр квартиры, и его надо провести как можно быстрее. Нам нужны веские доказательства.

– У меня предложение, – подала голос молчавшая до того Митрохина.

Рудаков кивнул.

– Пожалуйста.

– Мальчика на время следует изолировать от Мошневой и постараться разговорить. Думаю, от него можно получить нужную информацию. По вашему заданию, товарищ майор, – Митрохина посмотрела на Рудакова, – я уже побывала в школе и узнала, что Роман в школу ходить перестал, что он способный и неплохо рисует. У классного руководителя есть несколько его рисунков: один мне, как бывшему учителю рисования, даже понравился.

– И что за рисунок? – улыбнулся Рудаков.

– На нем изображен мальчик и две грызущиеся между собой собаки.

– А не выразил ли этим Роман семейные неурядицы, свары, ругань? – предположил Жихарев.

– Вполне вероятно, рисунок неплохо воспринимается психологически.

– Так какое же, Светлана Михайловна, у вас предложение?

– Можно организовать в школе выставку детского рисунка, привлечь Романа, а заодно и его отца. Насколько мне известно, Роман к нему хорошо относится.

– Мысль неплохая, только не следует затягивать и без лишней трескотни, – кивнул Рудаков.

– А к разговору обязательно привлечь педагога, причем авторитетного и, естественно, в нашем присутствии, – продолжил Жихарев.

– Я уже об этом думала. Такой авторитет у Романа есть – учитель рисования. Надо подумать, как провести саму беседу, чтобы не испортить все.

Сергей с интересом слушал Митрохину. Со слов Шилова знал, что Светлана Михайловна воспитывалась в интернате и для нее судьба трудного ребенка не пустой звук, потому как сама в детстве хлебнула немало горя. Потому и работа с трудными подростками у нее лучше других получается. Не ошибся Рудаков, перетянув ее из школы в милицию. С ребятами должен работать именно такой человек, а не верхогляд какой-нибудь, выросший в тепличных условиях: фальшь дети различают сразу, и верят они тем, кто их любит.

– Значит, с выставкой определились, – подытожил Рудаков. – Кого надо в помощь – привлекайте, Светлана Михайловна. Шилов или Никитин, к примеру, могли бы с отцом Романа переговорить. Главное – не тянуть и Мошневу не спугнуть. Если она все же виновна в смерти дочери, то трудно представить, что еще может выкинуть. Нельзя забывать и о том, что Роман несовершеннолетний. Что еще? – Рудаков посмотрел на Жихарева. – Вроде все? Да, чуть не забыл, завтра вечером, не позже, проводим осмотр квартиры. Согласна-не согласна, спрашивать не будем, есть порядок. Вам, Никитин, обязательно следует в этом осмотре поучаствовать и, кстати, можно поинтересоваться насчет топора! Был ли он, где? С прокурором сами обговорите или мне? – спросил Жихарева.

– Сам, сам, не волнуйтесь.

– Вот и отлично, а я извещу своего шефа и заодно договорюсь по эксперту. Попрошу Перова, как самого опытного. Надо еще пригласить участкового и определиться по понятым.

– А вдруг Мошнева дверь не откроет? – высказал сомнение Никитин.

– Потому и участкового берем, он как гаркнет, так дверь сама и откроется. Шучу, конечно. Не думаю, – продолжил уже серьезно, – чтобы с этим возникли проблемы, хотя... Хотя на душе все равно кошки скребут. – Рудаков глубоко вздохнул. – Неужели подтвердится? А если нет?

– Мошнева такой шум поднимет, – вздохнула и Митрохина.

– Да, все ж по закону, осмотр просто обязаны делать, – заметил Жихарев.

– Понима-аю, а все равно неспокойно. Неужели могла убить, причем так жестоко? Это же чудовищно!

– Потому со всех сторон и взвешиваем, обдумываем, – подбодрил Жихарев Митрохину.

– Все, хватит, а то уже повторяться начали. – Рудаков встал и все встали: – Пора за дело.

16

Как только стало темнеть, Жихарев, Никитин и старший эксперт-криминалист Перов выехали на осмотр квартиры Мошневой . На месте их должны были встретить участковый инспектор Воронов и понятые. Милицейский УАЗик, подпрыгивая на разбитой за зиму дороге и разбрасывая фарами свет, газанул в сторону окраины города. Привалившись к спинке сиденья, молча сидел впереди Жихарев, сзади переговаривались Перов и Никитин. Перов – полный, рослый, с веселыми глазами, любитель при случае подшутить над товарищами. «Шутю, шутю», – скажет после, чтобы не обижались. Коллеги между собой обычно спрашивали: «Ты не видел, куда Шуткин подевался?». Перов же только посмеивался: Шуткин так Шуткин, какая, мол, разница. Зато на выездах каждый чувствовал себя с ним спокойней и уверенней. Перову порой приходится проводить такие осмотры, от которых у нормального человека просто волосы дыбом вставали. Может, потому он старается чаще шутить. Склонившись к Никитину, Перов спросил:

– Первый раз на осмотр едешь?

То ли от предвкушения таинства предстоящего действа и появившегося в связи с этим волнения, а скорее, чтобы показать, что и он уже кое-где побывал, а заодно и стараясь перекричать шум взвизгнувшего на повороте движка машины, Никитин громче обычного, ответил:

– Да, первый.

– Послали или сам напросился?

– Рудаков послал.

– Ясненько, ясненько.

– Но я и сам хотел, дело с Шиловым на пару ведем, – добавил Никитин.

– Оно и видно.

Что Перову видно, Сергей не понял, а уточнять не стал. Другое почему-то вспомнилось: чуть больше недели назад он вот так же выезжал с Рудаковым и Шиловым к канализационному колодцу, из которого ребятишки извлекли страшный сверток. Он ведь и не представлял, что может такое увидеть, но храбрился и даже что-то там предлагал сделать. Рудаков тогда тоже спросил насчет первого выезда, а еще сказал, что в свой первый выезд на происшествие сам крепко волновался. От этих слов Сергею стало спокойнее: спрашивают, значит волнуются за него, переживают.

Ехать с Перовым интересно: тот не молчит как Жихарев, что уже хорошо. Бросив на Сергея оценивающий взгляд, Перов сказал, что в этот раз им придется поработать с люминолом. Никитин глубокомысленно хмыкнул. Он к осмотру готовился основательно и в прошлый вечер заглянул в учебник по криминалистике. Чтобы блеснуть своей осведомленностью, охотно продолжил разговор и как студент преподавателю начал шпарить про люминол: что за вещество, как и для чего применяется. Даже не подумал о том, что Перову-то зачем было этим забивать голову? Нет же, как начал, как начал просвещать, что в процессе распыления данного вещества появляется люминесцентное свечение и участок, где была предполагаемая кровь, как бы подсвечивается. Обнаруженные бурые пятна и пятнышки находят уже при свете, делают соскобы (или замывают), потом все это упаковывают в пакеты для последующей передачи эксперту-биологу. Далее Никитин стал увлеченно рассказывать о том, что пятнышки крови, независимо от сроков времени убийства, могут находиться между досок, в сучковатых щелях, между плитками или под плинтусом, а также в других труднодоступных местах. "Замывай не замывай, смывай не смывай, начисто все равно не смоешь, уж где-нибудь пятна останутся", – уверенно заключил Никитин. Посмотрев на Перова, добавил, что специалисты из судмедэкспертиз потом сверят идентичность крови и станет ясно, чья она. Закончив излагать свои познания по люминолу, Сергей остался собой вполне доволен. Он видел, что Перов его слушал и даже добродушно улыбался. Хлопнув ладонью Никитина по плечу, опытный эксперт весело воскликнул:

– Да ты, маэстро, просто молодчага! Ишь как старательно вызубрил! Какую оценку отхватил на экзамене?

– Пятерку, – буркнул Сергей и скромно опустил голову.

– Что ж, если и в остальных вопросах так же хорошо петришь, то тебе, Никитин, лучше переходить в криминалисты. Не думал об этом?

– Да нет...

– К этому разговору мы еще вернемся. – Глянув в окно, Перов озабоченно сказал: – Кажется, подъезжаем.

УАЗик остановился на заасфальтированной площадке между домами. Когда вышли из машины, Перов отвел Сергея чуть в сторону и негромко предупредил:

– Значит так, работать будем спокойно, тихо и без лишних эмоций. Так надо, понял? Наше дело собрать вещдоки и зафиксировать нужные факты, а уж там, – что покажет экспертиза. Идет?

– Идет-идет, только зачем напоминать-то, чай и сам знаю.

– Вот и хорошо, что знаешь.

...Участковый Воронов и понятые их уже ждали. Жихарев коротко напомнил каждому его задачу, после чего все двинулись к подъезду. Команда получилась солидная. «Мошнева увидит – ахнет»,– подумал Сергей. – А если не пустит? – спросил он Жихарева. Его этот вопрос волновал больше всего, ведь с ним строптивая бабка даже разговаривать не стала.

– Пустит, никуда не денется, – уверенно ответил Жихарев. И не ошибся! Воронов позвонил, потом громко назвался, и Мошнева дверь открыла сразу, будто поджидала. Но увидев на площадке столько милиционеров и гражданских, бросив недобрый взгляд на Воронова, испуганно забормотала:

– Ты... ты зачем привел их ко мне. – Не дождавшись ответа, запричитала: – Какая же я дура, что открыла! Какая дура!..

Когда Воронов, а за ним остальные попытались войти, бабка расставив руки, крикнула: – Не пущу, уходите! Жаловаться буду!

– Ты, бабуля, не кипятись и глазами-то нас не стращай, – предупредил Мошневу Воронов. – Ну-ка разреши пройти, а то ведь и на руках могу внести.

Опустив руки, Мошнева отступила, но по-прежнему грозила, что будет жаловаться "на произвол к старому человеку".

Жихарев представился и представил остальных. Спокойно пояснил, зачем пришли.

– У нас все по закону, бабуля, – улыбнулся Перов. – И власть, как видишь, здесь, зачем же далеко ходить жаловаться? Лучше скажи, куда дочь делась?

– Откуда ж я знаю, – убавила пыл Мошнева. – Уехала куда-то, я вот ему говорила, – кивнула на Воронова.

– Вот-вот, уехала и не приехала. Значит, искать надо, для того мы и пришли. Зачем же обижаться и не пускать?

– Все равно буду жаловаться.

– Дело хозяйское, – пожал плечами Жихарев. – А пока давайте побеседуем, может, и жаловаться не придется. – Пройдя в комнату, спросил: – Внук дома?

– Дома, где ж еще.

– Пусть сюда выйдет, у меня к вам обоим кое-какие вопросы.

– Отвечать не буду, – вновь заупрямилась бабка. – И внук не станет, он уроки делает, завтра в школу идти.

– Зря так ведете себя, гражданка Мошнева, – сказал Воронов, – мы не воры и не жулики, а вы не по-человечески встречаете. Будьте любезны отвечать на поставленные вам вопросы. А то создается мнение, будто вам и дочь искать не надо. Странно.

– Сама уехала, сама и вернется.

– Повторяю, – нахмурился Жихарев, – осмотр проводится по закону, и порядок тут не нарушен. Проходите в комнату и нас пропустите, чего всем в коридоре толпиться.

Пока прошли да растолкались, Воронов Мошневой рассказал, как недавно в районе молодой парень пропал, а когда все проверили, – он у родителей скрывается, в армии не хочет служить.

– Дочь – не парень, ей в армии не служить, – зло фыркнула старуха.

– Не понимаю, чего попусту шебуршить! – всплеснул руками Перов. – Порядок есть порядок, проверим и уйдем. Нам тоже недавно генерал на планерке рассказывал, как муж жену свою убил, закопал во дворе, а потом начал отправлять во все концы жалобы, что плохо ее ищут. Ну и нашли – так дровами могилу заложил, что никогда и не подумаешь.

– А я никуда не писала.

– Какая разница: писала не писала, на нас-то жаловаться собираешься!

– Все-все, кончаем разговоры, – отрезал Жихарев. – Не будем время терять. – Посмотрев на молчавших понятых, показал где им сесть и откуда наблюдать за работой следственно-оперативной группы. Перову и Никитину махнул рукой, чтобы тоже приступали, а сам занялся старухой и внуком. Вопросы сначала обычные: фамилия, имя, отчество, год и место рождения, а потом – касающиеся Тамары. На первые вопросы Мошнева хотя и неохотно, но отвечала, зато едва речь зашла о пропаже дочери, замкнулась. Глядя на бабку, молчал и внук.

Перов подошел к Жихареву, что-то шепнул ему на ухо, и тот согласно кивнул. Повернувшись, эксперт позвал рукой Никитина и они вместе вышли в коридор. Закрыв дверь, Перов негромко сказал:

– Я попросил Жихарева, чтобы с полчасика нас никто не отвлекал. На всякий случай постой у двери. Как скажу, выключишь свет.

Достав из сумки заправленный люминолом распылитель, Перов оглядел коридор, потом открыл дверь в ванную и тоже осмотрел все. Скомандовал:

– Выключай, и сюда никого, понял? – Щелкнув выключателем, Сергей прислонился спиной к двери и почти сразу услышал, как, нагнувшись, Перов начал пшикать люминолом из пузатенького разбрызгивателя "Росинка". Вначале побрызгал пол, потом прошелся по плинтусам, сбрызнул обувь под скамейкой и висевшую одежду. Закончив в коридоре, то же самое проделал в ванной и туалете.

– Ну вот, – бормотал Перов себе под нос, – скоро сопельки, да плевочки разные, а может, и разлитый по неосторожности компотик засветятся точечками-свечками. А может, заблестит большой лампадой кое-что и похлеще, чем черт не шутит.

"Все-то у Перова нежно и ласково: "плевочки", "сопельки", "компотик", – подумал Сергей. – Хорошо, что в отделе есть такой человек". Его же, Никитина, задача пока никого не впускать.

Выйдя из ванной, Перов несколько раз брызнул на обувь и одежду и стал разглядывать место, где только что прошелся с люминолом. Сергей тоже заметил появившееся в разных местах голубоватое свечение. Только хотел сказать об этом Перову, как услышал предостерегающий шепот:

– Тс-с-с, Никитин, помолчи. Лучше запоминай, где светится. Тут, похоже, не компотом пахнет. Подай мел, он на сумке лежит, я кое-что кружочками обозначу. Ага, ага, вот так-то будет лучше... – Вновь вошел в ванную комнату, и Сергей услышал: – Ай-яй-яй, ай-яй-яй, вот это фейерверк, да-а! – Выйдя из ванной, велел: – Включай свет, хитрец-мудрец, хватит в темноте стоять.

Никитин щелкнул выключателем, не поняв, при чем тут "хитрец-мудрец". Может, шутит, он ведь любитель пошутить.

Бурых засохших пятен было много как в коридоре, так и в ванной. Перов делал аккуратные соскобы, помещал их в пакетики и передавал Сергею. Из-под скамейки вытащил обувь, она тоже в темноте светилась, особенно та, что стояла ближе к ванной. Несколько пар Перов поставил на скамейку. Когда за дверью раздались громкие голоса Мошневой и Воронова, Перов попросил Никитина "подежурить" еще. Он не хотел, чтобы бабка видела их работу. Потом быстро сложил в сумку разбрызгиватель, пакеты и затер меловые кружочки тряпкой. Разогнувшись, посмотрел на Никитина далеко не веселыми глазами.

– Вот такие-то дела, умник-разумник, кудесник-чудесник!

Сергей опять удивился: ну при чем тут "умник-разумник"? Спросил:

– Что-то серьезное?

– Скорее всего. Ей-Богу, не думал-не гадал, – вздохнул Перов. – Помолчав, добавил: – Бабуля нас пускать не хотела. А собственно говоря, почему? Чего боялась? А-а, то-то же.

– Ну со мной она вчера вообще разговаривать не стала. Думал, и сейчас не пустит, однако открыла...

– Вот-вот, грамотей-чародей. Как мне кажется, это все не случайно.

– Да никакой я не грамотей! – вспылил Сергей, наконец-то сообразивший, что Перов его культурно подковыривает за недавнее бахвальство познаниями в криминалистике. Додумался же ляпнуть про пятерку: вот и учись теперь уму-разуму.

– Не кипятись, Никитин, не видишь, что шутю? – заулыбался Перов. – У нас ведь без шутки нельзя: такая уж специфика работы. Иногда глаза б не глядели, а приходится не только разглядывать, но и выводы разные делать. Теперь-то кумекаешь, почему шутю – "знахарь-пахарь", "ворожей-предсказатель"? Ничего, привыкнешь! – Взяв туфли и зимние женские сапоги, стал со всех сторон их рассматривать.

– Это уж точно не на бабкины корявые ноги. Ей и попроще подойдут. А вот и бурые пятнышки между сборок голенищ, видишь? Только тс-с-с, – прижал он палец к губам. Вглядевшись, Сергей кивнул головой. – Скорее всего, сапожки дочкины. В чем же тогда уехала, а? Надо спросить. О пятнах пока молчок, слышишь? Ладно, открывай дверь, и начнем осмотр с другого конца.

– Сейчас открою, только мне надо с вами посоветоваться насчет одного дела. – Приглушив голос, Сергей пояснил: – насчет топора.

– Какого еще топора? – не понял Перов.

– А разве не знаете? – удивился Сергей. – Тогда, может, выйдем на площадку?

– Если надо, выйдем, заодно и покурю, – пожал широкими плечами Перов.

Вышли, но дверь закрывать не стали. Перов закурил.

– Так что за проблема?

– Любовник пропавшей дочери, – начал негромко Сергей, – говорил, что мать грозила ей топором. Надо б как-то у нее спросить, насчет топора.

– Ах, вон что! Значит, как поудобней об этом бабку попытать?

Сергей кивнул.

– А сам не додумался?

– Что-то не получается.

– Вообще-то лучше вначале его самим поискать, а уж если не найдем, тогда тактично намекну: так, мол, и так, Антонина Андреевна, надо осмотреть чердак, да лаз гвоздями забит. Нет ли случайно у вас топорика? Сам спрошу, доверяешь, хитрец-мудрец?

– Вам да. – Сергей не обратил внимания на присказку Перова.

– Вот и отлично, тогда пошли.

– ...Мошнева, по-видимому, подозревала, что приход милиции к ней был не случаен, – поделился своими впечатлениями после осмотра квартиры Жихарев. – Потому и сидела как на иголках.

Да, общаться с нею было не просто. На вопросы о пропаже Тамары отвечать так и не стала. Если вопрос Жихарева или Воронова ей не нравился, ссылалась то на болезнь, то на плохую память или старость. Но все-таки подтвердила, что отношения с дочерью у нее были плохими. Чего тут скрывать, если работники милиции уже опросили всех соседей и побывали на заводе, куда сама жаловаться на дочь приходила. Внук молчал. Вид у него был неважный: личико желтое, глаза испуганные, будто в них застыла какая-то большая боль, весь дерганый, неспокойный. Отвечал неохотно. Если говорил что-то "не так", бабка тут же его обрывала. Несколько раз Мошнева порывалась встать и посмотреть, чем занимаются милиционеры в коридоре, но Воронов ее придерживал, а Жихарев подбрасывал очередной вопрос.

Появились Перов с Никитиным. Перов держал в одной руке женские туфли, в другой зимние женские сапоги. Спросил у Мошневой:

– Чьи это туфельки, Антонина Андреевна? – Та долго моргала подслеповатыми глазами, потом недоверчиво посмотрела на добродушно улыбающегося Перова, не понимая, зачем дались ему эти туфли.

– Тамарины, чьи же еще, – ответила наконец и повернулась к сторону внука.

– Ясненько, а сапоги?

– Тоже ее, не мои же!

– В чем же тогда дочь уехала? – допытывался Перов.

– Так ведь у нее не одни сапоги. Есть выходные, в них и поехала. – Мошнева отвечала, а голос дрожал, от взгляда Перова отворачивалась. Никитин, пока Перов говорил с бабкой, взял Романа за руку и увел в его комнату. Хотелось без бабки поговорить. Удастся ли? Не помешает ли Мошнева?

На столе в комнате лежала стопка учебников и тетрадей, на полу – сумка.

– Уроки делаешь?

– Угу, – кивнул Роман.

– А в школу почему не ходил?

– Болел, наверно, – неохотно ответил Роман.

"О болезни ни слова, – подумал Сергей. – Лучше поговорить о чем-нибудь другом".

Когда входил, то сразу и не заметил висевшую справа от двери клетку с птичкой. Подошел и стал разглядывать. В клетке прыгала синичка, причем без одного крылышка. Спросил:

– Что с ней?

– Кошка чуть не съела, папа спас.

– Не весело ей в клетке-то?

– Но ведь летать же не может.

– Это тебе папа подарил?

– Оттуда привез. – Роман сморщил лоб и насупился. Объяснять, откуда отец вернулся, не стал. И тут же засуетился: открыл балкон, вынес туда клетку и выпустил синичку, а на деревянную подставку высыпал горстку подсолнуховых семечек. Синичка радостно защебетала, запрыгала, стала шустро хватать семечки и, зажимая их острыми коготками, расклевывать.

– Теперь, пока не наестся, в клетку не войдет, – сказал, улыбаясь, Роман. Потом вздохнул: – Уроки пора делать.

Вернулись в комнату. Взяв альбом для рисования, Сергей стал его листать, а Роман уткнулся в учебники. Рисунки у мальчишки были хорошие, но лучше всего получались собаки. Он много рисовал собак и птиц. Сам Сергей умел рисовать только зайца и лошадь. Найдя листок бумаги и карандаш, он и нарисовал зайца, а потом лошадь.

– Ничего получилось? – Показал Роману. Тот, кивнув, впервые улыбнулся. Перевернув лист, быстро набросал то же самое, но у него вышло куда лучше.

– Да ты просто талант! – восхитился Сергей. – Скажи, а почему чаще собак рисуешь?

– Лучше получаются... – глаза мальчика потускнели.

"Как же много он не договаривает", – подумал Сергей, а вслух сказал, что кажется в школе готовят выставку детского рисунка.

– Там и мои будут.

– А отца пригласишь?

Роман встряхнулся, глаза вновь заискрились.

– А можно?

– Почему же нельзя?

Никитин заметил, что к отцу, хоть тот "сидел", Роман относится уважительно и в разговоре часто о нем вспоминает.

– А вы маму ищете? – мальчик уставил на Сергея совсем не детский взгляд.

– Надо искать, раз пропала.

– Пропала, – вздохнул Роман, – а может, и... – но договорить не успел, в комнату вошла бабка.

"Вот же не вовремя! – едва не чертыхнулся Сергей. – Теперь не отцепится. Что же Ромка хотел сказать о матери?"

– Почему от меня ушел? – набросилась на внука Мошнева.

– А кто за меня уроки будет делать? – вопросом на вопрос ответил Роман.

– Только и слышишь: уроки, уроки.

– Вы знаете, Антонина Андреевна, я не ожидал, что Роман так здорово рисует, – вступился Сергей, но суровая бабка и ухом не повела.

– Балкон зачем открывал?

– А как же Однокрылку кормить? – огрызнулся Роман.

"О-о, да парень с характером", –удивился Сергей.

Держа в вытянутой руке несколько листов бумаги, в комнату стремительно вошел Жихарев, за ним, словно тень, появился Перов.

– Антонина Андреевна, подпишите протокол. – Следователь снял очки.

– Я же сказала: подписывать ничего не буду. Чевой-то я должна подписывать!

– Ладно, дело ваше, понятые подпишут.

И тут... И тут самым невинным тоном Перов попросил у Мошневой топор, чтобы открыть забитый гвоздями лаз на чердак: его, мол, надо тоже осмотреть.

Мошнева вдруг резко повернулась и бросила на Перова такой ледяной и злой взгляд, что Сергею стало не по себе. Старуха же сквозь зубы процедила:

– Нету у меня никакого топора, слышишь, нету!

– Ладненько, ладненько, чего ж волноваться, у соседей попросим, – вывернулся Перов.

Вышли из подъезда. На улице было темно, ветрено, зябко. В лицо стегал мокрый снег с дождем.

17

Осмотром все остались, в общем-то, довольны. Теперь – что покажут результаты экспертизы, а их ждать не меньше трех недель. Хорошо было бы этот процесс как-то ускорить, и Жихарев нашел выход: предложил заехать в прокуратуру и поговорить с его шефом. Районный прокурор и начальник судмедэкспертизы вместе учились на юрфаке, да и по работе их дороги часто пересекались. Попросят позвонить ему и объяснить ситуацию.

Так и сделали. Прокурор их поддержал и тут же позвонил на квартиру своему бывшему сокурснику. Разговор был длинный, с воспоминаниями, зато все получилось, как хотели.

От прокурора зашли к Жихареву. Теперь осталось решить, кто повезет пакеты с соскобами и обувью к биологам на экспертизу. Это следовало провернуть до десяти утра. Оказалось, что Жихарев и Перов до обеда уже задействованы и поехать никак не могут. Посмотрев на Никитина, Жихарев многозначительно развел руками:

– Придется тебе... Заодно узнаешь, где эта самая судмедэкспертиза находится. Небось не бывал?

– Пока не приходилось, – пожал плечами Сергей.

– Вот и начинай налаживать контакты, в работе ой как пригодится. А Рудакову позвоню, что задержишься. Но не забудь вначале заехать в отдел и забрать пакеты, а потом уж в экспертизу. С собой брать нежелательно, мало ли что может случиться.

– Возьмешь у дежурного, я все подготовлю, – сказал Перов и добавил, улыбаясь: – Глядишь, и в эксперты со временем перейдешь, а почему бы и нет? Хватка есть, нервы пока крепкие, а опыт – дело наживное. Главное – поменьше хмуриться и почаще улыбаться... Шутю-шутю!

Ох уж эти его "шутю"...

18

С утра Никитин заехал в отдел и забрал приготовленные Перовым пакеты с вещдоками, а потом сел в автобус и – в судмедэкспертизу. Но там случилась заминка: начальник службы проводил в мединституте со студентами практические занятия и почти на час задержался. Пришлось ждать. В общем, пока сдал вещдоки, да добрался до работы, было уже около двенадцати.