Текст книги "Призраки отеля «Голливуд»; Гамбургский оракул"

Автор книги: Анатоль Имерманис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 34 страниц)

– Не заметили ли вы хотя бы конверт со штемпелем «Пуэнте Алсересильо»?

– Конвертов там вообще не было, а все письма от мистера Шривера.

– Вы только что утверждали, что не читали их, – поймал его Мун.

– Все шесть были на фирменном бланке мистера Шривера, – с улыбкой отпарировал полковник. – Чтобы заметить это, необязательно знакомиться с содержанием.

– А может быть, их было все-таки семь? – в шутливом тоне спросил Мун. Он притворился, будто смотрит в окно, мимо которого проходил саперный взвод, а сам настороженно наблюдал за полковником.

– Вы мне не доверяете?! – Тот вскочил с такой внезапностью, что Мун на всякий случай отодвинулся подальше. Но начальник полиции, круто повернувшись, направился к сейфу. Вернулся он с папкой и уже более спокойно сказал: – Имейте в виду, вы всего-навсего частный детектив. Я мог бы вообще не разговаривать с вами, но генерал Дэблдей просил оказывать вам всяческое содействие. Так что не будем говорить о пустяках. Вот опись вещей, а вот перевод. Убедитесь сами.

Мун мельком заглянул в реестр: «6 писем, 107 цветных пленок, 213 фотографий».

– Убедились? – Полковник деловито спрятал папку обратно в сейф.

– Увы! – Мун кивнул, оставив про себя контраргумент – шесть зарегистрированных писем еще не доказывали, что их действительно было столько.

– Тогда поговорим откровенно. Я слышал о вас много хорошего, поэтому мне нелегко сказать нечто такое, что могло бы показаться вам обидным. По моему глубокому убеждению, вы находитесь на ложном пути. Краунен, так же как и Куколка, могли совершенно случайно попасть в этот снимок. Фоторепортер для пущей впечатлительности просто собрал всех, кто находился поблизости.

– Допустим, – неохотно согласился Мун. Он не слишком верил в такое объяснение, но совершенно зачеркивать его тоже не следовало.

– В нашей профессии нельзя быть предвзятым. Вы все ищете доказательства насильственной смерти Шриверов, тогда как химический анализ не оставляет никаких сомнений в пусть трагическом, но заурядном несчастном случае. На вашем месте я бы обратил все внимание на мисс Гвендолин. В Малаге мне сегодня вручили полученную из Мадрида телефонограмму… Кто там? – раздраженно крикнул он, заметив, что дверь тихо приоткрылась.

– Это я. – В кабинет робко вступил дон Бенитес.

– Нельзя! Я занят! – рявкнул полковник. – Почему этот осел впустил вас?

– Извините, сеньор полковник, но там нет никакого осла.

– Вот и работай в таких условиях! – сердито пожаловался Муну полковник. – Ну ладно, докладывайте, – повернулся он к дону Бенитесу. – Только побыстрее! Что у вас там произошло? Кража? Драка? Изнасилование?

– Что вы, господин начальник, у нас приличная гостиница! Я, собственно говоря, к сеньору Муну… – Он поклонился: – Сеньор Мун, для вас пришла телеграмма. И заодно я вспомнил, что письмо, которым вы интересовались, принесли после смерти Шриверов.

– Откуда вы узнали, что я здесь? – удивился Мун.

– Панотарос – маленькое местечко. – Отделавшись этим неопределенным ответом, дон Бенитес с глубоким поклоном попятился к двери.

– Вы ищете загадки вовсе не там, где следует, мистер Мун, – немного свысока сказал полковник. – Кто-то из местных проходил мимо, заглянул в окно, ну и побежал к дону Бенитесу поделиться новостями.

Мун не возражал. Лично он с каждым разом все сильнее проникался убеждением, что портье отеля – самый осведомленный человек в Панотаросе. Все еще продолжая думать о как бы согнутом в вечном полупоклоне смиренном служащем гостиницы, которого начальник полиции считал глупцом худшего пошиба – честным глупцом, Мун рассеянно вскрыл телеграмму.

Она была от Шривера. «Извините был в тяжелом состоянии секретарь только сейчас доложил о вашем запросе распоряжение о кремации не давал спасите Гвендолин кроме нее никого не осталось на свете».

ГВЕНДОЛИН В МАДРИДЕ?

В кабинете воцарилось тяжелое молчание. Первым прервал его Мун:

– Ну, что теперь скажете? – Следовало бы торжествовать, но ничего, кроме тягостного чувства, что теперь он по горло увяз в Панотаросе, Мун не испытывал.

– Я сокрушен. – Полковник Бароха-и-Пинос скорбно закрыл лицо рукой. – Приношу вам мои извинения. Вы оказались куда прозорливее меня. Двадцать лет службы – и такая непростительная ошибка. Хотя и объяснимая – меня ввело в заблуждение наличие ботулина в остатках колбасы.

– В любой банке с пролежавшими некоторое время остатками колбасы начинается органический распад. Если взять, как в данном случае, из мусорного контейнера несколько банок, по крайней мере в одной обнаружится ботулин – естественный продукт гниения, – угрюмо пробормотал Мун. Если честно сознаться, эта школьная истина вспомнилась только сейчас, когда телеграмма о кремации перестала оказывать свое гипнотическое воздействие.

– Да, да, – тяжко вздыхая, полковник Бароха-и-Пинос вынул из выдвижного ящика какую-то бумагу. – Сейчас я понимаю это не хуже вашего… Бедный доктор Энкарно! Ему, как врачу, будет, пожалуй, еще тяжелее осознать свой недосмотр.

– На вашем месте я бы обратился в Мадрид с просьбой объявить его розыск.

– Не могу же я арестовывать человека только за то, что он поставил ошибочный диагноз, а потом уехал куда-то по своим делам… – Полковник пожал плечами. – В конце концов прошло всего несколько дней. Хочу надеяться, что он сам вернется.

– А если не вернется?

– Тогда и розыск мало что даст. Сколько ведь времени искали мисс Гвендолин!

– Человеку труднее спрятаться самому, чем спрятать труп, – усмехнулся Мун.

– Если я вас правильно понял, вы намекаете на то, что мисс Гвендолин убита?

– Не исключено.

– В таком случае я должен вас разочаровать. – Полковник придвинул Муну листок, который уже давно держал в руке, и снисходительно закончил: – Она жива!

– Жива?! – Мун стукнул кулаком по столу. – Что же вы раньше не сказали?

– Я дважды начинал, но вы меня дважды перебивали. Эта телефонограмма получена из Главного полицейского управления в Мадриде. Должен покаяться – сначала я придал ей так мало значения, что даже не потрудился пришить ее к делу и изготовить для вас перевод. Но после телеграммы мистера Шривера моя теория, что мисс Гвендолин сбежала с любовником, выглядит просто смешной. Ее видели в Мадриде!

– Кто видел?

– Некий Роберто Лима. Вообще-то он уголовник, но работает на нас в качестве осведомителя и до сих пор всегда снабжал достоверной информацией. Он заявил, будто несколько вечеров подряд, причем в одно и то же время – между одиннадцатью и двенадцатью – видел особу, соответствующую сообщенным ему приметам, в кабаке «У семи разбойников». Это на площади Пуэрта-дель-Соль. Заведение посещает весьма сомнительная публика.

– Кто-нибудь проверял?

– Мадридской полиции не до этого. Там теперь крупные беспорядки. Началось со студенческой демонстрации, кончится бог весть чем. Я бы сам поехал, не будь у меня руки связаны этой проклятой воздушной катастрофой.

– Вы не знаете, когда ближайший рейс из Малаги в Мадрид? – Мун решительно встал. Он умел проигрывать. К тому же разве это проигрыш, если гипотеза маркиза Кастельмаре и самому не раз приходила на ум, упрямо споря с уликами, которые указывали на синдикат Рода Гаэтано. Как бы то ни было, разыскать Гвендолин – значит оказаться на полпути к истине.

– Точно не помню, кажется, вечером. Если найдете ее, сразу же телеграфируйте.

Подходя к гостинице, Мун увидел приземлившийся возле гаража вертолет, напоминавший большую прозрачную стрекозу. Пилот в желтом комбинезоне и летном шлеме, сидевший под откинутым плексигласовым колпаком, с полузаинтересованным, полускучающим видом разглядывал сквозь защитные очки шествующих на пляж женщин.

– Сержант Милс! – позвал Мун, входя в вестибюль. Стоявшее возле входной двери кресло не отозвалось. Только теперь он вспомнил, что не видел на обычном месте джип, успевший вписаться в пейзаж центральной площади так же неотъемлемо, как его водитель – в обстановку холла. Очевидно, генерал Дэблдей почему-то решил, что Мун впредь вполне обойдется собственными ногами. Размышлять о причине этой немилости было некогда.

– Расписание самолетов! – бросил он на ходу дону Бенитесу.

– Пожалуйста! – Портье, оторвавшись от скромной трапезы, протянул голубой переплет с пестрыми проспектами испанской, американской и французской авиакомпаний. – Сеньор Дэблдей просил вас зайти, как только вы появитесь.

– Нет времени! – пробурчал Мун, просматривая расписание. Один самолет, с пересадкой в Севилье, вылетал из Малаги в шестнадцать ноль пять, другой, беспересадочный, – в двадцать сорок. – Когда следующий автобус? Закажите билет!

– Через два часа. – Дон Бенитес поклонился. – Но сеньор генерал сказал, что это весьма срочно.

У генерала Мун застал Роситу Байрд. На коленях она держала сафьяновый чемоданчик малинового цвета, перетянутый черным ремнем с золотой пряжкой.

– Уезжаете? – небрежно спросил Мун, лихорадочно соображая, под каким предлогом задержать ее.

– Да! С вами! – Росита встала и по-военному вытянулась.

– Я узнал от полковника, что вы собираетесь в Мадрид, – засмеялся генерал Дэблдей. – Вот и приготовил вам сюрприз. Мой шофер доставит вас на нашу воздушную базу, оттуда вы на реактивном истребителе за час долетите до Мадрида. А в лице лейтенанта Байрд вы будете иметь одновременно переводчицу и очаровательное женское общество.

– А я-то думал, что у вас новости насчет передатчика, – растерянно пробормотал Мун, даже не догадавшись поблагодарить.

– Можете идти, лейтенант, – распорядился генерал. – Подождите мистера Муна в холле.

Росита взяла чемоданчик и, отдав честь, молча вышла. Мун поймал себя на том, что провожает ее отнюдь не равнодушными глазами. Должно быть, его взгляд выражал не столько профессиональный интерес к противнику, сколько восхищение ее смуглым, загадочно красивым лицом и затянутой в белый китель гибкой фигурой. Во всяком случае, генерал Дэблдей не преминул улыбнуться.

– Как вижу, вы не совсем равнодушны к ней, – улыбнулся генерал. – Кажется, это взаимно. Мисс Байрд едет с вами по собственному желанию. Говорит, будто хочет посмотреть на Мадрид, но в действительности скорее из-за вас. Что же касается передатчика, то благодарение господу, что вас не слышал мой помешанный на секретности адъютант. Как раз сегодня утром мы опять поймали передачу. Я уже послал ее в Пентагон нашим дешифраторам. Но это, к сожалению, единственная удача. Секретные устройства все еще не найдены, майор Мэлбрич в поисках осколков прочесывает дно подземного озера в Черной пещере. Увы, пока без всяких результатов.

– Насколько понимаю, они там никому не причиняют вреда.

– Есть предположение, что озеро имеет подземный сток в море. Ядовитый антикоррозийный состав отлично растворяется в воде, так что со временем будет угрожать здоровью купальщиков. Как видите, неприятностей по горло. Зато вам здорово повезло. Поздравляю!

– Поздравлять рановато. Еще неизвестно, не является ли информация ошибочной.

– Заочно вы этого не проверите. Надо лететь в Мадрид. И чем скорее, тем лучше. Кстати, на содействие мадридской полиции не слишком рассчитывайте. Я заготовил вам письмо нашему послу с просьбой выделить несколько секретных агентов.

– Прямо не знаю, как вас благодарить, – пробормотал Мун. Именно в этот момент на него снизошло озарение. Любезность генерала заставляла задуматься: с такой же преувеличенной любезностью предлагают доставить домой на собственной машине гостя, от которого хотят избавиться.

В ту же секунду Мун как будто вспомнил похожего на ученого худощавого человека, который мылся под душем в военном лагере. Пожимая протянутую генералом руку, он добавил:

– Но я все же полечу на пассажирском. Ваши военные самолеты в последнее время что-то слишком часто бьются. А хочется еще узнать до смерти, почему Гвендолин скрывается именно в Мадриде.

Когда Мун уходил от генерала, план действий уже был готов. Приготовив дорожный несессер, он спустился в холл.

– Вот заказанный вами билет на автобус, сеньор Мун. Я уже приписал его к вашему счету, – приветствовал его дон Бенитес. – Но думаю, что он вам больше не понадобится. – Портье подмигнул, указывая глазами на стоявшее рядом с входными дверями кресло. От него, подобно привидению, отделился Милс и произнес своим обычным бесстрастным голосом:

– Я в вашем распоряжении. Когда выезжаем в Малагу?

– Через два часа.

– Вы в Малагу? – раздался за спиной Муна голос Рамиро. – Живописный город! Я просто влюблен в него. Как раз собирался туда.

– Могу вас захватить, – предложил Мун. – Скажите, где живет Билль Ритчи?

– Я покажу вам. – Рамиро услужливо забежал вперед. – А насчет Малаги не беспокойтесь, как-нибудь доеду сам.

Выходя из гостиницы, Мун почувствовал на своей спине чей-то взгляд. Он быстро обернулся, и как раз вовремя, чтобы увидеть в зеркале раскосые глаза Роситы. В них было странное выражение.

Бывший король смеха выбрал для своей резиденции укрытую холмами ложбину. Порыжевшая от солнца, залатанная в нескольких местах палатка имела жалкий вид. Перед входом стоял примус, рядом – кастрюли и сковородка. На протянутом между апельсиновыми деревьями проводе сушились шорты и безрукавка.

Билль Ритчи спал. Одеяло из верблюжьей шерсти с клеймом толедской гостиницы поднималось и опускалось в такт неровному дыханию. Левая рука беспокойно скользила по ящику из-под сигарет, служившему вместо тумбочки. На нем тускло поблескивал желтый пузырек с таблетками, в стакане с водой лежала вставная челюсть. В палатке было сумрачно. Мун закрепил старую простыню, заменявшую дверь. Резкий сноп лучей осветил кое-как прикрепленные к брезенту поблекшие, измятые фотографии. Они изображали Билля Ритчи в расцвете славы. Совсем еще молодой, он комично свисал из окна на высоте тридцатого этажа, барахтался в воде, падал в котел с кремом для тортов. Мун перевел взгляд на лицо спящего. Откровенно старческое, с провалившимися щеками, оно выражало глухую безнадежность.

Разбуженный Муном, Ритчи застеснялся, как молодящаяся дама, застигнутая врасплох во время сложной косметической процедуры.

– Мистер Мун? Так неожиданно… Отвернитесь, пожалуйста… Теперь можно.

Мун обернулся. Вставная челюсть была уже на месте. Лицо, преображенное нелегким усилием воли, как обычно, светилось притворной бодростью.

– У меня есть предложение, – начал Мун без всяких предисловий.

– Насчет детективного сценария? Это было бы великолепно! У меня возникла прекрасная идея! – Билль Ритчи сразу словно помолодел лет на двадцать.

– Вот и отлично! Обдумаете ее во время полета в Мадрид.

– Я? – Билль Ритчи опешил.

– Да. Есть сведения, что там находится Гвендолин Шривер. Меня она, возможно, знает по снимкам в газетах, поэтому мое появление может ее вспугнуть. Кроме того, вы владеете испанским, а я нет.

– Это так неожиданно! – пролепетал Ритчи. – А когда надо лететь?

– Немедленно.

– Немедленно? – Билль Ритчи натянул одеяло повыше, он совсем растерялся. – Это невозможно. Я занемог. Сердце… Температура…

Вспомнив вывешенное для просушки обмундирование, Мун с трудом подавил улыбку.

– Лекарство мы вам купим сейчас в магазине готовой одежды. И никому ни слова! Между прочим, вы утверждали, будто две недели назад узнали в брюнетке в белом платье Роситу Бард. Расскажите поподробнее об этой встрече, Билль. – Мун дружески похлопал его по сгорбленной спине.

– Поподробнее? О чем? А, об этом вечере… – еле расслышал актер. – Всегда рад вам помочь! – Он приосанился, даже попытался улыбнуться. – Куколка сказала, что будет очень рада видеть меня. Было очень мило, мы много пили, потом она хотела послать меня привести Краунена, ну, того журналиста, что жил у маркиза до сына пуговичного короля.

– А где был в тот вечер Рамиро?

– Куколка сказала, что он уехал в Малагу… Так вот, слушайте дальше. Я ей пытался объяснить, что не моя вина, если Краунена интересует не она, а мисс Гвендолин Шривер. Потом пришел падре Антонио, до сих пор он никогда так поздно не приходил, они стали о чем-то шушукаться. Я обиделся, но уйти не решался – боялся, что этот проклятый иезуит настроит ее против меня. Куколке внезапно стало совсем плохо, мне пришлось идти за доктором Энкарно. Доктора я не нашел, потом оказалось, что он у Матосиньос. Знаете, те крестьяне, что перед Шриверами отравились колбасными консервами. Они были уже при смерти, перед тем как прийти в гостиницу, этот проклятый падре причастил их и отпустил грехи. Я вернулся к Куколке, но она меня не впустила, сказала, что уже легла спать.

Мун терпеливо слушал. Какое-то подсознательное, может быть, обманчивое чувство подсказывало, что за этим банальным происшествием что-то кроется.

– Вы уверены, что Куколка была одна?

– Когда я подошел к дверям, мне показалось, что она разговаривает с падре Антонио. Но она спьяну просто болтала сама с собой.

– Почему вы так думаете?

– Дон Бенитес сказал, что падре уже ушел.

– А часто Куколка напивается до такого состояния, что приходится вызывать врача?

– Нет, вынослива, как верблюд, – Билль Ритчи мотнул головой. – Это первый случай.

– Значит, отправляясь домой, вы увидели Роситу Байрд выходящей из отеля.

– Раньше! Она вышла, когда я побежал за доктором Энкарно.

– Когда вы пошли звать доктора, вам не повстречался кто-нибудь из проживающих в гостинице? В коридоре или, может быть, в холле? Постарайтесь припомнить.

– Холл был совершенно пуст, это я точно знаю. В такое позднее время все уже спят. Слуга падре Антонио не в счет. Он стоял у гостиницы, одни зубы белели в темноте, как у скелета, я здорово перепугался… Подходящая парочка – святоша в черной сутане и черный язычник. Не удивлюсь, если окажется, что это они отправили мисс Гвендолин на тот свет.

…Когда Мун с несессером в руке вышел на улицу, Милс уже сидел за баранкой. Рядом с ним восседал Билль Ритчи в новом костюме, на заднем сиденье – Росита Байрд. Мун уже собрался было оставить ее в Панотаросе, но передумал.

К джипу подбежал запыхавшийся полковник Бароха-и-Пинос.

– Пришел пожелать вам счастливого пути. И главное, чуть не забыл вам напомнить. В Мадриде непременно зайдите в бар Чикоте, вам его покажет любой встречный. Там часто бывал мистер Хемингуэй. У хозяина изумительный музей старых вин. В погребке тоже редкостные сорта… У нас есть поговорка: «Испания лучше всего познается через вина, быков и женщин».

Он пытался еще что-то сказать, но Милс дал газу, и через секунду гостиница скрылась из виду.

Центр остался позади. Из-за поворота вынырнул пологий склон горы, усеянный солдатами. Только сейчас Мун по-настоящему заметил, что за эти двое суток Панотарос приобрел разительное сходство с прифронтовым городком. Улица была запружена солдатами. Одна смена направлялась на отдых в лагерь, другая с лопатами, кирками и какими-то непонятными инструментами в брезентовых футлярах спешила на работу.

Неподалеку от кабачка дона Эрнандо Мун увидел чернокожего слугу падре Антонио. Его обступили подвыпившие военные моряки. Судя по хохоту и отдельным вскрикам, они избрали его мишенью для своих острот. Кто-то поднес к его бровям горящую зажигалку, другой, размахивая у самого носа кортиком, предлагал обрить. На черном, словно высеченном из цельного камня, лице не дрогнул ни один мускул. Величественный, молчаливый, он медленно шел сквозь гогочущий строй, словно кругом были не люди, а пустота. Моряки увидели в этот момент Роситу.

– Глядите, наша Роузи!.. Брось-ка этого старого павиана и присоединяйся к нам!.. Роузи, приходи ко мне сегодня ночью.

Комплименты были грубыми, но в них проскальзывала нотка настоящего восхищения. И Росита Байрд, судя по улыбке, ничуть не обижалась.

Зато Милс без всякого предупреждения так рванул машину, что чуть не сбил с ног порядком пьяного матроса.

– Вы могли бы его задавить, – сказал Мун, прислушиваясь к отдаляющимся крикам.

– Ну и что? – бесстрастно ответил Милс. Продолжая держать баранку левой рукой, он правой вынул сигарету и невозмутимо закурил.

Во владениях маркиза кипела лихорадочная деятельность. На месте кустарника, где маркиз нашел осколки, зияла огромная яма. Перед Черной пещерой лежало сваленное в кучу снаряжение. Тянувшийся от замка электрический кабель исчезал в черном провале, охраняемом двумя автоматчиками. Из него вынырнули одетые в разноцветные комбинезоны солдаты и, нагрузив на себя какую-то аппаратуру, снова исчезли.

– Алло, мистер Мун! – раздался вдруг голос у входа.

Только по голосу Мун узнал майора Мэлбрича. В гимнастерке с засученными по локоть рукавами и высоких резиновых сапогах, в пропотевшей пилотке, из-под которой выглядывали сбившиеся в клочья волосы, он не походил на самого себя.

– Ищете? – спросил Мун с иронией.

– Как видите! Не каждому ведь выпадает такое счастье, как вам. За сутки в хорошем мадридском отеле, с музыкой и девочками, я бы сейчас, пожалуй, отдал все клады мира.

– Кстати, о кладах. В течение многих веков тысячи людей, начиная от внуков графа Санчо и кончая Шриверами, искали в Черной пещере баснословное богатство, а вы точно с таким же рвением, но только при помощи современной техники ищете, а может быть, уже нашли другое сокровище…

– Какое сокровище? – процедил сквозь зубы майор.

– Сокровище двадцатого века! Осколки бомбы. Вы бы сами догадались, о чем я говорю, если бы не мыслили в совсем иной категории.

– В какой же я мыслю, по-вашему?

– В категории строгой секретности, – усмехнулся Мун. – А я, к вашему сведению, в философской.

– Не советую. Философ Сократ кончил тем, что ему вместо стакана доброго виски подали кубок с ядом… Счастливого пути! – Майор Мэлбрич словно растворился в черном провале пещеры.

Росита осталась в машине. Биллю Ритчи хотелось во что бы то ни стало покрасоваться перед маркизом в своем новом костюме, а Милс, объявив, что у него перегрелся радиатор, пошел в замок за водой. Несмотря на изрядный шум, поднятый скрипящими в ржавых петлях дубовыми дверьми и многократно повторенным гулким эхом шагов, никто не спустился, чтобы встретить их. Сопровождаемый старым актером, Мун поднялся на второй этаж.

В темной нише виднелась окованная железом резная дверь с ржавым засовом и большим висячим замком, почти такая же массивная, как входная. За ней находилась нежилая часть замка. Комнаты маркиза и Хью Брауна находились в противоположном конце коридора. Пройдя туда и недослушав запоздалое предупреждение Билля Ритчи, Мун толкнул дверь и очутился словно на складе медового мыла. Хью Браун, окутанный приторным облаком сигаретного дыма, возлежал на старинной кровати и казался погруженным в созерцание своих вырезанных из журналов оригинальных обоев. Не повернув головы, Хью Браун приветственно помахал рукой:

– Заходите, мистер Мун, не стесняйтесь. Правда, общество преступников вам куда интересней, но, чтобы сделать вам приятное, я тоже могу кого-нибудь убить.

– О нет, нет! – отмахнулся Мун. – Не хочу вам мешать любоваться в одиночестве таким удивительным пейзажем. Что Килиманджаро по сравнению с бюстом Куколки?!

– В таком случае убирайтесь! – пробурчал Хью Браун.

– К черту?

– К маркизу, что одно и то же. Между прочим, у него гости.

Так оно и было. На стук маркиз чуть приоткрыл дверь и сразу же вышел.

– Вы дружите с доном Камило? – спросил Мун, успевший разглядеть гостей маркиза. Одним из них был рыбак, другим – дон Брито.

– Печальное недоразумение! Для меня, последнего отпрыска одного из стариннейших родов Испании, это совершенно не подходящее общество. Дон Камило принес свежего осьминога. Сейчас, когда американцы так щедро возместили мне моральный и психический ущерб, я могу себе наконец позволить такой деликатес.

– А дон Брито?

– Остался без крова, как добрый христианин я его приютил. Причем, имейте в виду, совершенно бесплатно, если не считать работу по хозяйству… Тысячи извинений! – Маркиз внезапно засуетился. – Это просто позор – принимать таких уважаемых гостей в коридоре! Пройдемте в библиотеку.

Маркиз гостеприимно распахнул обитую жестью дверь и тут только обратил внимание на Ритчи:

– Чудеса! Это вы или мне только мерещится?

– Я! – с театральной скромностью заявил актер. – Неужели так изменился?

– Я говорю не о содержании, а о вашем новом элегантном переплете. Неужели вам удалось заключить контракт на роль?

– Да, в инсцени… – Мун как будто невзначай толкнул актера. – То есть в сценарии мистера Муна, – поправился Ритчи. – Я буду играть роль… э… детектива. Вы не верите?

– Почему же? Если в романе «Ловите убийцу!» преступника обезвреживает парализованная бабушка, то в сценарии сеньора Муна эта роль, естественно, отведена вам.

– Маркиз, вы хамите! – Ритчи сделал грозное лицо соответственно новому костюму.

– Ничуть. Если вы поймаете Гвендолин, то я вам завещаю свой несуществующий клад.

В эту минуту дверь открылась. Это был Хью Браун. Не поздоровавшись с маркизом, он молча подошел к полке и принялся рыться в книгах.

– Вы напрасно трудитесь, – заметил маркиз. – Детектив под названием «Прозрачная тайна Эвелин Роджерс» еще не написан.

– Меня интересует нечто совсем иное, – пробурчал Браун.

– Что именно? – осведомился Мун.

– Не ваше дело!

Мун посмотрел на часы, надо было поторапливаться.

– Маркиз, я еду в Мадрид, – объявил он.

– Почему вы сообщаете об этом именно мне? – Маркиз испытующе посмотрел на Муна.

– До вылета самолета остается несколько часов. Я хотел бы употребить их на осмотр Малаги. Вы не подскажете, какие достопримечательности следует осмотреть в первую очередь? Я полностью доверяю вашему аристократическому вкусу.

– Ах так! – изменил тон маркиз. – Начните с церкви Нуэстра Сеньора де ла Виктория. Она воздвигнута на месте, где после изгнания мавров расположился король Фердинанд со своей свитой. В ее числе был мой предок граф Хуан Кастельмаре. – Маркиз говорил долго. Если верить его рассказу, вся история Малаги была связана с его прямыми или косвенными родственниками.

– Вполне достаточно, – прервал его наконец Мун. – Значит, вы говорите, что старинную мавританскую крепость «Хибральфаро» лучше всего осматривать в сумерках? Я так и сделаю.

Мун незаметно оглянулся. Хью Браун перелистывал какую-то книгу, но по напряженным лицевым мускулам было видно, что он прислушивается.

ВСТРЕЧА НА КРЕПОСТНОМ ВАЛУ

Машина вырвалась на шоссе, и Милс развил предельную скорость. Взметнулась к ярко-синему небу и осталась позади зубчатая башня замка, и вот уже за поворотом показался перевал. Та же установленная на цоколе римской колонны рация с терявшимся в кустах проводом, та же исполосованная шинами и колесами буровато-красная глина, которую Мун заприметил еще в прошлый раз, тот же американский сержант, что проверял тогда его паспорт. А может быть, другой, но разительно похожий. Проверка заняла минимальное время. Замедлив ход, Милс помахал пропуском, сержант откозырял и исчез. Еще некоторое время джип мягко скользил по красной глине, потом она кончилась.

Дорога была монотонной. Сквозь белесое облако пыли возникали повторяющиеся с назойливым однообразием каменные ограды, оливковые и апельсиновые рощи, небольшие участки возделанной земли, на которых трудились крестьяне. Иногда казалось, что они едут вдоль сельскохозяйственного музея, в котором самым древним экспонатом был бык, понуро волочивший деревянную соху, а самым современным – старенький, почерневший от копоти трактор с большими колесами, лениво ползущий по бурой, словно окаменевшей земле. Это была бедная страна. Когда мимо мелькали распятия, чудилось, что лицо деревянного Христа выражает не абстрактную скорбь о роде человеческом, а боль за испанский народ, распятый на кресте повседневных лишений и несбывшихся надежд.

Совсем другое впечатление производила Малага. Машины с английскими, американскими, немецкими, швейцарскими номерными знаками плотным кольцом осаждали каждое историческое здание. Разноязычные надписи магазинов и ресторанов наглядно показывали, что здесь на каждых двух коренных жителей приходится по одному туристу. Второе, что сразу бросалось в глаза, – это почтение, оказываемое некоему маркизу Лариосу, о котором Мун знал только то, что он родственник маркиза Кастельмаре по материнской линии. Тут был бульвар маркиза Лариоса, кафе, носившее его имя, в центральном парке красовался его бюст.

До сумерек оставалось немного. Надо было спешить, но сначала следовало отделаться от Милса.

– Поезжайте на аэродром, – приказал Мун. – Достаньте во что бы то ни стало два билета на следующий рейс Малага – Мадрид.

– На вас и лейтенанта? – почему-то спросил сержант.

– Разумеется.

Ритчи удивленно взглянул на него.

– А как же… – начал было он, но, сообразив, вовремя осекся.

Осмотр достопримечательностей Мун начал с банка Педро Хименеса. Получив у окошка довольно крупную сумму, половину которой незаметно вручил Биллю Ритчи, он попросил клерка проводить его к владельцу банка.

– Вы чем-то недовольны? – растерялся клерк.

– Тем, что задаете ненужные вопросы! – отрезал Мун.

Кабинет Педро Хименеса напоминал выставку старинного оружия. Щиты, копья, алебарды. За покрытым искуснейшей резьбой огромным столом возвышалось похожее на трон кресло, увенчанное деревянными скульптурами двенадцати апостолов. Оно было пусто. Зато в другом, на фоне красной кожаной обивки, выделялась черная сутана. Падре Антонио! По тому, как он сидел, можно было думать, что он у себя дома.

– Приятная встреча! – Священник захлопнул гроссбух и вкрадчивым голосом пригласил: – Садитесь! Владелец сейчас придет.

– Здравствуйте, падре! – Росита, стоявшая у дверей, шагнула вперед.

– Нет, нет! – поднял руку падре Антонио. – Пойдите подышать свежим воздухом, я переведу не хуже вас.

– Как угодно! – Росита вышла.

– Почему вы ее услали?

– Слишком красивая, – задумчиво сказал священник. – Не советую доверять красивым женщинам.

– А вам?

– Мне можно. Пока наши интересы не столкнутся. – Казалось, из-под седых косматых бровей на Муна с угрозой нацелились два дула. – Эвелин Роджерс должна выйти замуж за Рамиро Вилья.

– Вернее, за папу римского, – усмехнулся Мун. – Поскольку я не собираюсь сватать ее за патриарха константинопольского, не вижу никаких причин говорить со мной таким тоном.

– Она сильно изменилась, и виноват в этом Хью Браун! – Падре Антонио в упор взглянул на своего собеседника.

– А я тут при чем? – Пожав плечами, Мун быстро перевел разговор на более нейтральную тему. – Не понимаю, почему вы так стараетесь спасти именно ее душу, а не любую другую?

– Нет дела более угодного богу, чем вернуть в лоно истинной церкви великого грешника, – немного высокопарно объяснил священник.

– Что ж, возьмитесь за меня! – предложил Мун. – По части грехов я тоже представляю собой некоторую ценность.

– Из вас в лучшем случае получился бы верующий богохульник… – Падре Антонио неожиданно рассмеялся. – Можете меня не опасаться. Таких, как вы, я оставляю в покое. Вы ведь видели моего негра. Как был, так и остался язычником. У него есть божок, слепленный из хлебной мякины. Сначала помолится, а потом съест.