Текст книги "Черная книга колдуна"

Автор книги: Анастасия Вихарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц)

– Да-да! – поддакнула она. – Кирилл, попридержи Туза, он сожрет нас всех! Не лезь в разборки взрослых, разберемся без тебя! – тетя Вера пальцем пригрозила Тузу, который сообразил, что среди своих появились чужие, только он пока не понял, кто есть кто.

– Никто украсть их не мог, на виду она их не держала! – взвизгнул Яков Самсонович.

Матвей повернулся к матери и успокоил ее:

– А из-за скелета не переживайте, мы их в горах нашли. Им лет много. Хотели в музей сдать, да нет у нас музеев, отдать на сторону жалко. Похоронить, кости голые, ни вреда, ни пользы. А куда нам скелеты эти? Умелец наш собрал их. Еще один в школе стоит, ребята на нем учатся. Авдотья лекарила, попросила, второй мы ей отдали. У них Ирка в морге ума набиралась, с детства там околачивается, любит она резать мертвечину. У Авдотьи училась прилежно. Они от вас чего-то другое хотят! Видал я того кота, Авдотья берегла его, других таких не сыскать. И деньги у нее были, и книги, только не показывала никому, прятала… Но если воры ее убили, – прищурился Матвей Васильевич, – то нашли бы! К чему людей беспокоить, которые знать ничего не знают? – он повернулся к тете Вере. – С этим разобраться надо раз и навсегда, а то не отстанут, я эту семейку знаю!

– Воры умеют находить то, что им нужно, – промычала тетя Вера.

– Да нет, Авдотья мастерица была прятать, – усмехнулся Яков Самсонович, уверенно глядя ей в глаза. – Уж мы-то знаем! Все места знаем, где прятала, но найти не можем. И документов нет, не все. Вы кота видели – здесь он! Значит, и все остальное здесь.

– А при чем тут кот?! – всполошилась мать. – Коты сами по себе!

Тетя Вера и тетя Августа переглянулись, подозрительно уставившись на мать. Смысл ее слов они не совсем поняли, или поняли и не до конца поверили. А тем временем возмущенная мать распахнула ворота нараспашку.

– Иди! Ищи! Найдешь, все твое, а сыновей моих не тронь! И пугать меня не надо! Я людям голову не протыкаю, чтобы кошелек себе набить! Это вы черепа ломаете!

– Аня, да купи ты им кота… – рассмеялась тетя Вера. – Из-за какого-то кота такой скандал!

– Не только кот, еще деньги и книги, но не любого, а именно нашего кота! – задохнулся от злости пунцовый Яков Самсонович.

Кирилл наблюдал за потасовкой взрослых, на всякий случай, посадив Туза на цепь на безопасном расстоянии, успокаивая его. Туз рычал и рвался в бой, цепь отбрасывала его назад, и он, припадая, скулил, выпрашивая свободы. Кирилл взял его за ошейник, приказав сидеть. Туз послушался, но сидел беспокойно, не переставая гавкать. Он видел, как зла хозяйка, как решительно настроена тетя Вера и тетя Августа, как мечется Александр, стараясь отодвинуть Матвея Васильевича от Якова Самсоновича.

– А документы, документы у вас есть? – хитро прищурилась тетя Августа. – Где документы? Чем докажите, что ваш?

– Свидетели есть! Свидетели! – радостно взвизгнул Яков Самсонович. – Все наши подтвердят!

– Ага, сговорились?! – поймала его тетя августа. – Знаем мы, мы тоже свидетелей найдем!

И вдруг Кирилл увидел, что кот, черным силуэтом в лучах заходящего солнца, сидит на заборе, как раз там, где к забору был прижат Яков Самсонович.

Кирилл остолбенел…

Кот лежал, с дьявольской насмешкой наблюдая за людьми прищуренными глазами. Хвост его с силой бил по забору, но лапами он лишь раз выпустил когти, тут же втянув их обратно. Лица всех скандаливших людей были повернуты к нему, но ни один из них не видел его. Кирилл протянул руку в направлении кота:

– Да вот же он! Вот же кот! Смотрите!

– Где? – все разом обернулись к Кириллу.

– Вот! – он протянул руку, показывая пальцем, – Вот… только что был тут…

Кот исчез. Стоило ему отвести взгляд, как кот исчез, как в прошлый раз, когда он видел его в своей комнате.

– Кирилл, что это пришло тебе в голову? Не надо обманывать! – попросила тетя Вера. – А вас, что бы я больше здесь не видела! – пригрозила она грубо и решительно. – Переступите порог дома, придушу собственными руками! Мы вашего кота не воровали. Не идет, значит, не хозяева. Документов у вас нет, а свидетелей и мы найдем. А тебе, Саша, не следует водить дружбу с людьми, которые о долгах напоминают. Не ты, он тебе должен, столько должен, что им ни в жизнь не расплатиться!

– Да пошла ты! – крикнул ей Александр, пытаясь оттащить. – Кто тебя просил лезть в мои дела. Мы и без тебя разберемся, для начала свою жизнь устрой… Вдова бесплодная, у себя там некому жизнь портить, решила здесь испоганить?! Если ты еще не поняла, Иринка… Как ты назвала ее, потаскуха? Жена моя! Мы год с ней жили! Ее не бросают, как тебя! Не успела приехать, уже трясешь своими прелестями перед мужиком, который может ни разу в жизни бабу не пробовал!

– Саша, замолчи! – заорала мать, внезапно побледнев. – да как ты смеешь?! Щенок!

– А пусть говорит… Собака лает, ветер носит, – бросила тетя Вера, нисколько не обидевшись. – Твоя Ирина продала уже твою квартиру, новую купили, в элитном доме! С каким-то уголовником живет. С фингалами ходит! Видела я ее раза три, – язвительно промурлыкала она, наслаждаясь произведенным эффектом. – Богатством Господь ума не прибавляет, не дождалась тебя, племянничек! Да вот хоть у Августы спроси!

– Это правда? – обернулся Александр к Якову Самсоновичу. – Это правда, что она с кем-то живет и квартиру продала?

– Я свидетель! Мы, как-никак, в одном подъезде живем! – предупредила Якова Самсоновича тетя Августа. – Да, Сашенька, это правда! На два этажа ниже! А про Ирку я мужику ее рассказала, даже познакомила с хахалем, когда мать твоя Славку на обследование привозила!

– И ты? И ты знала?! – сорвался Александр на мать.

– Ну, конечно! Что ж мне не зайти да не посмотреть, как там новые люди устроились! – испытующе взвизгнула мать, испепеляя взглядом.

Александр, с окаменевшим лицом, на негнущихся ногах развернулся и ушел в дом, не дожидаясь ответа Якова Самсоновича. Побледневшее лицо его было страшным. Кирилл хотел идти за ним, но в этот момент Яков Самсонович с силой толкнул тетю Веру. Она отлетела и упала, не удержавшись на ногах, рядом с Кириллом. Кирилл отпустил Туза, помогая ей подняться.

– Грабители! Грабители! – она, наконец, поднялась и отряхнула грязь с юбки.

– Людей мы не грабим, – с презрением бросил в ее сторону Яков Самсонович. – А волов запрягали, и будем запрягать! Моя Ирка делала всех, и будет делать – вашего запрягла, и тому козлу рога отшибет! А что мне, кого бояться? Сам Господь скотину учит резать. Сам учит, Сам выбирает! А за кота и книги вы нам еще ответите! Засудим вас, по-хорошему хотели. Сыночка своего берегите, недолго ему осталось!

– Что, Бога приватизировали? Ни стыда, ни совести! – бросила ему вслед тетя Августа. – Матвей Васильевич, закрой за ним дверь!

– Господи, Господи, да когда же это кончится?! – мать всхлипнула.

– Анька, успокойся! Ничего он не сделает, – наперебой успокоили ее тетя Вара и тетя Августа.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал Матвей, стоя в стороне от женщин. – Вы не расстраивайтесь, уезжают они скоро. С работы Яков уже уволился. Я бы вам не советовал связываться с ними. Скандалами вы ничего не добьетесь, это не те люди, наживете врагов. Они и убить могут, – он глубоко задумался, переживая. – Как-то странно… В кражу не верят, искали и ищут, весь дом перерыли. Но ведь Авдотью убили, почему бы не поверить? Она могла и сама сказать, за жизнь за жизнь-то что не сделаешь? Понятно, что убийцы были недалеко. Иначе, куда бы она делась? И зачем она им мертвая понадобилась? – недоуменно пожал он плечами. – Может, испугались, или свидетельства какие-то были? Документов нет, ценных вещей нет, Авдотьи нет – а им лишь бы кота, деньги да книгу какую-то… Может, сами ее убили? Я Авдотью знал, заходил к ней, не собиралась она ни умирать, ни дом переписывать. Ругались в последнее время, сильно она пожалела, что учила их: Ирину, Родиона, Якова. Вас, женщины, охранять надо, но, думаю, сегодня вам ничего не грозит.

Матвей нерешительно топтался на месте, переступая с ноги на ногу, потом сел на скамейку, почесав голову.

– А ну их! – тетя Августа подсела к нему с рюмкой. – Праздник только испортил!

– А где Саша? – спохватилась мать. – Кирюш, посмотри, как он там. Праздник, а мы…

Кирилл обошел дом, Александра нигде не было. Он вышел в баню. Но его не было и там. В крытом дворе он его тоже не нашел. Но почувствовал тревогу, увидев открытые двери сарая и мгновенно обмяк, потеряв голос. Сашка висел в петле, дернувшись пару раз.

– Саша… Мама! Мам! Сашка повесился! – в ужасе заорал Кирилл, обхватив ноги брата и поднимая его. – Помогите!

– Ох, ты! – мать ворвалась в стайку как тигрица, схватилась за сердце и повались по стене.

– Веревку режь! – не растерялась тетя Вера, мгновенно сориентировавшись.

– За ноги держи, за ноги… Не опускай! – таким же хриплым голосом прошипела тетя Августа, вцепившись в Кирилла.

Матвей Васильевич оттащил Александра к матери, встряхнув ее, приказав подсказывать, что ему делать. Сама она все еще была без сил.

– Бей… дыхание… массаж сердца… удар… еще удар… Сыночка, ты в своем уме? Да что с тобой? – взвизгнула мать.

– Саша, дураков много, из-за всех не перевешаешься, шея-то одна! – философски заметила тетя Августа, усмехнувшись. – Ну, будет вам, ожил! Ну и дура-а-ак! Совсем больной! – покачала она головой.

– Кирилл, воды неси… – попросила тетя Вера. – В лицо ему надо плеснуть.

И всхлип Александра:

– Я не могу, я не хочу жить, опустите меня! Я все равно повешусь не сегодня так завтра… Я не хочу жить! Да отпустите вы меня! – отмахнулся он. – Я все ей прощаю, все прощаю, я в подвале буду жить, лишь бы рядом… Почему нам нельзя вместе быть? М… м-м-м… Ой, как больно, ой как сердце больно… Горит! Все горит! Внутри все горит! М-м-м… О-о-о…

– Сашку нельзя одного оставлять, тебя, Анька нельзя одну оставлять, решительно заявила тетя вера. – Я пока с посадками помогу и с александром поработаю. Нет ничего лучше спорта и коллектива.

– Да не бывает такого, что бы люди так убивались! – развела руками тетя Августа.

– Меня тысячу раз бросали, я бросала тысячу раз, да если бы я вешалась из-за каждого… – успокаивая Александра, сказала тетя Вера добросердечно и с упреком. Она первела взгляд на тетю Августу, поднимая голову. – Ты, Августа, посмотри за квартирой.

– Присмотрю! – бросила тетя Августа мрачно, глаз у нее подергивался. – Вот такая любовь! Я с одним промучилась всю жизнь, а вот такая же дура. Ну в натуре я!

– Ой, девоньки, да за что мне такое горе?! – всхлипнула мать, закатываясь в рыдании. – Что с парнем моим сделали?!

Глава 5. На кой сдался такой клад?

Весна пролетела незаметно. Экзамены он сдал легко, даже и не учил, наслаждаясь новыми впечатлениями и опытом. Жизнь в Черемушках имела свои прелести. Кирилл уже не думал о городе. Знал, город для него не потерян, квартира тети Веры однажды должна была стать его наследством, если тетя Вера не перестанет его любить, что было маловероятно. Во всяком случае, одна комната принадлежала ему. Тетя Вера благородно напомнила об этом, когда позвала его жить к себе. Без матери в городе она чувствовала себя одинокой.

Но пока и Черемушки Кирилла устраивали…

Село жило как-то самом по себе, словно выпав из времени. Приметы современности мирно уживались с укладом быта времен таких далеких, о которых уже никто и не помнил. Наверное, только Кирилл и тетя Вера замечали развешанные на продажу кружева, самотканые половики и ковры, выставленную рядами глиняную посуду, туеса из бересты и плетеные корзины – и бабушек, собравшихся на посиделки возле какого-нибудь дома с прялками.

Тетя Вера, которая жила в комнате матери, скупала все подряд, чем снискала расположение местных. Она бы и тропинки в огороде застелила половиками, если бы мать не остановила ее. После этого тетя Вера какое-то время не выходила гулять, а потом неожиданно обрела второе дыхание – и первая партия кружев улетела в Японию. Она прекрасно владела четырьмя иностранными языками – английский, итальянский, японский, китайский. Разбиралась в Египетских иероглифах. И преподавала в частной школе, подрабатывая переводами и переводчиком, имея много полезных знакомств. Через две недели после первой удачной выставки она увлеченно готовила вторую коллекцию, пока Кирилл рылся в ее книгах и зависал в Интернете, собирая информацию об этих местах.

Исследуя с друзьями окрестности, нашли немало пещер, а в пещерах и неподалеку скальные гроты, которые сами по себе образоваться никак не могли – и неожиданно наткнулись на старинные капища, на которые до него никто не обращал внимания. Лежат себе валуны, ну и лежат, сенсацию из этого не делали. А когда он заметил высеченные на камнях знаки, похожие на те, что видел в книгах тети Веры, ребята лишь пожали плечами, считая, что выбить их мог кто угодно и когда угодно. Но заинтересовались, внезапно проявляя интерес к своей истории. Одноклассники приняли Кирилла сразу, пригласив на сходняк, который устраивался по поводу дня рождения Андрея. Через неделю девчонки не сводили глаз, посылая в день по несколько записок – и он почти забыл о прошлом. В мае старшие классы перед экзаменами отправили на посадку леса. Сажали сосну, ель, кедр, лиственницу и пихту. Там Кирилл окончательно почувствовал себя своим. Ребята в школе оказались дружелюбные. И, наконец, его уговорили отправиться на озера, чтобы сделать из него заправского рыбака.

Впечатления оказались незабываемые. На заимке, где охотники и рыбаки хранили припасы – крупу, сухари, муку, соль, сахар – заночевали. Кирилл поначалу струхнул, в лесу на всю ночь он оказался впервые. На улице в это время шумел лес, доносились множество устрашающих звуков – шорох, рев, свист, рычание. Но ребята лишь посмеялись над ним, без труда разбираясь в шумах леса и распознавая множество следов.

Туз не отходил от них ни на шаг. Леса он побаивался, но на перекатах с удовольствием выхватывал поднимающуюся на нерест рыбу, вытаскивая на берег. С Тузом Кирилл наловил три ведра осетров. Леха и Серега управлялись с острогой с проворностью индейцев, вдвоем они наловили втрое больше, но поначалу Кирилл не придал этому значения. Азарт, охвативший его во время ловли, прошел, теперь он понятия не имел, что с этим уловом делать. А когда вернулись, на огороде его уже ждала выстроенная коптильня и приготовленный навес – и Матвей Васильевич, который взялся показать, как правильно приготовить все это на зиму.

Тетя Вера под чутким руководством быстро научилась вспарывать рыбинам животы, вытаскивая икру. Ее солили, перчили, закатывали в банки, укладывая в ледник – ледник под черемухами восстановили по совету местных, натаскав льда с реки и собрав последний не стаявший снег, присыпая слоями торфа, – а рыбу натирали солью и развешивали, закрывая марлей от мух. А потом объедались, черпая икру ложками. За икру и рыбу, которую тетя Вера обожала в любом виде, Кириллу присвоили почетное звание «кормилец».

Оказалось, заготавливать рыбу во время нереста для черемуховцев было мероприятие ответственное. Запасами с озера, леса и огорода кормились всю зиму. Во время нереста поднимали егерей, чтобы отлавливать браконьеров с сетями, а местным давали пару дней выходных. После полученных разъяснений Кирилл начал относиться к промыслу ответственно, уделяя навыкам больше серьезности. После бани да под пиво, через месяц от рыбы остались воспоминания. Даже Александр испытал чувство сожаления, когда рыба закончилась. На будущий год на нерест решили отправиться всей семьей.

Но не успел Кирилл моргнуть глазом, как остался один.

С раннего утра до позднего вечера друзья вкалывали то на покосе, то пасли коров, то ломали веники, то промышляли на озерах рыбой и грибами, а кто-то устроился на работу. Даже по вечерам встретиться не всегда удавалось. Наслушавшись рассказов о темном черемуховском прошлом, в котором были случаи, когда от человека находи лишь окровавленные одежды и обувь, мать соваться в лес одному запретила строго-настрого. Кирилл, в общем-то, и не рвался, особенно после того, как неподалеку от Черемушек встретил медведя, который поднялся на задние лапы и пошел на него. Он едва успел завести мотоцикл и выбраться на дорогу. Пару раз он рискнул испытать себя в деле, напросившись к Лехе пасти деревенское стадо, а после неделю лежал с температурой. Кожа слазила лохмотьями. Чтобы снять зуд от ожогов, мать мазала спину кислой сметаной и умиротворенно наставляла, как тяжело дается молоко. Зато на солнце он мог теперь находиться сутками. Кожа его стала темно-бронзовая, светло-русые волосы выцвели и пожелтели, на лице ярко выделялись голубые, слегка поднятые уголками глаза.

Эта раскосость отличала его от брата, с которым в остальном они были похожи. За последние два месяца он вдруг вытянулся и стал с Александром почти вровень. Отличие их с братом было лишь в том, Александр, имея за плечами армию и спортивные секции, имел стальные мышцы, о которых Кирилл мог только мечтать. Пока он был худощав – и не приходилось надеяться, что это можно как-то исправить. Тетя Вера гоняла его не хуже тренера сборной страны, заставляя отжиматься и обливаться холодной водой, но тренировки не помогли, разве что сбросил еще пару килограммов.

Попыток суицида брат больше не предпринимал, но состояние улучшилось ненамного. Он по-прежнему оставался раздражительным, грубым, жаловался на здоровье. И все же тете Вере удалось заставить его обливаться по утрам ледяной водой из колодца, подтягиваться с нею на турнике. Местные девушки Александром интересовались, прохаживаясь вечерами перед домом, внимание ему льстило, но интереса и влечения он не проявлял. Попытки завоевать его сердце вызывали в нем лишь сочувствие – он все еще надеялся, что Ирина вернется в его жизнь.

И ждал…

И вдруг подметили, что среди всех девушек Александр как-то незаметно для себя выделил одну. Ни к кому он не относился с такой враждебной неприязнью, как к сестре Славы, второго жениха Ирины, с которым познакомил его Матвей Васильевич. Того самого, с лоботомией. Когда упоминалось имя Мирославы, Александр вздрагивал, а если кто-то защищал ее и говорил о ней что-то доброе, обижался. Александр то тихо презирал ее, то деятельно ненавидел, замечая в ней только ужасы, которых никто кроме него не видел. А если представлялся удобный случай и слушатели, высмеивал. А то он вдруг испытывал какой-то непонятный страх, когда ему хотелось причинить ей боль, вымещая свою злобу, будто винил в чем-то.

Произошло это так неожиданно, стоило Александру зайти к матери на работу и увидеть ее.

Тихая и подавленная Мирослава – обычно ее звали Мирка, была младше Александра на два с половиной года. Работала медсестрой, ничего худого мать не могла сказать о ней, а кроме того, жили неподалеку – дом их стоял чуть ниже, и тоже возле самого берега. Ей со Славкой повезло меньше – дом их почти развалился и местные не жаловали, считая, раз имели ген дурной наследственности, то и она не в себе. Подруг за два года в Черемушках у нее так и не появилось, и парни обходили стороной, не мешая Александру глумиться над нею, а иногда подначивая. Не все парни обходили ее стороной, но она была замкнутой, и, наверное, ей тихо мстили.

Дома такое поведение сначала объясняли ревностью, но в своих чувствах Александр был искренним. Шло это из него самого. Славке он даже иногда сочувствовал, совершенно уверенный в том, что все, что с ним произошло, не имеет к Ирине отношения.

Особенно непонятным поведение его было для матери.

А девушка, между тем, которую в доме ее то с насмешкой, то с сочувствием называли «Мира нет мира», тянулась к Александру, не понимая его неприязни, то пыталась защищаться, то пробовала объясниться. Все было бесполезно, Александр лишь усугубил и без того тяжелое ее положение. И однажды, когда Александр за волосы вытащил ее с танцплощадки и при всех обозвал «подстилкой», замкнулась в себе и на дискотеках больше не появлялась.

Мать, конечно, об этом узнала, сначала испытав шок. Потом попробовала заставить Александра попросить у своей сотрудницы прощения, а когда он в какой-то необъяснимой ярости начал крушить все, что попадалось ему на пути, перепугалась, рассорившись с тетей Верой, которая в эту минуту тихо ненавидела Александра, подсовывая ему его вещи.

Но мудрая тетя Вера нашла, чем утешить мать, и как вывести Александра на чистую воду.

– Анька, надеешься, что нас он ненавидит меньше? – усмехаясь, она с минуту наблюдала, как Александр ножом пластает диван, который прихватил на кухне, после того, как разбил сервиз, который подарили отцу и матери на свадьбу. – Да скрывать приходится, чтобы с голоду не подохнуть! А кормить не станем, так и нас вытащит! Уже выбросил! Видим его – воплоти!

– Верка, перестань! Саша, прекрати! – мать металась между ними, то мешая тете Вере кинуть Александру его же магнитофон и ноутбук, то вырывая их из рук Александра. – Ты же видишь, у него истерика, он себя не контролирует!

– Нет, Анька, свой магнитофон на диван швырнул! А твой стул в щепу разлетелся. И ноутбук пока целый… – усмехаясь, тетя Вера травила Александра, вновь и вновь открывая для себя что-то новое. – Еще как он себя контролирует! Ну, ну, давай, Сашуля, просто ударь, чтобы экран треснул и клавиатура разлетелась! Я уж и открыла!

Кирилл на мгновение замер, наблюдая за Александром, который немного медлил, когда в его руках снова оказался его ноутбук, сначала отбросив его, а потом внезапно начал ломать, словно бы доказывая тете Вере, что приступ у него настоящий.

– Ой, молодец! Ой, молодец! – похвалила тетя Вера, по второму разу подсовывая магнитофон. – Кирилл! Неси, что там у него в комнате осталось!

– Диски! – рассмеялся Кирилл, пулей влетев в комнату Александра и сгребая диски в охапку, спустился, бросая их перед тетей Верой.

– Анька, помогай! – тетя Вера подбросила одну коробку, вынула диск и сунула Александру в руки. И вдруг отлетела к стене, закрывая лицо руками.

Кирилл вскочил, схватив железную витую подставку для цветов, встав между тетей Верой и Александром.

– Что, диски свои пожалел, а маму с тетей Верой не жалко?! – в ярости выкрикнул он. – Слышь ты, чмо безродное, я тебе убью, если ты хоть пальцем кого-то тронешь! На, сученыш, на! Ломай! – он ударил по дискам подставкой, сокрушая их ногами. – Тетя Вера, неси еще! Пусть меня ударит, он знает, что я его убью!

С перекошенным лицом, Александр кинулся в прихожую, к зеркальной стойке, перерывая вещи.

– Что, ключи от машины ищешь? – усмехнулся Кирилл, остановившись в проходе. – А не твоя! Пешком иди!

И увидел, как Александр размахнулся и ударил в зеркало. Стекло раскололось, оставшись висеть осколками на панели. Клеевая основа держала их крепко. И тут же выскочил на улицу, хлопнув дверью.

– Господи, что это было-то?! – ужаснулась мать, всплеснув руками, оценивая ущерб.

– А это, Анька, больная голова, которая никому покоя не дает…

– Мам, ты заметила, он свое не трогает, – удивился Кирилл. – То, что своим считает…

– Да разве ж это все не его?! – снова всплеснула мать руками, опускаясь на краешек разрезанного дивана.

– Нет, видимо, – тетя Вера достала из холодильника лед и приложила к глазу. – То, что общее, это не его. Он и свое бы отдал, но не нам. Я все удивлялась, как из дома воруют… А так и воруют! У него в голове нет такого, чтобы что-то считать твоим, моим, Кирилла. Он зверем стал, его как огня бояться надо!

– Хороший был диван, – мать покачала головой, рассматривая порезы.

– Плюнь! Поеду в город, куплю материал, обтянем, – тетя Вера пристроилась рядом. – Не в диване дело! Зато на Сашку полюбовались во всей его подлости!

– А сервиз-то! Двадцать пять лет берегла! Подарочек сделал мне на серебряную свадьбу с отцом! Слава богу, Митя не дожил до такого позора! – мать тихо заплакала, ткнувшись в плечо тети Веры, которая обняла ее и гладила по спине, успокаивая.

– Да бог с ним, с сервизом, – Кирилл не знал, то ли ему уйти, то ли остаться. – Сашка у нас совсем с ума сошел?

– Совсем, сыночка, – всхлипнула мать. – То ли уж выгнать его… Убьет он нас тут когда-нибудь!

– Да подожди ты, выгнать… Повоюем еще! – скривилась тетя Вера. – Я думаю, остынет, вспомнит, посчитает убыточки, может, придет в себя. Нам надо деньгами наказывать – его деньгами! Не вздумай ему ноутбук покупать!

– А я знаю, куда он деньги прячет! – обрадовался Кирилл. Он поднялся в комнату Александра, вынул шкафчик, открывая потайную секцию, вынимая скопленные братом сбережения. Вернулся в гостиную. – Вот!

Мать запротестовала, но тетя Вера решила довести дело до конца, отсчитав на новый сервиз и на восстановление мебели. Остальное положили обратно.

Александр вернулся, когда сели ужинать.

– Где мои деньги?! – глаза его сверкнули ненавистью. – Быстро положили на стол! – приказал он.

По его перекошенному лицу внезапно поняли, что именно их Александр считает ворами и разбойниками.

– А, это те, которые взяли в возмещение убытка? – приятно улыбнулась тетя Вера. – А ты думал, это все дешево стоило? Нет, Саша, мы тебя не держим, прощать никто ничего не собирается, и скажи спасибо, что мы пока решили обойтись без милиции. Ты куда-то собирался? Вперед и с песней! – тетя Вера ладонью резанула воздух в направлении двери.

– Жизнь мытарей – она тяжелая! – усмехнулся Кирилл, наливая себе супа, вспомнив свой сон.

Все так – все так, как говорил старик. Ни одной мысли, которая бы помогла человеку встать на ноги. И ненавидим будешь за имя, которое умом твоим правит, потому что сделать что-то с этой мразью уже нельзя.

– Для Ирки деньги-то копил?! Прикинь, возвращается она из Египта, или из Америки… С двадцатью-то миллионами! – рассмеялся Кирилл, вдруг испытав подъем. Враг у Сашки был не бог весть где – в голове! – А ты приходишь и достаешь из широких штанин… из робы, копейки свои, ложишь, обливая слезою лице ее, произносишь коронную фразу: вот, Ириш, все что имею!

– Сумел заработать! – продолжила тетя Вера, прислушиваясь к Кириллу. – Если, конечно, еще меня из квартиры не выставит… Вот это видел?! – она выставила вперед кукиш, сунув Александру под нос.

– Да, все, что сумел заработать… Как думаешь, возьмет?

– Ну, деньги-то возьмет, а Сашку вряд ли, – засомневалась мать. – Есть будешь? По-моему, Саша, это ты унижен, а не Мирослава, которая нянчит брата и помощи не просит.

– По-нашему, все мы одинаково тут думаем, – подсказала тетя Вера, поправив мать. – И знаешь что? В следующий раз я тебя так припечатаю, пожалеешь, что родился! – пригрозила она.

Сашка в тот вечер хлопнул дверью, закрывшись у себя в комнате. Он всю неделю ни с кем не разговаривал, пока мать не принесла очередную новость.

Спустя неделю после того случая, Мирослава вдруг решила выйти замуж. Кажется, за казаха, которого учила русскому языку. Она надеялась, что он поможет подправить дом, который разваливался на глазах, и ухаживать за Славой, которому становилось то лучше, то хуже. Стоило ему выпить, как у него снова начинались приступы эпилепсии. Лицо его было постоянно разбитым и опухшим, но выходя из таких состояний, он ничего не помнил. Мать отговаривала ее, убеждая не торопиться, поскольку жених ее был человек новый, и раз он развелся, для этого должны были быть какие-то причины. Мирослава поначалу согласилась, но вскоре, после еще очередной стычки с Александром, неожиданно поменяла решение. И Александр вроде как-то сразу успокоился, понимая, что любовью тут и не пахнет.

Но тетя Вера и Кирилл вдруг увидели в этой неприязни нечто большее, чем просто ревность…

Родители Славы и Мирославы были мертвы – а это наталкивало на определенные мысли. Тетя Вера видела в этом дурной знак, она проводила аналогию между тем, что случилось с родителями Славы и Мирославы, и беспокоилась о матери, а Кирилл с некоторых пор стал разделять ее опасения. Он шестым своим чувством вдруг сообразил, что возможно Мирка та самая девушка, через которую брата подловили на крючок – слова стариков из его сна не выходили у него из головы.

С тех пор его не покидала мысль сблизиться с нею.

Имея возможность с балкона обозревать село, Кирилл иногда следил за ее домом с помощью отцовского охотничьего бинокля, дожидаясь, когда она пойдет на реку, или в лес. Но Мирка день-деньской была занята на работе или на огороде. И неожиданно он открыл, что за их домом тоже наблюдают…

Блеснули окуляры, и Кирилл отпрянул от штор.

Блеск линз от обычного солнечного зайчика он умел отличить – родители часто присматривали за ним, когда был маленький и гулял во дворе. Снедаемый любопытством, Кирилл переключился с Мирославы на дом Штернов. Теперь он точно знал, что их интерес к его семье не угас.

Но дни летели, а ничего не происходило. Мало радости смотреть, как люди ползают по огороду кверху задом, или выгоняют в стадо скотину. Все как у всех. Наблюдали за ними лишь изредка и недолго. Бинокли в деревне были в каждом втором доме – не охотник, так рыбак.

На какое-то время Кирилл успокоился, больше переживая о том, что Сашка снова сблизился с отцом Ирины Яковом Самсоновичем. По непонятной причине, отложив переезд в город, тот снова работал сварщиком, постоянно обращаясь к Александру то за стройматериалами, то за рабочими – и все время старался втянуть его в какие-то свои делишки. Сашка в последнее время возглавил бригаду строителей, домой возвращался поздно. По просьбе матери Матвей Васильевич не спускал с обоих глаз – неприязнь Александра к дяде Матвею лишь усилилась, и теперь он заходил в гости много реже.

О своих подозрениях он поведал как-то за ужином, но фактом наблюдения за домом заинтересовалась только тетя Вера, матери было не до того. Она до позднего вечера пропадала в больничных корпусах, в которых начался ремонт. Наученная горьким опытом, она следила за всем сама, иногда останавливая рабочих, чтобы заменить цвет краски или поменять штукатурку на более качественную, или успеть выбить под ремонт у Артура Генриховича дополнительные средства. Она лишь пошутила в ответ, взлохматив его волосы, что и он проявляет нездоровое любопытство.

И вот в один из таких дней встал вопрос о том, где и как хранить заготовки. Старая овощная яма обвалилась, использовать для хранения его было нельзя.

Банки в столовой уже мозолили глаза своим видом. За них то и дело запинались. Батарея банок росла и вширь, и в высоту. Первый ряд банок выстроился еще в середине мае, заполненный вареньем из цветов одуванчика. Потом собирали викторию, тазами и ведрами обрабатывали вишню, крыжовник и огурцы. На подходе были яблоки, слива и овощи. А еще грибы, которые собирали всей семьей по выходным. Тетя Вера и мать заразились деревенской жизнью, вдруг вспомнив, что родились и выросли в деревне, по-хозяйски обихаживали огород, проводя на нем все свободное время: поливая, выпалывая, подрезая, подвязывая. И что-то постоянно солили, варили, закатывали в банки, которые мать приносила из столовой больницы.