Текст книги "Зерно А (СИ)"

Автор книги: Анастасия Павлик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

  – Догадываешься, что сейчас услышишь? – спросила я у Софии.

  Горло саднило, на шее уже проступили синюшные отпечатки пальцев Чак-Чака. В отличие от Эдуарда и Софии, я была в гари, моя майка была грязной, тут и там в засохших пятнах крови. Чувствовала я себя препаршиво.

  Черная бровь Софии взлетела вверх:

  – Неужели я срубила сотку?

  – Спасибо, София.

  Она улыбнулась и слегка кивнула. Я улыбнулась в ответ.

  – Рита, – Эдуард подался ко мне, его лицо было серьезным и собранным, – с Владом все будет в порядке. Слышишь? Главный хирург дает обнадеживающие прогнозы.

  – Я не вынесу, если он...

  – Нет. Не говори это.

  – Не буду.

  – Он поправится, вот увидишь. Ты правильно сделала, что остановила меня. Идея с зерном, по меньшей мере, была необдуманной. Влад бы голову мне оторвал, проснись он коматозником, – Эдуард улыбнулся уголком рта, от чего улыбка вышла печальной.

  Я стиснула зубы и шумно вдохнула через нос.

  – Похоже, то все-таки была здравая идея. Потому что все лучше, чем, если он вообще не проснется.

  – Рита...

  – Прекрати. Ты знаешь, о чем я. Коматозник, не коматозник. Какая к чертям разница? Смирился бы. А так сходи теперь с ума, жди, пока они там копаются в нем... Обнадеживающие прогнозы, значит? В него стрелялиъ! Гребаные обнадеживающие прогнозы! Черт! – Мой голос сорвался.

  Отвернувшись, я уперлась лбом в стену.

  Где-то, в одной из палат, работал телевизор: бормотание вперемешку со смехом и музыкой действовало на нервы. По коридору то и дело кто-то проходил, пробегал, проносился; звук шагов то приближался, то затихал вдали.

  – Есть новости о Человеке-Цыпленке? – спросила я.

  – Нет. Впрочем, как и о Бомбере.

  – Как думаешь, это Бомбер организовал пожар?

  – Не думаю, а уверен. Когда ты уехала, я переговорил с пожарными и милицией. Они уверены, что это было зерно-поджигатель. Большая редкость. Мгновенная цепная реакция. Огонь катится как зараза. Горит абсолютно все. Это мощные, опасные зерна. Понятия не имею, как оно попало в руки к Уна Бомберу. Так или иначе, Бомбер позаботился об определении границ пожара. Зерно-поджигатель на раз плюнуть может сожрать полгорода.

  Я похолодела, и некоторое время молчала, переваривая услышанное.

  – Жаль, что Человеку-Цыпленку удалось унести ноги. Так бы Бомбер приготовил нам цыпленка по-новогоднему.

  – Кстати, о еде, – подала голос София. – Тебе надо перекусить.

  – Я не хочу.

  – То, что коматозный организм быстрее восстанавливает себя, еще не значит, что можно пустить все на самотек. Ты только что сдавала кровь. Если не хочешь, чтобы, когда Влад проснется, на месте своей сестры он увидел бледную поганку, тебе придется поесть.

  София по-деловому встала и оправила джинсы. Да, нам всем не помешает душ и стирка.

  – Я сбегаю в кафетерий. Что будешь?

  Я вздохнула:

  – Блюдо под названием 'отстань'.

  – Гениально.

  – Ты собираешься оставить меня наедине с Эдуардом, – заметила я, когда девушка была в дверях. – Как ты себя чувствуешь, София?

  Черноволосая обернулась:

  – Сегодня ночь сюрпризов, не правда ли, Палисси?

  И ушла, оставив нас с Эдуардом наедине. Воистину сюрприз.

  Медленно, стараясь не делать резких движений, я села и спустила ноги на пол. Голова кружилась, но уже не так сильно. Хорошая новость: мне больше не хотелось стравить. Привкус желчи на корне языка, однако, никуда не делся.

  – Кстати, уже можно поздравлять с Новым годом? – спросила я.

  – Вот уже как, – он посмотрел на часы, – сорок шесть минут можно.

  – Тогда с Новым годом.

  – Тебя тоже.

  – Говорят, как Новый год встретишь, так его и проведешь. Надеюсь, врут.

  Мы переглянулись и обменялись слабыми улыбками.

  – Где Артур и Макс?

  – В 'Ананасах в шампанском'.

  – Даже не знаю, как отблагодарить вас всех.

  – Ты уже отблагодарила. Тем, что осталась жива.

  – Не спеши радоваться, – я фыркнула. – Человек-Цыпленок наверняка захочет исправить это досадное обстоятельство. Тогда, в Церкви, я чувствовала нашу связь. Так, будто мы скованы одной цепью... – Я прислушалась к своим ощущениям. – И сейчас чувствую это. Цепь. Бьюсь об заклад, и он ее чувствует. Не хватает Бомбера третьим, угу.

  – Да уж, – подтвердил Эдуард с бесстрастным выражением на лице.

  – Так что радуйся, что твое зерно без всяких идущих в комплекте чертовых буков 'А'.

  Хотя выражение лица Эдуарда не изменилось, в его голосе появились доселе отсутствующие поддразнивающие нотки:

  – Выходит, у тебя теперь есть шанс стать большим боссом всех коматозников Порога?

  Меня это озадачило лишь на секунду.

  – Нет, – категорично отрезала я и нахмурилась, пытаясь вспомнить то, что рассказывал мне Бомбер в 'Ананасах'. – Бомбер говорил, что все, что окружает нас, на Границе всего сущего имеет аналогию, и зерна не исключения. Что, благодаря зерну 'А', я соответствую некой важной точке на Границе... Но если дерьмо категории 'А' Человека-Цыпленка тоже соответствует некой важной точке на Границе, почему он допустил, чтобы сгорел его курятник? Значит, не такой уж он и крутой мужик. Или же просто не все знает о своих возможностях. Что он блестяще умеет, так это тяпать за цепь, которая связывает нас с ним, да пугать такими мордоворотами, как Чак-Чак. Типичный высокомерный хрен. Кто знает о возможностях зерна 'А', так это Бомбер, – добавила я тихо.

  Мы провели в молчании минуты две.

  Может ли зерно 'А' подчинить себе рядовые зерна? Не этого ли хочет Уна Бомбер? К этому ли шел Человек-Цыпленок? Под ним, в конце концов, был весь зерновой бизнес Порога, а это уже неплохой старт; Церковь механизированных была его любимым кукольным домиком. А теперь, когда ее не стало, когда...

  – Пожар уничтожил все легальные зерна.

  – Многое, – уточнил Эдуард, – но не все. Какое-то время в Пороге не будет притока новых коматозников. Легальных, я имею в виду.

  – И свежей цып-жратвы. Хотя нет. 'Фермы', как и 'Фонд', не пропадут. Это его долгоиграющие детища. Его образ святоши надежно защищен.

  Я подумала об Эмме – пернатой девочке. Что будет с ней?.. Да ничего, черт возьми, с ней не будет! Судя по продажам цып-синтетики, птичка в платьице принцессы обеспечена на долгие годы, естественно, при условии, что Человек-Цыпленок скоро станет сотней неприятных воспоминаний и одним-единственным трупом. Я снова прислушалась к своим ощущениям. Действительно ли я чувствовала Цыпленка? Или это уже был кто-то другой?

  Бомбер, например.

  Еще пару минут в палате царила тишина. Телевизор выплевывал какую-то жизнеутверждающую песню и аплодисменты. Новогодний огонек? Что-то в этом роде.

  – Бомбер знает гораздо больше, чем рассказал мне, – сказала я. – Уверена, он получит то, что хочет. Сегодня. Возможно, уже получил. Как – не спрашивай, не знаю. Его целью был Человек-Цыпленок, у него на Цыпленка свои планы, иначе, думаю, он бы давно нашел, как вытащить проглоченное зерно из меня и умыть руки...

  – Не думаю, что это возможно. Вытащить из кого-то проглоченное зерно. Видишь ли, зерно...

  – Эдуард, Бомбер чертовски опасный тип. Он поджег Церковь. У него было, как ты говоришь, это редкое зерно-поджигатель. Он угрожал мне, и его угрозы не были пустым звуком. Он получит свое. Более того, проглотив зерно 'А', не станет скрывать этот факт, как Человек-Цыпленок. Если он знает, – я сглотнула слюну, – как подчинить себе рядовые зерна, он это сделает. Вероятность того, что в Пороге появится новый поганец, зашкаливает.

  – А ты?

  – А что я? Я – нейтральная сторона. Бомбер знает мою позицию, знает, что я не стану вмешиваться в его грязные делишки. Именно поэтому он для меня не угроза. А я – для него.

  В коридоре послышался топот шагов, открылась дверь и двое мужчин в халатах ввели в палату парня с перемотанной головой. Его голова походила на голову снеговика. За бедолагой по пятам следовала молодая женщина с перекошенным от волнения лицом.

  – Прошу прощения... – начал было медбрат.

  – Считайте, нас уже нет.

  Эдуард рукой обвил меня за талию и вывел в коридор. Даже не смотря на то, что мы оба были грязные, в засохшей крови и пахли отнюдь не миндальными пирожными, он все равно выглядел как полубог. Его осанке мог позавидовать любой морской офицер.

  – Куда пойдем? – спросила я.

  – Пожалуй, тебе следует...

  – Черта с два! Я не уеду, пока состояние Влада не нормализуется. Это не обговаривается, Эдуард.

  Он вздохнул:

  – Тогда – не первый этаж.

  – Вот вы где!

  София догнала нас. В ее руках было два белых пищевых контейнера. На верхнем контейнере стояли две пластиковые чашки с кофе, и пакетик с апельсиновым соком. Ни капельки кофе не выплеснулось, пока она шла.

  Мы расположились на одном из диванов. Не смотря на максимально приближенную к домашнему очагу атмосферу, я ни на секунду не забывала, где нахожусь.

  Здесь все пахло больницей: каждая подушка, каждая страница в сваленном кучей на журнальном столике глянце, каждый листок растущего в кадке розового куста пропитались запахом больницы. Даже украшенная 'дождиком', гирляндами и пузатыми шарами елка словно бы несла на себе штамп: 'Да, приятель, это все еще больница!'

  Я почти не чувствовала вкуса еды. Что было в контейнерах? Картофель, отбивная, салат, брокколи и кусок подгоревшей запеканки ('новогоднего пирога', как сказала София). Еда горячими кусками проваливалась по пищеводу в желудок, принося насыщение, но не удовольствие.

  Не у кого ни спрашивая, я закурила. Ко мне тут же подбежали и велели немедленно потушить сигарету. Тогда я вышла на крыльцо, села на лавку и курила, пока Эдуард не затащил меня внутрь, в тепло. Спрашивается, какая теперь к черту разница, тепло, не тепло, когда я коматозник? На мою ругань он не отреагировал.

  Стрелка на больших белых часах ползла издевательски медленно.

  София листала журнал, Эдуард сидел с закрытыми глазами, я же свернулась клубочком на другой половине дивана и пялилась в беззвучно работающий телевизор. Праздничный концерт, шампанское рекой, бенгальские огни, конфетти, двое кривляющихся ведущих, весь певчий бомонд страны за круглыми столиками. Крупный план – улыбающаяся сверкающая Примадонна поднимает бокал...

  Что-то холодное коснулось моего лица. Я отозвалась на это прикосновение и открыла глаза. Эдуард. Он убрал волосы с моего лица. Под глазами у него были синяки, лицо осунулось, морщины, казалось, углубились. Меня как кипятком ошпарило. Я резко села на диване, из-за чего окружающая действительность протестующе выгнулась и начала медленно закручиваться спиралью.

  – Который час?.. О нет. Влад! Что с ним?!

  – Тише, Софию разбудишь. Влад в послеоперационной. Его состояние стабилизировалось.

  Я некоторое время смотрела на Эдуарда, а потом накрыла ладонями лицо и разрыдалась.

   Глава 41

  Небо посветлело на два тона, но звезды оставались такими же яркими. Если небо не запрудят тучи, можно будет полюбоваться рассветом.

  Владислав открыл глаза и кривовато улыбнулся. Он попытался поднять руку и махнуть в знаке приветствия, но я шикнула на него. Все равно не смог был. Брат был слаб настолько, чтобы даже махнуть рукой.

  – Привет, – стараясь не шуметь, я пододвинула к его кровати стул, села и кончиками пальцев коснулась его руки. – Как дела?

  Он облизал нижнюю губу, его улыбка стала на миллиметр шире. Он был очень бледен, его кожа имела нездоровый пепельный оттенок. Глаза с поволокой. Но это был Влад, мой Влад. Живой Влад.

  – Привет. Уже хорошо, ведь ты рядом, – ответил он. – Живот, правда, болит. Я что, съел что-то не то?

  Это у Владислава такой юмор.

  Я погладила брата по голове:

  – Ничего, скоро все пройдет.

  – А как моя сестра поживает?

  – Хорошо. Ведь ты рядом.

  Влад в упор посмотрел на меня. Он всегда лучше меня умел играть в гляделки. Я первой отвела глаза.

  – Рита, это был очень необдуманный поступок: соваться в место лежанки зверя. Тебя могли ранить...

  – За вами, парниша, нужен глаз да глаз.

  Он не улыбнулся:

  – Рита, я все знаю.

  – Ты о чем?

  – У меня не было основания не поверить ему. Когда тебя не собираются долго держать среди живых, тебе начинают говорить правду. Он назвался Стефаном. Он сказал, что ты коматозник.

  Я знала, что хочет услышать Влад. Любопытно, но мой голос даже не дрогнул:

  – Он сказал правду. Ты ненавидишь меня?

  – Рита, – брат прикрыл глаза и поморщился, – пожалуйста, вот только не начинай пороть чушь, чем наверняка добьешь меня.

  – Влад...

  – И каково это?

  – Что?

  Он открыл глаза и выразительно посмотрел на меня:

  – Каково быть коматозником?

  И знаете что? Я ответила:

  – Ну... я могу щеголять в майке в пятнадцатиградусный мороз и не замерзну. Влад, – я придвинулась к нему, сжала его руку и заглянула ему в лицо, – клянусь, я все та же.

  – Нет. Не та. – Закружилась голова, когда он шепотом добавил: – Ты стала морозоустойчивой.

  – Это было ничуть не смешно, – процедила я.

  Перед внутренним взором мелькали видения, в которых Влад съедает очередную порцию горькой правды. Кому понравится, что его сестре стреляли в голову?

  – Конечно, не смешно, – согласился он. – Ты могла рассказать мне обо всем, и не говори, что у тебя не было возможности.

  – Я боялась твоей реакции. И все еще боюсь ее.

  – О какой реакции может быть речь? Да я пальцами с трудом могу пошевелить!

  – Влад, мне так жаль!

  – Жалко у пчелки, – проворчал брат, морщась, когда я принялась расцеловывать его.

  – Прости, прости, тебе больно?

  – Терпимо. Ладно, если хочешь, – Влад деланно снисходительно вздохнул и закатил глаза, – можешь продолжать. Чмокнешь меня в нос?

  Я запечатлела поцелуй на кончике его носа.

  – Я не уберег тебя, Рита, – сказал он внезапно потяжелевшим голосом, и я отодвинулась от него. – Никогда не прощу себе этого.

  – Знакомая пластинка. Именно этим я всю ночь пилила Эдуарда и Софию.

  – Они тоже здесь?

  – А как же. Ты у нас главный нарушитель спокойствия. – Я подумала и добавила: – И главный подарок на Новый год.

  Верхушки тополей, похожие на рыбьи скелеты, заметали небо, будто хотели соскрести с него неоновые звезды. Молодой месяц со свитой из облаков важно плыл к горизонту.

  Мы молчали, глядя друг на друга. Рука об руку с таким молчанием обычно идут неловкость и напряжение. Но, ни того, ни другого в протянувшейся между нами тишине не было. Никогда не было.

  Влад первым заговорил:

  – Тебе пригодилось то, чему я тебя научил?

  Что толку скрывать?

  – Да. В одного стреляла. Второго честно хотела пристрелить, но, в конце концов, его прикончил идущий по моему следу призрачный киллер.

  Я продемонстрировала седую прядь волос. Взглянув на окаменевшего Влада, пожала плечами с видом 'дерьмо случается'.

  – Расскажи подробнее, – процедил брат. – Подробнее!

  – А-а, – я отмахнулась, – позже. Все завязано на 'Темной стороне'. Скоро ты узнаешь всю историю от и до, причем, у тебя будет широкий выбор источников, откуда черпать информацию. Надеюсь, ты обратишься к тому, который сидит перед тобой.

  Несомненно, Влада ожидали много насыщенных открытиями минут. Громову повезло, что брат некоторое время будет не в кондиции: у засранца, следуя терминологии ученого мужа Гранина, есть время сделать 'обширный заказ на собственные похороны'.

  – Рита.

  – Черт возьми, не сейчас, окей? В итоге, ты рассвирепеешь, у тебя безумно заблестят глаза, и запульсирует жила на виске, и мне придется звать кого-то, чтобы вкололи тебе успокоительное.

  – Ты оскорбительно низкого обо мне мнения.

  Я поправила ему подушку.

  – Но, заметь, не смотря на это, все равно люблю тебя.

  – И я люблю тебя.

  Атмосфера перемирия, любви и заботы растеклась в воздухе. Я наслаждалась каждым мгновением спокойствия.

  Я решила для себя, что не расскажу ему об Агнии – о том, что она натворила. Я не держала на нее зла, каким бы отвратительным не был ее поступок. Думая о ней, я испытывала щемящую боль в груди. Но эта боль была без слез. Я не буду оплакивать ее. Знаете, я простила ее. И отпустила. Куда бы теперь ни привел ее путь... Я знала, что не буду это выяснять.

  В палату постучали.

  – Можно? – поинтересовался из-за двери Эдуард.

  София вошла следом. Она еле перла огромный букет роз. Не удивлюсь, если букет был тяжелее меня. Черт, где они выдрали розы в такое время? Она улыбнулась Владу, блеснув жемчужными зубами, и потупила взгляд.

  – Как на похороны, – заметил брат.

  – Язык прикуси, – прошипела я. – Если бы не смягчающие обстоятельства, я бы непременно влепила тебе хороший подзатыльник за эти слова.

  Широченные улыбки синхронно расползлись по лицам обоих мужчин.

  – На самом деле, я не против подзатыльника, – заметил Влад. Ямочки на щеках придавали ему невинный вид. – Надеюсь, Эдуард тоже не будет против, когда я буду откручивать ему голову. Эд, мужик, – в голосе брата появились рычащие нотки, – ты мой суфлер, черт возьми, пока меня нет в Пороге, и ты тоже не уберег эту проблемную женщину от проблем.

  Ну вот, начинается.

  Эдуард покачал головой, и полными грусти глазами взглянул на меня:

  – Что я тебе говорил? Ты на очереди.

  – Не-а. Мне он не грозился ничего открутить. У нас, видишь ли, момент счастливого воссоединения. Я его любимая сестра.

  – А я его лучший друг.

  – Увы, я все еще бью тебя по всем статьям.

  – Знаю.

  Мы дружно захихикали. Эдуард? Да захихикал? Воистину удивительное утро.

  – Вообще-то в этом нет ничего смешного, – заметил Влад с все еще играющей на лице легкой, как бриз, улыбкой.

  – Брось, ты не настолько трудолюбив, чтобы скручивать головы направо и налево. К тому же, это потребует огромных затрат энергии. А ты сейчас и стакан воды поднять не сможешь.

  – Спасибо, сестренка. Люди любят выглядеть глупо. Я тоже люблю. – И он этак игриво, весь из себя хитрый, зыркнул на Софию. Черноволосая хихикнула. И она туда же?

  Минут через десять в палату вошла доктор и выставила нас за двери. Никто не возражал – Владу нужно отдыхать и набираться сил.

  – Софии понравился Влад, – сказал Эдуард, закрывая за мной дверь.

  Черноволосая метнула в него свирепый взгляд.

  – Только учти, София, – я позевала и не потрудилась прикрыть рот ладонью, – он настоит на том, чтобы первого ребенка, если это будет мальчик, назвать Тимофеем. В честь нашего дедушки. Не спорь с ним, запомнила? Нервы целее будут.

  София долгие пять секунд поочередно всматривалась в наши лица, а потом поджала губы и рявкнула:

  – Да ну вас!

  Глядя вслед уносящейся по коридору девушке, я задумчиво произнесла:

  – Она без шансов. Влад не парень, а ходячее Обаяние. Они ведь прежде не встречались, так?

  – Нет.

  – Ладно, говорливый ты наш, – я остановилась, чтобы позевать. Зевота раздирала рот. Тело ныло, как если бы меня атаковала стая обезьян. – Когда там нам разрешили навестить Влада?

  – В десять утра.

  – То есть у нас есть четыре с половиной часа.

  Эдуард улыбнулся уголками губ:

  – Душ, сон и обратно?

  Я улыбнулась в ответ и взяла его под руку.

  – Именно в таком порядке.