Текст книги "Тени Архонта (СИ)"
Автор книги: Анастасия Машевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)
Данан выгнулась сильнее, прильнула к эльфу, немало удивив его внезапной пылкостью, с которой стала возвращать поцелуи. Жал, одурманенный её жаром, почуял, что совсем не хочет сводить свое участие к снисходительному контролю. Зато хочет с головой потонуть в пучине, в которую Данан сознательно ввергала их обоих. Этого не было слишком давно, и запах давно забытого пряного аромата острого наслаждения ударил в эльфийскую голову.
Он осмелел. Оторвавшись от губ женщины, чуть вскинулся, оглядев её всю, разгоряченную, запыхавшуюся, наплевавшую на его мнение о ней и на мнение всех, кто остался за этим шатром. Жал хотел сказать, что она красива, но вместо этого склонился и провел языком по ложбинке, выглядывающей из-под нагрудных повязок. Потом потянулся к лицу Данан одной рукой, дотронулся до губ и, разомкнув их, погрузил палец в рот. Она замерла на миг, теряясь, потом, следуя наитию, послушно обхватила его губами, скользя по подушечке языком и вызывая у мужчины дрожь во всем теле.
Моментально убрав руку от женского лица, Жал прижался поцелуем к припухшим губам. Влажный палец вычертил мягкую прямую линию – по подбородку, по яремной впадине, к ложбинке. Зацепился за край повязок и рывком потащил вниз. Тут же, следом, поймал грудь, сжал сосок, царапнув ногтями.
Вечный! – Данан практически встала на лопатки, ощущая себя так, словно она горела от удара молнии сквозь все тело. Они уже так давно тут, в шатре, а он все терзал её вступлениями! Не отдавая себе отчета, Данан тихонько застонала от нетерпения, и даже бросила себе мысленное: «Да плевать!», увидев, как Жал, довольный её реакцией, снова усмехнулся в привычном беззвучном движении.
У Жала оказались жесткие густые волосы – Данан стискивала их в кулаках, позволяя рукам эльфа делать все, что заблагорассудится. Ей хотелось шептать какие-то глупые благодарности, ибо кровь в висках колотилась столь неистово, что архонт с его клятыми увещеваниями заглох где-то там, на задворках сознания. Едва ли эти слова достигали затуманенного разума Жала, однако Данан не могла остановиться, ощущая: от удовольствия и признательности одновременно она, кажется, может заплакать.
Эльф нетерпеливо – наконец, нетерпеливо, он тоже! – ткнулся лбом ей в грудь, просовывая мокрую от пота руку под столь же мокрую женскую спину. Данан в восторженном ужасе внезапно поняла, что даже не отследила, когда эльф остался без одежды. До того, как раздел её? После? Давно вообще они тут?..
Жал погрузился внутрь со стоном, которого сам не ждал от себя – для него это оказалось так же внезапно, как и для Данан, не сумевшей подавить вскрик замешательства.
Они на мгновение замерли – сразу после первого движения, не сводя друг с друга взгляда и тяжело дыша сквозь стиснутые зубы. Данан сквозь искры в глазах, мерцавших почти болезненно ярко, осознала: этот момент их с Жалом понимания она запомнит тоже на всю жизнь. Как тот, другой, случившийся у них с Диармайдом. Только этот лучше. Намного лучше. Потому что понимание с Деем – значит, держаться за руки на краю бездонной пропасти из страхов, человеческой пустоты и боли утраты. А понимание с Жалом – это единение душ, освободившихся от страхов хотя бы на один миг. Отбросивших прошлое перед натиском обыкновенного желания, броситься в которое – Данан могла поклясться – оказалось необходимым для них обоих.
Потянувшись вверх, к мужскому лицу, Данан одновременно качнула бедрами, первой возобновляя прерванное занятие. Жал, дав себе слово больше ни разу не отдавать все решения и инициативу ей одной, подхватил ритм и сосредоточился на главном: целуя – утолять голод, лаская – утолять тоску, владея – глушить отчаяние.
Пик встретил Жала тем, что Данан зубами вцепилась ему в плечо. Он сотрясся, с трудом удерживаясь на весу, потом все-таки завалился на женщину, переводя дыхание и упираясь мокрым от пота лбом в плечо чародейки. Она еще какое-то время по-прежнему держалась за его плечи, пока ослабшие руки не упали по сторонам.
Данан вынырнула из забытья, только когда Жал поцеловал её влажный висок. Чуть отстранился, самодовольно отмечая её удовлетворение, и, стараясь хоть как-то сосредоточиться, заставил себя спросить:
– Мне уйти?
Данан, обессиленная, с трудом сконцентрировала взгляд на лице эльфа.
– Ты красивый, – заключила она, прослеживая контур его скул, очертания синих глаз, растрепанные волосы.
Жал засмеялся – хрипло, поняв, что она опять оказалась впереди него.
– О красоте мне, наемнику, еще не говорили. Так мне уйти?
Она качнула головой, отрицая. Жал ответил другим кивком – соглашаясь. Он высвободился, поцеловал женщину в лоб и прилег рядом.
– Спи, – шепнул он, не приглашая Данан заснуть в объятиях. – Если вдруг не получится, дай знать. Я буду здесь, – сказал он, приподнял женскую кисть и коротко коснулся губами костяшек пальцев. Потом расслабился – эльфийская грудь высоко поднялась и опала – и закрыл глаза, позволяя Данан по-прежнему держать его за руку.
Эдорта ушла спать первой среди остальных, и это вынуждало поставить последний имеющийся у них шатер – Борво пока держался на расстоянии, просто потому, что Эдорта ему не доверяла. Но не отталкивала, и Борво терпеливо и очевидно действовал в нужном русле.
Мужчины все еще сидели у костра. Дей пил, и Борво, нет-нет, забирал у него флягу, чтобы тот не схлопотал похмелье к утру. Да и вообще, чтобы оставался в боеспособном состоянии – мало ли что.
– Объяснишь мне, почему все всегда оказываются предприимчивее, чем ты? – спросил Борво у Дея, не удержавшись. – Не говори, что по-прежнему медлил из-за Редгара.
– Предположу, что он девственник, – тоном знатока ответил Стенн.
Дей измотанно поглядел на коротышку.
– Я же вроде был евнухом? – спросил он устало.
– Был? Или есть? – раздался голос Жала, выходящего из шатра. На нем были только наспех подвязанные штаны. Стенн и Борво видели, как у Дея кровь ударила в глаза. И хмель.
– Чем ты лучше? – он вспружинил молниеносно, разозлённый еще больше тем, как лениво Жал потягивался в спине, хрустя позвонками.
– Только не начинайте заново. Мы уже видели, чем кончится, – попросил Борво.
В другой ситуации Дей бы оскорбился, но сейчас любые слова не имели значения. Кроме ответа, что с ним не так.
– ЧЕМ. ТЫ. ЛУЧШЕ?!
Жал потянулся, присаживаясь на обломанный пень.
– Я не жду от неё любви.
– Ха! – злобно выплюнул Дей. – Да ты просто пользуешься ей!
Жал не стал отрицать.
– А она мной. Это лучше, чем ждать и требовать, чтобы она поборола чувство вины перед вашим покойным командором. Хотя, говоря между нами, мне кажется, там была не совсем привязанность.
– Благодарность, – все тем же тоном знатока заявил Стенн, складывая руки на груди. – Я им тоже говорил.
– Хоть ты помолчи! – рыкнул на него Диармайд. – И чтобы ты знал, я от неё вообще ничего не требовал. В отличие от тебя!
– Ты не говорил, но требовал. Тебе нужна она, потому что ты сам хочешь заглушить чувство вины перед командором. Вины, что влюблен, и, если она сама позовет тебя, это будет значить, что ответственность можно переложить на неё. Что ты и сделаешь. Мол: «Это её решение, я не причем, я не мог её бросить». Мне жаль напоминать тебе, но никаких «в отличие от меня» не существует, Диармайд. Данан позвала меня, потому что у неё нет сил утешать других, ей самой нужна помощь. В конце концов, у неё в голове голосов куда больше, – закончил Жал, с удовольствием отмечая, как от его слов беснуется Диармайд. От слов правоты, которую не хочет признавать, от того, что кто-то мог так прямо и быстро понять и озвучить то, что ускользало от Дея несколько недель. Эльф опять хмыкнул и добил: – Я позволил ей расслабиться. Да, чуть более хлопотно и долго, чем нужно мне самому, но в конечном счете это не так уж сложно.
Он отошел по нужде, оставив Дея переживать ярость, ненависть, детскую обиду и даже почти плаксивость – самому или в компании старых товарищей, Жала не беспокоило. Затем эльф попросил у гнома эля – Стенн сказал, что его уже злят все, кто посягает на святое, но жадничать не стал, – и присел на пень.
– Не пойдешь к ней? – спросил Стенн, провожая глазами Дея и Борво, которые, сдав дозор, отправились спать. Борво вел Диармайда почти в захвате и бубнил, что тому надо поспать, и утро вечера мудреннее.
– Нет. – Жал не знал, как утром Данан взглянет ему в лицо. Не скажет ли, что была не права, краснея, как свекла? Он не хотел её смущать и стыдить, понимая, что подобные договоренности превращаются в доверительность далеко не за один раз. А для того, чтобы случился хотя бы второй, надо, чтобы Данан на него отважилась. – Она заснула, и я там уже не нужен. Я прикорну, разбуди, как потребуется.
Хольфстенн молча кивнул, украдкой косясь на то, как шустро укладывается эльф. Тот достал кинжал, зажал у груди правой рукой, подогнул левую ногу в колене и подсунул её под прямую правую. Стенн хмыкнул. Жал, несмотря ни на что, ему нравился, и, если бы его, Стенна, спросили, он бы с уверенностью сказал, что только такой мужчина Данан бы и подошел. Прямые люди нуждаются в прямых вопросах, прямых ответах, и вообще в любой честности, без страха, уверток и интриг.
Глава 17
На следующий день они двинулись дальше. Все, как один, изо всех сил старались делать вид, что ничего не произошло. Хотя, стоило признать, что Дей выглядел особенно нелюдимым. Особенно чернел всякий раз, как подмечал абсолютную неизменность в отношении Жала к Данан. Он казался себе дурной малолетней девчонкой, которой кажется, что вот после совместной ночи, мужчина должен непременно начать заботиться о женщине как-то особенно. Хотя бы… хотя бы как Борво об Эдорте!
Но Жал по-прежнему ограничивал свой интерес тем, что пялился на бедра Данан в те случаи, когда получалось. Потому что странствие верхом его зрительному удовольствию не способствовало. Он не помогал ей спешиваться, залезать в седло, не охлаждал печеные картофелины, чтобы не обожглась. И Диармайда это все бесило несказанно.
Обеденный привал затянулся дольше обычного, потому что эльф внезапно изъявил желание быть выслушанным. Дею сразу же захотелось сказать, что в гробу он видал эльфийские сказни! Но с непонятными даже для себя чувствами Диармайд вдруг осознал, что конечное слово в отряде уже не принадлежало ему.
– Говори, – кивнула Данан.
– Я тут вот, что подумал, – Жал сразу приступил к делу. – Посмотрите на географию Пагуб. Дважды – гномские государства, приграничье с Астерией и Талнахом там, думаю, не существенно, и трижды – среди эльфов. Хотя все знают, что империя Ас-Хаггарда контролировала все земли Аэриды, включая Вольные города и даже Серебряный полумесяц Те’Альдина. Так почему всем архонтам как намазано практически в центре нашего континента – всюду, где есть гномы и эльфы.
– К чему клонишь?
– Архонтам не интересны люди. Только гномы и эльфы, у которых, как мы знаем…
– Ничего общего толком, – подсказал Стенн без надобности.
– Кроме одного.
Стенн нахмурился, Дей недоверчиво повел головой. Данан прищурилась, вглядываясь в лицо эльфа и не в силах его прочесть.
– Чем обеспечивается зажиточность гномьих народов? – спросил Жал.
Брови на лице Хольфстенна выстрелили вверх, как распрямившийся лук после спуска стрелы.
– Кузня – наш хлеб, амнирит – наше золото.
Жал указал в гнома пальцем: «Именно».
– А теперь для всех, – проворчал Диармайд.
Стенн взял слово:
– Амнирит – это чистая квинтэссенция магии…
– А то я не знаю, – буркнул Дей. Жал, однако, не сбивался:
– Гномы добывают амнирит в огромных количествах испокон веков и используют, зачаровывая оружие, доспехи…
– И артефакты, – сообразила Данан. – Возможно, он ищет какой-то конкретный…
– Данан, это было ясно и без пафосного мозгового штурма, который вы тут затеяли! – рявкнул Дей, поочередно тыкнув пальцем в Таламрин и Жала.
– Это было ясно, да, но теперь мы точно знаем, в чьем наследии стоит покопаться, – не отступила чародейка.
Дей всплеснул руками, вскочил на ноги и зашагал туда-сюда:
– Ты хоть представляешь, сколько стоящих артефактов помнит история гномов и эльфов!
– Стоящих – тысячи, – согласилась Данан. – Но уникальных – не так много.
– Да угомонись ты, – шикнул Стенн, наблюдая за метаниями Диармайда. Ревность определенно не шла лейтенанту на пользу.
– О, и откуда Темному архонту знать об уникальных гномьих артефактах?
Хольфстенн присвистнул, поднимаясь, подошел к Дею и, хлопнув по спине, заключил:
– Задница Митриас, мальчик, ревность и впрямь делает из тебя недоумка.
У них едва не случилась еще одна перепалка, но Дея перебили.
– Все или почти все по-настоящему выдающиеся артефакты должны были появиться до падения Ас-Хаггардской империи, – тихо сообщил Жал, и выражение его лица было таким, словно эльф, наконец, дозрел до исповеди.
– С какой стати? – спросил Борво.
Теперь за тонкую нить прозрения уцепился и Стенн, моментально утративший всякий интерес к чувствам Дея:
– Потому что после падения Ас-Хаггарда более никогда маги не были столь свободны. Ни в чем.
– Вообще-то формально были, – зажглась Эдорта. – Я читала на днях, но как-то упустила из виду. Там, в повести о второй пагубе. – Она вдруг закопалась в собственной седельной сумке, запустила руку в ворох вещей, поняла, что искать – долго. – Словом, – обернулась к остальным, – там было примерно следующее… – вдруг осеклась, поняв, что точно наврет половину или забудет. Тряхнула головой (и Борво расцвел), сказав: – Нет, подождите, найду!
Как могла скоро, она аккуратно откопала свиток с песнью о Второй Пагубе, осторожно развернула и выцепила глазами нужные строки:
– Вот, слушайте:
Не было бедствий, страшнее Второго.
Ибо, утратив Владычицу мира,
Мир горевал об погибшей свободе.
Запах тлетворный наполнил озера.
Рано раздались победные кличи,
Первый лишь первым из тьмы оказался.
Не было больше великого знанья,
И Лейфендэль исказился в расколе.
– Мне, на самом деле, – говорила Эдорта бодрым голосом, – показалось это общими фразами. Вроде как, все очевидно: второй – это архонт, Владычица мира – пророчица Митриас, с приходом её культа все маги, составлявший прошлый мир, оказались не у дел и больше не могли позволить себе… как бы сказать… такие смелые поиски, какими занимались прежде. Но если подумать, то вот это: «Не было больше великого знания» вроде как намекает, что в борьбе с первым архонтом оно все еще было.
– Разобраться бы еще, что это за знание, – протянул Хольфстенн, забирая сверток из рук мечницы и вглядываясь в буквы.
– Это проблема? – спросила Эдорта. – В смысле, вы же Смотрители Пустоты, вы наверняка должны знать…
– Так сложилось, – внезапно заговорил Борво, – что история больше помнит общие подвиги смотрителей – победу над Темным архонтом, или, реже, самих смотрителей. В Даэрдине вот больше других прославились лорд-командор Аодхаган Стальная Кость, лорд-констебль Таурторигос Камнетес, – Борво стал загибать пальцы, чтобы никого не забыть, – леди-командор Фридесвайд Пересмешница, командор Брант Свирепый и Редгар Тысячи Битв. Аодхаган, кстати, вел даэрдинские войска еще во времена третьего архонта, а Таурторигос…
– Борво? – с улыбкой позвала Данан.
Борво вдруг оторвался от своего кулака и оглянулся на остальных.
– А, да, простите. Словом, несмотря на то, что командор Аодхаган был в авангарде третьей пагубы, история пишет, что он «помог одолеть зло», а не что он одолел зло так или эдак. И, если я правильно понимаю, так со всеми героями Аэриды?
Он обвел лица товарищей вопросительным взглядом, но остальные пожали плечами или развели руками: за всех героев Аэриды здесь точно никто сказать не мог.
Дей упал на землю, с шумом втянул воздух и размашисто почесал затылок, взлохматив светлые волосы.
– Похоже, надо было меньше спать на занятиях по истории.
– Не то слово, – шепнула Данан. – Ладно, давайте навскидку прикинем. Что мы знаем из артефактов по-настоящему великого могущества? Я вспоминаю сразу Медаль крови.
– О, я помню, Редгар тоже что-то о ней говорил, – промямлил Борво.
– Медаль – миф, – наотмашь отсек Диармайд.
– Любой гном бы тебе за эти слова дал в рожу, – сказал Стенн.
– Ну ты же сдержался, – Дей не остался в долгу.
– Медаль существует, – жестко резюмировал Хольфстенн.
– Только в байках пьяных гномов в тавернах, – упорствовал Диармайд.
– Что еще? – вопросом призвала к порядку Данан. Дей и Стенн недобро переглянулись, но сочли за лучшее замолчать. Поскольку предложений не следовало, Данан выдала еще одно: – Фиал бурь.
Стенн кивнул:
– А, тоже наслышан, ага. Но он вроде тоже уже как несколько столетий потерян? – Стенн глянул на Жала, видимо, от того, что артефакт был эльфийский. Но тут Жал подсказать не мог.
– Плеть безмолвия, – вставил Дей, чтобы не отставать. – Она надежно охраняется в Талнахе.
– В Талнахе? – со скепсисом Данан подняла бровь. С известных пор это место не представлялось ей надежным. – И кто его там охраняет, маги, которых боится Гартамас?
– Справедливо, – признал Дей, прочувствовав суть укола.
– Есть разные клинки, – прикинула Эдорта. По крайней мере, с полдюжины именных мечей мог припомнить каждый пехотинец старше десятника.
– Есть, – согласился Жал, – но магов едва ли интересуют мечи.
– Почему это? – одинаково недовольно спросили Борво и Дей. Переглянулись между собой, словно удивленные, что кого-то еще, кроме него самого, могли возмутить слова эльфа.
– Каким бы могучим ни был меч, он в любом случае может поразить ограниченное количество врагов за раз. Заколдованный меч – это всегда попытка не-мага обойти врагов за счет магии. Сами чародеи подобными полумерами не размениваются. – На памяти остальных Жал впервые удостоил их столь развернутого объяснения. Дей помнил и другие выговоры от эльфа, но, естественно, никому о них не распространялся.
– По опыту знаешь о заколдованных клинках? – прищурилась Эдорта. Разумеется, Ллейд, направляя, рассказал ей о Жале все, что ему, в свою очередь, сообщил Гессим. – Неудивительно, с твоим ремеслом, но…
– Меч мечу рознь, – перебивая, уперто поддержал её Дей. Склочная тяга лейтенанта делать все назло и наперекор эльфу за минувшее утро изрядно доконала и Стенна, и Данан.
– Жал прав, – жестко настоял гном.
– Он же эльф, – шикнул Дей. – Разве ты не должен с ним спорить?
– Я должен отрезать тебе яйца, чтобы ты, наконец, угомонился, – потеряв всякое терпения рявкнул Хольфстенн. – Слушайте сюда, мы ведь все в последние дни копошились в хрониках. Кто-нибудь натыкался на записи об участии темных эльфов в пятой пагубе?
Путники переглянулись: похоже, никто.
– А причем здесь это? – спросил Борво. – Мы же обсуждали вторую только что… Или я заснул?
– Мы, вроде как, обсуждаем артефакты, и то, что темные спасались от Пятой Пагубы натуральным бегством, значит, что посох они себе так и не смогли вернуть, – заключил гном. Глаза все остальных без исключений были настолько полны абсурдного вопроса: «Какого черта тут происходит и о чем ты лопочешь?!», что Стенн принялся рассказывать. – Все в курсе, что у темных эльфов беспрерывная междоусобица?
Дей кивнул первым – в свое время по указу Реда он повел отряд в разведку по этому делу, и в лесах Крайнель его и потерял, с трудом вернувшись в одиночку. Вечный, сколько времени прошло…
– Междоусобица. Со времен четвертого архонта, – сказал лейтенант вслух с убежденностью бывалого лазутчика и бойца.
– После четвертого архонта, – исправил Стенн. – Четвертая пагуба разразилась у темных эльфов в Тэхт’Морниэ, это я вам и без всяких книжек могу сказать. И они отбились от неё не хуже остальных. Но падение темных наступило после Пагубы. Любой гном это знает, будь то руамардец или таз’гаротец, потому что день победы над темными эльфами мы празднуем до сих пор. Ежегодно и все.
– Какое это имеет отношение к делу? – поторопил его Борво. Длинные рассказы он не любил со времен откровений Данан про девять домов магии.
– У владыки Тэхт’Морниэ был посох, символ власти, установленный у темных с не пойми каких времен – Длань Безликого. Так вот, после гибели архонта король не прожил и месяца. Он погиб, и посоха при нем не нашли. Тогда Руамард и Таз’Гарот воспользовались шансом, которого ждали веками, сжали темных с двух сторон и отняли у них половину подземелий. Ну, если вы не в курсе, гномы воевали с темными за подземелья с тех пор, как обрели свободу от Ас-Хаггарда.
– Из-за этого половина эльфийских кланов выползла наверх! – прозрел Диармайд. – Им некуда было бежать, потому что гномы сдавили их, а другие эльфы не приняли. Только почему?
Стенн повел плечом:
– Насчет распрей у темных можно только предполагать. Очевидно, что спонтанная смерть короля не несла ничего хорошего. Насколько я слышал, в смерти правителя объявили его наследника – уж слишком неожиданной она вышла. Не все, разумеется, поддержали эту версию. Но свое дело она сделала – конфликт была запущен, кланы сцепились, размениваясь новыми союзами каждый день.
– И даже если посох и уцелел, никто не кинулся его искать, верно? – не спрашивая, проговорила Данан. – Все дружно бились за власть, наплевав на её жалкий символ. – Она нахмурилась, обдумывая услышанное, почесала губу. – То есть, исконно подземелья были только гномьей вотчиной, так?
– Да, это вроде не секрет, – скорчил простецкую роду Стенн.
– Тогда главный вопрос: почему гномам не удавалось выдавить темных раньше? Что там за посох такой?
Жал безмолвно усмехнулся, на мгновение задержав взгляд на Данан. Затем посмотрел на Хольфстенна и встретился с ним взглядом: гном глядел на товарища с большим пониманием.
– Длань Безликого, – говорил Стенн, – описана как сила абсолютного подчинения. Если я правильно помню, он не может за раз поработить десять тысяч гномов… ну или других бойцов, – тут же поправился рассказчик, – но все, до чего может дотянуться любое другое заклятие, сотворенное с его помощью, оказывается под влиянием посоха. И если Длань при тебе, делай потом с попавшими под чары посоха, что хочешь. – Стенн на мгновение замолчал, почесал шею сзади. Потом закончил – без особой печали, но таким тоном, словно говорил о событиях, которые застал сам. – Таз’гаротцы и руамардцы не понаслышке знают, что значит убивать своих братьев. И сестер.
– Как, интересно, он тогда был разрушен? – озадачился Диармайд. – Посох, я имею в виду. Неужели он толком не охранялся?! Иначе как бы его вообще вынесли за пределы Тэхт’Морниэ?
– Легко, – ответил Жал. – Не нужно много ума, чтобы спереть одну палку. Особенно кому-то вроде меня. А потом всем рассказывать, что он был уничтожен.
– Вроде тебя? – Глаза Диармайда зажглись недобрым пламенем, как у судьи, который нашел за что виновного отправить на плаху. – Кого-то вроде тебя не так много, Жал. Я вот ни одного не знаю.
Эльф сразу смекнул, куда пойдет разговор.
– Это был не я.
– Разве не ты говорил, что не помнишь свою жизнь до Эйтианских Гадюк, а?! – Дей глянул на Данан со всей доступной ему свирепостью: «Ну, глянь! Ты довольна?! Кого пригрела! А я говорил, говорил!..».
– То, что ты не знаешь других вроде меня, не гарантирует, что их нет.
Дей затих – и все затихли.
– А это что значит? – тяжело спросил Борво. – Есть и … другие? Нам надо опасаться…
Жал не покраснел и не кричал, как могли бы те же Дей или Борво, но вскинулся.
– О, Таренгар Неумолимый! – рыкнул он, взывая к эльфийскому богу. – Я думал ты тут самая мнительная! – Взглядом указал на Данан и тут же твердо зашагал прочь, не разбирая дороги. По шагам, сжатым кулакам и опущенной голове, словно зажатой меж сведенных напряжением плеч, Данан поняла, что впервые видит убийцу настолько злым.
– Давайте пока примем, что этот посох – Длань Безликого – может заинтересовать архонта. Просто, чтобы иметь власть не только над исчадиями, но и над обычными, живыми людьми.
– Включая смотрителей, но не ограничиваясь ими, – поддержал Стенн.
– Если исходить из этого, можно допустить, что и предыдущие архонты тоже могли быть заинтересованными в поиске артефактов, которые помогли бы им захватить власть. Этот посох вполне подошел бы на роль такого.
– Определенно, – с убежденностью отозвался Хольфстенн и почесал отросший рыжий ус. – Как и Медаль крови, – добавил тише, будто бы под нос, но точно с намерением, чтобы другие услышали.
– Вот заладил! – брякнул Дей.
– Диармайд, хватит. – Его неожиданно осадила Эдорта. Даже ей было очевидно, почему еще вчера вменяемый лейтенант смотрителей сегодня стал настолько невыносимым склочником.
– Чего? – мысль, что какая-то пришлая, чужая, насаженная им в компанию, будет учить его жить, затмила Дею глаза – кровавой волной. Благо, Стенн, заметив, как помутнел взгляд Диармайда, отвел удар на себя.
– Мы с Борво тебе с осени твердили, чтобы ты взял яйца в кулак! Не смог – твоя проблема! Иди и разберись с Жалом один на один или попросту закрой рот. Достал!
Данан схватилась за пальцами одной руки за оба виска, массируя.
– Пожалуйста, – попросила она утомленно. – Давайте к делу и пойдем дальше. Длань Безликого, Медаль крови…
– Подождите! – попросила Эдорта размеренно. – Можно прояснить, что там за медаль, из-за которой тут сыр-бор?
– У всех народов, кроме гномов, знаешь ли, дорогуша, короткая память! И Медаль крови – не миф.
Этот выплеск Хольфстенна не походил на ответ, Данан пришлось объяснить самой:
– Мастерство магов-артефакторов – это гномское наследие. Именно они, обрабатывая амнирит, заколдовывали те или иные предметы, которые потом называли артефактами, и именно они основали в древности то, что сегодня мы знаем, как Дом Свитков. Собственно, потому что заколдовывали они в числе свитки и скрижали, чтобы уберечь память древних лет от разрушения временем. Или варварами.
Эдорта с пониманием качнула головой: ну, недаром же гномов называют хранителями истории.
– Медаль Крови – венец гномского творения, она нерушима сама, и своего обладателя делает абсолютно неуязвимым к любой атаке. Даже если он смертельно пострадает, он выживет.
– Что само собой означает, что её просто не может существовать, – упирался Дей. – Иначе бы весь мир охотился за этим артефактом по сей день или бы его охранял какой-нибудь государь, расширяющий с её помощью границы своей страны с каждым годом.
– Дей, не выводи меня, – сквозь зубы посоветовал Стенн. – Медаль существует, железное слово! Только у неё есть оборотная сторона – сейчас, вспомню дословно, эм… – «Сохраняя, присваивает».
– То есть? – уточнила Данан.
Тут Хольфстенн развел руками:
– Если бы я знал.
– Тогда давайте сосредоточимся в поисках и на этом тоже, – предложила Эдорта. – Неуязвимость – серьезное заявление. Как и способность подчинять сотни или хотя бы десятки живых существ одним лишь заклятием – в случае посоха. Опытный маг, не мне вам рассказывать, может сплести сотню узоров за день, даже если потом и будет валяться без сил. Надо найти что-нибудь об артефактах подобного могущества у других народов.
– И биографию архонтов тоже, – сказал Стенн. – Теократы на всех смотрели свысока, особенно на мой народ, если помните. Убежденность архонтов в собственном превосходстве может помочь нам в случае, если каждый из них интересовался прежде всего наследием соплеменников. Эльфы – эльфами, люди – людьми, темные – темными, а особо темные – еще более темными.
Ох уж эти неуместные метафоры, ворчливо, но беззлобно подумала Данан.
– Значит, ускоримся. – Она понялась на ноги. Руамард будто сам собой ложился им в руку. И чародейке вдруг стало интересно: мог ли Первый Смотритель Гартамас, отправляя их из Талнаха с договорами, знать больше, чем они сейчас? В том числе об артефактах. Мог ли просчитывать, что им будет жизненно необходимо попасть в гномское государство с его сохраненной в скрижалях историей? Сейчас этого не узнать, но обдумать еще будет время. – Договоры при мне, – сказала женщина. – Сворачивайте бивак, я позову Жала.
– Не вздумай! – Дей тоже встал и шагнул к чародейке, поймав за плечо. – Пусть катится на все четыре стороны!
– Диармайд, – протянула женщина тихо и утомленно. – Пожалуйста, хватит.
– Он опасен, Данан, как ты не поймешь?!
Чародейка тронула его ладонь на своем плече свободной рукой:
– Я очень тебя прошу, хватит, – почти умоляя, попросила Таламрин. – У нас непростой путь впереди, и нам совсем не нужны склоки внутри отряда. Неужели ты не видишь?
Все он видел! Все видел! Видел, что с тех пор, как не стало Редгара, вся судьбина даэрдинских Смотрителей Пустоты полетела к демонам под отхожее место! Видел, и хотел с равной силой из-за этого рыдать, бить все вокруг – особенно, одного измордованного амниритом эльфа – орать на Данан и попросту сдохнуть.
– Ты любила его хоть капельку? – спросил Дей совсем шепотом. – Хоть немножечко? – произнес умоляюще, со слезами в голосе. – Скажи, Данан! Скажи, как тебе удалось пережить его смерть так быстро?! Так легко, что уже сейчас ты спишь с тварью, которая едва нас всех не угробила?!
Лицо чародейки разгладилось. Прежде она бы точно съездила другу по лицу, но сейчас только отступила от лейтенанта, прямо посмотрела Дею в глаза и, чуть вздёрнув голову, ответила:
– Я знала Редгара полгода. Он не значил для меня так много, как для тебя.
Диармайд побелел.
– Ах, значит, не значил?! Тогда какого черта?! Он ведь… он был мне как отец, и друг, и брат… А ты!
– Прости, – вздрогнув изнутри так, что никто не заметил, Данан перебила: слушать терзания Диармайда сейчас не было ни сил, ни времени. – Я рассталась со своей семьей в десять лет и мне никто не заменял ни мать, ни отца, ни братьев. Мне не понять твоих чувств.
– Твой Кле…
– Клейв всю жизнь был рядом и держал наготове занесенный меч. Я не знаю, о чем ты говоришь, – договорила женщина быстрее, чем планировала, отвернулась и пошла в том направлении, где за порослью недавно исчез Жал. Она ничего не добавила и, слушая неразборчивые проклятья Диармайда в свой адрес, закусывала губу, чтобы только что-нибудь не ответить. Диармайд должен, в конце концов, научиться сам переживать свои страхи, падения, неудачи и потери!
Особенно – потери. Ведь он – Данан чувствовала, что была готова ради этого лечь костьми – рано или поздно станет королем Даэрдина. Должен им стать, хотя бы ради памяти Редгара Тысячи Битв.
Когда в тот день поставили шатры на ночлег, беседа упорно не клеилась, хотя Борво – неожиданно, именно он, – взялся руководить процессом поиска информации в сведениях, переданных Клейвом. Во многом, наверное, потому, что за дело еще с самого первого дня всерьез взялась Эдорта, и, в отличие от Диармайда, Борво знал, чего хочет. Он мог ничего не знать о магии и бояться её, он мог быть новичком в деле затяжных странствий, но в простых вещах жизни – поймать дичь и сделать еду, наточить клинки и защитить дом, выбрать женщину и добиться её, предложив по-честному все, что есть вместе с правдивыми обещаниями – это он мог. И, играя сейчас на поле, которое неплохо знал, Борво будто бы снова вошел в форму. Приглядываясь к нему, Хольфстенн убеждался в давнишних соображениях насчет этого выходца из большой семьи: он не слишком-то предприимчив, и не очень хорошо ориентируется в неясных ситуациях, но в нем достаточно упорства. А после того случая в сторожке с упырями, когда Борво впервые разрубил вурдалака, в нем появилась и стойкость.
