Текст книги "Отважная лягушка. Часть 3 (СИ)"

Автор книги: Анастасия Анфимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

– Вы правы, госпожа Септиса, – поспешно согласилась внучка, понимая, что пора начинать знакомиться с городом, рядом с которым, скорее всего, придётся провести всю оставшуюся жизнь. – Боги не оставляли меня своими милостями, и я обязана выказать им надлежащее почтение. Только я совсем не знаю Радла. Быть может, кто-нибудь из коскидов господина Септиса меня проводит?

– Вот ещё! – мама регистора Трениума едва лепёшкой не подавилась от возмущения. – Не вздумай связываться с этими прохвостами и бездельниками!

Она с раздражением швырнула в лицо Дедере поданный ей платок.

– Мы поедем в паланкине! Итуру он сегодня, кажется, не нужен?

В ответ на вопрос свекрови невестка нервно пожала плечами.

– Не знаю, – и и тут же подозвала одну из рабынь.

– Не переживай, – сидевшая рядом бабушка положила на ладонь внучке высохшую кисть руки, больше похожую на птичью лапку. – Если сын не даст свои носилки, мы возьмём у Пласды.

Она заговорщицки захихикала.

– Всю жизнь мечтала побывать в святилище Сенела, – негромко, но очень прочувственно заявила Ника. – Отец столько о нём рассказывал.

– Мы там сегодня обязательно будем, – решительно кивнула старушка.

– Я тоже хочу с вами! – неожиданно выпалила Гэая. – Мама, можно мне с бабушкой и госпожой Никой принести жертвы? Ну, не устанут эти дурацкие рабы, я же ещё маленькая!

– Что скажешь, госпожа Пласда? – от широкой, добродушной улыбки на лице Торины рельефно обозначились припудренные морщины. – Позволишь мне с внучками возблагодарить богов?

– Как можно запретить подобное благочестие? – натянуто улыбнулась хозяйка дома, и сурово сдвинув брови, обратилась к племяннице. – Вы собираетесь в святилище в таком виде?

"Вот батман! – выругалась про себя девушка. – Опять ей моя причёска не понравилась! Ну уж, устраивать на голове каракулевый воротник я не буду. Мне мелкая завивка не идёт".

И притворно вздохнув, пожаловалась:

– Вы правы, госпожа Септиса, новое платье, действительно, немного коротковато.

Услышав подобную претензию к своему подарку, собеседница холодно усмехнулась.

– Да, с длиной немного ошиблась, госпожа Ника. Итур говорил, что сестра была чуть ниже его. Вот я подобрала одежду на нормальный рост.

"Выходит, у меня ненормальный", – моментально уяснила намёк племянница, лихорадочно подбирая достойный ответ на тётушкину шпильку.

Но тут вмешалась Торина Септиса:

– А ну-ка встань, внучка, я на тебя погляжу.

Критически осмотрев её с ног до головы, старушка пожевала сухими накрашенными губами.

– Да, на пару бы дюймов длиннее. А то уж больно... смело для девушки из благородной семьи.

– Тогда, возможно, вам лучше остаться дома, госпожа Ника? – с милой издёвкой предложила супруга регистора Трениума. – Пока новое платье не сошьют?

Сидеть в крошечной комнатушке, или составлять компанию вредной тётке не хотелось. Поэтому, загнав обиду поглубже, девушка рассказала, как однажды уже вышла из подобного положения.

– Лента? – живо заинтересовалась бабуля, но после короткого размышления отрицательно покачала головой. – Это будет как-то слишком... по-варварски.

– Почему? – изобразила недоумение внучка. – Носят же сенаторы красные полосы на плащах?

– Это знак их высокого достоинства, а вовсе не украшение, – сурово нахмурилась старушка.

– Но смотрится хорошо, – не сдавалась собеседница. – Красиво. Вы же сами видели меня в том платье, которое мне подарила императрица. Я в нём присутствовала на ужине с её величеством, и ни она, ни кто-либо другой не сказали ничего плохого о моём внешнем виде.

– Да я как-то не разглядела его в темноте, – растерянно пробормотала Торина Септиса. – Где оно сейчас?

– В прачечной, – ответила хозяйка дома. – Я приказала выстирать все вещи госпожи Ники.

– Распорядись, пусть принесут, – попросила её старушка. – Хоть на мокрое посмотрю как следует.

Убедившись, что тётушка на какое-то время отказалась от идеи устроить ей завивку, девушка облегчённо перевела дух.

Пока дамы рассматривали не успевший даже слегка подсохнуть подарок императрицы, вернулась посланная к регистору Тренима рабыня. Тот сообщил, что до полудня паланкин ему точно не понадобится.

После недолгого обсуждения невестка и свекровь пришли к консенсусу, приказав принести из кладовой ленты, кусочки ткани, а так же всё необходимое для портновских работ. Само собой мнение внучки и по совместительству племянницы никто даже не спросил.

Возня с шитьём и примеркой заняла около двух часов. За это время Нике подобрали новые сандалии. Несмотря на рост, размер ноги у неё оказался даже несколько меньше, чем у Пласды.

Оценив изделия столичных обувщиков, девушка отметила их своеобразное изящество. Вкус и чувство стиля у тёти явно присутствовали. У особенно приглянувшейся пары толщина подошвы под пяткой оказалась несколько больше, чем под носком, образовав этакую своеобразную платформу с подъёмом высотой всего в пару, казалось бы, совершенно лишних для неё сантиметров. Тем не менее Ника остановила свой выбор именно на них. К неудовольствию родственниц отставив в сторону сандалии с нормальной, плоской подошвой.

Несмотря на то, что посещение святилища вряд ли можно считать выходом в местный "высший свет", девушка всё же решила предстать перед жителями столицы при полном параде, для чего достала заветное нефритовое ожерелье, которое тут же узнала бабуля.

– Это же я подарила Тейсе на дионалии, когда ей исполнилось тринадцать лет! – запричитала старушка. – Так оно не пропало?

– Все мамины вещи отец хранил в сундуке, – нисколько не соврала внучка. – И лишь иногда разрешал мне на них посмотреть.

Парадный паланкин регистора Трениума походил на те, что путешественница видела в поезде императрицы, и представлял из себя довольно хрупкое сооружение из прочного основания, тонких планок по углам, крыши из навощённой парусины, разрисованной красными и синими полосами, а так же полотняных стенок.

Несмотря на то, что господин Итур Септис Даум предпочитал путешествовать лёжа, трое пассажирок, одна из которых не могла похвастаться изящной хрупкостью, разместились внутри без особого комфорта.

Оценив груз, восемь дюжих рабов заметно посмурнели, хотя, на взгляд Ники, один их хозяин весил не на много меньше, чем они трое.

Кроме носильщиков, регистор Трениума отправил с ними двух коскидов, в одном из которых девушка узнала Анка Минуца Декума и вежливо ему поклонилась.

– Я тоже очень рад вас видеть, госпожа Юлиса, – отозвался явно польщённый таким вниманием мужчина. – Со вчерашнего дня вы стали ещё красивее.

– Это потому, что я наконец-то живу среди родных, – проговорила Ника, желая сделать приятное бабуле, но той её слова, кажется, не очень понравились. Вот только внучка никак не могла понять: почему?

– Мы направляемся в святилище Сенела, господин Минуц, – проворчала старушка сварливым, недовольным тоном. – Велите рабам поторопиться. Солнце уже высоко.

– Да, госпожа Септиса, – как-то суетливо поклонился коскид и рявкнув:

– Пошевеливайтесь, ленивые обезьяны! – поспешил занять место перед паланкином.

– Я понимаю, что вы вместе проделали долгий путь, – проворчала бабушка, осуждающе глядя на девушку. – И в дороге ты могла позволить себе некоторые... вольности. Но дома не следует разговаривать с коскидами так... непринуждённо. Всегда помни, что ты племянница их покровителя, а значит, они должны разговаривать с тобой почтительно, не позволяя себе никакой бесцеремонности, которая могла бы быть... превратно истолкована.

Внучку изрядно покоробил надменно-менторский тон, но тем не менее она, склонив голову, проговорила со всей возможной учтивостью:

– Благодарю за то, что указали на мои промахи, госпожа Септиса. Я ещё очень неопытна и понимаю, что должна многому научиться. Хвала богам, что они послали мне такого мудрого наставника, как вы.

Видимо, обрадовавшись тому, что удалось заполучить благодарного слушателя, мама регистора Трениума принялась с жаром читать лекцию о том, как следует себя вести девушке из столь древней и благочестивой семьи.

Поначалу Ника слушала внимательно, но скоро убедилась, что со времени бегства Лация Юлиса Агилиса за океан правила приличия, коих ей придётся придерживаться в радланском обществе, не претерпели сколько-нибудь существенных изменений, и ей стало скучно. Продолжая кивать, поддакивать и даже время от времени вставлять короткие реплики, девушка погрузилась в свои мысли, фоном для которых стало скрипучее бормотание старушки.

Чем дальше носильщики удалялись от дома, тем оживлённее становились улицы. За пределами сонного квартала знати текла бурная, суетливая жизнь большого города.

Пользуясь щелью меж неплотно задёрнутых занавесок, Ника с интересом разглядывала спешивших по своим делам мужчин и женщин, то кутавшихся в жалкие лохмотья, то одетых в приличную, хотя часто застиранную одежду. Мелькали ошейники и таблички рабов, чаще всего сопровождавших своих хозяев, но иногда куда-то спешивших в одиночку с деловым и озабоченным видом.

Шагавшие впереди паланкина коскиды время от времени громкими криками требовали освободить дорогу почтенной матери регистора Трениума.

– ... скромность в облике, поступках и желаниях – главное достоинство девушки, – продолжала наставлять собеседница и вдруг рассердилась. – Да ты же совсем меня не слушаешь, Ника!

– Слушаю, госпожа Септиса! – возразила та. – Умение обуздать недостойные порывы, умеренность во всех проявлениях радостей жизни – есть первейшая добродетель. Отец мне не раз это говорил.

– Ну хоть чему-то путному он сумел тебя научить, – проворчала бабуся, недоверчиво буравя внучку выцветшими глазками, и продолжила с прежним накалом. – А по сему не к лицу благонравной девице чрезмерно украшать себя кричащими красками и дорогими драгоценностями.

"На себя посмотри, – с лёгкой иронией подумала Ника. – Лицо в пудре, брови нарисованы, губы намазаны, в парике две золотые шпильки с висюльками, а учит скромности. В таком-то возрасте!"

Однако лицо её при этом по-прежнему выражало только почтительное внимание. А вот Гэая, наоборот, демонстративно отвернувшись, глазела на улицу, отодвинув край занавески. Видимо, бабушкины нотации успели ей изрядно надоесть.

Внезапно младшая внучка воскликнула:

– Орлиная дорога, госпожа Ника! Посмотрите!

– Где? – встрепенулась её двоюродная сестра, услышав название главной улицы Радла и радуясь возможности отделаться от проповедей Торины Септисы.

"Не думала, что она окажется такой занудой", – хмыкнула про себя девушка, выглядывая из паланкина.

Центральный проспект её, мягко говоря, не впечатлил. Ни своей шириной, вряд ли превышавшей тридцать метров, ни окружающими зданиями, большинство из которых были представлены местными высотками.

Окна верхних этажей темнели сберегавшими тепло закрытыми ставнями, а на первых и вторых – их дополнительно украшали крепкие решётки.

Расположенные внизу лавки и трактиры уже зазывали посетителей гостеприимно распахнутыми дверями.

Видимо, из-за особого статуса улицы здесь в изобилии наличествовали вооружённые стражники. Группами по двое-трое они неторопливо прогуливались по "тротуарам", призывая к порядку одним своим присутствием. Вначале Ника приняла их за легионеров, но присмотревшись, обратила внимание на маленькие круглые щиты вместо больших прямоугольных, на толстые короткие копья вместо лёгких дротиков. Да и доспехи у них выглядели не так солидно, как у солдат императорской армии.

В толпе мелькали бродячие торговцы, наперебой предлагая горожанам и гостям столицы пироги, лепёшки, колбасу, пряники, прочую еду, а так же всякую мелочь вроде лент, гребешков и поясов.

Обгоняя носилки Септисов, мимо проследовал красивый паланкин, влекомый чернокожими рабами в меховых шапках, похожих на лохматые папахи и странного вида зелёных хламидах, расшитых огненными узорами.

Со слов Наставника попаданка знала, что в этом мире есть свои негры. Но вот встречать их раньше как-то не приходилось. Видимо, заметив её интерес, Гэая спросила с превосходством коренного столичного жителя перед дремучим провинциалом:

– Никогда раньше не видели укров, госпожа Юлиса?

– Не доводилось, – покачала головой та. – Но отец рассказывал про людей с чёрной кожей, которые живут где-то на юге.

– Они очень сильные, выносливые и дорогие, – продолжила просвещать двоюродную сестру дочка регистора Трениума. – За одного укра или банарца можно купить трёх или четырёх рабов из Либрии, Каены, с Даросских островов.

Занавеска на обгонявших носилках раздвинулась, открыв их взору молодого человека, закутанного в плащ из чёрного меха с серебристым отливом. На вытянутом лице с мелкими чертами застыло выражение скуки, подкрашенные губы кривила презрительная полуулыбка, а в ухе покачивалась серьга в виде жемчужины величиной с фундук.

Поймав взгляд Ники, он равнодушно зевнул и отвернулся.

– Кто это? – спросила девушка.

– Понятия не имею, – небрежно пожала худенькими плечами Гэая. – Это у каких-нибудь дикарей в деревне все друг друга знают, а Радл – город большой. Отец говорил, что здесь живут восемь сотен тысяч человек!

– Много, – уважительно хмыкнула собеседница.

В отличии от других городов Импрении, в столице имелся не один, а пять форумов – по числу районов или регистов. Но наряду с ними, центром общественной жизни являлась Орлиная дорога. Здесь находится императорский дворец Доминиум, Сенат, а примерно посредине – святилище Сенела, посвящённое сразу трём богам. Такое количество небесных покровителей тоже выделяло Радл из числа других городов не только Империи, но и всего Континента.

Из прочитанного Наставником курса истории, Ника знала, что первым божественным покровителем будущей столицы считался Питр-громовержец. Но ещё при последних царях произошло объединение двух племён. Тогда, чтобы не обижать никого из богов, решили признать ещё и Сухара-всенасущного, отца богов и всей Вселенной. Ну, а священный топор Аксера радлане добыли триста лет назад после кровопролитной войны. Город Тернус, в храме которого он хранился, разрушили до основания, а реликвию вывезли в качестве трофея.

На первый взгляд святилище Сенела показалось Нике слишком скромным для такого большого города. Своими размерами храм вряд ли превосходил святилище Нутпена в Канакерне, хотя из-за обложенной каменными плитами насыпи, казался гораздо выше.

Зато за ним раскинулся обширный парк с покрытыми свежими листочками деревьями и круглым озером, из которого вытекали несколько ручьёв, заключённых в искусственные каменные берега.

Сверху по сторонам широкой мраморной лестницы святилища стояли бронзовые изваяния волка и орла, а у подножия разместились торговцы всем необходимым для жертвоприношения.

В плетёных клетках тревожно курлыкали голуби, на расстеленных поверх прилавков циновках лежали разнокалиберные кусочки ароматной смолы и можжевеловые веточки. Здесь же продавали различные амулеты в виде фигурок богов, животных, кружочков и пластинок с надписями, и крылатых фаллосов.

Жители центральной части Империи почему-то считали, что именно такой талисман лучше всего отгоняет злые чары и приносит удачу. Причём носили его не только мужчины всех возрастов, но и женщины, хотя и редко.

За время путешествия Ника успела привыкнуть к тому, что возле храмов торгуют столь эротического вида штучками, но увидев здесь целую выставку подобных амулетов разнообразных форм и размеров, с трудом удержалась от улыбки. Уж слишком потешно, на её взгляд, они выглядели, покачиваясь на двух натянутых верёвках.

Уловив некий интерес у проходившей мимо девушки, продавец, развесивший всё это великолепие над прилавком, тут же стал нахваливать свой товар, уверяя, будто именно его амулеты самые что ни на есть настоящие и непременно принесут удачу во всех делах.

– Спасибо, но как-нибудь в другой раз, – покачала головой Ника, с тихим ужасом представив, как будет выглядеть с подобным украшением на поясе. – Сейчас я должна принести жертвы небожителям и не могу думать больше ни о чём другом.

Оставив озадаченного таким ответом торговца, она подошла к Торине Септисе, как раз отсчитывавшей деньги за трёх голубей со связанными крыльями и лапками.

– Не трать понапрасну деньги, – неожиданно проворчала бабуля, сунув внучке испуганно дёргавшуюся птичку. – У этих обманщиков никогда нельзя купить ничего стоящего. Я отдам тебе свой талисман. Он много лет хранил меня от бед и несчастий. Теперь пусть послужит тебе.

– А как же вы? – запротестовала девушка. – Я не могу принять такой подарок.

– Мне уже ничего не нужно, – отмахнулась старушка. – Я своё отжила.

"Положу в корзину, и пусть валяется", – моментально решила Ника судьбу эротического амулета, осторожно подхватывая маму регистора Трениума под локоть.

Примерно на середине лестницы пришлось сделать остановку. Торина Септиса запыхалась, но когда внучка попыталась взять у неё голубя, решительно отказалась.

Пока бабуля восстанавливала дыхание, девушка рассматривала мраморные колонны, поддерживавшие казавшийся лёгким и воздушным фронтон, украшенный барельефами трёх богов-покровителей. Из большого круглого окна под самой крышей неторопливо струился дымок.

Их то и дело обгоняли люди, жаждущие милости небожителей, а те, кто уже обратился к бессмертным со своими чаяниями, довольно улыбаясь, возвращались обратно.

Стена за колоннами сверкала свежей побелкой, сквозь которую тем не менее просматривались очертания каменных блоков, из которых её сложили искусные строители.

Мельком оценив толщину дверей, изукрашенных медными и, кажется, даже серебряными накладками, путешественница вошла в зал, воздух которого наполняла густая смесь ароматов душистой смолы, можжевельника и горелого мяса.

В отличии от других храмов, где ей уже довелось побывать, помещение здесь имело форму не прямоугольника, а трапеции. Прямо напротив входа возвышалась бронзовая статуя Питра с курившимся перед ним алтарём, справа – Сухара, слева – Аксера.

Утренняя церемония поклонения богам уже закончилась, но Торина Септиса Ульда без труда отыскала жреца, который за несколько риалов согласился провести обряд для каждого из небожителей.

Боги получили жертвенную кровь, а святилище, кроме трёх голубиных тушек, ещё пятьдесят серебряных монет от матери регистора Трениума и десять от его племянницы за помощь в благополучно завершённом странствии.

– Надо бы ещё Нону почтить, – озабоченно бормотала старушка, спускаясь вниз по мраморным ступеням. – Но сегодня я уже что-то устала.

Успевшие заскучать рабы бодренько подали паланкин, а вот незнакомый коскид смылся, оставив Минуца одного сопровождать родственниц покровителя.

На обратном пути уставшая Торина Септиса задремала, пригревшись под меховым плащом, а младшая внучка, перебравшись к двоюродной сестре, понизив голос до шёпота, засыпала ту вопросами:

– А правда, что варвары поедают своих пленников живыми, и у них рот на животе? Неужели их женщины настолько уродливы, что всё время ходят с закрытыми лицами, а если увидят своё отражение – то падают замертво? Ещё я слышала, что у дикарей за океаном лошадиные копыта вместо ног.

Кроме того, девочка очень хотела знать: видела ли её собеседница одноглазых великанов, и несут ли заокеанские птицы яйца со скорлупой из чистого золота.

Ника терпеливо отвечала, дивясь про себя слишком детской наивности вопросов. На их фоне Вестакия Картен, дочь морехода, купца и по совместительству консула Канакерна, смотрелась гораздо более здравомыслящей и просвещённой. Та по крайней мере не спрашивала про людей с копытами и ртом на животе.

Однако Гэая не походила на дурочку. Возможно, здесь дело в том, что отец Вестакии успел побывать во многих далёких землях, где ему так и не попались ни птицы с золотыми яйцами, ни одноглазые великаны, а для Итура Септиса – всё, что дальше Даросских островов или Ольвии, уже легенда.

– Так вы прямо в лесу жили? – внезапно раздался скрипучий голос Торины Септисы.

– Там везде лес, – пожала плечами внучка, нисколько не удивляясь тому, что бабуся подслушала их разговор. – У аратачей нет ни городов, ни деревень. Они постоянно переносят свои стойбища с места на место. Поэтому отец построил нам свой дом.

– Как построил? – захлопала густыми ресницами Гэая.

– Руками, – не найдя более подходящего ответа, усмехнулась двоюродная сестра. – Сложил из камней стены, покрыл крышу, вкопал столбы под навесы.

Мать регистора Трениума презрительно фыркнула, плотнее закутываясь в плащ, а дочка, покосившись на бабулю, задала очередной умный вопрос:

– А что вы там кушали, госпожа Юлиса?

– В основном – мясо и рыбу, – ответила та. – Ягоды, орехи, съедобные корешки. Всё, что удавалось добыть в лесу.

– Сын сенатора Госпула Юлиса Лура из древнего рода ковырялся в глине, подобно жалким рабам, и словно варвар гонялся за дикими зверями, чтобы не умереть с голоду! – возопила Торина Септиса, всплеснув руками. – О, моя бедная дочь, за что тебя так наказали боги!? В родительском доме Тейса лишь ткала да вышивала, не забывая ухаживать за руками. Ей так хотелось, чтобы они выглядели гладкими и молодыми... А там, на краю света, среди дикарей, куда увёз её муж, моей ненаглядной доченьке приходилось самой свежевать животных, ковыряться в холодных, вонючих рыбьих потрохах!

Старушка закрыла лицо руками, её костлявые плечи затряслись.

– Неужели моя дочь это заслужила? И как только небожители такое допустили?! Да разве с таким умом, красотой и образованием она достойна жизни в лесу?

– Отец рассказывал, что предлагал маме вернуться к родителям, госпожа Септиса, – пробормотала девушка, смутившись при виде искреннего горя матери, потерявшей свою дочь.

– Если бы Лаций захотел – он мог бы ей приказать! – вскричала собеседница, потрясая высохшими кулачками. – Как подобает настоящей радланке, Тейса не посмела бы ослушаться мужа и осталась бы живой. Вместо этого твой отец затащил её на край света к диким варварам, заставил работать, как последнюю невольницу, и тем погубил мою доченьку!

Глаза старушки полыхали яростью, а в дребезжащем голосе звенела такая ненависть, что Ника невольно подумала: "Вот так божий одуванчик! Наверное, Наставник слишком хорошо знал свою тёщу, вот и решил остаться доживать у аратачей".

Видимо, заметив её реакцию, Торина Септиса как-то резко сникла, словно воздушный шарик через неделю после праздника. Губы бабушки скривились в жалком подобии улыбки.

– Прости Ника. Ты-то ни в чём не виновата. Должно быть, коварная Исми затуманила мне разум.

Не зная что ответить, внучка, кивнув, отвернулась и стала смотреть на улицу.

В паланкине повисла вязкая, неприятная тишина, которую не решилась нарушить даже притаившаяся, как мышонок, Гэая.

А в доме регистора Трениума их ждал сюрприз в виде толстой, рыхлой женщины в длинном, щедро украшенном лентами платье, и с высокой причёской, которая ей абсолютно не шла.

Окинув её быстрым, оценивающим взглядом, Ника обратила внимание, что вместо привычных сандалий или башмаков на ногах гостьи бесформенные чувяки, чем-то напоминавшие мокасины аратачей.

– Здравствуй, мама! – вскричала она хриплым, отдышливым голосом, встретив Торину Септису с внучками у ступеней, ведущих из прихожей в первый внутренний дворик. – Рада видеть тебя в добром здравии.

– И ты здравствуй, Анна, – ласково проворчала старушка, обнимая гостью. – Хвала богам, ты наконец-то нашла время проведать свою старую мать!

– Всё дела, – виновато улыбаясь сквозь слёзы, оправдывалась дочь. – И тяжело. Ты же знаешь, как я в холода мучаюсь? Сколько денег на лекарей извели, храму Пелкса золотую чашу пожертвовали, а дышать всё равно тяжело.

Отступив на шаг, она перевела взгляд на девушку.

– Так это и есть дочь Тейсы?

– Меня зовут Ника Юлиса Террина, госпожа Олия, – поклонилась та. – Я привезла вам письмо от моего отца, Лация Юлиса Агилиса.

– Госпожа Септиса уже рассказала, что им пришлось спасаться от гнева императора на самом краю земли. Бедная сестра: что может быть страшнее, чем умереть на чужбине вдалеке от родных людей? Хвала богам, хотя бы вам удалось благополучно добраться до нас, госпожа Ника.

"И эта во всем винит Наставника", – с неприязнью подумала девушка, ощущая нарастающую тяжесть в мочевом пузыре.

– Мы только что из святилища Сенела, – сказала она, мягко улыбаясь. – Позвольте мне привести себя в порядок и принести вам письмо, госпожа Олия?

– Ну, конечно! – благожелательно согласилась та, а Пласда Септиса добавила:

– Мы ждём вас у ткацкого станка.

Женщина кивнула на дверной проём со сдвинутой в сторону циновкой.

У занавеса, отделявшего семейную часть дома, навстречу Нике выскочила Дедера, но тут же отпрянула в сторону, склонившись в глубоком поклоне.

"Пошла встречать хозяйку, – отметила про себя девушка. – А Риата, небось, где-то шляется. Ох, разбаловала я её!"

Однако, на сей раз она ошиблась. Распахнув дверь комнаты настежь, невольница сидела на табуретке, и ловко орудуя иглой, зашивала старую ночную рубашку госпожи.

Заметив её саму, бодро доложила, что все вещи из корзин уложены в сундук, а отданная вчера в стирку одежда сохнет на чердаке.

К сожалению, местные рабы держат себя с ней довольно настороженно. Даже Солт после возвращения старательно делает вид, будто между ними ну совсем ничего не было. Риата предположила, что всё дело в Трите – одной из доверенных рабынь хозяйки.

Тем не менее, кое-что о потенциальном женихе своей госпожи невольница всё же выяснила. Постуму Аварию Денсиму чуть больше сорока лет, и он действительно один из богатейших людей Радла. Вот только в отличии от многих других толстосумов, пользуется любовью горожан за то, что часто устраивает бесплатные раздачи хлеба, оплачивает представления и призовые бои. Однако поговаривают, будто бы эта щедрость вызвана желанием заставить горожан забыть о его низком происхождении, поскольку Постум родился в семье императорского отпущенника.

Ника грустно усмехнулась. Как она и предполагала, разбогатевший нувориш возжелал потешить самолюбие женитьбой на аристократке. А тут как раз подвернулась сирота без денег, без связей, зато уверяющая, будто принадлежит к одному из уважаемых людей в Империи. Откуда он о ней узнал? Ответ напрашивался сам собой: от сенатора Касса Юлиса Митрора. А тот, в свою очередь, от Олкада Ротана Велуса.

Вернувшись из уборной, девушка умылась, и прихватив письмо, оставила Риату, которая, кажется, хотела ещё что-то сказать. Хотя и услышанного уже с лихвой хватило, чтобы испортить хозяйке настроение.

"На целых двадцать лет с лишним старше! – мысленно шипела она, шлёпая сандалиями по мраморному полу. – Ну ладно – на десять или пятнадцать, а тут из него через пять лет песок посыпется! Удружили любимые родственнички!"

Оглядев комнату, Ника сразу узнала ткацкий станок, как две капли воды похожий на тот, что стоял на первом этаже дома Мерка Картена. Только ей показалось, что супруга регистора Трениума пользуется им чаще, чем жена консула Канакерна.

Кроме данного сооружения в помещении присутствовал накрытый стол с кувшином и вазой с яблоками. Непринуждённо беседовавшие тётки и бабуля удобно расположились в креслах без спинок, а внучке предложили сесть на табурет. Принимая из её рук помятый свиток, Анна Олия недоверчиво покачала головой.

– Неужели брат написал его за океаном?

– Да, госпожа Олия, – подтвердила девушка. – Прежде чем попасть к вам, оно вместе со мной проделало путь в тысячи арсангов!

– О бессмертные боги, какая несусветная даль! – пробормотала собеседница, осторожно касаясь пухлыми, как сардельки, пальцами потрескавшейся восковой печати, и тут же отложила папирус в сторону. – Я его дома прочитаю. Сейчас мне хочется послушать, как сестра жила одна среди дикарей?

– Вы ошибаетесь, госпожа Олия, – посчитала своим долгом вступиться за "папу" Ника. – Не одна, а с мужем, которого она не покинула в беде, поступив так, как приличествует женщине из благородного рода Юлисов.

Торина Септиса презрительно хмыкнула, её дочь плотно сжала пухлые, не аккуратно накрашенные губы. Только хозяйка дома, оставаясь совершенно спокойной, с каменной улыбкой попивала разбавленное вино.

– К сожалению, я плохо помню маму, – продолжила девушка. – Она умерла, когда мне было пять лет...

Тем не менее, она добросовестно пересказала несколько придуманных Наставником историй из жизни Тейсы Юлисы Верты у аратачей.

Когда в прихожей послышался голос регистора Трениума, тётушка вдруг резко засобиралась.

– Засиделась я, домой пора.

– Куда торопишься? – недовольно заворчала Торина Септиса. – Сколько времени к матери не заглядывала и сразу уходишь.

– Нет, нет, – запротестовала дочка, с трудом поднимая с сиденья своё тяжёлое, рыхлое тело. – Фору надо проведать, прихворнула она что-то, на кухне присмотреть. Мало ли дел у хозяйки дома?

Она виновато улыбнулась.

– Тогда я тебя хотя бы немного провожу, – предложила мать, делая знак застывшей у стены Дедере.

– Вы, госпожа Ника, заходите ко мне как-нибудь утром, – неожиданно предложила тётя. – Поболтаем, я вас с детьми познакомлю.

– Непременно, – девушка постаралась улыбнуться как можно радушнее. – При первой возможности.

И подумала, что регистор Трениума, кажется, не слишком ладит с сестрой.

– Это вы, Анна, – словно подтверждая её мысли, сухо поздоровался тот, останавливаясь у края бассейна. – Виделись с племянницей?

– Да, хвала богам, брат, – с трудом поклонилась гостья. – Вот, письмо от зятя получила.

– Он написал нам всем, – сказал Итур Септис и скорбно покачал головой. – Жаль, Урбе небожители так и не дали узнать, что у нашей Тейсы есть дочь.

– Я пригласила госпожу Нику посетить наш дом, – Олия тяжело втягивала воздух.

– Разве вы уже уходите? – деланно удивился собеседник.

– Мне пора брат, – подтвердила гостья.

– Ну, пусть сходит, – немного подумав, проговорил хозяин дома. – Я не возражаю.

Откуда-то из прихожей выбежала маленькая, смуглая рабыня, и поддерживая массивную тушу Олии, помогла спуститься по ступеням.

Не глядя больше на сестру, регистор Трениума подошёл к письменному столу, на ходу приказав принести себе бокал вина и что-нибудь закусить.

– Разве ты не будешь обедать? – решила уточнить супруга.

– Нет, – покачал головой Итур Септис, усаживаясь и придвигая к себе листки папируса. – Я встречаюсь с Олом Квантом в трактире "Корона".

– Вы уже были в святилище Сенела? – внезапно спросил он у матери.

– Да, сын, – ответила та. – Паланкин нам больше ненужен.

Обедали женщины семейства Септисов там же, где и завтракали. Набор блюд тоже оказался довольно скромный, ибо по радланской традиции наиболее плотно принято насыщаться за ужином.

Хозяйку дома очень интересовали впечатления гостьи от столицы и главного храма, поэтому за столом засиделись надолго.

Дядя вернулся ещё засветло и с порога объявил, что вечером ждёт сенатора Юлиса и самого Постума Авария Денсима. Поэтому супруга обязана как следует позаботиться об угощении, чтобы ни в коем случае не опозориться перед знатными гостями.