Текст книги "Не бросайте бескрылок (СИ)"

Автор книги: Анатолий Силин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

– Ищите убийцу в другом месте...

– В каком другом?

– Отвечать не буду.

И так по каждому вопросу. Но наконец-то доказательства собраны, необходимые экспертизы проведены и найден основной свидетель – внук. Вот почему, увидев его, Мошнева изменилась в лице и еле дошла до стула. Да, взгляд опустошенный, старческое сердце бьется часто-часто. Пока она собиралась с мыслями, Жихарев напомнил, что признание должно быть чистосердечным, а также в порядке информации сообщил, что топор, выброшенный ею в выгребную яму туалета, оттуда извлечен и отправлен на экспертизу. Результаты экспертизы поступят через день-два, и ее с ними обязательно ознакомят. Сообщил, в общем-то, авансом, но для Мошневой это очередной удар: значит, внук заговорил, а он догадывался... Ну и к чему темнить, если рухнула последняя надежда? И она призналась: да, убила дочь, которую безмерно любила, но была вынуждена это сделать в целях самообороны.

Хоть и не хотела, но стала рассказывать, что же произошло в тот зимний декабрьский вечер. А все было до банальности просто: дочь снова пришла с гулянки в подпитии и стала рассказывать матери, как "усладилась" с одним мужчиной. Знала, что матери ее слова что нож по сердцу, но продолжала накручивать. Роман был в другой комнате и слышал завязавшуюся перепалку, которая вскоре переросла в драку. Так уже было, но вроде обходилось, однако в этот раз Тамара побежала в ванную, где лежали топор и молоток. Схватив молоток, она нанесла матери удар по затылку – по волосам и шее потекла кровь, и женщины сцепились. Откуда сила-то у Мошневой взялась, – она повалила Тамару лицом вниз, вырвала у нее молоток и ударила несколько раз по голове...

Мошнева замолчала. Высохшие, обтянутые старческой желтой кожей, с прожилками вен руки спокойно лежали на коленях. "Эти руки, – думал Сергей, – вынянчили Тамару, и они же ее убили..."

Жихарев спросил Мошневу:

– А что было дальше?

Бросив на него недоуменный взгляд, Мошнева тяжело вздохнула.

– Вы убивали дочь, а она что, молчала или просила пощадить? – упорно добивался ответа Жихарев.

Старуха пожала плечами.

– Я будто отключилась, ничего не помню.

– Так вы ее молотком или топором ? – вновь спросил Жихарев. Он-то понимал, что Мошневой не хочется говорить всю правду и она явно темнит. Но сказать рано или поздно придется. "Тело дочери разрубалось топором, – думал Жихарев. – Вполне возможно, что он и есть орудие убийства. Но это надо еще подтвердить. Вот если будет найдена голова Тамары, это все упростит". – Так я жду ответа, – напомнил Жихарев.

– Сказала же, что дальше ничего не помню. Меня всю трясло и колотило, а мозги будто отшибло. Я и сейчас не помню, был в руках топор или нет.

– А вот внук говорил, что вы заставили его подольше погулять, а когда он вернулся, то мыли в коридоре полы, протирали обои и плитку в ванной комнате отчищали.

– Может, и мыла, может, и отчищала...

– А части тела потом не помните, куда отвезли?

– У меня голова болит, позовите врача.

На этом первый допрос Мошневой закончился. Ее увели, и все разъехались кто куда: Жихарев в прокуратуру, Никитин в парк искать топор, а Шилов зашел к Сунцову с Романом. Он их отпустил, предупредив, чтобы пока из города не уезжали. Никитин забежал в кабинет позвонить Гале, но ее на работе не оказалось. "Позвоню, когда вернусь", – подумал – и поехал в парк.

... Под тяжестью предъявленных улик Мошнева все-таки созналась, что убила дочь топором, и указала место, где спрятала остальные части тела. Призналась также, что отчлененный торс намеренно бросила в канализационный колодец, так как знала, что бывший муж Тамары на работу ходит мимо этого места и в случае обнаружения останков дочери подозрение падет на него.

И так от допроса к допросу прояснялась картина совершившейся трагедии. Мошнева долго и настойчиво доказывала, что не хотела убивать, а только защищалась. Но, оценивая исследованные факты по делу, Жихарев пришел к выводу об умышленном убийстве. Это подтвердили и результаты экспертизы найденной головы. Нанося удары острием топора, Мошнева не могла не сознавать характера своих действий и не предвидеть наступления тяжких последствий. Из-за чего она это сделала? Почему так жестоко обошлась с дочерью? И на эти вопросы в ходе следствия был получен ответ. Мошнева не могла простить дочери того, что она гуляет, пьянствует и совершенно не занимается сыном.

Признание в убийстве дочери далось непросто не только Мошневой, но и Жихареву, однако в ходе допросов он сумел расположить к себе подследственную. В этот день она долго плакала, жаловалась на свою нелегкую судьбу. Жихарев не мешал ей выплакаться, даже вопросов пока не задавал, и она сама начала говорить.

– Вы знаете, – сказала, не поднимая глаз, – в тот вечер я была в ярости, я просто обезумела! Как же так, думала, я ее растила, лелеяла, ничего для себя, а все ей, и вот благодарность: молотком по голове! За что? А сколько терпела? Сознаюсь, и раньше ей грозила, говорила – порешу, но успокаивалась, приходила в себя: как же, мол, так, руку поднять на родную дочь? А тут мало что она надо мной вволю поизмывалась, так еще и молотком ... Вот тут, – Мошнева ткнула пальцем себе в затылок, – даже метка осталась. Тогда мы и сцепились... И откуда только сила взялась: вначале молотком, а потом и топором... Он под ванной лежал. Била в злобе, а когда в себя пришла, то было уже поздно. И поняла, какой грех на душу взяла... Вот так все произошло...

В этот день Мошнева больше не проронила ни слова.

Последняя ссора с матерью стала для Тамары Сунцовой роковой.

Потом будут и еще допросы, Жихарев подготовит обвинительное заключение и передаст материалы дела в суд, который приговорит Мошневу к длительному сроку лишения свободы...

41

У каждой истории, будь она грустной или веселой, всегда есть продолжение. В семейной трагедии Мошневых-Сунцовых оно также имеется.

Когда бабку Романа осудили, квартира была опечатана. Ромка стал жить у отца в однокомнатной квартире вместе с его родителями. Четверым в одной комнате тесно, а Роману еще и далеко было ездить в школу. Но отца вскоре прописали к нему в двухкомнатную, и они стали жить вдвоем. В семье наконец-то наступили любовь, покой и благополучие. Отец на сына никогда не кричал, не оскорблял, помогал решать задачки, рассказывал о своем детстве. Учился Роман во вторую смену, и отец всегда встречал его из школы. Еду отец готовил сам, и у него получалось нисколько не хуже, чем у бабушки с мамой. Наденет вечером фартук и начнет колдовать на кухне, а Роман или уроки делает, или ему помогает. После школы Ромка мечтает выучиться на электромеханика. Отец говорит, что у него получится, так как с математикой нормально. Почему на электромеханика? Потому, что папа работает на заводе инженером-электромехаником.

Роман любит рисовать, его рисунки висят на школьных выставках. Но собак рисовать перестал. В его комнате по-прежнему живет любимица Бескрылка. Она столько с ним недавно исколесила и так хорошо его понимает. Если Роману грустно ( редко, но все же бывает), она не дает скучать: как начнет что-нибудь на ушко чирикать. Здорово Богдан назвал ее Чирикчонком! В самом деле Чирикчонок, но – и Бескрылка! Отец Бескрылку тоже любит: семечки покупает, кормит, разговаривает с ней.

Недавно отец купил (родители помогли) мотоцикл с коляской, и на выходные дни они теперь выезжают на речку или в лес: рыбу ловят, грибы собирают, Роман что-нибудь рисует. С собой обязательно берут и Бескрылку: вот кому там здорово. Если б было у нее второе крылышко, обязательно полетала бы, а может, и улетела. Хотя вряд ли – привыкла к ним.

Роман получил от Богдана из Донецка уже несколько писем. Узнал: когда Богдан вернулся домой, то мать была так рада, что обещала больше не пить и вести себя хорошо. И вроде свое слово держит. Перед отъездом Богдан заходил на ухабинское кладбище и видел ту самую корзиночку, из-за которой разгорелся сыр-бор с Кузьмой. Значит, Кузьма все-таки побоялся забрать корзинку с цветами, которую принесла девочка с грустными глазами на могилу матери. Богдан написал еще ( хотя Роман об этом уже знал), что дед Вася переехал жить к братьям Кузильям. Они собираются делать гробы.

Роман отвечает Богдану на каждое письмо. Пишет обычно с отцом, а Богдан вместе с матерью. Да, рука у него зажила. Одно письмо написал стихами: папе они понравились. Стихи – о плохих и хороших людях. Роман с отцом пригласили Богдана с его мамой в гости. Приедут или не приедут, пока неизвестно. Роман мечтает о том, чтобы отец и мама Богдана поженились, и они стали бы жить вместе. Как-то сказал об этом отцу, но тот, покачав головой, промолчал. Нет, но было бы здорово, правда?

А недавно к ним заходил дядя Сергей и рассказал много разных новостей. Его начальники получили повышение по службе, а он не получил, так как мало еще проработал. У дяди Сергея скоро будет свадьба: он женится на врачихе. Свадьбу будут играть летом. Отец сказал ему, что женитьба дело серьезное и как бы тут не ошибиться. Это он, наверное, себя имел в виду.

Бабушку отправили в исправительно-трудовую колонию далеко-далеко, и вернется она не скоро. Писем им не пишет. Скорее всего, обижается. Отец сказал, что если вернется, то жить с ней он не станет. В их жизни случилось такое горе, что думать об этом Роману страшно. Зато теперь в их семье покой.

42

Жизнь Сергея шла как обычно, со своими радостями и огорчениями. Первое уголовное дело, с которым было столько волнений и переживаний, теперь, слава Богу, позади. Но появились новые дела, с которыми мороки нисколько не меньше. Теперь Сергей работал без наставника, но когда возникали проблемы, обращался за советом к Шилову и тот ни в чем не отказывал. По-прежнему не хватает времени. Как только появлялось «окошко», встречался с Галей. Она не обижалась, что Сергей приезжает не каждый день, понимала – служба есть служба. С ней уже до мелочей обговорили все о предстоящей свадьбе. Решили провести ее на Медовый или Яблочный Спас. Загоняться были не намерены, так как с деньгами туго и с родителей ничего не возьмешь, но хотелось все-таки справить так, чтобы торжество осталось в памяти. Решили гулять на заводской турбазе: там хорошая столовая, есть где приглашенных разместить, а главное – лес и река.

Да, у Сергея в это время намечались изменения по службе, но он переходить в другое подразделение не захотел. А было так. Встретил его как-то Перов, да-да, тот самый лучший эксперт-криминалист, который когда-то предлагал Сергею перейти к нему. Сергей думал, что он шутил, но в этот раз Перов был вполне серьезен.

– Слушай, старик, – сказал он, – у меня к тебе есть классное предложение.

Никитин остановился и – весь внимание.

– Ко мне?!

Перов постучал ладонью по своей широкой груди:

– Предлагают в ЭКО УВД майорскую должность, понимаешь?

– И что? – не понял Сергей.

– Да вот Ефремов, начальник райотдела, говорит: ищи себе замену, тогда отпущу. Ну я и вспомнил наш с тобой разговор в квартире Мошневой. Не передумал?

– А я и не думал, – пожал плечами Сергей. – Зачем мне куда-то переходить?.. – Вообще-то предложение опытного криминалиста было ему лестно, и даже мелькнула мысль: а что если согласиться, только вначале с Галей посоветоваться? Но, вспомнив про трупы и все прочее, с чем экспертам приходится иметь дело, ответил категорично: – Нет-нет, даже не уговаривайте!

– Да почему?! – удивился Перов.

– Не смогу, – честно признался Никитин. – Нервишки не выдержат.

– Ну гляди, тебе видней. – Перов внимательно посмотрел на Сергея и, махнув рукой, пошел по своим делам. Но на секунду обернулся: – А зря отказался, моя профессия – она для настоящих мужиков!

О предложении Перова Никитин рассказал Гале, и она его поддержала.

– Ой нет, Сережа, тебе это никак не подходит, даже и голову не ломай. – Объяснять, почему не подходит, не стала.

Тем временем в райотделе произошли серьезные кадровые изменения: Рудаков был назначен заместителем Ефремова по оперативной работе; прежнего заместителя перевели начальником милиции в другой район города. Об этом Ефремов сказал в среду утром на планерке. Выдвижению Рудакова все были рады, потому что он этого заслуживал. А начальником розыска был назначен Шилов. Больше всех этому назначению был рад Никитин. Лично Сергею в росте по службе пока ничего не светило, зелен еще. Да он и сам понимал, что опыта в оперативной работе у него пока мало. "Жаль, что Рудаков ушел, но ведь на повышение и, опять же, будет розыск курировать, – думал Никитин. – Тем более, хорошую замену себе подготовил. Шилов – его воспитанник".

Перед уходом на новую должность Рудаков собрал оперативников и дал всем свои персональные наказы. Сергей получил таких два.

– Первый мой наказ Никитину, – сказал Рудаков, – взять шефство над сыном трагически погибшей Сунцовой, Романом. – Прервавшись, спросил: – Как птичку-то, кстати, что в клетке у него живет, зовут?

– Бескрылкой, товарищ майор, – ответил Сергей.

– Птичка без одного крыла... – задумчиво протянул Рудаков. – А ведь дети без родителей или с трудной судьбой тоже как Бескрылки, и их бросать никак нельзя. Я потом поинтересуюсь, как у вас с Романом дела пойдут. Учти, это важно.

– А второй наказ, товарищ майор? – спросил Никитин.

– Да это не наказ, а скорее личная просьба – пригласить на свою свадьбу. – Обычно бледное лицо Рудакова чуточку порозовело, а сам он стоял и улыбался. Вообще-то Рудаков очень редко улыбался. И тут как прорвало: все начали упрашивать Сергея, чтобы поскорее свадьбу справлял. Тому даже неудобно от такого всеобщего внимания, а Рудаков слушает и улыбается. Потом еще шутливо напомнил, что здоровая, крепкая семья – залог крепкого государства, и коллеги долго Сергея подначивали: мол, от тебя теперь зависит крепость государства. "Шутки шутками, – думал Сергей, – а Рудакова обязательно надо приглашать. И не только его".

43

Свадьба как свадьба, вроде бы ничего сверхособенного, но сколько волнений и переживаний.

Родственников у Никитина было не густо, да и матушка из-за болезни не приехала, к ней поедет с Галей сразу после свадьбы. Зато Сергей пригласил всех своих коллег. Пришли Рудаков, Шилов, Перов, Жихарев, Митрохина с мужем. Шилов, как и обещал, пришел с женой.

Первый день для молодоженов колготной, но радостный. Зарегистрировались во Дворце бракосочетаний и обвенчались в церкви. Потом – традиционный объезд мостов и памятных мест города. Сергей нес любимую на руках через один из мостов. Теперь она уже его жена. Затем праздничная кавалькада из нарядных машин помчалась на турбазу, где их уже ждали.

...Свадьба пела и плясала, но все по порядку.

От родителей молодоженов поздравила мама Гали – Анастасия Семеновна.

– Чтобы в совместной жизни друг друга любили и дружно жили, – сказала теща Сергея, – да здоровых и умных детей вырастили... Это ли не счастье?

Дальше начались поздравления и наказы. Теперь-то Сергей понял, почему так хотел побывать у него на свадьбе Рудаков. От него услышали столько приятных сюрпризов!

Первый сюрприз – благодарственное письмо из Донецка. Его прислала мама Богдана. В нем она благодарила Сергея за то, что вернул ей сына. Кому не приятно слышать такое? Но это еще не все. Рудаков зачитал письмо от Сунцова, который поздравил Никитина со свадьбой и поблагодарил его за то, что не дал семье окончательно развалиться.

– Вот ведь как получается, – негромко прогудел сидевший напротив молодоженов Шилов. – Вроде и поработал не так много, а сколько людям добра сделал!

Но Рудаков еще не кончил. Он сообщил, что с учетом важности данного события руководство отдела приняло решение срочно предоставить лейтенанту милиции Никитину отпуск. Улыбаясь, добавил:

– Для проведения, так сказать, медового месяца.

Сергей и Галя в восторге, тем более, что и Галя перед свадьбой взяла отпуск. И еще сюрприз. Рудаков вручил молодоженам ключи от двухкомнатной квартиры: вместо однокомнатной, где жил Сергей, выделили хоть и небольшую, но все-таки двухкомнатную в малосемейке. Зал при этом известии взорвался бурей восторга. Сергея с Галей поздравляли, обнимали, целовали. Да, для семьи это огромный подарок. Только вчера ломали голову, где станут жить: то ли у Гали в общежитии, то ли у Сергея. "Теперь этот вопрос снят, – думал Никитин, обнимая жену. – Наверняка это Ефремов с Рудаковым постарались. Рудаков же укрепляет уголовный розыск. Эта служба, говорит он постоянно, является одной из главных в милиции, поэтому ее и надо всячески поддерживать..."

А потом были наказы молодоженам. Светлана Михайловна и ее муж напомнили Сергею с Галей, кто в семье голова, а кто шея, что никогда не должен забывать муж и о чем должна всегда помнить жена. Но главное, чтобы любили друг друга и при трудностях не ссорились. Жихарев был как всегда немногословен: он предложил тост за родителей новоиспеченных супругов.

Необычно повел себя на свадьбе Перов. Он, кстати, уже работает в экспертно-криминалистическом отделе УВД. Поздравив молодых и пропустив пару рюмок за их счастье и благополучие, он ушел с удочкой на речку. Сказал, что пошел линей ловить, потому что линь в это время года дуром прет на червя. Может, и так, а возможно, Перову просто захотелось посидеть в тишине на берегу речки.

А Шилова прямо не узнать: и песни пел, и танцевал, и даже вышел сплясать под баян персонально заказанное им "Яблочко". Но как только допел до "тарелочки", жена шутливо погрозила ему пальцем. "Ишь, надоела!" – сказала, смеясь. Сергей недавно узнал, что Шиловы ожидают в семье прибавления, а сам Шилов мечтает о сыне.

Разумеется, как и на всякой свадьбе, не обошлось без "горько!" Кричали так, что хоть уши затыкай. Молодые же, к восторгу собравшихся, несчетное число раз целовались. Нет, что ни говори, а первый день свадьбы у Сергея с Галей прошел отменно.

На второй день остались лишь родственники. Только сели за стол, как на улице, будто по заказу Всевышнего, зарядил дождь. "Это доброе знамение, к счастью молодых", – говорили кто постарше. А дождь лил не скупясь, вначале с ветерком, потом ветер затих, а дождь все сыпал на землю, спокойно, убаюкивающе. Когда же тучи свалились за горизонт и небо очистилось, выглянуло солнце и все кругом преобразилось.

Какое уж тут застолье! Все вышли на свежий воздух, который просто дурманил. Сергей с Галей пошли к речке. Вниз спускаться не стали, остановились у беседки, густо обвитой диким виноградом. Рядом – молодые деревца: их ветки сплошь в дождевых серебряных блестках, на кончиках листьев висят крупные капли воды, сверкающие как драгоценные украшения. Сергей с Галей повернулись к солнцу, и перед их взором вдруг все заполыхало неземным, таинственно красивым огнем. И все переливалось, светилось, поражая Сергея и Галю своей красотой. "Это к счастью, к счастью..." – шептали они.

Увы, скоро капли упадут на землю, листья высохнут – и огня, что так полыхал на деревьях, на траве, всюду, – уже не станет. Как жаль, что все в нашей жизни скоротечно.

I

Втиснувшись между холодильником и кухонным столом, Егор ужинал и, казалось, равнодушно слушал, о чем говорила жена. Вечерело. Когда он косился на окно, то видел во дворе пожухлые кусты помидоров, разросшийся малинник и рядок еще зеленой смородины. При сильных порывах ветра с груши на землю изредка шлепались и разбивались переспевшие плоды. Почти рядом с оградой стоял каркас теплицы, сделанный Егором из деревянных брусьев. Пленку с теплицы он уже снял и в открытую форточку было слышно, как зябко шуршали на осеннем ветру высохшие плети огурцов. Осень. Сентябрь дождлив и холоден. Да и лето погожими днями не баловало. Небо покрыто непроглядно толстым слоем облаков, ветер их гонит и гонит, но облакам нет ни конца, ни края.

Жена Егора, Валентина, женщина лет под пятьдесят, подогревала мужу на плите оладьи. Между делом рассказывала про утренний поход на рынок, где случайно повстречала своих – деревенских.

– Кого б ты думал? – спросила и хитро прищурилась на мужа. У Валентины всегда так: говорит, говорит и бац – угадай? Егора это нервировало: он что, бабка-угадка? Да в их деревне сотни дворов, село протянулось на десяток километров, как же угадать? Поев борщ и отодвинув тарелку, Егор стал молча ждать оладьи.

Переворачивая на сковородке оладьи, Валентина покачала головой, но секрет мужу открывать не спешила.

Из деревни Егор с Валентиной и двумя дочерьми перебрался в город лет десять назад и об этом нисколько не жалеет. С селом лишь связывает мать: переезжать в город она наотрез отказалась.

"Кого же она увидела? – вяло думал Егор, постукивая крючковатыми пальцами по столу. После того, как пришел с работы, у него ныла спина и хотелось полежать. – Подумаешь – мясом торговали! Когда-то и сам торговал. Бывало все, кроме рожек и ножек, на базар отвозил. Зато собственный дом построил, который продал, и после в город перебрался. Хватит, наторговался".

– Ну и кирпич же ты, Егор, – сказала Валентина обиженно. – Говорю, говорю, а тебе хоть бы что, даже лень мозгами пошевелить.

– Да-а, не хочу, не желаю! Ну что пристала, – вспылил Егор. – Тут самому не по себе, а ты со своими деревенскими!

– У тебя всегда так, – вздохнула Валентина и поставила перед Егором чашку с подогретыми оладьями. – Можешь с сахаром, сметаны в магазине не было, – заметила она и поджала губы. Выпытывать мужа больше не стала, зная, что если уперся, то сразу не расшевелить.

Присев напротив и наблюдая как он ест, устало сказала:

– В общем, с двумя Силаевыми и с Наташкиным мужем нос к носу столкнулась.

– Это какой такой Наташки? – спросил Егор. Он вытер полотенцем губы, отодвинул тарелку и не спеша закурил. Когда младшей дочери дома не было, жена курить на кухне разрешала.

– Наташки Беликовой, какой же еще, – сказала Валентина как о само собой разумеющемся. И добавила: – Теперь-то по мужу она Демина.

– Ох и новость принесла, – равнодушно отреагировал Егор. – Ну приехали и приехали – велика важность. Сколько разов, бывало, сам с мясом в город мотался.

– А вот и велика! У самого-то небось сердце: ёк-ёк?

– Это с чего вдруг?

– Не понимаешь, да? Или строишь из себя непонятливого?

– Ну, было время, встречались по-молодости, ты тоже с Мишкой, между прочим, крутила.

– С Мишкой? Ха-ха. Да ты никак с ума спятил? Мы с ним... Если б все так крутили.

– А почему думаешь, что я с Наташей по-другому?

– Говорили, что любовь меж вами необыкновенная.

– Если б такая была, на тебе не женился. А что говорят, так ведь иногда судачат, что и кур доят, – съязвил Егор.

– Какой же ты грубый, Егор, да разве об этом хотела тебе сказать? Не выслушаешь – раз-два и обрежешь. Только так и можешь.

– Будет об этом, – отмахнулся Егор. – Лучше скажи, неужели и взаправду Наташа чем-то сильно заболела?

– Сильно, Егор, сильнее быть некуда. Я тебе как раз и сказать об этом хотела. Не подумай, что ревную – какая уж тут ревность, что было, то было и прошло. Силаев старший-то мне сказал, что если б не муж, то Наташа давно Богу преставилась. Любит он ее, ничего не жалеет, куда только не возил. – Посмотрев на Егора долгим взглядом, продолжила: – Таких, как он, путевых-то мужиков, сейчас не больно много.

В другой раз Егор непременно выговорил бы жене за непутевого мужа, ясно, что в его огород камешек брошен. Но в этот вечер, насупившись, смолчал. Здоровьем жена сама не блещет, потому и в город срочно пришлось перебираться. Однако характер у нее тот еще – не пожалуется.

– Может, по Наташе-то загинают, – сказал примирительно. – У нас ведь иногда из мухи слона раздуют. У Мишки тоже, говорят, со здоровьем плохо. С головой что-то: будто когда на стройке работал, молоток на голову упал, а теперь вот опухоль появилась. Не была у него?

Спросил с подвохом. У своих деревенских, что в город жить перебрались, Валентина у всех перебывала.

До того сердобольна к чужим бедам да болячкам, чужое горе для нее как свое. Обижается, когда Валюхой-горюхой называет. Какая я тебе – горюха?

Бросив на мужа подозрительный взгляд и стараясь угадать настрой его мыслей, Валентина с ответом не спешила. У Михаила она была, навестила и в новой квартире, но мужу об этом умолчала. Знала, что посейчас ревнует к нему. Со здоровьем у Михаила в самом деле плохо: появилась опухоль головного мозга. В прошлом году вроде пошло на поправку, Михаил даже духом воспрял, а потом вновь обострение и страшные головные боли.

– Заходила как-то, – ответила задумчиво, – с женой поговорила... Все хорошо, если б не Мишкино здоровье. Привет передали, интересовались, как с тобой живем...

Слушая жену, Егору вспомнилась широкая деревенская улица, своим концом упиравшаяся в тихую речушку. Там, у берега реки, на полянке, местная молодежь собиралась вечерами. Под гармошку пели страдания, танцевали матаню, девчата распевали песни, были встречи и вздохи. Как не вспомнить хохотушку Наташу Беликову, Белку, – так ее звали не только за беличью фамилию, но и за удивительно светлые, пушистые волосы. Егор провожал Наташу, обнимал, целовал, о чем только ни мечтали. Егор рвался уехать в город, устроиться там, а потом уж и семейный вопрос решать. На ком жениться, пока не определился. Писем Наташе не писал, потому как похвастаться особенно нечем было. А у Наташи тем временем нашелся другой кавалер, и вскоре они поженились. Теперь Наташа – мать двоих взрослых детей. Об этом Егор знал, но не ведал, что она так тяжело больна.

– И что же ты, сказала, как мы с тобой живем? – спросил Егор.

– А что говорить, – пожала плечами Валентина. – Сказала как есть, что живем нормально, что главная теперь забота – дети да внуки.

Взгляд Егора смягчился. "И чего завелся-то, – подумал он. – Молодец Валентина, что связь со своими деревенскими не порывает, нельзя же бирюками жить".

Подойдя к мужу, Валентина ласково попросила:

– Разреши, Егорушка, на выходные домой съездить... Завтра туда, а в воскресенье – обратно вернусь. Заодно маме постираю: ждет небось, от окна не отходит.

"Хитра, ой и хитра Валюха-горюха, – думал Егор. – Ведь первым делом к Наташке зайдет. Но попробуй не отпусти, если и в самом деле его матери поможет". Сказал грубовато, ласки к жене у него всегда не хватало:

– Не надо только мне мозги компостировать... Постирать... Тоже мне, хитромудрая нашлась. Я же тебя насквозь вижу. С Наташкой небось собралась поплакаться, да с Райкой поболтать. Угадал? – В голосе мужа Валентина не почувствовала недовольства, скорее это было одобрение предстоящей поездки.

– Ясно, что и с Наташей повстречаюсь, как же без этого, сам знаешь, если не увижусь – ночами спать не буду. Да и маме заодно помогу.

– Поезжай, – махнул рукой Егор. – Тебе бы только всех ублажать. О себе да о муже подумать некогда. У меня, между прочим, со вчерашнего дня спину так скрутило, что не согнуться, не разогнуться. – Егор любил иногда поныть и пожаловаться жене на свое поизносившееся в горячем цехе здоровье.

– К врачу сходи, ведь сам не идешь, – ответила Валентина, собирая со стола посуду. Другого ответа от жены Егор и не ожидал, да и что она могла ему сказать. Уж если откровенно, то у жены со здоровьем куда хуже, чем у него.

– Мне мотаться по врачам недосуг, – больше с намеком на сердобольность жены сказал Егор. Он зевнул и тяжело поднялся со стула.

– Постель готова? – спросил.

– Готова, готова, кстати, простыни с наволочками заменила, так что помойся.

– Могла бы и не напоминать, чай и сам соображаю, – проворчал Егор и, закрыв форточку, вышел из тесной кухни.

II

Встреча с односельчанами разбередила душу Валентины. Наташу она с весны не видела. Тогда у подруги детства было все нормально. И вдруг как гром с ясного неба – при смерти! Как же так? Не может быть, чтобы Наташка умерла.

Егор сразу уснул, а Валентина ворочалась, вздыхала, вспоминала. Мысли наплывали волнами. Будто вчера звеньевой работала в колхозе, а в звене подружки-одногодки: Наташа, Рая, Вера... Семь девчонок – лучшее молодежное звено в колхозе. А она, к тому же, депутат сельсовета. Депутатская обязанность не ахти какая сложная, но от работы отрывала, особенно когда приходилось жалобы разбирать. К чужому горю относилась как к своему и по возможности старалась докопаться до истины. Чего сама-то в жизни хорошего видела? Росли с братом без отца, горя после войны хлебнули через край. А как подтянулись, так без работы дня не сидели. Нелегко было, но жили с песней: дома, в дороге, в поле. С песнями горе и житейские невзгоды легче переносились, помогали выживать молодость и задор. Посейчас как вспомнит о том времени, так сердце защемит. Нет, не выбросить из головы весеннее цветение садов с соловьиными трелями, не забыть тихие ночи с чудным месяцем. Теперь-то вряд ли придется посидеть на берегу речки детства, пропахшей камышом и тиной, или вечером ощутить запах парного молока, когда по улице только что пройдет стадо коров. Может, такая она ненормальная, что все так близко к сердцу воспринимает? Когда Егору об этом скажет, тот удивляется, чем жена себе голову забивает. Она же по-другому не может, видно, такой уж уродилась. Обидно, что еще путем и не пожили, а Наташа и Миша так серьезно больны. Егор, конечно, темнит насчет Наташи и не обо всем ей рассказывает. Да и Наташа при встречах не любит старое ворошить. Зачем? Что было, то прошло. Но она Егора любила. Это было видно даже со стороны. "Егорка в город поехал устраиваться, – говорила Наташа подругам доверчиво. – Вот как устроится, так и меня к себе заберет". И при этом вся светилась от счастья и радости, так захватывала ее перспектива жизни с Егором в городе. Мечта, однако, не сбылась. Как уехал Егор, так и ни одной весточки о себе не подал. Уж как Наташа ждала от него писем...

Подруги за нее тогда все в звене переживали, а Егора вспоминали недобрыми словами. Но вскоре у Наташи все наладилось, из армии вернулся с их села парень, стал встречаться с ней, полюбил и они поженились.

Валентина в это время встречалась со своим одноклассником Мишей Морозовым. Дружили, мечтали, строили планы. Михаил, как и многие ребята, рвался уехать в город, что и сделал после школы. Расстались друзьями и стали переписываться. Миша Валентине нравился: сильный, умный, красивый.

Если бы кто сказал, что она скоро выйдет замуж за Егора – ни за что не поверила. Он ее нисколечко не волновал, да и злы были девчонки на него за Наташу: обманул, обнадежил. Однако случилось так, что Егор вернулся из города. Вначале поработал трактористом, потом стал плотничать, а плотники в селе нарасхват – люди строиться начали. На полянку, где собиралась молодежь, Егор приходил редко, а если и появлялся, то больше отсиживался молчком и раньше других уходил домой: плотники рано начинали стучать топорами.  О чем только думал Егор-молчун, почему ни с кем не встречался?