Текст книги "Призраки отеля «Голливуд»; Гамбургский оракул"

Автор книги: Анатоль Имерманис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 34 страниц)

Панотаросцы удивленно переглянулись, кто-то даже засмеялся.

– Почему они смеются? – резко спросил майор Мэлбрич.

– Во всем Панотаросе горячая вода имеется только в гостинице, – извиняющимся тоном сказал полковник.

– Извините, я не знал, – генерал Дэблдей покачал головой. – Конечно, море самая лучшая ванна, но в данном случае… Майор Мэлбрич выдаст вам талоны. Будете ходить мыться в наш лагерь. Благодарю! Все свободны!

– Никогда не думал, что придется заниматься такими делами, – генерал обвел смеющимся взглядом опустевшее помещение. Вместе с жителями ушла переводчица. Остались только офицеры и Мун. – Генерал банных войск! Звучит неплохо… Ну что ж, майор, давайте уточнять радиус разброса.

– А какой род войск вы представляете в действительности? – спросил Мун.

– Как вы сами думаете?

– Службу химической безопасности, – подмигнул Мун.

– Довольно остроумно, – генерал засмеялся. – Рад, что вы догадались, о какой безопасности идет речь. Я разведчик, вернее контрразведчик.

– Ищете секретные устройства?

– Ну конечно. Ядовитые вещества – это только между прочим. Пятьсот человек уже ищут как проклятые, завтра прибывает столько же, да еще подводные лодки из Роты. Возможно, он упал в море.

– Разве ваш секрет мужского рода?

– Собственно говоря, это военная тайна. – Генерал улыбнулся. – Но если обещаете не продавать ее русским… – Генерал лукаво сощурил глаза. – Мы ищем код для расшифровки приказа о начале атомной войны. Наши летчики называют его крестом на шее, командир не имеет права снимать его ни на минуту… – Генерал повернулся к майору: – Ну что у вас там получилось?

– Минуточку! – прислушивавшийся к разговору майор Мэлбрич вернулся к своим обязанностям. Несколько штрихов – и разрозненные красные кружки соединены в сплошное кольцо.

Генерал критическим взглядом осмотрел предложенный майором сектор поисков.

– По-моему, радиус не мешало бы расширить. Давайте включим в него на всякий случай остров Блаженного уединения!

– Ни в коем случае! – Майор запротестовал. – Крайняя точка там, где был подобран подполковник Хогерт. – Майор ткнул пальцем в указанное рыбаком место. – И то он упал так далеко лишь потому, что катапультировался… Видите, до острова порядочное расстояние. Мы не имеем права терять времени на бесплодные поиски. Чем дольше они будут длиться, тем меньше шансов обеспечить секретность.

– Согласен! – Генерал повернулся к начальнику полиции. – Спасибо, полковник Бароха. До свидания!.. Ну а с вами, – улыбнулся генерал Муну, – я не прощаюсь. Непременно заходите! Угощу таким коктейлем, что после него вам даже атомная война покажется детской забавой!

ТЕЛЕГРАММА О КРЕМАЦИИ

Полковник проводил гостей до двери. Потом, повернувшись к Муну, с наигранным возмущением сказал:

– Меня-то он не пригласил на коктейль! Мы, испанцы, очень обидчивый народ. Я ему при случае еще припомню!.. Все равно люблю американцев, завидую им. Один мистер Хемингуэй чего стоит! Всем своим подчиненным приказываю читать американскую литературу… Вы знакомы с «Фиестой»? Даже наш Бласко Ибаньес не описал так красочно великолепное ремесло тореро! Знаете, я ведь сам когда-то хотел стать матадором. У нас это мечта почти каждого подростка.

Вынужденный молчать в присутствии американских офицеров, полковник теперь вознаграждал себя словесным фейерверком.

– Простите, о ваших юношеских мечтах поговорим в другой раз, – довольно грубо оборвал Мун.

– Понял и не обижаюсь… – Полковник вынул из сейфа несколько папок. – Вы специально прилетели сюда за тысячу километров, вам кажется, что любая упущенная минута является чуть ли не преступлением, а я разглагольствую тут о литературе. Итак! – Он раскрыл папку. – Акт о смерти Шриверов…

– Начнем лучше с живых, – предложил Мун.

– С живых? – не понял полковник. – А, вы имеете в виду мисс Гвендолин Шривер! Мы разослали ее фотографию, описание и номер машины по всей стране, опросили окрестных жителей, жандармерия наводила справки во всех гостиницах на всех дорогах в радиусе двухсот километров. Даже справлялись у наших секретных осведомителей, связанных с уголовным миром. Делалось решительно все… и это, имейте в виду, несмотря на то, что в связи с воздушной катастрофой я не смыкаю глаз уже третий день. – Полковник устало откинулся в кресле.

– Чем вы объясняете ее исчезновение? – не спросив разрешения, Мун закурил сигару.

– Может быть, похитили? – Полковник довольно равнодушно пожал плечами.

– Гангстеры, – подсказал Мун. – Ваша точка зрения полностью совпадает с мнением мистера Шривера.

– Гангстеры? – Начальник полиции совершенно неожиданно рассмеялся.

– Вам это кажется смешным? – Мун сердито выпустил густую струю дыма.

– Боюсь, что уедете, так и не поняв до конца души испанского народа. – Полковник досадливо отмахнулся от сигарного дыма. – Украсть средь бела дня машину, остановиться на людном перекрестке, на виду у сотни прохожих, насильно втащить в нее человека – такое в наше время, пожалуй, возможно лишь в двух местах: отсталой Сицилии и передовой Америке. Недаром самые выдающиеся организаторы вашего преступного мира родом из Сицилии. Надеюсь, я этим не задел ваших национальных чувств, мистер Мун?

– Вы намереваетесь прочесть мне популярную лекцию?

– Простите, немного увлекся, – примирительным тоном сказал полковник. – Я только хотел отметить, что испанцы наполовину дети. Серенады, рыцарские традиции прошлого, старые шляпы и драгоценные дамские браслеты, которыми осыпают тореадора, – все это делает нас немного смешными и непонятными в глазах иностранцев. Что касается похищений – у нас это обычно любовная афера, мотивы которой следует искать в упрямстве родителей или эксцентричном романтизме влюбленных.

– Хм…

– Вы что-то хотели сказать?

– Мисс Гвендолин Шривер, насколько я знаю, не испанка, – сухо заметил Мун.

– О да! Но в этом смысле она, пожалуй, хуже любой испанки. О ней рассказывают невероятные истории!

Внешность полковника не слишком импонировала: мясистый нос, крутой подбородок, полное лицо. И все-таки он не был тем, кем поначалу показался Муну, – этаким испанским вариантом лихого шерифа из американского вестерна, предпочитающего седло своего скакуна, шпоры и кольт письменному столу. За неказистой внешностью полковника угадывался цепкий ум службиста. Но едва ли такой станет себя особенно утруждать из-за взбалмошной девчонки, о которой действительно неизвестно, похищена она или сбежала с любовником.

– Мне хотелось бы осмотреть комнату Гвендолин, – сказал Мун. Знакомство с обстановкой, в которой живет человек, будь это даже всего лишь номер гостиницы, дает довольно правильное представление о характере и привычках – в этом Мун убеждался неоднократно.

– В любое время! – Полковник кивнул. – Один ключ она взяла с собой, но запасной находится у портье дона Бенитеса. Вы, должно быть, уже знакомы с ним.

– Немного. Меня удивляет, почему вы не храните запасной ключ в своем сейфе. На вашем месте я бы не слишком доверял ему. – Мун выпустил двойное кольцо.

– Что вы! – На миг дым повис над головой начальника полиции, отчего тот приобрел отдаленное сходство с неким испанским святым. – Дон Бенитес так глуп, извините, я хотел сказать, так честен, что… – Полковник Бароха-и-Пинос энергично покачал головой и сразу же лишился своего ореола. – Вы еще не знаете, что это за человек! Хозяин гостиницы мосье Девилье отличный психолог. На этом он экономит зарплату нескольких администраторов. Раз в месяц дон Бенитес посылает ему в Марсель выручку и отчетность. Весь Панотарос знает, что он скорее добавит из собственного жалованья, чем утаит от хозяина хоть одну песету.

Мун выразил желание ознакомиться с предметами, найденными в комнате матери и сына после их смерти.

– Сожалею, все вещи сразу же отправлены мистеру Шриверу воздушной почтой. Но вы можете познакомиться с описью.

Папка, которую раскрыл начальник полиции, была довольно тощей. Кроме описи вещей, в ней были лишь квитанция об отправке, что-то вроде рапорта и официальное свидетельство о смерти. Все документы были предусмотрительно снабжены английским переводом. Рапорт являлся, собственно говоря, подписанной доктором Энкарно краткой историей болезни.

Мун попросил полковника изложить события своими словами.

– Как вам угодно! – Довольный возможностью поговорить, начальник полиции заулыбался. – Между прочим, не стесняйтесь, курите! Меня это ничуть не раздражает. Итак, начнем с самого начала. Восемнадцатого марта, примерно в полдень, мисс Гвендолин Шривер уехала на своем «кадиллаке».

– Куда?

– Матери она сказала, что едет на несколько дней в Малагу и остановится в отеле «Мирамар». Но туда она не прибыла. Узнал я это совершенно случайно. Дело в том, что до перевода в Панотарос я заведовал в Малаге отделом по надзору за иностранцами. Каждый вечер мне приносили список всех вновь прибывших. Мисс Гвендолин Шривер в нем не числилась.

– Может быть, она зарегистрировалась под чужим именем?

– Что вы! – Полковник Бароха-и-Пинос усмехнулся. – Мы живем в Испании. Это только у вас некий мистер Икс может преспокойно выдать себя за мистера Муна, а женщину, с которой только что знакомился в баре, за свою законную супругу. Испания – благоустроенное государство. Здесь каждый человек обязан предъявить документы. Уж будьте уверены, если они фальшивые, то он вместо комфортабельного отеля мигом очутится за решеткой.

– Отличная организация! – Мун закурил. – Прошу вас, продолжайте.

– После отъезда мисс Гвендолин ее мать, пожаловавшись на мигрень, почти весь день оставалась в гостинице. Что касается сына мистера Шривера Рола, то он куда-то ходил с одним местным мальчиком. Зовут его Педро, фамилию не помню. Круглый сирота, живет с какими-то отдаленными родственниками.

– В пещере! Знаю. – Мун кивнул.

– Ничего не поделаешь! – Полковник поморщился. – Мы небогатая страна. Но не забывайте, что жить в пещере – это тоже в своем роде романтика. Впрочем, мы уклонились от темы. Под вечер Рол Шривер вернулся в гостиницу с каким-то свертком. Кстати, это был как раз день его рождения. Миссис Шривер заблаговременно заказала в Малаге торт. На семейном торжестве присутствовал тот самый Педро… Американцы при всем моем уважении к ним странные люди. Генерал Дэблдей, например, даже меня не пригласил на коктейльную партию, а Шриверы не гнушались обществом оборванца… Вечером, часам к одиннадцати, Педро ушел, а миссис Шривер попросила портье разбудить ее пораньше. Все это я знаю со слов дона Бенитеса. Сам я прибыл в Панотарос только на следующее утро.

– То есть сразу же после воздушной катастрофы, – уточнил Мун.

– Да. Но это чистая случайность. Мой перевод намечался уже давно.

– Что же было дальше?

– Миссис Шривер и ее сын вернулись в гостиницу к обеду и немедленно вызвали доктора Энкарно. Они жаловались на общее недомогание, слабость, понос, тошноту, головокружение. Доктор сразу же заподозрил отравление. Из продуктов, которыми они питались в этот день, его внимание привлекла американская консервированная колбаса. Дело в том, что незадолго до этого той же колбасой отравились двое местных жителей. Доктор Энкарно, не колеблясь, поставил диагноз, даже догадался попросить банку, из которой они ели, на предмет анализа. Он сделал им промывание желудка, предписал полную диету, а спустя несколько часов, убедившись, что их состояние не улучшилось, испугался ответственности. По его просьбе их вечером перевезли в американский военный лагерь, где была медчасть с современным медицинским оборудованием. К сожалению, американские врачи уже ничем не могли помочь. Ночью Шриверы скончались. Вот акт о смерти, подписанный доктором Энкарно. Как видите, диагноз предельно ясен: смерть наступила в результате отравления естественным органическим ядом ботулином… Вот и вся история! Так что боюсь, что вы напрасно приехали сюда. Разве только ради мисс Гвендолин Шривер, но я думаю, как только весть о смерти родственников дойдет до ее любовного гнездышка, она сама объявится. Кстати, я недоумеваю, почему американское радио храпит молчание? Как-никак мистер Джошуа Шривер очень видная персона в вашей стране.

– У него есть на то причины.

– Какие?

– Мистер Шривер, должно быть, желает обождать с некрологом, пока мне не удастся выяснить личность преступников.

– Преступников? Ну, знаете, такое мне даже в голову не приходило. – Полковник пожал плечами. – Получив телеграмму о вашем выезде, я был уверен, что речь идет только о поисках пропавшей мисс Гвендолин Шривер.

– А разве мистер Шривер не телеграфировал, что просит отложить вскрытие трупов до моего прибытия?

– Да, но я не придал этому никакого значения. К тому же…

– Простите, – прервал его Мун. – У меня к вам несколько вопросов.

– Пожалуйста.

– Почему сообщение о смерти Шриверов не появилось в испанской печати?

– За кого вы меня принимаете? Представьте себе: мир узнает, что в Панотаросе произошла воздушная катастрофа, в результате которой погибло свыше десяти человек. Одновременно в том же Панотаросе умирают от яда жена и сын известного американского миллионера. Какой же турист после этого захочет приехать в такое заклятое место? Я лично даже рад, что мистер Шривер – все равно по каким мотивам – предпочел отсрочить некролог.

– Понятно! Второй вопрос: сделан ли уже анализ содержимого консервной банки, на котором настаивал доктор Энкарно?

– Банки? В том-то и дело, что конкретной банки не существует. Консервы у Шриверов были с собой. Одну банку они выбросили – где, не помнили. Вторую, с остатками колбасы, донесли до дома. Рол Шривер собирался доесть ее, он просто обожал эту колбасу, но его стошнило, и миссис Шривер еще до прихода врача выбросила банку в мусоропровод.

– Значит, вы отказались от лабораторного анализа! А если этот ваш доктор Энкарно все-таки ошибся диагнозом? А если – допустим даже фантастическую гипотезу – он под видом лечения сам отравил их? Упустить такую важную вещественную улику?! – От возмущения Мун даже привскочил со стула.

– Успокойтесь! – Полковник Бароха-и-Пинос сделал паузу, потом с полуулыбкой продолжал: – Будьте уверены, наша полиция работает не хуже вашей. Мы подобрали из мусорного контейнера все банки с этой проклятой колбасой и послали на анализ в Малагу. Установить точно, из какой ели Шриверы, разумеется, невозможно. Но поскольку в гостинице, кроме них, никто не отравился, то обнаружение в любой из них ботулина полностью подтвердило бы диагноз.

– Извините. – Мун с облегчением вздохнул. – Я действительно недооценил вас.

– Результатов анализа пока еще нет. У нас работают медленно, но зато точно. В смысле научного оснащения мы, конечно, немного отстаем, но наше управление в Мадриде совсем недавно получило технику из Америки… В общем, как только Малага даст ответ, я немедленно сообщу вам.

– Спасибо! Скажите, вам не показалось странным: доктор Энкарно был единственным из свидетелей воздушной катастрофы, который не явился в полицейский комиссариат?

– Должно быть, он с горя просто напился. Как-никак два первых смертных случая за всю его практику.

– А супруги Матосиньос, отравившиеся теми же консервами? Они обращались к другому врачу?

– Да нет, он у нас единственный. Но сами понимаете, одно дело – полунищие крестьяне, которых даже некому оплакивать, совсем другое – постояльцы отеля, к тому же родственники американского богача. Репутация человека любой профессии – и вы это знаете не хуже меня, – к сожалению, определяется общественным и материальным весом его клиентов. К примеру, если я упущу мелкого карманного воришку, меня за это только слегка пожурят, а если по моей вине от руки правосудия ускользнет какой-нибудь выдающийся преступник, мне самому, пожалуй, не миновать тюрьмы.

Мун чувствовал, как его постепенно клонит ко сну. Болтовня полковника положительно утомляла, к тому же сквозь зарешеченное окно проникало горячее южное солнце, слепящее глаза.

– Большое спасибо! Вопросов у меня нет… Кстати, насчет телеграммы, которую вы послали мистеру Шриверу. Насколько мне известно, его семья жила тут инкогнито.

– О, никакой сверхъестественной прозорливости я в данном случае не проявил, – отмахнулся полковник. – Во-первых, мисс Гвендолин не делала никакой тайны из того, кто ее отец. Дело в том, что мама ее не слишком баловала, и мисс Гвендолин весьма часто приходилось прибегать к кредиту. Например, ее знаменитый красный спортивный «кадиллак». Поехала в Малагу, зашла в магазин, сказала, кто она такая, а уж расплачиваться пришлось потом папаше через малагский банк. Что касается адреса, то его я узнал от генерала Дэблдея. Фирма, которую он возглавлял до своего недавнего назначения, имела какие-то там деловые связи с мистером Шривером.

– Прекрасно! Когда можно приступить к вскрытию? – И Мун решительно встал.

– Вы, к сожалению, опоздали, мистер Мун!

– Что это значит? По-моему, телеграмма мистера Шривера содержала категорическую просьбу дождаться меня.

– Вскрытия вообще не было.

– Еще лучше! Вы их похоронили!

– Вам это не нравится, мистер Мун?

– Вы прекрасно знаете, что в случае отравления вскрытие обязательно. Я требую немедленной эксгумации!

– То есть вы хотите, чтобы на глазах у жителей Панотароса, которые уже и так в предостаточной мере взбудоражены воздушной катастрофой и гибелью урожая овощей, мы стали бы вытаскивать из гроба два полуразложившихся трупа? Чтобы с быстротой молнии родилась молва, что тут пахнет преступлением, что супруги Матосиньос, без сомнения, тоже умерли неестественной смертью, что в Панотаросе орудует целая шайка отравителей? Готов поспорить, что на следующий день во всей округе не останется ни одного туриста.

– Можно подумать, что вы не начальник полиции, а директор туристического бюро.

– Увы! – Полковник Бароха-и-Пинос развел руками. – Я, как принято выражаться, карающий меч правосудия. Поэтому даже угроза папы римского предать анафеме не удержала бы меня. Но для эксгумации, кроме могильщиков, нужны могилы, не говоря уже о трупах. На панотаросском кладбище вы не найдете ни того, ни другого.

– То есть как это? – Мун изумленно посмотрел на полковника. Тот невозмутимо молчал.

Мун провел рукой по лбу. Хмурые складки исчезли.

– Ну и манера у вас подшучивать над человеком! – Мун усмехнулся. – Где-нибудь в Далласе вас за такую шутку наградили бы пулей в живот. Скажите спасибо, что у меня хорошие нервы. Насколько я понимаю, тела отправлены в Малагу?

– Совершенно правильно. У нас нет ни морга с морозильной установкой, ни тем паче крематория.

– При чем тут крематорий? – Мун резко тряхнул головой. Манера начальника полиции ошарашивала, он напоминал бандерильеро, ложными выпадами отвлекающего разъяренного быка от утомленного матадора.

– Крематорий? – повторил полковник. Вместо ответа он порылся в папке и достал конверт, из которого вынул грузовую квитанцию, оформленную на фирменном бланке авиакомпании «Панамерикэн», и какую-то машинописную бумажку с испанским текстом и гербовой печатью.

– Вот акт о кремации, заверенный соответствующими свидетелями, – как ни в чем не бывало объяснил начальник полиции. – А вот документ об отправке урн с прахом на рейсовом самолете № 12579. Так что мистер Шривер получит их в ближайшее время. Как видите, мое утверждение, что вы, к сожалению, опоздали, соответствует фактам! – И полковник с наигранным сочувствием взглянул на внезапно осунувшегося Муна.

С полминуты Мун молчал. Потом, чуть не опрокинув стул, яростно вскочил:

– Это преступление! Вы не имели права! Вы что-то скрываете!

– Преступление? Не потрудитесь ли вы объяснить свои слова?

– Тут нечего объяснять! В кремации заинтересован только тот, кому необходимо скрыть следы!

– Надо признаться, мистер Мун, ваша вспыльчивость мне даже нравится. Мы, испанцы, не любим равнодушных исполнителей, все равно, пользуются ли они шпагой тореро или острым скальпелем детективных догадок… Вам не нравится кремация? Я был вынужден считаться с волей мистера Шривера… Вот! – Полковник Бароха-и-Пинос вынул из сейфа и положил на стол телеграмму.

«Тела жены и сына предать кремации урны выслать ближайшим самолетом

Джошуа Шривер», 

– гласил текст.

– Эта телеграмма получена примерно через два часа после той, в которой мистер Шривер извещал о вашем приезде. Очевидно, вы в это время уже находились в пути, поэтому он не смог предупредить вас. Если пожелаете взглянуть на обе телеграммы – пожалуйста!

Мун с трудом заставил себя встать. Чувствовал он себя отвратительно. Если вторая телеграмма была подлинной – он превращался в комическую марионетку. Еще хуже, если приказ о кремации – фальшивка. Это означало бы нокаут еще до того, как начался матч.

На полпути к двери Мун вернулся.

– Кстати, покажите мне еще раз диагноз доктора Энкарно. Перевод и оригинал. – Муну показалось, что начальник полиции настороженно следит за ним. – Спасибо. Вот и все. – Уже через секунду Мун отдал оба документа.

– Вы искали что-то определенное? – спросил озадаченный полковник.

– Да. Марку колбасных консервов.

– И для этого вам был нужен испанский текст?

– С чего-то надо ведь начинать изучение языка. Сейчас я уже знаю, как по-испански будет «колбаса», – пошутил Мун.

Однако в действительности он, повинуясь подсознательной интуиции, заинтересовался маркой консервированной колбасы, которой якобы отравились Шриверы. Колбаса называлась «Экстра» и пользовалась довольно широкой популярностью. Почти каждый американец, проводящий уик-энд на лоне природы, знал, что она производится фирмой «Все для туристов», так же как ее бульонные кубики, спиннинг и надувная лодка.

КУКОЛКА

– Надеюсь, вы получили приятные известия? – вынырнувший из-за пальмы Билль Ритчи делан вид, будто случайно встретился с Муном. – Панотарос – такое маленькое местечко, всюду натыкаешься на знакомых. Чем могу быть полезен?

– Где тут почта? – хмуро спросил Мун.

– Рядом… Нет, нет, сами не найдете! С удовольствием провожу вас.

– Вы были знакомы со Шриверами? – Мун пристально посмотрел на актера.

– Конечно! Я ведь здесь, можно сказать, первооткрыватель. Все эти туристы приехали уже позже. Некоторые из-за Куколки Роджерс, другие просто потому, что Панотарос сразу стал модным курортом. Когда я приехал, отеля еще не было. Шриверы жили в замке маркиза. Сначала появились пансионы, потом из Марселя примчался этот ловкач Девилье и буквально за пару недель построил отель. А кому они обязаны своим благополучием? Мне! Я ведь первый узнал, где скрывается Куколка. Журналист, которому я продал информацию, наобещал мне золотые горы. А вместо этого прислал номер «Золотой сцены» со своим репортажем. – Блеклые голубые глаза заслезились. – Ну конечно, угощал он по-королевски. И вообще я не остался внакладе. Если получу роль в новом фильме Куколки…

– А как вы, собственно говоря, попали в Испанию? – прервал его Мун.

– Благодаря Стенли Хьюзу. Он ставил здесь картину по мотивам Шекспира. Вспомнил обо мне, не то что другие. Когда он прислал в Лос-Анджелес деньги на дорогу, я чуть не умер от радости. – Старый актер, заново переживая ту минуту, схватился за сердце. – Представляете себе, почти двадцать лет без работы, и вдруг мне предлагают роль Фальстафа! Так и застрял.

– Ну и как вам нравится Испания?

– Очень! Доллар тут равен шестидесяти песетам, так что для иностранцев жизнь в три раза дешевле, чем дома. Живу я в палатке – доктор Энкарно говорит, что для меня самое главное свежий воздух, у меня ведь больное сердце. А когда становится холодно, ночую в замке маркиза Кастельмаре. Между нами говоря, там нет никаких удобств. Но вот Шриверы миллионеры, и то не хотели уходить оттуда, пока Гвендолин не устроила скандала. В поместье есть одна большая пещера, так миссис Шривер и мальчик целыми днями пропадали в ней, охотились за несуществующим кладом…

– Как вы сказали, картина Хьюза? – только теперь вспомнил Мун. – Я, кажется, видел ее.

– Да, да, но вы… – торопливо заговорил Ритчи и осекся на полуслове. Тоскливое лицо внезапно преобразилось.

Причиной этого преображения была яркая блондинка, только что вышедшая из гостиницы «Голливуд». Мун сразу понял, что это Эвелин Роджерс. Первое, что бросилось в глаза, – шоколадного цвета кожа, красивые длинные ноги. Только потом Мун разглядел несколько пестрых лоскутков: коротенькую красную юбочку, пронзительно синий платок, заменявший бюстгальтер, и золотые сандалии, из которых выглядывали золотые ногти. Мексиканец – это, несомненно, был он – подал ей накидку, второй спутник – солнечный зонт. Эффектным движением Роджерс набросила на себя прозрачную, переливающуюся золотом ткань и раскрыла зонтик. Над ее густыми светлыми волосами мгновенно вспыхнула огромная радуга, повторившая цвета пляжного костюма.

Куколка двинулась вперед, щедро отвечая улыбками на взгляды туристов и бесцеремонные возгласы американских солдат. Для туристов она была особой достопримечательностью. Для солдат – воплощением чисто американского секса. Эскортируемая своими спутниками, Эвелин направилась к месту, где остановились Мун и Ритчи.

– Видите, она заметила меня! – Ритчи разразился счастливым, почти детским смехом. – Алло, Куколка, как поживаешь? – крикнул он издали.

Даже не повернувшись в его сторону, она небрежно кивнула. Ее откровенная вульгарность немного смягчалась еле уловимой отчужденностью в широко раскрытых голубых глазах.

В мексиканце самым выразительным были черные усики и мощные мускулы, для демонстрации которых весьма подходил спортивный полотняный пиджак без рукавов. Второй спутник… Мун не сразу понял, что это был падре Антонио, походивший в светлом фланелевом костюме скорее на спортсмена, чем на священника. Голова была не прикрыта. Почти лишенная растительности, она тем не менее не вызывала представления о лысине. Такими выглядят на античных скульптурах бронзовые головы борцов. Узнав Муна, падре Антонио приветственно поднял руку.

– Мой друг жаждет познакомиться с тобой! – Ритчи загородил киноактрисе дорогу.

– Автографы даю в холле гостиницы в пять часов! – Эвелин одарила Муна таким же небрежным кивком.

– Он журналист… Хочет написать о тебе. – Ритчи врал с отчаянной убежденностью.

– А, журналист! – заворковала Эвелин. – Это другое дело! – На ее лице засветилась улыбка. Иллюзорная высота, на которую ее вознесла прихоть кинопродюсеров и публики, всецело зависела от благосклонности журналистов.

– Это недоразумение, – вмешался падре Антонио, с интересом наблюдавший за этой сценкой. – Сеньор Мун – известный детектив.

– Терпеть не могу детективов! – Эвелин скорчила гримасу. – Может быть, вас прислал мой ревнивый муж Сидней Мострел? С поручением следить за моей нравственностью. – Эвелин разразилась смехом, показавшимся Муну не слишком искренним.

– Я прибыл сюда по просьбе мистера Шривера.

– Ну конечно, полиция устроила этой маленькой Шривер грандиозную бесплатную рекламу! Я уверена, что она все это нарочно инсценировала.

– Не думаю, – покачал головой Мун.

– Можете положиться на меня. Я ее раскусила с первого взгляда. Однажды она со свойственной ей наглостью заявила, что могла бы стать лучшей киноактрисой, чем я… Очевидно, она в ту ночь полезла к Рамиро, чтобы доказать это. – Эвелин стрельнула в мексиканца полунасмешливым взглядом. – Спутала съемочную площадку со спальней! – И киноактриса резко засмеялась.

– Никакой женщины! Клянусь тебе, дорогая! – Мексиканец клятвенно прижал руку к сердцу.

– Вы можете верить Рамиро! – сказал падре Антонио внушительным голосом. – Он любит только вас!

– Откуда вы это знаете? – бросила Эвелин.

– Не забудьте, я его исповедник.

Киноактриса и ее спутники попрощались с Муном. С Ритчи никто не прощался. С минуту он стоял с таким видом, словно его оглушили, потом, приосанившись, бросил вдогонку воздушный поцелуй.

НЕОТПРАВЛЕННОЕ ПИСЬМО

Почта представляла собой розовый домик, размером чуть меньше полицейского комиссариата. По бамбуковым жалюзи на некоторых окнах и доносившемуся за ними детскому смеху Мун догадался, что здание служит одновременно и квартирой.

– Не забудьте называть его начальником! – напомнил Билль Ритчи.

– Судя по размерам заведения, подчиненных у этого начальника не слишком много, – улыбнулся Мун.

– Ни одного, сам разносит почту. Но так в Испании и принято. Гордецы! Чем беднее человек, тем большего гордеца из себя строит, – и актер уселся на стоявшей перед почтой скамейке.

– Вы разве не пойдете со мной? – удивился Мун.

– Зачем?

– Хотя бы в качестве переводчика.

– Он говорит по-английски. А мне полезнее подышать свежим воздухом. – Билль Ритчи протер морщинистое лицо большим носовым платком. Платок был не слишком чистым. Но, может быть, это была не грязь, а следы театрального грима, невольно стертого со щек заодно с потом?

Начальник почты оказался таким же речеобильным, как те испанцы, с которыми Муну до сих пор довелось столкнуться. Намереваясь расположить его к себе, Мун предложил сигару. Начальник с благодарностью принял, но, затянувшись, чуть заметно поморщился.

– Не нравится? – с улыбкой спросил Мун.

– Приходилось курить и получше. Я ведь бывший матрос. Когда доктора списали на берег, сначала рыбачил. На паях с доном Камило.

– Отчего на паях?

– У меня нет собственного баркаса. А потом, на мое счастье, нахлынули иностранцы, и меня благодаря знанию английского языка назначили на этот пост.

Он продолжал жаловаться на свою судьбу, а Мун тем временем набросал текст трех срочных телеграмм.

Первая, адресованная Шриверу, была самой краткой: «Подтвердите распоряжение о кремации заверенной телеграммой или лично по телефону Панотарос 8».

Вторая была более длинной. Мун специальным кодом запрашивал у информационного агентства Дональда Кинга подробные сведения по нескольким пунктам: 1. В каких предприятиях Джошуа Шривер владеет контрольным пакетом или значительной долей акций? 2. Кто является владельцем фирмы «Все для туристов», производящей консервированную колбасу «Экстра»? 3. Кто исполняет роль Фальстафа в фильме Стенли Хьюза?

Все эти сведения Мун мог бы раздобыть официальным путем, но предпочел Дональда Кинга. Этот лысый человек с профессорскими очками, чей адрес и телефон нельзя было найти ни в одном справочнике, знал больше, чем полиция. К тому же подкупить его было чрезвычайно трудно. Глава могущественного детективного бюро, занимавшегося в основном промышленным шпионажем, он содержал целую армию высокооплачиваемых осведомителей. Его заработкам позавидовал бы иной процветающий делец.

За сравнительно простую информацию, в которой нуждался Мун, другому пришлось бы платить изрядную сумму. Здесь же отношения основывались на системе взаимных услуг.

Третья телеграмма была адресована: «Сыскное агентство Мун и Дейли, мистеру Дейли» – и содержала следующий текст: «Срочно телеграфируйте, что узнали о связях Рода Гаэтано с Испанией за последние годы. Очень нуждаюсь в вашей помощи. Постарайтесь ускорить получение заграничного паспорта. Мой адрес Панотарос отель Голливуд комната 13 Мун».