Текст книги "Черная книга колдуна"

Автор книги: Анастасия Вихарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 33 страниц)

Анастасия Вихарева
 Черная книга колдуна
Семиречье-1

Глава 1. Сон в руку

Было жарко. Ярко светило солнце. С моря дул легкий бриз, но не приносил облегчения. Люди, одетые в цветные хитоны и туники, лежали и восседали на покрывалах, разложенных на песке, перед кирпичами из глины и гладко отшлифованными дощечками из природных камней с нацарапанными на них буквами. И водили по ним иглами. У некоторых иглы были из металла, а многие из тех, кто занимался непонятно чем, выстругивали тут же из дерева, продевая в ушко пряди сплетенных волос или крученые нити. И смеялись, иной раз выдавливая из себя непристойные речи. Были и такие, кто вел себя, будто решал непростую задачу…

Но, по всему, люди к занятию относились серьезно. Они не замечали его, не обращая внимания, когда он проходил мимо, недовольно бросали взгляд в его сторону. И как будто разговаривали с невидимым собеседником, точно он был где-то рядом.

Кирилл никогда не видел такого скопления народа, который всем скопом пора отправить в психушку. Он застыл в изумлении, наблюдая за тем, как взрослые разговаривают сами с собой, словно бы читая. Их занятие казалось ему совершеннейшим безумием. Странно, речь, несомненно, была чужой, но он понимал ее…

– Ты думаешь, он стоит за спиной? – мужчина задумчиво прислушивался к себе, замерев с поднятым пальцем у лба.

– … – и никакого ответа Кирилл не услышал, но заметил, что игла, которую мужчина держал в правой руке, прошла по кругу, едва уловимо останавливаясь на некоторых буквах.

Мужчина читал вслух:

– Человек… на об-ла-ке…

– Царь! – сам же воскликнул он.

Взрослый мужчина с солидной бородой, выглядевший лет на сорок, почесал нос, прищурившись одним глазом, снова прислушиваясь к себе. Полуприкрыл глаза. И вдруг уронил голову и резко встряхнул, избавляясь от сонливости. Недовольно поморщился – и внезапно улыбнулся, просияв.

– А-а, вот и голова заболела! Я нашел! Нашел!

– Оп-ре-де-ли ха-рак-тер бо-ли… – продиктовал ему невидимый собеседник.

– Не проходит, – пожаловался мужчина виновато.

Кирилл совершенно не понял, что делает человек, он остановился, засмотревшись, когда тот вернулся к своему занятию.

– Мальчик, ты с кем? Ты чей? – услышав голос за спиной, Кирилл вздрогнул и оглянулся. К нему шел юноша его возраста, лет шестнадцати, в синем хитоне, поддерживая полы и опираясь на посох. Глаза его были до того пронзительными и ясным, что казалось, будто он видит его насквозь. Черные волосы кудрями рассыпались по загорелым плечам, движения его крепкого тела были уверенные и мягкие. Перед тем, как подойти к Кириллу, он остановился перед мужчиной, выслушав его. Долго смотрел, потом бросил одно лишь слово:

– Разверни, – и перешел к другому человеку, присаживаясь рядом на корточки.

Самоуверенность юноши, да еще за таким глупым занятием, в какой-то степени позабавила Кирилла. Он не привык, чтобы взрослых учил юноша человек его лет. Выглядело довольно нелепо. Но к своему удивлению, заметил, что мнение взрослых юношу совершенно не интересует, а они, напротив, внимали ему сосредоточено. Лицо Кирилла непроизвольно вытянулось. Похоже, юноша был тут за главного.

– А ты почему не достаешь богоугодную жертву? – он словно бы вспомнил про него, обратившись с вопросом. – Тогда зачем ты пришел?

– ?!? – обескураженный Кирилл пожал плечами, совершенно растерявшись.

Молодой человек нахмурился.

– Так, я не понял… Ты уже слышишь Бога? Нет? Если есть вопросы или сомнения…

– Бога? – глупо переспросил Кирилл, закосив в его сторону.

– Как же ты станешь магом, если не научишься управлять своим собственным пространством? – в свою очередь немного смешался молодой человек. – Ты не попадешь в обитель Ра, – уверенно заявил он. – Твои демоны порубят тебе прежде. Ты даже не услышишь заданного Богами вопроса, если демоны тьмы выйдут впереди тебя.

– Я? Магом? – Кирилл опешил, бросив взгляд в сторону хохочущих мужчин. – Я… нет, я…

– Да, магом, – с удивлением окинул его взглядом юноша. – А что тебя удивляет? Ты, наверное, новенький? – пожав плечами, спросил он миролюбиво. – Что-то я раньше тебя не видел, – и вдруг он как-то странно вскинулся, оглядев Кирилла с ног до головы с неменьшим удивлением, с которым Кирилл рассматривал его. – И одет ты странно… – задумчиво пробормотал он, размышляя сам с собой. – Сандалии… песок набивается и застревает. А штаны? Скорпион заползет, будешь бить себя руками? И рубашка не пропускает воздуха, не защищая от солнца…

Он на пару мгновений ушел в себя, прислушиваясь, словно разговаривал с невидимым собеседником, который витал вокруг. Он даже повел бровями, и приоткрыл рот, издав едва слышное «О-о!» Взгляд его какое-то время оставался неподвижный, глядевший перед собой в пространство.

– А ты кто? – потрясенно спросил Кирилл.

– Я?.. Мецаах. Жрец и священник. Я хороший учитель, – юноша подбросил деревянный посох. – Смотри!

Кирилл вздрогнул, боясь пошевелиться, побледнев от испуга – посох упал на землю, обратившись в змею. Змея приподнялась, раскачиваясь из стороны в сторону, нацеливаясь на него. Но юноша улыбнулся, подставляя ей руку, после чего встряхнул, и змея снова стала посохом.

Завороженный Кирилл с изумлением уставился на парня.

Не каждый день такое увидишь!

– А-а… – промычал Кирилл неопределенно, озадаченно почесав висок, перевел взгляд на толпу, испытывая необъяснимое чувство борьбы между тем что увидел, и тем, во что верил.

Юноша слегка наклонил голову, поманив за собой приветливой улыбкой, неторопливо побрел между рядами, позволив пристроился сбоку.

– Учатся, – кивнул он.

– Чему? – искренне удивился Кирилл.

– Чувствовать боль, радость, слушать голоса во тьме, видеть и понимать Око Ра. Чтобы человек стал чистым, мертвые должны уйти.

– Но… – Кирилл вдруг спохватился: – Какие мертвые?!

Юноша повернулся с насмешкой, постучал себя по лбу.

– Здесь. Твои родители, твои друзья и враги. Ты должен вспомнить все, что прошло мимо твоего сознания и пережить заново, раскрыв тайный смысл каждого явления. Найти всех, кто притаился во тьме и ранит. И тебя, и твою душу. Ты умоешься, когда достанешь из своего пространства брошенные человеком семена. Из этих семян из земли поднимаются демоны. Сыны Человеческие, великаны и боги, но мертвые боги.

– Вызывать мертвых грех! – покачал головой Кирилл. – За это вас и проклянут потом! «Не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых»

– А нести на себе мертвых, разве не грех?! – удивленно приподнял бровь юноша, смерив Кирилла насмешливым взглядом. – Мертвые не ищут справедливости, не слышат, не видят живых, не отпускают, пока не стряхнут их прах. Вот, брат твой… Кажется, его зовут Александр? – он прищурился, изучая Кирилла. И снова показалось, что он заглянул в сердце.

– Да, но… – Кирилл растерялся, с подозрением взглянув на юноше. Имя Александра он знать не мог, если только не был телепатом.

– Люди заставили его уснуть и зарыли в темнице, – Мецаах сложил перед собой руки, сцепив пальцы. Посох, украшенный головой зверя, теперь опирался на его плечо. – Он с ними до сего дня. Мертвые тени блуждают рядом, и он уже не помнит ни о тебе, ни о матери. Он жив, но мертв. Идет вслед мертвых, ибо не видит и не слышит их – и душа его горит в огне. Грех стать тенью, которая убьет человека – их называют вызывателями мертвых. Грех опираться на мертвых – им не ведом путь живых, они не знают, они ворожат и гадают. Нельзя обращаться к колдунам, чтобы не умертвили тебя и твою душу, населив землю мертвецами, – он усмехнулся с превосходством. – А увидеть мертвеца и побить его – богоугодное дело!

– А как ты узнал имя Саши? – подозрительно спросил Кирилл.

На мгновение ему показалось, что юноша, испытующе вглядываясь в его лицо, чего-то испугался. Он помрачнел, прикусив губу. И словно бы закрылся посохом, крепко сжав его побелевшими пальцами, поставив его между собой и Кириллом.

– Мальчик, ты пришел из будущего?! – юноша нахмурился еще больше. – Я… рад… Рад, что умру прежде, чем твое будущее наступит, – с придыханием выдавил он.

– Почему? – обиделся Кирилл.

– Рука твоя исторгает боль, которую только слепой не увидит, – осуждающе покачал головой юноша. – Я думал… Я хотел лечить людей… По крайне мере, мне так казалось, – он встревожено закрыл лоб открытой ладонью, как-то вдруг поникнув. – Но теперь вижу, что не готов… Старшие жрецы предупреждали меня, и Бог говорил то же самое, но я не верил. Ты пугаешь меня, – признался он, отводя Кирилла в сторону от людей. – Как же я… Как же я буду лечить, если боюсь болезни? – спросил он сам себя с мрачным видом, снова обращаясь к невидимому собеседнику. – Я не готов! – юноша покачал расстроено головой. – И тут же поднял глаза на Кирилла: – Наверное, Ра вызвал тебя, чтобы показать мне мою самоуверенность. Услышав Бога, рано считать себя его Сыном.

Голос его прозвучал осуждающе и надсадно, и рвался, как струна. Юноша разволновался.

– Бога? – удивился Кирилл, хмыкнув.

– А разве можно в этом сомневаться, если ты здесь?! Для него нет ничего невозможного! – нетерпеливо воскликнул юноша, протянув руку и проведя ею по груди Кирилла, точно сомневался, что видит живого человека, а не привидение. – Ты далеко… Ты очень далеко!

Кирилл перехватил его руку, останавливая. Когда их руки соприкоснулись, юноша вздрогнул.

– В него можно верить, но доказать пока никто не смог! – бросил он с вызовом, оттолкнув юношу. – У нас это по-другому называется… – он кивнул на людей.

– Ну почему же! – усмехнулся юноша, внезапно улыбнувшись. – Он говорит из пространства, Он – Всевидящее Око. Я не могу показать, Он открывается внутри человека, но если пожелаешь – увидишь! Бог Ра приходит с легионами охраняющих его духов, у которых железные клювы и медные крылья, и все они будут кричать тебе: «Уйди!» Если ты не послушаешь их, Бог Ра пожелает с тобой вести беседу. Смотри, сколько людей посвящают свои руки Господу, разве ты видишь в их лицах хоть каплю сомнения? – Мецаах взмахнул рукой, ладонью обвел людей. – Они учат язык мертвых и учатся отвечать на вопросы Богов. Сегодня они ложат перед Богом жертвы, которые Он дал, чтобы завтра удача сопутствовала им, – он скосил голову и еще раз осмотрел Кирилла снизу вверх. – А может, в твоем времени не соблюдают заповеди?

Кирилл пожал плечами.

– Откуда ты? Из какой страны? Из какого времени? Ни в землях Египта, ни в землях, которые вокруг, нет ни одного человека, который бы не знал, как позвать Ра!

– Охренеть! – пробормотал Кирилл, пытаясь сообразить, как он оказался в прошлом.

– Может, ты читать не умеешь? – юноша придвинулся к Кириллу, протягивая кипарисовую палочку и чернильницу. Соответственно его сану, обращался юноша приветливо. – Расскажи мне! – мягко попросил он.

– Я из России… – начал Кирилл и замолчал, вспомнив, что во времена Ра страны такое не было.

– Россия? Никогда не слышал… – покачал головой юноша. – Может быть, Русь? Так называют северные земли, которые лежат за горами.

– Есть! – упрямо пробормотал Кирилл, расстроившись. – Да, на севере… Там, где зимой идет снег…

– Да, я слышал, что в далеких землях, за морем, где много рек и озер, живут люди, которые считают себя потомками русалки Роси и небесного Бога, которого называют Род. Греки ходили туда и пригласили их, чтобы они учили их грамоте и приношению жертв, – Мецаах начертил на песке посохом круг, вписал в него квадрат, обозначив вершины. – Я думаю, их способ мало чем отличается от нашего. Окропить кровью здесь и здесь… – он ткнул концом посоха в вершины. – А если жертвенное животное не получится взять здесь, – он постучал пальцем по левому виску, – берем отсюда! – довольный собой приложил ладонь к животу. – Не достал первенца, не страшно, можно убить то, что положил Бог.

– Я умею читать, – хмуро буркнул Кирилл, отодвигаясь от юноши, чтобы тот отстал от него. – Мы никого не убиваем, это… это глупо!

– Об убийстве речь не идет… – растерялся юноша, испытывая нетерпение. – Речь о жертвоприношении… Хо! – он вдруг резко шагнул в сторону Кирилла, резко выбросив перед собой руку.

Кирилл испуганно отшатнулся. На какое-то мгновение в глазах его потемнело.

– Вот видишь! – сумрачно взглянул на него юноша. – Ты знал… знаешь, что я не стал бы нападать… Но ты отпрянул в страхе!

– И что? Любой поступил бы так же, – пожал плечами Кирилл, чувствуя в отношении Мецааха враждебность. То, что объяснял юный жрец, было ему совершенно непонятно и раздражало. В его времени была бумага, автоматические ручки, автомобили, бытовая техника, которая Мецааху и не снилась. Может, он умел обратить посох в змею, но немногим это пригодилось бы в том мире, в котором жил Кирилл. – Ты сделал резкое движение в мою сторону. Это же так естественно!

– Нет, я остался бы на месте, – юноша твердо взглянул на Кирилла. – И любой, кто не умирает под демоном. Демон – это та жертва, которой питаются Боги, мертвая тень. Они подобны животным, имеют инстинкт, но не имеют сознания. И во все дни жизни будут поступать, как человек, который их родил. Мы умеем найти, заколоть и сжечь, вы носите на руках, угождаете им – оттого ваш мир поражен страхом, желчью и похотью.

– Надо же! А вы лучше?! – скептически скривился Кирилл, с насмешкой взглянув на юношу.

Юноша ничуть не обиделся, продолжая пристально и молча смотреть на Кирилла, с улыбкой, едва тронувшей его губы. И Кирилл вдруг почувствовал себя чужим, тяжесть поднялась неясной тенью, смазав краски, словно бы закрывая от него часть этого мира. Мир стал размытым, точно сотканный из полуденного марева. Отчего-то заболела голова, но не боль разливалась не внутри его, а снаружи, как будто ее вливали тоненькой струйкой, и она смешивалась в его теле с его информационным полем.

Юноша снова улыбнулся, утвердительно кивнул головой.

– Мы имеем душу – и немногие откажутся от нее! А вы даже не знаете, что душа – это ближний, который носит частицу вашей плоти и защищает ваше пространство со спины. Да, у нас нет многого, о чем ты подумал, но есть многое, чего нет у вас. Всюду на земле я найду друзей, кров и пищу, а ты привязан к одному месту и закрыт – ты чужой! Мы живем в согласии с миром, вы выживаете, боясь даже собственной тени. Мы пьем живую воду, а ваши источники отравлены ядом. Неужели ты думаешь, что все, о чем ты подумал, ждет тебя в Раю? – насмешливо полюбопытствовал юноша. – Там нет ни железных коней, ни железных птиц, ни рук, которыми мог бы что-то взять, ни ног, на которые мог бы встать. Там только мысль, а ваши мысли таковы, что вы станете ужасом для себя самих.

– Это у вас ужасы, у меня никаких ужасов нет! – хмуро, насупясь, с вызовом ответил Кирилл. – Это вы тут, занимаетесь черте чем! Чистой воды паранойя, сопровождающаяся бредятиной… В уме можно найти все что угодно, это доказано, седьмая вода на киселе, и все что бабушка надвое сказала. У нас шизофрению лечат медикаментозно.

– Черте что не поднимается плотью, и не причиняет боль, – на этот раз Мецаах слегка приподнял бровь, проявляя оживление. – Фантазии – вода, а демон – соль. Соленый человек не растет и не меняется, а когда с него нечего взять, начинает гнить. Мертвая голова не помнит ничего, кроме демонов. Если человек не умеет противостоять им, могут одержать над человеком – и тогда он становится как раб, как вол, как ведомый слепой и глухой ишак. Кстати, – он с интересом взглянул на Кирилла. Он смеялся, Кирилл это почувствовал как дыхание биополе, но лицо его осталось беспристрастным. – А почему «седьмая», и почему «надвое»?

– Мы в космос поднялись, а это уже о чем-то говорит! – с превосходством бросил Кирилл, невольно задаваясь тем же вопросом и не найдя никакого логического объяснения. Ну, седьмая, ну, надвое, откуда ему знать?! Но падать лицом в грязь перед самоуверенным жрецом не хотелось – и он пропустил вопрос мимо ушей. – Вам до нас далеко!

– Я рад за вас… Но мы продвинулись дальше. Мы знаем, на чем он стоит, как стоит, и что бывает, если уподобиться демону, – юноша лишь сочувствующе усмехнулся, повернувшись спиной, через полуприкрытые веки рассматривая горизонт. – Когда твой брат предаст тебя, ты поймешь, о чем я, – тихо сказал он.

– И ничего не предаст! – сердце Кирилла облилось кровью.

Вот она – тяжесть! Боль и обида поднялись из сердца и захлестнули, обжигая и сдавливая грудь. Слова Мецааха ранили глубоко, словно бы приблизив что-то неотвратимое и страшное, о чем он знал, но не мог вспомнить – и даже боялся подумать, угадывая лишь шестым чувством. Кирилл сверлил Мецааха взглядом, а юноша оставался спокоен, задумчиво поглаживая посох, и не отрывая взгляда от того, что он видел где-то там.

– Я пророк, я вижу! – с пренебрежительной усмешкой сказал он чуть громче и настойчивей. – Не далее, чем неделю назад, твой брат обобрал вас до нитки и не оставил себе ничего.

– Нет! – в бессильной ярости, не осознавая, словно рассмотрел врага, Кирилл сделал шаг вперед, сжимая кулаки – и остановился. Юноша уже стоял к нему лицом, приготовившись отразить нападение, снова поставив между собой и им посох. Кирилл крепко зажмурился, стараясь проснуться, словно хотел вырваться из небытия. Где-то там, во тьме, было что-то такое, о чем сказал юный жрец. – Нет! – повторил Кирилл уже не так уверенно и со страхом.

– Я могу смотреть в будущее, и так далеко в космос, куда вы никогда не сможете. И ты… – он расслабился. – Ты тоже мог бы! Закон – Истина! А слова пустое. Их исторгает и демон, и Бог, и человек. Слова, как вода, приходят и уходят. Живые слова открывают закон мироздания, поднимая человека до Бога. Мертвые – ведут в погибель и вторят мертвым, поднимаясь из тьмы, где нет сознания и обитель демонов, и срываются с уст очевидной глупостью. Люди помнят, как наказал их Господь, когда они поставили себя выше Бога, презрев все, чему Он учил. Камни падали с неба, поднялась вода и настал холод по всей земле, и не было места, чтобы укрыться. Вы ищете следы потопа и не находите. И не найдете. Потоп – отверстая земля, когда смерть выжигает все живое до соляных озер, и люди сыплются пеплом. И не было на земле человека, который бы спасся. Мы дети тех, кто был далеко и все это видел… Он сам пишет книгу…

Голос Мецааха долетал глухо, словно издалека, проходя волной через все тело – и почему-то перестал принадлежать юноше, проскрипев старушечьим голосом где-то совсем рядом, над ухом:

– КНИГУ-ТО, КНИГУ БЕРЕГИ!!! Пусть будет Слово к тебе, в котором Истина!!!

– Какую книгу?! – запоздалое любопытство заставило перебороть себя, но мир Мецааха тонул во мгле. Не ясно, но он вспомнил, откуда у него тяжесть. Стараясь вернуться в свой сон из небытия, раздирая черную завесу, которая скрыла Мецааха, он шагнул вперед.

Но ни людей, ни юноши он не увидел…

Кирилл с трудом передвигал ноги, спина горела от ударов, губа распухла, глаза заплыли, так что он едва мог видеть. Перебитое колено почти не разгибалось.

Было холодно – под ногами, засасывая и налипая на ступни, хлюпала жидкая глина, скользкая, как мыло. Небо покрывали свинцовые тучи, промозглая слякоть поднималась колючим белым туманом, заполняя низины небольшой извилистой реки, вдоль которой вилась натоптанная и изрезанная ободами колес дорога, срезая по пойменным лугам. Мелко моросил дождь с крупинками снега. Не все деревья сбросили красные и желтые листья. Покрытые инеем, поникшие листья быстро бурели. Зима пришла рано и внезапно. Или то был тот самый первый снег, после которого зимы оставалось ждать еще месяц.

Рядом, нестрогой колонной по трое и по пятеро, на ширину дороги, кучкуясь, шли такие же связанные по рукам люди в рваной одежде, едва прикрывающей изможденные тела. Много, много людей, избитые, изможденные, измученные дорогой, и кто-то тащил его вперед, поддерживая сбоку и сзади. И старики, и женщины, и совсем дети, но больше крепкие мужчины и молодые парни. Колонна растянулась на пару сотен метров впереди и позади, многие, как и он, шли босиком, изранив ноги в кровь. С обеих сторон их сопровождали хорошо одетые вооруженные люди с мечами и на конях, без устали работая плетками, подгоняя людей картавыми криками и бранью.

– Немцы что ли? – ни к кому не обращаясь, испугано сжался Кирилл, осматриваясь с ужасом. Интуитивно он почувствовал, что сбылось то, о чем предупреждал юноша. Или ему только казалось… Юноша и солнце уплывали из памяти, как сон.

– Да нет, – услышал он рядом, – Золотая Орда… Здорово тебя приложили! Думали, не оклемаешься.

– Как тебя зовут? – спросили с другой стороны. – А то не имени, ни отчества…

– Кирилл, – машинально ответил Кирилл, обдумывая услышанное. И вдруг брови его поползли вверх. – Какая Орда?!

– М-да… совсем память парню отшибло… – проговорили справа, хохотнув. – Орден такой, христианский… Тут не только германцы и скандинавы, сброд со всего света, и все без роду-племени. Замерз, поди? – заботливо поинтересовался у него все тот же голос. – Что ж ты на самой дороге-то упал? Мог бы в лесочке схорониться. Авось, прошли бы мимо, а теперь, вот, с нами…

Кирилл кивнул, обнаружив, что привычной одежды у него нет, на нем висели какие-то лохмотья с чужого плеча, едва прикрывая голое тело и наброшенная сверху шерстяная шаль, подвязанная крестом.

– Позади согреются, передадут одежу, потерпи… Странная у тебя была одежка, странник что ли? А по лицу – наш… И говоришь по-нашему… А руки-то, руки белы… Из княжеских?

Кирилл отрицательно замотал головой, раздваиваясь – теперь он был тут, на дороге, избитый и связанный, и где-то еще…

– Тады разбойник… Нынче все разбойники… – голос над ухом со спины снова посмеялся. – Пошто басурманина обидел?

– Да не обижал я! – оправдываясь, взвыл Кирилл, размазывая слезы. Терпеть боль не было никаких сил. Из носа все еще шла кровь, крупными каплями падая на веревку. Он умнел на глазах – нет, на сон это не походило, все было…

Он едва не вскрикнул, когда-то кто-то споткнулся и ткнулся в горящую от боли спину, глянув через плечо. С одной стороны рядом с ним шел парень, лет двадцати пяти, с длинными ниже плеч грязными спутанными волосами, чуть выше ростом. Выглядел он не лучше, такое же опухшее лицо и следы плетей. Кирилл не сразу заметил, что у парня вырезан язык, только когда он ответил на взгляд, что-то промычав, подбадривая. Вид чужой беды напугал Кирилла еще больше. С другой от него стороны, чуть отставая и прикрывая собой, как скала, выступал мрачный, богатырского вида мужчина, с застарелыми шрамами по всему телу. Он был почти без одежды, легкая рубаха свисала с него лоскутами. Был он высок и широк в плечах – и странный не сломленный взгляд, который смотрел сурово, с тихой болью, будто все шли в плен, а он провожал. На просвистевшую в воздухе плетку богатырь глянул хмуро, нагнул голову, чтобы налившейся кровью взгляд, с застывшей ненавистью, был не так заметен.

– Ты держись, молодой еще, может, выживешь и вернешься… – посоветовал он глухим голосом, когда охрана проследовала дальше. – Здесь дорогу охраняют, недалеко застава, переловят или волков спустят, а к лесу выйдем, там сторожить несподручно.

– Наши псы поганые тоже есть, уводят и продают, как скотину, – бросили впереди обижено, кивнув на скачущий навстречу отряд. – Сжигают книги, убивают волхвов, разоряют селения. Всех убивают, кто признает наших богов и в спасителя их не верит.

– А как верить, он же помер тысячу лет назад… Сами же и убили! – усмехнулся еще один, позади. Оглянуться Кирилл не посмел, двое охранников были почти рядом, чуть в стороне на обочине, направляя коней по пожухлой траве.

– Не оне… Объявлен разбойником за кровь невинную. Чертом себя за спину садил и объявлял духом святым… – прозвучал насмешливо и задорно за спиной еще один голос, молодой, не прошедший ломку. – Мол, я один свят, а все другие бесы. И се, как узрите меня на небесах ваших, пути ко мне направляйте, я есть стезя пространная и тернистая, кровь и плоть… На детей позарился…

Лишь когда охранники пустили лошадей в галоп, Кирилл оглянулся.

Позади него шел почти старик. Возраст его выдавали лишь глубокие морщины на коже лица и шеи, седая борода, как его волосы, да острый с горбинкой нос и впалые щеки. Заостренное лицо его было продолговатым, с высоким открытым лбом. Седые его длинные волосы, подвязанные шерстяной перевязью на лбу, спутано падали на плечи. Как и богатырь, примерно одного с ним роста, был он в одной порванной рубахе до колена и широких льняных штанах, подвязанный вязанным пояском с кисточками. Не иначе, его выдернули прямо с кровати – и штаны и рубаха когда-то были белыми, в каких спят. Наверное, раньше он был силен, он и сейчас держался прямо, выступая мягко, слегка приседая, словно крался. Цепкие глаза его окинули Кирилла взглядом, почему-то заставив сжаться, словно взглянул в омут, забыв обратить внимание на их цвет и остальные приметы.

Рядом со стариком шел еще один старик. Не такой старый, как первый. Без рыжевато-седеющей бороды и проплешин на голове, он мог бы вполне сойти за пожилого. Вряд ли ему было больше шестидесяти. На голову ниже богатыря и первого старика, мужицких кровей, в противоположность круглолицый, с выступающими широкими скулами и распухшим в кровоподтеках носом картошкой, широкий подбородок с ямкой, разбитые широкие губы, кровоточащие десны с выбитыми зубами. Телом он был еще крепок, и глаза его, глубоко посаженные под широкими нависающими бровями, были не менее ясными и пронзительными. Одет он был ни в пример остальным, точно собирался в плен заранее. Теплые штаны с меховой оторочкой, теплая вязанная из толстой льняной нити рубаха, небольшая котомка-мешок за спиной, на плече перекинутые лапти, которые он, не иначе, решил приберечь, или чтобы не оставить в засасывающей грязи.

Рядом со стариками шел высокий крепкий мужчина, лет тридцати пяти, чем-то похожий на богатыря, который поддерживал Кирилла, но меньше ростом. Такой же широкий, плечистый, голубоглазый и светло-русый. Он насупил брови, и ни на кого не смотрел, словно бы отсутствовал. А за ними весело скалился тот самый балагур, который пошутил насчет Спасителя. Он кивнул Кириллу в знак приветствия, проявляя любопытство и без стеснения разглядывая его. Ему было около тридцати, худой, с подвижными чертами лица – он все время старался выглянуть из-за спин, чтобы видеть, что твориться впереди, вытягивая голову. И улыбался, не загружаясь, куда его ведут и зачем. Рядом с балагуром шел парнишка, наверное, одного с Кириллом возраста, вряд ли ему исполнилось шестнадцать. Совсем юнец, с нежной кожей, по детски припухлыми чертами, испуганный, озирающийся по сторонам, держась немного в стороне, ближе к статной женщине со спутанными волосами и в рваном сарафане, которая выступала широким твердым шагом, иногда что-то подсказывая пареньку. За ними шли еще луди, но рассмотреть их как следует не получалось, лица многих ничего не выражали, кроме отчаяния и глухой тоски. Большинство из них смотрели под ноги, не поднимая глаз, лишь изредка зыркали по сторонам, заслышав топот лошадей.

– А ты отколь знаешь? – недоверчиво проворчал высокий старик к балагуру, который до этого с подозрением рассматривал Кирилла. – Языком чесать надо к месту.

– Я с такой мутью не выжил бы, – с досадой произнес балагур. – Муть ихнюю с себя полгода снимал. Избави вас Боженька от такой тьмы! Молитвослов евангельский теперича от корки до корки разобрал. Греческий-то я уразумею, был я у них. Не марал, погань, руки, спускают мертвечину на людей – и люди сами все добро отдают, слезами обливают и ноги маслом умасливают, а те сидят и считают, не положил ли краюхи хлеба за пазуху. Чтобы я так жил! – произнес он на распев и с акцентом, определенно кого-то копируя. – Болезные оне, им чертовщина примерещилась, а оне и рады. Павлик их, который явление Божьего Сына узрел, по всему свету рыскал в поисках достатка боголюбам.

– Они не на всякую чертовщину крестятся, только на противную, которая зубы скалит, а если заговаривает, привечают, – прилетело откуда-то спереди с насмешкой.

– Во-во! – обрадовался балагур проявленному интересу.

Видимо, от тяжелой дороги устали все. Или всем уже было все равно, услышат их, не услышат, и что с ними будет. Люди как-то сразу оживились, посматривая через плечо, кто с надеждой, кто со страхом. Кто-то пересилил себя и зашагал бодрее.

– Дык че?! И отдают! – рассмеялись за три ряда впереди, не обернувшись. – И приписываются к крепости под княженьку ихнего. Раньше вся земля наша была, где хотел, там и селился, а теперь уже и не наша, под боярами да церквями. Бабам черненьких да рыженьких рожать уже не в диковинку!

– А нас не спрашивают! – вскинулась женщина, хмуро глянув исподлобья.

– Подожди миленькая, я тебе орудие их на блюде поднесу, если до Бога достану! – с болезненным сочувствием бросил женщине через плечо мужчина, который шел перед Кириллом.

– Это ж каким окаянным гадом надо быть, чтобы свое же дите на петле подвесить да псом назвать?! – покачал головой еще один.

– Эка невидаль! – усмехнулся сквозь зубы грамотный балагур, ядовито посматривая на охранников, которые закусывали на ходу хлебом и вареными яйцами, доставая из сумы на седлах. – Спаситель ихний племяша, Иоанна Марка – четырнадцать пацаненку не исполнилось, – брал с собой в постель, верша по ночам таинства. И то его, а то Марию Магдалину. Лобзал его как бабу принародно, а тот не противился, припадал на грудь без стеснения. И преподносят свету белому, как великое деяние! А вы говорите, псом называют… Да нешто под шилом кто думает?!

– Тьфу! Срамота! – передернулся один из стариков, плюнув под ноги. – Да куда он его, в отхожее место?!

– Народ мудростью не обижен: поп – заднее место и есть. Попа Дьявола! – снова усмехнулись впереди. – Туды и имеют, а дьякон – начало попы Дьявола. Во, куды метят!

– А попадья – попа попы Дьявола, – усмехнулся парень, который шел рядом.

На последнее высказывание заулыбались. Обстановка разрядилась, дальше пошли веселее. Значит, к разговору прислушивались.

– Че, прямо так и лобзались? Как мужик с бабой? – заинтересовались впереди с изумлением. – И прямо в постель брал?!

– Лобзались-то они все, это у них в порядке вещей, – подтвердил балагур, смачно отхаркнув и сплюнув. – Святым они его называют, святое лобзание любви. Вместо приветствия. Так Иуда поцеловал Иисуса в уста, когда брали его. И когда сидел он у Симона со своею бандою, в упрек поставил, мол, не дал ты мне целования, слезами не оттер и маслом ноги не смазал. Сам-то он плотник, да видно руки не из того места выросли, на язык да на темные дела проворнее оказался. От отца отказался, пусть не родной, но кормил, поил.