Текст книги "Там избы ждут на курьих ножках..."

Автор книги: Анастасия Вихарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 43 страниц)

– Манька, ты спишь или бредешь?! – Дьявол развел руками. – Если бы я говорил о крови, которая течет по венам, тогда и капля стала бы человеку смертью. Кровь сознания не течет по телу и ее навряд ли можно сдать. Это боль, которая приходит к проклятому, когда раненное сознание чувствует, как веселятся и пиршествуют вампиры, обманывая землю, будто они – это он. И когда он кричит о себе, земля не верит ему, а если проклинает, оборачивает проклятия против него самого!

Дьявол болезненно скривился. Но, вспомнив, что Манька, в общем-то, знала только то, о чем он сам ей рассказал, смягчился.

– Вампиры мертвы, им недоступны никакие эмоции. Даже любовь и наслаждение они черпают из твоей матричной памяти, куда сунули себя с этим радостным чувством. Человек будет ползать на коленях, но слова лишь раззадорят вампира и никогда не растрогают. В это время лучше плевать в него, так хоть какая-то надежда есть. Кровь у них не священна – ее нет, слова пусты и лживы, и мало слов приложено к делу. Сегодня он говорит одно, завтра скажет другое – маска на его лице оправдает его. И мужественно противится человек обстоятельствам, полагаясь на Бога внутри себя. Но Бог его врет день за днем, убивая надежду. По левую сторону встали проклятые, изгнанные в огонь, по правую праведники, устроившие свою жизнь. И рука Бога простерта над праведниками. Принять Сын Человеческий может только одного.

– А почему нельзя, чтобы оба человека на земле стали как вампиры? Ты говоришь, ему нужен имидж в левой стороне, который у меня правый. Ну, пусть он бы мне тоже сделал имидж? – предложила Манька.

– Неужели вампир, который ставит себя Царем, обронит в землю хоть слово, которое бы разделило его самого в себе? Вот ты получила, и тут же отдала, а почему? Потому что все, что человек делает, он делает правой стороной. Твоя правая рука – разрушенная крепость, где правит Сын Человеческий, который говорит: «отдай, ибо я отдаю!». Правая твоя сторона отдает и здесь, и там. Левая сторона, левая рука твоя – поле, где пасет человек свои стада. У вампира она правая. Если он будет раздавать, что останется ему? Устоит ли он в таком царстве, если и там будет: «я отдаю!»? Много ли получит вампир, который одной рукой собирает, второй раздает?

Если Сатана не может разделиться сам в себе, чтобы устояло его царство, то и Дух Святой не может разделиться сам в себе, чтобы устояло его царство. Две стороны одной медали, тут Сатана, там Святой Дух. А если и там и тут, то это разделились в себе Сатана и Святой Дух. Не устоит то царство. Показательный пример – крепостные рабы, которые молились на Благодетеля и отдавали помещику свое имущество и правой рукой, и левой…

Два надела – это две руки, одна работоспособная, вторая помощник, и каждая приходит к человеку, как ложе. Левая рука всегда втайне, она принадлежит ближнему, но по левой воздается в правую руку. Ее видят люди, ее вижу я. Каждое слово вампиры продумывают, прежде чем положить на себя Дух Божий, крестившись огнем. Нарисовал себя раздающим, и вот уже люди возвращают долги. Не мерою дает Сын Человеческий, но люди мерою, какой отмерил вампир тайно. Работоспособная рука вампира не подает, она собирает, а твоя раздает.

– Обожди! Это из меня что ли? – опешила Манька. – Это я что ли?

– Откуда еще-то?! – невесело подтвердил Дьявол. – Так ведь и живешь! Обе руки твои отсохли. Полчища добрых дел за тобой, а где награда? А награда твоя, блаженная ты моя, на Небесах – и Бог щедро отсыпает ее в закрома вампиру.

Ибо сказал Спаситель:

«Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного. Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получают награду свою. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно».

Извини, дорогая, но как можно творить милостыню втайне, чтобы люди не видели и не знали? Да еще так, что бы и для левой руки было тайно? Сама по себе милостыня направлена на людей и для людей. Или тайно, когда вампир никому ничего не дает, но объявляет себя Благодетелем. И Отец, видя тайное, воздает явно, полагая людей к ногам вампира… Другого не дано!

И молиться надо один раз, тайно, вошел в душу, помолился, и воздаст Сущий на Небесах, потому что душа будет молиться за вампира даже из огня!

И зачем тебе знать, что вампир в это время, когда подаешь, убивает людей? Убийства для тебя тоже левые, и они втайне, но пожинаешь плоды явно. Ты убийца, ты вор, ты прелюбодейка, ты мерзость на земле, ты и есть вампир!

Манька застыла с каменным лицом. Чем больше она узнавала о себе и вампирах, тем больше хотелось, чтобы это было неправдой. У страшной правды не было ни конца не начала. Вся жизнь пропитывалась вампиром, как ядом, который незаметно проникает в плоть, приговорив человека к смерти. Но голос, который шел изнутри, обрекал на смирение, ибо в каждом слове вампира был Бог. Не Манькин, чужой, но был, и он был всесилен. Сильнее Дьявола. Вся земля, которая внутри, была обращена к чужому Богу лицом. И даже если она прокричит слова, что она живая, что не умерла еще, чужой Бог унесет слова и обратит против нее – ближний засвидетельствовал ее смерть.

Голодный Бог пил ее кровь, и если она сопротивлялась, нещадно измывался над нею, убивая плоть. Не эфир – живую плоть! Железо не знало жалости.

Пророк Отца сказал: «Всякий раз, как они захотят выйти оттуда из страданий, их вернут туда и… вкусите мучение огня! Поистине, тех, которые не веровали в Наши знамения, Мы сожжем в огне! Всякий раз, как сготовится их кожа, Мы заменим им другой кожей, чтобы они вкусили наказания…»

Но как-то же они это делали! Как-то же избивали ее на расстоянии… Вот она, столько прошла дорог, и узнала, и пьет живую воду, и рядом Дьявол, Бог Нечисти, а где это все? Почему не закрывает ее новая кожа, которую она готовит себе? Куда она девается?

Манька расстроилась окончательно. До Маньки вдруг дошло, что вампиры не просто убивали человека. Они отрабатывали свои приемы тысячи и тысячи лет, и положили народы к своим ногам. Кто устоял?! Они уничтожали народ до единого человека, если хоть кто-то из народа поступал с ними, как с вампирами.

– Я никогда не желала человеку зла, я никогда не думала о вампирах, почему моя душа так легко отказался от себя самого? Что я сделала ему? Как-то же заманили его в сети?

– Ты? Ничего! Он даже не видел тебя, пока не положили перед ним на вампирской свадебке. В чулке – чтобы лица их видела смутно, а он не увидел твоего, – Дьявол пожал плечами, будто Манька спросила его о чем-то естественном. – Показался им человек, и поняли, он им нужен. И первое, что сделают, покажут, насколько умножилось бы его благо, если бы был с ними. Или обманом влекут за собой, через душу попросив принять братство. И человек не может отказать, просьба идет от души. Нет у кандидата сомнения, что люди, которые открывают ему себя, желают ему зла. Ведь сказано: оставит человек и мать и отца и прилепится к своей плоти. Ты, конечно, клинический случай, но даже ты прошла через это.

Вспомни, что это ты ни с сего ни с того вдруг уснула в кабинете, когда работала на шахте: разве можно заснуть среди чужих людей? И почему сразу выставили вон? Неужели лучше, если человек полубессознательным состоянием будет умножать и делить? Ради Бога, пусть отдохнет, но сделает как надо. Но ты пришла, не имея слабости – поела и убилась!

– Не сразу, через месяц! – поправила Манька. – Через месяц уволили. Когда я… – она в ужасе уставилась на Дьявола. – Когда мне висок пробили…

– Ну, правильно, после вампирской свадебки! А что чувствовала ты весь этот месяц от одного сна до другого?

– Боль… вроде бы все нормально было, но внутри боль, предчувствие нехорошее, – вспомнила она.

– Готовились, уговаривали, приложились в полубессознательное состояние новобранца. Но вампиры даже тут не рискуют устроить встречу, пока обряд посвящения не будет совершен! Он приходит, когда душа уже лежит без сознания и земля открыта для каждого слова. Он первый закалывает душу, бросая ее новоиспеченным братьям и сестрам. И как только его собственный голос пройдет по земле, он становится вампиром – и чистокровным вампиром, когда душа украсит собой геенну огненную в Царствии Небесном.

Дьявол помолчал, с осуждением поглядев на Маньку.

– А пока какой же он чистокровный, если по каждому слову устраиваешь дискуссию? Да, конечно, не звездой летишь. Да, он тебя не ищет, ненавидит, примеривает на себя недостатки, которые открыли ему братья и сестры. И принимает тебя, как болезнь, как муку, как злое начало. Он помнит твой противный голос, твои грязные руки, вымазанное испражнениями лицо. И сразу начинает болеть, когда понимает, что есть у тебя хоть что-то, чтобы могла жить… Даже сараюшки не оставил бы тебе и тело – так жаден! И в то же время рубит людей направо и налево, чтобы поднять твою мечту: строит города, достает государства с землею, умножает кладовки с одеждой и драгоценностями.

Конечно, Благодетельница мило, прикрываясь тобою, испытывая чувство зависти к тебе же, распоряжается всем, что есть у него и, получается, у нее. Но сор из избы не выносят, если тишь да благодать. К чему бы проклинают тебя по каждому поводу? К чему поминают тебя – если жизнь удалась?

– Могу помечтать о лесоповале, чтобы прямая просека до гор… – мрачно пошутила Манька. – И так целое государство, куда им еще-то? Это, наверное, когда я за огород с соседом билась. Огород у него разрастаться начал в мою сторону…

– Вот как после этого ты собираешься дружно жить с вампирами? – засмеялся Дьявол.

– Я с ними жить не собираюсь, но наблюдаю идиотское желание, что будто встаю посреди кровопролития и говорю: а не пошли бы вы?! – Манька снова прислушалась к себе, протыкая тьму своей памяти. – Странно, будто стоят они у меня тут, – она махнула рукой и обвела круг вокруг лба. – Только близко очень.

– Желание твое будет исполнено, когда приступишь к Благодетельнице. Чем это тебе обернется, врать не буду, но думаю, мысли о летальном исходе уместны. Крылышками бряк-бряк, ноженьками топ-топ, и прямо куда-нибудь… – подразнил Дьявол.

– Ну а если без шуток, вампир уходит в мир иной, что будет с ним? – поинтересовалась Манька.

– Смерть и ужас сеет вокруг себя. И каждый день армия голодных вампиров рыщет в поисках человека, который станет им жертвой. И каждый день мечтает вампир, чтобы уже, наконец, отлетела душа его. Каждую минуту уходят один или несколько душ, ставшие заложниками сделки с Дьяволом. Ты, Манька, не представляешь, что значит быть Дьяволом, который видит все, чем занят вампир. Мы, вот, сидим с тобой в глубоком лесу, и нет рядом человека, и тихо, и спокойно, и кажется тебе, что мир – он такой, он задремал… Но на другой стороне планеты светит солнце, и поезда бегут по рельсам. И кто-то завидует, и плачет, и смеется, и патологоанатомы не сидят без дела, ровно, как и врачи. И даже тут, недалеко от нас, всего лишь в четырех днях пути, если без снега, в ближайшем селении плачут четыре человека, если не считать ту, которая льет слезы по утраченной девственности.

Маленькая девочка, которую изнасиловал отчим. Узнала мать и выставила ее из дома, и она стоит под дверьми и не знает, куда ей пойти, ей холодно, и хочется спать…

И как мне сказать ей, что вечером ее убьет отец, и что она, не имея Бога от матери и отца, будет сидеть на могиле, охраняя свой аршин? Как сказать, если она не может услышать меня, когда говорю: беги! Она не вампиром выпита, оборотнем, и там, на краю села живет женщина, которая ослепла от слез, умоляя дать ей дитя?

Еще плачет женщина, которую избил муж – он всегда ее бьет. Обычная проклятая, но ей повезло – вампир ушел раньше. Говорить о ней не хочется – ни рыба ни мясо! Ни один вампир не приближается к вампиру-душе, и как легко бы было обратить его в прах – но голос вампира зовет ее. И она мучит себя сомнением, как сложится жизнь, если ужас уйдет с земли. И будут жить, пока смерть не разлучит…

«Пожалуйста – просит она – помоги мне, Господи, убить чудовище!»

А зачем, если можно уйти? Что, ноги растут не из того места?

Мужчина: потерял семью и дом, был пожар. Он не плачет, скрипит зубами и пытается понять, за что Бог так несправедлив к нему, и при этом он понимает, что дом подожгли! Так какого лешего он украшает Бога рогами? Бог исторг его дом и его семью?

А еще одна очень одинокая женщина, которая завидовала соседям, когда привезли красивого пса. Кормила его, когда никто не видел, подружились, а соседи его съели. Оказывается, они привезли его на мясо. И думает, почему не купила, почему не уговорила отдать. Жалобную книгу не рассматриваю, животные не подлежат суду. Я пью их, как пьют вино.

Пес – моя земля, и станет свидетелем, как предначертано, что ласковая женщина кормила его из рук своих. Украденный пес не имеет крови, но я имею представление о крови, и слезы ее открыли мне имя человека, который бы не выпил моей крови. Будет не лишним заметить, что хозяева пса тоже плачут.

И ты бы до сих пор умывалась слезами, обливая ими подушку, если бы ходила между людьми с имиджем-плюс, который нарисовал тебе вампир. Нашлось бы, о чем плакать – но ты уже не плачешь.

Но среди тех, кто роняет кровь, я не вижу ни одного вампира! И стыдно мне за людей. Хотел бы помочь, но нечестивый Бог унесет мои мысли – и засмеется нечисть, зная, что нечестивый Бог душе его предначертал горе. Сам-то я кем буду, если возьму концы земли вампира и стану ему душой?! Я понимаю, что думает вампир, но я не сплю, не меня он усыпил, а ближнего, а я геенна, которая приняла душу вампира и объявила проклятой. Сама подумай, если я объявил душу проклятой, разве вампира оставил незапятнанным?! Это клеймо, которое не смоешь ни водой, ни огнем, ни кровью. Он Бог и я Бог. Молись Бог, я страшен в гневе, когда сойдемся в поединке, кто устоит?

– Ну! – Манька развела руками. – Не у всех же душа – вампир.

– Не у всех, у пяти процентов, но сколькие идут вслед вампира, подражая ему во всем? Если человек не искал душу убить, он не вампир. Он всего лишь служит его идеалам, приближаясь устами и делами… Всего лишь! А это «всего лишь» как-то спасает человека от ужаса? Он умер вместе с вампиром, когда остановил на нем глаза и назвал Богом. Первый и Последний побрезговал бы им! Еще не каждый, кто творит и говорит во имя своего Бога, будет принят Альфой и Омегой, а только тот, кто распнул душу, не сохранив ее, и приготовил себя в белых одеждах, и помолился тайно, войдя в дом и затворив за собой дверь. Собирают вампиры на праздник всех, насильно вытаскивая из всех щелей, а попить и поесть удастся не каждому! Лампочка-то в уме зажглась, а масла хватит ли освещать себе дорогу к жениху, когда наступит ночь? Ночной жених много не объясняет, дверь закрыл и помахал ручкой. Хитрым надо быть, чтобы душа не опередила, если метишь в вампиры. Сказал Спаситель: когда ты идешь с соперником своим к начальству, то на дороге постарайся освободиться от него, чтобы он не привел тебя к судье, а судья не отдал тебя истязателю, а истязатель не вверг тебя в темницу.

А я что, хуже Первого и Последнего?

Вот если ты первая освободилась бы от души, то была бы в почете и царствующая особа! Представляешь, Манька. как жизнь к тебе повернулась бы? – мечтательно произнес Дьявол.

Манька рот раскрыла: правильно говорит Дьявол или опять над нею смеется?

– Мне не надо царства! – сказала она обижено. – Мне и так… хорошо… Но береглась бы и не показывала себя. А если бы не нашли, как сделали бы душу вампиром? Это им надо, и я не понимаю – зачем?!

– Это от тебя не зависело, – признался Дьявол. – О тебе знали давно, когда ты вот такой крохой была, – Дьявол развел руки на полтора локтя. – Разве темница, в которую тебя заключили, в твоем детстве была вечерними сумерками?

А царства…

Какой же Бог, если нет у вампира царства? Вольно или невольно вампир всегда завидовал мне, замечая, как богата и щедра земля, и как быстро прорастает на ней семя. Сколько было их на земле, протягивающих свои ручонки?! Все знают, что она принадлежит мне – и даже Йеся не сумел сказать о себе иное, как разве Сын. Попробуй судить человека, если у тебя нет огорода, а у судимого есть. Многие ли примут слова судьи? Сможет ли судья быть объективным? Не отдаст ли родственнику или мздоимцу, который готов поделиться с ним огородом? Вампиру, прежде всего, нужна земля, где он мог бы установить власть и вершить суды. И не просто огородишка, а именно – Царство!

Сказал Единожды Рожденный Сын Человеческий, учивший один раз наступить на землю и править ею до скончания человеческого века: Ибо Отец не судит никого, но весь суд отдал Сыну…

Правильно, на земле, пока жив человек, я не сужу. Я собираю свидетельства для Суда. Разве судят дом, за то, что хозяин убил человека? Почему я должен объяснять земле, что распорядитель ее интеллигентом не был? Пока сознание человека на земле, все, что с человеком происходит, земля принимает и на свой счет. Она не знает себя, опираясь на сознание, которое проникает в ее пределы и дает определение ее состоянию, как моя земля, знает о себе через меня. Точно так же, как человек, который ходит по дому и делает заметки.

Но там, вне дома – за каждое слово, за каждое дело, за каждую мысль, что владела человеком – сужу! И никто не смог бы кроме меня. Только я вижу, что творится в доме. Я понимаю, что вампиру спокойнее, если бы его судил вампир, который был бы, как человек. И сказал один, и принял второй, рассмотрел, и положил на себя, и примерил, и сказал: «Вижу – нужда была! Оправдан!»

Но я не человек. Если ты сегодня, имея нужду, вошел в дом ближнего и умертвил его – что сделаешь завтра, когда увидишь мой дом, украшенный и умноженный? Ради бога, верь, если тебе так спокойнее! Чем больше убьешь, тем меньше желания у земли защищать тебя от меня. И радость ее, когда она обретет меня снова. И кто, после этого, скажет, что я не Совершенный Вампир?

– Ты не вампир, – простила Манька Дьявола. – Ты несчастный Бог… они не знают Тебя…

Дьявол засмеялся.

– Это ты не знаешь, а вампиры знают. Как можно не знать, если убивают человека знаниями о земле? Пространство человека имеет сознание, пространство животных имеет сознание, а пространство вселенной разве другое? Человек видит камень, песок, солнце и звезды. Но если бы он смог заглянуть в себя, что бы он увидел? В пространстве человека кипит жизнь, но основа его не живее песка и камня. И человек населяет свое пространство убогими, как он, созданиями. Но жить в пространстве и быть его головой – две разные вещи. А сколько я выпил у тебя крови? И еще выпью! При этом мне даже наступать на тебя не пришлось. Ни один человек не сможет сказать, что я не пил его кровь. Так что я буду судить вампира по вампирским законам. Он червь, и жизнь его в моих руках. Помнить бы им об этом. Пророки знали, народ знал. Есть только одно место, где нет суда – это Бездна. Моим дыханием она открывает Врата каждому, кто принес в мою землю ее холод. Человек уйдет с земли, как многие народы, которые пришли и ушли.

Но разве я человек, чтобы уйти вместе с ними?

Да, страх не испытывает человек передо мной, как испытывают перед Царем, но чем я заслужил такое наказание, чтобы помнили обо мне лишь страхом?

Йеся был сыном священника, и не сложно догадаться, кто приоткрыл ему завесу и объяснил, что человек человека может прибрать к рукам – судить, рядить и сжить со свету. Но не о Бездне, о моей земле мечтал Спаситель. И я знаю, что каждый вампир, поднимаясь к своему Богу, надеется жить вечно.

«Все передано мне Отцом Моим…»

Все – это что? Бразды правления? Мудрость? Гармонию и миропорядок? Совершенный Закон – отвечающий за жизнеспособность Бытия? Да, я могу сказать о себе, что я не от мира сего, я сошел от Бездны. Но как человек мог сказать о себе такое? Как мог послать меня в огонь, если огонь и сера исходят от меня? Если все, что движется в этом мире, имеет меня в себе? Кто кроме меня смог бы двигать галактики и проникать внутрь их? Кого я могу сделать осью земли? Кто выдержит?

«И, возведя Его на высокую гору, диавол показал Ему все царства вселенной во мгновение времени…»

Кто, кроме того, кто управляет всем Бытием, мог бы сделать это? Так почему же человек поставил Дьявола ниже вампира, который не показал ему ни одной бледной планеты? Почему торопится все, что есть у меня, поменять на ужас Бездны?

Или: «что немного мне времени осталось!»

А куда это все денется? Мироздание? Неужели же я, сделав это однажды, не смогу переплюнуть себя? Если уж приспичит, ну, встряхну еще раз старушку – и полетит целовать мне ноги! Я Дух Бытия, а Небытие – Душа моя. Если бы мог человек узреть ужас Бездны, он понял бы, кто правит его головой и куда призвали его. Да, Она совершенна! Я помню, как Совершенная Ночь окружала меня, и мудрым началом я понял, что все, что я сделал потом, я искал в Ней, и судил Ее я, открывая свои возможности. Я обошел Небытие, и понял, что я Бытие. Могу ли я после этого пожертвовать человеку, мертвому и заранее уготовившему мне участь слуги, хоть одну горсть земли, которая бы уместилась в его ладони? Человек захотел, чтобы был над ним Царь, и земля принадлежала ему – я поставил Царя над землей. Его землей! Не я просил, у меня без Царя забот хватает.

Вот у тебя, Манька, Царь. Много ли ты можешь увидеть, имея его в голове? Что же я, дурак совсем, сидеть в темницах? А как уж он распоряжается землей человека, дело Царя!

– Я себе Царя не просила! Наоборот! Я не собираюсь жить вечно! – уперлась Манька, рассматривая свои обкусанные ногти. И ухмыльнулась. – И когда я отправлюсь в Бездну – никто не поедет на мне! Никто! Не думаю, что мои пируэты доставят им удовольствие, когда они найдут Кикимору и Бабу Ягу! Пусть бы они испытали то же, что я, когда мы нашли растерзанную девочку… – помечтала она, блаженно улыбнувшись. – Жалко, конечно, что всем одна участь… Вампиры хотя бы тут успевают пожить по-человечески…

– А я не обо всех… – открылся Дьявол. – Кто-то будет жить. Вряд ли он знает, что земля открылась ему и показала место, где зарыто паскудство. И кажется, дом ему уже готов, и, может быть, даже друзья примерно знают, где его искать. Проклят человек, но не мной, а вампиром, – Дьявол поправил ветки, взбив их. Иголки сразу перестали быть колючими. – Но пока не прожил, как открыть ему, что жив? Спи! Я разбужу!

Манька подумала о таком человеке, которому повезло.

А ее дорога к себе самой только-только начиналась. Вряд ли Его Величество откажется от Ее Величества и прекратит всякие лобзания царицы лесов, полей и рек. Немногие поймут и оценят его героический поступок. Даже сама она призналась, что не поняла бы. Сама она не раз интересовалась, чего не жилось человеку, почему бросил семью, детей, уходил, и жил тихо, но вполне достойно. И прятал глаза, но не искал дороги назад. Теперь она понимала, что счастье не всегда там, где видит его человек. И думала: вампир увел, или судьбу встретил? Или просто устал от собачьей жизни?

«Здравствуй! – скажет она ему, ухмыляясь. – Приветим, что ли друг друга, поцелуемся, раз уж встретились!» И ужас отразится на его лице, исторгнет душа-вампир на нее огонь и серу, дым и копоть, глаза нальются кровью, выставит рога и будет бить копытом. И если рядом не окажется плетня-я! А как мило обложит Благодетельница, у которой она решила умыкнуть золотое дно! Только она так умеет – потому что из земли, а в земле слова становились какими-то другими, живыми…

Маньке стало смешно, но смех шел не изнутри.

Она расстроилась, прислушиваясь к себе. Все было тихо и спокойно, горсть пепла не открывала ей двери темницы. В уме было по-прежнему пусто и темно.

Каждым словом Дьявол пытался приоткрыть ей тайну Бытия, приготовляя к новой реальности, и если слушала его всю ночь, он оставался рядом и охранял ее сон, позволяя спать хоть до обеда. Но где эта новая реальность? Золото он ей всучить пытался, или так истосковался по ученику, что решил из первого попавшегося отброса сделать мастер-класс за короткое время? Было бы кому! С утра она могла не вспомнить и половину из того, о чем он ей рассказывал! И Дьявол терпеливо добивал ее по дороге, прикладывая к старым постулатам и аксиомам новые. И когда понимал, что и после этого ничего у нее не осталось, сразу становился Богом Нечисти, который опять любил нечисть без памяти, превознося помазанников до небес за сообразительность и умение питаться мыслительной материей без всякой подкованности.

А как помнить, если она иногда знакомые слова не могла у себя найти, будто вертелось где-то над головой, а взять, ну ни как!

Наверное, Сын Человеческий шутил, взвешивая: а на что оно Маньке? И не приберечь ли его для вампира?!

– Звери какие-то! – сказала она с досадой. – Убивай их, не убивай, сам человек расчищает им дорогу.

– Ну, вампир – это хищник, – заметил Дьявол, слегка огорчившись, что Манька не спит. Когда она шла и клевала носом, путь был недолог. Сам он во сне не нуждался. Скорее, бросал свое тело, чтобы ей не было одиноко, и она могла позвать его, а сам в это время уносился куда-то вдаль. – Любой хищник умнее и сложнее устроен. Иначе, какой же он хищник, если не сможет выжить? Вот и вампир, эволюционным путем он до этого дошел. Разве не достойно восхищения, как он захватывает у человека ум, память, тело и все его достояние? Некоторые люди сами к ним приходят и просят сделать их вампирами. Признаюсь, на земле нет такой заразы, которая проникла бы в человека и убила лучше, чем вампир. Любая зараза убивает тело, один вампир убивает сознание.

– Но это надо не человеком быть, чтобы убить себя самого! – раздосадовано сказала Манька. – Неужели они совсем не думают? Что они могут получить от меня? И зачем уничтожать знания?! Это вандализм!

– От тебя ничего. От твоей земли много. Имидж – и весь мир. Вампиры получают жизнь, сравнимую разве что с жизнью Бога! Они могут миловать, карать, обожествлены, причем не осознанно, а подсознательно, могут позволить себе в материальном плане то, о чем многие люди и не мечтают. Люди приходят сами и сами отдают, не спрашивая: «Когда долги отдашь, сволочь!» Не об этом ли мечтает половина человечества, обделенная вампирской любовью? Конечно, вампиры прячут знания, и я их понимаю. Представь: проклятый обучился и пришел к другу, такому же, как он, проклятому. «Послушай – скажет он – я не могу прийти сам и взять мою землю обратно, но я могу послать тебя, и ты принесешь мне плоды ее!» Разденут вампира, разуют, и спасибо не скажут! Люди забыли, но вампиры помнят, что такое война, и как непрочно их здание. Кроме древнего вампира кто-то всегда присматривает за жертвой, чтобы не увели из-под носа. Ведь через нее могут проклясть вампира. Проклятые для них самые страшные враги. Твоя память у вампира. А его память – у тебя. – Дьявол постучал по Манькиному лбу. – Там такие ужасы, которые умом человека нельзя понять.

Манька задумалась. Люди так внезапно менялись в отношении к ней, что она зачастую не успевала понять, что человек увидел в ней врага. Происходило это как-то вдруг, но каждый раз перед тем она предчувствовала, что это случиться. За неделю, за месяц. Уж не пасли ли ее вампиры, присасываясь к каждому человеку, с которым она делила и хлеб и соль? Но как? Мало им было своих объяснений? Неужели они делали вампиром человека только лишь потому, что он рассчитывался с нею и начинал ей помогать? И почему человек не замечал внезапной своей перемены? Манька вопросительно посмотрела на Дьявола.

Дьявол промолчал, сочувственно покачав головой.

– А почему люди не знают о вампирах, если они живут среди людей?

– Вампир кусает ночью, когда человек спит. Они стараются не оставлять следы, это бы объединило людей. Кроме того, они должны убедиться, что правильно выбрали человека. Проверить, как работают их заклятия.

– И спокойно смотрят, как человек гибнет?

– Не спокойно. С радостью и чувством самодостаточности. Вампир чувствует, что отношение людей к нему изменилось, ушла боль, совесть не мучает. А проклятый начинает понимать, что изолирован от всего мира. В конце концов, придет из сердца страшная правда о нем самом – полчища проблем станут одним мгновением. Но человек не ищет, он злится на себя, на людей, радуя вампира послушанием.

– Неужели вампир после укуса совсем не чувствует душу?

– Как раз, наоборот! – усмехнулся Дьявол. – Вся жизнь вампира – душевный порыв. Он просыпается счастливый: образина, которая кричит: я твоя душа! – рядом, сам он Бог, тепло ему, умные мысли просятся в голову… Наслаждение держит его крепко. Это не боль, которую превозмогает проклятый, чтобы чувствовать себя человеком.

Маньке снова задумалась, прислушиваясь к себе. Душу было жалко до слез. Ведь умела она пожалеть каждого человека, посочувствовать, поделиться. Разве так бы она думала, если бы душа ее не умела противиться злому? Не было вампиров в уме, но были люди, которые радовались, переживали, на что-то надеялись…

– Но если у меня есть совесть, и сама я не приемлю насилия, как поверить тебе?

– Еще бы у тебя не было совести! – рассмеялся Дьявол. – Боги проклинают тебя день и ночь, охаивая все, чем ты дышишь. Ведь если душа ругает, человек должен поискать в себе недостатки! – осадил он ее. – Та любовь, что идет из твоего сердца, окружает вампира со всех сторон. Это ум, который лижет его. Он счастлив, а ты? Так что, жалобную книгу мне не подсовывай! Жалость в себе имеет жало.

– Неужели никак нельзя вернуть вампира к жизни?

– Нельзя. Вампир не задумается никогда и ни о чем, а человеку от него только смерть, и земле смерть, и лечить вампира бесполезно, человеком он не станет. Бог он, а Боги не сомневаются. Им хорошо, значит, и мудрость их хороша… На заре, когда человек старался выжить, насилие над человеком каралось смертью или наложением рук. Вампира убивали или клеймили позором, чтобы каждый, кто увидит, бежал от него. Так поступили с Йесей, так поступили с Иаковом. Так поступили с Петром. Но золота моего немного было в их словах. Никто не смог объяснить, что происходит с людьми, и как вернуть их к жизни. Проиграв войну вампирам и признав за ними право, жить среди людей, человек не управляет ни собой, ни своим сообществом, ни своим имуществом. Как только вылезли из подполья, вампиры сразу же уничтожили знания о себе, людей, способных противостоять им, заменили ценности, данные человеку от природы, наплодив огромное количество религий, раздробленных и разобщенных, еще в утробе матери разделяющее человека самого в себе.