Текст книги "Зерно А (СИ)"

Автор книги: Анастасия Павлик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

  Я слышала о загородной свалке достаточно историй, чтобы внести ее в свой персональный список 'Запретных уголков Порога'. Впрочем, благодаря старине Кудрявцеву мои узколобые представления о местах развлечений Порога претерпели значительные изменения.

  Что-то действительно загнулось во мне, пока я лежала там, под землей, в ящике, любезно предоставленном похоронным бюро Кудрявцева. Быть погребенной заживо, потерять всю надежду на спасение, оплакивать себя и брата. Хуже, чем торчать в налоговой. О, кто-то ответит за это.

  – Олег, поверьте, ваши кишки и уж тем более веревки из них мне до лампочки. Какое сегодня число?

  – Тридцатое декабря, – ответил Славик. Он выбрался вслед за мной и стоял, широко улыбаясь и поправляя съехавшую шапку.

  Меня выкопали в ту же ночь. Могла ли я рассчитывать на такое везение? Нет, не могла. Впрочем, разве Уна Бомбер не раньше, чем вчера вечером, рассказывал о том, что наше положение во Вселенной изначально предопределено? Плевать. Чем бы ни было это метафизическое дерьмо – везением или судьбой, – а я свободна. И первым делом надо позвонить Владу.

  Далеко-далеко, будто на другой планете, сиял Порог, небо над ним было бурым из-за отраженного света и дыма работающих ночи напролет заводов. Мои биологические часы подсказали, что близится рассвет. Пятичасовая сиеста под землей, лучше и не придумаешь.

  Оба моих спасителя были в дутых куртках и шапках-ушанках, как если бы одевались в одном магазинчике, что близко к истине. Свалка была этим 'магазинчиком', во много раз превосходившим любой молл или гипермаркет. К тому же, ассортимент здесь куда более разнообразный. Посетители тоже.

  Я таращилась на двух пахучих заросших бомжей и на не менее пахучую заросшую собаку; у их ног валялись лопаты. Археологи современности на раскопках свалки под названием Жизни. Такие, как они, ищут все, что можно либо съесть, либо нацепить на себя, либо продать. А нашли меня. Я вдруг подумала о Быке. Нашел ли его кто-то?

  Мои спасители не выглядели как законченные психопаты, жаждущие крови. Сенбернар все норовился обслюнявить мою физиономию.

  – Вот, накиньте, – Славик снял с себя куртку и накинул мне на плечи.

  Ветер выдавливал слезы из глаз, куда более хлесткий на открытой местности. Температура на ветру минус двадцать пять, если не меньше. А этот мужчина отдает мне свою куртку. Вероятно, они еще не поняли, кто я.

  Покачав головой, я протянула куртку обратно. Я вдруг поняла, что меня забавляет, как при этом вытягиваются их лица.

  – Мне не холодно. Я коматозник, – я выдавила из себя улыбку.

  Славик взял куртку. Олежа тем временем медленно пятился от меня, держа пыхтящего, как паровоз, сенбернара за ошейник.

  – За что вас так, Рита? – спросил Славик.

  Если бы при этом он не кивнул на яму, я бы решила, что он спрашивает о моей коматозности. Стоит признать: для многих стать коматозников страшнее, чем озверолюдиться, черт побери.

  – У моих знакомых весьма специфическое чувство юмора. Я, разумеется, не оставлю шутку неоцененной.

  – Не сомневаюсь, – с серьезным видом кивнул Славик. Не поднял меня на смех. Знал, что я сказала чистую правду.

  – Однако для этого, – продолжала я, – мне нужно сделать телефонный звонок.

  – Вы обратились по адресу.

  – Слава, мать-перемать! У тебя что, совсем пробки выбило? – театральным шепотом вопросил Олежа.

  Кажется, кто-то боится меня.

  – Рита, простите этого неудомка, он не в себе.

  – Эй!

  – Заткнись, Олежек, просто заткнись, хорошо?

  Спутник Славика сжался в дышащий злобой и страхом комок.

  Я вознесла короткую импровизированную молитву за то, что меня нашла эта парочка.

  – Мы проведем вас к Мишке. Видите ли, – словно извиняясь, объяснил Славик, – с ним вы будете в безопасности. Территории, которые вам доведется пересечь, чтобы выбраться со свалки, населены всяким агрессивным отребьем. Мишка здесь – местная знаменитость. Он выведет вас к 'Фонду'.

  – Вы имеете в виду 'Фонд помощи бездомным'?

  – Там ближайший на многие километры телефон.

  Значит, 'местная знаменитость' Мишка. Отлично.

  С трогательной последовательностью напомнив себе все то, что хочу сделать с Кудрявцевым, я бросила последний взгляд на яму, и мы побрели прочь.

   Глава 26

  Только представьте: по свалке идут два человека, коматозник и пес. Люди несут лопаты, вжимают головы в плечи, прячут лица от жалящего шкального ветра. Коматозник рукой прикрывает глаза от метущих льдинок, вышагивая босиком, в майке и тонких хлопковых штанах. Лохматый пес, шумно пыхтя, плетется следом.

  Да, я была таким же человеком, как Влад – беззаботным ловеласом.

  Очень скоро по курсу стали попадаться кучи мусора с норами-лежанками внутри. Входы в норы были заделаны либо войлоком, либо забросаны коробками; сквозь некоторые подобные баррикады просачивался свет. Мы обходили такие кучи мусора стороной. За исключением одной.

  Скрипя снегом, Славик подошел к заснеженным коробкам, заваливающим вход в нору, и позвал:

  – Мишка!

  – У тебя гости! – противным голоском добавил Олежа.

  У меня не поворачивался язык назвать эту нору 'домом', хотя многие обитатели свалки со мной не согласятся.

  Из-за коробок донеслось рычание, которое, к моему величайшему изумлению, сложилось в следующие слова:

  – Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро. Мужики, заходите!

  'Заходите', впрочем, было не совсем верным словом.

  – Э, Мишка, мы не одни, – осторожно заметил Славик и попридержал Олежу, когда тот уже собрался прокладывать себе путь внутрь норы.

  – Не одни? Минутку, я сейчас.

  Из норы донесся скрип, трест и громкое сопение – приближалось что-то большое. Кажется, я поняла, почему обитатель этой норы не пригрузил себя поиском чего-то более надежного, чем картонные коробки для баррикады на входе. Ответ простым: потому что никто в здравом уме не полезет в дыру, проделанную в мусоре, не зная, что или кто прячется там внутри. Судя по приближающимся звукам, этот Мишка был весьма крупным парнем.

  Я не ошиблась: парнем Мишка оказался действительно крупным. Да и не совсем парнем, говоря по правде. Не человеком, я имею в виду. Я отшатнулась от вылезшего из норы зверолюда. Мигающий отсвет, скорее всего, от телевизора, запутался в клокастой шерсти, подсвечивал медвежью морду с влажным черным носом, придавая ей некое демоническое подобие. Морда ухмылялась, обнажая частокол клыков.

  Медведь Мишка. Очаровательно.

  Появившаяся вместе со зверолюдом вонь на краткий миг перенесла меня в зоопарк. Вонь была кошмарной. Я напустила на лицо выражение заинтересованности. Если в остальных кучах мусора живут такие же, как Мишка, большие мохнатые парни, то я катастрофически нуждалась в этом конкретном зверолюде. Что-то подсказывало мне, что обитатели других нор-лежанок не будут цитировать 'Винни Пуха' при встрече.

  – Где вы ее встретили? – оскалился зверолюд. По всей видимости, это была улыбка.

  – Вообще-то мы ее откопали, – ответил Олежа. – Теперь я могу идти? – Он выразительно посмотрел на Славика. Тот закатил глаза и кивнул. Поудобней перехватив лопату, Олежа безбоязненно полез в нору, мимо туши Мишки. Да и чего бояться друга, пусть у него и медвежья туша? – Барон! – Олежа обернулся. – Дуй ко мне, старый ты проститут!

  Я присела на корточки перед Бароном.

  – Спасибо тебе, – сказала я, теребя плюшевые уши пса.

  Рыкнув, напоследок обслюнявив мое лицо, сенбернар рванул к Мишке и принялся игриво носиться вокруг него, пока Олежа не схватил его за ошейник и не затянул в нору.

  Славик бросил лопату себе в ноги.

  – Мишка, это Рита. Рита, это Мишка.

  – Рада познакомиться, – улыбнулась я.

  – Откопали, говорите?

  – Позвольте, я все объясню.

  И я объяснила, закончив свой рассказ просьбой провести меня к 'Фонду'.

  Славик таращил глаза и бормотал что-то неразборчивое, что-то вроде 'с ума сойти'. Зверолюд молчал, однако, судя по выражению медвежьей морды (я не могла назвать это 'лицом'), он уже принял решение.

  – Рита, – прорычал Мишка, – я порву живот любому, кто помешает нам в дороге.

  Что ж, приятно знать.

  Я попрощалась со Славиком, пожав ему руку. Вероятно, со стороны это выглядело нелепо: босая девушка жмет руку укутанному в слои одежды бездомному. Но мне это не казалось нелепым. Этот человек спас мне жизнь. Такое не забывается. Такое не может быть нелепым.

  Вскоре небо стало неоновым. На востоке, сквозь облака, забрезжил декабрьский рассвет. Чем ближе к 'Фонду' мы подбирались, тем больше на пути попадалось заваленных всякими отбросами нор; из некоторых доносились рычание и возня. Если бы не Мишка, меня бы сожрали еще час назад.

  Здание 'Фонда помощи бездомным' представляло собой бетонную коробку без окон. Перед 'Фондом' – асфальтированная площадка; бетонные лавки и столы укрыты снежными одеялами. К входу вела очищенная от снега дорожка, на которой выстроилась длинная очередь из бездомных. Я какое-то время смотрела на исключительно быстро удаляющегося Мишку – на большущего бурого медведя, некогда бывшего человеком. А затем встала в конец очереди.

  Освещенное энергосберегающими лампами, помещение было тесным и откровенно уродливым. Скользкий ковер под ногами. Залапанная краска на стенах. Крысятник еще тот. Здесь был телефон-автомат, но мелочи, естественно, черт возьми, у меня не было. Я собиралась попросить о звонке по служебному телефону. В воздухе витали запахи дешевой еды, моющего средства, пота, туалета. Восемь утра на больших пластмассовых часах. Поспела к завтраку, не иначе. Я взяла поднос и одноразовые столовые приборы, и продолжила плестись вместе с очередью, поскольку иначе к работникам 'Фонда' не пропихнуться; орудовать локтями и крепкими выражениями в толпе голодных бездомных крайне глупо.

  На завтрак 'Фонд' предлагал порошковое картофельное пюре, подозрительного вида котлеты и не менее подозрительные булки с кунжутом – большие, желтые, похожие на строительную пену.

  Сгорбившись, я уставилась на свои босые ноги. Никому не было до меня дела, никого не волновало, что я одета не по сезону. Кто станет утверждать, что страдает любознательностью по утрам?

  Подошла моя очередь. Парень, мой одногодка, с волосами, кожей и глазами морковного цвета, в рубашке и кепке с вышитой 'Ф' и нашивкой на груди 'Волонтер Ян', принялся наполнять мою тарелку.

  – И как оно? – спросила я, глядя на нашивку. Ничего не могла с собой поделать.

  – Питательно.

  – Нет-нет, я не об этом.

  – Прошу прощения? – Волонтер Ян даже не глянул в мою сторону. Его улыбка, впрочем, пожухла.

  – Я спрашиваю, как оно? Выполнять такую полезную работу.

  Он не ответил. Картофельное пюре с противным звуком плюхнулось на тарелку. А в следующее мгновение стоявший за мной грубиян принялся отпихивать меня в сторону. Я вцепилась в прилавок и всем телом подалась к морковному волонтеру Яну.

  – Мне нужен телефон.

  Морковный волонтер Ян посмотрел на меня, моргнул. Его взгляд обрел осмысленность. Ложка зависла над емкостью с дымящимся дерьмом с запахом 'пюре со сливками'. Его брови поползли вверх и остановились на отметке 'не верю своим глазам и ушам'. Он указал на телефон-автомат.

  Я рявкнула:

  – Супер. Где ты видишь на мне карманы?

  Он опустил взгляд на мою грудь.

  Я щелкнула пальцами перед веснушчатым носом:

  – Нет, там карманов нет. Послушай, приятель, я в затруднительном положении. Мне надо воспользоваться вашим служебным телефоном.

  Морковный Ян явно не знал, как ему поступить: позволить мне сделать звонок со служебного телефона, либо дать от ворот поворот. Мои шансы добиться своего таяли прямопропорционально возрастающим возмущенным воплям за спиной.

  – Посмотри на меня! – взмолилась я, из последних сил цепляясь за прилавок. – Соответствую ли я здешнему контингенту?

  Он посмотрел. Внимательно посмотрел. Указал на дверь с табличкой 'Только для персонала'.

  Я оставила поднос с тарелкой на прилавке. Дверь захлопнулась за мной. Я села под поток теплого воздуха из кондиционера и подняла трубку. Сердце билось как сумасшедшее, во рту пересохло. Я боялась, что опоздала.

  Влад ответил на втором гудке.

  – Влад, это я! Со мной все в порядке! Не едь к Кудрявцеву! – Я поняла, что улыбаюсь и плачу одновременно.

  – Рита, – он буквально выдохнул мое имя.

  – Я в безопасности, слышишь? Ты слышишь меня?

  – Зато Кудрявцев – нет, – зарычал брат. Готова спорить на что угодно, что лицо Влада приобрело фотографическую схожесть с каменной поверхностью. – Он труп.

  – Весьма грубая констатация факта, учитывая его физиологию. Кудрявцев, впрочем, будет удивлен, когда ты скажешь ему это, ногой придавив его голову к полу.

  – Рита!

  – Молчу, молчу.

  В том, как он произнес мое имя, были слышны нотки страха. Господи милосердный, куда катится мир, если такие, как Влад, вдруг начнут бояться?

  – Что он с тобой сделал?

  – Ты не хочешь этого знать.

  – Где ты сейчас?

  – В 'Фонде помощи бездомным' – в том, что за Порогом.

  – Господи, как тебя туда занесло?

  Он выплевывал вопросы с пулеметной скоростью.

  – Во-первых, без Господа. Во-вторых, не занесло, а занесли. Но давай оставим разговоры до лучших времен, окей? Ты знаешь, как сюда собраться?

  – Никуда не уходи. Я скоро буду.

  Я положила трубку, встала и вышла на заваленную снегом площадку. Внезапно я с горечью поняла, что, если Влад увидит меня в таком виде, он сразу догадается о том, кем я стала. Даже если и не сразу, то к нему наверняка закрадутся подозрения. Позавчера я сказала Эдуарду, что мой брат не настолько трудолюбив, чтобы свернуть голову вначале мне, затем ему. Так вот, я солгала. Он трудолюбив настолько. По правде говоря, я чертовски боялась реакции Влада. Но готова была вытерпеть все, лишь бы он потом простил меня.

  На бетонных лавках, смахнув снег, сидели бездомные, которым внутри 'Фонда' не хватило места. В паре метров от меня хохлился мужчина в дубленке и шапке с потускневшей фотографией Примадонны во времена айсбергов, миллиона алых роз и старинных часов. Он раз за разом погружал зубы в булку и вырывал из нее куски.

  Я думала о том, что в жизни каждого человека было или будет что-то поистине плохое, что-то, от чего не отвертеться, как бы ты ни старался. И вот пришло мое 'плохое', и мне надо пережить его, и тогда все встанет на свои места.

  Оставалась самая малость: поверить в это.

   Глава 27

  А вот и он.

  Влад вышел из машины и, бросив взгляд вправо-влево, направился ко мне. В коротких волосах, словно нанизанные на иголки, белеют снежные хлопья. Я искала на лице брата хоть какую-то эмоцию, за которую могла бы зацепиться, но ничего не находила. Я все еще пыталась, когда он скинул с себя куртку и накинул на меня, единым движением притягивая к себе и обнимая за плечи. Я прижалась к нему. Мы не виделись около месяца. Каждый раз эти разлуки кажутся все дольше и мучительней. Спустя минуту мы катили по трассе, к Порогу.

  Он не сказал 'привет'.

  Первое, что сказал мой брат при встрече, носило насильственный оттенок.

  – Я собираюсь замочить этого гада, – вот что сказал мой брат.

  С таким же успехом Влад мог сказать: 'Сегодня я съел много риса со сметаной и разочаровался в себе', или 'Ты потрясающе выглядишь', или 'Что-то у меня спина ломит'. Идеальный голос для автоответчика.

  – Я не отпущу тебя одного.

  – Это не обговаривается.

  – Влад, я должна быть там. Пожалуйста, не лишай меня этого.

  – Что такое? – Он стрельнул в меня испепеляющим взглядом. – Откуда такие желания?

  – Вся в тебя.

  Это приструнило его. Он понимал справедливость моих притязаний, и не мог долго спорить со мной. Особенно со мной. К тому же, просила я сущие пустяки – отплатить обидчику той же монетой.

  – Почему Кудрявцев так взъелся на тебя? – спросила я.

  – Возможно, хочет прикрыть кого. Или уберечь свою паршивую задницу. Может, у него нелегальное зерно. Кто, мать его, знает? Но, слушай, мне плевать. Он расстроил меня и мою сестру, и я собираюсь отправить его в неоплачиваемый отпуск. Кудрявцев и раньше доставал тебя?

  – Не то, чтобы доставал... – Я невесело хмыкнула. – Мы виделись всего-то три раза. На третий раз он вконец распоясался.

  Я видела, что с каждым моим словом Влад мрачнел все больше. Каждое произнесенное мною слово приближало плачевную участь Кудрявцева к тройке лидеров в рейтинге 'Худшая смерть' за оценкой Владислава Палисси, эксперта в этой области.

  – Распоясался, – повторил Влад, впиваясь руками в руль; костяшки побелели. – Почему ты ничего мне не рассказывала? Почему пустила все на самотек?

  – Прости.

  Я понимала, что никчемного 'прости' недостаточно, но не знала, что еще можно сказать.

  – Когда меня нет в городе, ты всегда можешь обращаться за помощью к Эдуарду.

  Я прикусила язык. Ох, знал бы Влад...

  – Рита, ты слышишь меня? Мне надо знать, что Кудрявцев сделал с тобой.

  Кровь отхлынула от лица.

  – Зачем? Ты разозлишься.

  – Серьезно?

  – Давай без сарказма, – попросила я.

  – Говори, – приказал он.

  – Не сейчас.

  – Я сказал, говори. – Он повысил голос, и по моей спине побежал холодок.

  – Нет, – я упрямо качнула головой.

  Он больно схватил меня за волосы, и я встретилась с братом взглядом.

  Владу бы в щепки разносить дамские сердца, а не головы всяким козлам. Он здорово изменился за последнее время, и продолжал меняться, становясь жестче, немногословней, собранней, расчетливей.

  Я смотрела в голубые глаза брата и даже не морщилась от боли.

  – Ты что, совсем охренела? – спросил он одними губами.

  Вообще-то он выразился несколько иначе.

  – Влад, мне больно, – сказала я.

  Он отпустил меня и уставился на дорогу.

  Все это заняло не больше пяти секунд.

  Я постаралась взять себя в руки. Главное – не паниковать. Просто когда паникуешь в присутствии Влада, последствия могут быть погаными. Влад не умеет жалеть или утешать, зато умеет сердиться.

  Я вздохнула и ответила на его вопрос.

  Влад долго молчал, затем просто сказал:

  – Никогда не прощу себе этого.

  – Это еще почему? Что за самоуничижение!

  – Ты хочешь мести. – Это был не вопрос. Брат вернулся к своему холодному чеканящему тону.

  – Я всегда находила слово 'месть' поэтичным. Да, именно мести, но желательно подать ее горячей, понимаешь? Давай посмешим.

  – Прости, что сделал тебе больно.

  Я не совсем поняла, какую боль он имеет в виду: ту, когда исчезал на полтора-два месяца, и я места себе не находила от волнения, или когда пару минут назад схватил меня за волосы. В любом случае, я не стала уточнять – не хотела знать, давно простив его за то и другое.

  Четверть часа спустя мы въезжали в Кварталы. Я оценила усилия Кудрявцева провернуть все по высшему разряду. Честное слово, я невольно восхитилась масштабами безумия этого коматозника.

  – Тебе следует переодеться, – сказал Влад, выруливая на боковую улочку.

  – Для этого нет времени.

  Он посмотрел на меня как-то странно. В этом взгляде читалось: ты босиком, в одной майке и тонких, мать твою, штанах.

  Я заткнулась.

  Чего в его взгляде не было, так это подозрения. И вот тут-то до меня и дошло: моя коматозность для Влада из разряда тех вещей, которым не суждено случиться, поскольку они идут вразрез с его понятиями, касающихся нас, двойняшек Палисси. Внутри его головы срабатывал блокиратор, отсекая часть информации. Я не видела иного объяснения. Влад большую часть своего времени имеет дело с коматозниками, но не распознал оного в сестре.

  Тем временем мы подъехали к супермаркету; в последний раз я была здесь с Константином, причем, бороздила эти ядовито-освещенные просторы тоже в нетоварном виде. Я не стала говорить Владу, что остановилась у Эдуарда, следовательно, часть моих вещей у него дома, и вовсе не обязательно заставлять ранних покупателей нервничать. Утро и так достаточно гнусное, чтобы сталкивать двух лучших друзей, один из которых становится форменным маньяком, когда речь идет о его сестре, а другой по просьбе этой самой сестры утаивает от него правду.

  Владислав обошел машину, открыл дверцу с моей стороны и, подсунув одну руку под мои коленки, другу – за спину, взял меня на руки.

  – В самом деле? – Я улыбнулась и смахнула снежинку с его носа. Надо признать, нос у него красивый, папин.

  – Серьезней не бывает. Слушай, ты легкая, как пушинка, – он улыбнулся, входя в супермаркет со мной на руках. – Рита, ты много куришь.

  Я наградила его тяжелым взглядом. Он опустил на меня пол.

  Нас провожали взглядами, но разве двойняшкам Палисси есть до этого хоть какое-то дело?

  Через минут десять, перекинув через руку фабричное барахло, какого в супермаркетах полно, я задернула шторку примерочной. Далее, вылезла из грязных штанов и майки и натянула на себя черные узкие джинсы и черный ангорский свитер с вырезом. Я не специально подобрала все черное: я бы взяла свитер другого цвета, но, кроме черного, там был розовый и сиреневый. Мое настроение было ни розовым, ни сиреневым.

  Захватив скомканные штаны и майку, я вышла из примерочной и направилась прямиком к обувному отделу. Влад шел за мной а-ля тень. Я притормозила перед замшевыми ботинками. Вытащив коробку с тридцать восьмым размером, я села на пуфик. Влад протянул мне черные носки. Оторвав этикетку со штрих-кодом и вручив ее брату, я нацепила носки и зашнуровала замшевые ботинки. Идеально! Я наградила брата улыбкой.

  Брат кивнул, взял коробку под мышку, а меня – за руку.

  – В следующий раз не отрывайте этикетки, – попросила девушка на кассе и этак негодующе посмотрела на нас. Влад улыбнулся ей, и на его щеках появились ямочки (ямочки у него от мамы, зато у меня мамины губы).

  Колючий взгляд кассирши смягчился.

  – Не будем, – пообещала я, наблюдая за тем, как она пробивает товар по сорванным этикеткам.

  У кассы брат прихватил парочку шоколадных батончиков и две банки энергетика. Стоило ему забрать сдачу, и отвернуться от пьяной от его улыбки кассирши, как его лицо вновь утратило всякое выражение. Он выкинул чек в урну вместе с моими пришедшими в негодность майкой и штанами, включил печку и протянул мне шоколадку и энергетик.

  – Влад.

  – Ешь шоколад и пей эту ерунду. Тебе нужны калории. Когда все закончится, поедем откармливать тебя к Эдуарду.

  Я едва не спросила: а когда? Когда все закончится?

  – Влад, можно задать тебе один вопрос?

  – Конечно.

  – Ради меня ты готов был затянуть на шее свитую Кудрявцевым петлю. Ты... ты сдурел?

  Он смотрел на меня несколько долгих мгновений. Кивнул.

  – Ради тебя я готов на все.

  Я сосредоточилась на комке в горле и попыталась загнать его обратно в желудок, после чего глубоко вздохнула и коснулась руки брата. Я обманываю его. И кто я после этого? Свинья, вот кто.

  Так мы некоторое время и сидели: я держала его за руку, положив голову ему на грудь, он обнимал меня правой рукой.

  Влад крепкий парень – не мускулистый, но крепкий, натренированный. Он через многое прошел, чтобы стать тем, кем стал: это и изнуряющие тренировки, и травмы, плюс психологически надо быть готовым. Да, я горжусь братом, но в то же время веду постоянную борьбу сама с собой – с каждым разом все сложнее отпускать его, понимаете? Отпускать, не зная, вернется он живым или нет. Я живу в постоянном страхе за брата – страхе, который, благодаря многолетней практике, смогла скрутить в узел. Скрутить, но не задушить. Я боюсь, что однажды Влад не вернется домой, а все благодаря таким психопатам, как Кудрявцев.

  Я видела, как зол, как переживает Влад – ему не надурить меня, нацепив одну из своих фирменных масок 'лицо кирпичом'.

  Сегодня, тридцатого декабря, Владислав Палисси был зол на весь мир – за то, что тот мог забрать меня у него.

  Влад не знал, что в каком-то смысле это уже случилось.

  Еще не знал.

  – Кудрявцев ждет, – шепнул Влад.

  – Опаздывать нехорошо, – кивнула я и села прямо. Энергетик открылся с громким 'пшик'. На золотистой банке было написано: 'Официальный напиток закрытых вечеринок ангелов'. Отхлебнув терпкой жидкости и поморщившись, я добавила: – Дурной тон.

  – Мне давно следовало научить тебя управляться с пистолетом.

  Я посмотрела на брата поверх банки с энергетиком:

  – Что ты сказал?

  – Ешь шоколадку, – сказал он, взял батончик, развернул и сунул мне под нос.

  – Пристал со своей шоколадкой. – Я не верила своим ушам. – Влад, ты что, собираешься доверить мне огнестрельное?

  – Для современной девушки умение управляться с огнестрельным так же важно, как умение готовить. – Он серьезно посмотрел на меня. – Научишься хотя бы одному.

  Я выдерживала его взгляд, сколько могла. Потом расхохоталась. Это разрядило напряженную атмосферу. И вот Влад уже улыбается. В отличие от улыбки, которой он наградил кассиршу, эта улыбка была искренней.

  Все еще улыбаясь, брат запустил руку под сиденье и достал кобуру. Я все еще посмеивалась, когда он вытащил из нее черный матовый пистолет. Смех скатился по пищеводу и утонул в энергетике, все еще пузырящемся в желудке.

  Я смотрела на Влада с пистолетом в руке, и у меня мурашки побежали по спине.

  Сколько его помню, он всегда вел себя как чертов конспиратор – все, что касалось его работы заранее было обречено на 'я отвечу на пару-тройку вопросов из вежливости, но не более того'. Но времена изменились, еще бы.

  Внезапно я поняла, что делает Влада монстром в глазах коматозников: оружие и Влад составляли крепкий союз, построенный на любви и доверии. Идеальный, по сути, союз, в котором не возникало разногласий по той простой причине, что и оружие, и Влад одинаково любили свою работу и умели слушать друг друга.

  – А теперь будь внимательна.

  Брат рассказал и продемонстрировал мне все, что касается 'беретты', затем вложил пистолет мне в руку.

  Пистолет был тяжеловат. Не уверена, что не оцепенею после грохота первого же выстрела, но я не сказала об этом брату, просто продолжала кивать, не хотела перебивать его в эти уникальные мгновения: он знакомил меня со своим другом, с частью себя.

  После того, как я поняла, откуда ноги растут, Влад определил пистолет в кобуру и положил мне на колени. Вслед за кобурой с пистолетом – шоколадный батончик. Великий оригинал Влад.

  – Десерт да перед горячим блюдом? – Я фыркнула, беря шоколадку. – Я перебью аппетит.

  – Или ты ешь это, или мы никуда не едем.

  Оригинал и редкостный упрямец.

   Глава 28

  При дневном свете склад (или чем бы эта дыра, черт побери, ни была) производил еще более удручающее впечатление – все изъяны, трещины, каждый сантиметр ржавчины, содранной краски и граффити как под микроскопом. Я вышла из машины, держа в руках пистолет. Вокруг – ни души. Снег хрустел под подошвами.

  Я смотрела на здание, куда совсем недавно меня затолкали трое лбов во главе с Кудрявцевым, и откуда меня вынесли вперед ногами, и постепенно родилось это странное ощущение – ощущение неправильности. Я невольно коснулась затылка. Влад поглядывал на меня, копаясь в багажнике; захлопнул его, расправил плечи. Если он и был вооружен (а он, конечно же, был), то я не увидела оружия. Это не делало Влада менее опасным. Скорее, наоборот.

  – Готова? Может, передумаешь?

  Я качнула головой, спохватилась, убрала руку от затылка.

  – Ага, держи карман шире.

  Я поняла, что затаила дыхание, когда Влад толкнул дверь, и вошел в сумрак складского помещения.

  Знаю, я должна была окликнуть его, сказать о своем ощущении неправильности происходящего. Сделать хоть что-то, черт возьми!

  Но – ничего не сделала.

  Вошла следом за ним.

  Брат ступал бесшумно, его затылок окаменел, он вслушивался в тишину, готовый отреагировать на любой шорох. Глаза привыкли к полутьме, и я видела все больше и больше.

  Вдруг Влад остановился как вкопанный, пистолет в руке, поза хищника.

  Этот запах.

  Меня как током ударило.

  Ощущение неправильности взорвалось где-то в затылке.

  Засада. Вот куда мы угодили. В засаду!

  Я обернулась.

  За нами тянулся караван шагов. Ближе к входу – черная клякса. Клякса изгибалась и уползала в густую тень.

  Я поняла, что это за клякса, и в следующий момент уже смотрела в ее сторону поверх прицела 'беретты'. Пистолет дрожал в руках. Ничтожество.

  – Здесь всюду кровь! – выдохнула я.

  А потом произошло сразу три события: из темноты долетел легчайший шорох, что-то тихонько взорвалось, и Влад, как подкошенный, свалился на пол. Я громко выкрикнула имя брата и бросилась к нему. Он лежал на животе, а из его шеи торчал дротик, какими пуляют в животных во всех этих передачах о дикой природе. Я перевернула брата на спину и обвила его лицо своими ладонями; из расквашенного при падении носа хлобыстала кровь.

  – С ним все будет в порядке.

  Я обернулась.

  Возле кляксы кто-то стоял, в руках человека – увесистый предмет. Не оружие. Что-то другое. Будто шар для боулинга... в парике.

  – Кто вы?

  – Тот, кто хочет стать вашим другом. Кстати, Марго, у меня для вас есть миленький презент. Уверен, он обрадует вас.

  И мужчина швырнул увесистый предмет на пол. Странная штуковина, противно хлюпнув, остановилась у моего левого бедра.

  – Что это? – Мой голос дрожал.

  – Прошу прощения. Чак-Чак, свет!

  Одна за другой замигали лампы дневного света, и складское помещение стало наполняться противным гудением. От этого света хотелось спрятаться, а лучше – при помощи хлорки к чертовой матери смыть его.

  Возле моего бедра, качнувшись, лежала отрубленная голова Александра Кудрявцева. Свет облил ее синюшным светом, сверкал влажный гладкий срез.

  На меня обрушилась слабость, головокружение превратило мир в карусель. Я плюхнулась на пятую точку и стала лихорадочно отползать от отрубленной головы. Помню, я еще подумала, как же широко распахнуты глаза Кудрявцева – выражение крайнего удивления.

  Стефан улыбнулся и кивнул в приветствии, словно обстоятельства встречи были, что называется, заурядными. Черное пальто делало его силуэт будто бы нарисованным. Пока мое воспаленное сознание выдавало случайный набор стонов и слов, Стефан подошел ко мне и помог подняться на ноги.

  – Ну-ну, дышите глубже. Всего лишь отрубленная голова, ради Бога, Марго! Медленный вдох-выдох, вот так, – он обнимал меня за талию. – Вы расстроены? Я сделал что-то не так? Ага, понял. За брата не переживайте, он проснется через пару часов. Понимаете, мне хотелось избежать лишних вопросов, к тому же, я опасаюсь разговаривать с Владом Палисси, когда он вооружен. При всем моем уважение к вашему брату и к вам, я был вынужден принять меры.

  Ничего себе меры! Ловя ртом воздух, я спихнула с себя руки Стефана. Быть может, все мое воспаленное воображение, но этот медный привкус на корне языка... Он не был выдуманным. Я уперлась руками в колени и зажмурилась, борясь с тошнотой.