Текст книги "Там избы ждут на курьих ножках..."

Автор книги: Анастасия Вихарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 43 страниц)

– Что же, не помогать никому? – не согласилась Манька.

– Конечно, мимо беды проходить, не след. Беда войдет и выйдет, сделав круг, и откроется правда. Но не болью должен руководствоваться человек, а знанием. Тот же нищий, позовет вампир – и пойдет убивать тебя. Подавать можно и нужно, но не всякому и не во всякое время.

– А с чего им меня убивать? Какой смысл? Я ведь не мешаю…

– Ты убила матушку Благодетельницы, и язык повернулся спросить какой?! – Дьявол удивленно покачал головой. – Праведный гнев!

– И у меня нет шанса выжить? – Манька устремила тоскливый взгляд в небо.

– Есть. Если победишь и не раскроешь себя. Расклад такой: оборотни в большинстве своем идут понять, что происходит в этом лесу. И когда обнаружат труп Бабы Яги, непременно попробуют тебя достать. И достанут, если не сумеешь как следует спрятаться.

– А почему раскрыть нельзя? Они же все равно меня увидят, когда поймают.

– Если тебя оборотни убьют, зверь засветится на челе Его Величества. Вот уж вампиры-престолонаследники посмеются! В принципе, и ты радуйся, поясок в Аду не помешает.

– Ну так… И что? Мне дать им в отместку себя убить? – недовольно вскинулась она.

– Ха! В том-то весь фокус! Чтобы подставить вампира, умереть надо достойно – сражаясь! Чтобы земля поднимала тебя, выставляя оборотня на той стороне, как убийцу, и не делала вампира оборотнем! Чтобы зенки вампиры на Его Величество пялили, а про тебя не уразумели. Даже человек не поднимается на вампира, кто подумает на проклятого? Если вампиры на мгновение забудут о своем превосходстве и заподозрят, что это ты, через пару часов здесь будут и Благодетельница, и Его Величество, и драконы, и спецподразделения. Что последует за этим, думать не хочу, но могу предположить. Представь, на государственном уровне тебя отучают любить жизнь… – это хуже, чем прохлаждаться в геенне огненной, имея поясок. Поэтому умрешь, как герой. Но безымянный!

– Ужас! – содрогнувшись, согласилась Манька, представив, сколько народа будет ловить ее одну.

– Не думай о плохом. Ты же еще не погибла! Если не раскроешься и победишь, вампиры еще долго не рискнуть сюда сунутся, пока не исследуют, кто и зачем выступил против Благодетелей. И будут не тебя искать, а раскрывать заговор. А это тебе на руку. Поэтому, лучше подумай, как от беды укрыться.

– Думаю! – раздосадовано проговорила Манька, устремив унылый взгляд сквозь деревья. – Только в голову ничего почему-то не приходить. Кто они, а кто я!

– Что может остановить человека-оборотня и зверя-оборотня?

– Кошелек, набитый деньгами! – уверенно ответила Манька, вспомнив свои отношения со многими людьми, в которых теперь уже подозревала оборотня. – «Поцелуй меня в зад!» – скажут, если без денег сунутся в место, где оборотни засели. Давай найдем клад, раскидаем деньги по лесу, и пусть они их собирают, а мы смоемся! – пошутила она

– Где начнем искать: отсюда, или знаешь место получше? – ответил Дьявол сердито. – Не паясничай! Оборотней вампир поведет. Кошельком он не соблазниться, а благосостояние оборотня вряд ли его интересует. Хотя… – Дьявол пощелкал у себя в уме калькулятором, который выискивал причинно-следственные связи, – при обычном раскладе, когда оборотень сам по себе, это могло бы сработать. Вампиры же не всегда со зверем…

– А зачем вампиру вообще убийца, когда он сам мог бы? Я думала оборотни рыщут по лесу, кого нашли, того и съели! – Манька перебирала в уме все случаи из жизни, когда могла бы наткнуться на оборотня.

– В лесу? В полнолуние? Ночью? Грибы что ли жертва собирала? – скривился Дьявол. – Вампир может внушать человеку, пусть и не укушенному, определенные желания через укушенного. Сам по себе оборотень далеко от дома не уходит, нападая на любую тварь, которую найдет в поле. Чаще собаки страдают, реже человека встретит, который припозднился. Но нам на таких рассчитывать не приходится. Наши под вампиром будут. Их, как правило, жертва уже дожидается… В глухом лесу, в полнолуние, ночью… – Дьявол тяжело вздохнул.

– Похоже на то, – согласилась Манька, вспомнив, сколько раз жертву оборотня находили именно в глухом месте, куда никто никогда не ходит.

– Да, и вот еще что, днем это будут люди, но люди, управляемые зверем, озабочено сообщил он. – Не все, некоторым нравится все полнолуние оставаться зверями. Есть такие, которые без полнолуния звереют, но они на строгом учете, цены немалой, и вряд ли появятся.

– Получается, ночью я буду драться с вампирами, а днем со зверями? – затравлено простонала Манька, отказываясь поверить, ей придется убивать не только зверей. – То есть ночью со зверями, а днем с людьми?

– Именно! – с оптимизмом расплылся в улыбке Дьявол. – И ты должна это очень хорошо запомнить, чтобы рука не дрогнула, – он исподлобья смотрел на Маньку, сочувствуя ей, но как-то вяло.

– Ужас! – ответила она, понимая, что рука у нее на человека не поднимется.

Манька завыла, но молча, слушая, как выйная болезнь идет от сердца. Говорить ей с Дьяволом ни о чем больше не хотелось. Сердце болело, обнажая муку предстоящего сражения. Она уже решила, что пожертвует собой, и мысленно прощалась и с Дьяволом, и с избами, и со всеми жителями своей деревни. Впрочем, у нее еще был месяц, чтобы привести дела в порядок. Никаких особенных дел у нее, как оказалось, не было. Но созрел план спасения: если подняться чуть выше по реке, и часть проплыть по воде, то можно было бы найти такое укрытие в земле, которое схоронило бы ее на время полнолуния. Дьявол мог бы помочь, но избы в землю не спрячешь. Хотя, вряд ли избу напугаешь оборотнем, вон у них ноги какие…

– А вот скажи мне, почему не каждый укушенный становиться оборотнем? Почему одних оборотни убивают, а других делают себе подобными? – поинтересовался Дьявол через некоторое время, заметив, что Манька долго молчит.

– Они так делают? – удивилась она, замечая, что впереди открытое пространство и снега намело еще больше, чем среди деревьев.

– Не будь меня, – заметил Дьявол, хмыкнув, – тебя бы уже три раза развенчали, три раза растерзали и трижды съели, – и с грустью проворчал: – Я, в общем-то, не должен тебе помогать. Мне бы дождаться, когда поймешь, что они идеальные, но пока все получается наоборот: совершенно идеальные свои творения начинаю рассматривать с объективной стороны… Это какой-то неправильный сценарий!

– Ты наплодил, а я должна объяснить? – от возмущения Манька задохнулась, срываясь. – Я понятия не имею, как они делают! Я о них от тебя узнала! Я вообще не понимаю, как я могла поверить тебе! Я теперь перед всеми полное дерьмо…

– Ну ладно, ладно! – примирительно сказал Дьявол. – Не так много времени осталось, когда о тебе уже никто ни вспомнит. Душу-вампира будут помнить чуть дольше, Царям ведут строгий учет. Но кто помнит царей Атлантиды, которые поднимали Ваала?

Он стал высматривать место для остановки, помогая ей выбраться из очередного сугроба, в котором она увязла по самые бедра. За ней оставалась глубокая траншея, тогда как Дьявол почти парил над сугробами. Избы остались позади, разбирая сухой валежник.

Обычно Дьявол устраивал небольшую оттепель, а потом замораживал поверхность до образования толстого ледяного наста, и в железных обутках Манька катилась по насту, как на санках. Так и железо снашивалось, и она меньше уставала. Одно плохо, что в горку приходилось посохом и пинками выбивать себе лесенки, иначе было не подняться, а самодельные санки тянули ее назад. Но с утра путь их лежал на подъем, и поэтому Дьявол решил, что на выбивание лесенок уйдет больше времени, чем по рыхлому снегу, и будет лучше, если она этот путь проползет на брюхе. Манька сначала согласилась, но теперь уже пожалела об этом. Только избам, которые неспеша следовали то впереди, то позади, выгребая по дороге сухие деревья и проглатывая их внутрь себя, сугробы были нипочем, не доставая им до лапищ. Они перешагивали через невысокие деревья, а в местах, где деревья были большими, оставался широкий след, будто примятая трава. Ноги у изб были длинные, и в полный рост они возвышались над лесом, как исполины. А если печки в избах топились, то напоминали корабли.

Еще немного, и Дьявол свернул к реке, оставив Маньку одну. Через минут десять он вернулся, приободрившись.

– Там впереди есть прекрасное место, давай-ка мы, пожалуй, пустим там корни, – предложил он.

Он подошел сзади, закрыл ей глаза рукой, и вдруг Манька почувствовала, будто на мгновение оторвалась от земли и снова стояла твердо, чуть проваливаясь в снег.

Когда Манька открыла глаза, она потеряла дар речи. Место выглядело совсем не так.

И следов не было нигде.

Дьявол наступил на край плаща и свистнул, сунув два пальца в рот, будто свистел кому-то.

– Там избы понять не могут, куда мы помчались, – пояснил он. – Я подумал, раз уж готовиться к битве, сотня километров железу погоды не сделают. Догонишь летним снашиванием. Ну, – он потер ладони, – пора приниматься за дело! Избы будут тут только к ночи. У них хоть и длинные ноги, и бегают, как страусы, но путь неблизкий. Курица без остановки не может, все же не страус!

Манька оглянулась и ахнула.

Гора за спиной поднималась к небу, совсем недалеко – и была такая огромная, что ей и за три недели, наверное, ее не покорить! Манька смотрела на гору с восхищением и не могла оторвать взгляд. И только когда Дьявол стянул с нее котомку и вязанку с посохами и неугасимыми ветвями, которые перед самым их отправлением в поход он срезал на месте захоронения, где они проросли и окрепли во множестве – она пришла в себя.

Место и впрямь оказалось удачное: большая долина на возвышенности, образованная изгибом незамерзающей широкой реки с быстрым течением, с пологим на этой стороне берегом, который спускался вниз в виде огромного открытого поля или луга, и очень крутым берегом на другой стороне. Сторона, откуда они пришли, просматривалось, как на ладони – огромная белая пустыня. Получалось, что они не на горе, но уже ступили на нее одной ногой. Горы были и слева, и справа от горы, еще выше и круче. Лес наползал на предгорную гряду, начинаясь неподалеку, и где-то на треть покрывал гору, огибая огромное озеро, заполнившего низменную чашу, из которого, собственно, река брала начало. Но об озере Манька узнала позже, когда снег сошел, и гладь его оттаяла, а при осмотре лишь вскользь отметила про себя, что в той стороне на огромном пространстве нет лесного массива.

Дьявол придирчиво осматривался, довольно потирая руки. Измерил площадь, вдруг оказавшись на опушке, слетав в одну сторону, в другую, потоптался на берегу… Вязанка неугасимых ветвей, которую он нес сам, лежала рядом с Манькиной, которую она везла на санках. Часть из ветвей он уже зажимал подмышками. Воткнул толстую рогатину в землю, чтобы загорелся костер, посадил ее ломать неугасимые ветви на такие доли, чтобы в каждой было по четыре почки, а сам отправился втыкать их по всему периметру открытого пространства на расстоянии пятьдесят – сто метров друг от друга, иногда углубляясь в лес.

Дело это оказалось не из легких – и вскоре, как только Манька разрезала ветви, он и свою работу переложил на нее, оставляя себе дальние углы, в которых тоже заказал лето. Садить ветви у Дьявола получалось быстрее, и пока она зарывалась в снег и долбила посохом и топором твердую землю на один саженец, он успевал высадить все пять. Вышла убывающая луна, осветив и гору, и искрящийся всеми цветами снег призрачным голубоватым сиянием.

Рассаживали неугасимое поленье дерево до самого появления изб, а появились они, спустя часа четыре.

Манька забыла об оборотнях, когда заметила вдалеке огненные всполохи и языки пламени, вылетающие из труб двух бегущих изб. Сначала она испугалась, подумав, что в избах пожар, но, приглядевшись, заметила, что сами избы не горят, и ей стало радостно: бежали они к ней!

Дьявол тоже не смог сдержать улыбки, похлопав ее по спине.

Спустя еще час обе избы топтались рядом, присматривая и расчищая себе место, чтобы присесть. Место они выбрали недалеко от реки, перед спуском, по границе которого река по весне поднимала свои воды.

– В избушке почаевничаем или на воздухе посидим? – спросил Дьявол, когда обе избы устроили себе место и Манька и Дьявол смогли расслабиться и отдохнуть, перенеся костер поближе к избам.

– Не-а! Запах мертвечины еще не выветрился. Старшая избушка пока болеет, а в избе-баньке жарковато. Я переночую в предбанничке, а почаевничаем на воздухе.

Она достала живую воду и отпила глоток, протянув бутыль Дьяволу. Он тоже отпил и наполнил ее снегом, туго завернув крышку.

– А что ты делаешь? – спросила она, заметив, что Дьявол подозвал старшую избу и попросил ее раскопать глубокую яму и зарыть ее снова, оставив в земле ту самую рогатину, которую нарастили два полена, где она вызволила избы.

– Мне зачем-то тут понравилось. Чисто, свежо, – ответил Дьявол, забирая у Маньки котомку.

Он занес котомку в предбанник усевшейся избы-баньки и вышел с котелками и железным караваем. Заметив в руках Дьявола железный каравай, зубы у нее опять заныли, но не так как раньше. Дьявол не соврал, когда сказал, что если грызть железный каравай, зубы отрастут. Они вправду отрастали, но, наверное, благодаря живой воде. Сразу зачесались десны. От чесания десен о железо в последнее она даже получала удовольствие, и кусочек железного каравая постоянно держала во рту, как жевательную резинку.

– Видишь, полыньи? – он указал в сторону реки. – Река здесь широкая, глубокая, с бурным течением. Если лед сойдет, со стороны реки будет безопасно.

Понравилось и понравилось. Углубляться в планы Дьявола Манька не стала.

Она привыкла к долгим разговорам, утро зимой наступало поздно, и выспаться она успевала, но не в этот раз – копая землю, она устала. Банька по дороге протопила сама себя, в предбанничке было тепло, а в бане жарко, перед ужином она хорошенько прогрелась, напарилась, окатив себя водой, чувствуя прилив сил и приятную истому.

Пока она обсыхала, Дьявол приготовил чай, заваренный на брусничных листьях, выкопанных из-под снега, когда садил черенки, и скромный ужин, наколупав из кедровых шишек орехи и прибавив к ним клюкву, в изобилии росшую на небольшом промерзлом болоте. Насобирали ее про запас. Благо нести лишнюю тяжесть не пришлось: все, о чем в правилах поиска нужного человека не говорилось, сразу же отдавали на хранение избам. Манька открыла котомку и выложила на сковородку рыбу, все кусочки сразу. Она приберегала их на тот случай, когда они были далеко от реки, и пока Дьявол разливал чай, разогрела их над костром, обдумывая расстояние, на которое Дьявол ее перенес в мгновение ока, на которое у нее ушла бы не одна неделя. Получалось, что он и вправду не врал, когда говорил, что может доставить ее куда угодно.

Она неторопливо дула на кружку с горячим чаем, остужая кипяток. Чай на живой воде быстро восстановил силы, и спать расхотелось. И любовалась и луной, и крупными звездами. И неожиданно, справа от реки, с южной ее стороны, внизу, не так далеко, километрах в тридцати, заметила огни небольшого селения. Неподалеку от него еще одно. Над селениями стояло едва видимое зарево от огней.

Она так давно не была среди людей, что уже не могла не думать о них.

И сразу же вспомнила, что скоро Новый год, и что на Новый Год ей никогда-никогда не дарили подарки. Раньше она старалась о празднике не вспоминать, но сейчас все было по-другому, и когда заметила небольшую пушистую елку недалеко от изб, сразу представила ее нарядной, подумывая о том, чем бы украсить и какие подарки приготовить избам и Дьяволу.

И сразу же вернулись тяжелые мысли…

Конечно, лес можно было и в избушке проскочить, но как управлять избами она не знала: избушка сразу же садилась и ни в какую дальше не двигалась, разве что в печь за хворостом. И еще плохо: ни посох, ни обувь не снашивались. И каравай как будто становился тверже – или она только так думала? Да только так решила, что если по правилам положено обойти всю землю пешим ходом с железом, чтобы найти Идеальную Женщину, то должна она идти, и нечего отлынивать. Теперь, когда она знала, что Благодетельница вампир, в предпринятом мероприятии она уже сомневалась.

Но по большому счету дела надо было доводить до конца.

Только вот оборотни…

В голове не укладывалось, что люди могут войной идти на человека, просто лишь потому, что самая злобная кощеиха углядела в ней соперницу. И как человек мог быть одновременно и человеком, и зверем? Или вампиром? Но много примеров находила, когда только так можно было объяснить, что происходит с человеком, когда он остается не с себе подобным. Сосед у нее…

Сначала она не поняла, почему сосед все время такой избитый. Синяки по всему телу, то ногу сломал, то ребро. Было, что в больницу его отвозили. И заприметила она, что происходило с ним что-нибудь каждый раз, как сын у него из города приезжал. Город не город, а там, на юге, был небольшой цивилизованный городишка, где встречные и поперечные пересекали границу, останавливаясь для проверки документов. Сыном сосед гордился, доходная служба, и с виду был весь ухоженный и прилизанный, жена хорошая, тихая, незаметная…

В детстве Манька помнила его сопливым и злым – постоянно к ней цеплялся и изводил разными обзывательствами.

И как-то раз она вдруг услышала, что сосед будто стонет, и повалилось что-то во дворе у него. Перемахнула она через забор и распахнула двери в сени, а там… Сын бьет отца, да с таким удовольствием, будто чай в прикуску с сахаром пьет. Манька схватила лопату и заорала, что есть мочи: а ну отпусти, тварь!

Отца-то он отпустил, извинился даже, да только как повернулась к нему спиной, вдруг почувствовала неладное, и едва успела отскочить в сторону: соседский сын летел на нее с топором, будто флаг в руке держал. Ну и приложилась Манька по спине его лопатой.

И затаскали бы ее по судам, если бы сосед после случая того, спустя неделю, концы не отдал, рассказав при свидетелях, как дело было на самом деле.

Сын отмазался. Сразу после смерти отца он начал уговаривать Маньку отказаться от своих показаний, будто отец его вроде как первый начал. Манька от слов не отказалась, да только ее никто не спрашивал, без нее обошлись.

Как он мог-то? А вот мог! И вдруг поняла, что именно такие люди пойдут на нее войной.

– Обычно! – привычно прочитал Дьявол ее мысли, усаживаясь рядом на пороге. – У оборотней плоть не убита, она живая. И даже человеческое сознание присутствует в некотором роде. Оно как бы в плену – и вызволить его нет никакой возможности. Душа оборотня в Аду, только она не славит своих Благодетелей, потому что убивали ее без объяснений. Скажем так, убил оборотень человека, и где-то на другом конце земли родился оборотень, которому он вожак. И периодически накапливается у нового оборотня в земле такая злая энергия, что если не выплеснет ее наружу, она начнет убивать его изнутри. Или другие оборотни изведут, заметив, что он не с ними. Сказать, что оборотень злой, было бы неправильно – хозяину-вампиру оборотни служат предано. Но хозяин учит зверя не тарелочки ловить…

– А как они разговаривают? Их что-то связывает? С вампиром… – задумалась Манька.

– Человеческую речь в самом себе зверь не понимает, но чувствует волны определенной частоты. И человек так же, зверя не слышит, но чувствует его, как состояние. Читая в себе любовь зверя к вампиру, разве станет человек сомневаться, что надо любить вампира? И становится вампир оборотню за место души. А вампир слышат и зверя, и человека, и может смотреть глазами зверя, управляя им. Вампир в закрытое помещение через свою жертву проникает, а к зверю, который любить может только вампира, подавно! Не всеми, только теми, которые ему нужны. Поэтому у оборотней постоянное соперничество за место подле вампира. А вампиры выбирают сильных и выносливых.

– А-а-а… Понятно! – Манька бросила в рот горсть орехов. – Опять радио! – вездесущее радио уже давно ее злило. – Неужели человека не обижает, что кто-то все время его за веревочки дергает? – возмущенно вскинулась она.

– Ну что ты! Найти себе хозяина – это почетно! Без хозяина оборотень чувствует себя не так уверенно. Как собака без хозяина. А вампиры никогда не признавали оборотня равным себе. Он для вампира – щит, который закрывает его от человека и озвучивает тайное.

Вот собрался народ, и всем плохо, и нашелся, кто вышел вперед и сказал прямо о людях. И поняли, надо отойти от вампира. И вдруг выходит еще один, невзрачный, сам из себя ничего не представляет, и пухом ему жизнь при вампире, не гонят его со двора. И говорит он про того человека нелицеприятное. И понимает народ, не истину говорит, а только мысль, как гвоздь, вошла в него и не уходит, и снова разобщен народ. Открытое радио быстрее дойдет до человека, чем когда человек додумывается сам.

Или запугивают, когда многие из народа отказываются от вампира.

И следят за каждым, чтобы не вышел кто из людей, и не поманил бы за собой, сдерживая толпы. Они войско вампирово.

Но все же, пока у вампира душа на земле, они не открывают себя оборотню. Оборотень сам по себе человек, у которого свое пространство, и все мысли вампира и человека присущи ему. Он не хуже хозяина знает, что привязать к себе вампира лучше всего через Зов. Тогда оборотень будет домашним любимцем и в образе зверя, и в образе человека, и может рассчитывать, что вампир поднимет его до себя. И если вампиры заводят себе оборотня, то только после того, как душа отлетит. Иначе это не оборотень, а божок, который проедает плешь. Разденет, разует и отойдет к другому вампиру. Оборотень не имеет в себе Зова, он сложнее устроен, чем вампир – два в одном. И зверь настолько независим, что и вампиры боятся оставаться со зверем надолго, не имея охраны из тех же оборотней, которые умеют себя контролировать.

Дьявол притоптал снег, разровнял и нарисовал круг, разделив его надвое.

– Вот, смотри, это зверь, – он указал на одну часть круга, – а это человек, – указал на вторую. – Человек хозяина знает, зверь очень редко. Человек ищет вампира, который бы его содержал, а зверь отзывается на голос, но не человека, а вампира. И этот голос летит к нему электромагнитной волной, а не голосом, который сходит с языка.

Образ хозяина ассоциируется у зверя с тем лицом, которое видит, когда человек подходит к зеркалу. Потребности видеть себя – у него нет. Мысли человека он не воспринимает, но понимает, что очень много может думать. Его мысли и мысли человека постоянно смешиваются между собой. В оболочке человека зверь думает, что он в это время с хозяином, что он следует за ним, как тень, и радуется, что хозяин не оставляет его. И даже когда человек видит свои руки и ноги, зверь думает, что видит руки и ноги хозяина. А когда в образе зверя видит свои лапы и сородичей, ему кажется, что в это время он ушел от хозяина, чутко прислушиваясь, не позовет ли тот.

В исключительных случаях зверь понимает, что его хозяин имеет над собой господина, которого тоже надо слушаться. В это время зверь слышит голос хозяина, и никаких конфликтов по службе не возникает.

Зверь управляет землей человека и способен излечивать тело от любых ран и болезней. Оборотни такие же долгожители, как вампиры, и умирают обычно от руки соплеменника или вампира, но не человека.

После событий, происшедших во времена мрачного периода, вампиры стараются контролировать их численность. Если оборотня спустить с цепи, очень быстро на земле не останется ни одного человека – они убивают, оставляя после себя ужас, им неведом страх, и, убивая, плодят себе подобных.

А человек в оборотне никак не осознает, что в его теле сидит зверь. Многие даже знают, что они оборотни, и гордятся, но не понимают, что зверь не знает их. Человек – его пища. Любой, даже тот, который принял в себе зверя.

Основная масса оборотней умирает не от старости, не от болезней, а когда зверь обнаружил человека рядом. Зверь, натасканный на человека, никогда не смирится с таким соседством. Он уверен, что всем обязан хозяину, но не человеку, который носит его в себе. Сам по себе оборотень – бомба замедленного действия. Когда человек отходит от своего сумеречного состояния рядом с жертвой и думает: «ой-ой-ой, что же я натворил!» – зверь в это время уже не слышит его мысли, а состояние тревоги и потрясения объясняет по-своему, разменивая на другие мысли, например: «хозяин прячет дичь!»

Вампиры, когда еще были чувствительны к свету и спали в гробах, поднимали зверя, управляя его головой, чтобы охранять свой покой и место, в котором спали. Изначально, оборотни были сторожевыми пасами. Это потом, когда они подмяли под себя людей и научились прятать лицо под маской, надобность в охране отпала. Но традиция осталась – оказалось, что оборотня удобно иметь под рукой. После они контролировали людей, как управители, добывали кровь. А для зверя служить вампиру – естественная потребность.

– Значит, люди становятся убийцами, если в их теле поселился зверь?

– Да, обычно так и происходит. Не всегда убийцей, но всегда человеком, который добывает из человека кровь. Ему не столько нужна кровь человеческая, сколько кровь, которая нужна вампиру. Но если бьет, то бьет до крови. Счастье, если два оборотня между собой сошлись, тогда у них все как у человеческой семьи. А если человек и оборотень – это всегда заканчивается жестоковыйным насилием.

– А в полнолуние все оборотни становятся зверями?

– Не всегда, но как правило. И днем, если луна стоит в зените. А есть такие оборотни, которые пройти трансформацию могут в любое время. И есть люди, которые могут сдержать в себе зверя, но это выльется им в сущую муку. Обиженный зверь будет мстить хозяину, кусать его, перестанет зализывать раны, и если человек не найдет в себе зверя и не проткнет его, зверь не пощадит ни его, ни его близких. В руке зверя смерть души, которую он убивал – и вся боль, которая оборвала жизнь. Сам зверь боли человека не чувствует. Он вообще не способен чувствовать. Своего рода это тоже червь, но червь, который врастает в землю души корнями. Он Бог и Царь, который поставил себя над человеком из земли ближнего. И когда приходит время, входит в его тело. Оборотень знает, что в полнолуние хозяин с ним заговорит, и заранее начинает напоминать хозяину о себе. Только напоминание летит не к вампиру, а к человеку. И человек чувствует, что ему надо выйти на улицу и отойти подальше от дома. В момент трансформации сознание человека впадает в транс, он как бы спит, но не спит.

– Выходит, мертвее мертвого оборотень, и ничем не лучше вампира?

– Истинно! Но не просто так вампиру приходится уводить оборотней в леса! – закончил Дьявол торжественно.

Манька живо заинтересовалась, обратившись в слух.

– Если в образе зверя оборотень посмотрит на себя в зеркало, он вместо хозяина вдруг увидит зверя! И человек увидит! Зверь на взводе, он чутко принюхивается к себе, в ожидании хозяина, а у человека в это время сильный эмоциональный всплеск, паника – и вот тут-то зверь обнаруживает человека! Для зверя человек не только приблизился к нему – занял место хозяина и выставил против него зверя! И зверь начинает рвать свою собственную плоть.

– Получается, что оборотня можно еще зеркалом убить? – догадалась Манька, слегка волнуясь и вспоминая, где она видела зеркало. Большое! – А серебро?

– Что, серебро? Та же самая история. Не серебро убивает оборотня, а зверь. Серебро способно обличить зверя в человеке и прервать связь с вампиром. Когда зверь остается один, он перестает чувствовать хозяина и сразу же набрасывается на человека.

– Выходит, зверя может убить только зверь?

– Совершенно верно. И только когда прерывается связь между вампиром и зверем. Остальное время он неуязвим. Почти. Можно еще голову отрубить, тоже связь прерывается, – Дьявол усмехнулся. – Но боюсь, это не для тебя! А вообще, грустно, конечно, что, возможно, мы видимся с тобой последние дни! Привык я к тебе что ли… – он тяжело вздохнул. – Именно поэтому я добрый. Дань уважения человеку, который понял свое проклятие и принял, и готов мужественно погибнуть от руки нечисти, оставаясь человеком. Вот, по дружбе, даю тебе возможность умереть как нечисть!

Манька с облегчением вздохнула: если она и убьет оборотня, то как бы и не убьет.

– А вампирам разве все равно, что с человеком, который оборотень? – спросила она.

– Абсолютно! Для вампира оборотень животное, которое не отнимает у него много времени. У него их может быть несколько или ни одного, какому вампиру как нравиться. Это раньше, когда люди на них охотились, они окружали себя зверями, а сейчас им в полнолуние заняться нечем, вот они и хвастаются друг перед другом. Человеческое сознание при этом в расчет не принимается – это же вампиры! Так что жди стаю больных животных. Причем, не обученных ходить строем.

– Все же у вампиров хоть какие-то радости есть, – заметила Манька. – И то хорошо, что осиновые колы выстругивать не надо! Где-то я видела в избе зеркало, помню, посмотрела еще на свою запущенность. А полнолуние долго длиться?

– Полнолуние длиться ночь, но не совсем же от полной луны процесс зависит, – ответил Дьявол, зевая. – Бывает и такое, что не в полнолуние вдруг трансформация наступает, просто зверь вошел в силу. Неделю примерно. Вампиры в это время отдыхают, а звери резвятся. Биоритмы!

– Кончай прикидываться, – сказала Манька, натягивая железные обутки. – Я же знаю, что ты даже когда спишь, не спишь. Пошли, посмотрим зеркало!

Манька достала из костра ветвь неугасимого полена, ветвь сразу полыхнула огнем жидкого пламени, освещая путь. Старшая избушка пристроилась рядом с банькой, и уже, наверное, задремала: дверь открылась, но не сразу, пришлось несколько раз громко постучать. Избушка квохкнула и щелкнула защелка внутреннего замка. Манька поняла – это не Баба Яга дверь долго не открывала, а избушка долго просыпалась.

Она повернулась к баньке и наказала, погрозив пальцем:

– Двери не запирай! – И проворчала себе под нос: – А то вас потом не добудишься!