Текст книги "Осколки небес (СИ)"

Автор книги: Анастасия Колдарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

– Как чудесно, – услышал Андрей и, глядя на очарованного, притихшего Азариила, неожиданно вспомнил историю из детства.

Приближалось Рождество, снежное и напоенное волшебством густого, тревожного запаха хвои и ароматических свечей. Теплилась в душе надежда на отца, обещавшего вернуться с работы пораньше. А потом случилось разочарование в существовании Деда Мороза – и разочарование в отце, обманувшем самые наивные, самые доверчивые ожидания. Закрывшись в своей комнате, Андрей плакал, сживая в ладони прохладный снежный буран – подарок матери.

Столько лет прошло… и где теперь отец? Где мама? Где он сам? Куда подевалась иллюзия благополучной и беззаботной жизни?

Ох. Определенно, мыканье по подарочному отделу обернулось новой головной болью. Хотя Азариил теперь выглядел довольным. Андрей выхватил сувенир из его пальцев и достал деньги.

– Тебе завернуть, или так понесешь?

– Это лишнее.

– Брось, – широкая улыбка заглушила навалившуюся тоску. – С Новым годом!

Спустя полчаса они разжились пакетом, до верху набитым мишурой, елочными шариками, звездами с парчовыми кисточками, еловой лапой, серпантином, десятком свечей и пачкой конфетти. Тушеную индейку купить не удалось. Зато в продуктовом магазинчике нашелся мороженый цыпленок. Азариила, правда, смутил его синеватый оттенок, на что Андрей авторитетно заявил:

– Это труп! И он нормального трупного цвета. Запихнем в духовку – поджарится до хрустящей корочки.

Когда возвращались, нагруженные коробками, утрамбованный снег под ногами хрустел изредка и очень лениво, а в небе сверкала россыпь звезд.

– Ну вот, теперь выпьем пива, – размечтался Андрей, – погрызем леденцов – липких и приторных. Терпеть их не могу. А утром Дед Мороз притащит нам огромное такое похмелье в подарок! На двоих.

Азариил воззрился на него с сомнением.

– Леденцы и похмелье? Зачем стремиться к тому, от чего становится плохо?

– Просто… – Андрей вздохнул. – Просто я человек.

Словно это все объясняло.

* * *

Цыпленок в духовке угорел, иссох и скончался повторно.

– Стоило посолить, – пробормотал Андрей, вываливая его на тарелку. – Или хотя бы вырезать остатки внутренностей. Ладно, – встряхнулся. – В ляжках кишок нет, поэтому будем грызть ляжки.

С душераздирающим хрустом одна голень отделилась от костлявой тушки.

– На, погрызи, – Андрей поставил на стол у окна тарелку, шлепнул на нее выкорчеванную с корнем ногу.

Ангел отвлекся от созерцания бурана, в котором медленно порхали пенопластовые снежинки, и недоверчиво уставился на предложенное угощение. Видимо, почерневшая косточка, торчащая из обгоревшего мяса, не вызвала восторга.

– Я не голоден, – наконец изрек он.

Бездна такта!

Андрей подумал, но не подобрал аргументов серьезнее чем:

– Ты у меня в гостях. Угощаю!

Лучезарная улыбка быстро выцвела, разбившись о стену убийственной невозмутимости.

– Ладно. Я понимаю. Тебя не прельщают человеческие праздники, а традиции вызывают снисходительную жалость. Носки, елки, глупые легенды и вульгарные пережитки языческих времен. Но люди украшают унылую повседневность, как умеют. Напялил колпак, бабахнул хлопушкой, гирлянду включил – и уже веселее… Наверное, мы бежим и прячемся от самих себя, заполняем душевную пустоту бестолковыми развлечениями, заворачиваем ее в кричащие обертки и бахвалимся друг перед другом, кичимся показным благополучием и беззаботностью. И все ради того, чтобы не видеть собственного крайнего убожества, запущенности и нищеты. Ты прав: нам нечем гордиться.

Ответа не последовало, и Андрей сник.

– Я просто…

– …старался, чтобы получился настоящий праздник, – закончил за него Азариил. – Злишься на сестру?

– Нет, – Андрей с остервенением избавил цыпленка от второй ляжки.

– Я могу отправиться к ней и вразумить.

– Нет! – резко выдохнул Андрей и добавил уже мягче: – Не нужно.

– Но тебе не хватает семьи.

– Переживу.

Азариил смешным птичьим движением наклонил голову набок, и на его лице появилось проникновенно-сочувственное выражение: глазищи в пол лица, брови домиком.

– Ты несчастен.

– Тоже мне новость. Половина планеты несчастна, – Андрей швырнул ножку на вторую тарелку и оседлал стул напротив Азариила. – Вот что я тебе скажу, хотя ты и сам должен был заметить. Люди редко разговаривают по душам, не делятся сокровенным друг с другом – у людей это не принято.

– Личное пространство, – вспомнил ангел.

– Точно.

– По-моему, это неразумно.

– Много ты понимаешь. У вас наверху все одинаково страдают тяжелейшей формой идеализма: блаженство, равенство, братство. У нас иначе. У нас впустишь в душу – завтра в нее плюнут. Это люди, Зар. Это жизнь. Поэтому существует личное пространство, в которое посторонним вход заказан.

– Варвара не посторонняя.

– Неужели?

– Вы нашли общий язык.

Идея провести праздник в компании ангела оказалась ничем не лучше идеи с подарками.

– Ну хватит. Сегодня Новый год, поэтому никаких душещипательных бесед. Больше ни слова.

– Как хочешь, – легко сдался Азариил и снова увлекся бураном. Снежинки всколыхнулись и понеслись по кругу.

– Что ты в нем находишь? – спросил Андрей, вытащив из холодильника пару бутылок пива и вернувшись к столу.

– Гармонию. Вечное движение. Умиротворение. Таинство.

– Мама однажды подарила мне похожий, только с домиком… Долгое время я всюду таскал его с собой, а потом куда-то задевал. Помню, мне казалось, в нем живут счастливые люди, у которых вечное Рождество: зима, елка, подарки и вся семья в сборе.

– Я понимаю.

– Вряд ли, – Андрей открыл обе бутылки, одну протянул ангелу. Тот не стал возражать, хотя и не сделал попытки отхлебнуть из горлышка. – На Небесах все иначе. Никаких сомнений, никакой ответственности, никакой неопределенности. Семья размером с гарнизон.

Он окунул куриную голень в соль и впился зубами в жесткое мясо. Челюсти заработали, точно мельничные жернова. Андрей прикрыл глаза, идентифицируя вкус.

– Ты обязан попробовать, – заявил он. – Исторический момент. В последний раз я готовил, когда мне было лет пятнадцать, поэтому не упускай шанс отведать мою стряпню. Даже если это будет последним, что ты сделаешь в своей жизни.

– Я не нуждаюсь в пище, – напомнил Азариил.

– И в питье, и в сне, – с пониманием кивнул Андрей. – Пора начинать, а то у тебя не жизнь, а унылое дерьмо. Давай, ради меня. В гостях не вежливо отказываться от угощения. Зря я, что ли, в поте лица трудился у плиты? – Пахнет жареными кишками, – нагнувшись через стол, заметил Азариил, но все же послушно захрустел курицей вместе с костью.

– Ну как?

– И на вкус как жареные кишки, – невозмутимо сообщил ангел.

– Семейный рецепт, – проворчал Андрей. – Итак. Расскажешь о жизни на Небесах?

– Что тебя интересует?

– Что-нибудь впечатляющее. И побольше пикантных подробностей.

– Пикантных?

– Ну, знаешь, красавицы ангелицы…

– У нас нет разделения по половому признаку.

– Разве? Значит, у вас там все такие? – содрогнулся Андрей, представив себе легион небритых мужиков с крыльями. – А ты не выглядишь бесполым.

– Я выгляжу таким, каким ты способен меня воспринять…

– Я и симпатичную брюнетку способен воспринять, очень даже, – Андрей плавно очертил руками предпочтительные параметры.

– …головой, – добавил Азариил. – Разве есть недостаток в земных женщинах?

– Хоть одну покажи.

– Варвара.

– Сестра? И кто из нас порочен?

– Я имел в виду, она женщина, – смутился Азариил. – Биологически.

– В любом случае, праведницы не в моем вкусе.

– Тебя отталкивает невинность?

– Меня отталкивает ответственность. Хотя, в свете последних событий… – Андрей замолк и продолжил задумчиво: – Когда осознаешь, что обречен, начинаешь ценить в жизни другие вещи. Не деньги, не развлечения, не игрушки. Я бы теперь, наверное, не стал возражать против серьезных отношений… и даже отцовства… В общем, ты прав, Варя и впрямь лучшая из тех, кого я встречал. Не будь мы родней, женился бы на ней, остепенился… – Андрей вздохнул и глотнул пива.

– У нее другая судьба, – возразил Азариил с легкой грустью. Поставил бутылку на стол и потер замерзшие кончики пальцев друг о дружку.

– Да уж ясное дело, другая! А ты, стало быть, прозорливый? На кофейной гуще гадаешь, или кто сверху докладывает?

– На кофейной гуще цыганки гадают.

– Расскажи.

Ангел покачал головой.

– Почему?

– Вероятностей несколько.

– И все не ахти, да? Но ведь если знаешь, где упасть, можно и соломки подстелить? Предупредить, как-то повлиять, перенаправить – нет?

– Пытаясь избежать чего-то, именно к тому и приходишь.

– Получается, чтобы мы ни делали, все тщетно?

– Промысел Божий не зря существует, – Азариил вернулся на проторенную дорожку постных проповедей. – Смерть Варвары лишь выглядела случайной и нелепой, на деле же была лучшим из возможных исходов. И так происходит каждый раз, когда люди отвергают промысел, самовольно вмешиваются в него или упорно просят желанного, но неполезного для души.

– Зачем же ты ее воскресил?

Ангел ответил не сразу, а когда заговорил, в голосе слышался непривычный надрыв:

– Смертность, горе, страдания – заразительны. На Небе нет ни потерь, ни печали, ни страха, но когда погружаешься в земную жизнь, невольно проникаешься человеческими горестями. И сочувствуешь. И стремишься там исправить, здесь помочь.

– Так помоги Варе.

– Не властен я.

Азариил бесцельно вертел в руках буран.

– А ведь ты за нее переживаешь, – Андрей посмотрел на него испытующе, пытаясь поймать ускользающий взгляд.

– На мне лежит ответственность: я взял на себя смелость просить о ее возвращении к жизни.

– Что-то я себе на этой табуретке всю пятую точку отсидел, – Андрей поднялся из-за стола. Наведался к холодильнику и извлек с верхней полки ещё бутылку пива. – Пошли на диван.

Ангел не заставил себя упрашивать: послушно сгреб со стола свой драгоценный буран и двинулся в комнату.

– Располагайся, – предложил Андрей гостеприимно, воткнул штепсель от гирлянды в розетку и растянулся на диване, прислонив подушку вертикально к спинке. Скрестил ноги, неторопливо потягивая пиво и наблюдая из-под прикрытых век, как Азариил неловко устраивается рядом, копируя позу.

– Ну как?

– Удобно, – ангел поерзал. Запрокинул голову и поглядел наверх, на растянутую по стене мигающую гирлянду.

– Пива?

– Я не нуждаюсь…

– Ладно! Расскажи все-таки, – благодушно щурясь, попросил Андрей, – как там, на Небесах?

– Благодатно.

– А еще?

– Свободно.

– Никаких ограничений за исключением одного: нельзя отправиться на землю или помыслить о неповиновении. Да?

– Подобные желания нас не посещают.

– Расскажи это Люциферу и его последователям. И Аваддону. И тому, который спутался с бесами.

– Они отщепенцы.

– И много вас?

– Бесчисленное воинство. Мы не знаем телесных ощущений. Холод, боль, удовольствие – для нас эти слова лишены окраски. Мы разделяем их на позитивные и негативные, но не все они имеют одно значение. Многозначность сбивает с толку. Можно плакать от счастья или смеяться до слез, иногда наслаждение граничит с агонией, а лед обжигает. Противоречий не разрешить, и каждое новое запутывает картину еще больше.

– Значит, вы не чувствуете ничего.

– Вне физического тела – нет. Абсолютно.

– Теперь понимаю, откуда берется зависть, – хмыкнул Андрей. – И бешенство.

– У вас есть тела.

– Но если ангелы их лишены и поэтому чужды человеческим слабостям и удовольствиям, то как они умудряются захотеть недоступное пониманию?

– Ты имеешь в виду тех сынов Божьих, которые когда-то польстились на прекрасных дочерей человеческих и сошли на землю, чтобы иметь с ними детей?

– Они захотели секса, – поправил Андрей. – Дети тут с боку припека.

– Эта старая история – позорное клеймо на нашем роду, – Азариил недовольно дернул плечом.

– Так как быть с грехопадением?

– Мы не свободны в выборе, но стоит лишь однажды пожелать земных ощущений, как все глубже погружаешься в страсти, сомнения, чувства. Мы рождены беречь жизнь, а не создавать ее.

– Звучит жалко. Безвольные, бесчувственные…

– Тебе доставляет удовольствие меня оскорблять?

– Так я разве о тебе?

– А разве я не ангел?

– Без пяти минут падший.

Он действительно это произнес? Ладони вспотели. Сердце пустилось вскачь. Но происходящее с Азариилом мучило, а неизвестность угнетала, вот и настало время разобраться.

– Восстал против своих. Выходит, падший.

– Нет, – Азариил покачал головой, чуть прикрыв глаза.

– Хорошо. Давай зайдем с другого конца. Что нужно совершить, чтобы загреметь по-настоящему?

Ангел едва заметно вздрогнул.

– Я не стану обсуждать подобные вещи.

Понятно. Ушел в глухую оборону. Вот и разобрались.

Андрей ощутил, как его клонит в сон: то ли из-за пива, то ли из-за ангельского вмешательства. Ни возмущаться, ни противиться почему-то не хотелось.

– Ты ведь в шаге от падения, Зар, – пробормотал он, зевнув. – Можешь на меня рассчитывать, я поддержу, если вдруг…

Должно быть, он уже заснул, убаюканный затянувшимся молчанием, когда почудилось, будто потолок поплыл, растворился, и над головой открылось чистое звездное небо. Мерцающее серебро снежинок, танцуя, опускалось, летело прямо в лицо, но, наталкиваясь на невидимый барьер, соскальзывало в стороны, точно по огромному стеклянному куполу.

Андрей лежал, разглядывая ночное великолепие, дышал морозным воздухом, наслаждался моментом…

Наверное, он тоже очутился на дне чьего-то снежного бурана. Сидя у себя на Небе, этот Кто-то взирал на него сквозь стекло с задумчивой грустью и неусыпным вниманием. И терпеливо ожидал перемен. Ожидал, что он вот-вот вскинет голову и заметит стеклянный колпак. И одумается. Опомнится. Иногда этот Кто-то встряхивал буран, ввергая его жизнь во вьюгу страстей, переживаний и горестей. Но время утекало, и ничего не менялось. И Кто-то предпринял последнюю попытку, послав к нему настоящего ангела, чудо из чудес!

Только вместо исправления и очищения он увлекал небесного посланника за собой в бездну…

Поднебесье распорол белый росчерк метеорита.

Вот ведь! Даже звезды иногда падали…

– А ты не падай, Зар, – прошептал Андрей. – Только не ты.

Прошептал – и провалился в крепкий сон до утра. Чтобы, проснувшись, обнаружить на подоконнике ряд разноцветных носков, набитых леденцами, на тумбочке – мешок с конфетами, а на столе – одинокий буран, в котором дивно кружились снежинки.

* * *

– Повтори еще раз, – процедила Белфегор сквозь зубы.

Перед ней елозила на брюхе черная лохматая тварь, похожая на гигантский комок сажи с хваткими паучьими лапами.

– Видел их… – прогудела тварь низким, грудным голосом. – Свет жжется… жжется, проклятый… спугнул Домуш-ш-ша, спугнул… спалил… поганый свет!.. А человек с клеймом там… там!.. Домуш проползал мимо и хотел поживиться – человек злился… так вкусно, так аппетитно злился, а Домуш был голоден… Но свет спустился с неба и выжег Домушу глаза… выжег… – домовой бес мелко задрожал и, поскуливая и подвывая, сорвался на невнятное бормотание.

– Вот, значит, как, Азариил, – Белфегор отвернулась и устремила взгляд на рассветное небо. – Думаешь, обхитрил… Но ничего. Теперь моя очередь хитрить, крылатое отродье!

ГЛАВА 7

– Андрей.

Тихий голос просочился в сновидение. Он пропустил бы его мимо ушей, позволив едва слышному зову скользнуть по поверхности дремлющего сознания, но за последние недели сон истончился и обрел фантастическую чуткость. Стоило мышонку царапнуть плинтус, как зыбкая пелена забвения спадала, и унылая, неприглядная реальность наваливалась на больную от перенапряжения голову.

В комнате было темно, но узнать склонившегося над диваном не составило труда.

– Я разбудил тебя, – виновато произнес ночной визитер, зажигая ночник.

Свет безжалостно полоснул по глазам, и Андрей зажмурился, но комментарии придержал. Глупо возмущаться, когда нарушитель спокойствия и без твоего негодования глубоко раскаивался в содеянном, о чем красноречиво свидетельствовали понурые плечи и виноватый взгляд.

Вместо ответа Андрей скосил глаза на тумбочку и долго не мог взять в толк, что означает положение стрелок на будильнике. Двенадцатый час утра? А почему тогда за окном тьма кромешная?

– По-моему, я только лег, – хмуро пробормотал он.

– Прости, – Азариил переступил с ноги на ногу и неловко примостился на краешек дивана. Андрей приподнялся, опершись на локти. В голове звонили церковные колокола.

– Что стряслось? Бесы у порога? Пора бежать, теряя тапки? – осведомился он.

– Сегодня сочельник, – пояснил ангел так, словно это многое объясняло.

– И? – Андрей сам не понял, какая его часть сейчас вопила громче: кипящая от праведного гнева, или зудящая от любопытства. Ангелы вообще странные – в прямом смысле не от мира сего, – но лично ему попался ещё и с легким оттенком небесного сумасшествия.

– В церкви рождественская служба. Мы отправляемся в храм.

Андрей бессильно опустился обратно на подушку и уставился в потолок.

– Я лег час назад, – констатировал он с героическим спокойствием. – А до этого не спал четыре ночи, потому что кто-то устроил мне ментальную бомбардировку сценами кровавых шабашей, адских жаровен и ангельских хороводов на небесах…

– Это Асмодей, – спешно заверил Азариил. – Я бы приписал авторство демонам, но кощунство с Божьими посланниками больше похоже на почерк бывшего серафима. Он проведал о твоей способности чувствовать другие Осколки и напустил свору мелких бесов, чтобы лишить тебя моральной устойчивости.

– Скажу по секрету: ему неплохо удается!

– Я пойму, если ты откажешься…

– Откажусь? – вскричал Андрей. – Я – откажусь? И для тебя это явится неожиданностью? У меня в голове прокисший кисель вместо мозгов, перед глазами все в черную крапинку, а в ушах грохот набата. И ты спрашиваешь, не откажусь ли я смотаться с тобой на идиотскую ночную службу в идиотскую церковь? Ты совсем спятил?

– Андрей, с момента воплощения я тоже ощущаю усталость, – произнес Азариил тихо.

– Не сомневаюсь, – перебил Андрей, демонстративно натягивая одеяло до подбородка. – Зар, имей совесть! Я впервые за прошедшую неделю заснул по-человечески, и ты разбудил меня только ради нелепой прихоти!

– Рождественское богослужение – вовсе не прихоть, – возразил ангел. – А кроме того, после службы тебе должно полегчать.

– Должно?

Азариил пожал плечами: выходит, уверенности у него не было.

Андрей со вздохом закрыл лицо руками, подавляя просящийся наружу стон.

– Ладно, – буркнул он, откидывая одеяло, и спустил ноги с кровати. – Джинсы подай. И с тебя причитается.

– Все, что в моих силах, – просьба была мигом исполнена.

– Учитывая, что по силам не так уж много, на тебе не разживешься. Пошли.

Бодрящий уличный воздух лизнул открытую шею. Андрей поежился, застегивая куртку, поднял воротник стойкой и зашагал по дорожке прочь со двора.

– Итак. Куда выдвигаемся?

– В Благовещенский монастырь.

Путь предстоял не близкий. С неба наискосок, царапая щеки, сыпалась ледяная крошка. Скользкие тротуары блестели в свете уличных фонарей.

Спустя полчаса они миновали ансамбль Свято-Троицкой обители, огороженный высокой каменной стеной с надвратной церковью, и повернули за угол, налево. Дорога потянулась вдоль глухой белой ограды к воротам. Ветреный снежный сумрак полоскал ветви высоких берез, облепленных серебряным инеем.

Андрей неуверенно вошел в арку и очутился на территории монастыря. В подобных местах ему всегда становилось стыдно: за себя, за других – за все человечество, умудрившееся даже религию превратить в грошовое развлечение.

Азариил взглянул на него с мимолетной улыбкой и задрал голову, разглядывая Благовещенский собор: пышно украшенное в стиле русского узорочья здание с пятью синими куполами, рядами кокошников по верху четверика, нарядным шатровым крыльцом, стройной колокольней, резными наличниками и карнизами. Оробевший Андрей остановился рядом, дивясь тому, до чего органично смотрелся ангел на столь впечатляющем фоне.

– Мы надолго? – несколько мгновений он испытующе гипнотизировал ровный профиль, отмечая про себя, что облачка пара слетают с губ ангела прерывисто и часто, словно тот волнуется.

Азариил проигнорировал вопрос.

Внушительная лестница привела в полутемный длинный притвор, в конце которого на огромном каноне полыхала, казалось, сразу пара сотен свечей. Народ толпился в дверях правого предела. Андрей ожидал, что ангел, как всякий примерный христианин, тихонько устроится где-нибудь с краешка, но тот просочился вперед, удивительным образом никого не потеснив и не потревожив. Чтобы не потерять его из виду, пришлось попотеть, лавируя в плотной толпе прихожан: взмокших от духоты, раскрасневшихся женщин и старушек в трогательных белых платочках. Настигнув Азариила почти перед самым аналоем, Андрей замер, чувствуя себя древним гнилым пнем посреди солнечной поляны.

Азариил ведь не рассчитывал вызвать в нем воодушевление? Или рассчитывал?..

Интересно, каким образом должно было «полегчать»? Устроившие ментальную свистопляску бесы крепко засели в голове; потребуется сеанс экзорцизма? Или нечисть шарахнется буквально: как черт от ладана? Размышляя на злободневную тему, Андрей слушал песнопения краем уха и мучительно потел.

Столпившиеся в кафоликоне бабушки с лицами, похожими на печеные яблоки; женщины и мужчины всех возрастов; помогавшие в алтаре монахи в расшитых серебром белых стихарях – месяц назад удостоились бы лишь высокомерно-презрительной гримасы. Но нынче все изменилось. От слаженного многоголосого пения по коже бегали мурашки. Андрей стоял, не находя сил шелохнуться, и чувствовал себя здесь чужеродным. И грязным. Уродливым. Прокаженным. Казалось, все вокруг замечали его убожество и брезгливо морщились. Он тяжело вдыхал горячий медовый запах воска и ладана – беспомощный, словно новорожденный младенец.

Сглотнув всухую, Андрей наконец решился скосить глаза на ангела.

– Я хочу уйти.

Азариил промолчал.

– Здесь душно и жарко. Я подожду снаружи…

В тот же миг раздался зычный голос чтеца:

– Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение…

Свет погас. Один за другим погрузились во мрак подсвечники, дым от погашенных свечей вьющимися лентами поплыл в воздухе.

– Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение…

Псаломщик продолжал читать в торжественной тьме, рассеянной пронзительно-яркими оранжевыми огоньками лампад. Пышный многоярусный иконостас отсвечивал золотом внизу и углублялся во тьму высоты, словно плавно перетекал в головокружительное ночное небо, разверстое над прихожанами. Люди затихли, и сердце в груди тревожно заколотилось…

* * *

Они выскользнули из царских врат один за другим, никем из людей не замеченные, никого не спугнувшие. Трое вестников Божьих, сияющих ярче солнца.

– Покинем храм, – опустив приветствие, предложил Аския и скользнул над головами прихожан к выходу. Сотканное из света одеяние колыхалось и развевалось за его спиной подобно второй паре крыльев.

Азариил с опаской поглядел на двух его спутников.

– С Осколком побудут, он не заметит твоего отсутствия, – обернувшись, сказал Аския, правильно расценив замешательство. – Идем.

Азариил подчинился. Едва очутившись на крыльце, сделался невидим, чтобы не смущать случайных свидетелей беседой с пустотой.

– Серьезный разговор у нас к тебе, – поведал Аския опять же без предисловий.

– Я догадываюсь о его предмете.

– Не торопись. Ты раз ослушался, но к нам не поступало распоряжения тебя вразумить или наказать.

– Значит ли это, будто я прощен?

– Мне неведомо. Мы здесь по другому поводу. Мастема завладел шестью Осколками. Четвертый – мальчик, которого охранял Лаувиан, – сегодня совершил убийство и этим подписал себе приговор: приблизиться к нему мы больше не могли. Одновременно с ним пятый – к нему был приставлен Хазиил, – подсыпал яд отцу, чтобы заполучить наследство… Мы потеряли обоих. По поводу двоих оставшихся поступил приказ… Однако и с шестым Осколком мы опоздали. Женщина считала себя потомственной колдуньей, гадалкой и ясновидящей, и король шабашей Леонард вдоволь потешил ее самолюбие, напророчив великое будущее в обмен на душу. Она продалась – а над свободной человеческой волей мы не властны. Остался последний.

– Ты сказал, поступил приказ, – произнес Азариил, глядя на ночные тучи. Те клубились низко над землей, похожие на грязные выхлопы из заводских труб.

– Аваддон не должен возродиться.

– Но ведь есть силы, способные совладать с падшим. Архангелы?

– Может быть, ты велишь им?

Азариил понуро опустил голову. Площадка возле церкви тоже выглядела грязной: соль превратила снег в отвратительную жижу.

– Семеро демонов под предводительством Мастемы придут за душой вверенного тебе человека, – сказал Аския. – Существует множество дорог, по которым мы могли бы пойти: защищать Осколок до самой его смерти, или забрать туда, где до него нелегко будет добраться. Однако есть распоряжение, и не нам его оспаривать. Ни мы, ни кто другой не устроит все лучше, чем Господь. Есть лишь один верный путь – путь промысла, все остальное ошибочно, каким бы обнадеживающим или правильным ни выглядело.

Азариил признавал его правоту. Только внутри что-то больно и гадко дергалось.

– Я понял приказ, – вымолвил он непослушными губами.

– Срок до утра. Я оставлю с тобой двоих…

– По поводу них тоже были повеления?

– Нет.

– Тогда уведи. Я справлюсь.

– Семеро демонов, брат, – Аския повысил голос, явно пытаясь воззвать к благоразумию низшего по чину ангела. – И Мастема! Господь сам оставил его надзирателем над целым племенем земных бесов, Мастема силен…

Азариил упрямо сжал челюсти и поглядел исподлобья:

– Для бесчестия не нужны свидетели.

– Опомнись, – предостережение прозвучало тихо, но твердо. – Не поддавайся опасным заблуждениям, не делай ложных выводов. Мы созданы для подчинения Отцу, а не страстям! И только перед Ним отвечаем честью и бережем ее. Не перед людьми. Какими бы крепкими ни казались узы с ними, это обман, ловушка…

Вот почему самовольное воскрешение осталось без внимания. Вот оно – наказание за неповиновение! Андрей умрет так или иначе, вопрос лишь в том, что теперь убить его поручено единственному, не считая сестры, кому он доверяет. Вот оно – искупление…

Аския продолжал увещевать и поучать, видимо, считая своим долгом растолковать запутавшемуся товарищу все возможные последствия опрометчивого решения. С разных точек зрения.

– Я справлюсь, – повторил Азариил, прерывая поток нравоучений. – Уведи их.

Общество высшего начинало тяготить.

Аския колебался:

– У тебя мало времени. Как только мы исчезнем, духи зла…

– Я не стану тянуть. Все сделаю. Но прошу лишь об одном, – Азариил посмотрел ему прямо в глаза: пусть прочтет намерения, пусть убедится, что за словесной решимостью не скрывается лукавство. – Дай мне завершить все без сторонней помощи. Я должен сам.

– Хорошо, – нехотя уступил Аския и тут же оговорился: – Силы будут неподалеку. Они не помешают тебе, но я не стану отзывать их с Земли. На заре объявлен сбор в храме Невечернего Света: мы завершаем миссию и уходим.

– Встретимся там.

Аския церемонно поклонился, и налетевший порыв ледяного ветра стер его сияющую фигуру с тошно-серого ночного пейзажа.

Азариил запрокинул голову, ловя ртом стылый воздух и вглядываясь в коричневатые клочья туч, почти скребущих брюхом по кресту надвратной церкви. Ветер гнал их на восток к далекому зимнему рассвету. Только Андрею было не суждено встретить этот рассвет. Для Андрея новый день никогда не наступит. Не взойдет солнце: ни здесь, на земле, ни там, куда увлекут душу грозные посланники Небес.

Азариил снова опоздал.

– Отнять жизнь не трудно, – пробормотал он, смаргивая набежавшие от холода слезы. – Куда тяжелее отнять шанс на спасение.

Внутри все мерзко содрогалось. Начинало знобить.

Обернувшись, он нетвердой походкой стал взбираться на высокую лестницу крыльца.

* * *

Открыв глаза, Андрей обнаружил себя лежащим поверх растерзанной постели в знакомом Муромском подвале. Комнату наполнял серый сумрак, плотный, мягкий, как вата, и оглушительно тихий. А ещё прохладный и удивительно свежий, словно приоткрытая форточка в рассохшейся раме окна выходила прямиком в поднебесье.

В голове блуждали и путались воспоминания. Путешествие по ночным улицам, величественные белоснежные стены храма и его прогретое до тяжелой духоты нутро, проникновенные и торжественные песнопения, похожие на органную музыку. Андрей завозился и в тот же миг вспомнил невероятное: будто бы кто-то нес его на руках, бережно и без устали. А веки сами собой смыкались, ужасы сновидений растворялись во мраке, и дремалось в блаженном покое, в безопасности так дивно и сладко… Терять новообретенное ощущение не хотелось, и Андрей цеплялся за него, отказываясь просыпаться, и сжимался в комок, как в детстве под одеялом, и нежился, и смаковал каждое мгновение.

Потом наступило пробуждение. И вот он снова в заплесневелом старом подвале, а внутри – горькие сожаления о потерянном умиротворении.

Тяжело вздохнув, Андрей повернулся на правый бок.

У окна кто-то сидел. Сутулый, с опущенной головой и поникшими плечами. Так вот от кого веяло этой дурманящей свежестью! Вот кто рассеивал сумрак едва видимым светом – неуловимым, словно тонкая взвесь жемчужной пудры в воздухе. Вот кто принес Андрея из храма домой – на руках. Или на крыльях.

В других обстоятельствах он бы обрадовался и знакомому лицу, и благополучному, хоть и необычному возвращению в квартиру, и тому, что церковная тягомотина осталась позади. Однако при более пристальном взгляде на ангела его пробрала необъяснимая дрожь. Уперев локти в колени, тот крутил в руках снежный буран и казался смертельно расстроенным.

Наверное, не стоило тревожить его и лезть с расспросами, но стерпеть не получилось:

– Зар?

Ангел медленно поднял глаза и отчужденно произнес глухим, низким голосом:

– Меня зовут Азариил. Имя не длинное, поэтому нет нужды сокращать его нелепым образом.

Тут уже сделалось совсем не по себе. Андрей сел, осторожно спустив ноги на пол.

– Что-то стряслось? Серьезное, да? – он вовсе не горел желанием получить ответ, но прятать голову в песок было неразумно.

Наверное, напряжение и испуг прозвучали слишком отчетливо – Азариил внезапно смутился. Стукнул бураном об стол и с диковатым лицом прошествовал в кухню неестественно напряженной походкой. Он явно сильно нервничал. В довершение ко всему, хлопнула дверца холодильника, и ангел вновь появился на пороге комнаты – с бутылкой пива в руке!

Андрей моргнул, подавив желание поплевать через плечо.

Азариил тем временем вернулся на прежнее место. И так залихватски шваркнул горлышком бутылки о столешницу, что крышка выстрелила в полку и канула в книжном завале. Андрей вытаращил глаза, зачарованно наблюдая, как его губы смыкаются на горлышке, а острый кадык на выгнутой шее отсчитывает жадные глотки: один, второй, третий…

– Хмельной напиток, – зачем-то сообщил Азариил, осушив бутылку, и вытер рот тыльной стороной ладони. Нахмурился, уставившись в пустоту, будто ожидая, когда наступит опьянение.