Текст книги "Осколки небес (СИ)"

Автор книги: Анастасия Колдарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

Хлоп!

Крак!

Бах!

Осколки рассыпались яичной скорлупой и со свистом принялись морщиться, корежиться, истончаться. Над ними заклубились, медленно вытягиваясь ввысь, очертания человеческих тел. Мутные, грязные и кривые, они заныли и застенали.

– Нет! – заорал Мастема, отшвырнув от себя Хранителя – тот врезался в иконостас и мигом развернулся, но нападать повременил. – Держите их. Не дайте им улизнуть!

Обезумев, он бросился подбирать остатки разбитых вессаонов, и демоны последовали его примеру: загудели, забормотали свои богомерзкие заклинания, опутывая освобожденные души наспех сотканными сетями.

Видимо, догадавшись, что толку от удерживающих ритуалов теперь не будет, Мастема выпрямился, воздел руки и заорал – на сей раз призывая силы ада в помощь Аваддону. Голос громовым раскатом прокатился под крышей, завибрировали стены, посыпались на пол оставшиеся оконные стекла. В земле зарокотало, земля с утробным урчанием содрогнулась.

Хранитель окутал душу Андрея текучими, тонкими крыльями и повлек прочь от жертвенника к телу на столбе. Азариил, позабыв о боли, как мог, расправил крылья и подхватил Варю – та вцепилась в него и, кажется, продолжала бормотать какие-то молитвы.

– Стоять! – на пути вырос Асмодей. – Отсюда только одна дорога – в ад!

– Беги, – шепнул Азариил праведнице и дотронулся до ее виска. – Прозрей и беги!

У Вари округлились глаза – неужели и впрямь прозрела?! Неужели получилось? Значит, силы возвращались. Испуганно пятясь, она обогнула почерневшего от злобы бывшего серафима и ринулась к столбу; ей теперь открылось невидимое: и Хранитель со сверкающим мечом, и чистая душа брата…

Асмодей не стал впустую сотрясать воздух, увлекаясь пафосными речами и трубя о намерениях. С молчаливой звериной яростью он нанес удар. Адская сила хлестнула по лицу, и Азариил отшатнулся. Раскинув руки, едва устоял – и тут же новый выпад сшиб его с ног. Крылья, казалось, превратились в месиво из перьев, крови и перемолотых костей, чудовищная боль лишила зрения. Ощупывая пол, словно слепой новорожденный котенок, он поднялся на колени, упираясь руками в пол. Следующий удар раскрошил ребра. И в мутной пелене едких слез, текущих по щекам от нестерпимой боли, Азариил вдруг увидел подкупольное пространство: сумрачное, снежно-ветреное, наполненное восстающей из земных недр нечистью. А позади тьмы, кишащей тварями, на размокшей штукатурке – тусклые, поблекшие лица святых.

– Помогите, – отчаянно выдохнул он, на миг зажмурившись. – Ради нее в последний раз – помогите!

Почудилось, или лица действительно просветлели?..

– Пора развоплощаться, – припечатал Асмодей, возвышаясь над ним с серпом в руке. – Эта жалкая пародия на тело – единственное, что удерживает тебя от падения в преисподнюю. Даже крылья вещественные, с перьями, с костями – какая мерзость. Ты сам себе не противен?

– Ты все равно проиграл, – отозвался Азариил, пытаясь подняться. – Бог допустил мое падение, чтобы душа могла очиститься и вернуться на Небо. И никакие дьявольские козни ей уже не страшны…

– Пожертвовал собой ради убогого человечишки? – хмыкнул демон, хотя сквозь издевательскую ухмылку вовсю перло бешенство. – Ну-ну. Теперь у тебя впереди вечность, чтобы упиваться собственным героизмом и всем рассказывать, как победоносно ты загремел в ад.

– Я ни о чем не жалею.

От этих слов демона буквально перекорежило, и стало ясно, что терпение его истощилось.

Стремительным ударом лезвие вонзилось в грудь. Оборвалось телесное существование, и под ногами разверзлась ненасытная, огнедышащая утроба преисподней.

* * *

Сквозь узкие щелочки век во мрак пробился туманный лучик света, будто капля молока упала в тухлую, стоячую воду черного пруда. Упала – и медленно растворилась. Вокруг гудело. Что-то монотонно и тяжело бухало, и все кругом содрогалось. Андрей ворочался, изнывал от жара, тревоги и мучительно дурноты, но лишь спустя вечность стал понемногу осознавать себя – и боль, грызущую, ломающую, палящую тело. Размеренное натужное буханье оказалось сердцебиением, мутные белые всплески – сиянием. Сделав над собой усилие, он наконец разлепил веки.

Лежать было неудобно: кто-то прижимал и настойчиво гладил его голову: он чувствовал чужие руки на лбу и щеках. Пальцы казались твердыми и ледяными и их прикосновения вызывали, скорее, неприязнь и отторжение, чем успокоение. Он шевельнулся – боль пронзила до кончиков ногтей! – и застонал досадливо и протестующее, стремясь прекратить назойливые поглаживания и стряхнуть руки.

– Андрюш, – раздался над ухом взволнованный голос, и ладони напряглись, соскользнули на грудь.

Он поморщился, высвобождаясь.

– Ш-ш-ш, не двигайся, не шевелись. Тебе помогут, – последнее слово прозвучало отчаянно и испуганно. Варя – а это была она – шептала в исступлении и, похоже, не отдавала отчета словам.

В памяти всколыхнулись последние события. Как торжествующе грохотал голос Асмодея, отражаясь от потолка и стен, содрогавшихся под натиском колдовства. Как плыло сознание, и корежило душу, и кровь стекала на пол…

– Ты только не бойся, – бормотала Варя, убеждая и его, и саму себя. – Здесь ангел, он поможет, спасет, он уже вернул тебя к жизни.

Андрей почти не разбирал ее слова. В ушах стоял ужасающий гул. Или не в ушах?..

Поморгав, он обнаружил причину вариного ошеломления. Все пространство в полуразрушенной церквушке заполонили бесы. Черными лохматыми клубками, выхлопами сажи, уродливыми кривыми тенями они сновали туда-сюда. Посреди этого броуновского движения возвышался Мастема: узкий, ссохшийся и высоченный, как фонарный столб, окутанный нечистью, словно живым покрывалом. В глазницах черепа, обтянутого полуистлевшей морщинистой кожей, вращались пустые бельма, жуткие паучьи пальцы нервно подергивались. Глянув на него, Андрей окоченел от страха и подумал, что не хотел бы привлечь сейчас внимание этой адской твари.

– Мы не в силах связать их, повелитель, – пискнул кто-то, обращаясь к Мастеме.

Андрей скосил глаза и сквозь пелену дыма и слез рассмотрел округлое, восковое лицо Белфегора. Демоница говорила напряженно и выглядела окаменевшей, но в ее тоне не звучало подобострастие. Похоже, она находилась у владыки на хорошем счету и могла позволить себе сообщать дурные вести, не рискуя впасть в немилость, а то и вовсе лишиться головы. Правда, едва лишь белесые зенки Мастемы вонзились в нее, она тяжело сглотнула и придушенно выдавила:

– Проклятый Азариил уничтожил все шесть сосудов, разорвал цепи заклинаний. Мы бы сплели их снова поодиночке, но не можем удержать. Ангелы смерти явятся сюда с минуты на минуту, чтобы забрать души…

– Азариил разбил? – пророкотал Мастема. Его голос нестерпимо давил на уши: низкий, гулкий, утробный. – А по-моему, это ты не справилась с девкой.

– Я бы справилась, повелитель. Но ангел словно озверел!

– Ангел?! – изумился Мастема. – Озверел?

От его хохота кровь застыла а в жилах.

– Ври да не завирайся! Его размолотило в крошку, он и мухи бы не одолел!

– Он защищал праведницу, – неожиданно вступился Асмодей. – Дал волю гневу. Я предупреждал, что с этим падшим все не так просто.

– Где он? – Мастема жадно втянул воздух ноздрями, словно акула, почуявшая кровь.

– На пути в преисподнюю! – дерзко заявил Асмодей. – И больше никого не потревожит.

Варя слабо пискнула и полуобморочно пошатнулась. Андрей ощутил, как соскользнули с груди ее ослабевшие руки.

– Но ангел лишь причина, – продолжил тем временем Асмодей. – А истинный виновник – человек.

Указующий перст уперся в Андрея.

– Не буду выяснять, как тебе удалось очиститься, жалкий выродок, – шипение Мастемы пробрало до костей. – Но поверь, ты пожалеешь, что вывернулся. Я приготовлю для тебя такую смерть, что ты не раз проклянешь и пернатую образину, обратившую тебя к свету, и Того, Кто ее подослал. Не видать тебе рая, запомни. Все предписанное сбудется: ты отправишься туда, где для тебя приготовят самые изощренные пытки…

– Умолкни, – вдруг перебил спокойный голос, и вперед выступил Ангел-Хранитель. – Ты и твое племя ничего в нем больше не имеют. Он прощен. И если кто посмеет приблизиться хоть на шаг…

Сияющий полупрозрачный меч, описавший в воздухе изящную дугу, был красноречивее любых пророчеств. Мастема злобно дернулся – внутри у него бурлила ярость, – но Хранитель грозно качнулся навстречу.

– Тогда возьмем ее! – истерично рявкнула Белфегор, в мгновение ока подлетев к Варе, и вздернула ее за волосы. Та закричала, вырываясь. Андрей скатился с ее коленей и приподнялся на дрожащих руках, превозмогая боль и слабость.

– Отпустите ее! – захрипел он, но из горла вырвалось лишь жалкое клокотание.

Белфегор рассмеялась. Хранитель двинулся к ней, однако был остановлен властным жестом.

– Ни с места! – выплюнула демоница. – Стоять. У тебя нет полномочий! Праведница уже не праведница, она во власти блудных помыслов. Все видели? Все слышали? Она позарилась на ангела!

Демоны победно загоготали, бесы зажужжали.

– Кощунство, – издевательски провозгласила Белфегор, упиваясь триумфом. – Мы заберем ее как утешительный приз.

Она швырнула Варю к ногам Мастемы. Та так и осталась лежать ничком – по-видимому, потеряла сознание.

– Отпустите! – беззвучно надрывался Андрей, барахтаясь в вулкане боли и отчаяния. Осознав тщетность потуг, он обернулся к Хранителю и взмолился о помощи. Но тот не среагировал.

– Принимается, – брезгливо снизошел Мастема. – А насчет этих, забирайте, сколько сумеете связать.

Демоны развернули бурную деятельность, колдуя над разбитыми сосудами. Души глухо, уныло стонали и вяло сопротивлялись, скованные смертной дремой, и только одна, очнувшись, громко визжала – ее увещевал Асмодей.

– Вспомни, как чудесно нам было вместе, – сладко мурлыкал он, обхаживая ее и прикасаясь то здесь, то там. От этих прикосновений жертва содрогалась и рыдала пуще прежнего. – Мы еще позабавимся, милая, обещаю…

Мастема намотал на руку варины волосы и поволок за собой к выходу. Та очнулась, беспомощно закричала, упираясь, стремясь за что-нибудь ухватиться.

Неужели Хранитель не защитит? Неужели некому вступиться? Где же Азариил? В парализованном мозгу шевельнулось воспоминание: кто-то упоминал об ангеле, но упоминал нехорошо, утверждал невероятное, дикое, такое, чему и поверить невозможно.

– Азариил! – вдруг завопила Варя и рванулась с такой нечеловеческой силой, что в руке Мастемы остался выдранный клок волос. Захлебываясь слезами, Варя кинулась на пол. Разглядеть ее Андрей не мог, но от страшного, погребального плача остановилось сердце.

– Вы убили его… убили его… – хриплый, срывающийся голос пробивался сквозь ликующий гомон демонов.

Но ведь ангела нельзя убить!

«На пути в преисподнюю…» – сказал Асмодей.

Андрей зажмурился, задохнулся:

Господи, зачем Ты покинул нас… Помоги… избави, Господи…

Внезапно электрический разряд с треском проскочил между разбитыми лампочками паникадила. Вспыхнул свет – невещественный, нетварный, не имеющий к оборванным проводам никакого отношения. Из распахнувшихся царских врат один за другим появились шестеро. Они походили на людей, однако чувствовалась в их присутствии необъяснимая сила. Запахло грозой, в лицо ударил свежий ветер, и радость – искрящаяся, неуемная – затопила душу. Андрей захлебнулся нахлынувшим восторгом и каким-то глубинным, сокровенным умилением, как когда-то захлебывался тоской от близости Азариила.

– Отпустите души, – произнес юноша в струящихся светлых одеждах. Он остановился на амвоне и, в отличие от остальных своих спутников, казался полупрозрачным, бесплотным и текучим, как поток чистого света. Андрей разглядел за его спиной сияние, похожее на крылья.

Демоны ощетинились, зарычали, завизжали, залаяли. Безобразный гомон усилился, когда один из ангелов соскользнул с солеи и поднял с пола надрывавшегося во все горло младенца. Бережно укачивая ребенка на руках, он обернулся, получил молчаливое одобрение от юноши на амвоне и с шелестом – будто захлопали крылья – растворился в воздухе.

Демоны расползлись по углам, вжимаясь в стены, прячась во мраке. Рык и шипение поутихли, и Андрей только теперь заметил, что от кишевших вокруг бесов не осталось следа. Хотя он лежал на холодном, мокром от крови полу голый и истерзанный, в груди потеплело.

– Ты, – юноша, вытянув руку, указал на Мастему. – Изыди.

Трудно передать властность, которой наполнен был его спокойный, тихий голос.

Главу демонов перекорежило. Рванувшись через наос, он перескочил жертвенник гигантской черной тварью, намереваясь вцепиться ангелу в горло.

– Прочь! – юноша сделал ладонью останавливающий жест.

Мастема захрипел. Его подбросило вверх, перекрутило, переломало – и разорвало на клочки. Вниз, догорая, посыпались хлопья пепла.

– Заберите души, – снова потребовал ангел.

Его спутники не шелохнулись, однако Андрей ощутил чье-то незримое присутствие. Стало трудно дышать, в горле застрял ком, на глаза навернулись жгучие, болезненные слезы. Медленно, с погребальной безысходностью одна за другой обреченные души истончились и исчезли, и провожать их с их невидимыми попутчиками в этот последний путь было горько.

Рассыпались в труху путы и остатки сосудов. Демоны сочли за благо убраться восвояси – никто не дерзнул вступать в битву с ангелами, которые столь явственно выражали Божью волю. Пропали Асмодей и Белфегор – Андрей искренне надеялся, что никогда больше не пересечется с ними.

– Нуриил сбежал, но он понесет наказание, найдите его, – сказал юноша, обращаясь к остальным ангелам. Затем обернулся к Хранителю. – Твой человек будет жить. Ему отпущен срок в… лет.

Услышанное число мелькнуло – и мгновенно забылось, как часто забываются даже самые яркие, самые свежие сны. Андрей беспомощно взирал на небесное создание.

– Ступай и помни: ангел отдал жизнь ради твоего спасения, – в ровном голосе звучала вселенская скорбь, какой он никогда не встречал на земле; собственные беды в сравнении с нею казались надуманным притворством. – Распоряжайся этим бесценным даром, как сочтешь нужным, ибо Отец наделил тебя свободой.

– Я не подведу! – сипло, нервно, дрожа всем телом от избытка чувств, выдохнул Андрей. – Клянусь. Скажите ему… передайте Зару… Азариилу, что он не напрасно… что я сделаю все… я обещаю… я…

– Не возгордись, – ангел сурово оборвал его бессвязный лепет, и Андрей пристыжено замолк.

– Теперь, когда на земле все завершено, мы возвращаемся назад. Не ищите никого из нас, не призывайте духов зла. Молитесь и помните: Отец всегда рядом. Всегда.

Паникадило начало меркнуть.

– Постойте! – вскричал Андрей прежде, чем ангелы удалились. – Там люди, в подземельях! Их убили из-за меня! Несколько женщин, я точно не знаю…

– О них позаботятся, – бесстрастно отозвался юноша.

Ну конечно! Разве хоть что-то могло ускользнуть от Всевышнего и Его вестников? Глупо полагать, будто Бог позабыл о чем-то, и нелепо пытаться напомнить.

И все же одно не давало покоя.

– А Варя? О ней тоже позаботятся? Мастема угрожал ей расправой.

Андрей ждал ответа с замиранием сердца.

– О ней я не вправе говорить сейчас.

– Но будут охранять? Ее защитят? – он хватался за ангелов отчаянным взглядом, ища понимания, поддержки, сочувствия – и не находил. Холодные, равнодушные, они так сильно отличались от Азариила! Их не волновали людские судьбы, их занимало лишь исполнение божественной воли. Андрей ощутил, как грудь теснит от сожалений и мучительной тоски по Азариилу – тот никогда не отмахнулся бы, не остался безучастным.

Задерживать посланников больше не имело смысла, и Андрей отпустил их.

Погасло сияние. Закрылись царские врата. Растаял во мраке Хранитель, напоследок осенив своего подопечного крестным знамением.

Скованный холодом, Андрей лежал на полу и глядел в серую брешь крыши, откуда, мирно кружась, летели снежинки. Словно не существовало боли и смерти, пропитавших этот вечер. Словно не было крови, разлитой по грязному мозаичному полу. Словно прямо сейчас не уходили на страшные мытарства несчастные души, которые никогда не будут оправданы, и не падал в бездну мятежный ангел – единственный из всех, увидевший свет в приговоренном человеке.

Чем же он, Андрей, оказался настолько примечателен? Почему ради него Всевышний допустил ангельский бунт и падение?.. Ответ напрашивался сам собой, прямой и честный: ничем. Любовь не требует условий, не покупается, не выменивается на качества или поступки. Божественная любовь милосердствует. И лежа на ледяном полу, ловя губами летящий снег, раненый, полумертвый, Андрей испытывал странную, всеобъемлющую благодарность.

– Андрюш, – раздался рядом тихий шепот.

К нему, пошатываясь, подошла Варя. Рухнула на пол как подкошенная и шумно выдохнула от облегчения, заметив, что он жив. Ощупью нашарила сорванную бесами одежду и прикрыла его, как могла. Он не отзывался. От холода не чувствовал собственного тела.

Текли минуты, а они все оставались в разрушенной церкви. Варя больше не плакала. Прямая и продрогшая насквозь, она смотрела в пустоту остекленевшими глазами и молчала.

– Его убили, знаешь, – наконец вырвалось у нее самое больное, самое сокровенное, терзавшее душу. Вырвалось и повисло в морозной темноте.

Андрей чувствовал, как ее горе заполняет все вокруг, такое огромное, что, казалось, целого мира не хватит, чтобы вместить его.

– Значит, придется молиться, – хрипло произнес он. Варя встрепенулась, значит, не ошибся. И, воодушевленный удачей, продолжил: – Думаю, ангелы не возвращаются на Небеса, потому что за них никто не просит. А мы будем. Зар взбунтовался, но не сделал плохого. Он достоин снисхождения и лучшей доли.

– Как хананеянка? – не совсем понятно уточнила Варя с надеждой в голосе, и Андрей догадался: от его ответа зависит все.

– Точно, – согласился он. – Бог – это любовь. Найдется капелька и для заблудшего ангела.

Варя вновь затихла, на сей раз полностью удовлетворенная. Возродившаяся вера ослабила скорбь, и она нашла в себе силы говорить о другом.

– Я позову на помощь.

– Не надо. Нас уже ищут. Скоро будут здесь.

Непонятно, откуда взялось знание об этом: вокруг царила глухая ночная тишина.

Варя поерзала в сомнении.

– Не уходи, останься, – попросил Андрей, и она покорилась. Робко прикоснулась к его лбу холодными пальцами, убирая налипшие волосы.

– Интересно, как случилось, что ты теперь прощен?

– Не знаю, – Андрей в изнеможении прикрыл глаза. – Я вернулся от отца Олега под утро, лег спать. Потом прилетел Зар, а потом…

– Постой. От отца Олега?

– Александра сказала, он приехал и готов со мной встретиться, если понадобится. Ну вот… – язык не слушался, наваливалось сонное оцепенение. – Я разбирал церковную утварь, и понадобилось…

– Значит, ты был на исповеди? – варин голос звучал оживленно.

– Мы просто разговаривали. Я рассказывал о своей жизни, об отце, о Заре… – от мыслей об ангеле в который раз сделалось тошно. – Давай не будем, Варь.

– Не будем, – эхом отозвалась сестра. И больше не произнесла ни слова.

Снежинки все сыпались. По залу гуляли сквозняки, и жалобно дребезжали осколки стекол в оконных решетках.

ЭПИЛОГ

Новый день застал Андрея в дороге.

Брызнув яркими лучами и рассыпав по сочной молодой траве изумрудные пятна, из-за горизонта неторопливо поднималось майское солнце, похожее на огромный маяк. Извилистая трасса то взмывала ввысь, то скользила вниз по крутым склонам, но неизменно обращалась к нему, будто именно там, в жарких объятиях земного светила, и лежал конечный пункт ее назначения.

Прохладный, пахнущий зеленью и дорожной пылью ветер со свистом задувал в щели приоткрытых окон и гулял по салону. Андрей наслаждался им – и чудесным утром, и возможностью наконец вырваться из столицы, и предвкушением долгожданной встречи с Варей.

Москва сильно тяготила его в последние месяцы. Были и вызовы в полицию, и объяснения с немногочисленной родней и отцовской женой, объявившей его в розыск. Был и разрыв с приятелями и бывшими ветреными подругами. Были дела, о которых теперь совершенно не хотелось вспоминать, и изобретательная ложь, призванная скрыть правду об истинных причинах декабрьского бегства из столицы… Андрей решал накопившиеся проблемы методично и хладнокровно. Многих настораживала безапелляционность, с которой он рвал некоторые старые контакты, и решительность, с которой вычищал мастерскую от вульгарного хлама. Показания Вари сняли с него подозрение в убийстве, а отказ от отцовского имущества породил разного рода кривотолки. Кое-кто полагал, будто какое-то тщательно замалчиваемое событие подорвало его психическое здоровье, и из человека адекватного и практичного он превратился в чудаковатого простофилю. Последнего Андрей не отрицал, хотя об истинной практичности мог бы поспорить.

Едва освободившись от обязанностей, требовавших его непременного присутствия в Москве, он собрал вещи – и уехал.

Свобода опьяняла. Упоительно свежий утренний воздух вливался в легкие. Редкие клочки облаков, похожие на потерянные рассеянным ангелом перья, завораживали первозданной красотой. Все здесь, вдали от города, казалось иным: трава ярче, небо синее, собственные впечатления глубже, а чувства пронзительнее. Каждый километр пробега приближал к Варе…

Андрей расстался с ней в конце февраля. Попрощался на промерзшем перроне Казанского вокзала, крепко обняв напоследок – и отпустил, словно оторвал от сердца. Варя уехала, февральская метельная стужа поглотила ее и стерла из жизни. В тот вечер он долго растерянно бродил по перрону, будто позабыв дорогу домой. Беречь ее и защищать казалось важным, особенно в те первые недели, когда он каждую минуту по привычке ожидал нападения и не мог расслабиться, не мог отвлечься и поверить в окончание кошмара. Когда Варя уехала, он не находил себе места. По нескольку раз в день, поддаваясь внезапным тревожным порывам, набирал номер телефона, напряжено считал гудки и успокаивался лишь при звуках знакомого голоса, летящих из динамика:

– Я в порядке, Андрюш.

Она не смеялась, не упрекала. Она все понимала.

И вот теперь, после нескольких месяцев, превратившихся в вечность, он наконец вырвался из столичной ловушки. Пусть ненадолго, всего на неделю, но с чего-то требовалось начинать. В планы входила и поездка за иконами для реставрации, и встреча с матушкой Ниной, новой настоятельницей затерянного монастыря, пришедшей на смену покойной Александре.

Сумки с личными вещами и подарками лежали в багажнике. Но главное – главное находилось рядом, на пассажирском сиденье. Андрей кинул короткий взгляд на кожаный планшет и мимолетно улыбнулся. Картонная папка внутри вызывала двойственные ощущения: какую-то тревожную, волнующую радость, сладостную и горькую одновременно. В его распоряжении были лучшие краски, бумага и кисти; Бог щедро наградил его талантом, а мать когда-то давно – благословением. Возможно, подвела память, а может, они с Варей и видели, и помнили по-разному… однако не рисовать Андрей не мог. Он и ждал вариной реакции, и боялся ее. За несколько акварелей, изображавших земные дороги и небесного ангела, он переживал так, как не переживал ни разу в жизни ни за одну из своих дорогостоящих, претенциозных картин.

Вот и сейчас, едва вспомнив о них, ощутил, как заполошно стучит сердце. Все-таки лучше было сосредоточиться на трассе, выкинув из головы сентиментальную чепуху, пока не въехал в фуру или не вылетел в кювет.

Мимо пронесся указатель грядущего поворота на Муром. Андрей скинул скорость и съехал на правую полосу. Вскоре показалось дорожное ответвление, солнце резко уплыло влево и светило теперь в боковое зеркало. Машина затряслась по потрескавшемуся, покрытому заплатами асфальту. А отличие от шоссе движение здесь было скучным: пара легковушек попалась навстречу, да пришлось обогнать пыхтящий рейсовый автобус насыщенного цвета «ультрамарин» с номером «8» за запыленным задним стеклом. Мелькнула деревенька Чулково с пересохшим речным руслом, остался позади железнодорожный переезд – и опасно петляющая дорога потекла через густые хвойные леса.

Судя по навигатору, еще минут сорок – и он окажется на месте. Варя обещала выйти навстречу и помахать рукой, чтобы не пропустил поворот, но он расценил ее слова как шутку и не рассчитывал всерьез…

Внезапно на пустынном участке дороги, зажатом в крепкие тиски леса, показалась фигура бредущего по обочине человека. Не успев толком разобраться, что к чему, Андрей рефлекторно притормозил: направление тут одно единственное, отчего бы и не взять попутчика? Перекинув через плечо куртку, тот от усталости едва плелся, ссутулившись и спотыкаясь. Обогнав его, Андрей остановил машину. Бог знает, что заставило его щелкнуть ремнем безопасности и выбраться из салона – хватило бы и опущенного правого стекла…

– Тебе куда? Давай подкину, – обратился он к человеку, который как раз поравнялся с автомобилем.

И тут Андрею почудилось, будто земля уплывает из-под ног и раскачивается, точно корабль во время шторма. С заросшего бородой лица, покрытого темным загаром и слоем пыли, на него смотрели знакомые синие глаза. В морщинках на лбу под слипшимися волосами блестел пот, пропыленная рубашка с закатанными до локтей рукавами хранила следы грязи, копоти и дождевых потеков.

– Здравствуй, Андрей, – произнес Азариил с едва заметной улыбкой. Исхудавший, изможденный, он остановился, слегка покачиваясь.

– Ты? – выдохнул Андрей. – Зар, ты?..

– Как видишь.

Он в ошеломлении смотрел на восставшего из мертвых ангела, боясь – и отчаянно желая поверить собственным глазам. Первый радостный всплеск эмоций схлынул, уступив место противному, пронизывающему сквозняку тревоги и сомнений. С демонов сталось бы вот так издевательски подшутить: спровоцировать галлюцинации, наворожить призрачное видение… раз уж по-другому нагадить не могли.

– Это действительно я, – Азариил почувствовал недоверие. Или прочел мысли.

– Ты умер, – выдавил Андрей, разрываясь между потребностью обнять его и желанием запрыгнуть в машину, чтобы умчаться прочь. – Мы видели. Ты лежал с развороченной грудью, обломки ребер наружу; а Варя рыдала над тобой сутки и потом, когда рыли могилу: промерзшую землю ковыряли ломом…

– Я мог воссоздать любое тело, но это привычнее.

– Любое? – беспомощно повторил Андрей.

– Конечно. У того, кто не рождается, не развивается, не проходит все стадии от младенчества до зрелости, есть выбор.

Знакомый тон, знакомая готовность растолковать в подробностях и важное, и несущественное. Знакомое сумасшествие.

– Ты умер! – закричал Андрей, нервы все-таки сдали. – А значит, отправился в ад! Выходит, Асмодей солгал? Или из преисподней вот так запросто отпускают?

Измученное, сосредоточенное лицо ангела озарилось пониманием.

– Я действительно был в аду. Провел там век или два, – Азариил нахмурился и поморщился, будто воспоминания давались с трудом или болью. – Время там течет иначе…

– А потом сбежал?

До чего абсурдное предположение.

– Господь помиловал меня и вернул на землю, чтобы мог я искупить свою вину служением людям, смирением и верой.

Мимо тяжело, с грохотом протрясся грузовик. Захлопнув дверцу, Андрей обошел капот машины и очутился на обочине. Ботинки увязли в рыхлой песчаной почве. Азариил стоял прямо перед ним – неоспоримое доказательство милосердия Божьего, – и солнце, пробиваясь сквозь верхушки сосен, золотило его перепачканную левую щеку, и худую, жилистую шею, и всклокоченные темные волосы. Он поднялся из преисподней – одному Богу ведомо, какие страдания пришлось перетерпеть ему за упомянутые «век или два». Он едва держался на ногах – страшно вообразить, сколько километров пришлось пройти пешком без воды и пищи. Он выглядел так по-человечески… вот только взгляд – слишком понимающий, проникнутый безграничным терпением и кротостью, а еще прощением – обличал в нем нездешнюю, неземную сущность. Бесы могли скопировать тело, подражать походке и голосу, выдумать убедительную историю о спасении из ада, но им никогда не подделать этот взгляд, как не подделать само ангельское естество.

– Что ж… – пробормотал Андрей, чувствуя, как избыток эмоций стискивает горло. – Добро пожаловать на землю, Зар!

Азариил стойко перенес крепкие объятия и даже похлопал по спине в ответ. Хотя и покачнулся от слабости.

– Садись! – Андрей распахнул перед ним дверцу, убрал планшет с акварелями и обогнул машину. – Получается, ты теперь смертный?

– Мне неведомо. Возможно, проживу лишь год. Или столетие.

– Есть хочешь?

– Пожалуй…

– Все-таки смертный. С ума сойти.

Автомобиль тронулся. Зашуршали шины по неровному асфальту, застучали под колесами трещины и выбоины. Солнечные лучи косо сочились сквозь деревья.

– Варя молилась за тебя все это время.

– Знаю.

– И я тоже.

Азариил промолчал, но Андрей и без слов ощутил исходящую от него признательность.

– Она в монастырь собиралась, представляешь, из-за тебя и вообще. А теперь, наверное, передумает… Будешь скучать по своим?

Ангел неопределенно пожал плечами, но Андрей догадался: говорить о потере ему горько.

– Я не силен в утешениях, Зар, и жилетки у меня нет. Но если ты здесь, значит, Он того хотел и допустил. Помнишь? Значит, здесь теперь твое место, и служение, и предназначение. Может, вместе мы сделаем этот мир лучше?..

Он улыбнулся собственным мыслям и надавил на педаль газа. Впереди простирался солнечный день, дальняя дорога и целая жизнь.

КОНЕЦ