Текст книги "Клёст - птица горная (СИ)"
Автор книги: Анатолий Ключников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
Снова в дорогу
Я продолжал придумывать себе всё новые и новые убедительные доводы, ради чего я ввязываюсь в это трижды неладное дело, – уже глубокой ночью, лёжа в кровати рядом с Синичкой. Ну, а что я смог бы сделать, когда эта засранка нырнула ко мне под бочок совершенно голенькой? – я ведь не железный, в конце-концов. Солдат может остановить полчище врагов, но он бессилен остановить одну женщину, если ей что-то втемяшится в голову.
Видя, что мне не спится, моя нежданная подружка приподнялась на локте, подперла ладошкой свою щёчку и принялась пальчиками другой руки гладить меня по плечу.
– Знаешь, а у меня это в первый раз…
Я поперхнулся и прокашлялся. Синичка сегодня прямо-таки завалила меня разными чудесами, начиная от вымытых полов и заканчивая вот этой фразой, – мне оставалось лишь изумляться.
– Нет, я не в том смысле! – поправилась она после смешка. – Сегодня я в первый раз делала ЭТО для себя, и только для себя, а не для разных вонючих козлов…
– ???
– Да, вот такая у меня жизнь сложилась: сначала я была честной и порядочной девушкой, а потом мне сказали: «Хочешь жрать? – иди, работай в борделе!» Привезли, как куклу, в другую страну и сказали: «Вот твой новый дом.»
– А кем ты работала у себя на родине?
– Никем. Меня просто готовили замуж, как всех девиц. А потом… а потом…
У неё спёрло дыхание, и она не договорила – только всхлипнула. Я не настаивал: мне было абсолютно всё равно, что там у неё случилось.
– Хочешь, я буду с тобой всегда? До самой старости?
Я лежал уже готовый к её сюрпризам и ничем не выдал своих нахлынувших чувств. Кстати, моя старость придёт куда как раньше, чем её, а она не уточнила, чью именно мы будем дожидаться.
– С тобой так хорошо и спокойно. Я точно знаю: ты меня не бросишь. Ты не умеешь делать зло людям.
– Ты ничего обо мне не знаешь, кому и сколько зла я сделал.
– Ты же ведь не нарочно это делал, у тебя работа такая. Я тоже в борделе жила не ради развлечений, – она ещё раз коснулась моей кожи пальчиком. – Главное: что у человека вот тут.
Она провела полоску по моему сердцу.
– Что бы там у меня ни было, но мне скоро нужно уезжать в другую страну. Я не могу жить с тобой и оберегать тебя – у меня, понимаешь, свои дела. Мне сделали хорошее предложение – и я уезжаю. Когда вернусь и вернусь ли вообще – одному Пресветлому известно. Или Нечистому – я никак не пойму, кто из них лучше обо мне всё знает.
– Значит, и я тоже еду в другую страну, – спокойно сказала девушка. – Хоть на край света: за тобой – как за каменной стеной!
– Я в армию буду вербоваться, дурёха! – ответил я как можно более грубо. – А в армии девкам можно околачиваться сама знаешь в каком качестве. Такое занятие ты и без меня найдёшь, и без жизни рядом с солдатнёй.
Она отвернулась и принялась тихонько всхлипывать. Что-то слишком уж попалась мне ранимая работница борделя.
– Сама подумай: что ты будешь делать в этой Божегории? Языка не знаешь, работать не умеешь…
– Вообще-то, я родилась в Божегории, – вскинулась Синичка. – Слушай, возьми меня с собой! Что мне тут делать? – опускаться до грязных кабаков, как все мои знакомые? Мне тут всё осточертело! А там у меня – Родина, мне там обязательно что-то поможет! Я верю! Ну, возьми-возьми-возьми!
– Ладно, завтра что-нибудь придумаю… – ко мне пришла одна мыслишка.
Моя интонация подсказала девушке, что для неё ещё не всё потеряно. Она сразу воодушевилась и кинулась меня дурашливо целовать.
Командир одобрил мой вариант прикрытия: я еду в Божегорию под видом сопровождающего молодой девушки, который затем планирует завербоваться в божегорскую армию. Девица – это всегда отличный отвлекающий образ: все проверяющие сразу начинают пялиться именно на неё, а её спутник – ну, это так, пустое место. Когда-то мы с моей будущей женой точно так же и ехали по Божегории: никто ни разу не удосужился спросить у нас дорожные документы, все готовы были верить сразу на слово.
А сейчас нам состряпали и контракт двухсторонний, и непалевую подорожную: к нам в комнату сам лично приходил сморчок-нотариус, наши подписи собирал с поклонами и свою именную печать к контракту приложил. Простодушная Синичка, конечно, не догадалась просить, с каких это пор столичные нотариусы выдают подорожные листы, где стоит печать магистрата, а я не стал заострять её внимание на подобную мелочь.
Подорожную нам выписали до нашего посольства в Божегории. Во как! С одной стороны, это давало нам законное право проезда до их столицы, а с другой – давало некий призрачный шанс и Синичке. Ещё бы: нам вручили и третий документ, – письмо в посольство, где излагалась убедительная просьба поучаствовать в судьбе невинного дитя (?!), попытаться найти его родную семью и вернуть в лоно оной. И подпись нашего министра иностранных дел, т. е. Лебедя. С такой ксивой даже самый рьяный страж закона не сможет придраться: личные просьбы министров считаются обязательными для всяческого содействия, даже если это – министр другой страны, с которой нет войны.
Не могу я промолчать и не добавить: я не просил Командира помочь пристроить Синичку в её родной стране – я лишь обрисовал ему ситуацию в целом: у меня есть божегорка, под прикрытием которой можно пересечь границу. Кто такая? – да бес его знает: говорит, что с семьёй её разлучили и к нам в бордель привезли; никакой лирики я не разводил. Так что письмо Лебедя на имя нашего посла – это исключительно его личная инициатива.
Что заставило его потратить своё драгоценное время и чернила на эту бедную девочку? – как знать… этот прохиндей несколько раз шокировал меня своей непонятной сентиментальностью, хотя когда-то ему приходилось общаться по работе и с циниками, и с опустившимися личностями, и с отъявленными лгунами изо всех слоёв общества. Прямо как мне, только я ещё и руки кровью пачкал. Я ещё как-то смог бы понять, если бы Лебедь сам иногда пользовался услугами Синички, но, судя по всему, он – птица совсем не из нашего леса…
Девчонка прямо вся сияла, и постоянно повторяла: «Я же говорила, что всё будет хорошо! Я же говорила, что всё будет хорошо!» По ночам она осыпала меня бурными ласками; я, конечно, ими пользовался, хотя где-то в душе свербело чувство неловкости: никакой моей заслуги нет, я же просто предложил использовать её как ширму… Конечно, я мог бы сказать ей, что можетслучиться всякое: её семья не найдется, или снова грубо откажется, как когда-то – и куда она потом пойдёт? Но у меня язык не поворачивался говорить такое, я боялся спугнуть чужую удачу.
Почтовая карета доставила нас в столицу Божегории. По пути Синичка жадно вглядывалась в окно, силясь узнать родные места и приходя в неописуемый восторг, если память одаривала её знакомой картинкой. Запылённые пассажиры не разделяли её щенячьей радости: она их больше утомляла, чем веселила.
Одним словом, путешествие, прикрытое официальными документами по самую крышу кареты, не принесло нам ни одного приключения. Ни колёса не ломались, ни разбойники не нападали. В корчмах Божегории и вовсе все кушали смирно, солидно, чем-то напоминая мне ярмарочную корчму, в которой я обретался последнее время; мой намётанный глаз тщетно пытался определить, где тут прячется вышибала. Не удивлюсь, если их тут и не держали…
Самый сложный вопрос, который требовалось решить в самый последний день нашего совместного обретания, – что надеть на приём в посольство? Я, конечно, был уверен, что карминовое платье, ведь оно же являлось самым красивым. В ответ шустрая девица закатила свои чёрные глазки, обречённо сказав что-то типа того, что все мужики – одинаковые и ничего в нарядах не понимают. Я хотел было сдуру ляпнуть, что знаю одного такого, шибко разбирающегося в этикете, но вовремя прикусил язык. Синичка, напротив, свой показала свой розовый язычок, поддразнивая меня:
– Там же будут солидные дяденьки, я же не могу прийти к ним одетой, как портовая шлюха!
– Да много ли ты их видела, шлюх портовых? – возмутился я и тут же мысленно щёлкнул себя по носу: я и сам-то с ними дела никогда не имел, так что не специалист.
Девушка облила меня уничижительным взглядом:
– Нам нужно пройтись по магазинам и купить что-то приличное! Не хочу, чтобы меня после приема сразу же отправили на работу в какие-нибудь «Озорные мышки»!
Не буду описывать читателю обход всех столичных магазинов Славограда: некоторые мужья поверятмне и на слово, а для остальных могу лишь сделать сравнение: лучше выдержать один удар яростной нихельской конницы в плотном пехотном ряду, выставив вперёд копье, упёртое в землю, чем целый день ходить с девицей за покупками. Ибо в первом случае твои мучения закончатся, скорее всего, очень быстро, а, если тебя не убьют сразу, то тебе не придётся слушать всякую ахинею про нынешнюю моду: ты будешь очень-очень занят ручным трудом, и о высоких материях думать будет некогда…
Итак, как в итоге обмундировалась моя бойкая подопечная?
Она выбрала платье скромного кремового цвета и даже помаду использовала наивно-желтоватую, а не вызывающе-красную, как обычно в «Сладких кошечках». Корсет слегка приподнял её аппетитные булочки, а верх платья отрывал взору только самую их малость и нежную ямочку между ними. Простенькие белые кружева обрамляли этот восхитительный десерт, а на рукавах и по низу колыхались кружева цвета бледно-кофейного. Соломенную шляпку Синичка сдвинула на затылок, она подвязывалась широкой белой лентой, – под цвет кружев вокруг декольте. Талию перехватывал кожаный ремешок, завязанный небрежным бантиком на боку.
– Ну, как я тебе, солдат? – спросила Синичка игривым голосом и сделала, красуясь, оборот на месте, расставив руки.
Меня словно шилом в сердце кольнули: вот точно так же когда-то в этом же городе передо мной крутилась моя Ведит, и туфельки у неё были тоже кожаные, с медными бляшками. Нынешняя мода подняла подол платья повыше, и, когда девушка закрутилась, то я увидел и её круглые коленки.
ПочемуСиничка назвала меня «солдатом»? Ведь раньше она не использовала это слово. Или это бог пытается мне сделать больно? За что?
Девушка направила на меня свой сияющий взгляд, а я смахнул скупую слезу.
– Ты чего? – испугалась она.
– Нет-нет, всё хорошо! – отмахнулся я. – У тебя точно всё будет хорошо…
И мы пошли пешком в посольство, под ручку, как благородные господа… в этот раз лошадей со мной не имелось. Потом всё произошло слишком быстро, но, пожалуй, так даже хорошо: мы зашли в старинный дворянский особняк, занимаемый нашим посольством, предъявили подорожный лист и письмо от Лебедя. Нас провели в прихожую и попросили подождать… вышел сухощавый строгий мужчина с лёгкой сединой, сжимая в руке наши документы, переспросил наши имена. Потом сказал:
– Сударыня, прошу вас… – у увёл ошарашенную Синичку под локоток за дверь.
Я остался стоять дурак-дураком. Простоял, наверное, не менее получаса.
Из двери вышел другой, помоложе, в очках, – тот, который принял наши бумаги, и удивился:
– А Вы зачем здесь стоите? Аудиенция окончена. Прошу Вас на выход.
За моё плечо сразу встал услужливый дворецкий (или как в посольстве такая должность называется?) и вежливо проводил меня до чугунных ворот. Караульный выпустил меня на улицу, закрыл решётчатую створку пропускной «калитки», задвинул металлический засов, снова встал по служебной стойке со своей парадной алебардой. ВСЁ.
На моей памяти запечатлелись образы сотен разных людей. Они появлялись, знакомились со мной, а потом исчезали, – рано или поздно. Только Ведит с детишками задержались надолго, и я даже думал – навсегда. Но круговорот лиц продолжился, теперь вот и Синичка исчезла из моей походной жизни. Как-то внезапно и глупо исчезла, у меня осталось ощущение, что я не сказал ей чего-то важного в напутствие. Но что именно? – никак не мог сообразить.
Да, я не сказал ей даже вежливое «до свидания!» – слишком сумбурно, непродуманно сложилось расставание. Но мало ли кто уходил от меня без прощания? Стрела в спину – и человек летит кувырком с лошади, а ты свою, наоборот, нахлёстываешь ещё более отчаянно, чтобы оторваться от погони. Жив он там лежит или погиб? – некогда разбираться, и никто потом с вражеской территории не придёт и не уточнит, что случилось с боевым товарищем…
Перед походом в посольство мы поселились в хорошей гостинице, так как я благоразумно посчитал, что девице лучше всего прихорашиваться в приличной комнате, а не в грязной корчме, воняющей пивом. Теперь, оставшись один, я перебрался в дешевую гостиницу, и на входе сразу звякнул первый звоночек.
– Сударь, я вижу, что Вы – иностранец? Акцент у Вас заграничный, – спросил меня хлыщ, делавший запись в книгу жильцов.
– Да. Это не запрещено?
– Нет, ну что Вы! Пожалуйте Вашу подорожную…
Я вытащил бумагу и вручил ему.
– Ещё один момент… Поймите меня правильно: нам приказано у всех иностранцев спрашивать о цели их прибытия и делать запись. Итак, зачем Вы посетили наш славный город?
– Что-то у вас тут задают слишком много вопросов, а я не в духе. Давай я лучше пойду найду себе корчму попроще.
– Нет-нет, что Вы, не стоит беспокоиться! В корчмах порядки те же самые: у всех иностранцев требуют подорожную, и всем нужно немедленно докладывать о таковых постояльцах. Там, наоборот, гораздо хуже: могут участковому наболтать невесть что, а у нас всё строго, на бумаге…
Я хотел было сказать ему, в каком месте использовать его бумажки, но вовремя себя одёрнул: не надо задираться в чужой стране. Человек, вижу, старается услужить – надо его поощрить.
– Пиши: вербовка в армию. Ладно, давай ключ. И, это, вот что: если кто про меня будет излишне любопытствовать – скажи мне, – и кинул ему на стол лишнюю серебрушку. – Кстати, а давно у вас такие порядки?
– Уже несколько лет, сударь, – писарь благодарно смахнул монетку со стола. – Кстати, если Вы приехали вербоваться в армию, то по закону обязаны сделать это в течение пяти дней. Это обязательно будет проверено.
– Да вы тут с ума все посходили, что ли?! Делать, что ли, вам нечего?! И откуда только проверяющих берёте?
– О, Вы не знаете? – у хлыща даже усики приподнялись. – Баб изволят нанимать, да-с. Ходят такие крали и всё-всё записывают. Чуть не так моргнёшь – ан глядь, а тебе уже повестка к «безопасникам». Такая вот фифа её вручит: примите, мол, и распишитесь! А там уж как повезёт… если тебя в кабинете тоже баба примет – значит, штраф выпишут, а, если мужик, то… ну, тут тоже как повезёт, спаси Пресветлый!
И он даже осенил себя Его знаком, – правда, в Божегории сначала касались правого плеча, а потом – левого, а в нашей стране – наоборот.
– Денег людям девать некуда, развели бюрократию, – буркнул я и потопал в свой номер.
Мда, это, конечно, весьма неприятно, когда иностранца преследует навязчивое внимание. Значит, мне нужно поскорее налаживать местные контакты и почаще менять места проживания. Увы, подорожная у меня имелась только одна, и я не мог называться любым именем – значит, нужно устроиться жить на частное жильё, да такое, чтобы тебя никто не дёргал…
Интересно, а как же мы доехали до столицы, и в корчмах от нас не требовали сообщать цель визита? А, понятно: мы же говорили, что нам только переночевать…
А что, если и правда завербоваться? У меня тогда на руках будет официальныйконтракт, а наёмники – люди вольные: пока война не началась, ты можешь жить там, где хочешь. Трубят поход – становись в строй; с этого дня начинает начисляться твоя зарплата. Я решил обмозговать такой вариант.
А вот и дорога…
Когда-то в этой славоградской аптеке я повстречал стройного мужчину с лёгкой благородной сединой на висках, с уверенным взором светлых глаз; бородка клинышком, солидные усики стального цвета – классический портрет «доброго доктора». Сейчас предо мной предстал пожилой полуседой дяденька, слегка сутулый, с мешками под глазами и редкими пятнышками старческих пятен на лице; очки с круглыми стёклами, казалось, едва-едва держались на носу. Борода стала прямоугольной и кустистой, но это был, несомненно, тот самый Аптекарь.
– Я Вас слушаю, молодой человек, – польстил он мне.
– Я к вам от Лебедя, прихворнул он чуток. Всё то же самое.
Надо отдать дяденьке должное: как и в прошлый раз, он даже глазом не моргнул. Только блеснуло стёклышко в очках из-за того, что он слегка повернул голову.
– Ах, да-да… виноват, запамятовал. Как же, как же… проходите, прошу Вас.
И он, в светлом костюме, снова повёл меня в лабиринт своих комнат, пропавших пряными запахами. Как и тогда, мы прошли в его рабочий кабинет, и он плотно закрыл дверь.
– В прошлый раз за прилавком стоял мальчишка, – напомнил я.
– Да, были времена… где те счастливые годы? Мальчик стал мужем, ушёл лекарем в народное ополчение, а потом ко мне не вернулся. Работает сейчас в городской больнице где-то в провинции, как я слышал. Юноши почему-то стали чураться аптечного дела; Вы не поверите: мне пришлось нанять особу женского пола. Старательная девочка, но сегодня отпросилась по причине «этих самых дней».
– Сударь, я к Вам вот по какому делу… Вы не так давно сообщили нашему человеку, что Божегория начала работы по созданию летающих повозок. Прошу Вас изложить очень точно: как и при каких обстоятельствах получена такая информация? Требуется тщательная проверка.
– Когда-то мы с Вами отмечали на карте месторождения апатитов, серы, земляного масла, извести, чтобы определить наилучшее местоположение химической мануфактуры. Осталась сущая малость: найти оптовых покупателей на «остатки», невостребованные «огневым» производством, чтобы у них регулярно делать розничные закупки. Шаг за шагом складывается коммерческое доверие, а там и дружеские разговоры недалеко. Посочувствуйте проблемам бизнеса – и человек вам откроет душу, а вы потом прикидывайте: много ли дают на «остатки» и по какой цене? – так постепенно появится понятие про реальные объёмы производства взрывчатых веществ.
И потом, – добавил он, – я ведь не один ЭТИМ занимаюсь. Есть и другие, причём я понятия не имею, кто они такие. Смело полагаю, что нас много.
– Ого! – уважительно гукнул я.
– Самое главное: собеседник непременно захочет вас чем-то поразить, блеснуть глубиной своих познаний. Вот однажды один такой и сказал мне: видел я на днях летающую повозку…
– Брехня! – отрезал я.
– Я тоже так ответил; правда, более мягко. Мой визави забожился знаком Пресветлого и всей своей честью: мол, сначала сам подумал сдуру, что это проснувшийся горный дракон, разбуженный дурными работягами, а потом глядь – а крыльями-то он не машет! Точь-в-точь крытая повозка, а крыльев у неё – аж четыре штуки; чем-то на стрекозу похожа. Далеко та повозка летела, а потом скрылась за горой. Шум от неё сильный идёт; судя по всему, расстояние до неё было порядка четырёх или пяти лиг, а мой собеседник его услышал и потому обернулся в ту сторону.
– Если крыльями не машет, а летит – точно брехня.
– Он мне и говорит: «Я спросил тогда продавца: а что у вас тут за сила такая нечистая летает?» А тот мне в ответ: «Много раз уже летала, привыкли мы. Наверное, это учёные мудрецы чудят – у них ведь там научный городок какой-то.» Мой рассказчик – человек серьёзный, во вранье я его ловил только самую малость, подобные байки травить он бы не рискнул. Понимаете, пустая болтовня очень сильно бьёт по торговой репутации…
Я рискнул перепроверить полученные сведения, и уже с другим поставщиком сырья из тех мест сам завёл разговор про летающую телегу. Тот подтвердил, что и сам слышал рассказы от тамошних работников про фургон с четырьмя крылами, да только не очень-то им поверил. Ему ещё говорили, что за ним тянулся чёрный дым, но без огня. Если, сказал, это и правда, то не нашего ума дело: много будешь знать – скоро состаришься. Раз летает – значит, так нужно.
Если бы Аптекарь сказал, что видели дым белого цвета, то я, пожалуй, поверил бы: это означало бы, что в повозке прячут паровую машину. А чёрный дым даёт только горящее земляное масло. Однако, совпадение в числе крыльев едва ли могло быть случайным…
Собственно, самое разумное решение, которое само напрашивалось – это сходить в гости к горцам и разузнать у них напрямую, что за телеги такие летают у них над головами, – рядом с орлами. Уверен, что им прекрасно известно и местоположение этой «конюшни». Оставалась сущая малость – найти к ним такой тонкий подход, чтобы башку сразу не отрезали.
Здесь тоже особой проблемы не наблюдалось: в здешних горах осел на жительство мой старый сослуживец Кудрявый, получивший определённый уровень уважения у местных аборигенов и истосковавшийся по воспоминаниям о ровной земле. Нужно лишь назваться его гостем – и дорога тебе открыта. Если он уже умер, убит в разборках или сбежал в долины, то лучше даже не думать, как тебя встретят… зная его ушлую натуру, исключать подобное было никак нельзя. Но, с другой стороны, провернуть без участия или, что ещё лучше, с неучастием, горячих горцев похищение важной фигуры из горной области решительно невозможно.
Я потратил ещё часть задатка Командира и купил подарки горцам. Те же самые лекарства от Аптекаря, хорошее вино, хороший кинжал для главы клана – ничего необычного. Самая главная моя покупка – лошадка Чалка: воевать я не собирался и поэтому подобрал себе смирную тихоходную клячу подешевле.
Дорогу я помнил, но, избегая случайностей, половину пути громко кричал, что я гость и просил меня проводить. В конце-концов, на моём пути появились двое всадников: уверен, что главным их мотивом проводить меня до нужного селения стало не желание уважить дорогого гостя, а жажда поскорее заткнуть мне глотку, ибо горное эхо – штука коварная, и очень раздражает ударами по ушам.
Я приложил руку к сердцу, как научил меня Кудрявый, и назвал его имя. Назвал и его селение. Лица головорезов никак не изменились, и я с отчаянием подумал, что, либо забыл название, либо мой жуткий акцент непонятен моим встречным. Я изобразил пальцами «кудряшки на голове» – этот жест вызвал некоторую реакцию: всадники переглянулись, зареготали между собой, потом громко заржали, в то время как их кони оставались неподвижными и молчаливыми.
– Гох! – крикнул один из них, махнул мне рукой и ударил коня нагайкой. Второй пристроился за моей спиной.
Путь показался мне определённо знакомым. Правда, в первый раз я проехал по нему с мешком на голове, а сейчас мог свободно вертеть головой. А виды открывались удивительные…
Мы углубились в ущелье, на дне которого шумела речка. Будь она в долине, про неё презрительно сказали бы, что она и курице по колено. Однако, в горах картина разительно отличалась: вода неслась с огромной скоростью, а, так как на пути постоянно встречались валуны, торчащие выше поверхности, то поток разбивался в бешеную пену, не успевающую снова стать водой. При этом от реки ощутимо тянуло снеговым холодом: не смотря на летнее солнце, я ощущал, как озноб неумолимо вытягивает из меня тепло.
На противоположной от нас стороне склон покрывали плоские камушки, среди которых чахли стебельки невысокой травы. Среди неё выделялись невысокие цветочки с фиолетовыми шапочками; подозреваю, что именно они давали одуряюще-пряный аромат. На нашей стороне трава оказалась гуще и сочнее; подняв голову, я увидел овечью отару, среди которой столбом застыл пастух, явно старый на вид. Интересное дело: наши деды сидят на завалинках, байки травят, а этот по горам овец гоняет. Кстати, я впервые в жизни увидел, как пасётся стадо в горах, где нашему человеку можно запросто ноги переломать.
Чем-тоэтот пастух напоминал монаха, поскольку оделся в длинный балахон из тонкого войлока с накинутым на голову капюшоном. В руках старик держал недлинное, чуть выше своего роста, копьё. Пожалуй, если его воткнуть в грунт, а сверху нацепить балахон, то получится неплохое укрытие от дождика…
Тот, что ехал впереди всех, поднял руку и что-то крикнул деду. Тот даже не шелохнулся. Кричавший, тем не менее, совершенно не опечалился и больше ничего не орал. Ехавший сзади меня вообще промолчал.
Наконец, заехали мы в селение. Новые крепостные стены у него не появились, а старые, высотой с человека, остались неизменными. Я мысленно воздал хвалу Пресветлому: меня ведь могли увезти куда угодно, а жаловаться некому. Теперь же осталось только вздохнуть с облегчением, произнести ритуальные слова благодарности своим провожатым и шагнуть к жилищу моего старого приятеля.
В отличие от крепостной стены, жилище Кудрявого претерпело разительное изменение. Оно стало явно наряднее: теперь на некоторых стенах красовались ковры, на которых висели клинки разных форм и длины в богатых ножнах чернённого серебра. Хозяин поднялся с ковра на полу и шагнул навстречу мне.
Сначала мне показалось, что у жилища сменился владелец: шедший навстречу мне оказался лысым, как куриное яйцо, и с солидным брюшком. Но вот на его лице растянулась улыбка, приподнимая усы, он раскинул руки для объятий…
– Кудрявый!.. Да чтоб тебя,…– я понял причину веселья моих проводников.
– Ай, Клёст, зачем так говоришь?!
Мы крепко обнялись.
– Неплохо устроился, – заметил я, усаживаясь на пыльный ковёр с непонятным рисунком, впитавшим запах пота, дыма и жира.
– Да, приходится… Я же теперь тут самый главный!
– Иди ты!
– Чтоб я сдох.
Молоденькая беременная женщина расставляла нам деревянные блюда с горячей бараниной, тушёной в винограде с луком и пряными травами, принесла поднос с лепёшками, пахнущими дымом, серебряный кувшин вина, – я как раз успел к ужину. На мой молчаливый вопрос Кудрявый пожал плечами и картинно вздохнул:
– Ах, что делать, что делать… жизнь такая тяжёлая штука – нужно соответствовать положению. Пришлось брать вторую жену – дочь весьма уважаемого тут воина, будь он трижды неладен. Что дочь, что её отец – оба настырные и права качают, как твои качели. Всю плешь мне проели, паразиты, – он горестно провёл ладонью по своей макушке. – А я тут один разрываюсь на всех жён, детей, на клановые проблемы и разборки, торговлю. Ещё и судить иногда кое-кого приходится… Таков уж удел моего несчастного народа: терпеть тяжёлые невзгоды и нахальные наезды, а от судьбы не скрыться даже в самых высоких горах, – поверь мне, друг.
Он уныло повесил свой крючковатый нос. Да, тяжко ему тут жить и пить на серебре…
– За удачу и везение! – я поднял наполненныйсеребряный кубок.
Мы чокнулись и отхлебнули. Я вспомнил про свой подарок главе клана и развязал походный мешок. Что ж, жилище Кудрявого украсится ещё одной железякой. Судя по его брюху, мой приятель предпочитает делать дела не в сражениях, а в разговорах. Интересно, как местные горячие джигиты, любящие драться и задираться, терпят такого ханыгу. Впрочем, Кудрявый был отнюдь не мирной овечкой, и на моей памяти убивал людей очень даже лихо и хладнокровно – готов поспорить, что даже с пузом он даст фору иному горному забияке. Пожалуй, в здешних местах и впрямь невозможно найти более подходящую фигуру для управления.
– Иной раз думаю: а не послать ли их всех… ко всем, – он подпер голову локтем. – Взять меч, сесть на лихого коня – и всем до свидания! А потом как подумаю: это же всё опять от нуля начинать; мои сыновья растут дикими волчатами и для житья без гор не приспособлены: в городах им тошно. Всю торговую сеть придётся бросить, вообще всё бросить: то, что годами создавал своими руками и… хм, не руками тоже.
– Чтобы мы своё никогда не теряли и чужое почаще находили, – я снова поднял кубок.
– О, хороший тост! – Кудрявый многозначительно поднял баранью косточку, а потом, отшвырнув её в угол, взялся за свой.
Когда мы просмаковали промывку животов вином после очередной порции баранины, я начал постепенно переводить разговор в нужное мне русло.
– Говорят, у вас тут чудные дела творятся: телеги по небу летают… Ничего про такое не слышал?
Мой приятель отломил кусочек лепёшки и задумчиво его зажевал:
– Да, конечно, можно было и догадаться, что рано или поздно пошлют кого-то разнюхать про такие дела… почему бы и не тебя?
Он замолчал. Я тоже помалкивал.
– Ты, Клёст, скажи прямо: что тебе нужно?
– Для начала хотя бы убедиться, что это – правда.
– Правда-правда. Летают тут такие фургоны. Не каждый день, но бывает. Я так понимаю, что в нашей стране у кого-то ну очень свербит в заднице, чтобы всё это разнюхать как следует…
– Свербит, и очень сильно.
– Так вот: лучше вообще про это не думать. В научном городке все жители – наперечет, все друг друга знают, все проверенные и перепроверенные. Ну, это не моё дело. Лучше скажи: чем я смог бы помочь? В разумных пределах, конечно: мне сейчас ради Родины рисковать шкурой ну вот совсем не с руки.
– Мне предложили выкрасть человека, который был бы причастен к этим телегам. Ты смог бы сделать так, чтобы никто из ваших джигитов этого как будто не заметил?
– Клёст, гораздо проще просто пойти и повеситься: тебе же меньше будет канители. Зачем придумывать себе такие сложности?
– Ну, мало ли… а вдруг получится?
– Там у них гарнизона – целый полк. Кстати, в старый замок все жители давно перестали помещаться: появилось очень много приезжих. Я так понимаю, что это согнали новых работников для строительствалетающих телег. Сначала рядом с замком построили большой посад, а теперьегоогораживают каменной стеной, чтобы создать единую линию обороны с замком.
– А стена ещё не сплошная? – спросил я с надеждой.
– Пока нет. Но ты что, собрался устроить полноценный штурм, что ли? Хочешь конный эскадрон внутрь загнать?
– Нет, наоборот: сделать всё тихо, а пленника вынести наружу. Или лучше выманить, а захватить уже вне замка.
– Ну, ты мечтатель… хотя, помнится, когда-то нам здорово везло. То ли враги дурные попадались, то ли сами боги нам, дуракам, помогали. Одно точно: чтобы кого-то выкрасть из королевского замка – нужна большая удача, – он даже головой замотал из стороны в сторону, как будто сам своим словам не верил.
– За удачу! – озвучил я очередной тост.
И был другой день, и были другие тосты. Да, я понимал, что Кудрявый не имел возможности полностью подписаться на мою авантюру, но при этом у меня не родилось абсолютно никакой идеи на тему того, как захватить нужного мне человека. Была бы тут деревня, то и проблемы бы не было: лихой ночной налёт, все захвачены тёпленькими, быстро всех допросить по одному, отобрать парочку самых знающих, захватить с собой – и назад. Но захватить целый городок, с населением в несколько сотен или тысячу душ? – при условии, что его, по словам Кудрявого, охраняет целый полк… нет, мне такая задача не под силу.
По трезвому размышлению я понимал, что нерешаемых проблем не бывает. Если задача не решается грубым налётом, то, значит, требуется тонкий подход. Нужно внедрить своего человека, чтобы он втёрся в доверие, а потом под благовидным предлогом выманил бы того, кто нам нужен, за периметр охраны… но эта задача не для меня. Увы. Я умею убивать, я умею проникать за высокие и крепкие стены, я умею делать крупные подлости, но я не умею проникать людям в их души и задевать там тонкие струны, заставляя их делать то, что требуется.
