Текст книги "Отважная лягушка. Часть 3 (СИ)"

Автор книги: Анастасия Анфимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

С сожалением вздохнув, матушка регистора Трениума причмокнула ярко накрашенными губами.

– Но я слышала, будто внутри роскошь необыкновенная! Повсюду либрийский мрамор, цирасский гранит, дерево редкостное, чуть ли не из самого Келлуана! Банарские ковры, шкуры диковинных зверей. А уж статуй всяких – вообще без счёта!

Покачав головой, старушка даже зажмурилась от переполнявшего её восторга.

"И чего она так разоряется? – фыркнула про себя Ника. – Можно подумать, Аварий ей денег дал? Или это сынок попросил мамочку промыть мне мозги?"

– Кроме дворца в Радле у господина Авария есть ещё вилла в Нессейской долине и на берегу моря возле Тарунда. В святилище этого города хранится сандалия с ноги Диолы. Когда будете там, обязательно попроси его посетить храм и прикоснуться к святыне. Твой жених известен своей щедростью, и жрецы ему не откажут.

Видимо, от чересчур продолжительной речи у бабушки пересохло во рту, потому что она послала Дедеру за разбавленным вином. А внучка всё так же молча продолжала наматывать нитки.

Осушив приличного размера бокал, матушка регистора Трениума внезапно сменила тему:

– Ты видела когда-нибудь гонки колесниц, запряжённых четвёркой лошадей?

– Не довелось, госпожа Септиса, – покачала головой девушка. – В Канакерне, где мне пришлось провести месяц, их не проводят, а в имперских городах я бывала только проездом.

– О! – старушка мечтательно закатила глаза. – Тебе надо обязательно посмотреть! Кони мчатся галопом, разбрасывая песок из-под копыт! Сверкают начищенной медью колесницы и сбруя... Как там у Ликуна Нерка?

Ось золотая горит, а сама колесница сверкает

И, драгоценная, блещет, подобна сиянию Нолипа!

Продекламировала она дребезжащим голосом, и всхлипнув, высморкалась в заботливо поданный рабыней платок.

– А дальше забыла... Раньше могла часами читать стихи и ни разу не сбиться.

Глянув на не проявившую никакого интереса к её словам внучку, бабуля нахмурилась.

– Между прочим, у господина Авария большая конюшня. Он на каждую гонку колесницу выставляет, а то и две!

Уловив в голосе рассказчицы нарастающее раздражение, Ника решила перестать её игнорировать и поддержала разговор:

– Часто его лошади выигрывают, госпожа Септиса?

– Случается, – слегка подобрев, важно кивнула та. – И тогда народ славит не только удачливого возницу, но и хозяина колесницы. Сама увидишь, как толпа приветствует господина Авария, стоит ему только появиться на трибуне ипподрома. А после того, как ты станешь его женой, горожане станут обожать господина Авария ещё сильнее! Простолюдины всегда с почтением относятся к родовитой аристократии.

"Может, бабуля просто догадалась, что женишок мне не понравился? – автоматически кивая, думала девушка. – Вот и старается утешить, исходя из своих понятий "женского счастья"? Так, богатство и слава уже были... Что там ещё?"

– Господин Постум Аварий Денсим по должности своей с самим императором дела имеет, – многозначительно проговорила матушка регистора Трениума. – Его на каждый праздник в Доминиум зовут. После свадьбы и тебя вместе с ним приглашать станут. Будешь видеться с государыней не как внучка давно умершего сенатора Юлиса, а как жена одного из самых значительных людей Империи.

"Теперь на тщеславие давит", – наклонив голову так, чтобы собеседница не видела её глаз, усмехнулась Ника.

Бабуля говорила с таким искренним восторгом и убеждённостью, что внучка почувствовала, как в душе начинает расти раздражение: "А вдруг она на самом деле так думает? Тогда всё гораздо хуже".

– Так уж заведено богами, что мужчины всё время чем-то заняты, – вздохнула Септиса. – То у них политика, то война, то денег не хватает...

Внезапно она засмеялась дробным старческим смехом.

– Нет, про твоего Авария такого не скажешь. Его богатства на пять жизней хватит...

– Но и он дома редко бывает, – резко посерьёзнела она. – Приумножает и сохраняет состояние. А значит, в его дворце ты сможешь устроить всё по собственному желанию. Родители Авария давно померли, и никто тебе мешать не будет.

"Вот батман! – мысленно взвыла внучка, испытывая жгучее желание послать говорливую старушку подальше и обязательно пешком. – Да заткнётся она или нет?!"

Опасаясь ненароком выдать своё отношение к лекции и лектору, девушка старалась двигаться плавно, не торопясь, по возможности пропуская слова собеседницы мимо ушей. Увы, на этот раз получалось плохо, и панегирики в адрес Постума Авария Денсима упрямо просачивались в сознание. Поэтому неудивительно, что требовательный стук в калитку прозвучал, как долгожданный звонок с опостылевшего урока, на котором её могли в любой момент вызвать к доске и влепить заслуженную пару.

– Здравствуйте, госпожа Септиса, – заглянувший в комнату Минуц низко поклонился матери своего покровителя. – Господин Итур Септис Даум прислал меня за госпожой Юлисой и её рабыней.

Чтобы удержать рвущийся из груди вздох облегчения, Нике даже пришлось прикусить губы.

– Простите, госпожа Септиса, – сказала она, резво поднимаясь на ноги. – Но мне надо идти. Нельзя заставлять ждать такого занятого человека, как ваш сын.

Сурово поджав губы, бабуся неохотно кивнула и жестом подозвала статуей застывшую у стены Дедеру.

А внучка торопливо проследовала в свою комнату, где Риата аккуратно раскладывала высохшее бельё. Увидев хозяйку, она нервно сглотнула.

– Господин Септис прислал коскида, – проговорила Ника, усаживаясь перед зеркалом. – Сейчас пойдём. Найди мне новые сандалии и возьми себе мою старую накидку. Неприлично свободной женщине расхаживать по городу с непокрытой головой.

Пока невольница рылась в вещах, девушка подкрасила губы, убрала выбившийся из причёски локон и надела нефритовое ожерелье.

– Эту, госпожа? – с непривычной робостью поинтересовалась рабыня, демонстрируя покрывало, которое хозяйка носила в храме Рибилы.

– Бери эту, – легко согласилась Ника, придирчиво оглядывая верную спутницу с ног до головы. – Поправь волосы, у тебя пучок на бок съехал. Посмотрись в зеркало. Да не стоя!

Девушка поморщилась.

– Сядь, причешись, а я пока переобуюсь.

В комнату вошла хозяйка дома.

– Куда-то уходите, госпожа Ника?

– Да, – кивнула та, торопливо сбрасывая сандалии. – Ваш супруг прислал за нами господина Минуца.

И подумав, сочла нужным доложить:

– Мне ещё на два камешка нитки намотать осталось.

– Вернётесь – продолжите, – благожелательно кивнув, жена регистора Трениума посмотрела на Риату. – Госпожа решила дать тебе свободу. Не разочаруй её. Оставайся такой же верной, прилежной и старательной. Помни, боги жестоко наказывают за неблагодарность.

– Я готова жизнь отдать за свою госпожу! – пылко вскричала невольница с такой искренностью, что даже хозяйке на секунду захотелось ей поверить.

Рабыня рухнула на колени, но, к счастью, не бросилась, как обычно, целовать руки девушке, а просто помогла ей обуть подаренные сандалии.

Величественно кивнув, Пласда Септиса Денса отступила, выпуская их из комнаты.

Миновав второй внутренний дворик, госпожа с невольницей вошли в первый, где, разглядывая своё отражение в бассейне, их поджидал коскид хозяина дома.

– Хвала богам, госпожа Юлиса, – изящно поклонился мужчина. – Вы, как всегда, не заставляете себя ждать.

– Время бежит так быстро, а сделать надо так много.

– О! – вскинул брови собеседник, дожидаясь, пока привратник отодвинет засов. – Кто же из философов высказал эту мудрую мысль?

– Мой отец, – сухо ответила Ника.

Усвоив урок бабули, она решила впредь избегать шутливого тона в общении с дядюшкиными коскидами. Уловив изменение в её настроении, Минуц тоже замолчал, торопливо шлёпая подошвами сандалий по замощённому булыжником тротуару.

Метров через сто девушка внезапно почувствовала неясное беспокойство, причину которого не могла найти до тех пор, пока не обратила внимание на доносившиеся сзади вздохи и глухое, неясное бормотание. Тогда она подумала, что ей просто передалось волнение шагавшей за спиной рабыни.

Когда невольница два раза в течении нескольких минут поскользнулась, хозяйка не выдержала. Попросив коскида остановиться, Ника приблизилась к Риате и тихо прошипела:

– Да, что с тобой такое?!

– Ой, не знаю, госпожа, – невольница испуганно втянула голову в плечи. Лицо её побледнело, в глазах застыл испуг, губы кривились в беспомощной улыбке.

– Хочешь вернуться? – рыкнула девушка, оглядываясь по сторонам.

Позади, метрах в тридцати от них торопливо удалялся какой-то мужчина, показавшийся ей смутно знакомым. К сожалению, он слишком быстро завернул за угол, и рассмотреть как следует его не получилось. Решив, что на данный момент есть проблема посерьёзнее подозрительного прохожего, хозяйка вновь обратилась к невольнице.

– Господин Септис, конечно, поругается немного. Но я это как-нибудь переживу. Зато ты так и останешься тем, кем была. Ну так мы идём за твоей свободой или нет? Отвечай, и клянусь Анаид, я сделаю так, как ты захочешь!

Облизав пересохшие губы, собеседница энергично закивала.

– Пойдёмте, госпожа. Простите, госпожа. Я больше не буду...

– Привыкай отвечать за свои слова, – наставительно проворчала Ника. – Прежде всего перед самой собой.

– Да, госпожа, – пробормотала Риата. – Я постараюсь.

Девушка понимала, что в душе спутницы бушует нешуточная буря. Рождённая в неволе матерью-рабыней, она не представляла себе другой жизни и казалась, если не очень довольной, то вполне смирившейся со своим положением у самого дна местного социума. Поэтому, даже становясь отпущенницей, человеком всё ещё зависимым от прежней госпожи, Риата, тем не менее, приобретала новый, гораздо более высокий общественный статус не только для окружающих, но прежде всего в своих собственных глазах. Очевидно, эти обстоятельства и заставляли женщину нервничать.

Судя по молчанию и шмыганью носом, той, кажется, удалось взять себя в руки. Вот только зудящее чувство беспокойства у её хозяйки упрямо отказывалось проходить. Теперь Нике стало казаться, что за ними следят, и она буквально кожей ощущала неотвязный, пристальный взгляд.

Увы, Минуц уже вывел их на заполненную народом улицу, и теперь, сколько бы девушка не оглядывалась, так и не смогла различить преследователя среди спешащих по своим делам горожан. Вновь вспомнился стремительно скрывшийся в переулке мужчина. Скорее всего, он и сейчас за ними идёт. Но для чего? По чьему приказу? Сразу стало тревожно.

Внезапно девушка поняла, как не хватает ей закреплённого за спиной кинжала. Она и не подозревала, насколько успокаивающе действовало на неё наличие оружия, которое можно быстро пустить в ход. Надо бы выпросить клинок у дяди, как память об отце.

Тянувшиеся по сторонам ряды многоэтажных домов резко оборвались обширным открытым пространством. Они вышли на форум городского района или по местному "региста". По середине площади возвышался длинный портик, между колоннами которого разместили свои лёгкие прилавки местные торговцы.

В дальнем конце, на невысокой платформе стоял храм, судя по фронтону, посвящённый Наклуву, богу – покровителю кузнецов и оружейников. Глянув на святилище, Ника вдруг вспомнила о металлическом прутке, судя по всему, из нержавеющей стали, составлявшим когда-то часть инвалидного кресла Виктории Седовой. Почти год она таскает его в корзине. Может, пора употребить этот металл на что-нибудь полезное? Например, на ещё один кинжал, о котором совершенно необязательно знать ни регистору Трениума, ни его супруге. В вещах девушки до сих пор хранился подарок кузнеца из варварского племени синзогов, что живут в горах за Канакерном. Тот горец взял в жёны служанку Ники, женщину из племени гантов, и по обычаю своего народа преподнёс подарок её близким. Вот только этот клинок оказался слишком тяжёл, и достаточно ловко обращаться с ним у девушки не получалось.

Пока она строила планы и предавалась воспоминаниям, дядюшкин коскид провёл их по аллее из двух рядов гранитных постаментов, на которых красовались мраморные бюсты людей, видимо, известных в регисте Трениум, и свернул к высокому двухэтажному зданию, в котором Ника безошибочно угадала базилику – сосредоточие местной власти.

Расхаживавший взад вперёд по ступени мраморной лестницы мужчина в коротком плаще, заметив Минуца, помахал ему рукой и торопливо скрылся в гостеприимно распахнутых дверях.

Обернувшись, провожатый счёл нужным пояснить:

– Господин Морон пошёл предупредить господина Септиса о вашем приходе, госпожа Юлиса.

– Он тоже его коскид? – поинтересовалась Ника, поправляя накидку.

– Точно так, – подтвердил собеседник.

Девушка с любопытством посмотрела на фронтон, украшенный сложным лепным узором из дубовых листьев. Наличие двух рядов окон по фасаду служило дополнительным подтверждением того, что перед ней не храм, а общественное здание.

Внутри оказался просторный зал с несколькими рядами массивных деревянных скамеек, на которых то тут, то там группками сидели мужчины и тихо переговаривались.

Ника догадалась, что именно здесь проходят судебные заседания в непогоду.

По правой стене шла лестница на галерею, опоясывавшую помещение по периметру. А слева выстроилась очередь, человек в двадцать, терпеливо дожидавшихся возможности подойти к глубокой нише, отделённой от зала похожим на барную стойку барьером.

В помещении стоял приглушённый шум, и, кроме Риаты с хозяйкой, не было ни одной женщины. Неудивительно, что на них откровенно пялились, от чего девушка испытывала нешуточный дискомфорт. Хорошо хоть, ждать долго не пришлось. Уже минут через пять дядя спустился вниз по лестнице в сопровождении двух мужчин, одетых прилично, но небогато.

Поймав взгляд племянницы, Септис велел ей следовать за ним.

От ниши, на самом деле представлявшей собой довольно просторную комнату, отошли два горожанина самого почтенного вида, место которых тут же заняли три коскида. В одном из которых Ника узнала мужчину, сопровождавшего их с бабулей в посещении святилища Сенела.

Разумеется, подобная беспардонность чрезвычайно огорчила тех, кто терпеливо ждал своей очереди. Крайний из них схватил за грудки одного из людей регистора Трениума, явно намереваясь отшвырнуть его подальше от заветной ниши, но тут вмешался господин Септис:

– Не сметь утраивать драку в базилике!

Его начальственный рык мгновенно перекрыл царивший в зале гомон.

– Сейчас моя очередь! – гневно возразил возмущённый посетитель, играя желваками на покрытом щетиной лице. – Я с утра стою! Семь горшков успел бы сделать!

– Хочешь сказать, что очень занят, а я здесь прохлаждаюсь? – насупился регистор Трениума. – Это мой коскид, и мне нужно к квестору Саску. Или хочешь, чтобы я его к себе наверх вызвал? Тогда вы его сегодня точно больше не увидите!

Отпустив побледневшего мужчину, нетерпеливый гончар смутился.

– Подходите, госпожа Юлиса, – подозвал дядя племянницу.

Ника увидела два письменных стола. Один – у самой стойки, второй – в глубине помещения. За передним восседал невзрачный человечек с покрасневшими глазами и плохо выбритым лицом.

При виде начальства квестор попытался угодливо улыбнуться.

– Чем могу услужить, господин Септис?

– Моя племянница, госпожа Ника Юлиса Террина, желает дать свободу своей рабыне, – надменно проговорил тот.

– Купчая у вас с собой, госпожа Юлиса? – к немалому её удивлению поинтересовался квестор.

– Нет, – растерянно покачав головой, девушка беспомощно посмотрела на дядю.

Она даже не представляла, что в Империи на покупку живого товара нужен какой-то документ. Заваливая мозги названной дочери правилами этикета, родословной славных предков и сочинениями каких-то замшелых мудрецов, Наставник совершенно упустил из вида сведения, необходимые Нике в обычной жизни.

– Она прибыла с Западного побережья, – пришёл на выручку регистор Трениума. – А там с торговлей рабами никогда порядка не было.

Квестор задумчиво почесал лысеющую макушку. Ещё недавно ворчавшая очередь затихла. Люди с интересом наблюдали за происходящим.

– Кто-то сможет это подтвердить? – заметно робея, проблеял Саск, слегка втянув голову в плечи и явно разрываясь между служебным долгом и почтением к начальству.

– Я! – гордо заявил Итур Септис Даум.

– Тогда, конечно, господин Септис, – заискивающе улыбнулся квестор, пододвигая одну из лежащих на столе стопок папирусных листов, сшитых на манер толстой амбарной книги. – Сейчас, сейчас.

Быстро отыскав нужную страницу, он потянулся за торчавшим в чернильнице пером.

– С вас двадцать риалов, госпожа Юлиса.

За время своего путешествия Ника уже успела усвоить нехитрую истину, состоящую в том, что в этом мире за всё принято торговаться, поэтому усмехнувшись:

– А почему так дорого? – стала отвязывать от пояса кошелёк.

В очереди кто-то нервно захихикал.

Квестор недовольно зыркнул на дерзкую посетительницу, но вспомнив, кому и кем она приходится, снизошёл до объяснения:

– По закону отпускную грамоту следует писать на лучшей телячьей коже. Отсюда и цена, которую назначает сам регистор.

При этих словах он указал глазами на сурово молчавшего начальника. Мигом прикусив язык, девушка безропотно выложила на стойку двадцать серебряных монет.

– Как будут звать отпущенницу? – деловито поинтересовался Саск, сгребая деньги.

Ника уже знала, по местным традициям имя получавшего свободу раба, как правило, остаётся прежним, если, конечно, оно звучит достаточно благозвучно, а вот то, что на родине попаданки называют "фамилией", присваивают по имени бывшего хозяина. Вот только такое ответственное решение о судьбе невольника принимает исключительно глава семьи, то есть мужчина. Поэтому девушка решила не дивить лишний раз жителей Радла и отчеканила:

– Риата Лация Фида!

– Верная? – на всякий случай уточнил квестор.

Посетительница утвердительно кивнула, а регистор Трениума одобрительно пробормотал:

– Похвально, госпожа Юлиса, что вы не забываете своего отца.

Чиновник обернулся к молодому коллеге, сидевшему за столом в глубине комнаты.

– Слышали, господин Сатрий?

– Да, господин Саск, – отозвался тот, вытаскивая из-под вороха папирусных листков кусочек пергамента размером с почтовую открытку.

– Кто будет свидетелями? – спросил квестор у Ники.

– Они! – ответил вместо племянницы дядя и указал на скромно стоявших за спиной мужчин.

Первым делом чиновник выяснил: являются ли они свободными гражданами и к какой городской общине приписаны? Затем поинтересовался: не давали ли они клятву коскидов кому-нибудь из ближайших родственников госпожи Юлисы? И только получив отрицательный ответ, стал заносить их имена в свой талмуд.

В это время Сатрий, закончив писать, присыпал чернила мелким песочком.

Занеся в книгу все положенные данные, квестор громогласно объявил:

– Риата Лация Фида!

Бывшая рабыня робко приблизилась к стойке.

– Я здесь, господин.

– Сними знак рабства и подай мне.

Захлопав ресницами, женщина с недоумением посмотрела на хозяйку.

– Табличку давай! – досадливо морщась, подсказал регистор Трениума.

– Ой, простите, господа, – поставив на пол корзину, Риата торопливо сняла с шеи шнурок, на котором болталась металлическая пластинка.

Передав её чиновнику, бывшая рабыня получила взамен кусочек пергамента. Прочитав текст, выведенный на нём аккуратным каллиграфическим почерком, она низко поклонилась.

– Да хранят вас все боги, добрая госпожа Юлиса. Пусть небожители не оставят вас своей щедростью и благодатью, господин Септис.

Отступив на шаг, отпущенница Лация, достав из корзины накидку, с каким-то особенным благоговением прикрыла ей свою голову.

Бросив беглый взгляд на табличку, квестор передал её своему помощнику. Присев на корточки, тот достал из-под стола маленькую наковаленку, зубило и молоток. Двумя резкими отработанными ударами Сатрий почти перерубил бронзовую пластинку напополам, после чего, согнув, бросил в стоявший в углу широкогорлый кувшин.

– Вот теперь вы можете считать, что выполнили свою клятву, госпожа Юлиса, – улыбнувшись, регистор Трениума жестом предложил ей отойти от стойки и позволить терпеливо дожидавшимся клиентам наконец-то пообщаться с квестором Саском.

– Благодарю вас, господин Септис, – поклонилась девушка. – Вы даже не представляете, какую тяжесть сняли с моей души.

– Надеюсь, в следующий раз вы хорошенько подумаете, прежде чем, давая обещания, брать в свидетелей небожителей, – наставительно проговорил дядя.

– Можете не сомневаться, – заверила племянница. – Этот урок я усвоила хорошо.

– Тогда отправляйтесь домой, госпожа Ника, – деловито распорядился собеседник. – И передайте госпоже Пласде Септисе, что я обедать не буду. А к ужину пусть приготовят улиток в козьем молоке. У меня будет важный гость.

– Всё передам, господин Септис.

– Господин Минуц! – окликнул покровитель болтавшегося рядом коскида. – Проводите госпожу Юлису.

Покинув базилику, девушка попросила провожатого остановиться и обернулась к шагавшей позади Риате.

– У тебя сегодня особенный день, Лация, – сразу же назвав служанку новым именем, хозяйка специально подчеркнула произошедшие в жизни бывшей рабыни изменения. – И я хочу, чтобы он запомнился тебе не только обретением свободы, но и ещё чем-нибудь хорошим. Сходи развлекись, выпей вина, погуляй по городу, загляни на рынок.

С этими словами она протянула ей изрядно похудевший кошелёк.

– Значит, вы меня отпускаете? – дрогнувшим голосом уточнила женщина, осторожно протягивая руку.

– Иди, – подтвердила Ника. – Только вернись до наступления темноты и... будь осторожна.

– Уж в этом можете не сомневаться, госпожа, – широко улыбнувшись, Риата Лация, сунув деньги в пустую корзину, быстро затерялась среди спешащих и неторопливо прогуливавшихся горожан.

Обернувшись к коскиду, девушка успела заметить его насмешливо-пренебрежительный взгляд.

– Вы хотите что-то сказать, господин Минуц? – с вызовом спросила она, не отводя глаз.

– Вы очень сильно привязаны к своей служанке, госпожа Юлиса, – игриво улыбнулся провожатый.

"Он это на что намекает?" – с недоумением подумала Ника, а когда поняла, и в памяти всплыло здешнее словечко "совлена", то чуть не покраснела... от негодования, вновь остро сожалея о том, что тётка забрала у неё кинжал.

– Эта отпущенница спасла мне жизнь! – чеканя каждое слово, племянница регистора Трениума наступала на невольно попятившегося коскида. – А отец учил меня помнить добро, потому что боги беспощадно карают за неблагодарность. Вы меня поняли, господин Минуц?

– Конечно, конечно, – поспешно закивал изрядно обалдевший собеседник.

– А каждый, кто подумает что-то дурное, просто подгоняет великий и разнообразный мир под свои узкие, низменные чувства! – закончив отповедь, Ника с гордым видом перебросила правый край накидки через левое плечо, и зло зыркнув на притихшего мужчину, быстро пошла прочь. Дорогу до дядиного дома она запомнила достаточно хорошо, чтобы обойтись без провожатых.

Однако, коскид, получивший совершенно чёткий приказ покровителя, поспешил следом.

"Теперь всем разболтает, что у племянницы Септисов нетрадиционная сексуальная ориентация, – пыхтя от возмущения, как перегретый чайник, думала девушка. – Вот батман! Только такой славы мне и не хватает!"

Шагавший позади Минуц благоразумно помалкивал, а она, постепенно успокаиваясь, невольно замедляла шаг: "Ну и что? Как будто здесь этим кого-то удивишь? Тут же полнейшая сексуальная свобода во всех мыслимых и немыслимых проявлениях... Но всё равно неприятно".

Спешно отворив калитку, дюжий привратник сейчас же склонился в глубоком почтительном поклоне.

То, что любимый супруг не явится к обеду, тётушку не удивило, а вот вкусовые пристрастия важного гостя, кажется, явно озаботили. Так что отправив племянницу в комнату ткацкого станка, госпожа Септиса поспешила на кухню, то ли проверить наличие свежих улиток, то ли послать кого-нибудь на рынок за свежим молоком.

Ника ещё минут пятнадцать в одиночестве возилась с грузиками и нитками, а потом её навестила двоюродная сестра. Дав пару дельных советов, Гэая вновь принялась расспрашивать путешественницу о дальних землях, за одно поведав и о своей тяжкой доле.

Без взрослых девочка вела себя гораздо раскованнее, поэтому племянница регистора Трениума узнала много интересного о его семье.

Впечатления первого дня и выводы многоопытной Риаты получили дополнительные подтверждения. В доме Септисов действительно придерживались старинных обычаев радлан.

Гэая жаловалась, что именно из-за строго следования традициям, родители не берут её на гонки колесниц, хотя Фора, дочь тёти Анны Олии, уже не раз там была. А ещё мама запрещает читать свитки со стихами некоторых поэтов, из-за того, что они, видите ли, слишком вульгарные. А девочке так хочется ознакомиться с "Поэмой рассвета" Нектона Битийского.

Её собеседница слишком мало знала о творчестве данного сочинителя, да и на гонках ей бывать тоже не приходилось. Но не желая влезать в чужие семейные дела, она ограничилась настолько же формально правильным, насколько и бессмысленным заявлением о том, что родителей надо слушать, ибо все их действия направлены исключительно на пользу детей.

Видимо, рассчитывавшая на сочувствие, Гэая надулась и сразу ушла, сославшись на какие-то важные дела. Зато почти тут же появилась её мамочка. Мельком глянув на готовые грузики с нитками, она в общем и целом оказалась довольна работой племянницы, пообещав после обеда показать, как надо крепить основу к верхней планке станка.

Вернувшись в свою комнату, Ника сполоснула руки в тазике с водой, и завалившись на кровать, незаметно задремала. Всё-таки ранние подъёмы и бесконечная нервотрёпка последних дней очень сильно её вымотали.

Снилось девушке что-то непонятное, тёмное, клубящееся: то ли густой чёрный дым, то ли грозовая туча, готовая вот-вот обрушиться на беззащитный мир ударами молний и порывами ураганов. Внезапно девушка почувствовала, как падает в это бурлящее нечто. Стало так страшно, что она вскрикнула и проснулась.

Сердце колотилось так, словно намеревалось, подобно киношному "чужому", проломить грудную клетку и вырваться наружу. Несколько раз глубоко вздохнув, Ника, сев на кровати, провела тыльной стороной ладони по лбу, с раздражением ощутив на коже липкие капельки пота. Сквозь затихавший в ушах шум донеслись чьи-то шаги. Кто-то почти бежал, громко шлёпая сандалиями по каменному полу.

Распахнулась дверь, впуская в комнату свежий воздух и яркий дневной свет, от которого девушка сощурилась, прикрывая ладонью глаза.

– Вы здесь, госпожа? – голос Риаты Лации звенел подобно туго натянутой струне.

– Где мне ещё быть? – моргая, проворчала хозяйка. – Почему так мало погуляла? Теперь не знаю, когда смогу отпустить тебя в город.

Оставив дверь полуоткрытой, бывшая рабыня стремительно вошла, и сделав пару шагов, совершенно неожиданно для госпожи плюхнулась задом на табурет.

Её лицо в тени накидки казалось неестественно бледным, огромные, как плошки, глаза смотрели на Нику со смесью боли, жалости и ужаса.

– Что случилось? – не на шутку встревожилась та, бросив взгляд на дверь. Во внутреннем дворике чуть слышно переговаривались невольники, расставлявшие мебель для обеда.

В волнении облизав губы, Риата Лация выпалила:

– Меня, госпожа, на форуме господин Ротан поймал. То есть встретился.

– Олкад? – на всякий случай уточнила собеседница.

– Да, госпожа, – подтвердила служанка. – Сказал, что с самого утра меня поджидает.

– Зачем? – мгновенно насторожилась девушка, понимая теперь, чей взгляд не давал ей покоя по пути в базилику.

– Хотел, чтобы я вам кое-что передала, – понизила голос отпущенница. – Важное.

Она глубоко вздохнула.

– Про вашего жениха.

– Говори! – хозяйка подалась вперёд, отчётливо понимая, что не услышит ничего хорошего.

– По приказу сенатора Юлиса господин Ротан должен вернуться в Этригию. Но перед тем, как покинуть Радл, он просил передать, что по-прежнему любит вас и надеется на ответное чувство.

– Уф! – шумно выдохнула Ника. – Нужна мне его любовь! Постой, а Аварий здесь причём?

– Он лагир! – выпалила бывшая невольница. – Господин Ротан сказал, что вы должны об этом знать.

Понимая значение этого слова, хозяйка пренебрежительно фыркнула:

– И из-за этого ты так всполошилась? Да у вас тут через одного такие!

– Нет, госпожа, – мягко, но решительно возразила Риата Лация, подробно объяснив разницу, заключив. – В молодости, конечно, со многими такое случается. У кого по любви, у кого из любопытства, а кто хочет покровителя ублажить. Да только господин Аварий уже давно не безусый юноша.

– Вот батман! – зло выругалась девушка, стукнув кулаком по матрасу. Мысли метались в пустой голове, как пластиковые шарики в лотерейном барабане. – "Ну, удружили родственнички! Неужели ни Септисы, ни сенатор не в курсе пристрастий жениха? Нет, уж если Олкад знает, так им и подавно всё известно. Ну, и зачем ему супруга?"

Она поморщилась, не замечая, как побледнели костяшки пальцев крепко вцепившиеся в край одеяла.

"Для престижа! Чтобы хвалиться знатной женой перед другими нуворишами! А может, оно и к лучшему?"

Ника криво усмехнулась.

"Не станет докучать этими, как их? Супружескими обязанностями! Да мы ещё посмотрим: будет свадьба или нет?"

Хотя в последнем она была уже не так уверена.

Хозяйка посмотрела на служанку, но не смогла поймать её взгляд. Отпущенница продолжала таращиться в пол, нервно теребя край накидки. Лицо женщины по-прежнему оставалось бледным и напряжённо-сосредоточенным.

"Неужели её так напугало пристрастие Авария к мужской любви? – с нарастающей тревогой подумала хозяйка. – Как-то не очень верится".

– Это всё? – спросила она, пристально глядя на собеседницу.

– Не совсем, госпожа, – пробормотала та, наконец-то подняв глаза, выражение которых Нике совсем не понравилось. – Я, как с господином Ротаном поговорила... Не сразу сюда пошла.

– Это твоё дело! – раздражённо отмахнулась девушка. – Такие новости и подождать могут. Ещё есть что сказать?

– Как не быть, госпожа, – служанка, вздохнув, сдвинула накидку с головы. – У меня, госпожа, знакомый в Радле имеется. Прислужник на кухне гостиницы "Счастливый жёлудь". Туда часто мой бывший хозяин заходил, ну тот, что играл в кости. Помните, я говорила?

Слушательница кивнула, инстинктивно чувствуя, что рассказчица наконец-то дошла до самой важной части своего повествования.

– Там я с Эваром и познакомилась, – продолжала Риата Лация. – Пару раз с ним тогда покувыркались... Ну... вот я и решила его навестить...

– Дальше! – торопила девушка. Зная о кипучем темпераменте бывшей невольницы, она не сомневалась, что та не откажет себе в подобного рода удовольствиях.

– Сколько времени прошло, – с грустной улыбкой покачала головой служанка. – Я уже и не надеялась его застать... Но, хвала богам, живой оказался. Постарел только. Вся борода седая. Поговорили с ним, прежние времена вспомнили...