Текст книги "Там избы ждут на курьих ножках..."

Автор книги: Анастасия Вихарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 43 страниц)

– Это земля вампира. Твоя земля защищает его. Ненависть его там, как сам он здесь, нужно лишь подумать о себе в третьем лице и послушать, как думает вампир. Ни одна твоя здравая мысль не достает земли, чтобы стать тобою. Или войдешь в огонь и заболеешь. И вампир точно так же не сможет пожелать тебе удачи. Соматические болезни зачастую гораздо реальнее для человека, чем болезнь, которая у человека, – усмехнулся Дьявол. – Найти проклятие несложно, это не вы, это черви грызут вашу землю. Сын Человеческий посеял семя и назвал их в земле Сынами Царствия, а все, что противостоит – плевелами от лукавого. А что прорастает, Сыны жнут и бросают в огонь. Ты есть Дьявол, который противостоит вампиру.

«Он же сказал им в ответ: сеющий доброе семя есть Сын Человеческий; поле есть мир; доброе семя, это сыны Царствия, а плевелы – сыны лукавого; враг, посеявший их, есть диавол; жатва есть кончина века, а жнецы суть Ангелы. Посему как собирают плевелы и огнем сжигают, так будет при кончине века сего: пошлет Сын Человеческий Ангелов Своих, и соберут из Царства Его все соблазны и делающих беззаконие, и ввергнут их в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов; тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их. Кто имеет уши слышать, да слышит!»

Доброе для кого?! Кто враг?! Чей век закончился?! Так ангелы, или подобно ангелам?! И кто мог бы утверждать, что Йеся не лгал про Отца, если никто, кроме него, Отца не слышит?!

Сыны Царствия славят вампира, чтобы сиял, как солнце, и обличают тебя, называя Сатаной и Дьяволом – к кому преклонит вампир ухо? А к кому преклонит ухо земля?! Ему смешно слышать, что нет в нем праведности. Вместо души на земле вашей он сам, как Сын Человеческий, и люди, которые помогали ему сеять в твоей земле доброе о нем слово. Поэтому вампиризм – болезнь, Манька, неизлечимая.

– Получается, не так уж земле плохо? – рассудила Манька. – Один огород бросил меня, второй смерти ищет…

– А я разве сказал про другое? – всплеснул Дьявол руками. – Твое изгнание вопрос решенный! Но не огород изгоняет, а черви, которые размножились в земле и сделали ее опасной. Сама по себе она не имеет голоса – прозрачный кристалл, наполняется мыслительной материей, как живительной влагой, чтобы все, что в ней, росло и плодоносило. А задача человека выдрать тернии и волчицы, преумножая доброе, талант, знания, способности к ремеслам. И вот, мне интересно, как далеко собираешься пойти, чтобы вернуть огород?

– Но почему именно я? Почему со мной так поступили? – в отчаянии выкрикнула Манька.

– Не ты одна, но другие не бунтуют! – мудро заметил Дьявол. – Их попросили, они самоустранились.

– Но я же не такая! Я не вампир, а меня считают! – развела она руками в недоумении.

– Вот именно! В земле всегда существуют два вида червей: убогие и, собственно, вампиры. Они не то и не другое – но сознание, когда черви проникают под кору, становится или тем, или другим. Электромагнитной волной проникают к человеку, и нет от них спасения, разве научиться слышать и видеть. Увидеть мог бы человек, если бы рассек себя надвое… Так рождается человек для общества Бога. И прошел между огородами, и посмотрел на Небо… В свое Небо, не в мое, в моем небе Боги не плачут. В небе нет Спасителя, он волшебным образом исчез. Есть люди, как Боги, но к чему им поднимать к себе вампира? Но кто отважится, если рассеивается чрево и выпадают внутренности? Иуда, пожалуй, единственный герой, который смог преодолеть болезнь вампиризма и не отказался о души.

Манька подняла голову вверх и залюбовалась звездами. Прямо над ними на черном небосклоне завис ковш Большой медведицы.

– Ты про это небо? – она кивнула. – Там есть люди?

Дьявол кивнул.

– Конечно, есть. Люди знают о космосе, но не знают, как он устроен, и как устроить себя в нем, чтобы он полюбил их. Космос огромный, он часть знаний. Я всегда и повсюду оставляю их человеку, потому что везде, где вампиры, есть он, связанный, разорванный, брошенный в темницу – а среди них тот, который пока не признал поражение. И я не могу отнять то малое, что имеет – право утереть нам нос. Когда вампиры убивают человека, они имеют знания, но не знают, как это все работает и как отмыться, но смерть их всегда перед глазами человека, как космос.

– Мы же не вселенная! – Манька безразлично пожала плечами.

Она повертела головой, попялилась внутрь себя, пытаясь нащупать свое небо. Тьма была, как самая темная ночь, ни зги не видать, хоть глаз выколи. Но кому-то небо рисовало картинки…

– Человек – образ и подобие вселенной. Со своим пространством, со своей землей, со всем, что ее населяет. Ваше сознание – хоть и не так жизнеспособно, как мое, взято от меня. Вернее, то, что когда-то было частью меня.

– У них все, и все против меня… даже я сама… – Манька покачала головой, ткнув пальцем в темное небо, усыпанное звездами. – Люди там или не люди, никто не поможет. Получается, их не достать?

– Можно, но лучше бы не родиться, чтобы не искать такого вампира, – честно признался Дьявол. – Достать его ой как непросто! А если не достанешь, как убьешь?

– Ну а если я уже достала?!

– Ну, тогда втыкай в сердце осиновый кол, или применяй другие средства. Но не дай ему уйти. Потому что если уйдет, обрушит на тебя такие мощные заклятия, что небо покажется с овчинку, – рассмеялся Дьявол. – Он вор, и пока не знает, что ты его ищешь, будет списывать свои неудачи на обстоятельства. А когда поймет, что ловишь его, повернется к тебе лицом.

– На земле было много мудрых людей, они все мертвы. Вампиры правят миром, – Манька горько усмехнулась. – Никто не смог их победить. Значит, их нельзя победить. Тебя нельзя победить.

– Можно, если не слушать вампира. Когда-то на земле правил человек, и не было сирот, войн, голода… Но если человек ищет крови и метит стать Богом, вампира ему не победить. Взять, к примеру, Пророка… Когда-то он действительно был пророком, и только-только родился, и голосил, как ребенок. И услышали вампиры, и пришли к нему тайно. И стал как вампир. Первый и Последний укутал его теплее, чем мог бы я. Он еще помнил, о чем мы говорили, но он так и не сумел понять, что только вампир считает запретными знаниями о человеке. Только вампир пугает человека мной. И только вампир утверждает веру мечом. А когда поняли, что Пророка поставили на колени – пришли снова. И он впустил их, и стал наедине говорить с ними. А они раскрыли ему череп и воткнули многие иглы.

Если бы он мог прощупать Бога внутри себя, он снял бы проклятие. В устах живого Бога спор, доказательства, а нечестивый Бог молотит по заданной программе – и там, где у него нет ответа, он становится тем, что он есть. И тогда схватить его за плеть и ударить крепко, чтобы Мертвый Бог свалился с пьедестала. Ни одному Богу нельзя верить, пока не докажет, что жив. И мне надо показывать язык. Но он полагался на голос внутри себя, который шел вот от такого червя.

– И что с ним случилось потом? – полюбопытствовала Манька.

Пророка она не любила. Живые мысли приходят и уходят, а грамотность остается, если мысль поймать и рассмотреть со всех сторон. Лишать женщин всяких прав бесчеловечно. В государстве, где уповали на Пророка, надо было не о мыслях думать – они были готовыми на все случаи жизни, а о том, как в замуж выйти.

Но ведь это как повезет! А если бьет, и пьет, и таких жен у него семь штук?

Манька все время пыталась представить, как же там живут Маньки. Получалось, никак не живут, не выжить им было – ложись и помирай. А с другой стороны, немного она знала о немыслимом полчище вышедших из зла. Как-то жили. Спасителем он себя не называл, а только Посланцем.

– Распят, вознесен, – равнодушно ответил Дьявол. – Эпилепсия убила его. Или он сам убил себя, когда понял, что сделали с ним вампиры. Так много людей пошли за ним… Разве вампир мог когда-то сказать о себе правду? Он был отважным воином, когда рубил чужие головы, но если речь шла о его голове, спасал ее, как мог. Он оказался круче посланников Первого и Последнего – находили неверных, обращаясь к ним из среды себя:

«Мы поместили на шее у них оковы до подбородка, и они вынуждены поднять головы, Мы устроили перед ними преграду и позади их преграду и закрыли их, а они не видят…»

Не бывает такого, чтобы человека можно было закрыть только до подбородка. И голову не поднимет человек, если преграда впереди и позади. Прежде надо выставить того, кто ему так посочувствовал, освятив едящим светом. Он приходил, накладывал Проклятие и Зов. А чтобы не путаться, объектом недостойным становились женщины, которые во все времена зависят от мужчин, ибо дети требуют ухода, объектом достойным – мужчины, ибо воины, а воины ему были нужны. И получите новый народ!

Твой народ, Манька, в крепостные рабы так же обратили, не загружаясь. Они не вампиров плодили, а именно оскотинивали человека…

Вот пришли они к тебе: «Здравствуй, Маня!» Ты им: «Ну здравствуйте, с чем пожаловали?» «Да вот, мы верные, а ты верная ли? Правому мы верим!» «Не знаю, – ответишь ты. – Мне вот как-то Дьявол приглянулся, Сильный, Страшный, Безусловный Праведник…»

Поверь, разбирать кто такой Дьявол, не стали бы! Срубили бы голову или подняли на смех. А между тем, имя мне дает человек, как планетам, растениям, зверюшкам. Я вселенское сознание, которое понимает, что у человека нет стольких знаний и сознание его не способно вместить содержание каждого предмета и явления. Чтобы что-то понять, вам нужно собирать логические цепочки. А я разве так ограничен? Зайцев много, но я каждого знаю по имени и отчеству, исключая тех, которые клонировали самих себя.

Да, он невзлюбил писания, но все же подмазывался к ним. Как можно бить женщину плетьми, пусть она сто раз изменила мужу? Он кто, Бог или человек? А если она встретила душу живую? Или гарем заводить? Душа у человека одна! Или обманывать человека, пусть даже он не знает Пророка, и насильно уводить его в плен? Я открываюсь человеку многими путями, и мы боремся, пока человек не положит к моим ногам всю мерзость, которая у него. Десять заповедей прочтет он на скрижалях, когда войдет в царство живых, но они написаны не рукой человека, а мною. И проклянет любую тварь, которая войдет или выйдет из чрева.

Он сказал:

«О те, которые уверовали! Предписано вам возмездие за убитых: свободный за свободного, и раб – за раба, и женщина за женщину. А кому будет прощено что-нибудь его братом, то следование по обычаю и возмещение ему во благе. Это – облегчение от Господа вашего и милость; а кто преступит после этого, для него – наказание болезненное!.. Предписано вам, когда предстанет кому-нибудь из вас смерть, если он оставляет добро, завещание для родителей и близких по обычаю, как обязательство для верующих… Кто же опасается от завещателя уклонения и греха и исправит их, то нет греха на нем. Поистине, Аллах – прощающий, милосердный!»

Вот, Манька, поставили тебя и вампира рядом, и поговорили по душам. Вампиру, что не расстраиваться ему, а радоваться, ибо за тебя получит другую женщину, как возмездие за убитую. А тебе – пиши завещание. А если собралась уклониться, любой имеет право тебя убить – и не будет на нем греха:

«И не убивайте душу, которую запретил Аллах, иначе, как по праву. А если кто был убит несправедливо, то Мы его близкому дали власть, но пусть он не излишествует в убиении. Поистине, оказана ему помощь».

– Только не говори мне, что ты еще Аллахом подрабатывал! – Манька поперхнулась кусочком железа, который сосала во рту, закашлявшись.

– Не скажу, что не я, но я, – усмехнулся Дьявол. – «Поистине, Аллах купил у верующих их души и их достояния за то, что им – Рай. Они сражаются на пути Аллаха, и убивают и бывают убиты, согласно обещанию от Него истинному в Торе, Евангелие и Коране. Кто же более верен в своем завете, чем Аллах? Радуйтесь же своей торговле, которую вы заключили с ним! Это ведь – великий успех!» – Дьявол рассмеялся. – Но кто, как не я, Бог Нечисти, способен купить душу, чтобы плюнуть сразу в обоих?!

– Бессовестный ты! Ты хоть это понимаешь? – строго посмотрела Манька.

– Манька, тебе ли рассуждать о путях Господних? Торговля – двигатель прогресса. Вот обманул человек душу и заложил ее. Но разве я покупаю душу? Я купил его самого, чтобы иметь власть в день Суда, когда смогу распорядиться им по своему усмотрению.

Да, обманул, но разве он не обманул, покупая себе Рай и тут, и там за жизнь ближнего? Разве признается душе, что вот, я тебя убиваю?! Разве душа его, когда родилась, не мечтала о жизни здесь, как он мечтает о жизни и здесь, и там? А если он поднимал только свою мечту, почему я должен поднимать его мечту? Разве я раб ему? Моя мечта меня ласкает больше, нежели его, точно так же, как его мечта ласкает его больше, нежели мечта души. Если и есть на свете лжец, то я – самый выдающийся. Это вампиры, а я самый кровожадный вампир. С какой радости мне объясняться с ними по-другому? И пусть он мечтает сидеть на подушках посреди райской кущи – тем слаще вино, которое я выдавлю из него, когда он узнает, что я не должен ему ничего, он уже получил свою награду.

Манька промолчала. Ну, Богу Нечисти виднее. Справедливо…

– А «Мы» – это у них кто?

– Кто-кто… Кто мог сказать такое о проклятом: «Поистине те, которые не уверовали и умерли, будучи неверными, – над ними проклятие Аллаха и ангелов, и людей – всех!» И о вампире: «И даровали Мы ему в здешнем мире благо, и, поистине, в будущем он – из числа праведных»

Кто может упасть с дерева не сверху вниз? Я не человек, чтобы объединяться с людьми. И суды мои немногим людям пришлись бы по вкусу. Я никого никогда не проклинаю, но предупредил, что проклят человек, если нарушает Закон и не соблюдает Уставы.

В книге пророка есть такая глава – «Перенос ночью». Там вампиры хвалятся, как они благословляют и проклинают, совершая после этого поворот: «и потом мы вернули вам поворот (успеха) против них и помогли вам богатством и сынами и сделали вас более обильными в пособниках»

Самое откровенное признание, которое мог бы сделать вампир. Ты очень удивишься, когда поймешь, как устроен вампир на твоей земле. Не было на земле вампира большего, чем Пророк Отца, кроме разве что Ваала, Молоха и Йеси – их мир никогда не забывал. Он строго-настрого запретил человеку искать Небо и толковать меня по-своему. Вот вам Бог, а вот вам Я.

Но разве я застывший камень? Или у меня языка нет, чтобы облачить себя в подобающую одежду?

Проклят человек, который надеется на человека и плоть делает своею опорою, и которого сердце удаляется от меня. Он будет как вереск в пустыне и не увидит, когда придет доброе, и поселится в местах знойных в степи, на земле бесплодной, необитаемой. Чтобы не говорили Спасители, они притягивают взор человека, и глаза его устремлены на Них, а когда я с человеком – в себя, потому что человек слышит меня в себе, как пространство вокруг – и там, где я, там поднимается нечисть. Потому и Бог Нечисти. Пространство человека, как губчатая подушка, в которой спит мерзость. Я пришел – и подушка наполнилась влагой, и все черви выползли мне на встречу. Мой дождь – для Сына Человеческого – и хлеб, и плеть. Мое слово – Его Жизнь. Нечисть, Сын Человеческий, как завеса между мной и человеком.

Они вторят мне, но двое слышат их неодинаково. У червя есть голова и задница. Все полезное он усваивает, а тебе, Манька, достаются фекалии.

Пространство не всегда одинаковое, есть пространство, а есть пространственная плоть. Чувства – это плоть, которая держит слово. Это слово не Бог, Бог над словом. Он дает его человеку. Обрезание – выдавливание плотских тварей, которые заполняют пространство человека, чистка матричной памяти. Убивая меня, человек прежде убьет нечисть. Если бы оба человека имели Закон, вырвать жало змеи дело нескольких дней. Там где споткнулся один, обязательно заметит второй. А меня нельзя убить, я всегда могу прийти и похлопать человека по плечу. А если не тороплюсь, значит, мертвый Бог впереди и позади него, с боков его, и сверху и снизу делает его слепым и глухим.

Нет, Маня, он был ужасный вампир – и хвастливый. Он не любил Йесю, ибо конкурент за паству, он не любил Иудею – ибо вся мерзость выползла из ее чрева, он не любил Веселого Бога – просто не любил, сложно для обрезанных душой…

– А Веселый Бог, чем тебе не угодил?

– Когда-то у народа, из которого он вышел, были великие знания о высоких материях. А что осталось? Полчища больных людей ищут танцующих богов с серпами, черепами, пьющих кровь с востока, с севера, с запада и юга. Но кто-то увидел хоть раз? Образование надо иметь тайное, а что доступно, уже не тайно. И вампиры знают – и тоже тайно. Паству, Мудрые Наставники и Просветленные Спасители, собирают не менее значительную, а поговорить не с кем… – Дьявол снова всплеснул руками. – Да разве ж стал бы тратить время на тебя, на бестолковую, если бы хоть кто-то искал моего общества?

– И я тоже вампиром могу стать?

– Вряд ли… Как ты собираешься добыть вампира, который бегает от тебя? Стать чистокровным вампиром – это такая наука! – Дьявол покачал головой. – Это ж договор с Дьяволом, скрепленный кровью! Роды фиксируются многократно. Всеми своими помыслами, всем своим сознанием перед свидетелями вампир подтверждает свой выбор, так чтобы отказаться от слова уже не смог. Вампира обязательно должны напоить кровью в присутствии души и кровью души – только тогда он становится настоящим вампиром. А по-другому получается бессовестное существо. И память при нем и либидо не радует. Ни проклятого, ни вампира – одна бурда, поэтому называют их бурдалаки. Бурдалаков много.

Например, открыли вампиры не душу, а попутчика души. Или поймали проклятого на живца и прославили не того вампира…

С утра проклят человек, а к вечеру открыл Благодетелей. Сумерки у него, но ночи, как у тебя, нет. Вампир-бурдалак или ни с кем желания делиться не испытывает, или завистлив, когда поднимается в его земле Благодетель, и больно ему видеть вампира – и не вампир уже, а еще один проклятый. И проклятый не умирает, не тот вампир прокричал проклятие и не в ту землю.

– Если знают, зачем же им отказываться от жизни? – удивилась Манька.

– Вообще-то, как им кажется, они убивают ближнего, чтобы не иметь свидетеля и как раз таки наследовать жизнь вечную… Но к чему мне думать о том, что думают современные вампиры? Историей надо иногда интересоваться. Клятва их передо мной. И не какая-нибудь клятва, а в здравом уме и твердой памяти, обращена в землю и запечатана. Он не сможет достать ее из земли, даже если вдруг ребром упрется в беса, заболев целомудрием. Могу ли я оставить в живых такого человека? Сегодня ближнего, а завтра на меня поднимется!

– Разве человек, когда решил стать вампиром, совсем не боится их? – удивилась Манька.

– А чего ему бояться? Вампиры готовят брату стези Бога. Они приносят в землю не только боль и унижение, но уготовляют наслаждение – огонь благодати. Представь множество тел, слившихся в едином экстазе… Все это будет иметь некоторую жизнеспособность. Разве согласится вампир добровольно снять такую одежду, когда одна мысль о новоиспеченных родственниках приносит ему наслаждение, сравнимое с оргазмом? Или сможет разве проклятый пробить материал, из которого сшиты одеяния вампира? Или разве сможет отказать вампиру человек, который приближается к вампиру, если имидж его будит воспоминания о приятных моментах, когда он не думает о боли и жаждет одно удовольствие? Что плохого для вампира в том, что проснулись и встали из гробов все древние вампиры, празднуя освобождение?

Они набрасываются не на него, и не от него прячут лица…

Даже из двух людей ты не сможешь опознать свою душу. Она умерла для тебя, а ты для него. Мысли о тебе его пугают, как будто покойник с чулком на голове встал и заглянул в лицо. Не ему – боль, не ему – смерть. Его взор рукой Бога направлен туда, где благоприятными обстоятельствами и сговорчивыми людьми уготовлен ему стол, который ломится от яств, и Бог, который пришел на землю и двадцать четыре часа в сутки поет осанну. Разве остановит вампира мысль, что где-то он убивает человека? Он уже простил себя. Он знает, что положил в землю ближнего камень, на котором высек свое имя и утвердился Царем. Люди читают и верят.

– И ты, – недовольно сказала Манька. – Ты тоже вампиров не обижаешь. Слабое утешение, что ты их когда-то, где-то…

– Я не человек. Я не рассматриваю землю соседа Царя, как его собственную, – ответил Дьявол, укорив ее. – Каким бы чистеньким не начертал себя, я знаю о нем все. Два писца по левую и по правую сторону ведут строгий учет каждому слову, мысли, и всему, что приходит к человеку. О том ли думает человек, когда просит меня отвратить глаза от того места, где мое детище попирают ногами?! Мое детище не спит и не изнемогает. Сознанию нужен отдых, но земля заботится о человеке и во сне. Пусть ближний обманут и распят, но три свидетеля скажут свое слово: Земля, Земля и я Сам.

– А где я? – с удивлением произнесла Манька. – В ваших разборках меня как бы нет!

– А ты безголосая жертва. И правильно, тебя нет, отпала, как сухая короста. И проклята дважды.

– С чего это? Я ж не убивала никого! – возмутилась Манька, оскорбленная до глубины сознания.

– И проклятые, и вампиры, и оборотни – люди. Люди связали тебя и поставили на колени. Да, никто не сделал бы это так, как вампиры. Это целая наука. Но разве ты не человек, чтобы стать умнее мучителя? А если не стала, значит, стоишь перед ним на коленях. И проклята дважды: ближним, который вошел к тебе, и мной, потому что позволила попрать землю.

– Но я же вот она! Ну, потоптались, но я же не убилась! Все при мне! Что у меня было брать?

– Маня, вампиры охотились не за твоим имуществом. Он забрали у тебя силу, которая поднимает человека. И воду, которую я лью на него, подсказывая, как выжить. Сама ты немощное сознание с немногими логическими умозаключениями: да, нет, не знаю, все остальное подсказывает земля. Но даже это бывает иногда недоступно, если земля не дает человеку пищу. Твоя земля исторгает тебя. Ты скажешь: нет – и земля поднимет против тебя черных птиц, которые будут клевать глаза. Скажешь: да – и снова клюют. Скажешь: я гордая, я могу – и обрушится на тебя ужас человеческий.

Спаситель сказал: «Если же Я Духом Божьим изгоняю бесов, то конечно достигло до вас Царствие Божие. Или, как может кто войти в дом сильного и расхитить вещи его, если прежде не свяжет сильного? и тогда расхитит дом его. Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает».

Дух Божий – это сознание… Это ультиматум.

Разве можно креститься чьим-то сознанием? Сознание над сознанием – разве не рабство? Получается, на сознание накладывают другое сознание, и теперь тот, кто крестил человека – Дух Божий, полный его хозяин. Сам себе человек зарабатывает раздвоение личности. А когда у человека раздвоение личности, он не помнит второй личности. Но в то время, когда она занимает его тело, это уже другой человек.

Так и вампир – это другой человек. И только мне ведомо, что внутри его плоть, которая живет вместо человека.

Хоть как! Насильно нельзя спасти человека. Он умрет, если ближний был им открыт, чтобы подняться самому испитием крови. И с той, и с этой стороны проклята ты силою везельвеула. Сознание твое заменили некой записью, которая не меняет своего мнения и не зависит от обстоятельств, прославляя вампира и день и ночь, и как огонь, убивает и тебя, и вампира, заменяя одну реальность на другую. С той стороны «Дух Божий» недоволен и язвит твою голову, а с этой… Попробуй догадаться! Если вампиры положили ближнего, как Царя, неужели не позаботились бы о том, чтобы была и та, которая успокаивает тебя, заставляя полюбить вампира и забыть о твоих скорбях?

– Как я, ужасно праведно думает о нем, – рассудила Манька. – Я это чувствую.

– Никто не сможет собирать жатву в чужой земле, если не убьет человека. Тебя связали, дом расхитили – и достигло расхитителей Царствие Божье, в котором Спаситель изгоняет все твои мысли, которые обращаются в сторону ближнего. Он теперь вместо твоего сознания, он его совесть, он говорит: да, нет, не знаю. Не конкретно Йеся, но человек, который утвердился в земле вместо тебя. В случае вампира, это сам вампир, в случае с крепостными рабами – это помещик и Святой Отец…

Убит человек, пришел к вампиру и просит его. И видит вампир – земля его. И на той и на этой стороне стоит он крепко. И бросают вампиры жребий о человеке, как о муже Анании и жене его Сапфире, которые продали все, чтобы положить к ногам апостолов. И радовались апостолы, что могли убить их обоих. А когда убивают, говорят: «Вот как сильны и Дух Наш Святый!» Радость вампира – возможность наложить на человека бремя, расхитить дом его и наступить ногою на него самого. И каждый раз, когда убивают, смерть человека считают знамением и чудом. Страх человека – их награда. «Ты солгал не человеку, а Богу!» – говорят они, имея в виду себя.

Но разве мне солгали Ананий и Сапфира? Что из их имущества досталось мне? Чего нет у меня, что было у них? Они утаили от грабителей, которые назвали себя Богами в их земле, грабители искали их имущества.

– Нет, я ничего не помню! – призналась Манька, пытаясь нащупать в себе хоть что-то. – Я даже не понимаю, о чем ты… Если Царь, или Святой Дух… как-то же он должен себя обнаружить.

– Дух говорит во тьме и шепчет на ухо тайно. А ты вообще помнишь, что над тобой провели эксперимент? А если нет, то где твоя память? И почему в твоем сознании тьма? То-то и оно! И не вспомнишь, пока не войдешь в царство живых, изгладив перед землей грех, поднявшись выше вампира. А как, если памяти у тебя нет?

– А нельзя нам разделиться? – робко попросила Манька.

– И нет, и да. Я не насилую души, заставляя прилипнуть, не я сказал, человек – а слова его пусты и высосаны из пальца. Но сердце должен обрезать каждый, чтобы не строить козни соседу, и образ хранить, понимая, что ужас, который имеет у себя, видит не только Бог, но и ближний. У вас две земли, которыми образовано пространство. Кость твоя там. Это ребро, которое отличает человека от животного. И к нему нет доступа никому, кроме того, кто держит запасной ключ, чтобы войти в дом соседа и поднять, если тот упадет. Но ведь и ты имеешь в руках ключ!

Манька задумалась. Конечно, никакого ключа у нее не было. Радио с Дьяволом тоже не соглашалось, переиначивая слова. Говорило оно то же самое, только от себя и про себя. Манька расстроилась. Двадцать четыре часа в сутки голосило радио, и не было от него покоя, и получалось, что она хоть как плохая, а те, кто житья не давал, хорошие.

На этот раз оно пыталось что-то посоветовать. Без слов. Вернее, слова были, но смазывались до интуитивного наставления. На другом канале точно таким же посылом чего-то ждали. Но в общем целом радио предлагало не верить Дьяволу. Так ли уж оно было не право? Все, о чем наговорил Дьявол, будто вилами провел по воде. Получалось: воюет вампир с Дьяволом, садит вместо него любого понравившегося Богом, принимает дары от всякого, кто слушает этого Бога, и еще раз принимает дары от развенчанного Дьявола, который в это самое время смотрит ему в зубы и считает, сколько интересных идей тот сумел переварить.

Жизнь била ключом. Причем била в земле, из которой ее насильно выставили. И как после этого она могла разогнать малину с множеством неопределенных в пространстве и времени лиц, чтобы чаша геенны миновала ее, и жила бы она тихо и мирно, пока Бездна не разлучит ее с Дьяволом? Разве нужна была ей Вечность? Не помыслила ни одного мгновения. И горения не заслужила.

Манька зубами заскрипела, искрашивая новенькие острые выступы из десен, которые не успели стать зубами в полном смысле слова.

– А проклятому за что такую муку даешь? – повысила она раздраженный голос. – Меня же убили, и мне же в огне гореть! Где твоя хваленая справедливость?!

– Для полной комплекции! – с удовольствием ответил Дьявол, заметив, что вывел ее из себя. – Не служи рабу, над которым стоит Господин. Если вампир отстоит от меня на одну голову, то проклятый на две. Я же говорю, сидят в Аду на могилах, вместо того, чтобы плевать на клык вампира. Кто просит охранять аршин земли? Разве им принадлежит? О чем может свидетельствовать могильная земля, которая приняла человека, когда тот уже был мертв?

– И никак нельзя спастись? – ужаснулась Манька.

– Можно, – ответил Дьявол, погладив ее по волосам. – Принести себя в жертву, открывая железо, чтобы сокрушить его – и добровольно мучиться в Царстве Божьем, принимая геенну. Гореть в Небесном, где уже ничто не прикроет человеческое сознание от боли, будет сложнее. Так что, одну муку ты заменила другой. И правильно сделала. Чего гореть в Аду, когда можно поиздеваться над вампиром?! – Дьявол одобрительно взглянул на нее и сказал таким тоном, в котором была и гордость, и участие: – Кровь одного вампира стоит миллиона их жизней! У тебя нет души, душа твоя – вампир!

Манька нахмурилась. В принципе, она так и поступила, когда в очередной раз отложила конечную станцию, придумав себе, будто могла изменить ситуацию, повидавшись с Благодетельницей. Даже когда стал вопрос по железу быть или не быть, пришла мысль: а чего жалеть себя, если пару часов назад она умерла?!

Наверное, правильно сделала: ничего не болит, достала живую воду и неугасимый огонь.

Огонь, наверное, испепелит хотя бы одного вампира, если они пойдут на нее войной.

Тогда в Аду она сможет сказать, что защищала свою землю. Пусть не достала Царя, – но мертв тот, кто с ним был заодно. И пусть нет у нее дома, нет своей земли – государственная земля легла перед нею, и каждая ель или пихта рады принять и укрыть от ветра, дождя и снега. Даже железа стало на одну шестую меньше, и она смогла услышать древнего вампира. А, значит, ужас уходит с земли. Глядишь, и потеснит своих притеснителей. А если бы горела, разве произошло бы столько событий, и радостных, и плохих? Разве издевался бы над ней Дьявол, если бы сидела на могилке и протягивала к вампиру ручонки?

И не узнала бы, как шилась одежда для жизни, и как бродили по земле корабли-динозавры, и что Дьявол тоже не всегда был совершенным, но никого не прощает, если попирают его землю.

– Вот ты говоришь: кровь… кровь. А почему нельзя взять донорской? Тогда и человек не будет проклятым, и вампир напьется. Или получается, что пьют не настоящую? Ведь они не приходят ко мне. Неужели нельзя нам жить дружно? Пусть вампир неоспоримый факт, он есть, родился, и если человек станет убивать его, то получится, что человек, как вампир. Они же люди, в конце концов. Забитые какой-то информацией, но люди!