Текст книги "Призраки отеля «Голливуд»; Гамбургский оракул"

Автор книги: Анатоль Имерманис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 34 страниц)

– Но вы ведь собирались остаться? – удивился Боденштерн.

– Я передумала. Квартира в вашем полном распоряжении на любой срок, который потребуется для самого тщательного расследования! – Она поочередно оглядела друзей Мэнкупа, положила сигаретную пачку в карман, застегнула золотую цепочку манто и направилась к двери. – Хотя Магнус и не желает, чтобы я запятнала его имя и посмертную славу низвергателя богов своими консервативными взглядами на мировой порядок, но он все же был моим мужем. Убийца должен быть найден!

– Простите, но говорить об убийстве преждевременно, – возразил Боденштерн, прекрасно понявший ее намек.

– Ах, так! – Она сверкнула глазами. – В таком случае Руди придется сказать префекту полиции, что комиссар Боденштерн, один из тех, кто был постоянным гостем в доме гаулейтера Кессельдорфа, не самая подходящая фигура для расследования такого дела…

– Вы напрасно попрекаете меня грехами прошлого. – Боденштерн выпрямился. – Кроме того, здесь присутствуют частные детективы – господа Мун и Дейли. Ваш покойный муж лично пригласил их из Америки, так что сомневаться в их объективности у вас нет причин, как, впрочем, и в моей…

– Хорошо, я пока ничего не скажу. Но имейте в виду… – Госпожа Мэнкуп заменила конец предложения грозной паузой. – Я видела внизу вашу служебную машину, – сказала она уже другим тоном. – Ваш шофер сможет отвезти меня домой?

– Я с удовольствием сделаю это сам! – Боденштерн повернулся к Енсену: – Вы тут отлично без меня справитесь! Господин Мун, господин Дейли, вы тоже можете остаться. Так сказать, в качестве представителей интересов усопшего и свидетелей… Газетную свору я беру на себя. Если что-нибудь обнаружите, позвоните в префектуру. Буду в своем кабинете. Вы удовлетворены, госпожа Мэнкуп?

– Фон Винцельбах, – с усмешкой поправила она его. – Последняя воля моего покойного мужа для меня священна. Или вы не слышали завещания, комиссар?

Избавившись от репортеров, Боденштерн распахнул окно и включил электрический камин. Смесь из дыма сигарет, трубок, уксусного запаха склеенных на скорую руку магнитных лент постепенно рассеивалась, вытесненная ночной прохладой. С зимы сорок первого года Боденштерн был крайне чувствителен к холоду. «Отогреемся в Москве!» – шутили тогда солдаты, но вместо Москвы было долгое пешее отступление, во время которого он обморозил ноги и руки. Обогреваться приходилось с запозданием, в служебном кабинете.

Боденштерн набрал номер своей квартиры. Он никогда не звонил домой, когда был на работе, поэтому Трауте встревожилась. С трудом успокоив ее, он спросил:

– Как звали того типа, что приходил к тебе позавчера?

– В связи с отцом?

– Да.

– Лерх Цвиккау.

– Так я и думал, только не мог вспомнить фамилию.

– Мэнкупа убили? – спросила Трауте.

– Без сомнения! Не скучай, Трау! – Мысленно потрепав ее по щекам, он повесил трубку.

Его знобило. Нечего было и думать закрывать окно, тошнотворный запах газетной своры стойко держался. Сама она, разбившись на группы, бежала сейчас по свежим следам. Кто в редакцию, чтобы успеть к утреннему выпуску, кто в морг – за фотографиями для того же выпуска, кто за интервью к госпоже Мэнкуп, адресом которой предусмотрительно снабдил Боденштерн. Что же, недурная отместка! Но больше всего его радовала версия, которую удалось исподтишка подбросить газетчикам. Коснувшись непонятного противоречия между гётевским стихотворением, говорившим в пользу самоубийства, и отсутствием отпечатков пальцев на оружии, Боденштерн осторожно намекнул: возможно, отпечатки Мэнкупа успели стереть. Мэнкуп был крупной политической фигурой. Политическое убийство окружило бы его ореолом мученика, а его единомышленникам – возможность кричать о возрождении нацистских методов.

Боденштерн ухмыльнулся, представив себя на первой полосе утренних газет. Себя, живого, рядом с мертвым Мэнкупом. Ирония судьбы, отличное соседство, придававшее глотку газетной славы добавочный вкус. Единственное, что немного тревожило, – горькая чаша ответственности, которой приходится запивать сладкий глоток.

ЧЕТЫРЕХНОЖНИК ГАМБУРГСКОГО ОРАКУЛА

Ложь стала основной нормой нашего образа жизни – начиная от политики и кончая интимными отношениями. Не вздумай говорить правду! Противники сочтут тебя опасным смутьяном, друзья – чудаком, все остальные – просто сумасшедшим.

Магнус Мэнкуп

– В том, что Мэнкупа убили, я не сомневался с самого начала, – сказал Енсен. – Но Магда Штрелиц? Это так неожиданно. Надо было сразу же снять отпечатки пальцев.

Дейли невольно повернул голову. В заднем ветровом стекле, по которому мелькали мгновенные отсветы уличных фонарей, все еще виднелась плоская черная громадина. Десять окон в правом углу четырнадцатого этажа – квартира Мэнкупа. В четырех, где помещались его друзья, горел яркий свет. Крайнее, самое большое, отгородилось от мира шторами, словно пытаясь уберечь свою тайну. Лишь тусклое мерцание проникало сквозь плотную материю. Дейли представил себе Муна, внешне спокойно вышагивающего по комнате, пока Рихтер продолжает обыск.

– Магда? – откликнулся Дейли с опозданием. – Я догадался, пожалуй, раньше вас.

– По сигаретам «Рамзес»? – рассеянно спросил Енсен. Он все еще не мог забыть госпожу Мэнкуп и крах своей гипотезы.

– Не только. Убийца действовал в перчатках – это было ясно и вам. Но, в отличие от меня, вы не знали, что из всех четырех друзей Мэнкупа перчатки были только у Магды Штрелиц. Темно-вишневые, под цвет портсигара и театральной сумочки, я отлично запомнил. Когда она заявила, что где-то забыла их, я сразу подумал об открытом окне. – Он посмотрел на ставший уже крошечным светлый четырехугольник. Даже отсюда было видно, как раздуваемые ветром нейлоновые занавеси зеленой волной ходили по открытому окну. Под ним были густо разросшиеся сиреневые заросли.

– Искать до утра не имеет смысла, – сказал Енсен.

– Черт с ними, с перчатками! Если они упали на голову любовной парочке, а тем более выведенному на ночную прогулку псу, то мы их все равно не найдем. У моего приятеля был бульдог, который приносил ему с каждой выставки медали, зато ему приходилось ежедневно покупать новые перчатки.

Жилой массив Гриндельберг окружали деревья, кусты, газоны. Люди, платившие столь дорого за свои квартиры, имели право на зеленый заслон от пыли и копоти остального менее состоятельного Гамбурга. Уже выпала роса, в свете фар мириады капель вспыхивали крошечными светлячками и снова угасали, оставленные позади. Влажная трава пахла первозданно, как в диком поле.

– И к тому же, когда мы уходили, я внимательно посмотрел на физиономию Муна, – добавил Дейли после небольшой паузы. – Удивительная книга! Правда, чтобы ее прочесть, надо лет десять просидеть с ним на школьной скамье, как это делал я. По-моему, Мун не считает Магду единственным вариантом.

– А кто же другой? – спросил Енсен и тут же ответил сам: – Актриса? Вся история эта с пистолетом мне тоже не очень нравится. В конце концов, это оружие, а не детская игрушка. Если она заперла его вместе с перчатками в выдвижном ящике театральной уборной, то обязательно взяла бы ключ с собой.

Дейли вспомнил, как это было.

– Покажите мне ключ! – сказал Мун.

– Он у меня в сумке, – смутилась Ловиза.

– Тогда возьмите свою сумку.

Ловиза, сопровождаемая Дейли, отправилась в свою комнату. Сумки там не оказалось. После продолжительных поисков ее обнаружили на подоконнике в холле. Ловиза при Дейли открыла ее и минут десять безуспешно рылась в беспорядочном нагромождении губных карандашей, записной книжки, коробки с театральным гримом, каких-то счетов, писем, рассыпанной мелочи, томика со стихами карманного формата и разных безделушек. Ключа не было. Единственную достойную внимания находку – коробку с холостыми патронами – Дейли оставил себе.

– И вообще все довольно странно, – продолжал рассуждать Енсен. – Ловиза Кнооп явно не желала, чтобы мы поехали в театр еще сегодня ночью. Если бы Магда Штрелиц не напомнила, что один из актеров ночует там… – Енсен замолчал. – Почему Ловиза Кнооп не вспомнила об этом сама?

До театра было рукой подать. Алстерское шоссе, по которому вечером из-за множества автомобилей можно было проехать лишь с трудом, тянулось сейчас совершенно пустое до самого парка. Парк шуршал листвой, – единственный живой звук на всю округу. Так и казалось, что здесь давным-давно не ступала человеческая нога. И лишь фонари продолжали светить в пустоте.

Пока Енсен безуспешно нажимал кнопку звонка, Дейли рассматривал театральную витрину. Арно Хэлл, «Перчатки госпожи Бухенвальд». На стекле поверх афиш кто-то нарисовал виселицу. Фигурка с петлей на шее, по-видимому, изображала автора пьесы.

Прошло минуты три, пока дверь наконец открыли. Это был актер, игравший в спектакле роль эсэсовца Шульца. Взъерошенные волосы, заспанное лицо, бывший когда-то модным ультрамариновый купальный халат, теперь облезлый, с воротником в перхоти и жирных пятнах от грима.

– Что такое? – осоловело спросил он. – Я уже подумал: неужели утро?

– Мы из полиции, господин Шульц, – это имя невольно вырвалось у Дейли.

– В частной жизни меня зовут Миттер. – Актер улыбнулся. – Проходите, пожалуйста. Хотелось бы мне быть Шульцем. Уж ему-то не приходится ночевать в театре… Значит, вы были на премьере? Как вам понравилась моя игра?… – Они остановились в маленьком вестибюле.

– Очень, – немного преувеличенно польстил Дейли. – Прекрасный ансамбль, интересная пьеса.

– Боюсь, что вы один из немногих оценивших мою игру. Незавидная роль. Я бы никогда не согласился на нее, будь у меня возможности. Для одних зрителей я был воплощением зла, для других – злостной карикатурой… Такой Шульц небось имеет приличную квартиру, если не собственный дом.

Только после этого вступления Миттер поинтересовался, что им, собственно, надобно.

Путь в театральную уборную вел через зрительный зал. Скудно освещенный одной лампочкой, с валявшимися под пустыми креслами программами, он разительно отличался от обуреваемого яростными эмоциями людского сборища, которое осталось в памяти у Дейли. Артистическая уборная тоже была иной. Дейли помнил ее полной оживления и голосов, жаркой от дыхания тесно набившихся в помещение представителей прессы и друзей актеров. Теперь это была убогая клетушка с грязной, местами отсохшей масляной краской, с четырьмя трюмо, перед которыми стояли давно уже нуждавшиеся в ремонте кресла. Небрежно застеленная раскладушка примостилась у окна. Артистическая уборная напоминала зеркало, с которого содрана амальгама. Вместо отражавшихся в нем принцев и принцесс видна лишь голая стена, к которой оно прикреплено.

– Чертовский сквозняк! – Миттер уловил взгляд Дейли, рассматривавшего брошенную поверх одеяла театральную драпировку. – Получаю гроши, а меблированные комнаты в Гамбурге стоят столько же, сколько лучший номер гостиницы в моем родном Ротенбурге. После приезда я ютился у сестры, но недавно она вышла замуж…

– Это постоянное место Ловизы Кнооп? – спросил Дейли. Именно здесь она сидела, отвечая на вопросы журналистов. Потом нахлынувшие посетители оттеснили Дейли в сторону. Он только помнил, что вместе с Муном стоял у дверей, поджидая Мэнкупа.

– Временное! – поправил Миттер, закутываясь в халат. – Она ведь новичок у нас, приглашена только на десять спектаклей…

Выдвижной ящик Ловизы был заперт. Енсен предложил взломать его, но Миттер, узнав, в чем дело, вспомнил:

– Кажется, я где-то видел ключ. – Он пошарил за зеркалом. – Вот видите! Висит на гвозде!

Ящик был абсолютно пуст. Ни пистолета, ни прозрачных перчаток, при помощи которых героиня пьесы так мастерски ввела в заблуждение следствие. Енсен даже растерялся от неожиданности, Дейли – не меньше его, хотя и ожидал нечто подобное. Одно дело – предвидеть, совсем другое – столкнуться с реальным воплощением смутных предчувствий.

– Что вы ищете? – заинтересовался Миттер.

– «Вальтер». Ловиза Кнооп утверждает, что она заперла его в ящике, – объяснил Енсен.

– Она положила его туда. Сразу, как только вошла. Я думал, это реквизит, которым она пользовалась на репетиции. Так она стреляла в меня из настоящего пистолета?! – испуганно вскрикнул он.

– Больше вы ничего не видели? – испытующе спросил Енсен.

– Если кто-нибудь и открывал ящик, то это произошло, пока тут толпился народ, – пробормотал Миттер, невольно потирая рукой грудь. Мысль, что случилось бы, будь вместо холостого патрона настоящий, наполняла его суеверным ужасом.

– Ловиза Кнооп не заходила сюда вторично? – допытывался Дейли. Пока они с Мэнкупом знакомились с достопримечательностями Санкт-Паули, действия пассажиров второй машины оставались, в сущности говоря, бесконтрольными. По словам Ловизы, подкрепленным молчаливым согласием Баллина и Магды, они, объехав Зоологический сад, сразу же направились в ресторан.

– Нет! А на кой черт ей понадобился настоящий «Вальтер»? – Миттер все еще не успокоился. – Уж не застрелила ли она кого-нибудь?

– Сегодня ночью убили Магнуса Мэнкупа. – Дейли подсознательно связал вопрос с собственными мыслями. – Помните, он заходил к Ловизе после спектакля? С ним были трое друзей – женщина и двое мужчин.

– Убили? – Актер испуганно присел на раскладушку. – Неужели она?… Ну конечно, я их всех знаю, – ответил он с опозданием на вопрос. – Вы ведь, кажется, тоже были в компании Мэнкупа? – Он наконец узнал Дейли.

– Может быть, кто-то из них приходил попозже? – спросил Енсен.

– Никто. Как только все ушли, я сразу лег спать. Всю последнюю неделю мы репетировали допоздна, и если бы не вы, я бы наконец выспался… И затем… – Он немного подумал и покачал головой. – Если она сама не взяла пистолет, то это мог сделать любой, пока здесь было вавилонское столпотворение.

– Ну что? – Обменявшись взглядом с Дейли, Енсен пожал актеру руку. – Если надо будет, вызовем вас свидетелем, господин Миттер! А пока остается лишь извиниться за то, что разбудили, и пожелать спокойных сновидений.

– Спокойных? Едва ли. – Миттер поежился. – Знаете, у Шиллера есть такая баллада. Всадник скачет в темноте по еле затянутому льдом Боденскому озеру, добирается до берега и тут узнает, какая опасность ему грозила…

– «И мертвым упал он внезапно с коня», – прочитал на память Енсен.

– Вот-вот. Цитируете правильно, а декламируете отвратительно. – Актер поморщился. – Как подумаю о пистолете! Мой собственный труп – вот что мне будет сниться…

Они вышли на безлюдную улицу. Миттер, спасаясь от ночного холода, плотнее закутался в халат. Он стоял в черном проеме дверей, словно не решался остаться в одиночестве.

– Если вы один из друзей Мэнкупа, – обратился он к Дейли, – то должны знать…

– Что? – отозвался тот.

Тихо урчал мотор полицейской машины, за стеклом виднелся полуосвещенный приборным щитом темный силуэт.

– Писатель Дитер Баллин действительно принадлежит к тем, знаменитым?

– Принадлежит, – односложно ответил Енсен.

– Я как-то поинтересовался у Теодора Баллина – он завсегдатай нашего театра, – так он почему-то заявил, что даже не слыхал о таком.

– А почему вы вдруг заговорили о Баллине? – Дейли уже открыл дверцу машины.

– Да просто так. Случайно вспомнил его. Когда вы все ушли, он еще раз вернулся.

– Баллин подходил в выдвижному ящику?

– Не заметил. Тут было еще полно журналистов, к тому же я еле держался на ногах – так хотелось спать!

Рихтеру было поручено искать неоконченную статью. Занятие это доставило ему куда меньшее удовольствие, чем разглядывание журнальных красоток, и все же, под пристальным взглядом Муна, он не пропустил ни одной бумажки. Статей было много – отпечатанных на машинке, в гранках, даже несколько рукописных, – но все они были закончены, о чем свидетельствовала четкая, чем-то напоминавшая оттиск сургучного перстня, подпись: «Магнус Мэнкуп». Необследованной осталась лишь шкатулка из светлого дерева, задвинутая в глубь секретера. И тут Рихтер сразу же наткнулся на две чрезвычайные находки. Молча он положил бумаги перед Муном.

Мун без труда понял, что одна из них – выданное Мэнкупу официальное разрешение на ношение огнестрельного оружия. Слова «система «Вальтер»» не нуждались в переводе. Номер 12572, тот же, что на орудии убийства. Понять остальные три документа оказалось труднее. Это были бланки какого-то информационного агентства. Заметив на одном из них имя Магды Штрелиц, Мун сунул остальные в карман и пошел за Баллином. С таким же успехом можно было использовать в качестве переводчика Ловизу, к которой Мун испытывал куда больше симпатий, но не будь других причин, одного номера пистолета было достаточно, чтобы отказаться от ее услуг.

Баллин спокойно взял бумагу, но, заглянув в нее, как-то странно посмотрел на Муна.

– Неужели вы за такой короткий срок успели навести справки? – спросил он с тревожным недоверием.

– Мы нашли это среди бумаг Мэнкупа, – объяснил Мун.

– И больше ничего? – Баллин перевел взгляд с Муна на потягивавшего пиво Рихтера.

– Нет, – соврал Мун. – Переведите, пожалуйста! Если вам это неприятно, могу обождать Енсена, – добавил он, заметив секундное колебание Баллина.

– Ничуть, – спокойно ответил тот. – Боюсь, что этот документ повредит Магде, но, как друг Мэнкупа, считаю своей обязанностью сделать все, что способствует расследованию.

«Информационное агенство «Сириус». Быстро, дешево, выгодно! Самые достоверные сведения о любой фирме и жителе Федеративной Республики Германии. Всесторонняя информация – лучшее средство защиты от сомнительных сделок и знакомств!»

За отпечатанной типографским способом шапкой следовал машинописный текст:

«На ваш запрос сообщаем следующее: Магда Штрелиц испытывает серьезные денежные затруднения. За последние полгода она получила, и то с трудом, лишь два заказа на проектирование квартирных интерьеров. Ее репутация модернистского архитектора отпугивает клиентов с более солидными вкусами. Ввиду этого Магда Штрелиц совместно со скульптором Лерхом Цвиккау, с которым находится в долголетней интимной связи, основали фирму по изготовлению надгробных памятников. Поскольку фирма новая, им, чтобы выдержать конкуренцию, приходится соглашаться на оплату по выполнении заказов. Таким образом, Магда Штрелиц остро нуждается в довольно крупной сумме для приобретения дорогостоящего материала – мрамора и гранита».

– Пригласите Магду Штрелиц! – попросил Мун.

– Теперь уже Магду Цвиккау, – с гримасой поправил Баллин. – Надо сказать, что их свадебная ночь сильно отличается от описываемой романистами идиллии.

– Почему они скрывали от вас этот факт?

– Не знаю.

– Может быть, Мэнкуп был против?

– Не думаю.

Минут пятнадцать тому назад Магда вышла из кабинета подавленная. Хотя никто не сказал ей это прямо, она, несомненно, должна была догадаться по вопросам, что ее подозревают в убийстве Мэнкупа. Но за эти четверть часа Магда, как ни странно, успела прийти в себя. По лицу трудно было догадаться о ее внутреннем состоянии. Державшая сигарету рука не дрожала, стул она придвинула обычным грациозным движением, даже не позабыла, садясь, придать эффектную складку жакету, надетому на этот раз на вишневую сторону. Магда ничем не походила на обычного преступника, выдающего себя если не волнением, то деланным, искусственным равнодушием. Удивительным было и поведение Баллина, его безразличная готовность выполнять обязанности переводчика на допросе.

Муну невольно вспомнилось шуточное прозвище друзей Мэнкупа – «Четырехножник Гамбургского оракула». Дельфийский оракул гадал над треножником. Одуряющий дым сжигаемых благовоний приводил пророчицу в невменяемое состояние, она бормотала невнятные слова. В обязанность главного жреца входило приводить этот лепет в стройную систему предсказаний, что он и делал, большей частью сообразуя их с собственными интересами. Сейчас в роли древнегреческого оракула выступал Мун. При помощи «четырехножника» надо выяснить, что же произошло за несколько минут до полуночи, а роль истолкователя возьмет на себя комиссар Боденштерн. Как бы то ни было, надо доискаться до истины. Мун предчувствовал, что это будет нелегким делом.

– Вы по-прежнему настаиваете, что не выходили из своей комнаты, пока не услышали крик Баллина? – спросил Мун.

– Не выходила.

– Что вы делали сегодня на аэровокзале?

– Я там не была.

– Дейли видел вас. Вы прятались за рекламным стендом.

– Он ошибся, это была не я.

– Вам было известно, что после смерти Мэнкупа наследуете десять тысяч марок?

– Нет.

– Нотариус утверждает обратное.

– Возможно, Магнус и говорил, я сейчас точно не помню. Во всяком случае, в деньгах я не нуждаюсь.

– Прочтите эту справку.

Взглянув на бланки информационного агентства, Магда побледнела. То, чего втайне опасался Мун, не отучилось. Баллин не приготовил ее к этому сюрпризу.

– Ну, что вы сейчас скажете? – спросил Мун.

– Отрицать не имеет смысла. Наша фирма действительно очень нуждалась для начала в основном капитале.

– Вы обращались к Мэнкупу с соответствующей просьбой?

– Да. Он отказал.

– По каким причинам?

– Он не объяснил.

– Я сегодня был свидетелем неоднократных резких стычек между вами и Мэнкупом. Это наталкивает меня на предположение, что какие-то действия с вашей стороны поколебали его дружеские чувства.

– Ничего подобного.

– Как же вы тогда объясняете факт, что Ловизе он сам предложил денежную помощь, а вам категорически отказал?

– По-моему, это был просто каприз. Великодушие сочеталось в Магнусе с столь же резким своенравием.

– Итак, вы считаете, что Мэнкуп не изменил своих дружеских чувств к вам?

– Ни в коем случае.

– То, что он наводил о вас справки у информационного агентства, доказывает противное.

– Так это он? – Она как будто не верила.

– Он! Это совсем не похоже на Магнуса. – Баллин вышел из роли переводчика.

– Но почему? Неужели Магнус… – Не договорив, Магда закрыла лицо руками. Движение это было отнюдь не грациозное, сверкнувший в лучах настольной лампы металлический браслет походил в этот миг скорее на оковы, нежели на эффектное украшение.

– Жена Мэнкупа заявила, что он намеревался переселиться в Германскую Демократическую Республику. – Мун внезапно перескочил на другую тему. – Вы знали об этом?

– Нет.

– Насколько я понимаю, с официальной точки зрения это квалифицируется как государственная измена?

– Примерно, – ответил вместо Магды Баллин.

– То есть Мэнкуп в некотором роде уподобился негру, который во время нашей гражданской войны пытался перебежать из рабовладельческого Юга в Северные штаты, воевавшие за отмену рабства. Не так ли?

– Пожалуй, – согласился Баллин. – Но не думаю, чтобы Магнус решился на это.

– Он когда-нибудь разговаривал с вами на эту тему? – Мун адресовал свой вопрос Магде.

– Довольно часто. Каждый раз, когда у него разыгрывалась желчь. Но я не думала, что это всерьез.

– Почему?

– Магнус был слишком привязан к своему журналу.

– По-вашему выходит, что жена сказала неправду?

– Вы не знаете ее. – Баллин улыбнулся. – Лизелотте слишком высокомерна, чтобы снизойти до обычных человеческих слабостей.

– Клубок противоречий! – проворчал Мун, продолжая внимательно наблюдать за Магдой. Она старалась смотреть на Муна, но при этом против своей воли то и дело косилась на лежавший между ними бланк информационного агентства.

– Возможно, мне удастся его распутать, – после небольшой паузы отозвался Баллин. – Циничность, которую Лизелотте продемонстрировала сегодня вечером, не совсем искренна. Не знаю, можно ли это назвать любовью, но до ухода она относилась к Магнусу куда лучше. Он по-своему тоже любил ее. Мне кажется, что угрозой переселиться в Восточную Германию он как бы хотел отдалить ее от себя, завещанием тоже.

– Не совсем понимаю, – признался Мун.

– Ну, как вам объяснить… – Баллин подыскивал подходящие слова. – Предчувствуя близкую смерть, он хотел смягчить эмоциональный удар…

Мун задумался. Соответствовало ли это характеру Мэнкупа, каким он представлялся по шестичасовому знакомству и показаниям друзей? Не исключено! Куда труднее выяснить, соответствует ли догадка Баллина его действительным убеждениям.

– Ну что ж, – Мун снова занялся Магдой, – после небольшого лирического отступления остается только свести в одно целое ваши ответы. Итак, вы отрицаете наличие каких бы то ни было мотивов, материальных или иных, побудивших вас убить Магнуса Мэнкупа.

– Я? – Магда порывисто вскочила, но спустя секунду покорно позволила Баллину усадить себя обратно. – Думайте что хотите! Я никого не убивала.

– Когда вы узнали, что Мэнкуп намеревается изменить завещание? – спокойно спросил Мун.

– Это ложь! – Магда заволновалась. – Но даже если у него и было такое намерение, мне он ничего не говорил.

– Мне тоже, – подтвердил Баллин. – Мне кажется, Магда, господин Мун просто хочет запугать тебя.

– Ничуть. Клайн-старший, глава нотариальной конторы, понял это из телефонного разговора с Мэнкупом. Даже остался при убеждении, что именно из-за этого его вызывали в такое позднее время. Он…

– Ошибается! – прервал Баллин. – По крайней мере таково мое убеждение, – смягчил он первоначальную категорическую форму. – К тому же ни я, ни Магда не слышали этого разговора.

– Зато слышала Ловиза Кнооп. Вы от нее узнали? – Мун всем корпусом наклонился к Магде.

– Ничего я не знала! – Она стиснула зубы, причем с такой силой, что откусила кончик сигареты. Мун поднял ее и положил в пепельницу.

– «Реметсма-60», из запасов Мэнкупа, – сказал он почти без выражения. – Когда вы без пяти двенадцать зашли к нему, то курили обычную марку – «Рамзес»! На окурке остались отпечатки ваших пальцев, на стакане с шампанским тоже. Вам остается только рассказать правду.

– Какую правду? – глухо спросила Магда.

– Это вам известно лучше меня.

– Дитер! – прошептала она, словно взывая о помощи.

Баллин угрюмо молчал, лишь мгновенно побагровевшие щеки выдавали его волнение.

В коридоре послышались шаги. Магда посмотрела на дверь, которая вот-вот должна была открыться, затем быстро, словно опасаясь, что ее перебьют, заговорила:

– Я приходила к Магнусу днем. Не рассказала я вам об этом потому, что… Одним словом, Лерх не должен был знать об этом…

– Вы опять просили деньги?

– Нет… То есть да.

– И он вам вторично отказал?… Откуда это мне известно? В кафе вы очень хотели, но не смогли заплатить несколько марок, которые художница просила за ваш портрет. А совсем недавно не нашли даже мелочи для трех пачек сигарет… Вернее, не сомневаюсь, что он отказал бы вам… Сомневаюсь я в другом. Когда вы приходили к Мэнкупу?

– Это было около… – Магда замялась.

– Около часа? – наугад спросил Мун, по возможности небрежно, чтобы та не догадалась о расставленной ловушке.

– Да! – Магда с видимым облегчением кивнула.

– Приходящая служанка, оказывается, поразительная неряха, – усмехнулся Мун. – Не вычистила пепельницу, не вымыла стаканы, не поставила их обратно на место…

Приход Дейли и Енсена прервал допрос. После первых же сказанных шепотом слов Мун обратился к Магде:

– Можете идти! Завтра, когда придет служанка, мы проверим ваши показания.

Баллин встал одновременно с ней, но Дейли остановил его:

– Я попрошу вас задержаться, господин Баллин! Вы возвращались в артистическую уборную после нашего ухода?

– Не помню…

– Актер Миттер видел вас. – Дейли пожал плечами.

– Теперь вспоминаю. Действительно заходил.

– Для чего?

– Не помню… С тех пор произошло так много… Затрудняюсь сказать. – Баллин задумался. – Кажется, я что-то забыл, но что именно, ей-богу, не помню.

– Вы рассказали комиссару Боденштерну, что читали книгу… – спросил Мун.

– Когда услышал выстрел? – не дождавшись окончания фразы, Баллин сам дополнил ее. – Так точно. Могу даже сказать какую. Воспоминания генерала Гудериана. Полное искажение фактов. По нему выходит – немцы проиграли войну лишь оттого, что Гитлер не послушался генералов.

– Вы сразу догадались, что означает выстрел?

– Да! – подтвердил Баллин.

– И все же сначала захлопнули книгу и положили на место, лишь после этого выбежали? – Мун мысленно снова очутился в комнате Баллина, возле белого зеркального стола, в котором отражались темное небо и аккуратно сложенная стопка томов.

– Привычка – вторая натура! – пошутил Баллин, избегая смотреть при этом Муну в глаза.

– Хорошо! – Дейли как будто охотно согласился с этим объяснением. – Рихтер, пройдите, пожалуйста, с господином Баллином в его комнату. Пусть он покажет, где сидел в этот момент. И подождите, пока мы вас позовем.

Как только они ушли, Дейли, к крайнему удивлению Енсена, зарядил мэнкуповский пистолет конфискованным у Ловизы холостым патроном.

– Вы сомневаетесь? – наполовину догадался Енсен, но Дейли нетерпеливо перебил его:

– Сами увидите! – Он уже кинулся к вмонтированному в полки приемнику. – Сейчас все зависит от этого ящика! – Дейли одновременно вертел переключатель диапазонов и ручку настройки. – Молите всевышнего, чтобы он послал нам какую-нибудь детективную программу!.. Так на каком варианте вы пока остановились? – не прерывая своего занятия, обратился он к Муну.

– Не знаю. – Мун вкратце рассказал о неожиданном заявлении Магды насчет дневного визита, объяснившем отпечатки ее пальцев на сигарете и стакане с шампанским.

– Почему же нет! – сказал Енсен, нервно прислушиваясь к мгновенно чередовавшейся музыке, пению, разноязычным женским и мужским голосам, сливавшимся в нестройный интернациональный хор. – Могло ведь случиться так, что служанка почему-то спешила и не успела хорошенько убрать в комнате.

– А куда вы денете единственный окурок в пепельнице? – возразил Мун. – Мэнкуп сам курил, почему же он сегодня весь день воздерживался?

– Готов признать, это удивительно, – согласился Енсен. – Но в моей практике бывали еще более удивительные совпадения. Придумай их автор детектива, критики бросили бы ему упрек в недостоверности. Жизнь, если пристальнее всмотреться, полна всевозможных невероятных казусов.

– Тише! – прикрикнул на него Дейли, хотя в этом не было никакой надобности.

Его поиски наконец дали результат. Радиоаппарат завибрировал от пулеметной очереди – звуковой иллюстрации к передаваемому из Окленда репортажу о действиях войск ООН на Кипре. В ту же секунду Дейли разрядил пистолет.

Мун невольно вздрогнул. Он стоял у окна, в узком проеме между полузадернутыми шторами. Темное небо с помутневшими, словно от долгой бессонницы, звездами и серой, похожей на накипь полоской еще скрытого за горизонтом рассвета покачнулось. Чудилось, стоит лишь сделать пол-оборота – и снова с зеркального потолка в упор посмотрят стеклянные глаза мертвого Мэнкупа.

Мун повернулся на выстрел с запозданием почти на минуту. Сделать это чуть раньше было выше его сил. Баллин уже вошел в комнату и теперь оглядывался, словно что-то искал.

– Вы слышали, что я звал вас? – Дейли, забросив свой крючок, отошел в тень.