Текст книги "Охотница на Лис (СИ)"

Автор книги: Анастасия Малышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

глава двадцать седьмая

Глава двадцать седьмая

Аля чувствовала напряжение каждой клеточкой своего тела. И чем выше поднимал их с Мариной лифт – тем сильнее становилось это чувство. Глупо было отрицать очевидное – она страшилась встречи с Елисеем. Боялась, что заглянув в его глаза, увидит в них лишь холодное равнодушие и поймёт, что он не звонил отнюдь не из-за того, что у него было много дел. А просто потому что не хотел. Аржанова боялась, что своими действиями оттолкнула его от себя. Но в тоже время понимала, что поступила правильно. И если бы она смогла отмотать время назад – то сделала бы всё тоже самое.

Так, раздираемая противоречиями, девушка, понукаемая подругой, подошла к двери квартиры. Брюнетка бы еще какое-то время наверняка стояла перед ней, мявшись в нерешительности, но, к счастью, рядом с ней была её рыжая подруга. Которая, фыркнув, отпихнула Алю в сторону и утопила кнопку звонка. Громкая трель разнеслась по всей лестничной клетке, и буквально через секунду дверь распахнулась.

Аля напряглась было, ожидая увидеть хозяина квартиры, но на пороге стоял его лучший друг. Игнат улыбнулся, увидев девушек, и только спросил:

– Чего так долго? Заблудились?

Марина хмыкнула:

– Вроде того. Кто-то слишком долго собирался с духом, – кивнула рыжая в сторону подруги.

Та шикнула, не желая признавать, каких сил ей стоило не просто стоять в этом подъезде, но еще и сохранять при этом максимально независимый вид. Однако, судя по прищуренному взгляду Васильева, выходило у неё, мягко говоря, не очень.

– Я почему-то именно так и думал. Ладно, заходите скорей. А то всё самое интересное пропустите.

– Ты о чём? – рискнула всё-таки подать голос Аля уже в прихожей, скидывая куртку.

Но брюнет лишь загадочно улыбнулся:

– Увидите. Обещаю – вам это понравится.

Немало заинтригованные туманом в голосе мужчины, подруги, переглянувшись, всё же решили проследовать за Игнатом. В гостиной, которую было видно с самого входа, было пусто, что не могло не напрягать.

– А где…? – спросила Аля, озираясь и не решаясь произнести имя хозяина квартиры.

Игнат кивнул в сторону лестницы:

– Наверху. Сторожит наши доказательства. А то молодёжь нынче такая впечатлительная пошла. Чуть что – сразу либо в драку лезут, либо в окно сигают.

– Что, прости? – приподняла бровь Марина.

– Да шучу я! – хохотнул Васильев и добавил уже чуть более обиженным тоном, – И вообще, фея. Мы вместе уже целых три минуты – и ты до сих пор меня не поцеловала!

Но рыжая только фыркнула:

– Перебьёшься! Веди наверх нас. Мне уже не терпится посмотреть на то – или тех, что вы нам приготовили.

Усмехнувшись, мужчина послушно кивнул и повел девушек наверх. Марина в квартире Елисея была впервые, так что она позволила себе удивлённо присвистнуть, осматривая холостяцкую берлогу. После чего, повернувшись к подруге, мимоходом поинтересовалась:

– Аль, напомни, где у вас первый раз то был? Вот прям тут? На этом ковре? Или это был диван?

Глаза Аржановой распахнулись, а к щекам моментально прилила краска.

– Ты с ума сошла спрашивать такое? – прошипела она, кивая на Игната.

Но Мариночка только пожала плечами:

– А что такого? Я просто пытаюсь разрядить атмосферу. И потом – мы же взрослые люди.

– Не могу с тобой не согласиться, милая, – встрял Игнат, – Но всё же – пожалей мою фантазию. Я на этот диван свою пятую точку регулярно сажаю.

Андреева в очередной раз фыркнула:

– Какие все нежные и тонко чувствующие натуры! Вы когда спать ложитесь – переодеваетесь в кромешной темноте, чтобы, не дай бог, ничего лишнего не увидеть?

– Я тебе потом расскажу, – пообещал брюнет, – А лучше покажу. Для наглядности.

Так, полушутливо переговариваясь, троица поднялась на второй этаж. Аля замыкала шествие, поэтому хозяина квартиры увидела, только когда друзья расступились перед ней, словно боясь загораживать девушку от чужого взгляда.

Хотя, какой же он чужой? Самый родной, любимый и желанный. Завидев Елисея, который, скрестив мощные руки на груди, подпирал стенку возле одной из дверей, Аржанова от неожиданности споткнулась, но сумела устоять на ногах. Ей помог его взгляд – он словно удерживал её на месте, помогая, давай опору. Он обжигал, как пламя, несмотря на то, что цвет радужки был скорее холодным, нежели наоборот. И, тем не менее – заглянув в его глаза, Аля почувствовала, как по её телу прошла волна жара. Обожгла позвоночник, лизнула низ живота и сосредоточилась в груди – там, где бешено колотилось её сердце. Оно тянулось, буквально рвалось из груди, мечтая согреться в его ладонях.

Аля забыла обо всём – о том, что они приехали за какими-то ответами, о том, что злилась и обижалась на Воронцова. Потому что его глаза смыли все обиды, недопонимания, недомолвки. Они были для неё, как самый настоящий рай – в них она видела и свою тихую гавань, и бушующий шторм, который уже давно перестал пугать ей.

Аржанова любила его. Она поняла это максимально отчётливо именно в тот момент, когда после долгой разлуки смогла увидеть его лицо – эти насупленные брови и складку между ними, упрямо вздёрнутый подбородок и сжатые в тонкую линию губы. Всё это было таким родным и привычным, что девушка почувствовала, как её руки мелко задрожали от желания прикоснуться. Она чувствовала физическую боль – её ладони покалывало и каждую мышцу в пальцах сводило от необходимости тронуть его кожу. Провести самыми кончиками по напряжённым плечам, ощущая, как они начинают расслабляться под её руками, спуститься ниже, завести руки за спину и коснуться лопаток, чувствуя, как вспыхивает его кожа. От всего это вороха чувств стало трудно дышать, и Аржанова с шумом сглотнула, пытаясь захватить немного кислорода для горящих лёгких.

Лис же, не сводя с неё взгляда, разомкнул губы и негромко произнёс:

– Привет.

Всего одно слово, но в нём было столько всего – чувства, желания, обещания, что Аля отчетливо осознала одну простую вещь. Этот мужчина, что стоял от неё в полутора метрах и со стороны мог напоминать каменное изваяние, на самом деле чувствовал всё тоже самое. Он видел её насквозь – девушка была обнажена перед ним, не телом, но душой. И понимала, что не просто не стесняется этого – она жаждет открыться ему еще больше, позволить проникнуть ещё глубже.

И всё это с ней сотворил всего один взгляд и одно короткое слово. Но для неё это было всем. Словно он открыл дверь в какой-то совершенно другой мир. В котором не было никого, кроме них.

Жаль только, что мужчина забыл прикрыть эту самую дверку. Поскольку в их мирок самым наглым образом решили ворваться их собственные друзья. Деликатно кашлянув, Игнат поинтересовался максимально непринуждённым голосом:

– Я, конечно, всё понимаю, но, может, вы перестанете иметь друг друга глазами – и мы уже, наконец, займёмся делами? Лис, ты почему наших гавриков оставил?

Елисей ответил, не отводя взгляда от застывшей и покрасневшей Али:

– Решил вас встретить. Никуда они не денутся – одиннадцатый этаж всё же. Но ты прав – пора уже покончить с этим.

С этими словами мужчина открыл дверь, ведущую в гостевую спальню.

– Дамы вперёд, – негромко обронил он, по-прежнему направляя все свои слова и действия в сторону одной лишь Али.

Мужчина чувствовал, как выдержка с каждой секундой всё сильнее рвётся изменить ему. Он скучал по своей девушке и, увидев её после стольких дней разлуки, он буквально наступал себе на горло, стремясь оставаться максимально собранным. Но даже этого было недостаточно, ведь глазам никто не запрещал жадно ощупывать взглядом её тонкую фигурку.

Воронцов отметил, что брюнетка была чуть более бледной, чем обычно, а под её глазами залегли небольшие тени. Тут же захотелось откусить себе руку – в наказание, ведь Лис прекрасно понимал, что имел непосредственное отношение к этому. Пусть не полностью, но частично бледная кожа и синяки были его виной. И мужчина ненавидел себя за это.

Однако, об этом он мог подумать позже. Так что, усилием воли направив свои мысли в нужное русло, он зашёл вслед за девушками в спальню. Которые, перешагнув порог, застыли на месте, с одинаковым выражением шока на лицах.

– Серьёзно?! – в один голос воскликнули подруги, глядя на двоих парней, сидящих на кровати с недовольными минами.

– О, да, – с нескрываемым удовольствием протянул Игнат, делая пару шагов навстречу сидящим, – Должен признаться – моя вина, что я не догадался сразу. Ведь такие слизняки, как этот, используют лишь грязные методы и действуют исподтишка. Верно, клоп? – с этими словами брюнет не сильно, но всё же весьма ощутимо пнул по ноге одного из парней.

– Отвали, придурок! – огрызнулся Смирнов, не делая, впрочем, ни единой попытки дать отпор.

Марина, сузив глаза, изучала сокурсника с таким выражением, словно ей под нос сунули огромного шипящего таракана. Из тех, что в некоторых странах считаются деликатесом, но у тонко чувствующих и ранимых барышень вызывают панические визги. Андреева не относилась ни к одной из этих категорий, поэтому она выбрала лишь холодной презрение.

– Какой же ты всё-таки урод, – практически выплюнула она, – Просто моральное ничтожество. Но я хотя бы могу тебя понять – задетое самолюбие, раздутое до невероятных размеров и всё такое. Но с тобой-то что не так? – перевела рыжая взгляд на второго парня.

– За что ты так со мной? – негромко спросила молчавшая всё это время Аля, глядя на, как она думала, хорошо знакомого ей парня с нескрываемым разочарованием.

Вадим Гречишкин, который казался ей эдаким пай-мальчиком, примерным сыном и успешным студентом, бросил в её сторону тоскливый взгляд сквозь стёкла очков и отвернулся, словно ему было стыдно встречаться с ней глазами. Хотя, может, так оно и было. Всё же люди, по большей части не состояли из одних только плюсов и минусов. И такое понятие, как совесть, было присуще большинству.

– А здесь вообще весьма занятная история, – вновь подал голос Игнат, который был в тот день Мистером Красноречие, – Наш папенькин сынок, – снова пнул он Максима, – Остался недоволен тем, что его отвергли. Он, видите ли, решил, что ты, душа моя, – послал брюнет улыбку Марине, – Оскорбила его и унизила прилюдно. Поэтому, он решил отомстить. Причём, всем нам. Поэтому нашёл еще одного отвергнутого прекрасной дамой парня – и нассал ему в уши.

– Ваш милый сокурсник, – подал голос Елисей, заставляя Алю вздрогнуть, – На самом деле не так прост, как кажется. Он живёт в весьма неблагоприятном районе, и друзья у него – те ещё отморозки.

– Так это ты натравил тех ублюдков на моего парня? – поинтересовалась Марина, чувствуя, как внутри всё начинает закипать.

Гречишкин бросил в сторону рыжей полный презрения взгляд и отвернулся. Вины он не ощущал – в конце концов, эта девушка всё время умудрялась выводить его из себя. И он свято верил, что такая девушка, как Аля – чистая и невинная – не должна общаться с подобными людьми. Он сходил с ума от ревности каждый раз, когда видел Аржанову с Елисеем. А те, словно сговорившись побесить его, совсем перестали сдерживаться. Этот бугай каждый день приезжал за девушкой, привозил её в университет, караулил её на крыльце. И целовал. Постоянно, при любом удобном случае его губы находили её. И это заставляло Вадима чуть ли не визжать от осознания собственной никчёмности и бессилия.

Поэтому, когда к нему пришёл сокурсник и предложил сбить спесь с двух, по его словам, зажравшихся мужиков, Гречишкин, не долго думая, согласился. Но у него были условия.

– Вадим отказался выступать против тебя, Аля, – вновь заговорил Елисей, – Поэтому, он взял на себя Марину и Игната. Те типы – его знакомые. Им немного приплатили – а дальше всё было элементарно. Максим же взялся за тебя. Те статьи – его рук дело.

Аржанова перевела взгляд на Смирнова, который словно сдулся и, покачав головой, спросила:

– А клуб? С ним что?

– Тут подсуетился уже отец вашего сокурсника, – снова заговорил Игнат, – Ничего криминального в этом не было – просто чиновник забеспокоился тем, что происходит в городе. Всё было направлено на одну цель – заставить нас сомневаться друг в друге, нервничать, ругаться. По задумке этих гениев, рано или поздно мы должны были не выдержать, перессориться и расстаться. А там уже, кто знает, может, эти принцы подвалили бы к вам, предлагая своё плечо.

Аля молчала, пытаясь переварить услышанное. Такое она раньше видела лишь в дешёвых сериалах – с плохими спецэффектами, неважной актерской игрой и весьма предсказуемым финалом, когда убийцей оказывался садовник.

Но это была не кинолента – это была её жизнь. Её, и дорогих ей людей. А какие-то два «гения» решили поиграть в сценаристов, и возжелали переписать все диалоги и сцены на свой манер. И от осознания этого вся злость, которую она копила в себе, начала проситься наружу.

Но вслух она произнесла только:

– Зачем?

И Гречишкин, который сразу понял, что вопрос предназначен ему, ответил:

– Потому что я влюблен в тебя. И ты заслуживаешь большего, чем это недоразумение.

Лис дёрнулся было в его сторону – он вообще долго сдерживал в себе желание пересчитать все кости этого ботаника – но Аля остановила его одним движением руки. Вместо этого она покачала головой и произнесла:

– Это не любовь. Это болезнь. Которая разрушает не только тебя, но и окружающих. Когда любишь – радуешься, если объект твоих чувств счастлив. Ты же, пусть и чужими руками, сделал всё, чтобы я чувствовала себя униженной. Знаешь, – добавила брюнетка, скривив губы в подобии усмешки, – Больше всего мне сейчас хочется позволить Елисею сделать с тобой всё, что он желает. И я чувствую, что при таком раскладе живым ты из этой квартиры не выйдешь, и даже это меня не останавливает. Меня тормозит другое – я не хочу, чтобы мой любимый пострадал от этих поступков и решений. И вот это – настоящее. Чувствуешь разницу? Забота, а не разрушение.

Лис замер, услышав эти слова, после чего медленно перевёл взгляд на Алю. И в ту секунду у него больше не осталось сомнений относительно того, как закончится ИХ история. И закончится ли вообще.

– Что с ними будет? – спросила Марина, которая не скрывала ни своего отвращения, ни откровенного желания воткнуть обоим пилочки для ногтей в глаза, благо, маникюрный набор у неё был внушительный.

Вздохнув, Игнат признался:

– К сожалению, мы договорились не трогать этих двоих. Как бы не чесались мои кулаки – они уйдут на своих двоих. Прямо сейчас, – с нажимом добавил Васильев.

Максиму, кажется, не нужно было повторять дважды. Миг – и его словно ветром выдуло из комнаты. Остался лишь слегка горьковатый аромат его духов и запах страха, которым пропиталась, кажется, даже мебель.

Вадим же, поднявшись на ноги, сделал один неловкий шаг в сторону Али.

– Послушай, я… – начал было он, но брюнетка покачала головой:

– Уходи. Живо.

Гречишкин вздохнул, но всё же подчинился. И его взгляд, в котором читалось сожаление, как и вид побитой собаки, никого не смог ни разжалобить, ни хоть как-то задеть. Слишком поздно было для подобного.

Выпроводив неприятных гостей, четвёрка расположилась в гостиной. Алю при этом слегка потряхивало от пережитого стресса, а вот Марина была настроена более чем воинственно.

– Я не понимаю! – воскликнула девушка, – Почему мы их отпустили? После всего, что произошло!

– Потому что таков уговор, – сказал Игнат, сжимая её ладошку в своей руке, – Мы договорились с отцом Смирнова. Принесли ему все доказательства, что удалось собрать и объяснили, что будет с ним и его карьерой, если он не приструнит сына. Мужик ведь метит на место мэра, так что он сразу смекнул, что такой пиар ему не нужен. Да, его сын никак не был связан с отморозками, избившими меня, но доказать связь Макса и Вадима было не сложно. И потом – не было никаких гарантий, что ботаник не начнёт топить Смирнова, если его самого прижмут. Поэтому, мы пришли к соглашению.

– И что оно в себя включает? – поинтересовалась Андреева.

– Они оба переводятся в другой университет, – сообщил Елисей, – Больше вы их не увидите. Плюс – Смирнов-старший поговорит с деканом и Алю восстановят. Ну, и парочка опровержений в СМИ – вместо вишенки на торте.

Аржанова подняла взгляд на мужчину, сидящего напротив, и негромко произнесла:

– Спасибо.

В ответ Лис выдавил из себя кривую усмешку:

– Всегда к твоим услугам.

– А как вы всё это выяснили? – задала Марина следующий вопрос.

Её мужчина, выпрямившись и расправив плечи, голосом, преисполненным пафоса, произнёс:

– Нам пришлось изрядно протрудиться. Скажу честно – это было непросто, но мы приложили максимум усилий…

– Мы наняли частного детектива, – перебил друга Елисей.

– Предатель! – воскликнул Васильев, – Не мог хотя бы секунду ещё потерпеть? Они же нам почти поверили!

– Ну прости, – пожал плечами его друг, поворачиваясь к молчавшей Але, – Не привык зарабатывать очки враньём.

И все замолчали, чувствуя, как неумолимо начала меняться атмосфера в комнате. Аля и Воронцов не сводили друг с друга глаз, и в этом было что-то такое, что заставило Марину с Игнатом неуютно поежиться. Словно они наблюдали за двумя людьми в их спальне, спрятавшись за ширмой. Сексуальное напряжение между этими двумя было таким плотным, что его можно было коснуться.

Поэтому, Васильев, взяв свою девушку за руку, потянул её в сторону выхода. При этом мужчина нарочито бодрым тоном воскликнул: – Ладно, у нас тут куча дел вообще-то нарисовалась! А вам точно нужно еще многое обсудить. Душа моя, испаряемся.

Марина успела только подмигнуть подруге и послать ей ободряющую улыбку, прежде чем её чуть ли не вытолкали из квартиры. Дверь хлопнула, и Аля с Елисеем остались одни.

Девушка молчала, не зная, с чего начать разговор и вместе с тем осознавая, что сказать хочется очень много. Но ей было страшно, и тот факт, что Лис тоже молчал, не прибавлял смелости.

В момент, когда она уже совсем отчаялась, Воронцов негромко произнёс:

– Прости.

Аржанова вскинулась, не скрывая изумления:

– За что?

Лис пожал плечами:

– За то, что оставил тебя. Я понимаю, со стороны это выглядит так, будто я сдался и перестал бороться за нас. Но это не так. Не проходило ни дня, чтобы я не думал о тебе. Просто всё это…

– Я понимаю, – перебила его брюнетка, – Я и сама виновата во всём этом. Ты прав – мне надо вырасти.

Елисей покачал головой. Поднявшись с дивана, он подошёл к сидящей напротив девушки и, присев перед ней на корточки, взял в руки её прохладные, слегка подрагивающие ладони.

– С тобой всё чудесно, Аля, – медленно и чётко разделяя каждое слово, произнёс Воронцов, – Ты – идеальная. И я не должен был вести себя так, как я вёл, и говорить то, что говорил. Я просто идиот.

Девушка мягко улыбнулась, чувствуя, как по её венам, вместе с кровью, разливается облегчение. Высвободив руки из мягкой хватки мужчины, та спустилась к нему на пол и, обвив руками его шею, шепнула:

– Нет. Ты – самый лучший.

Она хотела было еще что-то сказать (на самом деле – очень много), но неожиданно яркий свет ослепил её. Прищурившись, она поняла, что это солнечный диск, который начал медленно опускаться, спеша уступить небосвод своей подруге луне. Лис же, проследив её взгляд и помня о том, как сильно его девушка любила закат, предложил:

– Посмотрим?

Аля кивнула, и они вышли на балкон. Лёгкий прохладный ветерок бросал им в лица аромат моря и соли, который девушка вдыхала полной грудью. Наблюдая за тем, как солнце медленно и будто лениво скользит по небу, спиной она ощущала мощную и крепкую мужскую грудь, что прижималась к ней, а также чувствовала сильные руки, держащие её. И ей казалось, что больше не о чем просить. Её душа пела.

Когда, вспыхнув напоследок особенно ярко, солнечный диск всё же спрятался, Аржанова почувствовала, как мужчина позади зашевелился, касаясь губами её головы.

– Пахнешь вкусно, – прошептал довольно Лис Але в макушку.

Он потёрся о неё – носом, щекой, губами – словно пытаясь зарыться в неё с головой, погрузиться, спрятаться, после чего повторил:

– Вкусно.

Мужчина скользнул ниже, коснувшись губами её волос, после, убрав несколько густых прядей, поцеловал тату на её шее, по старой привычке чуть прихватив её зубами. Аля беззвучно выдохнула, на мгновение задрожав в его объятиях. Лис прикусил мочку, почти чувствуя, как побежали мурашки по телу девушки, и усмехнулся. Руки обхватили хрупкое женское тело ещё крепче. – Я так люблю твой запах, – шепнул Воронцов на ухо зардевшейся Али. Мужские губы снова соскользнули на шею, старательно выцеловывая длинную, напрягшуюся мышцу, так удачно уходящую к ключице, после чего пошли вдоль по ней. Лис укусил и ключицу тоже – как пёс, распробовавший вкусную кость и теперь не собирающийся с ней расставаться. Он потёрся носом о ямку над ней – и глубоко вдохнул, наполняя себя ЕЁ запахом. Заполняя себя Алей. Аржанова давно безвольно обмякла в его объятиях, лишь запрокинув голову для лучшего доступа. Воронцов негромко рассмеялся, целуя тонкую, горячую кожу под горлом и чувствуя губами, как быстро колотился её пульс. – Я так люблю тебя, – едва слышно шепнул он, посылая еще один табун мурашек по коже девушки.

Аля, резко выдохнув, развернулась в руках мужчины. Встретившись с ним взглядом, она не прочла в его глазах ни грамма сомнений в том, что всё сказанное им – правда. Он излучал только уверенность, нежность – и любовь. То самое чувство, в котором он признался. Сделав самый важный шаг – и притом, да долю секунды опередив её саму.

– Люблю тебя, – выдохнула Аля одними губами и, не дав мужчине никак отреагировать, утянула его в поцелуй.

*****

Наконец-то я могла сделать всё то, чего мне так сильно хотелось. Я могла прикасаться к нему, могла ощущать под ладонями его горящую огнём кожу. Могла целовать его, пробуя на вкус каждый миллиметр его кожи, не имея ни сил, ни возможности, ни желания прекращать это. Я чувствовала себя человеком, который соскочил с крайне жёсткой диеты и, наконец, мог снова есть всё то, что ему так хотелось. И единственным блюдом, которое так жаждала я, был Елисей.

Он, к слову, целиком и полностью разделял мои желания, отвечая мне с не меньшим напором и страстью. В какой-то момент мы могли бы даже рискнуть сорваться с балкона и тем самым закончить всю эту историю, но всё же крошечная часть разума оказалась освобождена от власти чувств. И именно она позволила Лису завести меня в квартиру.

Собственно, на этом вся разумность и закончилась. Потому что дальше мы действовали, как два первобытных человека, охваченные инстинктами. Я целовала, то и дело срываясь на укусы, и нетерпеливо дергала рубашку Лиса, норовя вырвать пуговицы с мясом. И пусть – у него этих рубашек всё равно было, как грязи. Одной больше, одной меньше.

Елисей же, глухо зарычав, подхватил меня руками под ягодицы. В долю секунды разгадав его задумку, я обвила ногами его бедра, позволяя ему полностью захватить контроль над ситуацией и лишь мысленно умоляя его не останавливаться.

До спальни мы так и не добрались, и признаюсь – это была целиком и полностью моя вина. Просто в какой-то момент я, не сдержавшись, прикусила мочку его уха, и Лис, глухо рыкнув, сорвался. Помните, я говорила, что очень люблю лестницы? Так вот – у меня появился новый повод воспылать к ним пламенными чувствами. Хотя бы потому, что невозможно оставаться равнодушным после того, как в этом самом месте самый дорогой и любимый человек отдавал тебе всего себя целиком и полностью, доказывая всю силу своих чувств.

Да, было не шибко удобно, но в какой-то момент все посторонние звуки и ощущения испарились, оставив место только для нас двоих. Я воспринимала всё словно в триста раз острее – каждое прикосновения, поцелуй, движение. Всё это было наполнено такой гаммой чувств, что мне хотелось плакать. Но я лишь прижималась ближе к любимому, слыша, как с моих губ слетают какие-то бессмысленные глупости, смешанные со словами любви, и понимая, что он отвечает мне тем же. И я была счастлива.

Уже после, когда я всё еще силилась перевести дыхание и привести в норму сердцебиение, Лис, который каким-то невероятно чудесным образом растянулся на этой лестнице рядом со мной (как поместился – ума не приложу), с шумом потянувшись, выдохнул:

– Как же я по тебе скучал.

Я только мягко улыбнулась, чувствуя себя невероятно счастливой:

– Это взаимно. Мы с тобой много дров наломали. Оба, причём. Столько, что в какой-то момент я даже начала сомневаться, любовь ли это.

Услышав это, Лис резко сел. Подняв на меня абсолютно серьезный взгляд, он медленно произнес:

– Никогда не сомневайся в этом. Никогда.

Сглотнув, я кивнула, но всё же не смогла удержаться от комментария:

– Просто, мне всегда казалось, что любовь – она такая, как радуга и единороги. И всё кажется чудесным, все беды – ничтожны, и вообще влюблённым море по колено. Но то, что было с нами – оно не попадало ни под один из этих критериев. В последние дни.

Воронцов покачал головой. Придвинувшись ко мне и, кажется, совершенно не стесняясь своей наготы (я-то успела его рубашку накинуть), он коснулся моей шеи, после чего сказал:

– Я, быть может, не великий оратор и вообще не мастер говорить красиво. Но кое-что я тебе хочу сказать. То, что я узнал за годы жизни. Ну, и то, что умудрились втолковать мне брат и лучший друг. Любовь не должна быть радужной и разноцветной. Она может быть чёрно-белой, как в старых фильмах, зелёной, как первые весенние вздохи, голубой, как снег, оранжевой, как долгие зимние вечера у камина с любимым человеком, – сглотнув и словно не замечая, что делали со мной его слова, Елисей продолжил, – Она может быть цвета летней ночи, любимого чая или кофе, цвета опавшей листвы. Любовь может быть и черной, при этом не обязательно принося боль. Любовь – это целый спектр эмоций, который не всегда должен быть сплошным. И я люблю тебя. Так, как умею.

И вот тогда, сидя на лестнице в обнимку с любимым человеком, случая его голос и вникая в смысл слов, которые он пытался донести до меня, я поняла одну очень простую истину.

Любовь – это переживания, грусть, разочарование, ссоры, но обязательное примирение. Каждый раз два человека снова и снова выбирают друг друга. Это и есть любовь. И она была у нас.