Текст книги "Зерно А (СИ)"

Автор книги: Анастасия Павлик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

  Мы были в коридоре, среди толкающихся потных тел. Кто-то вцепился в мое пальто. Я потеряла равновесие и упала на спину, из глаз брызнули искры. Кто-то закричал. Кажется, это была я.

  – Это все из-за тебя! Из-за тебя, сука! – прорычал Бык, склоняя надо мной свою окровавленную мохнатую морду. Его лоб был рассечен, кровь заливала глаза. Он фыркал и сплевывал ее на меня.

  Константин схватил Быка за шиворот, блеснул нож. Бык опрокинулся, подмяв под себя руку, словно поверженный Голиаф.

  – Милиция на подходе! Милиция на подходе! – непрерывно вопил кто-то.

  Толпа уплотнялась с каждой секундой.

  – Помоги мне, – попросил Константин.

  Я была слишком потрясена, чтобы возражать. Общими усилиями мы волокли Быка до самого выхода, прямиком на заснеженную улицу. Как и боли, холода я не чувствовала. Было свежо, ослепительно свежо. К затылку словно приложили лед. Я споткнулась, но устояла на ногах.

  'Сладкий Зуб' стал сосредоточием паники, тусовщики разбегались кто куда, я могла их понять – ниже по улице слышался нарастающий вой приближающихся милицейских сирен. Охранник с входа куда-то пропал. Его я тоже могла понять.

  Константин отпустил Быка. Мои руки были слишком слабы и непроизвольно разжались. Громоздкая туша свалилась в снег, стукнувшись затылком о бордюр. Бык зарычал. Оказывается, мы проволокли его уже метров двадцать. Я и не заметила.

  Снежинка растаяла на моем носу, другая запуталась в упавших на глаза волосах. Здоровой рукой я смахнула каплю. Константин открыл багажник. Мы приподняли Быка. Расставив ноги для устойчивости, Константин ловко впихнул его в багажник, словно делал это не в первый раз. Вероятно, не в первый. Потом наклонился и прохлопал его карманы. Его лицо тоже было в крови – то ли рана, то ли чужая кровь. Внезапно он хохотнул и извлек из нагрудного кармана жилетки Быка какой-то маленький блестящий предмет. С мгновенно просветлевшим лицом он сунул его в карман кожанки.

  Мы выехали навстречу стремительно приближающимся мигалкам. Милиция пронеслась мимо, оставив в воздухе снежные вихри. Я оглянулась. Две милицейских машины и фургон затормозили возле 'Сладкого Зуба'. Из фургона повалили фигуры в спецовках.

  Я откинулась на сиденье. В ту же секунду голову прострелила такая боль, как если бы мир вдруг взорвался, разлетелся на мелкие-мелкие кусочки.

  – Рита! Рита, посмотри на меня!

  Слова путались в голове. Я пыталась ухватиться хотя бы за одно, но они вытекали из меня и пропитывали волосы и блузку. Константин резко дал по тормозам. Вместе со словами вытекал и свет, и уже скоро я оказалась в кромешной темноте. В ней ничем не пахло.

   Глава 10

  – Фу, это что, кровь?

  – Ты чего фукаешь, калоша!

  – Ребята, забираем ее.

  Я открыла глаза. Поняла, что лежу, свернувшись в калачик, на лавке. Кожаная куртка, явно не с моего плеча, покрылась тонкой коркой льда, щека заледенела.

  Возле меня стояло четверо патрульных, овчинные воротники подняты, шапки-ушанки надвинуты на глаза. Все четверо таращились на меня.

  В голове гудело, словно вместо мозгов был улей, в который то и дело залетали пчелы, неся на лапках крупицы информации. Я не помнила, как оказалась здесь, на лавочке, напротив закупоренного на зиму фонтана, и откуда на мне эта кожанка. Силилась припомнить, но не могла. Странное ощущение в теле. В голове. Воистину, как если бы там гудели пчелы.

  – Документы есть? – пробасил патрульный – тот, что стоял ближе всех ко мне. Он бросил окурок в снег и выжидающе уставился на меня.

  Я покачала головой. Это было ошибкой. Тошнота подкатила к горлу, и меня вырвало под ноги патрульному.

  – Фу, какая гадость, – заржал один из них, обладатель визгливого немузыкального голоса. В голове запульсировало пуще прежнего.

  Ботинки того, что стоял ближе всех ко мне, исчезли из поля зрения. Фокус с исчезновением сопровождался забористой руганью. Каюсь, я немного запачкала их. Тяжело дыша, я легла на спину и закрыла глаза, пытаясь побороть тошноту и головокружение.

  – Она облевала мне ботинки! Черт! Проценко, ты чего ржешь?

  Проценко аргументировал свою позицию усилившимся пронзительным, похожим на визг бензопилы, смехом. Смех, впрочем, резко оборвался – сразу после характерного звука удара.

  – Никто не смеет надо мной смеяться, понял, козел чертов? Никто!

  Судя по стону, Проценко все понял.

  – А теперь – тащим сучку в машину. Ну-ка, живо!

  До меня начинало доходить, почему они с таким рвением хотят забрать меня с собой, в участок. Конечно, если мы доедем до участка, а не до ближайшей темной подворотни, где эти ребята смогут разнообразить свой день, сделать свою смену чуточку веселее.

  Меня подхватили на руки. Я застонала – мне показалось, что моя голова вот-вот оторвется от плеч и упадет прямиком в снег, причем, я была в этом настолько уверена, что даже коснулась ее свободной рукой – вторая была затиснута между моим боком и животом поднявшего меня патрульного. Голова была на месте, слава Богу.

  – Эй, ребята, вы чего? – Все обернулись. К нам направлялся молодой человек – черноволосый, в неброском свитере. – Рита! – воскликнул он.

  Патрульный поставил меня на ноги и отошел, доставая блокнот и ручку. Обезьяна с вложенным в лапы блокнотом и ручкой и то смотрелась бы правдоподобнее, солиднее.

  – Ваши документы, – капризно потребовал он, недовольный таким раскладом.

  Я узнала подошедшего. Имя вынырнуло из памяти: Константин. Он обнял меня за плечи, шепнул на ухо: 'Иди к машине', и легонько подтолкнул в нужном направлении. Я не ставила бы на то, что не упаду по дороге, но попытка не пытка, правильно? Прежде, чем отвернуться, я заметила расползшуюся по лицу Константина улыбку. Его острые, нечеловеческие зубы определенно произвели неизгладимое впечатление на патрульных.

  Я не упала, но качало меня сильно, словно я пыталась пересечь палубу попавшего в шторм корабля. Не доходя каких-то пяти метров до авто, я поняла, что силы покинули меня, и села прямо в снег...

  Когда я открыла глаза, то увидела Константина. Сколько времени я просидела в снегу? Я вдруг поняла, что ничуть не замерзла. Как такое возможно?

  Константин захлопнул за мной дверцу, обошел машину и сел за руль.

  – Привет, – сказал он тихо.

  – Привет, – шепнула я.

  Тепло обволокло тело, налипший на одежду и волосы снег таял. Константин помог мне снять кожанку, которая, разумеется, принадлежала ему. Струсив с моей одежды и волос капельки влаги, он вновь набросил куртку на меня, подобно одеялу.

  Перед внутренним взором алели губы Агнии – алые от крови...

  Сердце пропустило удар.

  Агнии больше нет.

  Снег сверкал в свете фар, словно счищенные с рыбы чешуйки.

  Сегодняшний день должен был закончиться, как и любой другой – поздним вечером, в офисе, далее была бы дорога домой, душ и сон. Как же так получилось, что все пошло наперекосяк? Я не знала ответ на этот вопрос. Как и на вопрос о том, что же со мной все-таки произошло. Я затаила дыхание и прислушалась к своим ощущениям. Поднесла дрожащую руку к волосам на затылке. Они свалялись, склеились в... в чем-то.

  – Неприятный опыт, не так ли?

  Я посмотрела на Константина. Его глаза были такими же выцветшими, как августовские цветы. По его лицу ничего нельзя было прочесть.

  – Почему ты оставил меня там?

  – Тебе надо было остыть.

  – Хотел избавиться от меня? В таком случае, не надо было возвращаться.

  – Послушай, Рита. – Он вздохнул. – Нет, я не хотел от тебя избавляться. Я отошел на минуту, а когда вернулся, у тебя появилась компания.

  Меня передернуло. Прежде мне не приходилось иметь дело с патрульными Кварталов, и впредь я бы не хотела повторения этого опыта.

  – Ты объяснил им? – забормотала я. – Объяснил, что я законопослушная и что мне не нужны неприятности?

  – О да, – Константин оскалил зубы в подобии улыбки, – объяснил, будь уверена.

  Я все терла лоб – никак не могла собраться с мыслями, мечущимися под черепушкой подобно животным в горящей клетке. Кажется, я застонала, ведь Константин посмотрел на меня совсем как печальный Гамлет.

  – Голова болит, – объяснила я.

  – Еще бы, – кивнул он.

  Я посмотрела на приборный щиток. Электронные часы показывали начало одиннадцатого ночи. Значит, без сознания я пробыла около двух часов.

  – Константин, – я впервые обратилась к зверолюду по имени, – что со мной произошло? Мне надо знать. Голова... раскалывается.

  Я помнила толчок в затылок; помнила, как меня швырнуло на пол; помнила ощущение, словно из меня вытекают слова... А потом все проглотила тьма – прохладная, тихая. Должно же быть этому какое-то объяснение!

  – Ты – Рита Палисси.

  Я вздрогнула.

  – Откуда... как ты узнал?

  – Помнишь, я спросил, не встречались ли мы? Конечно, мы не встречались, но я вспомнил, где видел тебя – по телевизору. Так вот, ты спрашиваешь, что с тобой произошло. Ответ, учитывая то, кем ты являешься, может быть как плохим, так и хорошим. Глядя как посмотреть.

  – Валяй. Хуже все равно не станет – некуда.

  – Оптимистично. Ладно, ты когда-нибудь слышала о зернах? – спросил Константин, скорее, шутливо, чем серьезно. – Прости за дурацкий вопрос. Так вот, одно из них пошло тебе, – он стрельнул в меня ярким взглядом, – на пользу.

  Паззл щелкнул и сложился в картинку. Меня как ледяной водой окатило, холодный пот выступил на лбу и на спине.

  – Я что, умерла? – Вопрос застал меня врасплох своей прямолинейностью. Скорее, я спрашивала у себя, нежели у зверолюда: 'Я что, умерла? Умерла, да?'

  Миновав два 'лежачих полицейских', Константин въехал на стоянку круглосуточного супермаркета, и заглушил двигатель. Поправил на мне куртку – трогательный, заботливый жест.

  – Что ж, можно и так сказать.

  – То был не осколок.

  – Нет, не осколок. Бык выстрелил тебе в голову.

  Я сидела и смотрела через лобовое стекло на сияющий огнями супермаркет. Там, внутри, наверняка тепло и пахнет выпечкой и бактерицидным моющим средством. Несмотря на позднее время, двери то и дело услужливо разъезжались, чтобы впустить или выпустить покупателей под искрящийся зеленый снег – зеленый из-за огромной изумрудного цвета вывески. Люди обожают делать покупки в Кварталах, особенно в ночное время суток. Таким образом, из рутинной угнетающей процедуры покупка продуктов превращается в увлекательное путешествие в место, владельцем которого является немного мертвый парень. Коматозники не приветствуют в Кварталах живых бизнесменов, зато приветствуют живых покупателей, всегда готовые отрезать у тех часть кошелька. Иными словами, в Кварталах концепция меняется: здесь мертвые делают деньги на живых.

  Коматозники.

  И теперь я одна из них.

  – Я дал тебе зерно. Можешь не волноваться, оно было абсолютно легальным.

  Волноваться – значит, проглотить, переварить и аккумулировать в себе новую информацию и двигаться дальше. Я не волновалась.

  – Легальные зерна можно достать только в Церкви механизированных, – лишенным интонации голосом проговорила я.

  – И у Агнии. Ну, пока она не сыграла в ящик.

  Стоп, хватит. Мне было достаточно того, что Бык выстрелил мне в голову, я умерла, но, благодаря зерну Константина, стала коматозником. Я не могла сказать, в чем разница между 'умерла' и 'стала коматозником' – я всегда была уверена, что это одно и то же. Ты коматозник, а, значит, ты, дружище, мертв, мертвее некуда. Но, щурясь от яркого света супермаркета, чувствуя холод и запах крови, я больше не была в этом уверена.

  Коматозность. Это многое усложняло. Особенно отношения с Владиславом. А родители? Что скажут папа и мама, когда узнают? О том, чтобы поведать им правдивую версию случившегося, и речи быть не может. Ни им, ни Владу. Никому. Что будет с моим бизнесом, с 'Темной стороной'?

  – О Боже. – 'Скажи это, скажи'. – Я коматозник.

  – В самом деле, все не так плохо.

  – Нет, именно так плохо! Именно так, мать твою, плохо!

  – Так, приплыли, – Константин ударил по рулю. Я даже не шелохнулась, продолжая таращиться в одну точку. – Хочешь сказать, что мне надо было позволить тебе истечь кровью и умереть? – рычал он. – Ну извини, что поступил с тобой как распоследний ублюдок! Мой поступок, разумеется, не идет ни в какое сравнение с поступком Быка!

  А, к черту.

  Потеряв ко всему интерес, я залезла на сиденье с ногами, свернулась в клубок под тяжелой кожанкой и закрыла глаза. А, когда в следующее, как мне показалось, мгновение открыла их, Константин садился в авто, а вместе с ним в салон рвались снежные хлопья. Я не чувствовала не холода, ни тепла, только ноги скотски затекли. В руках Константин держал коричневый бумажный пакет с логотипом супермаркета.

  – Я кое-что принес.

  Я смотрела на то, как он извлекает из пакета упаковку влажных салфеток, достает одну салфетку и поворачивается ко мне. Запах свежести, чистоты. Жасмина. Он скрупулезно вытирал мое лицо, лоб, щеки, губы, шею, вытягивая из упаковки все новые, и новые, и новые салфетки, а грязные бросая на приборную доску. Все салфетки на приборной доске были испачканы чем-то бурым.

  – Ты мог забрать зерно, оставить меня где-то на обочине и просто уехать, – сказала я.

  Константин как раз наклонился к моему лицу и тер мою скулу. Его рассеянный взгляд обрел осмысленность.

  – Да, мог. Я так уже делал.

  Я отвела взгляд в сторону:

  – Так почему не поступил так снова?

  Он перестал вытирать мою скулу, из его рта вырвался полувздох, полустон, он откинулся на сиденье. Я провела рукой по лицу, облизала губы. На губах остался солоноватый привкус мыла.

  – Не знаю, – ответил он, наконец. – Я не мог позволить тебе умереть. Это все, что я знаю.

  В отсветах вывески супермаркета его лицо казалось эфемерным, словно бы сотканным из зеленого дыма.

  – Бык все еще в багажнике? – спросила я.

  – Конечно.

  – Почему он стрелял в меня?

  – Думаю, он стрелял в нас обоих, тебе просто... не повезло.

  Восхитительная формулировка. Если бы не Константин, я бы, дура, продолжала думать, что невезение – это когда ты торчишь в заторе два часа.

  – Понятно, – я отвернулась. – Зато повезло тебе. Зерно ведь твоим было. Что, теперь будешь шантажировать, тянуть из меня деньги? – Я сухо рассмеялась. – Любой другой на твоем месте поступил бы именно так.

  – Я не любой другой, – улыбнулся Константин. Нет, зло оскалился. – И вот что, Палисси: зерно не мое.

  – Класс. Теперь чувствую себя виноватой за то, что осталась жива. Вернее, стала коматозником.

  Константин какое-то время всматривался в мое лицо. Его глаза были взбешенными, но лицо оставалось равнодушным.

  – А ты, я посмотрю, зараза еще та, – сказал он. От вида его звериных зубов у меня по спине побежали мурашки. – Я не держу тебя, Рита, – он потянулся к дверце с моей стороны. – Ты свободна. У меня слишком мало времени, чтобы тратить его на тебя.

  Я сжала зубы.

  – А сколько у тебя есть?

  Он был так близко, мог повернуть голову и коснуться губами моего лба. Было видно, что мой вопрос огорошил его.

  – До утра, – ответил он внезапно осипшим голосом.

  – Отодвинься.

  Я стряхнула тяжелую кожанку с себя и вылезла из машины.

  – Ты приняла правильное решение.

  Да, знаю.

  Хотя я и чувствовала чуждое одеревенение в теле, однако рука с удивившей меня стремительностью метнулась и вцепилась в дверцу, когда Константин, перегнувшись через сиденье, попытался закрыть ее. Он поморщился.

  – Забыла что-то?

  – Я не ухожу, Константин. Далеко, по крайней мере. Я хочу повидаться с Быком. Он может ответить как на мои, так и на твои вопросы.

  Константин вышел из авто, снег заскрипел под подошвами его ботинок. Его слова неслись мне вслед:

  – Ну да, общественная стоянка – отличное место для выяснения отношений с пассажиром в багажнике. Первый представитель периферии настучит на нас в милицию.

  – Бык убил меня, понимаешь? – возразила я и открыла багажник. – Это дает мне некоторые преимущества. Нынче старина Бык обслуживает меня без очереди. Константин, – позвала я десятью секундами позже.

  – Сожалею, но он не сможет обслужить тебя без очереди. Ни тебя, ни меня, ни кого бы то ни было.

  Я захлопнула багажник, и как раз вовремя, потому что мимо нас, нагруженный двумя бумажными пакетами, прошел тучный мужчина в длинной дубленке. Дубленка была из разряда тех, какие люди покупают не потому, что являются обладателями превосходного тонкого вкуса, а потому, что эти дубленки словно говорят сами за себя: 'Посмотрите, я стою пять штук, мой владелец может купить золотую карточку в любом супермаркете Порога'. Окинув меня взглядом (узнал меня?), Безвкусная Дубленка открыл машину и сложил покупки на заднем сиденье. Мандарин выкатился из пакета и шлепнулся ему под ноги. Наклоняясь за мандарином, мужчина закряхтел – живот явно доставлял ему массу неудобств.

  – Мы все еще можем переговорить с Быком, – сказала я, глядя на то, как Константин вытряхивает из пачки сигарету и закуривает. – И не говори мне, что не знаешь как – не поверю.

  – Мне казалось, девушки твоего класса не должны знать о подобных вещах.

  – Пробел в моем воспитании. Или – в воспитании моего брата. – Второе более вероятно, подумала я.

  – На что пялишься, приятель? – Константин шагнул к Безвкусной Дубленке и почти доброжелательно улыбнулся. 'Почти' играло определяющую роль.

  Мужчина быстро подобрался, юркнул в машину и укатил.

  Я перевела взгляд с номерного знака стремительно удаляющейся иномарки на Константина. Он стоял в паре метров от меня, но, как и номерной знак, я разглядела написанное в нижней части его пачки сигарет 'послание курильщикам'. Рука непроизвольно взметнулась, чтобы поправить очки на переносице. А потом я вспомнила, как очки слетели с меня, когда... когда пуля Быка угодила в мой затылок.

  Я зажмурилась. Открыла глаза. 'Послание курильщикам' было на месте – до рези в глазах четкое.

  У меня восстановилось зрение? Я не снимаю очки с восемнадцати лет, и не планировала снимать их всю оставшуюся жизнь. Но – вот что: я снова вижу мир, находящийся более чем в двух метрах от меня, вижу не букетом размытых очертаний, а с захватывающей дыхание четкостью.

  – Что ты там увидела? – Константин поднял пачку сигарет на уровень глаз и нахмурился. – А, понял. У тебя плохое зрение... кхм, было.

  Похоже, он знал гораздо больше о бонусах, идущих в комплекте с коматозностью.

  В том, что всем погоняет проглоченное зерно, я не сомневалась. Я решилась и осторожно коснулась затылка, готовясь к всплеску боли. Провела кончиками пальцев по сваленным волосам. Значит ли мое восстановившееся зрение, что зерно затянет и эту рану? Что ж, если уж мне жить... существовать с этим, то было бы неплохо.

  Я нашла свое полупальто, скомканным на заднем сиденье; большое бурое пятно выделалось на драпе. Химчистка отменяется – кому захочется носить пальто, в котором тебя убили? Стараясь излишне не зацикливаться на том, чем является это бурое пятно и откуда оно взялось, я порылась в карманах пальто, выудила ключи от квартиры, сунула их в задний карман джинсов, а двадцатку сжала в кулаке. Ключи от машины брать не стала – теперь они годны разве что для открывания бутылок 'Ам-Незии'. Терпеть не могу 'Ам-Незию'.

  – Мне надо в уборную.

  – Постой.

  Сняв с себя свитер, Константин протянул его мне; его пальцы были горячими. Он остался стоять в черной футболке.

  – Вот, накинь. И собери волосы. Да, так намного лучше.

  – Ты замерзнешь, – заметила я, глядя на то, как он поводит бугристыми плечами, словно пытается отогнать холод.

  – У меня есть куртка. Не замерзну.

  Оправляя на себе слишком большой свитер, я на негнущихся ногах зашагала к супермаркету.

  Десятиградусный мороз, а мне не было холодно. Кажется, теперь я знала, что чувствует Эдуард, выходя зимой на улицу в тонкой рубашке. Ничего не чувствует.

  С неба валили осколки, будто там тоже однажды был диско-шар, а кто-то взял и пальнул в него. Я протаптывала сразу две дороги: одну – к супермаркету, другую – к себе. Обе дороги – тернистые и тяжелые. А на заднем дворе моего захламленного сознания тем временем поселились Деревские вместе с Кудрявцевым. С этим еще предстоит разобраться. Казалось, все это осталось в другой, прошлой жизни. Ощущение, что на мой мир упала бомба, и разорвала его на две части, не ослабевало.

  Голова разваливалась, словно из нее вытрусили все шурупы, и она держалась на честном слове. Кожа головы зудела из-за свалявшихся волос.

  Освещение в супермаркете напоминало больничное. Именно под таким светом должна слазить кожа. Меня обдало струей теплого воздуха, пахнущего концентрированным кофе из автоматов, и 'Ам-Незией'. Второй охранник за эту ночь проводил меня пристальным взглядом. Однако этот, в отличие, от первого – мохнатого зверолюда в кожаной фуражке, – был человеком. Я попыталась придать лицу скучающее выражение и направилась прямиком к уборным.

  Я толкнула дверь бедром, подошла к раковинам, закатала рукава и вымыла руки до локтя. Плеснула в лицо горячей водой и какое-то время смотрела на свое отражение. На голове – мочалка, под свитером – одеревеневшая от засохшей крови блуза, черные потеки на плечах и спине. Господи Боже. Свитер Константина действительно пригодился.

  Я выдавила на ладонь мыло, сунула голову в раковину, намылила волосы, несколько раз сполоснула их и выжала. Менингит вряд ли грозит мне, пройдись я после этого по щиплющему морозцу. Вся затылочная часть головы была сплошным оголенным нервом, но я терпела. Сток окрасился в ржавый и вонял медяками. Я заплела волосы в подобие косы и почувствовала себя немного лучше. Теперь волосы пахли... ничем. Волосы пахли мокрыми волосами. И это было здорово – не чувствовать запаха засохшей крови. Избавившись от этого запаха, я поняла, что он преследовал меня с того самого мгновения, как я пришла в себя на лавке в окружении патрульных.

  В отделе с лекарствами я взяла аспирин, а уже у кассы – бутылку минеральной воды, этикетка на которой обещала мне все тайны мироздания в одном глотке. Женщина на кассе с пресыщенным видом пробила товар и даже не подняла головы, чтобы посмотреть на меня. Охранник теперь таращился на меня с аховым выражением на роже.

  Константин сидел в машине с настроенным на волну Уна Бомбера радио. При моем появлении он выключил радио.

  – Ты что, вымыла голову?

  Я плюхнулась на пассажирское сиденье и захлопнула дверцу.

  – Вроде как.

  – Я знаю, где достать 'Турист', – сказал он.

  Проглотив сразу четыре таблетки аспирина, я запила их большим глотком воды. Тайны мироздания как не были мне доступны, так и не стали.

  Я слышала о 'Туристе' от брата: иногда он использовал его, чтобы расставить все точки над 'I' с особо буйными плохишами, которые дали себя укокошить прежде, чем Владу удалось вытянуть из них нужную информацию. 'Турист' возвращает к жизни на небольшой отрезок времени. Наверное, не самое приятное зрелище, какое только можно представить, но кто ценит информативность, тому плевать на зрелищность.

  – Продолжай.

  – Есть у меня на примете одно место, где можно раздобыть практически все. Но тебе придется пойти одной: владелец 'Шлака' сказал мне, что если я еще когда-нибудь сунусь на его территорию, он застрелит меня. Не волнуйся, он коматозник, полюбит тебя с первого взгляда. На подходе к 'Шлаку' ты встретишь барашка. Он проведет тебя.

  Что ж, звучит здорово.

   Глава 11

  Я коснулась кармана, в котором лежали врученные Константином деньги, остановилась, обернулась. Здесь, под нагромождением пристроек, лестниц и подвесных ночлежек, не было видно неба. Снег не долетал до асфальта, оседая на хлипких конструкциях. А если и долетал, то таял от испарений из канализационных люков. Здесь было как в теплице, в которой, однако, росли исключительно кучи зловонного мусора. Пакеты, будто огромные хищные снежинки, болтались над влажным парящим асфальтом. Контейнеры с номерами ЖЭКа были завалены мусором. В воздухе стоял тяжелый запах испарений и гнили.

  Забавная штука, но этим утром я проснулась с уверенностью, что день будет таким же понятным и предсказуемым, как пять копеек. А еще кретинские гороскопы всегда врут, имейте в виду.

  Цок-цок-цок.

  На этот раз я была уверена на все сто, что слышала цоканье.

  Я подобрала железный прут.

  Кто-то заблеял, кажется, из-за одной из мусорных куч. Стоило к ней приблизиться, как блеянье оборвалось. Что-то юркнуло от одного контейнера к другому: цок-цок-цок. Выше подняв прут, я обошла контейнер. Цок. Мальчик поднял голову. Бараньи глазки уставились на меня. Открылся маленький ротик, и из него вырвалось шипение. Мальчик сказал что-то – какая-то тарабарщина, – и прошмыгнул мимо: цок-цок-цок. Одновременно откуда-то сверху что-то капнуло, я подняла голову, но успела заметить лишь лисий хвост. Туфли хлюпнули по луже мочи. Я отшвырнула прут и побежала. С меня хватит, черт побери!

  Барашек ринулся за мной. Такие, как он (а этот не исключение), обычно бегают по мелким поручениям и, так выходит, зачастую идут в расход. Иное дело: кто дает поручения. Это могут быть как профсоюзы бродяг, так и коммуны тех, кто называет себя демонами. Первые беднее, вторые опаснее. Кажется, мы имели дело со вторыми. Но кто скажет наверняка?

  Я споткнулась и упала, содрав ладони. Перевернувшись на спину, привстав на локтях, я смотрела, как барашек подскакивает ко мне, опускается на корточки и, урча, начинает тереться о мои туфли. Пушистая заводная игрушка, ни многим, ни мало. От шерсти ребятенка поднимался жар и резкий запах серы. Я подтянула ноги и одним быстрым движением села на корточки, упираясь содранными при падении ладонями о влажный теплый асфальт. Наши лица оказались на одном уровне.

  – До меня доходили слухи, – сказал барашек, – что здесь пропадают девочки.

  – И мальчики тоже. Маленькие мохнатые мальчики.

  Бараньи глазки злобно сузились:

  – Не боишься так отвечать?

  – Послушай, мне всего-то нужно, чтобы ты провел меня в 'Шлак'.

  Барашек ухмыльнулся. Не как ребенок. Дети так не ухмыляются – не умеют. А этот умел. Впрочем, барашек не был ребенком, а потому наверняка умел еще много чего другого.

  – Тогда не отставай.

  Цок-цок-цок.

  Бар действительно назывался 'Шлаком'. Мусора здесь было по колено. ЖЭКи плевали на Районы Упадка, а Районы Упадка плевали на ЖЭКи. Так что, вполне вероятно, через пару-тройку лет здесь распуститься огромная свалка. Территории, отведенные под свалки, носят дурную репутацию: вместе с мусором туда имеют обыкновение стекаться разнообразные формы жизни, почти все из них далеко не гуманисты. И вряд ли Бог имеет какое-то отношение к тому миру.

  Вниз вела пологая лестница: один неуклюжий шаг, и вы кубарем покатитесь вниз, сломаете шею. Зал был тесным и задымленным, с низким потолком и шершавыми стенами, о которые можно зажигать спички. Контингент полностью соответствовал моим ожиданиям. В посетителях 'Шлака', в их звероподобных лицах уже невозможно было угадать прежние человеческие черты. Запах стоял как в собачьем питомнике. Все, план 'Зверолюды в моей жизни' перевыполнен на десять лет вперед.

  Барашек взял меня за руку и повел к барной стойке. У него была маленькая теплая ручка. Как если бы меня вела плюшевая игрушка. Барменом оказался бледный мужчина с длинными тусклыми волосами. По мере приближения к нему у меня все сильнее чесался нос. А потом, внезапно, все прошло. И знание наводнило меня не хуже, чем собравшиеся в 'Шлаке' зверолюды наводняли свои желудки алкоголем. Этим знанием было: бармен – коматозник.

  Я силилась припомнить: слышала ли я когда-нибудь, чтобы коматозники чувствовали друг друга? Нет, никогда.

  Бармен достал из-под стойки бутылку пива, поелозил по ней грязной тряпкой, открыл и поставил перед мальчиком.

  – У вас случайно не найдется сигаретки? – На стойку передо мной грузно опустилась массивная пятнистая лапа. Хотя слова и вылетали не из человеческой глотки, сам вопрос был задан предельно вежливо.

  – За каким чертом мне знать такие глупости? – взвизгнул барашек, видимо, приняв вопрос на свой счет. Он дернулся, расплескав немного пива по стойке. Бармен без особого рвения протер ее.

  – Я не с тобой разговариваю, штопоромордый.

  Я повернулась и уставилась в крупную пятнистую морду далматинца. При всем желании я не могла назвать это 'лицом', потому что лицом оно не являлось.

  – Прошу прощения, боюсь, что не найдется.

  – А, понятно, – пес сразу поник. Он переступил с ноги на ногу и поправил кепку с рекламой 'Ам-Незии'. Совсем как человек, которым он когда-то был. Мне стало почти жаль его. Однако вряд ли он нуждался в моей жалости. – Можно вас чем-нибудь угостить?

  Я покачала головой:

  – Из этого ничего не выйдет.

  Пес, разочарованный, вернулся за свой столик.

  Ребятенок захихикал:

  – Вот ты и получил от ворот поворот, ублюдок, – оскорбление барашек произнес тихо и тут же оглянулся – не дай Бог пес услышит. Мальчик влез на высокий стул и весело болтал копытцами. – Шура, смотри, кого я привел!

  – Черт возьми, я просил не называть меня Шурой!

  – Прости, Шура. Так как на счет бесплатной выпивки для нашей гостьи?

  – Вначале пусть скажет, кто она и что ей нужно.

  – Меня зовут Рита. Мне о вас рассказал один мой... хороший знакомый. Мне нужен 'Турист'. Всего-навсего.

  – Выметайся, – гаркнул бармен, прекращая елозить тряпкой по стойке и уставившись на меня.

  И знаете что? Я не смогла выдержать этот взгляд, отвела глаза. Более того, поняла, что разливающийся по моему лицу жар не что иное, как румянец.

  – Я заплачу.

  – О, вы только послушайте, она заплатит! И что мне с твоих денег? Разве твои деньги стоят того, чтобы на следующий день мою лавчонку прикрыли, а все потому, что кто-то не смог держать язык за зубами? Выметайся, – повторил бармен.

  – 'Турист'? Слышал, его используют в Церкви механизированных как дополнительную опцию для вип-клиентов.

  Бармен наградил барашка ледяным взглядом:

  – Между прочим, ты тоже много болтаешь.

  – Противоположности притягиваются, да, Шура? Именно поэтому мы с тобой лучшие друзья. Ты и я, навеки.

  – Александр, – то ли из-за того, что я произнесла это громко, то ли потому, что назвала бармена полным именем, но в тот же миг поняла, что теперь меня выслушают. Вот она, истина: обращайтесь к людям уважительно, и ваши шансы быть услышанными значительно возрастут. Я понизила голос до полушепота: – В моем багажнике труп, с которым у меня остались неразрешенные дела. Очень важные неразрешенные дела. Ключом к пониманию, естественно, при вашем содействии, может послужить только 'Турист'.

  – А она шутница, – барашек подавился пивом и стал лихорадочно оглядываться по сторонам.

  – Она не шутит, – сказал бармен с неизменно пустым лицом. – Труп в багажнике? Пахнет криминалом.