Текст книги "Там избы ждут на курьих ножках..."

Автор книги: Анастасия Вихарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 43 страниц)

– Ох, согрелась! А как рада-то, как рада, что огонек заметила! Как вы сюда добираетесь? Я иду-иду, и не думала уже, что найду… – благодарно по-дружески проговорила Манька, протягивая пустой стакан. – Холодно в лесу, голодно… – она вспомнила сытный кусок мяса и про себя благодарно улыбнулась Дьяволу.

Он прохаживался по избе, приятно удивляясь старухиным запасам.

Баба Яга приняла ее улыбку на свой счет.

– Ну и славно! А теперь в баню иди, а то от тебя на всю избу вонища, – поморщилась она.

Манька понюхала свои подмышки, но ничего криминального не учуяла. При той вони, что стояла в избе, не то, что подмышки не учуешь, никакой другой запах не проскочит.

– Да ты не носом нюхай, умом! – насмешливо свысока прошамкала Баба Яга, и опять Манька заметила недобрый огонек в глазах, который загорелся и мгновенно потух.

«Что же она там у себя в уме задумала?» – Манька посмотрела на Дьявола, зная, что он ее слышит.

Но Дьявол догрызал свои ногти с добрейшим взглядом, ласковым и подбадривающим. Признак был нехороший. «Понюхала бы, чем у самой пахнет! – с раздражением подумала она. Сама Баба Яга, когда проходила мимо, сильно пахла ароматными духами, запах которых смешивался с запахом трупного разложения – от этого становилось только хуже.

– Но ведь в баню можно с утра сходить! – воспротивилась Манька. – Как же я пойду-то, там, поди, света нет, да и баня не натоплена, – высказала она свои сомнения. – Ночью идти в какую-то баню, которая и не баня вовсе, а птица… Я спать хочу, пожалуй, пойду я, не буду мешать, а приду завтра с утра.…

– Что, касатушка, неужто бани испугалась? – усмехнулась добродушно Баба Яга, подталкивая ее вперед. – Помолиться-то не думала Благодетельнице нашей, когда зубы свои выставляла, не было в тебе страха! Иди-иди! Баня не лес, хоть маленько на человека станешь походить. Залезешь как-нибудь на полог. Да не переверни мне там все, а то с тебя станется. Не руки у тебя, а крюки, ведь что ни приказывали, плюются потом люди-то…

Упоминание о Царице Радиовещания на Маньку подействовало как-то непонятно. Дьявол часто говорил ей то же самое: «Что, касатушка, помолиться-то не думала никому?..» – и сразу после этих слов следовали или физические, или другие испытания, которые разоблачали все ее ленивые и малодушные помыслы. Наверное, Баба Яга продолжала проверять ее внутренность, готовность к встрече с Благодетельницей.

Она с интересом взглянула на Бабу Ягу.

– Ты пришла, не я, – Баба Яга словно прочитала ее мысли. – Пропуск-то я выпишу, да пропустят ли тебя? Кто язвами твоими не побрезгует. Ведь и дотронуться до тебя страшно, сколько заразы!

Манька покраснела. Пожалуй, Баба Яга была права, как она с такими язвами во дворец? Наверное, зря придумала искать встречи с Благодетельницей через железо. Но если она достанет живую воду, все измениться. Ладно, пусть Баба Яга смотрит, что она не боится, решила Манька, она человек, а не отрыжка какая-нибудь…

Баба Яга взяла один из оставленных без дела подсвечников со свечами, керосиновую лампу и сдернула с вешалки соболиную шубу, набрасывая на плечи. Дьявол тоже встал и приготовился идти следом. Манька подобрала рюкзак и потащила его за собой волоком с угрюмым видом. Зря, наверное, согласилась остаться. Но, может, удастся уйти незаметно в лес. И заметила, как Баба Яга насмешливо покачала головой, взглянув на рюкзак в ее руке.

– Боишься, подозревая хорошего человека, у которого просилась на ночлег? Да на что мне твое железо?

– Одежда там! – хмуро буркнула Манька, вспомнив, как «хороший человек» прятал от нее кошелек. И на ночлег она не просилась. – Не грязное же после бани надевать! Опять же, железо из рюкзака за мной побежит, собирай потом. Это вы про Ее Величество… ей не молюсь?

– Про нее самую, – ответила Баба Яга, толкнув дверь рукой.

Она щелкнула пальцами, и все свечи в подсвечнике сразу загорелись.

Ого! – подумала Манька, слегка опешив. Дьявол ее такому не учил. Ее откровенное удивление порадовало Бабу Ягу, которая усмехнулась, уничижительно бросив на нее взгляд. Была она статной и на голову с четвертью выше, так что любой ее взгляд казался свысока. Она сунула Маньке в руки розовое со слониками полотенце, душистое мыло, шампунь, керосиновую лампу, которая загорелась вместе со свечами, и вышла в ночь.

– А чего мне на нее молиться?! – проворчала Манька, выходя следом.

Она подбирала на крыльце оставленную вязанку посохов, осиновые колья и топорик, перевязанные и укутанные в брючины, чтобы то одно, то другое не вылазило из вязанки. Ей ничего не оставалось, как следовать за Бабой Ягой.

На воздухе она едва отдышалась, вдыхая полной грудью. Выйдя из избы, ей еще меньше туда захотелось вернуться. На баню она смотрела почти с испугом. И в сказках избы на курьих ногах не слишком жаловали, отведя им место в глухом лесу, где только какая-нибудь Баба Яга и могла в них жить, привечая нечисть. Полезной информации было мало. Вроде избы, как избы, но своенравные, раз искали Благодетелей, и не пойми, чего от них ждать – сами себе на уме. Не иначе, людей боялись, прятались. Может, из-за запаха? Люди могли преследовать их, обвинив во всех смертных грехах, как крыс, как лошадей, как других животных, которых мучили каленым железом и сжигали в кострах, устраивая показательные суды. Ничему она уже не удивлялась.

Не сказочная у нее была жизнь, но кругом одна сказочность. Как жила Посредница в такой вони, непонятно…

«Ни за что не буду спать в доме, – решила Манька. – Помоюсь и в лес уйду!»

А помыться хотелось, она не мылась нормально с тех пор, как оставила людей и селения, в которых были общественные бани. Тело вдруг начало нестерпимо чесаться во всех местах, будто и в самом деле заразу подцепила. Запах въелся в кожу и в одежду. И она все еще слышала этот запах, теперь уже от себя.

Но повела ее старуха-молодуха не в баню, а к колодцу.

Манька шла за ней, затаив дыхание…

Надежда, что она опять сможет отрастить себе новые зубы и мясо на ногах и руках, была вот она, рядом. Воду, если она живая, она могла у нее украсть, и даже не украсть, а как бы черпнуть маленько, а потом развела бы – лишь бы вода оказалась живая. Она уже не сомневалась, что воду ей Баба Яга ни за что не даст, а если поймет, что вода ей нужна, чего доброго закроет колодец под замок. На улицу она выходила редко – подойти незаметно и черпнуть несколько капель не составит труда, а можно было набрать ниже по ручью.

Но если вода в колодце мертвая, а Баба Яга его закроет, как плюнешь?

– Ты, душечка, плюнь сюда, – попросила старуха ласково, строго взглянув на Маньку – Традицию надо соблюсти, чтобы вором не позарилась на воду мою.

Манька в отчаянии посмотрела на Дьявола, который в это время стоял от старухи сбоку, будто прикрывал ее, ожидая от Маньки нападения.

О плевках она знала немало – однажды плюнула и изменила природу воды. Не испортить бы. Было темно – воду не разглядеть. Но, скорее всего, вода была живая: костей нет, трава вокруг колодца высокая – драконы к колодцу не прилетали. И сразу вспомнилась ложбина, на которой паслись стада, поедая ушедшую под снег траву.

Вот и разгадка, почему не вымерло стадо, не имея над собой санитара!

Если к Бабе Яге наведывались охотники, то понятно, почему звери обходили колодец стороной – и так смерть, и так смерть. Сопутствующие признаки, как сказал бы Дьявол, были на лицо. Зато она теперь знала наверняка, что воду можно взять ниже по ручью, который пробивался по оврагу к реке. Обидишь колодец, вода лечить не станет.

– А не боишься, что заразный станет? – Манька плюнула под ноги Бабе Яге и порадовалась, что та усмотрела кровавое пятно, отступив. Сказала зло – она уже не искала ее дружбы. С живой водой до Благодетельницы она и без Бабы Яги доберется.

– Молодец, Маня, – Дьявол отступил от Бабы Яги и присел на сруб колодца, опершись локтем на боковое бревно, на котором крепилось бревно с цепью и ведром.

– Ты это что же, в меня плюнула?! За хлебосольность мою?! – изумилась Баба Яга, подавившись слюной и слегка растерявшись. – Не к месту мне объяснять, – сладенько и с угрозой проговорила она, прищуриваясь, – что колодец этот яму всякому роет, кто воистину не ведает имя святого Благодетеля. Уразумей, мне нужда посмотреть, сколь мертва ты в себе!

Такого сопротивления она от Маньки явно не ожидала, лицо ее, даже при свечах, заметно побагровело. Сама по себе Баба Яга была крупная, с крупными чертами лица, но стройная, с какой-то уж не по-бабски тоненькой талией. Она двигалась на Маньку, Манька пятилась назад.

– Сама плюнь! – сказала Манька, разворачиваясь в сторону бани. – Может, мне напиться из него придется – что же, свой плевок на себе понесу?

– Маня! – окрикнула ее Баба Яга, сделав еще одну попытку уладить дело миром. – Я-то плюну… Запомни, живую воду живым не испоганишь, а конченый человек, не имея внутри себя живого – обгадит колодец. Но станет вода лечить себя и проявит все, что гнилое в тебе нашла… Вот, смотри! – Баба Яга смачно плюнула в колодец.

– Видела я, как колодец сам себя лечит! Из него только драконам воду пить – на сотню километров пустыня… А если в нем вода живая, она и без рассмотрения внутренности вылечит! Завтра посмотрю, и решим, буду я в него плевать или нет, – твердо заявила Манька.

Но сразу испугалась. Ссориться с Бабой Ягой все же не след. А ну как огородит колодец и ручей, стражу поставит? Подозрения насчет колодца вызывать не стоило – это она зря, погорячилась. Пусть бы лучше думала, что не знает она о колодце и о живой воде…

Манька вернулась к Бабе Яге. В голову ничего не приходило, оставалось помолиться.

– Бабушка Яга, я плюну, но ведь темно, не разглядеть нам! Как болячки лечит, я видела, кость одну оставляет, а мяса на кости нет! Я ужас как испугалась! Боюсь я, не заставляйте меня!

– Вот и посмотрю я! – Баба Яга схватила Маньку и потащила ее к колодцу, нагибая голову над водой.

– Не-е-ет! – Манька вывернулась и побежала к бане, пожалев, что не придумала ничего умнее. Молиться – это она тоже зря… и захныкала, похлюпав для верности носом: – Я боюсь! Я завтра, может быть, издалека…

Старуха еще чего-то говорила, грозила, ругалась, уговаривала, но Манька не слушала. Дьявол в свое время тоже уговаривал плюнуть второй раз – наверное, неспроста, мог бы и сам, если уж на то пошло. Не воспринимал колодец старухин плевок, как ее. Если бы Баба Яга знала, сколь быстро плевок ее вылечил мертвую воду, сто раз бы подумала, стоит ли воловью упряжь на нее примеривать. Поворачивался он к человеку задом наперед, только неизвестно, сколько раз.

Наверное, у Бабы Яги лимит вышел…

И пока она шла, придумывая Бабе Яге смертную муку за насильственные плевки, которыми потчевала животворящую воду, вряд ли заметила, что обе избы слегка повернулись окнами и дверным проемом в ее сторону, чуть привстали, осыпав с себя снег, и испуганно прижались к земле снова, заметив, что Баба Яга семенит следом и злобно смотрит ей в спину. Манька только удивилась, когда дверь бани оказалась на новом месте, а не так как она ее приметила, когда вышла из первой избы.

Она секунду постояла у лестницы и решительно ступила за порог.

В бане, пожалуй, можно было жить, как в избе. Теплый предбанник в половину бани, с выходом на улицу и двумя окнами. Совсем как в первой избе – увешанный вениками, с удобными плетеными беседками вокруг стола, на котором стоял пузатый задымленный самовар. С тазами, сложенными друг в друга, на широкой лавке. Узорный, как колодец, шкаф-буфет, с красными в белый горошек пыльными чашками, которыми, видимо, тоже давно не пользовались, стояли, как попало, некоторые с трещинами и битые. Такие же, как в большой избе лестницы с узорными перилами – вверх на чердак и вниз в подвал.

Парная и помывочная были вместе, занимая вторую половину избы-бани, с широкими пологом на возвышении и скамейками вдоль стен и вдоль полога, на полог вела лестница из пяти ступеней с ограждением. И никакой вони – внутренность избы-бани ничем не пахла.

Манька подивилась: надо же, две избы, а какие разные! Здесь бы она, пожалуй, осталась…

Жара в бане было хоть отбавляй и горячей воды целый котел. Котел огромный, в котором она поместилась бы дважды, и еще место останется. Дрова в топке горели в полную силу. И топка была большая, вместительная, чем-то похожая на печь, которая стояла в большой избе, только утопленная в половицы. Внутри печи и в боковой каменке лежали камни для испускания пара. Вдоль стены в ряд стояли четыре бочки с холодной водой. Но вода была явно не из колодца – не такая чистая. Обойдя помывочную, Манька заметила просунутый через стену шланг, который все еще опускался в одну из бочек.

Сама мысль, что она могла взять воду в бане, радовала ее, но утро наступает вместе с прозрением – Манькино пробуждение было пасмурным. Видимо, Баба Яга качала воду из реки, не имея желания исцелять ее больное тело. Ну, ничего, день или неделю она еще потерпит, но без живой воды не уйдет.

– Так баня же еще не закрыта! – возмутилась Манька, ткнув пальцем в сторону топки. В топке лежали два больших, толстых, похожих на два оструганных со всех сторон чурбанчика, только что подброшенных полена. Они полыхали странным бело-желтоватым огнем, и вроде горели, а без углей. – Хочешь, чтобы я угорела?

– Это… ее нельзя закрыть, – Баба Яга немного смешалась, разведя руками, но быстро пришла в себя. – Это Маня у нас, у людей, доброе к доброму. Не иметь тебе такую баню, и дрова ей нужны особенные.

После Манькиного бунта старуха затаила злобу. Заметить ее можно было только при внимательном рассмотрении: губы ее приветливо улыбались, но с них слетела утраченная спесь, и улыбка больше походила на злорадствующую кривую усмешку.

Она взяла ведро с водой и плеснула воду прямо в печь.

Поднялся пар, жар, дым и копоть, а когда все рассеялось, поленья горели по-прежнему. Причем были они такими, как будто в печь их положили только что, еще и обгореть не успели.

– Полезная вещь, – сказала Манька восхищенно, разглядывая поленья. – А я и не знала, что такие бывают.… Но на себе не понесешь, если все время горят! – и отвернулась, осматриваясь и снимая с себя котомку и вязанку, складывая на лавке в углу парной, подвешивая повыше керосиновую лампу. От огня поленьев в бане было светло.

Деревянные ушаты с ковшом, в виде утки стояли на лавке, еще в одном ушате был замочен веник. Мыло и шампунь Баба Яга сложила на поддон, который лежал на верхнем пологе.

– Вот и узнала! Благодетельнице, Маня, принадлежат они, – с какой-то глубокой радостью, плохо скрываемой, которую Манька списала на гордость за столь ценные поленья, проворковала Баба Яга, заложив руки за спину. – Вот и позавидуй. Есть у нее и скатерти-самобранки, и сапоги-скороходы, и блюдечки с голубой каемочкой, на котором все царство-государство как на ладони. Тебе разве доступно такое богатство? – она помолчала. Сообразив, что Манька не собирается отвечать, продолжила поучающе. – Хорошо в нашем царстве-государстве люди живут, у которых голова настоящая! А ты самый что ни наесть вампир, который у людей кровушку пьет. Вот подведу я тебя к зеркалу, да увидишь, как черна внутренность твоя, и согласишься расстаться с той внутренностью с радостью – еще и просить будешь!

При слове «вампир» Манька сразу насторожилась. Знакомое слово резануло по ушам. Сразу стало не по себе.

На всякий случай Манька отошла от котла подальше.

Не приведи Господь, сунет старуха головой в кипяток и сварит заживо. Про Баб Яг всякое говорили: будто усаживает хороших людей на широкую лопату, какими доставали пироги из печи, сует в печь и зажаривает живьем, но были и добрые Бабы Яги, которые кормили, поили, в бане мыли, а потом снабжали клубочком, который катился в нужное место, тем же блюдечком с голубой каемочкой. По сказке выходило, что ей попалась Баба Яга добрая. Но по жизни она до доброй не дотягивала. Не лучше и не хуже других Благодетелей, которые искали свою выгоду, пытаясь отравить ей жизнь, оставляя ни с чем.

– Это я-то вампир? – зыркнула на нее Манька, доставая из котомки сменное белье, придерживая посох рукой. – Правильно – голова у них. Только в руке, которая перекладывает иго бремени на другую голову. Я чужую кровь не пила, я своей давлюсь – а от этого вампирами не стают. Это мы еще посмотрим, кто вампир, а кто нет! – пригрозила она Бабе Яге,

Баба Яга слегка побледнела, краска с нее слетела и как-то ужалась – теперь она всеми своими мощами походила на старуху. Манька видела только изрытое глубокими морщинами лицо с выпирающими скулами, украшенное бородавками. Видимо, Баба Яга сообразила, что ляпнула что-то не то, перегнув палку, и сразу стала строгой и надменной.

– Я крепко на земле стою, костью в землю врастая – земля мне силы дает. Ей без меня никак – голоса не останется! – похвалилась она, прищурив один глаз. Второй остался спокойный.

Манька взглянула на нее хмуро.

– Вот бы вы ее и вылечили! А то там свалка, тут свалка – а здесь токсичная свалка… Пожалели бы землю-то! – укорила Манька Бабу Ягу. – На что ей такой голос, который только собой похваляется?

Поджимая губы и не сказавши больше ни слова, Баба Яга попятилась и исчезла за порогом.

Манька проводила ее тяжелый взглядом, проворчав про себя: «Голос у нее…», взяла тазик, замочила веник, сняла с себя одежду, скинула скарб нехитрый, дорожный плащ, разделась донага и с удовольствием намылилась душистым мылом, окатившись водой из тазика. Достала веник и начала хлестать себя по ногам, по спине, по груди. Блаженство доставало до самых костей.

Она еще раз окатилась водой, жалея, что вода не из колодца, повернулась, чтоб налить воды еще, и чуть не налетела на Дьявола, который смотрел на Маньку с ужасом, отказываясь верить увиденному.

– Ты что, бани не видала? – отступил от нее Дьявол, давая ей пройти и разглядывая с интересом обнаженное тело. – Вот-вот полночь наступит, а она моется, как ни в чем не бывало! Ты думаешь, что старушка наша независимая? Если баня из руки нечисти по вкусу тебе, тогда продолжай в том же духе…

Он повернулся, собираясь провалиться сквозь стену.

– А что? – Манька поддалась панике, бросаясь к лавке с одеждой.

– Что-что?! – Дьявол остановился и присел на лавку, придумывая, как сообщить известие, приятное для нечисти и неприятное для Маньки. – Мочить тебя будем! – весело сказал он и повысил тон до крика. – Ты с наготой своей куда залезла, курица жертвенная? Как в уме поместилось, сказать старухе о вампирах? Думаешь, после этого Баба Яга скатерть-самобранку разложит перед тобой?

– Как мочить, за что мочить? – начала выспрашивать Манька, натягивая на сырое тело свою рубаху и обутки дрожащими руками, путаясь в рукавах. – Эта Баба Яга меня мочить будет?

– Посмотрим, – ответил Дьявол, подавая ей в одну руку посох, в другую топорик, сунув за перевязь нож и осиновые колья. – Подождем, увидим. Так, отставить панику! – прикрикнул он, заметив, что Манька трясется. – Нам ночь простоять, да третьего крика петуха дождаться!

– Откуда здесь петуху-то взяться? – заметила Манька обреченно. – Разве что изба прокукарекает!

– Тогда придется биться до последнего вздоха, – мудро подытожил Дьявол. – И в целом, Манька, биться будешь ты. Сама знаешь, помощник из меня никудышный… Но как смело ты в нее плюнула! Что же чуть выше не взяла?!

– Зато помылилась! – сказала Манька, замечая, что мыло в нескольких местах на теле осталось.

Посидели молча. В бане, между тем, становилось еще жарче.

Долго ей не хватало тепла, пока она бродила по лесу. Пожалуй, как только лето закончилось. У костра греет с одной стороны, с другой поддувает, вот и крутишься, как на шампуре, подставляя огню то перед, то зад, а тут в бане жарко было со всех сторон, пот катился градом. Ей бы в сугроб нырнуть! Манька еще раз горько пожалела, что не осталась в лесу.

– Может, выйдем на улицу, что мы сидим тут как два дурака? – взмолилась Манька.

– Цыть! Тихо! – шикнул Дьявол, приложив палец ко рту.

– Да ну тебя! Хоть в предбанник выйдем! – не согласилась Манька, помянув, что доверять ему особо нельзя.

Она дернула ручку двери, толкнула, но дверь не открылась. Баба Яга заперла дверь со стороны предбанника.

«Спалить, что ли решила?!» – мелькнула догадка, и с ожиданием чуда она обернулась к Дьяволу. Пусть не дождь среди зимы, но снегопад-то мог бы вызвать. Не зря ведь упомянул про петуха… Сказал бы «красный»! Неужто, избу на курьих ногах Баба Яга не пожалеет?! Спалит вместе с нею? Дороговато…

– Смотри и слушай во все глаза! Сейчас Баба Яга явится – может, с помощниками… Убивать тебя будут, – почти весело сообщил Дьявол. Вид у него был таинственный.

Манька кинулась к маленькому окошечку, которое предназначалось, чтобы выпускать пар и впускать свет, но оно было в снегу и заколочено с наружной стороны наглухо.

– Дура, повернись к печке передом! Господи! – запричитал Дьявол, взведя очи к небу. – Господи, за что ты меня так?! Что я с этой мученицей делаю?! Она и о бабах-ягах ничего не знает! Ну чем, чем можно ее помучить, чтобы ума ей прибавилось?!

– Да что знать-то?! – раскрыв рот и вытаращив глаза, растеряно неровным голосом воскликнула Манька.

– Бабы Яги как пространство покоряют? – быстро спросил Дьявол. – Ну-ну, вспоминай!

– По небу… В ступе… На помеле еще… наверное…

– Через печку она из дома вылетает, – Дьявол не стал дожидаться, пока Манька сообразит, какого ответа он от нее добивается. – И через печку домой возвращается! А в баню, думаешь, по-другому ходит? Потому и следов возле дома нет!

– А-а-а!..О-о-о!… – задумалась Манька, пытаясь образно сообразить, как можно выходить и заходить в дом через печку. – Через трубу что ли? – изумилась она. – Не пролезет же!

– Пролезет! – уверенно заявил Дьявол. – Она вполовину не от мира сего, а пространственно-временные рамки того мира изучены недостаточно хорошо. Все, что не от мира сего, относиться к непознаваемому, и в лучшем случае, может восприниматься, как набор аксиом. Меня в принципе тоже быть не должно, но я же есть! У меня даже ребер нет, чтобы персты в них вложить! Вот! – он взял Манькину руку и сунул в себя. – А у нее, Маня, обе ноги костяные! Предположим, существуют две материальности…

Закончить Дьявол не успел. Неугасимые поленья вспыхнули ярко и выбросили огромный язык жидкого пламени, так что Манька едва успела отскочить в сторону. Дьяволу же огонь не причинил вреда, он прошел сквозь него. Из огня появилась огромных размеров свинья, которая заполнила полбани – разинула пасть, тесня Маньку к стене и нацеливаясь на нее огромными клыками.

– Дьявол, что мне делать с ней?! – закричала Манька, отмахиваясь железным посохом и отбегая свинье за спину, тут же оценив свою физподготовку.

Та живенько повернулась, снова оказавшись к Маньке пятаком, размером с добрую тарелку.

– Зарезать, как свинью! Я всегда говорил, что это грязное животное! – гаркнул Дьявол, внезапно обнаруживая неприязнь к животине.

– Как? – закричала Манька, продолжая лупцевать свинью своим посохом по морде, отслеживая моменты, когда можно проскочить мимо.

Свинья потеснила ее в угол, и Манька, вспомнив уроки Дьявола, вскочила на скамейку, прыгнула свинье на спину, и оказалась позади ее, мгновенно оказавшись на пологе.

– В глаз, в глаз ее коли, а то сожрет! Слепи ее, тварь бессовестную! – метался Дьявол по всей бане, стараясь увернуться от свиньи тоже, показывая ей факю, в ответственный момент, путаясь под ногами.

На пологе, Манька для свиньи была открыта, как на блюде. При своих размерах она оказалась поворотливей, чем обычные свиньи. Привстала и хищно прохрюкала, резко набросившись и вцепившись в ногу.

Манька едва успела ногу выдернуть, когда пасть свиньи захлопнулась, сплющив зубами железный ботинок. Она нацелилась второй ногой и с силой пнула железным каблуком в глаз. Просунув железный посох между зубами, как ломик, повернула, чуть раздвинув пасть и освободила ногу, отползла и поднялась.

Свинья развернулась и почти схватила ее.

Манька бросила посох, выдернув из-за пояса топор. Перерубала сучья она с одного удара, управляясь с топориком не хуже, чем с посохом – не размахиваясь, рубанула по свинячьему глазу.

Их глаза потекла жидкость, свинья завизжала – но не отступила.

Манька нацелила топорик еще раз и тюкнула чуть сильнее, пробивая глазное яблоко, отскочила в сторону, подобрала посох, спрыгнула с полога, пробежав по спине свиньи – и когда свинья ринулась на нее снова, залепила посохом во второй глаз.

– Шею руби! – закричал Дьявол, размахивая руками. – Да не подпускай близко! Зацепит – тушей задавит!

Топор Манька выронила, но лежал он недалеко. Она два раза проскочила мимо топора, уворачиваясь от клыков, пробегая по лавкам, и подняла только на третий. Топор рядом с тушей казался маленьким, как перочинный ножик. Манька изловчилась, рубанув там, где предполагалась шея.

Хлынула кровянисто-белая жидкость, но до вены было далеко. Свинья взметнула головой, зацепив подол рубахи, дернула на себя, отрывая лоскут.

Манька пошатнулась, но при падении успела еще раз рубануть по второму глазу, откатилась и вскочила, изготовившись к удару, пока ослепленная свинья металась по бане, сшибая на ходу бочки и ушаты. Она выскочила из-за бочки, ударила по хребтине, добираясь до позвоночника. Посох пришлось бросить. Топор вошел в тело и застрял, как в чурке – чтобы вытащить его, пришлось упереться в свинью коленом. Позвоночник надежно защищал толстый слой жира, как броня. Взбешенная свинья сразу же развернулась, разыскивая ее, яростно напирая, хватая и подбрасывая клыками все, что ей попадалось по пути. Но теперь она не прыгала с ходу, а принюхиваясь.

И неожиданно Манька заметила, что движения ее стали ленивыми.

Воспользовалась моментом, она с удвоенной силой всадила топор так глубоко, как только смогла, стараясь добраться до вены или до позвонка, прокатившись под самой мордой с клыками, свисающими и снизу и сверху. Как у хряка бородавочника.

На этот раз, возможно, задела жизненно важный орган. Мало, но во рту у свиньи забулькало, из раны показалась кровь. Медленно она начала заваливаться набок, издавая звуки, похожие на храп. А вскоре и совсем затихла, протянув толстые ноги с копытами.

Манька молча остановилась, застыв над свиньей, утирая струйки пота со лба, заливающие глаза. Ужас пробрал ее до костей.

Дьявол обошел свинью, изучающее потыкал в нее своим пальцем.

– Это… я ее… убила?! – осипшим голосом простонала Манька, лишаясь сил и падая на лавку.

– Ты, ты! Только ты ее еще не завалила, она белены своей объелась, – сообщил Дьявол, прислушиваясь к храпу свиньи.

– В смысле? – Манька с надеждой посмотрела на Дьявола, тоже приблизилась к свинье, приложив ухо к тому месту, где у нее предполагалось сердце. Ударов она не услышала, но живые звуки изнутри исходили.

– Ты ж и чай, и суп в котел вылила, а в ней варево готовилось, которое ее в свинью превращает, – ответил Дьявол, пнув свинью ногой. – Надо добить ее…

– Она ж человек! Ты что?! – протестующее вскинулась Манька. – Я не могу! – отказалась она. – Лучше уж я…

– Она не человек, а свинья, – возразил Дьявол. – А больное животное убить, чтоб не мучилось – гуманность. Ты же не собираешься торчать здесь до конца дней и ухаживать за слепой свиньей? Думаешь, у нее новые глаза нарастут? И потом, Манька, – мягко сказал Дьявол, – когда-то надо начинать! Впереди найдется какая угодно зараза: оборотни, вампиры, всякий странный народец… Хуже, когда судьба начнет от тебя избавляться. Если все прочее полгоря, то последнее горе, потому что подманить судьбу ты не сможешь, – голос его стал отвратным и решительным. – Нечисть, она и есть нечисть, убивай!

– И не жалко тебе совсем? – простонала Манька, засомневавшись.

Дьяволу все же нельзя было доверять, ждать от него можно было все, что угодно. С кем, говорят, поведешься, от того и наберешься, а вдруг он из нее убийцу собрался сделать?! Варево выйдет, и будут в нее после пальцем тыкать… Ни рук, ни ног она не чувствовала, тело лишилось последних сил.

– Пойдем, я тебе кое-что покажу, – поманил ее Дьявол, направляясь к выходу.

Манька поплелась следом. Дверь пришлось выбить топором.

В избушке все еще горел свет. Дьявол поднялся по ступеням, вошел в дом и указал на лестницу, ведущую в нижнее подвальное помещение. Манька спустилась. Ниже, наполовину утопленная, была железная дверь, заложенная крепкими засовами. Она сняла засов, открыла дверь и отпрянула от резкого запаха тухлого мяса.

– Иди туда! – приказал Дьявол. – И объясни им, по каким таким соображениям ты этой свинье выдаешь амнистию. Это такие же люди! – Он подал ей зажженную керосиновую лампу и тряпку, чтобы заткнуть рот. – Давай, лезь! Только ты – случайно! – поверила в сказочку и железо открыла, а они хотели на саночках прокатиться. Думали засовестят нечисть, она и рассыплется в извинениях. Да не тут-то было!

За дверью была еще одна лестница. Манька спустилась в подвал.

Он был каким-то уж слишком огромным, снаружи ни за что не догадаешься о таком подвале – высокий свод и пол, залитый кровью. И весь он битком был набит трупами и скелетами, частью качающимися на цепях, частью сваленными в углу. Плоть у свежих трупов была вырвана и объедена, многие безглазые, безухие, с вырванными внутренностями.

Любила Баба Яга поваляться на человеческих косточках и мясцом себя побаловать.

Манька застыла в ужасе, сообразив, что Дьявол не шутил, когда прочил ей смерть. Речь шла о ее натуральных внутренностях… И сожрала бы ее Посредница, если бы не накормил и не надоумил… Ее вывернуло несколько раз – она выскочила из подвала, скорченная судорогами, выблевывая желтую едкую слизь.

До двери на улицу она ползла.

Дьявол закрыл люк, чтобы гнилые испарения не распространялись по избе еще больше.

Рвало ее долго, она едва отдышалась.

– Ладно, пойдем, добьем эту тварь, а то еще оживет! – отрешенно сказала Манька, когда пришла в себя. Она вернулась в избу, подобрала внушительных размеров секач, который присмотрела еще раньше, когда примеряла силу Бабы Яги на себя, сравнивая секач с ножом, который держала под рубахой. – Побудь со мной, а то мне одной страшно. Пожалуйста! – попросила она Дьявола.

Дьявол спорить не стал.

Вышел впереди нее, довел до бани и терпеливо подождал, пока она перерубала свинье шею. Ей пришлось здорово повозиться. Не выпей свинья свою отраву, ни за что бы она с нею не справилась. Манька поняла это, когда измерила диаметр шеи: трудоемкость была такая же, как перерубить дерево в три обхвата. Да и глаза не так уж сильно были повреждены, чтобы не зажить, скорее, залиты кровью рассеченных век и сдавленные ударом.

– Кол еще надо бы в сердце вогнать, – посоветовал Дьявол. – Вдруг она в роду вампирических родственников имела, оживет!