Текст книги "Зерно А (СИ)"

Автор книги: Анастасия Павлик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

  И вдруг 'Смерть отменяется!' – лозунг лаборатории, выпустившей так называемое зерно – смесь технологии и медицины. Заманчивый лозунг и, что более важно, соответствующий предлагаемой лабораторией действительности.

  Коматозники – продукты зерна. Я могу сравнить коматозничество с консервацией. Коматозник как помидор, который залили кипятком и закатали в банку. Этот помидор может чертову прорву времени хранится в банке, и ничего с ним не случится (разумеется, если его не съедят). Так и коматозники: они не болеют, не стареют, не умирают (естественным образом, по крайней мере).

  Создатели первого зерна – или надзерна, как сейчас говорят, – поняли, что напоролись на золотую жилу. Они быстренько организовали предприятие по продаже горячего, только из духовки, лакомства. Вскоре предприятие было переименовано в Церковь механизированных.

  С тех пор, как были проглочены первые зерна и взошел Первый Урожай коматозников, многие стали задумываться о душе. Именно тем, что спиритизм утверждает идею бессмертия души, он стремительно завоевал позиции. Вопросы, касающиеся спиритической практики, отныне обговариваются не на задворках, а масштабно. Ведутся дискуссии; интеллигенция, священнослужители, бизнесмены въезжают друг другу по физиономиям в прямых эфирах. Душа и ее наличие вдруг стало волновать людей больше, чем повышение цен на коммунальные услуги, поверьте мне на слово.

  Но есть ли душа у коматозников? Есть ли душа у тех, кто умер, но продолжает каждый день просыпаться, чистить зубы и ходить на работу? Коматозники в одну глотку утверждали, что да. И, поскольку Первый Урожай состоял в основном из влиятельных мира сего, им поверили.

  Коматозники – крутые парни. Они под крылышком закона, защищены лучше, чем мы, простые смертные. Если вы денежный мешок, не без искорки авантюризма и нездоровой любви ко всему коматозному, ничто не мешает вам купить легальное зерно и легально законсервировать себя.

  'Легально' – ключевое слово. Деньги – ключевой фактор.

  Конечно, такое положение вещей устраивало отнюдь не всех, а потому резко увеличилось число стихийных рынков, торгующих нелегальными зернами. Правительство пытается замедлить темпы роста 'мертвого' населения, уничтожить стихийные рынки. У всех, кто приобрел зерно не в Церкви механизированных, возникают серьезные проблемы в лице таких, как мой брат.

  Вообще, технология сделала существование если не дольше, то лучше. Интересней. Коматозники – продукты зерна, микса медицины и технологии, и уж никак не Матушки Природы. Они балансируют на грани жизни и смерти. Впрочем, они скорее мертвы, чем живы. Я бы лично ставила на первое.

  Кварталы – это что-то вроде коматозной резервации, набитой увеселительными заведениями на любой вкус. Рестораны, бары, клубы, где за пультами в свете стробоскопических ламп выплясывают ди-джеи, казино, кинотеатры, гостиницы, тату-салоны, и все в неоне и голограммах. Здесь даже воздух пронизан псевдожизнью. Днем большинство заведений Кварталов, следуя негласному правилу, закрыты, чтобы приветствовать посетителей с наступлением темноты. Две половины одного города живут в разное время суток.

  Влад не одобряет мои вылазки в Кварталы. Как ни странно, в этом я с ним солидарна. Единственное место, куда в Кварталах мы периодически загружаемся вдвоем, это 'Ананасы в шампанском' – ресторан его лучшего друга, Эдуарда.

  Я въехала на стоянку 'Фермы'. Говорю вам, в Пороге легче найти 'Ферму', чем областную больницу. Багряная 'Ф' видна за километры. Сейчас буква зависла аккурат надо мной.

  Я открыла дверцу предельно деликатно, чтобы не задеть идиотски запаркованную 'тойоту', хотя в самый раз треснуть ее и сделать вид, что так и было.

  Стоянка была расчищена от снега, иллюминация роняла красно-зеленый отсвет на асфальт, делая его похожим на дешевый леденец. Звучала действующая на нервы музыка, какую обычно можно услышать на карусели или в цирке. Пятнистые коровы, игриво вышагивая на задних копытах и звеня колокольчиками, зазывали посетителей:

  – Посетите 'Ферму' и сам Король Начинок осыплет вас ароматным благословением!

  – 'Ферма' – ваш выбор! Обрадуйте Короля Начинок, Человека-Цыпленка, своим заказом! – пропела корова мне в лицо.

  – Отвали подальше, парень, – рявкнула я, сбрасывая копыто с плеча.

  Корова ответила мне грубым мужским голосом:

  – Имел я таких, как ты.

  – Сомневаюсь, дружище. Ты себя в зеркало видел?

  Зазывале пришлось заткнуться и вновь растянуть мохнатую рожу в добрейшей улыбке, поскольку на подходе была семья: папочка и мамочка с двумя разрумянившимися от холода опрятными детишками на буксире. Зазывала принялся обхаживать их.

  Внутри 'Фермы' пахло булочками и кофе. Зал был забит. Я высматривала ярко-вишневую, цвета жвачки, макушку, и уже собралась подняться на второй этаж, когда меня остановил парень с тяжелым взглядом и табличкой на нагрудном кармане 'Фермер первого этажа'.

  – Без заказа нельзя, – меланхолично прогнусавил он в порыве казаться коммуникабельным.

  Ладно, все нормально.

  Я купила кофе.

  – Возьмете цып-кекс к кофе?

  – Нет, спасибо.

  – А цып-пирог?

  – Нет.

  – Тогда, может, цып-печенье с изюмом?

  Я в упор посмотрела на кассира – рыжеволосую круглолицую девчушку.

  – Ты просто совестно выполняешь свою работу, да, девочка?

  Ее улыбка угасла; она выдала мне сдачу и пожелала приятного аппетита. Будь я чуть более не в духе, чем обычно, то непременно пожелала бы ей найти работенку получше.

  На втором этаже Агнии тоже не наблюдалось. Я, правда, приехала на пятнадцать минут позже назначенного времени... Может, Агния тоже опаздывала? Я решила пождать. Не для того я столько тащилась в заторе, чтобы разминутся с ней.

  Поскольку секция для курящих была забита, я присела за свободный столик в секции для некурящих. Кофе был откровенным порошковым дерьмом, зато горячим и сладким, я прогрела кишки. Тут я заметила, что ко мне бочком-бочком, как паук-краб, мимо столов крадется еще один славный представитель человечества: прыщавый угловатый тип – фермер второго этажа. Он сказал, чтобы я следовала за ним. Что-то новенькое.

  – А волшебное слово?

  – Вам оставили записку, – сказал он.

  – Это не волшебное слово, – проворчала я ему в спину.

  Минутой позже я стояла на кухне. Мир вокруг жарился, пузырился, брызгал и таял. Мимо носились люди, доставляя заказы, поднося к фритюрницам замороженную еду, таская ящики с булочками, переругиваясь.

  Возле огромной раковины стоял громадный мужик в фартуке. То, что я приняла за раковину, оказалось фритюрницей, картофель подпрыгивал на опущенном в масло колоссальном дуршлаге. Запах был настолько плотным, что, казалось, его можно натереть на терке. Я чувствовала себя губкой, вбирающей всю эту вонь. Это станет проблемой: волосы и одежда выветрятся не сразу. Особенно мои длинные густые волосы. Приеду домой, вылью на них полбанки шампуня.

  – Эй, Бык, к тебе гости, – прыщавый хлопнул здоровяка по спине.

  Я так поняла, его имя Бык. Удивлена ли я? Ничуть.

  Бык повернулся, сверкнув черным, с медным отливом, глазом. Его футболка и фартук были заляпаны жиром. Надо же, какой чистюля. На футболке я прочитала: 'Из-за долбанных веганов мяса хочется еще больше'. Это был массивный крутой парень и, судя по тому, как он на меня посмотрел, такое положение вещей его более чем устраивало. Он один стоял у фритюрницы, поскольку другим рядом с ним просто-напросто не хватало места.

  Вытерев руки о перекинутое через плечо полотенце – такое же грязное, как и его фартук, – он вытащил из кармана брюк клочок бумаги. Стараясь не кривить от брезгливости лицо, я взяла клочок из его жирных лап. Развернув записку, я прочла: 'Планы изменились. Жду по этому адресу'. Ниже выведен адрес. Подняв голову, я уставилась на здоровяка. Он отвернулся и продолжил жарить.

  Бык действительно был немного быком, простите за нелепость. Зверолюд, с примесью животных ген. Черт, у этого Человека-Цыпленка в друзьях числиться целый зоопарк! Я молча покинула кухню.

  Фермер второго этажа помахал мне на прощание. Подслеповато щурясь, я вышла из 'Фермы' и некоторое время стояла, подставив лицо холодному ветру.

  Давайте рассуждать здраво: никто не принуждал меня ехать сюда – я сама решила, что поеду. Ради подруги. Несмотря на неудавшийся спиритический сеанс, на тяжелое утро в компании владельца похоронного бюро, я послушно притащила свою задницу в Кварталы. Но, вместо того чтобы встретить меня на 'Ферме', Агния оставляет эту треклятую записку. Ни 'извини', ни 'пожалуйста', а сухое 'жду'. Конечно, я могла просто взять и убраться из Кварталов. Но словила себя на мысли, что не хочу поворачивать назад, когда проделала уже половину пути.

  Обойдя коров-зазывал, я села в машину и вырулила со стоянки.

  Бездомный, вылезший из полузанесенной снегом норы под светофором, протянул руку с бормотанием что-то в духе: 'Они окуривали мою нору психотропными средствами. Они забрали мои ноги. Помогите, чем можете'. Я опустила стекло. Свернутая банкнота порхнула в стоящую у его культей банку.

  Кто бы мне помог.

   Глава 8

  Спутник – район с дурной репутацией. Один из так называемых Районов Упадка. Он граничит с Песками, где расположились предприятия по производству пищевых добавок. Дюны песчаных курьеров имеют ярко выраженный желтый оттенок. Иногда ветер доносит желтый песок в Кварталы; песок щекочет лицо, забивается под одежду, трещит на пластиковых поверхностях.

  Четырнадцатиэтажный дом стоял напротив занесенного снегом пустыря – свалки. В особенно больших кучах мусора зияли входы в норы-лежанки. Приемный пункт, куда бездомные тащили перспективный хлам, сиял неоновой вывеской. Здесь 'перспективным' называли все, на чем можно заработать.

  Бездомные восседали на парапете и сербали суп из пластиковых чашек с логотипом 'Фермы' – багряной 'Ф'. На некоторых бездомных были кепки с надписью: ''Фонд помощи бездомным' имени Человека-Цыпленка'. Интересно, что еще придумает успешный бизнесмен, чтобы стать еще успешнее?

  С моей точки зрения, 'Фонд' был чем-то вроде персональной заявки Человека-Цыпленка на святость, дескать, посмотрите, какой я добродетель. А вот и нимб над моей оперенной красиво прилизанной головой. С другой стороны, в 'Фонде' давали горячий суп. Вы не станете кусать кормящую руку, даже если она принадлежит всяким пернатым ловчилам в костюмах-тройках.

  Кодовый замок был выдран с корнем, а сама дверь исписана оскорбительными призывами и обклеена объявлениями. Очаровательно. Свет струился с верхних этажей. Дверцы лифта натужно разъехались в стороны. Внутри лифта было темно, воняло табаком и псиной. Я не рискнула доверить свою жизнь этой штуковине и стала подниматься пешком. Мне стоит быть аккуратной и не шуметь – потревоженные жильцы подобных районов имеют обыкновение выползать на площадки и начинать раздачи. А мне не нужны неприятности, правильно?

  Я начала тяжело дышать уже на третьем этаже. О вреде курения можно сколько угодно распинаться, но самое паршивое, на мой взгляд, заключается в том, что после минимальной физической нагрузки паровой котел будет завидовать вашему натужному дыханию.

  Прибитый к одной из дверей кусок фанеры призывал: 'Исповедуйся!' Именно эта дверь заскрипела, как только мои каблуки цокнули по площадке шестого этажа.

  – Исповедуешься, дочь моя? – донеслось из приоткрывшейся двери.

  – Как-нибудь в другой раз, спасибо.

  Я позвонила в дверь, указанную на бумажке.

  – Тогда, может, составишь мне компанию?

  Говоривший хихикнул. Так, пора убираться отсюда.

  Я всем телом налегла на дверь; она оказалась не заперта. Холод ударил в лицо, сдув со щек и лба выбившиеся из прически пряди. С площадки донеслось ставшее дробным цоканье. Похоже, кто-то является счастливым обладателем веселых копытец. Господин Веселые Копытца, будь он неладен. Я захлопнула дверь прежде, чем нечто высокое и косматое помешало мне. Ну и ну, радушный же прием!

  Я привалилась к двери. За дверью слышалось непрерывное цоканье, будто туда вывели пастись пару-тройку озорных барашков.

  В квартире было темно. Я отмечала детали окружающей обстановки, как если бы спускала кнопку снимка на фотоаппарате: старый линолеум, синтетические шторы, на кухню через приоткрытое окно нанесло снега, пепельница набита окурками. Во имя всего святого, что Агния тут забыла?

  Я злилась и испытывала едкий страх одновременно. Поверить не могу, что я притащилась по сомнительному адресу: непонятно куда, непонятно зачем, непонятно кем врученным мне! Если Агния решила так пошутить, то шутка не удалась.

  Да, можете не сомневаться, я спущу с нее шкуру за это.

  Я отдернула шторы, и у меня вытянуло дыхание. Норы бездомных усеивали свалку до горизонта. Вдалеке угадывались Пески. Очертания высотных домов Песков размазывал идущий снег. Идеальная зарисовка Преисподней.

  'Что ж, я увидела достаточно' – подумала я, когда услышала шорох за спиной. Сердце пропустило удар. Я стала оборачиваться:

  – Ну наконец-то...

  И запнулась на полуслове.

  – Ты не Агния, верно?

  Мне показалось, что из комнаты выкачали воздух.

  – Кто вы? – просипела я. – И что вы здесь делаете?

  Мужчина засмеялся и плавно поднялся из кресла. Он все это время был здесь!

  – Ты украла мои вопросы. Значит, не Агния. У тебя голос приятнее.

  Я шагнула в двери. Незнакомец, будто зеркальное отражение, повторил мое движение.

  – Куда это ты собралась, могу я полюбопытствовать?

  – Мне пора, – сказала я, сжимая руки в кулаки. Сердце билось где-то в горле, от чего дыхание было поверхностным и учащенным.

  – Видишь ли, я немного иного об этом мнения.

  – Прочь с дороги, – выдавила я.

  Незнакомец рассмеялся:

  – Пока никто не пострадал, поставь эту хреновину на место и давай поговорим.

  Я и не заметила, как в моих руках оказалась статуэтка – деревянный орел с распростертыми крыльями и приоткрытым под углом в девяносто градусов клювом. Много острых углов. Причудливая нелепица. Если правильно нанести удар, можно подарить собеседнику много незабываемых ощущений. Я старательно обдумывала это, когда смех мужчины стал громче.

  – Что, хочешь врезать мне этим?

  Я сделала шажок в сторону. Он шагнул синхронно со мной.

  – Мне не нужны неприятности, – голос прозвучал выше и тоньше, чем мне хотелось бы. – Позвольте мне уйти и забудем об этом.

  Его смех выбивал из колеи. Людям не нравится, когда нам ними смеются. Впрочем, этот смех подразумевал кое-что другое, нежели 'какая ты забавная'. В нем была угроза. И, чем крепче я сжимала в руках статуэтку, тем явственней эта угроза становилась.

  – Кто так делает? Приходит, чтобы сразу уйти. Нет-нет, тебе придется остаться.

  Однако всем моим существом завладело обратное желание.

  Удобнее перехватив орла, я двинулась в сторону незнакомца. Новый опыт для меня. Как говорил отец: 'Опыт – сын ошибок трудных'.

  – Да ладно тебе! – деланно обиженно протянул незнакомец. – Откуда столько агрессии?

  Агрессии? Да я не помнила себя от страха!

  Я замахнулась проклятым деревянным орлом.

  Незнакомец без труда перехватил мою руку. Я даже оскорбилась тем, насколько легко ему это удалось, ведь я вложила в удар всю силу. Выхватив статуэтку из моих внезапно ставших непослушными пальцев, мужчина отшвырнул ее. Я попыталась ударить левой рукой. Он перехватил и ее. Оба моих запястья были в его лапах, как в двух железных тисках. Я оказалась в невыгодном положении. Насколько невыгодном? Настолько, что не могла пошевелиться, стоя аккурат напротив незнакомца.

  – Я не хочу делать тебе больно, ясно? Угомонись, – проговорил он. Я чувствовала его дыхание на своей коже. Улыбка расползлась в десяти сантиметрах от моего лица, и было в ней что-то... страшно неправильное. – Угомонись, – настойчивей повторил он, крепче сжав мои запястья.

  – Вы сказали, что не хотите делать мне больно...

  – Так и есть.

  – Что вы сделали с Агнией?

  Его смешок холодком скатился по моему позвоночнику:

  – Для этого надо знать, где она.

  – Вы грабитель?

  – Я что, выгляжу как грабитель?

  – Не знаю. В комнате темно.

  – Я могу включить свет. Но для этого мне придется отпустить тебя. Ты будешь вести себя хорошо?

  – Да. – Голос все еще был на октаву выше нормы.

  – И никаких деревянных орлов?

  Я мотнула головой. Руки разжались в ту же секунду. Выдохнув сквозь стиснутые зубы, я принялась массировать ноющие запястья.

  Свет резанул по глазам.

  Судя по морщинкам вокруг глаз, ему было около тридцати; взгляд тяжелый, тонкогубый, похожий на проволоку, рот. Затем его губы треснули, словно их полоснули лезвием, и по лицу расползлась широченная улыбка. Улыбка полностью преобразила мужчину, сделав его похожим на кинозвезду. Единственное, что смущало: рот незнакомца, словно кукурузный початок зернышками, был напичкан нечеловеческими зубами.

  Его волосы были жесткими и черными, зубы острыми, а вместо ногтей – когти. Скажите-ка, дети, кто это?

  – Зверолюд, – вырвалось у меня прежде, чем я прикусила язык.

  Это был третий зверолюд, встречающийся мне за эту ночь. 'То ли еще будет', – пропел внутренний голосок. Видите ли, я живу и работаю в окружении, в котором нет коматозников и зверолюдов – только люди и духи, моя претензия на нормальность. И люблю Левый берег именно за то, что там не встретить вышеупомянутых граждан. Все просто, как дважды два: моя территория – Левый берег, их территория – Кварталы. И вот какая ерунда выходит, когда я изменяю своим правилам.

  Мужчина посмотрел на меня сверху вниз.

  – Ну, есть немного. Сигарету?

  Я кивнула. Медленно, словно боялся спугнуть меня, зверолюд полез в карман кожанки и достал пачку сигарет. Поправка: боялся спугнуть или же просто-напросто издевался? Выберите вариант по вкусу. Он вручил мне сигарету. Зажигалка чиркнула, выплюнула огонек. Под запахом туалетной воды незнакомца угадывался запах животного, который, по-видимому, он и старался скрыть.

  Я присела на краюшек дивана, сигарета между указательным и средним пальцами, дым тянется вверх изящным локоном. Пришлось левой рукой вцепиться в правую, чтобы дрожь была не так заметна. Зверолюд взял стул и поставил передо мной. Я заметила, как бицепсы взбугрили рукав его кожанки. Он сел на стул и поджег сигарету.

  – Поговорим по душам? Вопрос первый: откуда ты знаешь Агнию?

  – Она... моя подруга.

  – Принимается. Вопрос второй: ты идиотка?

  – Я бы попросила!

  Он подался ко мне, кожанка заскрипела, и ткнул в мою сторону рукой с сигаретой:

  – Я объясню. Следи за моей мыслью: я здесь, чтобы встретиться с Агнией. Она кое-что задолжала мне. Вместо нее я встречаю тебя. Ты следишь за моей мыслью? Нас только что подставили, причем, один и тот же человек. Даже не знаю, кому должно быть обиднее, учитывая тот факт, что один из нас называет ее подругой.

  Мой взгляд затуманился.

  – Господи Боже, – прошептала я.

  – Как раз Он здесь не причем. Откуда у тебя этот адрес?

  Во рту пересохло. Я запустила руку в карман и выудила клочок бумаги, врученный мне Быком с 'Фермы', протянула зверолюду. Рука дорожала. Зверолюд взял клочок бумаги, развернул, пробежал глазами по написанному. Пристально посмотрел на меня.

  – Наверное, хочешь задать Агнии кое-какие вопросы.

  – Наверное.

  – Нам по пути. Я собираюсь наведаться в 'Сладкий Зуб'. Поедешь со мной?

  В тот самый момент, когда вопрос повис в воздухе, я уже знала, что выбора как такового у меня нет. Что не поеду обратно в офис как ни в чем не бывало. Ведь не было этого 'как ни в чем не бывало'. Агния подставила меня. Что тут непонятного? Конец дружбы.

  Намотайте на ус: чтобы дать человеку понять, что вы не хотите с ним больше общаться, достаточно отправить его по левому адресу, прямиков в лапы к маньяку. Как бонус: существует немалая вероятность, что вы больше не увидите вашего друга, потому что ему свернут шею.

  Незнакомец представился Константином. Я не спросила, а он не рассказал мне, что именно задолжала ему Агния. Я сидела, вжав голову в плечи, таращась в одну точку и пытаясь справиться с потрясением, а также с проклятыми щиплющими глаза слезами. Надо двигаться дальше. Я не сомневалась, что с этим проблем не возникнет; проблемы возникнут с таким понятием, как 'дружба'. Этим утром Кудрявцев пошатнул мою веру в коматозников, а уже вечером подруга – веру в людей.

  Константин вышел на площадку. Я выглянула из-за его спины и увидела грязно-бурую гору курчавого меха, стоявшую на двух козлиных ножках возле распахнутой двери, ведущей во тьму. Из дверного проема тянуло сырым мехом.

  Константин присвистнул:

  – Приятель, когда ты в последний раз мылся? Воняешь кошмарно! Ты уж прости, но я не люблю грязнуль. Считаю до пяти, а потом спускаю тебя, абсолютно бесполезного урода, с лестницы.

  Зверолюда на козлиных ножках как ветром сдуло. Я слышала, как щелкнул запираемый замок.

  Можно подправить тело, например, отрастить рога или хвост – здесь вашей фантазии есть, где разгуляться. Как Константин, намешавший в себя гены то ли волка, то ли медведя, не важно. Другое дело – зверолюд на козлиных ножках. Человека в нем осталось не больше, чем зубов в пасти бульдога моей бабушки. Полностью перекроенное тело. Повторяю, полностью. Как гнусный фавн, только такие вот фавны вряд ли нравятся детишкам.

  Я не хотела оставлять машину в Спутнике на ночь – лучше уж сразу сдать ее на металлолом. Но вопрос осторожности потерял свою актуальность, когда я обнаружила все четыре колеса спущенными. Я какое-то время просто стояла возле авто. Потом, запахнув пальто и ежась под пронизывающим ветром, зашагала за Константином. Я знала, что утром на месте моей машины будут либо обгоревшие останки, либо обглоданный каркас. Учитывая, сколько за последний месяц было случаев поджогов, скорее, первое, отстраненно подумала я.

  Горели не только машины, но и прошлое, в котором остался предавший меня человек. Я несколько раз повторила эту фразу про себя и, в конце концов, решила, что она идеально вписалась бы в сценарий какого-то телевизионного долгоиграющего мыла. Но – не моей жизни.

   Глава 9

  Над улицей, где-то между дорогой и тучами, зависла голограмма мэра Порога. Седовласый мэр белозубо улыбался, изображенный в крайне непристойной позе. К загорелому мускулистому телу какого-то мачо просто прилепили голову мэра. Голограмма то и дело подрагивала от помех. Бьюсь об заклад, ее авторами были голосовавшие за другого кандидата. Либо же разочаровавшиеся в проводимой мэром политике. Так или иначе, результат народной любви на лицо. Вернее, на голый волосатый зад.

  Патруль оцепил часть дороги и тротуара под голограммой, пытаясь обесточить ее. Люди останавливались, задирали головы, показывали пальцем, снимали беспредел на камеры мобильных телефонов. Во всяком случае, равнодушной голограмма не оставила никого.

  Вход в 'Сладкий Зуб' караулил габаритный зверолюд в кожаном жилете и в раритетной фуражке. Прежде чем впустить кого-либо, он задействовал свой тяжелый сканирующий взгляд. Я решила перестать считать встречающихся мне на пути зверолюдов – все равно там, в 'Сладком Зубе', собьюсь со счета. Эта перспектива сделала меня еще более мрачной. И испуганной.

  – Ночь Лейтенанта Ликера и классического ретро, – зачитал Константин вывеску. – Звучит заманчиво.

  Мохнатая физиономия повернулась к нам, карие глаза зафиксировались вначале на Константине, затем на мне. Дыхание с фырканьем вырвалось из слюнявой пасти.

  – Ну? – Голос у охранника был под стать комплекции – низкий, рычащий.

  – Нам бы очень хотелось попасть внутрь.

  Константин вложил в когтистую лапу сотку. Охранник скомкал банкноту, сунул в карман и нехотя отодвинулся в сторону.

  Коридор был узким и темным, лестница вела вниз, вниз, вниз. У меня нет клаустрофобии, но назвать узкие и темные коридоры уютными я не могу.

  Музыка нарастала; пол гудел, вибрация передавалась подошвам. Из дыры в стене вдруг вылез пудель в шафрановых брюках и кружевном жилете. Я не шучу – пудель в человеческий рост. Я затаила дыхание и сделала над собой усилие, чтобы не скривиться. Он растянул пасть в гримасе, показав блестящие от слюны зубы. Константин сказал ему, что он – привратник на вратах в рай, ну или что-то в этом роде. Пудель, польщенный, пропустил нас. Из глубин коридора волнами накатывала музыка – тяжелый ремикс на одну из песен Примадонны.

  В 'Сладком Зубе' собралось, по меньшей мере, двести голов: зверолюдов, коматозников и людей. Помещение было заставлено круглыми столиками, в лакированных столешницах отражался кроваво-красный неон. В центре – танцпол, на котором яблоку негде было упасть. У стены – столики, с табличкой на каждом: 'Заказан', и кожаные диваны цвета лакрицы. Агния, помнится, рассказывала, что иногда сам владелец заведения, Сладкий Зуб, отдыхает на одном из диванов, и в такие дни охраны в клубе чуть ли не больше, чем клубящихся.

  Сигаретный дым застилал глаза. Официантка в коротком розовом платьице протиснулась мимо нас. Все либо выпивали, либо танцевали, либо то и другое одновременно. Ди-джеем был Лейтенант Ликер.

  Сколько себя помню, ночным притонам я предпочитала, скажем, более комфортный отдых. Кто-то в двадцать три регулярно посещает клубы, а кто-то проводит по полдюжины вызовов в день, и поистине ценным вознаграждением за работу считает пятичасовой сон. Королевским вознаграждением – восьмичасовой. У меня нет времени на клубы.

  Я оглядывалась в поисках Агнии. Мы протиснулись к бару, что с такой толкотней было отнюдь непростой задачей. Бармен – высокий худющий мужчина с хитрым лицом, с татуировками на руках, – повернулся к нам.

  – Два апельсиновых сока, – наклонившись к бармену, перекрикивая музыку, сказал Константин.

  Бармен ловко взял два высоких стакана, плеснул сок, бросил соломинки и поставил перед нами на салфетки с бегущей вдоль каждой надписью: 'Сладкий Зуб'. Наверное, мы с Константином были единственными, кто не принимал здесь на грудь. Константин заплатил, я не возражала – не то положение, чтобы поощрять свое гордое начало. Я вытащила соломинку, положила на салфетку, взяла стакан и сделала большой глоток.

  – Видишь Агнию где-нибудь? – спросил Константин, наклоняясь к моему уху. Вернее, проорал. Я поморщилась.

  Барная стойка гудела под моим локтем. Басы были настолько пробирающими, что у меня заныли зубы.

  Я покачала головой.

  – Не хочешь рассказать о себе?

  – Нет.

  – Так как, говоришь, тебя зовут?

  Обычно люди задают этот вопрос, когда у них появляется к вам интерес. Значит, с первого раза не потрудились запомнить, или же банально пропустили мимо ушей.

  – Рита.

  – Рита кто?

  – Просто Рита.

  – Мне кажется, или мы уже где-то встречались?

  Если меня не сразу узнают, то говорят именно это. Третья по полярности фраза: 'Мы учились с тобой в одной школе, верно?' Она меняется в зависимости от возраста и облюбованных мест собеседника.

  – Тебе кажется.

  Он кивнул и отвернулся. Ценю такое качество, как понятливость.

  Все, чего я хотела в данный момент, это посмотреть Агнии в глаза и убраться отсюда подальше.

  В 'Сладком Зубе' вы забудете о времени суток и погрузитесь в мечты из дыма, музыки и шерсти.

  Я не хотела никуда погружаться.

  Быка я увидела по чистой случайности. Поперхнувшись, я вцепилась в руку Константина. Бык направлялся к бару, ведя за руку миниатюрную девушку. Он был затянут в черную кожу, латекс и сетку, цепи свисали с мускулистого бедра. Мех зачесан и уложен. Ничего себе! Разительная перемена, если вспомнить грязный фартук. Рядом с миниатюрной спутницей он смотрелся как шагающая кожаная гора. Я внимательней присмотрелась к его спутнице. Нет, мне не показалось: на ней был парик – парик из белых искусственных волос, уложенных в стрижке 'каре'.

  За руку Быка держала ни кто иная, как Агния.

  Константин проследил за моим взглядом.

  – Это Бык, парень с 'Фермы'! – проорала я ему. От потрясение я даже не пыталась выпустить его руку из своей. – Это он передал мне записку!

  И тут Бык увидел нас: вначале его взгляд уперся в Константина, потом, будто струя мочи по снегу, метнулся на меня. Он как-то странно дернулся, отпихнул Агнию и достал из-под кожаного пиджака пистолет.

  Пистолет!

  Время остановилось.

  Кто-то закричал, но без особого энтузиазма. Крик прорвался сквозь грохочущий ремикс на 'Самоцветов'. Танцующие кинулись врассыпную, будто бусины с порванной нити. Вокруг Быка быстро образовалось пустое пространство. Грянули первые выстрелы. Не успев испугаться, я бросилась на пол. Диско-шар раскрошился на тысячу осколков, хлынувших на танцпол жалящим дождем. Музыка оборвалась, но тишиной и не пахло: от поднятого воя закладывало уши. Лейтенант Ликер, ссутулившись, скрылся за задрапированной дверью.

  Я приподнялась на четвереньки в надежде перебраться в более безопасное место. В следующее мгновение я распласталась на полу от резкого толчка в затылок. От силы удара очки слетели с переносицы. Нет времени их искать. Прикрывая голову руками, я заползла за барную стойку. Над головой одна за другой взрывались бутылки, их содержимое перед моим носом смешивалось в едкую жижу, от которой першило в горле, а язык распухал во рту.

  Какая-то женщина завизжала:

  – Вызовите скорую! Есть раненые!

  Стрельба прекратилась.

  Константин ловко перепрыгнул через стойку и оказался рядом со мной.

  – Быстрее, – скомандовал он, хватая меня за руку.

  Спотыкаясь и хрустя по осколкам, мы побежали через зал. Но, как я совсем скоро поняла, не к выходу.

  Агния лежала в центре танцпола. Волосы вишневой волной разметало вокруг ее головы, парик, весь в крови, валялся рядом. Она упала на осколок; он торчал из ее горла, кровь делала его похожим на клубничный лед. Бык как сквозь землю провалился. Мимо нас проносились некогда беззаботные тусовщики 'Сладкого Зуба'. Возле входа на лестницу образовалась толчея.

  – Где зерно? – спросил Константин, садясь на корточки возле девушки. Ему пришлось прокричать вопрос, такой вокруг стоял шум. Как в клетке с экзотическими пернатыми. Но Агния не смотрела на него – она смотрела на меня.

  Я упала на колени, хлюпнув в луже крови. Сквозь джинсы я почувствовала, что кровь теплая. Агния заставила меня наклониться к ее лицу, ее разгоряченное дыхание прижималось к моим губам, капельки чего-то горячего брызгали окропили мое лицо. Ее глаза были размером с блюдца, зубы окрашены в пурпур.

  – У нее ничего нет, – рявкнул Константин и отшвырнул сумочку Агнии.

  Я не помнила, как он оттащил меня от мертвой Агнии. От шока я еле передвигала ноги; чувствовала, как влажнеет затылок, как что-то начинает сочиться сквозь волосы, пропитывая их точно губку. Скоро эту губку уже можно было выжимать. Видимо, ударилась где-то. Только я не помнила, где. Боли не было, и это хорошо.