Текст книги "Клёст - птица горная (СИ)"
Автор книги: Анатолий Ключников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)
На новой службе
Новая служба показалась мне сущим праздником. Летунов охранял целый ЛЕГИОН, – правда, без кавалерии и метательных машин, но имевший те же стреломёты. Аэроплану требовалась полоса ровной земли для разбега перед взлётом – в горных условиях сапёрам приходилось снимать очень много каменистого грунта, – и это там, где удавалось найти боле-мене подходящий участок.
Мастерская, штаб, стоянка – всё обнесено проволокой в два ряда, на которую подвешивались гремучие жестянки для ночной сигнализации. И это – помимо обязательного ограждения из частокола! Я, прикидывая так и эдак, никак не смогсообразить, как можно было бы организовать внезапную атаку: есть смотровые вышки, есть «музыкальная проволока», есть постоянные патрули.
И всё это, прошу заметить, ради защиты ОДНОГО аэроплана – последнего из трёх уцелевших.
Десяток, что мне поручили, состоял исключительно и только из солдат, проверенных боями и соблюдавших воинскую дисциплину. Шпынять таких – только портить.
Собственно, не успел я как следует освоиться на новом месте, как поступил приказ сворачиваться и возвращаться домой: Ледогория капитулировала. Я, узнавший множество секретных новинок и побывавший в брюхе «дракона», стал уверен в том, что полученных знаний за глаза хватило бы для восстановления в правах, всерьёз начал планировать побег со службы, но только в конечно успехе был не уверен. Вернее, был уверен в неуспехе: если в горных лесах я ещё надеялся выжить на подножном корму, то в Божегории шла полоса «лысых» гор, где тебя любой джигит видит издалека, как орёл суслика, и как обойти такую проблему пешком – никак не представлял.
А тут вопрос решился сам собою…
Обратная дорого прошла не в пример легче: и «черные» на нас не нападали, и снабжение оказалось хорошо продуманным. Только пришли мы не в окрестности Славгорода, а в научный городок Божегории, запрятанный в горах. И не в тот, знакомый мне, где колдовали огненные химики, а в другой, где занимались авиацией. Мы к нему шли вообще по другой дороге, а не по той, по которой шёл на войну 5-й легион. Спасший жизнь королевского авиатора, к слову. И за это начисливший мне разовую премию в размере двух окладов. Жмоты.
Моя должность выглядела скромной: всего лишь один из многих десятников охраны. Но порядок есть порядок: каждый новый командир в обязательном порядке обязан ознакомиться со всем учёным и обслуживающим персоналом. Вот и меня тоже повели на смотрины…
Знакомство началось с женской обслуги: горничными и прачками, обязанными убираться в комнатах учёных и стирать их бельё – даже у женатых. Дородная тётка с могучим голосом завела меня в комнату, где девицы в возрасте от 18 до 40 лет кое-как выстроились в линию и кое-как пытались держать серьёзный вид. Всех одели в единую форму, словно легионеров: чёрные платья и белоснежные накрахмаленные фартучки. Только вели они себя по разному, не по военному: одни опускали глазки, другие – стреляли глазками, а третьи и вовсе дрожали от еле-еле сдерживаемого хихиканья. Если кто-то не сдерживался и позволял себе прыснуть в кулачок, то гарде-маман за моей спиной показывала такой профурсетке свой кулак размером в половину моей головы.
В нашем научном городке я знакомился иначе: новых сотрудников подводилико мне по одному. Никогда ранее мне не приходилось попадать на подобный показ с большим изобилием женских фигур, и поэтому я растерялся, словно новобранец, угодивший в комнату, где находился десяток генералов, и плохо запоминал имена, что называла мне маман. Зато мои глаза помимо моей воли обшаривали контуры тел моих охраняемых: я, мама дорогая, два с лишним месяца женщин как следует не видел, а, если кого и замечал, то только старух по деревням; если и примечал молодуху, то лишь издалека и бегущую прятаться от солдатни. А тут стоит столько красавиц, и они не прячутся!!! Вот мой взгляд сам собой и опускался ниже уровня их плеч…
Вдруг одна из девиц сорвалась с места и с визгом повисла на моей шее, заболтав в воздухе ногами от избытка переполнявших её чувств. Я совсем обалдел и растерялся; гарде-маман, похоже, и вовсе потеряла дар речи.
Кое-как сосредоточившись, я рассмотрел ту, что прижалась ко мне всеми своими мягкими прелестями…
– Синичка?!! Откуда?..
Окаянная засранка вовсю щебетала направо-налево о том, что я – её давний хороший знакомый, – большой герой, спасавший разные страны, и её заодно уж. Всеобщее смущение оказалось разрушено, и дальнейшее знакомство прошло легче.
Синичка, не обращая внимания на злобные жесты гарде-маман, ухватила меня за руку и потащила в свою комнату, устроив мне там форменный допрос о том, как я воевал, а заодно рассказав о своей жизни.
Выяснилось, что наше посольство разыскало её родственников, но те, понятное дело, не жаждали принимать обратно в семью заблудшую душу – даже те, кого Синичка помнила достаточно хорошо. Однако, они занимали в обществе достаточно высокое положение и не желали дворянского скандала, поверх которого наложился бы и международный. Поэтому удалось найти приемлемый для всех вариант: девушку устроили горничной в научный городок. С одной стороны, она оказалась далеко от высшего света, но можно было всем отвечать: «Ах, наша родственница работает среди учёных! Она такая занятая!», не уточняя именно, на какой должности. С другой стороны, оказалась довольна и Синичка: от неё не требовали заниматься с мужчинами чёрт те чем, при этом дали нетяжёлую, невредную работу и платили гораздо больше, чем в столице. Надеюсь, мои уважаемые читатели понимают, что в ТАКОЕ место работников не нанимают по объявлению на заборе, а берут только среди своих, причём проверенных?
– Ты, это, нашла себе тут кого-нибудь? – спросил я, ни в малейшей мере не рассчитывая на её ласки, ибо совесть меня пока ещё не покинула.
Девица засмущалась и покраснела (! – бывшая работница «Сладких кошечек»!):
– Есть тут один парень… учёный человек! Да разве он будет с такой, как я? Ему же из благородных надо…
– Ты, извини меня, и сама – дворянка! В отличие от меня, кстати.
– Эх, дворянка… ты и сам всё знаешь! У него жена должна быть приличной девушкой, с богатым приданым, и чтобы по театрам с ним ходить…
– Ну, не знаю, не знаю… А ты сама-то у него спрашивала, что ему самому надо? – я вспомнил урок от Деляги: сначала спроси, а не занимайся фантазиями.
– Ну-у-у-у-у… как я, горничная, вот так подойду к ТАКОМУ учёному и спрошу?
– Давай так: ты мне сначала его покажи, а я что-нибудь придумаю. Обещаю. Договорились?
Она снова взвизгнула и кинулась мне на шею, едва не задушив:
– Да, да, да! Помоги, пожалуйста! Я знаю: ты ВСЁ-ВСЁ можешь!
«Вот, блин, только сводничеством я ещё не занимался!»
Но моя натура говорила мне: помогай своим где можешь, как можешь и чем можешь. Ладно, как-нибудь сложится…
Механикуса я теперь видел почти каждый день. Иной раз он крутился возле мастерской, перепачканный вонючими мазями с ног до головы. Бывало, ходил чистенький в компании с учёными, отвечая на их вопросы. А официально меня с ним «знакомили» всоставе, конечно же, авиаторов: он стоял, одетый, как все они, в чёрный облегающий костюм, только немного в стороне. Ну, дело ясное: он-то повыше их рангом будет, и не ему тянуться передо мной по струнке, а, пожалуй что, – мне перед ним.
Летать Механикус любил, это да. Когда приходил его черёд садиться за штурвал «дракона», то он весь прямо-таки сиял, что твой золотой. А, когда начинал хандрить, то подходил ко мне и предлагал напиться.
– Нет, каково, а? – жаловался он мне. – До сих пор мне по мозгам долбят, что мой химик мог попасть в плен, мог остаться в живых, был вывезен из того города, и сейчас, возможно, даёт показания безопасникам Ледогории!
– Бред, – я, соглашаясь, отхлёбывал вино.
– Мол, тело не нашли, а, значит, надо предполагать самое худшее!
– Кто бы его нашёл? – я пожимал плечами. – После боя пленных заставляют быстро-быстро хоронить всех убитых без разбору, тысячами. Если случайно рядом окажется тот, кто знает покойника, то это – невероятное счастье. А так всех подряд пишут пропавшими без вести.
– И ещё пытаются обвинить в потере двух аэропланов…
– О, вот это – серьёзно! Сразу говорю: посылай всех подальше! Ты кто? – ну, начальник авиаторов. Ты же не стратег, блин! Пускай среди генералов виноватых ищут! Ты пойми: если ИХ не посылать, то они сразу начинают думать, что ты вину за собой чувствуешь, и бросаются долбить тебя ещё больше!
– Спасибо, – поблагодарил Механикус.
Моя проверка прошла на удивление легче. Меня насильно выдернули из действующей армии, куда я устроился наёмником. Я ведь не лез к вам в ваш научный городок, не так ли? – вы сами меня сюда потащили. Почему меня понесло в наёмники? – а куда мне было идти, если Его Величество сделал мне поражение в правах? В свою родную армию? – а я обиженный! Мне подвернулась работёнка – сопроводить девицу в Божегорию, а у вас тут в наёмники всех подряд берут – вот и я пошел. И, кстати, я в вашей армии несколько заслуг имею, и за это получил две премии – можете уточнить. Могли бы и больше дать, да жаба командиров там душила: я и эти-то две еле-еле вырвал, словно грошик уголодного!
– Хорошо треплешься! – восхитился тогда один из «этих самых». – В каких войсках в вашей армии держат таких болтунов?
– Да идите вы все уже! – закричал я, зверея. – Сто раз уже всем повторял: в обозных, в обозных, в обозных!!!
В тот раз Механикус накушался на удивление преизрядно, и я тащил его к нему домой. Он жил в апартаментах в доме гостиничного типа, где мне выделили всего лишь одну комнатку, как и другим простым десятникам. На подходе к его двери я столкнулся с Синичкой, – похоже, в тот день ей назначили дежурство.
Она, увидев двух хорошо набравшихся мужиков, сначала остолбенела, а потом сделала мне такие страшные глаза, что я мигом протрезвел:
– Это ОН, что ли?!!
– !!!
– Ты ж говорила – он у тебя учёный?
– А это кто по твоему, идиот?!! Это же господин ПРОФЕССОР!
Я внёс тело в номер, уложил на кровать и вышел в коридор:
– Ничего не понимаю… профессор – и сам летает?
– Он говорил кому-то, что, когда сам летишь, то лучше понимаешь недостатки и неточности.
– Слишком он молод для профессора…
– А это ничего, что это ОН изобрёл этих ваших дурацких «драконов»?!!
– … А я с ним бухал…
Она принялась яростно колотить меня кулачками по броньке, словно в бубен:
– Ты, ты, негодяй! Не вздумай его поить! Он же знаешь, какой слабый! Если он сопьётся, то мне тогда что, вешаться?!! Или под сотника вашего ложится – он предлагал, кстати!
Я, вспомнив щербатую рожу этого красномордого ублюдка, невольно дёрнулся:
– Лучше сразу утопиться! Я бы с ним точно не стал…
Мать моя дорогая… если я смогу сделать так, что человек, который мне доверяет, как отцу родному, попадёт в наше посольство, а оттуда – на мою родину, то мне простят ВСЁ. Когда меня отпустили в увольнение на два дня, я втихаря посетил наше посольство и поговорил с тем человеком, которому когда-то передал Синичку. Я рассказал всё, что видел во время войны: и про «дождик», и про адское пламя, и про ручные бомбы, и про самолёты с аэропланами, но не впечатлил его:
– Да, да, знаем уже и без Вас… докладывали. Ручные бомбы – это интересно, но этого не хватит для Вашей полной реабилитации. Вас угораздило опять служить в иностранной армии, а Его Величество очень болезненно такие вещи воспринимает. Вот и получается: то на это – и ноль в итоге. Для нас сейчас ценность: КОНКРЕТНАЯ информация – чертежи и формулы, а не солдатские байки…
А я могу им притащить не только формулы, но и самого изобретателя целиком!
Но!..
Но это получится не по совести. Это означает предать человека, который тебя считает другом. И ещё Синичка эта…
Кто мне эти двое? – нет никто. Иностранцы они. За мои проблемы они болеть не будут. Наверное. Но в душе моей нет покоя: что-то гаденькое там шевелится. Выкрасть Механикуса означает сделать подлость, а Родина скажет – это подвиг! Мда…
Вообще-то, я объяснял отлучку в Славоград вовсе не походом в родное посольство. Я сказал, что мне нужно посетить вдову погибшего друга. Жене Кашевара я подробно рассказал, как нас отправили на убой для расчистки пути остальной армии, и как героический погиб её муж, которым должны гордиться все: и она, и дети. Нужно взять свидетельство о церковном освящении брака и предъявить его казначею второго полка славного 5-го легиона божегорской армии, дабы забрать те деньги, что он не взял из кассы.
Сухощавая грымза промокнула белым платочком уголки глаз и затрещала:
– Ах, я же говорила, я говорила ему: бросай своё кобелячество, не будет тебе от него добра! Но разве вас, мужчин, остановишь… куда там! И сам погиб, и детей сиротами оставил… Ах, говорила мне моя мама: дочка, подумай, опомнись! – иди лучше замуж за юриста: юристы – они такие солидные… Теперь мне нужно чёрное платье покупать, а сейчас всё дорого, всё очень дорого!..
Это всё, что осталось от Кашевара. Надеюсь, в чертогах Пресветлого он будет счастлив и никогда не встретит свою супругу.
Через неделю на Механикуса опять напал нервный срыв. Но на этот раз я, дав ему хлебнуть всего пару стаканов в моей комнате, решительно повернул разговор в нужное мне русло:
– Знаешь, есть тут у вас одна горничная, Синичка. Я подумал с ней покрутить немного. Ты, случаем, не в курсе: есть у неё кто или как?
Он вдруг стал серьёзным и строго посмотрел на меня:
– Клёст, не трогай её, а? Она – приличная девушка из хорошей семьи, жизнь и так её побила.
– Какая такая – приличная? Попробуй-ка сам мне объяснить, человеку тёмному.
– Ну, она такая… чистая, непорочная…
Я поперхнулся и был вынужден прокашляться. Пришлось даже хлебнуть вина без тоста.
– Она – хорошая, Клёст. Что ещё можно сказать? Хорошая – и всё. Я для неё что угодно готов сделать. Она мне очень нравится…
Ага, есть! Рыбка клюнула. Теперь подсекаем:
– Давай я тоже буду честным, Механикус. Или как там тебя по благородному? Ты – мужчина, и не должен вот так запросто разбрасываться такими словами типа «что угодно!», «да завтра же!». Ты – дворянин, и каждое твоё слово должно иметь вес. «Что угодно» – это как? Ты возьмёшь её в жёны, например?
– Хоть сейчас!
Я хмыкнул, прищурился.
– Слово дворянина!
– Так иди и бери, мама дорогая! Чего медлишь-то? Ждёшь, когда она постареет, что ли? Она мне сама говорила, что с тобой – куда угодно!
– Да?!!!
– Я – не дворянин, но треплом никогда не был. Ох, блин, до чего ж вы, учёные, недогадливые люди…
Он дёрнулся, воспламенился, но тут же охладел, замялся:
– Понимаешь, тут какое дело… Я почему сегодня бухаю? – моим проектам заморозили финансирование. Чем это закончится – одному Нечистому известно. Я даже не исключаю, что меня выгонят из научного городка. Если не посадят. Если сейчас я сделаю ей предложение, то ей потом из-за меня могут сделать плохо. ОЧЕНЬ ПЛОХО, Клёст. Ты понимаешь меня?
– Да ещё как! Сам попадался к «этим самым».
– И что тогда делать?
– Конечно же, бежать! Садитесь в свой дурацкий аэроплан и летите в мою страну! Синичка там долго жила – поможет и тебе освоиться. Если твоя страна не даёт тебе работать – работай в другой! У тебя мозги – во! – ты нигде с голоду не умрёшь.
Он окончательно протрезвел:
– Об этом даже просто так подумать – уже измена Родине!
– Ну… – я развёл руками. – Ты из нас двоих дворянин – тебе и решать. Вот и выбирай: без работы, без любимой девушки, возможно – в тюрьме. Или с работой, с любимой женой, но – в другой стране. Которая, между прочим, с вашей пока не воюет. И давно.
– Да, надо подумать… – он помотал головой.
– Вот и подумай. Но, сразу скажу: если надумаете улетать – берите и меня с собой. Иначе мне голову точно оторвут. Как самому крайнему. И поделом: нечего мне, старому дураку, влезать в ваши молодые дела.
И я выпроводил его прочь.
Я знал, что человека нельзя оставлять со своими мыслями более, чем на два дня. Лейтенант один меня этому научил… давно уже. Я велел Синичке в этот день сидеть в своей комнате, пообещав, что сегодня с её любовью всё окончательно порешается, а сам разыскал Механикуса и под предлогом важного сообщения почти насильно затащил его к ней, бесцеремонно втолкнув в её комнату с порога, ибо он что-то замешкался и растерялся, словно войти в обитель девицы – невероятно церемонное событие:
– Девочка моя, вот этот молодой человек хочет сказать тебе, что он тебя любит. Но у него есть небольшие проблемы… Давай, профессор, озвучивай своё горе, – и я похлопал его по плечу, подтолкнув к изумлённой девушке.
Потрясённый учёный постоял, помялся, но видя наши непреклонные, требовательные лица, вздохнул и сдался, встав на одно колено и протянув ей ладошку:
– Синичка… извини, я не знаю твоего настоящего имени. Ты согласна уехать жить со мной в страну, где ты жила недавно?
Она беспомощно обернулась на меня – что, мол, это значит?
– Да или нет? – твёрдо сказал я, глядя ей прямо в глаза.
– Да! Да! Да! – и она жадно схватила его руку своими руками, хотя ей полагалось просто жеманно положить свою ладошку поверх ладони жениха.
– И да благословит вас Бог! – подвёл я итог. – Профессор, это было самое идиотское признание в любви, какое я только слышал. Синичка, есть один момент… мы поедем назад вовсе не в дилижансе… и без комфорта.
Всё-таки Деляга тоже сумел меня кое-чему научить. Не иначе, сам Пресветлый подвёл его ко мне для вразумления – Синичке на счастье.
Собственно, организовать сам побег было до смешного просто, словно вокруг ходили малые неразумные дети. Синичка зашла в ангар под видом уборщицы, одетая в самое невероятное тряпьё, – такое, что все старались смотреть на неё как можно меньше. Механикус открыл боковую дверцу аэроплана, незаметно впустил её вовнутрь, и она растянулась там на полу, прикрывшись холстиной, давно валявшейся внутри.
Я несколько раз выходил посмотреть, как взлетает Механикус, и, зная нашу дружбу, мне никогда не препятствовали. И в этот раз все промолчали.
Работники ангара выкатили машину на поле, а напарник, залезший в аэроплан, начал запускать его двигатель. Вставил стеклянную колбочку в отверстие, потом взял стержень с резьбой, напоминавший винный штопор, и начал вкручивать его в эту дыру, пока тот не расплющил колбу. После этого взял «заводилку» в виде буквы «Z», где оба угла были прямые, а одна из перекладин имела треугольное сечение. Вот её-то он и вставил в вал двигателя, и начал вращать его «заводилкой» за другую перекладину – раз, другой, третий… ещё, ещё, ещё, пока пары топлива не начали взрываться, начав вращать вал уже без помощи человека.
Механикус проехал немного, но затем остановил машину, продолжая «газовать». Провожающие застыли в недоумении, а я, изображая испуг, побежал «на выручку» и принялсяотчаянно барабанить в боковую дверцу.
Как могла сработать психология того, кто запустил двигатель? – вполне предсказуемо: машина стоит, а кто-то пытается выяснить, в чём дело. Конечно же, химик открыл изнутри дверцу, распахнул её – я ухватил его за воротник и выбросил наружу. Потом залез внутрь сам, захлопнул дверь, заорал:
– Ямщик! ПОЕХАЛИ!!!!
Бывали в моей жизни задачки и посложнее…
И вот мы в небесных чертогах, любуемся на гудящий двигатель. Нужно будет посоветовать Профессору сделать в салоне окошки, чтобы сидящему тут можно было обозревать земные и небесные красоты. Ну, или вражеские аэропланы, чтобы по ним шарахнуть чем-нибудь.
Однако, Синичка не испытывала ни капли желания посмотреть на открывавшиеся виды за стенкой аэроплана. Всю дорогу она истово молилась, осеняя себя знаками Пресветлого, а когда шаловливый ветерок подталкивал нашу небесную повозку, и двигатель начинал захлёбываться и кашлять, – и вовсе впадала в религиозный экстаз. Никогда бы не подумал, что девица может так искренне и горячо благодарить Вседержителя нашего за удачно подобранного ей мужа.
Эпилог
И снова была одуряющая весна, и снова я шагал по территории научного городка своей страны. Только без меча и доспеха, в штатском сюртуке. Не в прежней должности, но зато полноправным верноподданным и с законным пропуском в кармане.
Я от городских ворот прошёл сразу к своему дому. За год он никак не изменился, а Усатый в тот день предпочитал греться на солнышке, на верхушке нашего забора.
– Привет, морда, – поприветствовал я его и почесал ему подбородок.
Кот замурлыкал.
– Дома есть кто-нибудь?
Котяра вальяжно посмотрел на меня и высокомерно отвернулся, не удостоив меня ответом.
– Мда, вижу, что не скучал…
Я открыл входную дверь, снял сапоги и прошёл в горницу.
Жена оказалась дома. Она услышала, как кто-то входил, и поняла, что зашёл не ребёнок. Я увидел её напряжённой, как струна: похоже, не часто её дёргали с разными срочными сообщениями.
Я смущённо погладил ежик своих коротко остриженных волос, потоптался.
Её словно подрезали: ноги подкосились, и она стала медленно оседать на пол. Я бросился к ней, ухватил за плечи:
– Ну, ну, это я. Я же обещал вернуться – вот и пришёл.
Она вцепилась ногтями мне в руки, да так, что я испугался: сила сжатия ощущалась достаточной, чтобы запросто разорвать мне новенький сюртук, словно гнилую тряпку.
– Сволочь, скотина, ты где пропадал столько времени?!!
– Я… э-э-э-э-э… Дорогая, ты не поверишь: всё время только о тебе и думал! Я в столице прошёл прочти все кабаки, пока меня не занесло в шикарный бордель. После этого пришлось повоевать пару месяцев во славу Божегории, но это так, ничего особенного: просто охрана одного тылового подразделения, жутко секретного и никому не нужного. Правда, левое ухо стало слышать хуже, но это, видать, простуда: в горах сильно дует… мне доктор больше в горах воевать не велел.
Она разревелась, словно зелёная студентка, и уткнулась мне в грудь, смачивая мою сорочку горячими слезами. Потом затрясла меня, словно ледогорскую грушу:
– Я когда-нибудь непременно тебя убью, Солдат!!! Ты почему раньше не мог вернуться?!! Ведьсам говоришь, что воевал только два месяца! А ведь уже год прошёл! ГОД!!!
Я принялся гладить её по спине:
– Ну, ну, ну, тихо, тихо… Дык ведь не отпускали ж меня! Заставили меня божегорцы их учёный городок охранять – я уж и не чаял оттуда вырваться. Повезло: один чудик захотел работать в нашей стране, и я купил себе билет на его аэроплан. Ей-ей, я бы уже зимой был дома, да ко мне наши же безопасники привязались, всю душу вымотали – еле отвязался! Я на них угробил времени больше, чем на всю войну! Поверишь?
– Молчи! Молчи, гад такой! – и она насильно поволокла меня в спальню.
…
Через несколько часов я очухался и осмотрелся. Наши вещи валялись разбросанными по всей спальне, а уже вечерело, и скоро могли заявиться домой детишки. Моя жёнушка сладко потягивалась и ничуть за бардак не переживала.
– Кстати, забыл сказать: мы приглашены на дворянскую свадьбу. Более того: я вместо отца буду вручать руку невесты жениху, а ты будешь подружкой невесты.
– Мне совершенно нечего надеть… – промурлыкала Ведит.
– Ну, не переживай: мне Родина за все хлопоты дала пару медяков – тебе на хлопковый сарафан как раз хватит.
– Я когда-нибудь обязательно тебя убью… – пропела она полусонно.
– А ещё молодожёны будут жить в нашем городке. Муж – профессор, будет строить нашей стране аэропланы, – для этого тут построят ещё уймищу жилых домов, мастерских и ангаров, а я буду всё это охранять. Должность мне такую дали: «начальник охраны лётного хозяйства».
– А его жена?
– Жена? Ну, она тоже тут будет работать… работы всем хватит.
Я не стал говорить жене, что путь к этой свадьбе протянулся тернистым. Я на допросах в Службе безопасности прикрывался Лебедем – и то меня месяц промурыжили. А Механикуса с Синичкой и вовсе зашпыняли. Незадолго до моего освобождения следователь сболтнул мне о своей перспективе получить большой орден за разоблачение божегорских шпионов, и я понял, что придётся мне подзадержаться…
Как всегда, Лебедь встретил меня пышным славословьем о том, что он всегда рад принять в своей жалкой лачуге старого друга. На этот раз вместо непонятного кофия нам принесли дорогущее вино, и я подумал: похоже, моя услуга Родине оценена высоко…
По примеру хозяина я тоже сделал лишь маленький глоток, и подумал, что и мне никогда не понять Кашевара с его понятиями о тонком вкусе: если даже горло не промочил, то что это за винопитие такое? Однако, дело есть дело:
– Мне, право, очень неловко беспокоить Вашу светлость по своим ничтожным делишкам, но на этот раз я пришёл просить не за себя…
– Вот как? – казалось, Лебедь был удивлён, хотя я железно уверен, что у меня нет и никогда не будет ничего такого, чем бы я мог его удивить.
– Понимаете, я уговорил одного очень хорошего учёного человека приехать работать в нашу страну, а его второй месяц мурыжат в Службе безопасности. Мне очень стыдно, что я сбил его с толку и сделал ему столько неприятностей, а ещё больше стыдно за свою страну, которая не использует его мозги, а трахает!
– Да-да, я наслышан, КАК вы приехали в нашу страну… в той деревне крестьяне стали ходить в храм толпами, и приезжают толпы паломников из других мест. Если так и дальше пойдёт – придётся то место канонизировать. Кстати, пошли рассказы, что в тех краях удои выросли, и девки рожают больше обычного, – одним словом, Клёст, Вам угрожает канонизация как «сошедшему с небес». С законным местом в иконостасе, – Лебедь отхлебнул ещё и с интересом разглядывал игру света в своём бокале вина, не глядя в мою сторону.
– Так почему человек, создавший чудо Господне, сидит в каземате, как разбойник? Я обещал ему, что он будет работать на нашу страну как учёный – в чём причина, чтобы отказать ему в этом? Зачем выбивать из него секреты? – пусть делает новые достижения!
– Вы первый человек, пришедший ко мне просить не за себя, не за родственника, и даже не за друга. Одно это заставляет меня рассмотреть Вашу просьбу очень и очень серьёзно.
– Я ещё хочу попросить Вашу светлость за другого человека. За барышню. И тоже – дворянку…
– Вот как? И кто же она?
– Уверен, Вы знаете, что она прибыла вместе с нами. Так вот: я хочу, чтобы её тоже выпустили, причём непременно с условием, чтобы она вышла замуж за учёного, за которого я прошу.
– Да, это очень суровое условие… Вы уговариваете меня освободить двух людей, чтобы связать их цепями брака.
– Я уверен, что такие цепи свяжут нашего учёного покрепче, чем кандалы на каторге, – и залпом допил свой бокал.
– Да, Клёст, умеете Вы удивлять… я даже начинаю думать: не предложить ли Вам вакансию в моём министерстве?
– Учитель у меня был хороший, – потупил я скромно взор. – Недавно. Вот, если бы его к вам – вот это да! А я – так, простой десятник… могу ещё посоветовать попросить моих близких людей подать прошение на подданство нашей страны. И тогда это прошение будет рассматривать Ваше министерство уже вполне ОФИЦИАЛЬНО, и никто не обвинит Вас, что Вы самочинно лезете в епархию Службы безопасности.
– Клёст, я потрясён, говоря откровенно. Я начинаю опасаться, что разучился оценивать людей в полной мере, как они того заслуживают! Уверяю Вас: я рассмотрю Вашу просьбу в самое ближайшее время!
И он отсмаковал ещё глоток.
Как вы уже знаете, в конечном итоге появился Королевский Указ о создании нового научного направления – «воздухоплавания» и о расширении Королевского научного городка.
А потом была ослепительная свадьба, на которой гудел весь учёный и не очень учёный люд. Когда-нибудь я, наверное, расскажу и о ней.
Конец
