Текст книги "Отважная лягушка. Часть 3 (СИ)"

Автор книги: Анастасия Анфимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– Про Авария есть что сказать!? – не выдержав, рявкнула хозяйка.

– Есть, госпожа! – неожиданно смело, даже зло огрызнулась бывшая невольница, затараторив. – В "Счастливый жёлудь" много народа ходит. Игроки в кости, бывает, до утра засиживаются. Ну и болтают всякое, а Эвар слушает... Вот вы, госпожа, наверное, не знаете, что ваш жених уже два раза был женат?

– Мне никто ничего не говорил, – растерянно пробормотала Ника.

– Конечно, не на аристократках, – поспешно, словно это имеет какое-то значение, заверила Риата Лация. – Но из семей богатых купцов. Только ни одна из них в его доме надолго не задержалась! Первая ребёночка мёртвого родила и сама скончалась. А всё потому, что муж её беременную по животу ногами бил. Да так, что она криком кричала!

– Сплетни! – девушка с трудом проталкивала слова сквозь мгновенно пересохшее горло. – Мало ли что по пьянке болтают?

– Если бы так, – скорбно покачала головой собеседница. – Только Постум Аварий всех домашних рабов заезжему купцу продал. Как раз перед тем, как отец его покойной жены с Даросских островов вернулся. Он пытался их разыскать, узнать: как всё было на самом деле? Но после того, как у него склады сгорели с товаром на миллион риалов, отступился.

Ника передёрнула плечами.

Оснований, бездумно отмахиваться от рассказа спутницы, не раз доказавшей свою верность, она не видела, но и доверять досужим слухам – тоже не хотелось. Возможно, знакомый Риаты Лации просто слегка преувеличил, для того чтобы произвести впечатление на женщину. Хотя, даже тот факт, что у жениха были две жены, уже настораживал.

– А что стало с его второй супругой? – спросила девушка, в первый момент даже не узнав собственного голоса. Настолько он показался ей хриплым и каркающим.

– В ванной споткнулась и головой ударилась! – зловеще прошептала отпущенница. – Постум Аварий всех её прислужниц на колья посадил. Вроде как за то, что не досмотрели.

Вспомнив человека, умиравшего во дворе этригийской тюрьмы, Ника внезапно почувствовала, как тело начинает бить крупная дрожь. Зубы застучали, выбивая звонкую дробь, а в ушах нарастал глухой рокот, в котором быстро затерялся испуганный крик Риаты Лации.

Всё вокруг закружилось, словно втягиваясь в огромную воронку, на стремительно приближавшемся дне которой колыхался тот самый мрак, что приснился ей несколько минут назад. Рухнув во тьму, словно в бассейн, девушка закричала, но из перехваченного спазмом горла вырвался только сдавленный сип. И в тот же миг вокруг с непостижимой быстротой замелькали, словно разгоняемые вывшим в ушах ураганом, рваные обрывки цветных картин. Дольше всех задержалось, позволив себя рассмотреть, обгорелое лицо Одинокого Ореха. Призрак первого, убитого ею человека, заливался демоническим смехом, при этом лишённые век глаза вращались в разные стороны, добавляя абсурда в и без того кошмарное видение.

– Убирайся! – с трудом шевеля губами, выдохнула Ника. – Пошёл прочь!

Словно в ответ на её слова налетевший вихрь развеял ужасающий морок, и только затихающий хохот ещё какое-то время звучал в ушах.

Но тут она услышала, как кто-то надрывно зовёт какую-то Юлису.

Беззвучное восклицание: "Да это же я!", – оказалось первой более-менее связной мыслью девушки. "Точнее не я, – поправила она себя. – Но теперь я... Ой, как всё это сложно!"

– Госпожа Юлиса! – словно прорвав матерчатую перегородку, зазвучал в ушах переполненный болью женский голос, показавшийся ей удивительно знакомым.

"Кто бы это мог быть?" – подумала Ника, с неожиданной лёгкостью открывая глаза.

Над ней склонилось покрасневшее, зарёванное лицо, и тут же, как будто по повороту выключателя, всё происходящее моментально проявилось, становясь чётким, понятным и пугающим.

Она обнаружила себя лежащей на кровати. В дверях комнаты стоит, крепко вцепившись в косяк, бледная, озабоченная Пласда Септиса Денса, из-за неё выглядывает испуганно-любопытная мордашка Гэаи. А у столика расползлась на табуретке Торина Септиса Ульда.

– Госпожа! – вскричал Риата Лация, счастливо смеясь сквозь слёзы, бросилась целовать ей руки.

– Брось! – скривилась девушка, не находя в себе сил вырвать ладонь. – Я этого не люблю.

– Хвала богам, она очнулась! – встрепенулась бабуля, поднимаясь на ноги с помощью Дедеры.

– Ну-ка отойди! – решительно приказала она служанке, и та, счастливо улыбаясь, послушно отступила к стене.

С кряхтением усевшись на кровать, бабуся строго посмотрела на внучку. – Ты чего это пугать нас вздумала? Госпожа Пласда даже про обед забыла. У меня едва душа с телом не рассталась, а я ещё на твою свадьбу посмотреть хочу.

И хотя из мышц, казалось, выкачали все силы, голова Ники функционировала уже относительно удовлетворительно. Усилием воли ей удалось заставить себя отстраниться от жуткого рассказа Риаты Лации, сосредоточившись на более насущной проблеме: "Что это было?"

Первой поразившей её догадкой оказалось: "А вдруг я опять перестану ходить?"

Девушка попробовала согнуть ноги в коленях и едва не заплакала от облегчения, чувствуя, как те, слушаясь, поднимают ставшее вдруг невероятно тяжёлым одеяло.

– Чего молчишь? – забеспокоилась Торина Септиса Ульда. – Или говорить разучилась?

– Пока нет, – попыталась улыбнуться внучка и посерьёзнела. – Не знаю я, что со мной. Темно перед глазами стало, и всё.

– А ты, случаем, не беременна? – подозрительно сощурилась бабуля.

– Вот ещё! – фыркнула внучка, с трудом приподнимаясь на локтях, чтобы лечь поудобнее. – Разве что ветром надуло.

Матушка регистора Трениума несколько секунд недоуменно хлопала белесыми ресницами, потом зачем-то посмотрела на шмыгавшую носом Риату Лацию и кивнула.

– Ну, понятно. А может, съела что-нибудь?

Девушка задумалась. Как-то так получилось, что в последние дни ей редко удавалось поесть спокойно. Всё время что-то мешало. Вот и сейчас в животе явственно ощущалась пустота, однако не было никакого желания заполнить её чем-то вкусненьким.

Не дожидаясь ответа, старушка обратилась к невестке:

– За лекарем послали?

– Я уже три раза сказала, госпожа Септиса! – раздражённо поморщилась Пласда Септиса Денса. – Эминей ушёл за Руниром Шохоем. Он ближе всех живёт.

– Не верю я гурцатам, – пожевала сухими ярко накрашенными губами свекровь. – Обманщики они все. Но этот хотя бы у жрецов Пелкса учился.

Хмыкнув, она посмотрела на внучку.

– Может, поесть чего хочешь или попить?

Ника отрицательно покачала головой, внимательно прислушиваясь к своему организму. Ничего не болело. Лишь жуткая, тянущая слабость в теле и страшное опустошение в душе. Нечто подобное девушка испытала на второй день после того, как врачи объявили, что она уже больше никогда не сможет ходить. Тогда тоже казалось, будто впереди больше ничего нет, кроме того самого клубящегося мрака. Ещё час назад подобные мысли просто не могли не вызвать слёз. Но сейчас глаза её оставались сухими.

– Ну, тогда отдыхай, а я пойду молить за тебя богов, – ласково улыбнувшись, бабуля погладила внучку по плечу и медленно, шаркая громче обычного, поплелась к выходу.

Пропустив свекровь, госпожа Септиса осторожно прикрыла дверь, оставив щель, сантиметров десять.

Рухнув на колени, Риата Лация ткнулась лбом в одеяло возле вялой руки хозяйки.

– Простите, простите меня, госпожа! – бормотала она сквозь всхлипывания. – Это всё я виновата. Мой глупый язык. И зачем меня только понесло в тот "Счастливый жёлудь"!

– Не вой! – поморщилась Ника. – Ты-то тут причём?

Девушка чувствовала себя полностью раздавленной. Погнавшись за химерой свободы, она сбежала от аратачей, преодолела тысячи опаснейших километров, рисковала и убивала, погубила остатки племени гантов и стала причиной преждевременной смерти Хезина, обманывала, притворялась и лицемерила...

И всё только затем, чтобы вместо грубого, брутального дикаря получить в мужья очень цивилизованного убийцу. Так, может, не стоит ждать, когда Аварию захочется избавиться от третьей жены? Нож всё ещё на голени. Пара глубоких порезов на запястье, и главному смотрителю имперских дорог придётся искать новую невесту.

Уже давненько попаданку не посещали мысли о самоубийстве. Какие-то секунды она всерьёз обдумывала возможность уйти из жизни. Однако, своевременно набежавшие воспоминания о том, что ей уже приходилось оказываться в казалось бы совершенно безвыходных ситуациях, не без труда, но всё же слегка развеяли наползавшее на разум наваждение.

"Сбегу!, – с отчаянной решимостью подумала Ника. – Не знаю куда и как, но обязательно сбегу. С таким уродом жить не буду!"

Она посмотрела на зарёванную служанку.

– Чего воешь, как по покойнику? Я ещё живая и умирать пока не собираюсь.

– Ой, да что вы такое говорите, госпожа? – вскричала служанка, улыбаясь распухшими от слёз губами.

– Вот отлежусь маленько, – сказала то ли ей, то ли самой себе хозяйка, но договорить не успела.

В комнату стремительно вошёл высокий, худой мужчина в тёмно-зелёной, длинной хламиде. Смуглый цвет лица и козлиная бородка в купе с чалмой на вытянутой голове делали его похожим на Джафара из диснеевского мультфильма.

Следом за ним показались озабоченная госпожа Септиса и огромный чернокожий раб с небольшим, ярко расписанным сундучком в руках.

Сдавленно икнув, Риата Лация резво отскочила к стене и прижалась к ней так, словно пыталась протиснуться сквозь штукатурку.

– ... упала и лишилась чувств, – продолжала ранее начатый разговор хозяйка дома. – Потом пришла в себя, но совершенно без сил.

Торжественно опустив поджарый зад на заботливо подставленный Тритой табурет, лекарь буквально вперился в пациентку мрачно-магическим взглядом больших карих глаз.

Через пару секунд Ника почувствовала лёгкое головокружение и наваливавшуюся сонливость.

"Да он меня гипнотизирует! – догадалась девушка, вспомнив описание подобных ощущений в одной из книг. – Ну уж, вот вам батман! Мало ли чего я наболтаю!"

Воспользовавшись тем, что её правая рука покоилась под одеялом, она крепко ущипнула себя за бок, едва не взвизгнув от боли.

Видимо, Рунир Шохоем не обладал сколько-нибудь серьёзным даром внушения, поскольку неприятные ощущения сразу исчезли, а взгляд мужчины перестал казаться завораживающим.

– Мне нужно послушать пульс госпожи...

– Юлисы, – подсказала супруга регистора Трениума.

Пожав плечами, Ника протянула правую руку.

Лекарь очень осторожно взял её за запястье. Пальцы у него оказались липкими, а под большими плоскими ногтями чернела траурная кайма.

"Он вообще руки когда-нибудь моет?" – с неприязнью подумала пациентка.

Сурово сдвинув густые кудлатые брови, Рунир Шохоем потянулся к лицу девушки, и прежде чем она успела отстраниться, посмотрел ей в один глаз, потом во второй.

– Когда ваша племянница последний раз сбрасывала дурную кровь, госпожа Септиса? – с мрачным видом поинтересовался эскулап у явно впечатлённой всеми этими манипуляциями хозяйки дома.

"Мог бы и у меня самой спросить", – с неприязнью подумала Ника, невольно отодвигаясь от не внушавшего ей доверия целителя.

Жена регистора Трениума вопросительно посмотрела на болящую.

– Восемнадцать дней назад, – недовольно буркнула та.

– Рвота, понос были? – кивнув, Рунир Шохоем тем не менее по-прежнему обращался к хозяйке дома.

А та в свою очередь посмотрела на застывшую у стены служанку.

– Нет, госпожа Септиса, – покачала головой Риата Лация. – Госпожа Юлиса просто задрожала и стала падать на пол.

Всхлипнув, отпущенница вытерла слёзы уголком лежащей на плечах накидки.

Лекарь понимающе кивнул всё с той же театральной суровостью.

– Обморок вашей племянницы, госпожа Септиса, вызван чрезмерным многокровием. Сердце не успевает разносить жизнетворную жидкость по важным органам, от чего связь между душой и телом слабеет, что и вызывает временную потерю чувств.

Успевшая за свою короткую жизнь изрядно помыкаться по больницам и нахвататься пусть совершенно поверхностных знаний, попаданка с трудом удержалась от презрительной усмешки. Однако, очень скоро ей стало совсем не смешно.

– Что же нам делать, господин Шохоем? – с несвойственным ей почтением в голосе спросила Пласда Септиса Денса.

– Я выпущу излишнюю кровь, – важно изрёк лекарь. – От чего сердцу госпожи Юлисы сразу станет легче. Но для окончательного выздоровления ей следует больше спать, пить неразбавленное вино и есть свежую печёнку. Лучше всего свиную. И как можно реже вставать с постели. По крайней мере – дней десять.

"Да он идиот? – охнула девушка, со страхом глядя на послушно кивавшую тётку. – У меня и так сил нет, а этот дебил хочет устроить кровопускание! Ну уж, вот вам батман!"

– А может, не надо? – пробормотала она, просительно улыбаясь. – Я просто полежу, отдохну денёк, и всё пройдёт...

Сочные губы эскулапа скривились в презрительной улыбке.

– Госпожа Юлиса разбирается во врачевании?

– Нет, конечно, – попыталась сыграть смущение Ника, отчётливо понимая, что ей просто нечем обосновать своё предложение, и лихорадочно копаясь в памяти, надеялась отыскать там слова какого-нибудь древнего мудреца или более "свежего" авторитета, способные поставить под сомнения пользу от кровопускания.

– Сам великий Ксуапал наставительно рекомендовал отворение вен и избавление от излишней крови при болезнях, связанных с потерей чувств, – опередил её Рунир Шохоем, знаком приказав своему угрюмому рабу поставить сундучок на пол.

Достав из висевшего на поясе кошелька плоский ключик, лекарь вставил его в замочную скважину и откинул крышку.

– Господин Шохоем! – пациентка с возрастающей тревогой наблюдала, как он разворачивает кожаный футляр со зловеще позвякивавшими инструментами. – Клянусь Анаид, я не настолько плохо себя чувствую, чтобы прибегать к столь серьёзным способам лечения!

– Позвольте мне самому судить об этом, – сухо проворчал эскулап, выбирая из нескольких ножей короткий клинок из чёрной бронзы с ясно различимыми бурыми пятнами у костяной рукоятки.

"Он даже инструменты не моет! – едва не взвизгнула девушка, судорожно пряча руки под одеяло. – Неизвестно, кого им до меня резали? Может, с дизентерией, а может, с гепатитом!"

– Это совсем не больно, госпожа Юлиса, – презрительно скривил губы лекарь. – Вы почти ничего не почувствуете.

– Я и без кровопускания справлюсь, – набычилась Ника. – Незачем мне руки резать. Ещё шрам останется.

– Госпожа Юлиса! – прикрикнула тётка. – Прекратите сейчас же! Никто не обратит внимания на такой крошечный шрамик.

– Давайте руку! – решительно потребовал Рунир Шохоем.

– Сначала свои вымойте! – огрызнулась непреклонная пациентка. – И ножик тоже!

– Замолчите сейчас же! – рявкнула госпожа Септиса. – Вы ведёте себя совершенно недопустимо!

– А у него нож грязный! – не уступала племянница. – Отец говорил, что все инструменты, которыми лекарь касается больного, нужно мыть в кипятке!

– Что за чушь! – презрительно фыркнул собеседник. – Ваш отец врачеватель? Где и когда он учился этому искусству?!

Понимая, что ответить нечего, девушка замолчала, упрямо сжав губы.

– Госпожа Септиса! – победно улыбнувшись, Руним Шохоем обратился к хозяйке дома. – Как видите, на лицо явные симптомы наличия лишней крови. Ваша племянница рискует в любой момент лишиться чувств и на сей раз она так быстро не очнётся.

– Риата! – рявкнула хозяйка дома. – Помоги госпоже!

Но служанка, закрыв глаза, отчаянно замотала головой.

– Ну хорошо, – зловещим тоном предупредила хозяйка дома. – С тобой я потом разберусь...

И резко скомандовала:

– Трида, Ушуха, держите госпожу Юлису!

Не ожидавшая ничего подобного, Ника отчаянно закричала:

– Не сметь, мерзавки!

И тут же сорвала голос, пустила петуха. Игнорируя её злобное сипение, невольницы госпожи Септисы навалились, прижимая девушку к кровати.

– Пошли прочь! – продолжала бушевать больная. – Не дам! Не дам, я сказала!

Возможно, в добром здравии и в хорошей физической форме она могла бы справиться с этими неуклюжими бабами. Но сейчас после приступа рабыни легко скрутили её, лишив возможности двигаться. Тогда совершенно остервенев, девушка ударила лбом в оказавшееся слишком близко лицо Триты. Невольница охнула, схватившись за нос, а Ника, освободив правую руку, потянулась к закреплённому на лодыжке кинжалу.

– Шороп, держи! – крикнул Рунир Шохоем, уже вцепившийся в левое запястье буйной пациентки.

Чернокожий невольник, безучастно наблюдавший за вознёй женщин на узкой кровати, в миг оказался рядом и всей тушей рухнул на прикрытые одеялом ноги девушки. Та попыталась повернуться на бок, чтобы хоть так достать оружие, но не смогла даже пошевелиться под тяжестью стразу трёх тел.

– Кто-нибудь, принесите чашу, – отрывисто приказал лекарь, без труда преодолевая сопротивление пациентки и расправляя её руку поверх одеяла. – Да, вот сюда подставьте, чтобы постель не запачкать.

– Нож чистый возьми, урод! – истошно засипела Ника, ощущая свою полную беспомощность, явственно напомнившую ей ту трагическую ночь, когда она стала калекой.

Пренебрежительно хмыкнув, эскулап точным ударом пробил натянутую кожу чуть ниже локтевого сустава.

Обмякнув, девушка закрыла глаза и заплакала. Она не видела, кто подставил чашку, зато хорошо слышала, как туда капала её кровь.

Первым больную отпустил негр. На миг у той мелькнула шальная мысль всё-таки выхватить кинжал и воткнуть в самодовольную рожу ухмылявшегося коновала. Вот только сил на это уже не осталось. Да и зачем? Если на скальпеле имелась какая-нибудь зараза, то она уже попала в кровь. А если её нет? За убийство свободного гражданина Империи могут грозить такие неприятности, что даже дядя не отмажет, даже если захочет.

– Вставайте, коровы, – проворчала госпожа Септиса. – Хватит её держать. Трита, поди сходи, вставь в нос какую-нибудь тряпку. Весь хитон закапала.

– Не стоит так переживать, госпожа Юлиса, – ловко бинтуя руку безучастной пациентке, насмешливо утешал Рунир Шохоем. – Я всё сделал очень аккуратно. Ваша кожа останется такой же гладкой и шелковистой, как спелый персик.

"Сам ты... – банан!" – мысленно огрызнулась Ника, не двигаясь и не открывая глаз.

Она уже понимала, что сорвавшись в истерику, совершила грандиозную глупость, которая грозит ей самыми серьёзными и далеко идущими последствиями.

Звякнула сумка с инструментами, хлопнула крышка сундука, в который их убирал довольный лекарь.

"Дура, ой дура! – едва не выла от досады девушка. – Дала бы ему свой кинжал и всё! Никаких проблем, кроме объяснений с тёткой. А что теперь будет? Как же всё это надоело! Мало того, что жених – гомик и убийца, так ещё и врач – свин попался! Тут любой нормальный человек сбесится. Я же не каменная всё это терпеть! Вот батман, да что же всё так плохо то? Неужели опять безумный геймер гадит?"

– Двадцать риалов, – сквозь шум в ушах долетели до неё слова Рунира Шохоема.

"Такие деньги и ни за что!" – возмущённо фыркнула жертва античной медицины, чувствуя, как слёзы прокладывают на лице новые дорожки.

– Хорошо, – не торгуясь, согласилась хозяйка дома, чей голос буквально клокотал от с трудом скрываемого негодования. – Пойдёмте, пусть госпожа Юлиса отдыхает.

"Сейчас лекаря выпроводит и за меня возьмётся", – подумала Ника, отворачиваясь к стене.

– Госпожа! – тихо позвала отпущенница. – Может, вам что-нибудь нужно?

Не в силах побороть рвущие грудь рыдания, покровительница отрицательно покачала головой, торопливо вытирая мокрые щёки.

– Повязку снимите сами, – донёсся из полуоткрытой двери бодрый голос Рунира Шохоема . – Если ваша племянница, госпожа Септиса, не сотворит какой-нибудь глупости – к завтрашнему утру всё зарастёт.

– У нас есть раб, который умеет обращаться с ранами и кое-что понимает в лечении, – заговорила собеседница уже более спокойным тоном. – Но когда госпожа Юлиса упала без чувств, он просто не знал что делать?

– Сколько лет вашей племяннице, госпожа Септиса? – поинтересовался лекарь.

– Восемнадцать, – чуть помедлив, ответила та, убавив год.

– Она замужем?

– Нет, – явно насторожилась хозяйка дома. – А зачем вы об этом спрашиваете?

– Только из желания понять причину её недуга, госпожа Септиса, – поспешно пояснил Рунир Шохоем. – Тогда, возможно, я мог бы дать дополнительные рекомендации по лечению.

– Госпожа Юлиса выросла далеко от столицы, и там просто не нашлось подходящего жениха для девушки столь знатного рода, – к немалому удивлению племянницы сочла нужным пояснить тётушка. – Но почему это так важно?

В последних словах супруги регистора Трениума прозвучала нешуточная тревога и озабоченность. Нике даже показалось, что та искренне переживает за её здоровье.

– Переизбыток крови, способствующий ослаблению связи души с телом, у молодых женщин часто вызывает подавленная чувственность, – чуть тише, но так, что навострившая уши пациентка различала почти каждое слово, наставительно заговорил эскулап. – А служение Диоле, наоборот, способствует улучшению самочувствия, особенно в таком цветущем возрасте, в котором пребывает ваша племянница, госпожа Септиса. Ей необходимо, как можно скорее выйти замуж. Иначе я не исключаю повторения приступов, подобных сегодняшнему.

– Понимаю вас, господин Шохоем, – голос хозяйки дома стал сухим и холодным. – Мы очень любим госпожу Юлису и непременно подыщем ей подходящего супруга.

"Уже нашли, – горько усмехнулась девушка. – Куда уж лучше: богатый, старый да ещё и гей!"

Видимо сообразив, что собеседница не настроена обсуждать столь деликатную тему, лекарь поспешно попрощался.

– Тогда до свидания, госпожа Септиса. Да хранят вас бессмертные боги, а госпоже Юлисе они пусть пошлют скорейшего выздоровления. Если мои услуги вам понадобятся, знайте, что я готов явиться по первому зову в любое время дня и ночи.

Чуть позже жена регистора Трениума зашла в комнату племянницы. Та к тому времени успела слегка успокоиться, и кое-как взяв себя в руки, начала соображать.

– Я крайне недовольна вашим поведением! – прямо с порога начала тётушка. – Как можно устраивать скандал из-за такого пустяка?1 Что расскажет о вас господин Рунир Шохоем?! А уж он молчать не станет. Представьте, какие слухи пойдут о семье регистора Трениума? Я считала вас храброй девушкой, а вы испугались крошечного пореза! Позор! Как рожать будете?! Умрёте от страха?! Хорошо хоть, госпожа Торина Септиса отправилась в храм Пелкса молиться за вас, и не видела всего этого безобразия! Но не надейтесь, я обязательно расскажу ей о вашем позорном поступке. Быть может, вы хотя бы бабушки постыдитесь. Она же вас так любит!

Скорбно скриви губы, Ника молча слушала гневный монолог хозяйки дома, не сводя жалобных глаз с мелких кудряшек, горой вздымавшихся над высоким лбом Пласды.

– У вас есть что сказать в своё оправдание? – выплеснув негодование, холодно поинтересовалась та.

– Только то, госпожа Септиса, что этот лекарь резал мне руку грязным ножом! – виновато вздохнула девушка, решая использовать присущее радланам почтение к авторитету предков. – А мой отец всегда говорил, что так ни в коем случае нельзя делать! Если ему случалось извлекать застрявшие в теле наконечники стрел дикарей, сломанный коготь зверя или острый сучок, он перед этим тщательно мыл свой нож и сушил его в пламени костра. Раны после этого лучше заживали и реже гноились. Он говорил, что даже крошечная частичка засохшей крови больного может хранить в себе его болезнь, и стоит ей попасть в тело здорового, как тот сразу же заболеет. Так учил меня отец, госпожа Септиса.

– Мне не приходилось лично встречаться с господином Лацием Юлисом Агилисм, – с издевательской иронией усмехнулась тётушка, внимательно выслушав взволнованную речь племянницы. – Наверное, он, действительно, очень умный человек, и вы, как примерная дочь, обязаны его слушаться и почитать. Я не сомневаюсь, что среди примитивных, глупых дикарей отец казался вам великим мудрецом. Но я ни разу не слышала, чтобы мой зять изучал лекарские науки. Насколько я знаю, его интересовали только философия и риторика. Даже не могу представить, откуда он взял эти глупости про крошечные частички болезни, когда всем давно известно, что недуги насылают на нас боги. А какая-то кровь, да ещё старая тут совершенно ни при чём!

Ника с очевидной ясностью понимала, что если уж ей свою рабыню не удалось убедить в опасности заражения, то рассчитывать на понимание со стороны супруги регистора Трениума тем более не стоит.

– То, что вы стали жертвой заблуждений своего отца, – вроде бы даже с лёгким сочувствием покачала головой хозяйка дома. – Никак не может считаться оправданием столь отвратительной выходки.

– Я понимаю, госпожа Септиса, – сказала девушка слабым голосом. – И готова ответить за свой опрометчивый поступок.

Видимо, её показное смирение тронуло сердце собеседницы.

– Я попрошу супруга не наказывать вас слишком строго, госпожа Ника.

– Благодарю вас, госпожа Септиса, – всхлипнув, та вытерла глаза краем одеяла. – Да благословят вас небожители за такую доброту.

Привыкшая к подобному славословию тётушка не заметила невольно проскользнувшей в голосе племянницы нотки иронии.

– Но вы должны пообещать мне, – грозно свела брови к переносице хозяйка дома. – Что ничего подобного больше не повторится! В противном случае вы навсегда лишитесь нашего расположения.

– Клянусь Анаид, никогда не устраивать скандалов в этом доме, не кричать, не грубить и исполнять здесь все ваши распоряжения, – в два приёма с коротким перерывом проговорила больная.

– Хорошо, – всё ещё хмуро, но уже гораздо благожелательнее проворчала супруга регистора Трениума. – Я прикажу принести вам вина. Вы же помните, что сказал лекарь?

– Да, – кивнула девушка и жалобно попросила. – Пожалуйста, госпожа Септиса, не заставляйте меня есть сырую печёнку. Пусть её хотя бы немного обжарят.

– Ладно, – тень снисходительной улыбки скользнула по губам тётушки. – Я распоряжусь.

Когда она ушла, Ника, стараясь игнорировать воцарившуюся в душе пустоту, попросила служанку помочь ей переодеться в ночную рубашку. Кинжал, который мог избавить свою владелицу от серьёзных неприятностей, перекочевал с голени под матрас у стены.

Постучав, в комнату вошла Бака с корзинкой.

– Госпожа Септиса прислала госпоже Юлисе.

– Отдай госпоже Лации, – негромко проговорила больная, заставив свою бывшую рабыню заметно вздрогнуть.

Но формально к отпущенникам принято обращаться так же, как и к свободным гражданам, и девушка ни в коем случае не нарушила принятые в Империи правила поведения.

Несмотря на то, что ей не хотелось ни есть, ни пить, Ника смогла заставить себя осушить пару больших бокалов терпкого, сладкого вина с уже знакомым металлическим привкусом. Только аппетит всё равно не появился. Так что отломив краешек от оказавшейся в корзине лепёшки, она отдала её и чашку изюма своей верной спутнице.

Словно подтверждая то, что госпожа Пласда Септиса Денса искренне переживает за здоровье племянницы, примерно через час та же самая рабыня принесла тарелку с чуть обжаренными кусочками свиной печёнки. Алкоголь всё же ударил по мозгам, после чего жизнь перестала казаться беспросветно мрачной, и девушка немного поела.

Когда-то ей приходилось пробовать сырое мясо только что убитого оленя, и тогда оно казалось Нике удивительно вкусным. Но сейчас не было того пьянящего ощущения победы и гордости за свои силы. Очевидно, поэтому печёнка и показалась девушке почти противной.

Передав тарелку служанке, она сполоснула руки в тазике и вновь закрыла глаза. Странно, но несмотря на слабость, спать совсем не хотелось. Однако, и смотреть на окружающий мир тоже. Она просто лежала, стараясь ни о чём не думать. Ника слышала, как отпущенница, шмыгая носом, собрала посуду в корзину и, стараясь двигаться как можно тише, покинула комнату.

Словно воспользовавшись её отсутствием, мрачные мысли, прорвав тщательно возводимый в сознании барьер, с новой силой набросились на девушку.

Недавнее происшествие стало не только ярким свидетельством её глупости, но и предельно наглядно указало место племянницы регистора Трениума и внучки сенатора Госпула Юлиса Лура в имперском обществе. Рабыни Септисов по одному слову хозяйки набросились на Нику, полностью игнорируя её аристократическое происхождение.

"Вот так прикажет любимый дядюшка, – всхлипнула она. – Скрутят, продадут в рабство, и всем будет наплевать. Ох, батман, во что же я вляпалась?"

Ранка на руке неприятно саднила . Осторожно потрогав повязку и убедившись, что тёмно-красное пятно на белой ткани бинта больше не растёт, попаданка вновь погрузилась в пучину унылых размышлений.

"Конечно, парню на моём месте было бы легче. Захотел, мог бы остаться у аратачей. Выбился бы в вожди и прогрессорствовал потихоньку. Если, конечно, в нашем мире держал в руке что-нибудь тяжелее компьютерной мышки. В Империи молодому человеку знатного рода устроить свою жизнь вообще большого труда не составляет. Особенно с таким наставником, как Лаций Юлис Агилис, который как-то говорил, что будь Ника мужчиной – он легко обучил бы её азам юриспруденции. Вернувшись в Радл, осталось бы только ознакомиться с последними изменениями в законодательстве, и открывалась прямая дорога на гражданскую службу, если, конечно, нет желания идти в легионы или на флот. Да и к племяннику регистор Трениума отнёсся бы совершенно по-другому, поскольку в этом случае никто не стал бы оспаривать право внука Госпула Юлиса Лура на землю его предков. А уж став богатым землевладельцем, он имел бы полное право выбрать себе жену самостоятельно".

– Это за меня уже всё решили, – одними губами прошептала девушка, с очевидной ясностью понимая, что покинув аратачей и отправившись добывать себе имение, она явно переоценила свои силы.

Воспитанная в обществе, где мало кто ставил под сомнение равенство мужчины и женщины, сумевшая, пусть и с помощью Наставника приспособиться к жизни в диких лесах Некуима, Ника наивно надеялась остаться самостоятельным человеком и в цивилизованном мире, тем более, что принадлежность к одному из древних родов Империи давало, казалось, для этого все основания.

"Вот батман! – вновь беззвучно выругалась Ника. – Наверное, я зря тогда из усадьбы Маврия уехала. Может, всё-таки стоило завести... отношения с Вилитом".

Однако, в который раз обдумав всё как следует, она пришла к неутешительному выводу, что даже став любовницей принца, ей не удалось бы избежать брака с Аварием, которого привлекало только исключительно аристократическое происхождение невесты.

А вот родственники Ники Юлисы Террины, с их показной приверженностью древним традициям и строгостью нравов, подобное поведение племянницы наверняка не одобрили бы, что могло лишить её даже той куцей свободы действий, которой она пока обладает. Ещё бы знать, как и на что эту "свободу" употребить?

Чуть слышно скрипнули дверные петли. Приоткрыв глаза, девушка увидела Риату Лацию с чётко выделявшимися красными пятнами на скулах.