Текст книги "Черная книга колдуна"

Автор книги: Анастасия Вихарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)

– Как знаешь, – успокоился Кирилл. Тетка была мудрой женщиной. – А как мы незаметно проскользнем к тебе домой?

– Я вызову лифт и отвлеку бабу Раю. А ты в это время поднимешься, – рассмеялась она.

– Даже не знаю с чего начать… – мать присела на край Светкиной кровати, погладив ее по голове. Заметив напряженный взгляд, в котором сквозил страх, поторопилась успокоить. – Позвоночник поправим, разрывы зашьем. Меня больше беспокоит нервный узел. Процесс реабилитации будет долгим и… Я не стала бы загадывать наперед. Я вызвала из города нейрохирургов, вы же понимаете, что я не смогу провести такую операцию одна. Нам пришлось сделать заключение и уведомить правоохранительные органы.

– Мам, если ты насчет денег, я заплачу, – кивнул Кирилл. – Надеюсь, этих сволочей посадят надолго.

– Нет, дело не в деньгах, мы поставим тебя на ноги, – мать задумчиво похлопала по одеялу. – Но ты, ты должна бороться за себя.

– Я буду, – пообещала Светка. – Анна Владимировна, у вас такой хороший сын, добрый и… – она всхлипнула, улыбнулась, пытаясь сдержать слезы.

– Я знаю! – мать, снова похлопала по одеялу, поглаживая. – Вернулся, и чувствуем себя лет на двадцать моложе, камень с души упал. Операция будет послезавтра, оборудование у нас все есть, нужные лекарства тоже. Постарайся как следует отдохнуть и не переживать.

– Тетка Верка поставить тебя на ноги, – Кирилл присел, потрепав Светку по голове. – Мне к экзаменам нужно готовиться, а ты не скучай! Вечером загляну. Хочешь яблоки?

– Кир, ты меня завалил продуктами, полки ломятся. Нас здесь хорошо кормят. Пожалуйста, не надо… Мне так неудобно!

– Свои люди, сочтемся! – рассмеялся Кирилл.

Кирилл вышел из больницы, пересек двор и оказался на улице. Весна пришла ранняя – снег таял, зацвела верба, воздух пропах сыростью. Настроение как-то сразу поднялось, на сердце стало радостно. Прошло две недели, как он вернулся, а сердце его осталось в Семиречье. Два раза он возвращался на консультации и за справочной литературой, попроведав друзей, которые решили сдавать экзамены досрочно.

Плохая идея! Едва взглянув на экзаменационные вопросы, он чуть ума не лишился. Проанализировать и обобщить материал о каждом, обращая внимания на такие мелочи, на которые никому бы в голову не пришло. Ну что, жили, ели, спали, охотились – динов даже и по именам не спрашивали, как зовут. И при чем здесь боевые качества участников?! Но нет! Хранитель всегда разведчик – видеть, слышать, понимать. Хранитель всегда руководитель – разработать, выбрать, выполнить. Что же, на товарищей понапраслину возводить, или занижать их? И вот оно – отрицательное его качество: предупредительно вежлив, испытывая симпатию, не способен искать отрицательные качества.

Уж от кого, от кого, а от ЯмаМуди и Эльфа никак этого не ожидал! А дин по имени… или по кличке?.. Раух состряпал такое досье, от которого впору сквозь землю провалиться! Извини, дорогой, объективность превыше всего! И только потом – прими, как есть!

Вот…

Мысль застряла, Кирилл мысленно рассмеялся – сделать перевод текста на одиннадцати инопланетных языках!

Здрассь-те! Он и предположить не мог, что Валидол и Валида, и Мальв и Злата с одной планеты! Две этнические группы – и такие разные! С другой стороны, если бы в группе какой-нибудь японец, или китаец, их бы тоже сочли не одним и тем же народом. Что самое обидно, зная заранее, все гуманоиды легко справились с заданием. Кому-то бабка с дедкой рассказали, кто-то в рекламных роликах просек. Готовились. Молча, как партизаны. Ну ладно, на первый год перевод устный, а на второй – письменно! Как можно за год выучить одиннадцать алфавитов и языков?!

Любой Хранитель должен иметь качества посла и миротворца – привлечь, убедить, открыть глаза, опираясь на традиции народа… Господи, в своих бы разобраться! Перевернуто с ног на голову, словно кто-то специально преследовал мысль отравить умы ядом ненависти друг к другу. Самые безобидные ритуалы вдруг обрели кровавый смысл.

А чего стоит классификация растений и животных, или признаки разумности того или иного вида? Оказывается, на высшей ступени стоят телепаты и те виды, которые могут напрямую позаимствовать любые знания из вселенской кладовки. Многомиллионные города, горы мусора, уничтожение ресурсов – как раз таки говорят об обратном. Оказывается, такому виду само абстрактное мышление и в тягость, и во вред – он живет по инерции абстракционизма, оторванный от реальности и от земли, и какая бы палка не попала в руки, он будет бить себя этой палкой, подбрасывая вверх, чтобы на него упало яблоко. Ну, гуманоидам, перед глазами которых тысячи цивилизаций, виднее – им есть с чем сравнивать.

Бедная, бедная Светка, как она будет учиться, если едва умеет читать и писать?! Хотя, при таких темпах обучения, три года дополнительных подготовительных курсов вполне может хватить, чтобы обставить его. Сами семиреченцы жили в одном из миров, где были школы, детские сады, больницы, гостиницы, производство. Многие со старших курсов по утрам вели туда детей, или вечером шли развлекаться, как обычные студенты. Там, в небольших городах располагались все культурные и деловые центры, банки, посольства, правительство, базировалась какая-никакая армия. Жили компактно, не расселяясь по планете, занимая всего один лишь материк, остальные считались заповедными. Как, впрочем, и в других мирах Семиречья. Когда старшекурсники взяли их с собой на ознакомительную экскурсию и в гости, его поразила та простота, чистота и разнообразие форма, с которой жили семиреченцы. Семиреченские тоже учились в академии, но обучение их составляло шесть лет, и приходили они сразу на пятый курс. Добродушные, милые, приятные, с таким удовольствием принимающие гостей, словно ты любимый родственник, которого потеряли в детстве. Странность заключалась в том, что так оно было и на земле каких-то две тысячи лет назад. И каждый семиречинский малец понимал это, пример земли был всегда перед глазами.

Авдотья Захаровна, неутомимая старушка, на многое его недопонимание пролила свет. Она затащила его в гости сразу после операции «Света и медведи», долго расспрашивала и о Светке, и о матери, и о тете Вере, и о доме – обо всем. Оказывается, семиреченцы и были народ, а все кто пришел после – пришельцы. Разница состояла в том, что тут были их семьи – родители, дети, родственники. А пришелец не имел ничего, оставляя в другом мире семью, друзей, родственников. Если ты решил, что жизнь размеренная жизнь Семиречья подошла тебе, ты не заставишь так же думать всех тех, кто тебе дорог. На земле была другая культура, другое воспитание, другие ценности, которые впитывались с молоком матери. И как бы хорошо себя не чувствовал человек, боги его шли за ним от души. Отсюда второе правило – принять они могли лишь тех, кто оставлял мир, но не душу. Душа его шла за ним, чтобы здесь родить детей, построить дом. Или как Кирилл, когда сам дошел, сам понял – и душа у Бога благословила. Так что были годы, когда ни один землянин не прошел через дверь. И первое время пришельцы просто смотрели издали и привыкали. И лишь через десять лет получали право войти в их общество, что в равной мере значило – выйти в люди вселенной. Семиречье – был поистине другой мир, другая земля, они не уступили бы и пяди этой земли чужеземцам.

– Мы для всех какой-то отрицательный пример, как не надо жить, – обиделся Кирилл, отодвигая от себя чашку чая, которым потчевала его Авдотья Захаровна. – Но ведь есть же я, мама моя, тетя Вера, та же Светка. Неужели же нельзя им как-то помочь? Ведь мы же соседи!

– Как ты им поможешь? Родиону, Ирке, Яше? Человека в них нет, а на нет – и суда нет. Они злобствуют, так ведь принимают их, не косят, как траву. Закон такой издали: как же можно врага среди народа искать? Мол если позволить, так разделится народ сам в себе, ибо всяк друг другу враг. И не ищут. А они нас еще как ищут – и тут покоя от них нет. Книги анафеме предают, сжигают, людей пытают – да все молчком, тишком, в тайне. А выйдут на свет, милейшие люди. И вроде на виду враг, а народу дела нет, спит он. Мы, конечно, не забываем, так ведь одна голова. Взять, к примеру, Джордано Бруно. За что умер? За то, что земля круглая? И умер, и разнесли весть по свету, а кому весть, если дела людям нет, круглая она, или плоская?! А иначе никак, не сдвинуть с мертвой точки. Думаешь, одного его сожгли? Да просто брели по дорогам и рассказывали встречным поперечным: иду я из города такого-то, ох посмотрела, как человек горит в огне, да гордо как горел – ну не дурак ли, если землю круглой назвал?! Делать ему нечего, раз на звезды пялился! Да как же можно идти-идти, да с другого места обратно прийти? И тычешь пальцем в небо – а еще сказывал, дурак такой, будто не все там звезды, а висят такие же планеты, которые света не имеют, а светят с того боку, которое к солнцу повернулось… И не скажешь, что ты тоже знаешь, что она круглая! – Авдотья Захаровна осуждающе покачала головой. – Не дело горячку пороть. Ну, ладно, сожгли на площади, а когда в подвале, когда живьем в стену замуровали, когда в масле жарят? И не на виду, не ляпнешь, чего к языку пристало, с первым прохожим на дереве повиснешь.

– Ну, а разве нельзя, например, книгу инкогнито написать? И пусть бы читали и сами додумывали?

– А кому писать-то? Менделеева возьми! И не объяснишь, как таблица в голову прилетела! Они ж атомы то малехонькие, не видать! Приснилась мол, а раз процесс пошел, вроде как сон был в руку… Такой войны не было с тех пор! Кто ж с авторитетами да с церквями будет спорить, кроме головы бесшабашной да безбожной?! Иной раз такой жирный кусок кинуть приходится, уж и считаешь, а стоило ли оно того?!

– А сколько же вам лет?! – вдруг уставился на Авдотью Захаровну Кирилл, слегка опешив – она все это время говорила «мы», «нам»…

– Да я уж и не помню! – она хитро прищурилась, спрятав руки под фартук, усмехнулась добродушно. – Добираем до человеческих годков! Так оно ведь еще обиднее, жил бы да радовался, а те хищное зверье растерзало…

После того разговора в доме у Авдотьи Захаровны сразу стало как-то легче. Он уже не винил себя, что как-то незаслуженно перепрыгнул через головы более достойных, обладающих цепкой памятью, особыми знаниями и способностями, усидчивостью и трудолюбием. Будь ты семи пядей во лбу, дверь не откроют, и найдут, если ты рай для ближнего и он для тебя рай. Но и тогда не всем дано поставить точку прошлому. Человека от животного отличает умение смотреть на небо или внутрь себя. Не потому что без этого ему не жить, но исключительно в силу природной любознательности. Нет ее – и Бога с тобой нет. Он никогда не упускает возможность посмотреть на себя твоими глазами, покопаться в себе, пощупать. А в себя не смотришь, не Бог – живут в земле твой твари и руководят тобой.

Накинув на голову капюшон, Кирилл перешел через дорогу, остановившись у магазина. Странно, почему в голову ему не пришла мысль подарить Светке игрушку? Из окна на него смотрел белый медведь, такого же размера розовый слон, пара кукол и непонятного вида зверек с печальными глазами. Словно его тоже потрепало жизнью.

– Сколько стоит? – кивнул Кирилл на витрину. – Серо-буро-малиновый с бантиком.

Продавщица засмеялась.

– Он как раз малиновый, но чуток выцвел на солнце и пыль насела. Он у нас тут сторожил. Уценили, а все равно не берут. Возьмите тигра? Или зайцев, вот, завезли. – продавщица сняла с полки охапку игрушек. Есть из новых мультфильмов – лошарики и пикемоны.

Кирилл поморщился. Если покупатель знает, зачем пришел, к чему выдвигать свою версию покупки. Он кивнул.

– Все возьму! И того, серо-буро-малинового. Не вечно же ему торчать в окне, так последний цвет потеряешь! Медведя, этот горшок с цветочком, тигра…

Спустя мгновение он уже возвращался, быстро взлетев по лестнице на второй этаж, заглянув в знакомую палату. Светка спала. Соседка хотела что-то сказать, но он прижал палец к губам и быстро расставил игрушки на кресло и на тумбочку, положив серо-буро-малинового рядом, после как похлопал об ладонь, вытряхивая из него вековую пыль. Без пыли он оказался милым зверьком, и даже улыбнулся, внезапно высунув язык и расправив нитки-губы.

Кирилл улыбнулся ему в ответ. Не дело, когда у человека нет детства. Светка не сломалась, а это главное. И пусть напомнят, что прошлое осталось в прошлом, и кто-то ждет. За неделю она порозовела, поправилась, стала похожа на человека. Не сказать, что красавица, но, наверное, симпатичная, нисколько не похожа на мать. Кресло заказали, но еще не привезли. Свободных в больнице не оказалось. Он пожалел, что не может набить морду тому гаду, который сломал ей жизнь. Не, надо было восстановить справедливость!

Кирилл кивнул молча наблюдающей за ним соседке, подмигнул и тихо вышел.

Операция прошла успешно. Сделали все, что могли. Никто и не ожидал такого результата. На пятый день Светка согнула ноги, обнаружив, что они у нее снова есть. Тетка Верка визжала на всю больницу, как оглашенная, прыгая по палате. И сразу после этого в палате воцарилась тишина – вошла Светкина мать с котомкой в одной руке и пакетом в другой.

– Свет, мы рядом, если что, ты позови, – погладила тетя Вера Светлану. – мы тебя в обиду не дадим.

Кирилл, присел к соседке, рассматривая журнал для вязания.

– Кирилл! – приказала мать.

– Я хочу послушать… Я любопытный! Я не уйду! – усмехнулся Кирилл. – не мешай мне развлекаться!

– Кирилл! Им нужно поговорить!

– О чем? Я согласен, надо, но не уверен, что Светлана вполне адекватно оценивает ситуацию. И не удивлюсь, если тот гад сидит внизу. Что же, в свитере она сюда приехала?! Сейчас просить будет заявление забрать, домой вернуться – тяжело без пенсии, зубы в холодильник не положишь!

Кирилл нагло рассматривал женщину, которая стояла словно каменная. Похоже, он угадал. Светка боролась с собой, из глаз ее снова смотрел на мир затравленный зверек – и столько боли было в ее мыслях, что невольно сам Кирилл чуть было не попал на удочку.

– Свет, я понимаю, – он взял Светкину руку, сжимая ладонь, – тебе как никогда хочется иметь близких, мать, которая тебя родила, чтобы иметь сочувствие, поделиться радостью… Но она не мать тебе, это твой враг. Ты могла бы ходить в школу, участвовать в олимпиадах, встречаться с одноклассниками. Все это время за стенами твоей темницы был огромный мир. И она смотрела на тебя и радовалась, что тебя там нет, что какой-то гад бьет тебя и рвет твои внутренности. И теперь она пришла просить за него, и чтобы ты снова вернулась туда. Тебе это надо?! Возможно, если его посадят и накажут ее, разделив их, она быстрее поймет, что все это время не была человеком. Никакой зверь не позволяет себе такой жестокости с детенышем. Ты не о ее чувствах должна думать, и не о своих, человека можно спасти только через раскаяние, а его, как видишь, нет. Слова не отражают сути раскаяния, он в делах, а дела ее таковы, что она будет снова грызть твое горло. Начатое надо доводить до конца.

Кирилл вышел, мимо застывших матери, тети Веры, Мирославы с Олежкой.

– Кирилл, я тебя как-то узнаю и не узнаю, – опешила тетя Вера, разглядывая его лицо.

Он слабо улыбнулся, пожимая плечами.

– Понятно же, что произойдет! Жизнь до поганого предсказуема…

– А где она будет жить? Что с ней будет? – развела мать руками.

– Мам, я думал, ты догадалась. Поживет у нас в моей комнате, она все равно пустует. Там, кстати, есть компьютер, учебники, позанимается. Ей предстоит многому научиться, чтобы сдать вступительные экзамены. Мы одного поля ягоды, ей самая туда дорога. Ну как, теть Вер, поможешь? Задом наперед ты думать умеешь. И не смотрите на меня так! Это не более, чем дружеская поддержка! Миллионы людей сдают комнаты и квартиры, я ж имею право распорядиться своей жилплощадью?! Или нет?! – взглянул он хмуро и строго.

– Кир, ты у меня такой мягкотелый, такой пушистый, из тебя веревки можно вить! – развела руками мать. Она рассмеялась. – Ты готов весь мир тащить на руках!

– Да я бы так не сказала, как раз наоборот. Это он из нас веревки вьет, и не отказать никак!

– Хорошему человеку отчего бы не помочь?! – бросила Мирослава. – Чтобы я и Славка без него делали?! Я присмотрю за ней. Только как она будет подниматься на второй этаж?

– Своими ногами! Кажется, это уже никем не оспаривается. Главное, процесс пошел. А теперь, с вашего разрешения, я ненадолго удалюсь…

Такого удовлетворения Кирилл никогда не испытывал. Наверное, сбылась его мечта. И если бы не вмешался кот, он с удовольствием запинал бы Светкиного отчима до смерти. И почему гаду нельзя причинить такую же боль, какую причинил он сам? Да, сила у него была – и не маленькая. С одного удара мужик отлетел в грязный снег метра на три, скорчившись пополам.

– Кирюша, это недопустимо, всем подлецам рожу не набьешь! – строго укорила его Авдотья Захаровна, которая, не иначе, взяла над ним шефство. Только теперь Кирилл понял, почему Светку она назвала свей внучкой – она и его считала внуком, как избранного ею наследника.

Кирилл тяжело вздохнул. Раскаяния он не чувствовал – гордость распирала грудь.

– Светку нельзя пока… Ей учиться и учиться. Я не говорю о всей школьной программе, но даже на подготовительных курсах у нее должны быть базовые знания. Иначе она будет чувствовать себя неуверенно и не сможет себя проявить. Она привыкла подчиняться, нужно время, чтобы она почувствовала себя человеком.

– Что же делать? Мы не можем повесить ее на твою мать.

– Завтра последний экзамен, потом месяц практики – и два месяца я проведу дома. Я мог бы взять над ней шефство. Повкалываем на огороде, женщинам нужна помощь, полазим по горам, Славке надо запастись материалом на зиму, заодно физически окрепнет, подучу ее обращаться с компьютером, попробуем разобраться с гигиеной и вкусом. Одеваться она совершенно не умеет.

– Полежи десять лет голый, посмотрю на тебя… – проворчала Авдотья Захаровна. – Травки бы ей попить. Зелень-то она хорошо, да не наша, не чувствует она человека. Если бы сами посеяли, – вон, как на тебе прижилась, – она через прищуренный глаз приценилась к нему. – Так то живая! А в таблетках другая, редкая просыпается – ген не тот! Соберу тебе мешочек. На-ко, иди, посмотри! – старушка вышла в сени, увешанные травяными вениками, уверенная, что Кирилл идет за нею. И недовольно остановилась возле пустого места. На шесте болталась веревочка. – А то собирайся, поможешь мне. Индурама Шелковидная тут только в одном месте растет, а раз за нею потопаем, заодно попробуем Исейник Вешенковый отыскать. Самое для него время.

– Может, послезавтра?! – перепугался Кирилл. – А то у меня завтра с утра…

– И ночь будешь сидеть?! – с кривой усмешкой бросила через плечо Авдотья Захаровна. – Обычное дело проветрить голову, а в дыму она и с банным листом в тяготу.

– Вы как Никола! Он второй день по Семиречью шляется, голову проветривает.

– Ты за него не переживай, за него Дарья думает – слизнет, как корова языком. И его зови! Поработать всегда полезно. На день раньше вас отпущу. Чего время терять?

Глава 17. Тяжелые студенческие будни

Кирилл оставил уютный домик с семью сараями и лабораторией за ним, вернувшись через сеть дверей в академгородок, нос к носу столкнувшись с Николой и Максом. Оба с печальным видом сидели на крыльце общежития, глазея на прохожих. Максу на экзаменах пришлось тяжелее всего. Он привык решать все сам, редко обращая внимание на других. Если бы не Машка, которая сразу после обнародования экзаменационных вопросов осталась в Семиречье, доставая гуманоидов и выпытывая их на предмет их речевых оборотов, ни в жизнь бы ему экзамены не сдать. Последний экзамен – признаки разумности вида – вроде и простой, но сама мысль об этом могла оказаться ловушкой. Тысячи рас – и многие из них жили на и в деревьях, не то же ли делали многие виды животных? Рыли ямки и обживали пещеры – а медведи пещерные, которые передавали пещеры своим наследникам, тоже люди? Или речь? Тогда и дельфины люди, и собаки, могущие проявить интерес к гавкающему собрату. Экзамен этот был туманный и расплывчатый. Экзаменационная комиссия из шести человек на каждом экзамене придиралась к каждому слову, улавливая и иногда выворачивая смысл наизнанку. Каждому по способности, от каждого по стандарту. Или выставят из Семиречья на год – иди, размышляй, авось чего надумаешь! Гуманоидам хорошо, они и здесь и там у себя в одном месте, а на земле как драконий язык осилишь?!

Но как-то справлялись, голова работала на грани. Сами себе удивлялись. И внезапно вспоминали, что дины именно так и подзывали друг друга, и иногда и тебя. И тыкали во что-то носом, яростно размахивая хвостом. Сами тексты были не сложными, перевести туда и обратно. По большому счету, все это слышали не раз. Пока языки были только тех народов, представители которых учились в группе. И сразу же стала понятной безусловная истина – самыми трудными оказались те, чьи представители были по одному, как например, Сеня Белый. Он жертвовал собой, используя любой язык, чтобы напомнить о своем существовании.

– Я вот смотрю на все, что тут происходит, сверху вниз, и понимаю, с жиру бесимся. Как можно нас сравнивать с той же птицей, которая срет где попало? Мы помним, что срать надо в определенном месте, – философски заметил Макс.

– Ну, а когда Эльфа пронесло, что же, перестал человеком быть? – скептически бросил Никола. – тогда и дины не люди, весь сад засрали! Мухи налетели… Надо их на субботник выгнать…

– Ты не прав! – покачал головой Макс. – Они это со смыслом, не посередь дороги, а под куст, удобряя землю, чтобы добро не пропало! Это, брат, глубокая философия в прозе жизни.

– Че сидим? – поинтересовался Кирилл, подсаживаясь на ступень ниже.

– Размышляем, – безразлично пожал Никола плечом. – Вот ты как думаешь, сдадим или не сдадим?

– Я не думаю, я вспоминаю, – ответил Кирилл, немного подумав. – Мы как на зеленых вышли? Раз – и стрела прилетела!

– А если белка шишкой по голове? – скривился Никола. – Стопудово, именно такой вопрос и последует.

– Белка шишку, а эти стрелу!

– Ну а если бы и они камнем, но метко?!

– Ну, не первый же признак надо брать за основу!

– Кир, если бы на их месте были дины, мы б с тобой ни за что не признали в них человека. Судили так: руки есть, голова есть, стрелять умеют… А по динам я бы мог пальнуть, наложив при этом в штаны, – признался откровенно Макс. – И они нас тем же местом…

– Они нет, мы для них нелюди, но люди. Машку не трогали, так, для острастки… Но согнуть пистолет, на мол вам – признак глубокого мыслительного процесса. Короче, мы об этом можем в другом месте поговорить. Авдотья Захаровна позвала нас за травами. Чувствую, не просто так, подскажет что-нибудь, один раз она уже нас выручила. Да к томе же обещала зачесть день в практику и отпустить раньше.

– Круто! А че сидим?! – оживился Макс, поднимаясь.

– Там девчонки поесть приготовили, позавтракаем и с собой что-нибудь соберем, – вскочил Никола. – Это, наверное, на весь день. Давайте быстрее, мужики, Авдотья Захаровна ждать не любит. Блин, Кир, как у тебя получается иметь всех и сразу?!

– Он же свободный радикал! Куда хочу, туда причалю! – пошутил Макс.

– Ты че, вместо языков химию зубришь? – хихикнул Кирилл, приподнимая брось.

– Да хотел понять, как этот мир-то устроен, а потом что-то захватило. Ну, еще чтобы понимать, о чем ты там лепечешь, когда камни пинаешь. И поперло, и поперло, пока до конца не дочитал. Уверен, без ворона не обошлось. Кстати, решил физику за лето осилить.

– Молодец, – похвалил Кирилл. – А то не пойми, что ждать.

– Маш, я тебе розы не дарил?

– Дождешься от тебя!

– Смотри, какой веник приволок! За то и на будущее! Бери, бери! Когда еще сюда попадем!

– Макс, не порти красоту такую! Я тебе что сказала?!

– Не растут они больше нигде! – Авдотья Захаровна прошлась мимо диких огненных роз, вдохнув аромат.

Голова слегка кружилась. И не понять, то ли бабочка сидит, то ли еще какой диковинный цветок. А от птичьего крика и пролетающих пчел и шмелей закладывало уши.

– Царство цветов! – Дарина, которую Авдотья Захаровна почему-то всегда называла Дарья, вопила от восторга, охала и ахала, прикладываясь к каждому и носом, и руками, и обнималась с ними.

– У нее на цветы всегда была такая реакция, – Никола ничуть восторгов ее не разделял. – С ума с вами с бабами сойдешь! Я понимаю, если бы я щуку вытащил на удочку метра на полтора.

– Главная особенность этого мира, что здесь нет растений, которые вытесняют цветковые. Прежде чем войти сюда, мы переоделись. Именно по той причине, чтобы не занести семена осота, вьюнка, и прочих корневищных, которые быстро отвоевывают территории. Здесь собрано девяносто пять процентов насекомых опылителей и видов бабочек. И птиц, их естественных врагов. Иногда Бог, открыв для себя что-то новое, внезапно начинает изучать свойство, признак или содержание во всех их проявлениях. К примеру, налепил топтыжек, и дал им в пищу папоротники и хвощи. Мягкие, растут быстро, размножаются споро. А когда развелось их, задался вопросом. А как сделать так, чтобы ходили они без присмотру, но под присмотром – и так появились хищники. Поначалу, неказистее топтыжек. Не радовали они его – лениво ходят, лениво ищут, изо дня в день, изо дня в день. Стал на ноги их смотреть, на зубы, на то, во что одеты. И так появились большие зубы и маленькие, и вогнутые внутрь, и вывернутые наружу, и лопатой, и иглой, и широкие, и узкие, и острые, и тупые, и для травы, и для мяса… и про ноги то же, и про панцирь, и про шкуру… и стало их много, и разных. И снова понял – смотрит на творения свои, и один радуется. И сотворил первого человека. Дал ему самые крепкие зубы, самые быстрые ноги, самый полезный хвост, одел, как ему на то время казалось, краше солнца ясного.

– Итак, появились дины! – хохотнули Маша и Ядвига, о чем-то пошептавшись, взглянув на троих динов и валидола между ними, рассматривающих Медовуху бочковидную, пытаясь слизнуть с огромного цветка липкий нектар.

– Так вот, – не обратив на них внимания, Авдотья Захаровна чуть укрепилась в голосе, – первый признак разумности – если представители вида умеют распознать красоту и оценить ее. Животные существуют по принципу: они и есть мир. Они тоже копируют другу друга, учатся, обращаются к опыту, но сам опыт приходит к ним, как данный свыше. Тогда как человек держит опыт при себе и размышляет, оставляя за собой право выбора поступить так, или иначе. Человек не копирует бездумно, испытывая себя перед тем, как применить увиденное на практике. У животных – коллективная память. Тогда как человек несет ее в себе. Пример, вывели животное из природы, пожил месяц другой в клетке, вернули, а он отвык от всего, не узнает никого. Или человек, для которого и клетка опыт.

Пока Авдотья Захаровна говорила, слушатели глотали ее слова, как воду живую, навострив уши и не проронив не слова, не отрывая от нее взгляда. Гром, тот смотрел влюбленными глазами – нигде и никто больше не смог вырастить сразу сотню растений с его планеты, да чтобы еще дали семена. Словно попал домой. Упал на колени, щупая их, будто не мог поверить глазам.

– Перспективный ответ! – Макс переглянулся с ухмыльнувшимся Кириллом.

– Авдотья Захаровна, дайте-ка я коротенько… – в руке Яна как по волшебству появилась ручка и блокнот. – Как вы там сказали, коллективная память?!

Старушка махнула рукой, присаживаясь в тенечке на опушке.

– Вот он, клад! Исстари хорошая примета – увидишь цветущий папоротник – желание сбудется… Скоро уже, совсем скоро! Папоротник цветущий. Листья широкие, а корень толще. Редко цветет, но красота неописуемая. Ишь, дураки-то, рвали его бездумно, никто не прошел мимо, а красоты его не видели.

Так вот, второй признак разумности. Не всякий думающий человек имеет право называться человеком. Лишь тот народ благ у Бога, кто редкое явление сохранит и для потомков, и для Бога, прославляя его. Не войдет в Семиречье человек, который побежал собирать папоротник. И Богу такой не нужен. Не рвать его, а навозом обложить.

– Бабушка, а когда он зацветет, можно на него посмотреть? – поинтересовалась Северина.

– Ну, конечно, милые вы мои чада, для человека красота такая кажется, – Авдотья Захаровна погладила листья рукой. – На третью ночь придем сюда. Ишь, бутон прячет! Хитрит!

Женщины склонились над папоротником, рассматривая его во все глаза.

– Пойдемте отсюда, не надо его пугать, – попросила старушка, загораживая папоротник, но через несколько шагов остановилась. – А это Баломелия розовидная. Еще одно растение, избитое кривотолками. Земляне в народе его называют Дурман вонючий, Черный сглаз или Белена черная. Сильно ядовитое и галлюциногенное.

– Отряд пасленовые, – вспомнил Кирилл. – Только цветы у него…

– Растет только здесь, – Авдотья Захаровна постояла возле высокого растения, заложив руки за спину и залюбовавшись им.

За ней семенили паровозиком, стараясь не наступить мимо тропинки. А когда останавливалась, собирались в кучу. Дины позади то и дело оглядывались, чтобы подсчитать ущерб, нанесенный хвостами. Все женщины украсились венками. Даже дины. Венки им плели сообща, взяв за основу побеги лозы. Плохо, когда из-за большой головы плохо видишь свои руки. Узнав, что Кирилл, Макс и Никола собираются к Авдотье Захаровне, сбежались все, кто был в это время в общаге. Даже те, кто сдал экзамены еще месяц назад и теперь заканчивал практику, собираясь на три месяца домой.

– Всегда связывали с демонами. Если чуток придавить его и намазать виски, произойдет нечто невероятное. По Закону всякая Тьма обязана прибежать к человеку и показать лицо свое. Тот кто знает, поймет, откуда набежали. А тот, кто не знает, падает с ног и за голову хватается. Мы, сейчас, конечно, не будем пугать самих себя, но когда начнутся занятия, проведем исследования.

И вот, казалось бы, зачем Бог столько яду положил на всякое место? Ведь сорняк придорожный. Семен с растения до десяти тысяч штук. Да нешто другим растеньицам место не оставить?

Но спросите себя, к чему же защищать себя видениями?

А был Бог в гневе! Сила войска темного нашла на человека, а он спит, сорняки не выпалывает. Нет человека, земля его пуста и безвидна. Пошлю еще один сорняк, сказал сам себе, на сорняки их, и кто примет его, тот умрет, а кто о сорняках знает, пусть лечится. А кто мимо прошел – не поклонился, не оглянулся, не мой это человек.

И вот третий признак разумности: всякое явление исследует человек. Животное не берет ядовитое растение, а человек пытается применить его. И яд имеет пользу. Только человек способен взгляд обратить в ту сторону, куда никто не ходил…