Текст книги "Клёст - птица горная (СИ)"

Автор книги: Анатолий Ключников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Ледогорская пехота, видя разгром своего тыла, бросилась бежать вдоль линий палисадов, стараясь поскорее добраться до своего центра. Колья мешали её преследованию и нашей коннице, и пехоте, которая, воодушевившись, начала лихо ломать неохраняемые заграждения палисада.

Победа нашего фланга была полной. Правда, божегорская имперская конница была остановлена на подступах к центру вражеского войска, а иначе она и там бы все метательные машины захватила. Стало ясно, что наш славный 5-й легион нужно полностью перемещать на вражеский берег, ибо только дурак мог отказаться от мысли закрепить такой прорыв. Но 5-й легион оказался сильно ослаблен в ходе двух боёв, ему требовалось подкрепление, и легионеры из центра, связавшие ледогорцев и не давшие им возможность помочь своим войскам на их левом фланге, не отступили назад на свою сторону, а присоединились к нашим солдатам.

Знакомство с новым начальством

И вот представьте себе, уважаемый читатель, такую ситуацию: нужно срочно всё бросать и бегом идти ночевать в другое место, где нет ни палатки, ни котла, ни горячего ужина. А тебя ещё на ночь глядя вызывают к командиру легиона.

Опять! Да сколько ж можно! Но, в конце-концов, мне уже давно было пора дать орден, и, если высокое начальство дозрело до этой очевидной мысли лишь к ночи, то грех жаловаться на судьбу.

Если солдатам пришлось спать под открытым небом, то для командира легиона палатку всё-таки доставили. Я с грустью осмотрел её пустые стенки: Старик любил развешивать по ним оружие, а Сивобородый оказался откровенной неряхой, и генеральская палатка быстро пропиталась запахом солдатской конюшни.

Внутри за столом восседали всё те же лица: мои сотник, тысячник и сам командир легиона. Адъютант был только один, «из новых»: надо полагать, второй погиб в той ловушке, устроенной смертником. Но зато вместо второго оказалось аж два новых лица, причём они тоже сидели, что говорило об их высоком статусе, хотя их кители казались слишком простыми. Гости имели столь невзрачную внешность, что моё сердце сразу ёкнуло: похоже, они из «этих самых», которые обычно не награды раздают, а занимаются совсем другой работой…

Я вытянулся и представился.

– Ну, Клёст, вот ты и доигрался, – сказал Сивобородый, причём совершенно безо всякой лютой злобы, а вроде даже с неким отеческим сочувствием, с каким иной палач смотрит на молодого человека, попавшего в его руки: жаль, как жаль, какой красавчик, но служба есть служба.

– Разрешите узнать: в чём меня обвиняют?

– Самовольное использование взрывчатых веществ, повлекшее смерть сослуживцев, – сухо сказал один из невзрачных.

– Никак нет, не самовольное, а с разрешения лейтенанта химического отряда! – браво отрапортовал я, ни на миг не сомневаясь, что обкуренный Философ всё равно не вспомнит, давал мне такое разрешение или нет.

– Ты что, хочешь сказать, что лейтенант приказал тебе убить наших солдат? – хмуро спросил тысячник.

– Я не убивал наших солдат, а спасал ситуацию! – перед лицом «этих самых» имело смысл поиграть в придурковатого служаку, честно отрабатывающего свой армейский кусок хлеба, поэтому я вытянулся ещё более браво, и даже глаза выкатил. – Имел место прорыв вражеской кавалерии, угрожавший разгромом легиона, и яиспользовал последнюю возможность для ликвидации этого прорыва! Гибель наших бойцов являлась неизбежной платой за такую возможность! Если бы я не взорвал порох, то они тогда погибли бы от руки врага…

– А он у вас говорливый, – второй «безопасник» обратился к Сивобородому.

– Да уж… – буркнул командующий в ответ.

– Как ты сделал взрыв? – спросил первый, выдвинувший мне обвинение.

– Ничего особенного, – я пожал плечами. – Распорол мешок, просыпал порох на землю, потом сделал к нему дорожку из земляного масла, поджог…

– Как всё у тебя просто! – второй из «этих самых», явно чуть более шутливый, начал надо мною глумиться. – «Распорол», «просыпал», «земляное масло»… Где тебя научили заниматься ТАКИМИ делами?

– А зачем этому нужно учить? – лихо ответил я. – Тут и так всё ясно: ведь порох от огня взрывается! – это все знают!

– А ты ещё и умный, тебя даже учить ничему не нужно… может быть, ты ещё дашь совет нам, скорбным разумом, о том, как воевать завтра?

– А разве вам нужен мой совет? И так всё ясно: нужно ночью втихаря перенести требушеты вплотную к речке, а с первым солнышком начать кидать большие камни и «негасимый огонь», чтобы запалить эти чёртовы палисады. Можно бы, конечно, использовать и баллисты, да только вражеские дозоры ночью не спят и переброску механизмов вплотную к их лагерю обязательно заметят, позовут подмогу – и всё, кранты…

Ещё лучше – сбросить с неба дьявольский огонь. Если, конечно, Богов не боитесь.

В палатке воцарилось изумлённое молчание.

– Это в каких же войсках в вашей странеслужат такие умники? – язвительно поинтересовался первый из «тех самых», способный, вроде бы, только к сухим фразам и грубым наездам.

– В обозных, – совершенно искренне и честно ответил я чистейшую правду.

Адъютант хмыкнул за спинами начальства, но на него никто не обернулся.

– Мы будем за тобой следить, – сказал первый, не имевший чувства юмора. – И постараемся выяснить, что ты за птица такая… Клёст. Свободен! Пока что…

Я пожал плечами:

– Воля ваша, не смею возражать. Кстати, а какая мне будет премия за спасение легиона? И ещё за совет надбавочку бы…

Я даже сделал вопросительный жест: подушечкой большого пальца правой руки потёр указательный и средний, словно монеты отсчитывал.

– Во-о-о-о-о-н! Бога душу мать!.. – подскочил Сивобородый.

Гм, удивительное дело: похоже, зловещая магия Старика стала переселяться в нового командира. Казалось бы: вот только что я стоял в палатке перед лицом начальства – и вот я уже стою на улице, перед часовыми, и как дурак показываю им пальцы. Пришлось с умным видом сжать и разжать кулак, оттереть ладонь о штанину и топать к своим. Да уж, хрен в этой армии что заработаешь, а от начальства проблем больше, чем от врагов…

Дорога свободна!

Утро следующего дня и впрямь началось с обстрела вражеского лагеря требушетами. Хм, то ли «безопасники» всё-таки украли мою идею и выдали за свою, чтобы поиметь с этого свою выгоду, то ли командующий и сам был не дурак. Как бы то ни было, но мой личный интерес состоял в том, чтобы божегорская армия не проиграла войну, поскольку это могло сказаться на моей шкуре самым неприятным образом.

Немного погодя появился одинокий «дракон». Только он летел гораздо выше, чем в прошлый раз, сделал полукруг над «нашей» правой горой и зашёл на левую с тыла, где опасных шутих не оказалось. Прошёлся над самым её гребнем, сбросил пару «колбасок», а потом пошёл выжигать центр, запирающий проход между горами.

Стоя на низине, я не мог рассмотреть подробно, какой ужас творился в горящих палисадах, поскольку перед нами располагалось много людей, загораживающий обзор, но зато картина горного склона предстала перед нами во всём своём трагическом великолепии. Ракетные станки или исчезли в море адского пламени, или их просто отшвырнуло вниз горячим ветром огненного взрыва, как и тех счастливчиков, что не попали в область поражения, и теперь кувыркались вниз по склону, словно мешки со свёклой. Падающие станки от удара о землю разбивались на отдельные жерди, которые подпрыгивали и продолжали скатываться с крутой горы по одной – вперемешку с ракетчиками.

Тем не менее, уцелело несколько ракетных расчетов, давших по одному залпу шутихами вослед уходящему «дракону», но облачка разрывов вспухали низковато и вдогонку за целью, успевшей значительно удалиться – такие шутки для неё были боле-мене безопасны.

«Дракон» избавился от своего дьявольского груза и полетел назад. У божегорцев и остатки центра, и левый фланг бросились в атаку, не дожидаясь окончания бомбёжки, а требушеты метание вообще не прекращали. Более того: Имперский легион начал выдвигаться вперёд, на место ушедших в атаку, и стало ясно, что наше командование намерено закончить войну за проход в теснине между гор именно сегодня, и завершить её, одержав решительную победу.

Едва лишь «дракон» повернул назад, как приказ на атаку получил и наш несчастный 5-й легион, порядком измотанный в предыдущих боях. Как вы помните, в конце вчерашнего дня нас усилили части центрального легиона, не отступившие назад, но едва ли нам от этого стало шибко легче на душе. Особенно, если учесть, что на штурм погнали даже наёмников, выделив нам место на правом фланге.

Конечно, ледогорцы за одну ночь никак не успели бы развернуть линию палисадов поперёк, чтобы отгородиться от флангового прорыва божегорской армии. Но всё-таки кое-какие завалы сделали: вот на них и попёрли грудью наши озверевшие от смертей копейщики.

Заорал наш сотник, раздавая нам, десятникам, указания строиться в колонну из десять рядов, в которой каждый ряд – это десяток. Мы встали не в самые первые ряды, и не первой сотней, но от этого мне было мало радости. И, как оказалось, внутренний голос и в тот день меня не обманул.

Как я говорил ранее, склоны гор, обращённые навстречу Божегории, покрывали виноградники, безжалостно уничтоженные ледогорской армией ради размещения ракетных станков. На обратной стороне гор росли густые леса, и наши враги ночью провели сквозь них изрядное количество войск. Древние каменные исполины поднимались высоко, увенчанные шапками снегов, и никто бы не сумел за сутки подняться на их вершины, а потом обрушиться нам как тот же снег на голову. Но ледогорцы так высоко забираться не стали, а вышли на опушку поближе к виноградникам. По мере того, как наш легион яростно пробивался в центр палисадов, эта группа войск поневоле оказывалась всё более глубже в нашем тылу, не трогаясь с места. И вот в самый напряжённый момент боя её бойцы с криками побежали вниз, размахивая мечами, – прямо на нашу сотню, стоявшую к ним правым боком.

Растерянные наёмники поневоле начали пятиться, образовав полукруг. Я шёл крайним, практически уже по подножью склона, и оказался чуть ли не в центре вражеского удара.

– Встать в строй! Встать в строй, болваны! – заорал я, потрясая копьём и перегораживая им дорогу тем, кто подался назад, прочь от горы, словно жердью.

– Встать в строй! Встать в строй! – заорали за моей спиной Шмель и Штырь.

Наёмники начали кое-как выстраивать шеренги, создавая защиту от вражеской атаки, причём нам пришлось вставать плечом к плечу с бойцами, с которыми мы до этого ни разу не отрабатывали действие в одном строю. Получилось так: в первой линии обороны из нашего десятка оказался только я, во второй – только Штырь, и так далее. Лишь немногим довелось встать рядом со знакомым товарищем.

– Держать строй! – орал я. – Держать строй! Стой, и хоть сдохни!!!

– Держать строй! Держать строй! – кажется, весь мой десяток за моей спиной начал дружно повторять мои команды. И вроде даже Бим с Бомом!

– Не ссать! – звонкий голос Жнеца.

Ах ты, салага! Мужиками кинулся командовать! Ну-ну…

Я взял копьё в левую руку, опирая его о землю, а правой рукой вынул из-за пояса метательный нож. Выбрал цель: здоровенного детину, который, сбегая вниз, мог пробить хоть три наших ряда своей массой, и влепил ему в голову. Здоровяк с разбегу хлопнулся наземь, создавая помеху товарищам, которым приходилось перепрыгивать через него. Так, ещё бросаем пару ножей, хватаем копьё, бьём в поясницу ещё одного вояку, в порыве страсти бежавшего так бесшабашно, что отвёл щит на бок. Быстро вырвать остриё, чтобы не завязло в теле, бьём другого… всё, копьё уже бесполезно, поскольку враги сблизились вплотную – сейчас, наоборот, пусть остриё войдёт поглубже, хоть насквозь. Двумя руками дёргаю древко так, чтобы свалить убитого под ноги его соседу – тот споткнулся и рухнул на колени под ноги нашему строю, став беззащитным.

Я выхватил меч и ударил ещё одного нападавшего, отбил удар другого, но тот, набрав большую скорость разбега, не остановился и ударился со мной щит в щит. Я, упёршись пяткой правой отставленной ноги, принял весь удар на своё тело, поднимая щит с навалившимся на него грузом – горячий противник оторвался от земли, продолжая в воздухе перебирать ногами, – как будто ещё бежал. Если человек с разбегу натыкается на преграду, то в первый миг ничего не соображает – я воспользовался этим нюансом и ударил его мечом по шее.

Упал мой сосед слева, отступил правый. Над моим плечом вперёд метнулось остриё копья Штыря, ударив в лицо очередного ледогорца, что спасло мне жизнь. Я отступил, встал с ним плечо к плечу, а первая линия обороны растворилась, словно кусок сахара в кипятке вражеской ярости: кого-то убили, кого-то сбили с ног, кто-то попятился назад… очень быстро ледогорцы продавили несколько наших шеренг, но потом сила их разбега оказалась потеряна, рассеялась по нашей массе. Противник потерял преимущество по высоте, и началась обычная мясорубка, которые я очень и очень не любил, так как в таких от человека мало что зависит.

Я помню: мне поневоле пришлось отступать, чтобы не оказаться в окружении. Помню, сначала с правого плеча около меня встал Штырь, потом с левой стороны встали Бим и Бом, и это означало, что наши линии гибнут, что в бой вступают задние ряды, удерживая линию обороны. Помню, как Бим и Бом своими копьями пронзили врагов, но не успели даже порадоваться своим успехам, как на месте убитых мгновенно появились другие, а эти придурки не догадались бросить ставшими бесполезными копья с насаженными на них трупами, пока я не крикнул «Мечи к бою!», прикрыв их от ударов своим мечом.

Наверное, нас бы всех перебили и затоптали, но выручили баллистарии, начавшие долбить по склону горшками со шрапнелью. Когда тебя по спине, по ногам, по затылку и шее хлещут острые железяки, способные иной раз прошить человека насквозь, а ударная волна делает контузию, то наступательный азарт быстро иссякает, и ты думаешь только о том, как бы не умереть глупой смертью. Ледогорцы, атаковавшие в последних рядах, стали бросать оружие, разворачиваться и бежать обратно, и я был свидетелем, как обычные солдаты улепётывали со скоростью, сравнимой со скоростью «чёрных», причём они бежали ВВЕРХ по склону! Я поставил себе зарубку на память проставиться обоим лейтенантам: и баллистарию, и Философу.

Ледогорская армия была разбита. Она бросила все метательные механизмы, в плен сдалась масса солдат, ещё больше было перебито при бегстве с поля боя.

Но только радости от этой победы было очень мало. Посудите сами: наш 5-й легион был обескровлен до невозможности – от него осталась едва ли половина первоначального состава, а конница как таковая перестала существовать: всех уцелевших кавалеристов передали в другие легионы. Изрядно пострадал 2-й, центральный, имелись потери и в 3-м, левофланговом. Лишь Имперский легион потерь практически не имел.

Самое удручающее было то, что наш 5-й легион растратил почти все химические запасы. Казалось бы: горшки для метания – они такие же глиняные, и таких можно понабрать в любой деревне. Но! – но только боевые горшки делались круглыми, как шары, и имели отверстия для вставки пробирок-детонаторов, а это – совсем другое дело, не говоря про порох и другие ингредиенты для адских смесей. Значит, для восполнения затрат надо надеяться на обозы из Божегории, подвергавшиеся постоянным нападениям «чёрных» и даже местного населения, что мне казалось в диковинку.

Кроме того, наши баллисты и онагры изрядно обветшали. Подумайте сами: если «ложка»-метатель постоянно со всей дури бьёт по брусу-ограничителю, то сколько времени прослужит подобный механизм? – вот и наши изрядно расшатались, так как им пришлось раскидать почти весь запас химиков, да ещё плюс к этому гору обычных камней. А обычные плотники метательную машину сварганить никак не смогут: не сумеют, – это сложная работа.

У меня сложилось твёрдое убеждение, что всё прекрасно в меру, и что пора бы сворачивать эту дурацкую войну и сваливать. Наконец, сколько можно пить местное мутное крестьянское вино? – у меня от него уже изжога начала развиваться, появилась гнусная отрыжка, и в глотку больше не льётся. На продаже того пойла я уже выручил достаточно: едва ли моя походная зарплата сможет сравниться с этими доходами, – так что тогда тут делать вообще?!

Горячая молодёжь, конечно, жаждала развлекаться грабежами и насилиями девок, да только в этих проклятых горах от села до села – чуть ли не день пути, а в тех сёлах народу – сущая малость. Если нашим легионерам дать полную волю, то после нас осталась бы только чёрная земля без признаков жизни, поэтому командованию поневоле приходилось сдерживать своих солдат всяческими жестокостями, – даже привлекая «особые войска», предназначенные, вообще-то, для борьбы с «чёрными».

Я же к грабежам всегда был равнодушен, поскольку любое награбленное требует продажи, а я в торговле не силён. К тому же, я очень долго воевал в «ночных совах», а у нас работа состояла в том, чтобы, напакостив, унести свои ноги, а не чужие шмотки – какие уж тут грабежи!

Что делать дальше?

Итак, вопрос: какие шибко важные дела остались у меня недоделанными в этой чёртовой Ледогории? – никаких. Какой дополнительный бонус мог бы ко мне тут придти? – например, стрела в голову из кустов. Или метательная железяка от «чёрного». Если, конечно, до этого наш укуренный Философ не взорвёт нас ко всем чертям.

Какой напрашивается вывод? – дело ясное: божегорский король должен срочно прекращать войну и отправить нас домой. Ведь не хочет же он, в конце-концов, угробить меня в этих … горах! Ну, не верю я, что он, испив по утрам натощак крепкого кофию или ещё какого заморского компота и промокнув полноватые губы белоснежной салфеточкой, вызывает к себе своих министров и спрашивает, вот эдак хитро прищурив правый глаз… нет, вот так, левый (я мысленно изменил прищур), и спрашивает:

– А как там поживает наш знакомый Клёст? Жив ли ещё?

– Не извольте беспокоиться, Ваше Величество! – подобострастно и почтительно кланяется военный министр. – Жив, и даже не ранен.

– Ну, тогда можно ещё повоевать! – и холёной белой ручкой отмахивает: мол, ступай, братец.

– Слушаюсь, Ваше Величество!

Увы: похоже, всё обстояло именно так! Ибо как ещё можно объяснить то, что война не закончилась, а божегорская армия обложила город – первый город на нашем пути?

– Ну, Кашевар, у тебя, наконец-то, появился шанс получить несколько рецептов, – сказал я повару, махнув рукой на городские стены.

– Ты думаешь? – оживился тот.

– Конечно, нет, идиот, – вздохнул я. – Здесь только Жнецу что-то светит. Если только во время штурма ему пипирку не отрубят.

Жнец осклабился. Остальные заржали: солдатам так мало надо для смеха.

Всебойцы оживились: наконец-то можно будет покуражиться и пограбить досыта! А я приуныл: штурм укреплённого города – это не то развлечение, в каком мне хотелось бы поучаствовать. Но божегорский король, видать, не хотел возвращения армии, где солдаты озлоблены малой поживой и скудными развлечениями, а у офицеров мало или вообще нет примеров, когда им довелось показать личную доблесть и получить повышение. А заодно надеялся хотя бы частично покрыть расходы, возникшие из-за войны.

Нам на помощь шли ещё два легиона, сопровождая обозы для всей армии. Эти сведения ещё больше вдохновили наше потрёпанное войско, начавшее взирать на городские стены более смело, а когда к нашему лагерю стали подтягиваться первые повозки дошедшего подкрепления, и вовсе началось праздничное ликование. Пропылённые, пропахшие вонючим потом, уставшие, издёрганные «бандитскими нападениями», новые бойцы хотели только рухнуть и спать, спать и спать, а не сражаться, но кого волнуют подобные мелочи?

Накануне штурма сотник собрал всех своих десятников и начал объяснять нам нашу роль в предстоящем сражении, – как и полагается большому начальнику пред лицом малых. Сами понимаете: командиры должны не просто бежать вперёд, как безмозглые бараны, а иметь хотя бы некоторое представление о том, что конкретно от них ожидает высокое руководство. Кстати, подобное совещание само по себе говорит о том, что сам штурм начнётся очень скоро, поскольку им раскрывают военные секреты, которые перестают быть тайной и которые нельзя долго оставлять без реализации, – иначе враги про них тоже вскоре узнают.

Правила предусматривают общий сбор в палатке сотника. Ему нужно с умным видом расстелить на столе карту и начать совещание, изрекая мудрые мысли:

– Господа десятники! В предстоящем сражении нашей сотне поставлена следующая задача… прошу внимание: первый десяток – вы должны сделать вот это и это… Второй десяток – ваша задача будет следующей…

Да, примерно такую же речь толкнул и наш центурион:

– Слушай сюда, придурки! Наши великие умники, – его указательный палец показал на потолок палатки, – решили, что после взятия стен наших обдолбанных перетраханных химиков требуется провести в город. Чтобы они, значица, помогли армии, – чтобы на грёбаных улицах погибло как можно меньше наших идиотов… Всем всё понятно?

Все придурки, стоявшие в палатке, начали издавать неопределённые звуки, выражающие разную степень озадаченности. Ещё бы: любой город – страшная клоака, – в нём прикончить человека даже в мирное время – плёвое дело. А уж во время штурма… Если враги убьют хотя бы одного химика – кто будет отвечать? Конечно, в первую очередь – наш брат десятник!

– Вижу, что приказ понятен. Теперь подробности. Нам дают новый вид оружия, – центурион поставил на стол жестяной кувшинчик с узким, длинным цилиндрическим горлом, имевший ручку-крючок, в который вместилось бы не более обычной кабацкой кружки пива. – Смотрите сюда, придурки: в крышку горлышка вставлен стержень, уплотнённый воском, чтобы не вывалился. В стержне есть поперечная сквозная дырка, в неё вставлена перегнутая пополам проволока. Эта проволочка мешает стержню провалиться внутрь кувшина. Видите, она скручена кольцом? Так вот: берём кувшин за горло правой рукой, поднимаем его кверху дном, указательный палец левой вставляем в это колечко и вырываем его…

Онсунул палец в кольцо и, действительно, одним движениемвыдернул проволоку из дырки стержня.

«Эх, … твою мать!»– успел-таки подумать я и, зажмурившись, вжал голову в плечи.

– Потом этой же левой ладонью нужно снизу вверх хлопнуть по головке стержня, чтобы он вошёл в кувшин по самое не могу… ну, как этот… в эту…

По счастью, сотнику хватило ума не бить по стержню для проведения наглядного показа того, на что ему не хватило литературных слов.

– Внутри заложена стеклянная колба, и остриё стержня её разобьёт. Там есть также смесь пороха со шрапнелью.

– И… через сколько времени после удара будет взрыв? – осторожно спросил я, предварительно незаметно утерев со лба предательскую испарину.

Сотник впал в ступор: вопрос оказался для него совершенно неожиданным. Он аккуратно вставил проволоку обратно в её дырку и разогнул её усики в разные стороны, чтобы помешать её случайному выскальзыванию из стержня, и задумался во второй раз.

– Это, придурки, не вашего ума дело, – многозначительно изрёк он. – Это, быть может, государственная тайна. Во как! Вы должны быть счастливы уже за то, что вам вообще такую вещь доверяют. Простым бойцам даже смотреть на неё запрещено. Во избежание, значица.

Он любовно осмотрел кувшинчик и показал на его ручку-крючок:

– А это для того, чтобы на поясе носить. Вот так крючок продел – и носи на здоровье.

Кувшинчик имел не круглое сечение, а похожее на полумесяц, и поэтому прижимался к животу сотника довольно плотно. Я мысленно поклялся себе, что никогда в жизни не буду носить подарки Нечистого на своем теле: для того же вышеупомянутого здоровья окажется гораздо лучше.

– Смысл такой: если враги засели в доме, то ты кидаешь энту штуку в окно – и все дела.

– Так ведь для такого используют «весёлый дым», – ляпнул я.

– Умный, значит, – недобро нахмурился сотник, покачав головой. – Ты, Клёст, меня реально достал…

– Я ведь по сути спрашиваю, – возразил я, – чтобы воеватьможно было легче.

– А «весёлый дым», – сотник сжал свой пудовый кулак и поднёс поближе к моему носу, – это, придурки, вас вообще никак не касается. С ним только химики работать имеют право, и только самые чокнутые. Если у тебя нет справки, что ты химик, то про «дым» даже не спрашивай. Вот есть у тебя, к примеру, такая справка?

– Никак нет, господин центурион! – вытянулся я. – Нету у меня никакой справки! Я просто так на голову раненый!

– Вы, придурки, должны прикрывать химиков, – повторил сотник. – А эти обдолбанныенедоделки должны нам помочь: применять «весёлый дым», «грустный туман» или что у них там вообще есть? – на своё усмотрение. До всех дошло?!!

Он постучал так и не разжатым кулаком себя по шлему. По палатке поплыл вечерний звон. Вопросы не возникли.

– Раз так, то каждый получает по пять штук и расписывается о получении. После боя надлежит всё сдать обратно – и тоже под роспись!

– Господин центурион, а если они по ходу боя будут использованы? – озадачился я. – Бухгалтерия недостачу спишет или как?

– Вот откуда ты всё-таки такой умный взялся, а? – простонал сотник. – Никак не пойму: как тебя в твоей родной армии терпели? В каких вообще войсках у вас ТАКИЕ умники нужны?!

– В обозных, – совершенно искренне и честно ответил я чистейшую правду. – Для нас бухгалтерия – в первую очередь!

Грач сделал мне страшные глаза: типа, зачем тебе нужно злить нашего дуралея? – потом ведь всем хуже будет! Да поимей же ты совесть!!! – все мужики из-за тебя огребут лишнее!

Сотник взвыл в голос:

– Тебе вообще для чего их дают, а? Чтобы ты кидался ими направо-налево, как пацанкамушками?!

– А вдруг?..

– Энти бонбы использовать только в самом-самом крайнем случае! Иначе я вам сам лично все руки пообрываю!!! Всем понятно?!! – озверевший центурион сорвал бомбу с пояса, сжал её горлышко так, словно хотел раздавить его, а затем ещё потряс ею, как упившийся забулдыга бутылкой, угрожая нам ударами по голове.

– Так точно, господин центурион! – гавкнули мы дружным хором, бледнея и слегка отодвигаясь: он ведь мог при тряске разбить о корпус внутреннюю стеклянную колбу, – если она там болталась свободно.

Придуркам в тот вечер повезло: оказалось, что она сидела в кувшине плотно, на клее. Скажу сразу: порох тоже находился в приклеенном к стенкам плотном мешочке, и разбитие колбы на балансировку особо не влияло – метать «кувшинчик» было вполне удобно.

Вот так я и вернулся к своим солдатам, нагруженный ценными указаниями и не менее ценными ручными бомбами. Ни малейших сомнений: завтра будет штурм, ибо раздавать ТАКИЕ подарки можно только в самый последний момент… И это логично: подкрепление полностью подтянулось, химики получили новые горшки и новые ингредиенты, состряпали новые боеприпасы – чего ждать-то? – раз противник не капитулирует, то, значит, нужно его добивать.