Текст книги "Призраки отеля «Голливуд»; Гамбургский оракул"

Автор книги: Анатоль Имерманис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

– Вот эти! – Маркиз кивком показал на голые стены. В темном углу висела одна-единственная картина. – В этом зале когда-то были представлены почти все старые мастера, начиная с Делло и кончая Мадрасо. Но увы! Уже моему отцу достались только ближайшие предки. На мою долю пришелся один дед и двое двоюродных дядей. Отец их бы сам с удовольствием продал, но они могли обидеться.

– В аллегорическом смысле?

– Нет, в прямом. Они тогда еще были живы.

– А это? – Мун указал на уцелевший портрет.

– Это моя бабушка, урожденная герцогиня Вилья-Эрмоса-и-Овалодола-и…

– Что же вы не продали ее? Ждете, пока умрет?

– Что вы? – возмутился маркиз. – У меня не такой характер. Я бы ее немедленно сбыл с рук. Но, к сожалению, это дилетантский автопортрет, поэтому ему грош цена. Покойница была эгоисткой, совершенно не заботилась о своем внуке.

– Зато внук сам умеет о себе позаботиться, – отпарировал Мун.

– Я бы не сказал. Иначе я уже давно поджег бы это архитектурное недоразумение, в котором даже крысы живут на диете. Я приношу себя в жертву дочери.

– Разве с вами здесь дочь?

– Она живет в Мадриде, в приличной меблированной комнате. Когда я приехал в гости, у меня даже голова закружилась. Представьте себе, полдюжины стульев, секретер, трюмо и бог знает что еще. А ей, бедняжке, приходится делать вид, будто она презирает эту роскошную обстановку. Ее жених – секретарь министра информации.

– Значит, замок существует, чтобы пускать ему пыль в глаза?

– Ну конечно. Если бы вы знали, какие меня мучают кошмары! Не дай бог, ему взбредет в голову приехать! Разве он поверит, что его укусила не крыса, а привидение моего казненного инквизицией прапрадеда?

Они поднялись по широкой каменной лестнице. Когда-то ее украшали скульптуры, теперь от них остались только одни цоколи. Шаги отзывались еще более гулко. Казалось, по ступеням поднимается целое войско. Вся громада лестничной анфилады освещалась одной-единственной тусклой лампочкой. Она нелепо торчала в центре массивного бронзового канделябра, вмещавшего в лучшие времена сотни свечей. Длинные тени Муна и маркиза вползали на потолок и терялись в черном провале высокого свода.

– Тут живу я! – Маркиз распахнул дверь и зажег электричество. В комнате не было ничего, кроме накрытого одеялом матраца, служившей вместо стола табуретки, древнего шкафа с наполовину отлупившимися инкрустациями и старомодного приемника. На одной стене Мун увидел деревянное распятие, на другой – позолоченную рамку. Из-за плохого освещения Мун сначала подумал, что это какой-нибудь родственник маркиза. Присмотревшись, понял, что в рамку вставлена вырезанная из журнала фотография. Подойдя ближе, Мун узнал себя.

Маркиз молча наслаждался эффектом. Потом с улыбкой спросил:

– Вы несколько удивлены?

– Только тем, что у вас даже нет кровати, – пожал плечами Мун.

– Закон гостеприимства, – пояснил маркиз. – Свою единственную кровать я предоставил сеньору Краунену. На этом наша экскурсия закончена. Осталась одна только библиотека.

– Вы показали мне только треть замка.

– Лучшую треть. В остальных комнатах вы не увидите ничего примечательного, кроме пыли.

– Если пыль со времен мавританского нашествия, то это все же историческая ценность.

– Собираетесь заняться раскопками?

– Возможно.

– Не стоит, я уже до вас постарался. Несколько лет назад я нашел там любопытный тайник. С тех пор туда никто не заходил, если не считать привидения, о котором рассказывал садовник.

– Может быть, это был мистер Краунен?

– Это идея! – радостно отозвался маркиз. – Как только он вернется, спрошу у него. Если вы достаточно насладились видом этой исторической комнаты, предлагаю двинуться дальше.

ЗАВЕЩАНИЕ ГРАФА САНЧО

В библиотеке Мун убедился, что маркиз изредка говорит правду. Стены действительно были обиты жестью. При первой встрече маркиз объяснил, что это защита против вторжения крыс. Муну до сих пор не посчастливилось увидеть ни одной. Оставалось только предполагать, что они умерли голодной смертью или маркиз придумал их для отпугивания квартирантов. Расчетливый человек обзавелся бы кое-какой мебелью, чтобы зарабатывать на жильцах. Старинный замок, несмотря на отсутствие удобств, привлекал бы некоторых падких на экзотику туристов. То, что маркиз сделал исключение для Шриверов и Краунена, можно было при желании объяснить определенной целью.

В отличие от остального здания библиотека была ярко освещена. Свет падал на корешки детективных романов, заполнявших несколько больших стеллажей. Здесь были книги на английском, испанском, французском, немецком. Кроме беллетристики, немало научных трудов. Мун провел пальцем по толстому тому с названием «Пещеры Южной Испании». На нем не было ни пылинки, как, впрочем, и во всем помещении. В нише под сводчатым окном, в котором сверкали огни Панотароса, стоял удобный кожаный диван. Маркиз, несомненно, спал здесь, в библиотеке, убогий матрац был только живописным экспонатом.

Рассеянно перелистывая лежащую на столе стопку журналов, Мун напряженно пытался разобраться в этом странном человеке. Журнал был английским изданием «Детективного альманаха Эллери Квина». На страницах мелькали интригующие названия: «Загадка греческой вазы», «Тайна исчезнувшего кассира», «Загадка голубой шкатулки». Все эти загадки имели разрешение если не в этом, то в следующем номере журнала. А ставшая на пути Муна живая загадка никак не поддавалась раскрытию.

Маркиз развалился на диване. Казалось, его ничуть не смущало непривычное одеяние, как не смущает профессионального актера римская тога. Он блаженствовал.

– Ну, как вам нравится моя коллекция?

– Впечатление было бы сильнее, если бы вы снабдили книги фальшивыми автографами авторов… Где же ваш таинственный шкафчик?

– Прямо перед вами.

Перед Муном была голая, обитая жестью стена.

Маркиз сделал движение фокусника, вытягивающего из ноздрей пятифутовую бумажную ленту. Между пальцами показался крошечный ключик. Вставив его в невидимое отверстие, он отпер дверь потайного шкафа.

– Этот тайник тоже со времен мавров или инквизиции?

– Совершенно правильно. Фамильная легенда гласит, что в одном из них спрятано указание, где искать клад. Я его действительно нашел.

– Клад? – Мун резко повернулся.

– Что вы! Разве мне в таком случае пришлось бы сжечь костюм сеньора Краунена? Увы! Я нашел лишь весьма туманное указание – в том, другом тайнике, что обнаружил в нежилой части замка. – Маркиз открыл казавшийся очень тяжелым железный ящичек с тремя пулевыми отверстиями и вынул свиток из дубленой кожи. – Может быть, вам удастся расшифровать.

– Сомневаюсь. Тем более что автором древней рукописи, должно быть, являетесь вы.

– Это печальное недоразумение, – промолвил маркиз. – Посмотрите, какая кожа! Одиннадцатый век! До этого графы Кастельмаре ухитрились сохранить известную независимость. Один из них даже был придворным поставщиком гренадского эмира Мухамеда Ибн-Саида.

– А что он ему поставлял?

– Дочерей для гарема. По преданию, у него их было одиннадцать… Это завещание его внука графа Санчо. Искали больше десяти поколений. Найти удалось только мне. Как это часто бывает, меня ожидало горькое разочарование: крысы съели половину слов, причем самую важную. – Маркиз тяжело вздохнул.

Мун развернул свиток. Он действительно походил на решето. Некоторые слова сохранились целиком, от других остались отдельные буквы, от третьих – только красноречивые дыры.

– Это старокастильский язык. Я вам сейчас переведу, – предложил маркиз.

– Не стоит, – отмахнулся Мун.

– Как знать… – Маркиз читал текст почти наизусть: – «Я, граф Санчо, вынужденный бежать от диких африканских полчищ Абу Юсуфа… боясь, что сокровище, которому позавидовали бы даже кастильские короли, попадет в руки неверных… выйди из замка через потайную дверь… иди по прямой на юг… клад в Черной пещере…» – Маркиз остановился, чтобы пояснить. – Собственно говоря, название пещеры неразборчиво. Но на юге расположена одна Черная пещера. Дальше мой предусмотрительный предок рассказывает, что устроил ловушку для непрошеных гостей. К кладу можно попасть только через глубокую шахту, в которую каждый, незнакомый с тайной светящейся надписи, обязательно провалится.

– Становится интересно, – улыбнулся Мун. – Насколько я понимаю, вся беда в том, что эта тайна показалась крысам особенно вкусной.

– Нет, – покачал головой маркиз. – Могу вам прочесть: «…не испугайся, когда увидишь во тьме светящийся скелет… служащий на устрашение врагам, тебе он да будет путеводителем… отмерь десять шагов… перекинь через колодец-ловушку доску длиной в… перейди и сверни налево… отодвинь глыбу, на которой высечен крест… ты найдешь…» – Маркиз бросил свиток обратно в ящик. – Дальше все съедено! Что вы на это скажете?

– Ну что же, приходится признать, что крысы сделали из завещания классический детектив. Обрывается в самом интригующем месте. Но, по-моему, и этого вполне достаточно, чтобы найти клад. Пещеру вы определили, а ваш предок позаботился о световом указателе…

– Увы, неон, очевидно, давно погас. Насколько я понимаю, скелет был выложен из кварца. В своде пещеры имелись отверстия. Проникавшие через них разреженные солнечные лучи вызывали в темноте свечение, поскольку кварц обладает свойством накоплять свет.

– Я не слишком сведущ в физике, но, насколько понимаю, кварц не теряет этого свойства.

– Вы правы. В окрестностях Кадиса палеонтологи нашли в старых римских рудниках надписи тысячелетней давности. Но дело в том, что в Панотаросе было несколько землетрясений, последнее в прошлом веке. Отверстия давно засыпаны. Такая же участь, возможно, постигла и сокровище. Но даже если бы этого не случилось, найти его все равно почти невозможно. Пещера занимает территорию в несколько квадратных километров, в ней такое количество ходов, ответвлений, что даже американцы пока прекратили поиски.

– А что они там ищут?

– Полагаю, что часть бомбы пробила свод… Работами руководит сам майор Мэлбрич. Он даже брал у меня книгу «Пещеры Южной Испании», в ней есть относящаяся к шестнадцатому веку схема Черной пещеры. Сегодня привезли водолазные костюмы. Правда, не уверен, что именно водолазные, видел только из окна. Если так, то майор Мэлбрич, видимо, намеревается обследовать дно подземного озера.

– Которое служило вашим предкам в качестве ванны?

– Сомневаюсь. Они предпочитали очищаться молитвами. Во время осады оттуда набирали питьевую воду. До большого землетрясения в 1563 году под Панотаросом могла укрыться целая армия. Все участки пещеры были соединены подземными ходами.

– А скажите, пещера находится в вашем владении? – спросил Мун.

– Только вход и ближний берег озера. Остальная территория была конфискована у отца и принадлежит государству.

– Значит, если бы кто-нибудь разыскал клад, вам от этого не было бы никакой пользы?

– Увы! – Маркиз сокрушенно развел руками. – Именно поэтому я так настойчиво пытался сам найти его. Все-таки куда приятнее получить сокровище из рук своего предка, чем теперь подачку от американского дядюшки… Подождите, подождите! Я, кажется, понял, почему вы задали мне этот вопрос… Допустим, пробившая свод пещеры бомба обнажает засыпанный давнишним землетрясением подземный тайник. Шриверы находят клад, на радостях сообщают мне о своем открытии, и я, чтобы завладеть им, отправляю их на тот свет. Прекрасная идея!

Заметив, что Мун изучает содержимое потайного шкафа, маркиз замолчал. Все свободное пространство занимали бутылочки с ядом, петли, кинжалы. Выбрав наугад малайский крис, Мун задумчиво провел пальцем по блестящему лезвию. Оно было совершенно тупое, да и сам кинжал не из металла, а скорее из картона.

– Что вы хотите? Приложения к книгам! – усмехнулся маркиз. – Что касается Шриверов, то они не могли найти клад хотя бы потому, что в день своей смерти не приходили сюда. Это могут засвидетельствовать мой садовник и его жена – в отличие от меня вполне респектабельные люди. Еще один свидетель – рыбак дон Камило. В тот день он куда-то отвозил Шриверов на своем баркасе. Так что советую переключиться на сеньориту Гвендолин. Между прочим, роковой флакон с миндальной эссенцией находился на том самом месте, которое вы так пристально разглядываете.

– Чтобы похитить его, надо, во-первых, знать о тайнике, во-вторых, иметь ключ от него, – сухо заметил Мун.

– Разве я вам не говорил? – Маркиз заволновался. – Сеньорита Гвендолин попросила меня в тот день показать завещание графа Санчо. Пока она читала его, меня позвал сеньор Краунен. Уходя, я оставил ключ в замке. Когда вернулся в библиотеку, сеньорита Гвендолин успела уже уйти. Положив свиток на место, я запер тайник. Мне даже в голову не приходило подозревать сеньориту Гвендолин. Лишь потом, связав внезапную смерть Шриверов с ее столь же внезапным отъездом, я проверил содержимое тайника и, обнаружив пропажу…

Маркиз осекся на полуслове. Перехватив взгляд Муна, он попытался задвинуть поглубже массивный ящичек, в котором хранилось завещание. Но Мун предупредил его. Подняв ящик, оказавшийся не железным, а пластмассовым, с искусно имитированными пулевыми отверстиями, он схватил лежавший за ним револьвер. И тотчас же выронил. Смертоносное оружие представляло собой бутафорию и весило не больше пачки сигарет.

– Сожалею, что доставил вам огорчение. – Маркиз развел руками. – Надеялись увидеть подлинник?

– Да, тот, что вы показывали Педро.

– Разве дон Бенитес не предупредил вас, что этому пройдохе следует верить еще меньше, чем мне?

– Без этой аттестации вы вполне могли бы обойтись. Я ваш любимый детектив, не правда ли? Что-то не вижу вырезок, по которым вы изучали мои подвиги.

– Святая мадонна! – Маркиз притворился изумленным. – Сейчас докажу, что вы ошибаетесь! – Он подошел к полке, отодвинул в сторону книги, пошарил рукой, потом повернулся к Муну. – Тысяча извинений!

– Исчезли? Я так и предполагал.

– Да! Боже мой! – Он схватился за голову. – Неужели мой садовник?… Я побежал к генералу, а ему приказал бросить в огонь всю ненужную бумагу.

– Сочувствую вам…

В эту минуту дверь отворилась. В библиотеку шагнул высокий, еще сравнительно молодой человек, одетый в роскошную спальную пижаму. В руке он держал папку. Маркиз кинулся к нему и выхватил папку.

– Ну, что я вам говорил?! Вот они, целы!.. – Потом, вспомнив о своих обязанностях, церемонно представил: – Сеньор Мун… Сеньор Браун… Только, ради бога, не думайте, что это сеньор Краунен, вынужденный из-за вас скрываться под псевдонимом. Тот носит очки, да и глаза у него темные.

Браун действительно не носил очков. У него были светлые волосы и серые глаза. И кроме того, свойственная многим американцам бесцеремонная манера, которую Мун обычно не выносил.

– Какой сеньор Краунен? Что вы там мелете, мистер Кастельмаре? Вам самому не мешало бы надеть очки, чтобы увидеть, на кого вы похожи. Что означает этот стриптиз? – Браун показал на голые ноги маркиза.

– Это означает, что я пал жертвой американской бомбежки! – огрызнулся маркиз.

– Эти кретины промахнулись. Надо было разбомбить ваш доисторический крысовник.

– Вы давно живете в этом крысовнике? – осведомился Мун.

– Когда я тут поселился, никого не касается, кроме меня самого. Я Хью Браун! А вы случайно не тот Мун, про которого тут наворочено бог знает что? – Браун агрессивно хлопнул увесистым кулаком по папке.

– Тот самый.

– В таком случае должен вам сказать, что эти писаки вас напрасно так расхваливают. Например, дело Спитуэлла. Каждый идиот сразу заметил бы, что русский пистолет был подсунут нарочно. А вы догадались об этом только через месяц.

– Вы интересовались делом Спитуэлла? – спросил Мун.

– А вам что? – Браун собирался еще раз ударить по папке, но маркиз, предвидев это, быстро спрятал ее под пальто. – Считаю, что всякие уголовные истории годятся только для детей. И вообще, сыщики… – Браун презрительно поморщился. – Моего папашу охраняют двое таких остолопов.

– Кто ваш отец?

– Как, вы даже этого не знаете? Пуговицы Брауна! Каждый день мы продаем три миллиона двести тысяч пуговиц! Колоссальное предприятие! Весь Панотарос не стоит столько, сколько папаша зарабатывает на своих пуговицах за час.

– Весьма возможно. – Мун улыбнулся. – И все же не советую так презрительно отзываться о детективной литературе.

– Пойдемте в мою комнату, я вам покажу единственную литературу, которую признаю, – фыркнул Браун.

– Пожалуйста, – пожал плечами Мун.

Они вышли втроем. У двери занимаемого Брауном помещения маркиз остановился.

– Я лучше подожду вас тут, сеньор Мун.

– Не стесняйтесь, мистер Кастельмаре! – буркнул Браун. – Не стесняйтесь! Будьте как дома!

– Спасибо, но ваша комната на меня плохо действует. Я становлюсь женоненавистником.

Переступив порог, Мун понял загадочные слова маркиза. Все стены были оклеены снимками Эвелин Роджерс. Тут были многократно увеличенные фотографии из «Золотой сцены». Обложки и вырезки из всевозможных журналов на всех языках мира, имеющие отношение к Куколке.

Браун грохнулся на покрытую клетчатым пледом кровать семнадцатого столетия, покоившуюся на четырех искусно вырезанных ножках. Бесцеремонно перекинув ноги через спинку, он указал на пол:

– Вот! Здесь все, что необходимо культурному человеку!

На полу валялось великое множество журналов. Почти все они были раскрыты на статьях о Куколке. Изредка попадались рецензии на ее роли, но в основном это были снабженные богатым фотоматериалом описания ее интимной жизни.

Браун закурил отвратительную, с точки зрения Муна, пахнувшую медовой патокой сигарету и, стряхнув пепел прямо на пол, продолжал:

– Не понимаю дегенератов, находящих что-то волнующее в раскрытии какого-нибудь случайного преступления. Другое дело – женщина! Сколько головокружительных секретов!

У Муна тоже перехватило дыхание. В одном из раскрытых журналов он увидел отпечатанный в пяти цветах большой снимок. Подпись гласила: «Самые знаменитые гости купального сезона в Санта-Монике!» Одной знаменитостью была Куколка Роджерс, второй – Гаэтано. Изобразив на своем лице самодовольного гориллы подобие любезной улыбки, Род подавал киноактрисе зонтик. В его золотых зубах торчала сигара. За ним стояло несколько молодых людей с напряженными лицами и приклеенными к уголку губ сигаретами – скорее всего телохранители.

– А если говорить о Куколке Роджерс, то это даже не женщина, а массовое убийство!

Тем временем Мун проворно спрятал в карман журнал с заинтересовавшим его снимком.

Спустившись вниз, Мун инстинктивно обернулся. Маркиз стоял на широкой каменной ступени, еле освещенный тусклым мерцанием единственной лампочки. Он походил на нелепое привидение, надевшее по недоразумению вместо савана короткое клетчатое пальто. Внезапно он бросился вниз по лестнице.

– Подождите, я забыл вам сказать что-то очень важное!

Мун остановился. Подбежав к нему, маркиз наклонился и зашептал на ухо:

– Этот Браун… Вы не заметили ничего подозрительного в его комнате?

– Нет.

– Там нет ни одной крысы. Они боятся его! – Отражаемый каменным эхом зловещий шепот маркиза был похож на шелест крыльев целой стаи летучих мышей. – Советую вам от души делать то же самое… Человек не интересуется детективной литературой, зачем ему в таком случае нужны были вырезки? Вам грозит опасность! От одной этой мысли меня бросает в жар! – И маркиз, наглядно демонстрируя обуревающие его чувства, распахнул пальто. Папка, про которую он совершенно забыл, упала, из нее вывалились вырезки.

– Тысячи извинений! – Маркиз торопливо стал подбирать статьи.

Взгляд Муна случайно остановился на хорошо знакомых ему строчках из старого репортажа его друга Свена Крагера:

«Знаменитые детективы Мун и Дейли живут в постоянной опасности. Случайный прохожий, портье гостиницы, даже любимая девушка – каждый из них может оказаться Невидимой Смертью».

БЕССОННИЦА МИСТЕРА МУНА

Мун долго не мог заснуть. Он пытался разобраться в пестром калейдоскопе впечатлений и мыслей, но они мелькали суматошным хороводом. Фантастическая фигура маркиза Кастельмаре с его запустелым замком и коллекцией детективных приложений. Бывший король смеха с воспоминаниями о прежнем величии – полупризрак, который тем не менее проявляет к Муну весьма реальный подозрительный интерес. Священник с испещренным таинственными крестиками портсигаром и неправдоподобным слугой-негром. Опереточный герой Рамиро и слишком красивая для переводчицы Росита, которые таинственно шушукаются у раскрытого окна. Майор Мэлбрич с прямым до тошноты пробором, имеющий слишком большую для адъютанта власть над генералом. Сам генерал Дэблдей, неизвестно почему выказывающий такую заботу о служебной карьере Муна. Начальник полиции с его неискренней любовью к Хемингуэю и столь же неискренней готовностью оказать поддержку. Портье отеля, прикидывающийся этаким болтливым простаком. И наконец, два персонажа, знакомые Муну только по чужим рассказам. Возможно, именно поэтому они больше всего занимали его мысли. Постоялец маркиза Краунен, выдающий себя то за журналиста, то за океанолога, уезжающий из Панотароса в тот же день, что и Гвендолин (если верить маркизу). И сама Гвендолин, коллекционирующая фотографии гангстеров, ссорящаяся с матерью из-за денег и каких-то мужчин, привозящая из Малаги миндальный торт, крадущая из тайника флакон с миндальной эссенцией (опять же если верить маркизу).

Мун прислушался. В отеле было тихо, но ему чудились крадущиеся шаги, глухие стоны, вздохи. На миг у Муна появилось ощущение, будто гостиницу, да и весь Панотарос населяют призраки. И единственными существами из крови и плоти являются Педро с его вполне реальным аппетитом и американские солдаты, разыскивающие не то химически отравленные осколки, не то секретные устройства.

Но, вероятно, во всеядной подозрительности, обычно вовсе не свойственной ему, виноваты даже не люди – пусть с некоторыми странностями, но отнюдь не заслуживающие быть зачисленными в преступники.

Скорее всего виноват сам воздух Панотароса, пропитанный какими-то непонятными зловредными испарениями. Может быть, виной тому воздушная катастрофа, страшные рассказы очевидцев? К счастью, кроме экипажа обоих самолетов, никто не пострадал. Но не исключено, что почти все, с кем приходилось разговаривать, носили в подсознании картину того, что могло бы случиться.

Что произошло бы, если сто пятьдесят тысяч литров горящего бензина и пылающие части самолетов упали не на окраины, а на центральную площадь? В этой самой гостинице, где сегодня ночью спокойно спала добрая сотня людей, спасательные команды еще сейчас, наверное, разыскивали задавленных обломками, сгоревших людей. А будь бомбы не учебными, а настоящими?

Внезапно Мун рывком поднялся с постели. Неясное воспоминание, возникшее, пока он мылся под душем, перед тем как переодеться к коктейльной партии, снова ожило. Заглушенное алкоголем, оно тем не менее теплилось в подсознании и сейчас обрело реальные контуры. В памяти Муна отчетливо возникли нестерпимо сверкающее море, расположенный на берегу военный лагерь, разговор с майором Мэлбричем. И двадцать голых мужчин за прозрачными занавесями импровизированных душевых кабин. В одной из них мылся дон Брито, местный житель, дом которого был разрушен реактивным мотором бомбардировщика. Владелец кабачка дон Эрнандо сообщил, что согласно местной молве дон Брито является побочным братом маркиза Кастельмаре. Мун не сомневался, что это соответствует истине. Однако занимал его в эту минуту не сам дон Брито, а мывшийся в соседней кабине худощавый пожилой мужчина с морщинистыми щеками и коротко остриженными волосами. Муну не удалось разглядеть его по-настоящему из-за занавеси. В отличие от остальных кабин она была не прозрачной, а матовой и лишь слегка просвечивающей и именно этим привлекла внимание Муна. Этот человек показался ему удивительно знакомым. Сейчас это ощущение усилилось, на мгновение Муну даже показалось, что стоит ему вспомнить имя этого человека, как что-то сразу прояснится. Но сосредоточиться никак не удавалось, мешал вездесущий миндальный запах, так навязчиво ассоциировавшийся с синильной кислотой и убийством…

Памятуя, что сравнительно легко можно перебраться с одного балкона на другой, Мун, прежде чем лечь спать, тщательно запер балконную дверь. А теперь раскаивался в этом. Запах с каждой минутой становился все острее. Казалось, он исходил из пола, потолка, пропитал стены, забрался под одеяло, удушьем подкрался к горлу.

Мун решительно соскочил с кровати, приоткрыл балконную дверь, на всякий случай загородил ее массивным креслом и, положив пистолет под подушку, опять улегся. В комнату ворвался шум моря вместе с его свежим дыханием. Стало сразу легче, мысли прояснились, все предстало в ином освещении, включая мужчину в душевой кабине. Разве мало бывает похожих лиц, случайных совпадений?

Если трезво посмотреть на вещи, результат сегодняшних расспросов – отрицательный. Пока не удалось найти ни малейшего следа людей Рода Гаэтано. А если отбросить разные сумасбродные гипотезы, они были единственными по-настоящему заинтересованными в убийстве матери и сына и похищении дочери.

Не будь внезапного, совершенно непонятного приказа Шривера о кремации, Мун, пожалуй, был бы в эту минуту склонен стать на точку зрения полковника Бароха-и-Пиноса. Но к чему гадать? Ответ Шривера на его запрос сразу же решит все.

Следовало бы потушить ночник, но Мун почему-то не решался. Голубоватый, ровно мерцающий свет немного успокаивал. И вместе с тем беспрестанно приказывал возвращаться к дивану, где еще не так давно спал Рол Шривер.

Чтобы заснуть, Мун представил, как они тут жили – миссис Шривер с сыном в одном номере, Гвендолин в другом. Соединительная дверь разделяла два разных мира. Насколько Мун мог судить по отрывочным рассказам Джошуа Шривера и местных жителей, миссис Шривер была полной противоположностью дочери. Если она не давала Гвендолин денег, то это объяснялось не расчетливостью, а тщетным желанием привить ей собственные взгляды на жизнь. Если ограничивалась двумя номерами, хотя могла себе позволить снять целый этаж, то это делалось не только из боязни привлечь внимание людей Рода Гаэтано. И клад она тоже искала не из-за материальных ценностей. Наоборот, скитание по подземным лабиринтам было для Уны Шривер способом уйти из мира чековых книжек и многочисленных слуг, превративших большой дом Шриверов в комфортабельную тюрьму. И, как ни странно, именно это бегство от действительности показывало, что она расходится с Гвендолин не в сути, а только в путях. Одна находила романтику в старинных кладах, другая – в современных гангстерах.

Мун принял таблетку снотворного. Стараясь ни о чем не думать, вслушивался в наполняющие гостиницу тихие шорохи и в конце концов заснул. Его разбудил стук. Сначала тихий, он становился все настойчивей. Мун не сразу понял, что стучат в его дверь. Готовый к любому сюрпризу, он вытащил пистолет и, щелкнув предохранителем, отпер. В освещенном коридоре стоял начальник почты.

– Извините, что разбудил вас, – сказал он.

– Входите! В чем дело?

– Телеграмма. Я решил, что это срочно…

Мун нетерпеливо вскрыл депешу. Она была подписана секретарем Джошуа Шривера и гласила:

«Мистер Шривер в шоковом состоянии. Врачи запретили информировать его о вашем запросе. Мне лично о его распоряжении кремировать тела ничего не известно».

КОЛБАСА «ЭКСТРА»

Муну снилось что-то ужасное… Грохот, взрывы… Весь в поту он проснулся и прислушался. Где-то внизу грохотали ударные инструменты. К этому шуму присоединились громыхание мебели и чертыхание постояльцев.

Мун вышел на балкон. Было еще очень рано. Многократно отражаемое в воде солнце медленно вставало на горизонте. Блики разлетались во все стороны, как мячи. Вчерашний африканский ветер сменился приятной прохладой. Табло с метеосводкой показывало шестнадцать градусов. Пляж был пустынным, за исключением нескольких рыбачек, занятых починкой сетей.

Мун перегнулся через перила и увидел внизу Хью Брауна, окруженного ореолом серебряных саксофонов. Взмах руки – дробь барабанов и грохот ударных тарелок смолк. Двадцать глоток принялись исступленно скандировать хором:

– Куколка! Куколка! Куколка!

На соседнем балконе послышались легкие шаги. Мун заглянул в прорезь тента. Киноактриса была в довольно прозрачном пеньюаре. Хью Браун снова взмахнул рукой. От строя музыкантов отделился певец в позолоченной куртке тореадора, на которую ниспадали длинные волосы. Театрально прижав руку к сердцу, он сначала широко раскрыл рот, чтобы набрать в легкие побольше воздуха, потом запел ритмизованную под рок-н-ролл андалузскую любовную песню. Куколка зааплодировала.

На соседнем балконе прозвучало что-то наподобие львиного рыка, возвещавшего появление Рамиро…

Мун залез обратно в кровать, накрылся с головой одеялом и под аккомпанемент вспыхнувшей ссоры опять уснул. Его разбудил стук в дверь.

– Одну минуту! – Решив, что это Росита, Мун накинул халат и пошел открывать. Его слегка пошатывало.

– Машина в вашем распоряжении!

– Машина? – оторопело пробормотал Мун. – Кто вы такой?

– Сержант Милс! Шофер машины, предоставленной в ваше распоряжение.

– Генералом? – догадался Мун. – Слишком любезно с его стороны!

Выпроводив посетителя, Мун принял холодный душ. Машина никак не выходила из головы. Чем он заслужил такое внимание со стороны генерала Дэблдея?

Холл был пуст. Постояльцы наверстывали вызванный утренней серенадой перерыв во сне. На фоне мраморного и пальмового великолепия дон Бенитес одиноко торчал в своем закутке.

– Доброе утро, сеньор! – Он проворно вскочил, чтобы приветствовать гостя.

Только тогда до сознания Муна дошло, что в холле есть еще кто-то, кроме их двоих. Внимательно приглядевшись, он заметил рядом со стеклянной входной дверью глубокое кресло, в котором с головой утопал Милс. Сидевший совершенно неподвижно, он казался скорее частью гостиничной обстановки, нежели живым человеком.

– Надеюсь, хорошо спали? – с заученной любезностью осведомился портье. – Или вам тоже помешал концерт? Это лучший оркестр Малаги! Откуда у людей берутся такие деньги? Идут слухи, что в море появилась неизвестная подводная лодка. – Дон Бенитес считал своим долгом выложить все новости. – Чего только не придумают!

– Педро заходил?

– Уж с шести часов ожидает вас. Я ему сказал, что вы едва ли так рано встанете, вот и побежал встречать утренний автобус.

В эту минуту в дверях появился Педро. Дожевав бутерброд, вытер руку о штаны и протянул Муну.

– Я вам сегодня нужен? – деловито осведомился он.

– Уже истратил деньги и хочешь опять подработать? – улыбнулся Мун.

– Я ведь теперь вам помощник, – возмутился Педро. – А ваши сто песет отданы на хранение дону Бенитесу.