Текст книги "Осколки небес (СИ)"

Автор книги: Анастасия Колдарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Какой разительный контраст с минувшим кошмаром…

Андрей в изнеможении прикрыл глаза, собираясь пролежать вот так, молча и без движения, до скончания веков. Он смертельно устал.

Однако Варя вскочила, выронив книгу, и бросилась к нему, а затем вон из комнаты.

– Очнулся! – донесся из-за двери ее взволнованный голос.

«Не шевельнусь, – решил Андрей. – Пусть думают, что умер».

В тяжких муках родив столь длинную мысль, сознание надорвалось, и голова опустела.

Должно быть, он вновь погрузился в сон или обморок, потому что в следующий миг, когда пришел в себя, дышалось легче. К лицу прикасались чьи-то шершавые пальцы, и дурнота с каждой секундой ослабевала, а боль в разбитом теле таяла.

– Как чувствуешь себя? – спросил Азариил, убрав руку.

– Жив… – только и смог выдавить Андрей.

– Что с ним? – не выдержала Варя, протягивая руку, но не решаясь схватить ангела за рукав куртки. – Что с ним сделали?

Азариил умолчал о подробностях? Ограничился беглым упоминанием? Пожалел несчастную.

– Потребуется время…

– Его били? Пытали? – варин голос зазвенел в тишине.

А ведь ее и впрямь держали в неведении. Вот Евдокия – сгорбленная, укутанная в заштопанный шерстяной платок, застывшая в дверях, – та знала, все-все знала! Андрей читал это в ее слезящихся, мутных старчески глазах, в каждой глубокой морщине на ввалившихся щеках. А девочку берегли.

– Все будет в порядке, все уже позади, – заверил Азариил, и Андрей не поверил ни единому слову.

Варя в бессилии опустилась на край постели и закрыла лицо руками.

– Как ты разыскал меня? – прошептал Андрей.

– Откликнулся на призыв. Ты молился, звал, и мы услышали.

В сущности, это казалось второстепенным. Важным оставался лишь один вопрос.

– Почему?..

Он мог означать что угодно. Почему не пришли раньше? Почему обязательно надо молиться – разве ты не держишь меня в постоянном поле зрения? Разве ты не святой? Почему ритуал отличался от приснившегося? Почему столько крови? Почему я умер, но до сих пор дышу?..

– Воля Небес была продиктована нам однажды: охранять Осколки. Ее и следует исполнять. Я сделал все правильно.

Азариил выбрал последний вопрос. Ответил на последний.

И ошибся.

– Почему Он так поступает с нами, – бесцветным голосом произнес Андрей.

Лицо ангела исказила судорога. А в глазах на мгновение отразилась пустыня, безводная и безжизненная. Глаза потускнели, омертвели, будто выжженные, иссушенные насквозь, до дна.

– Потому что любит, – прозвучал глухой ответ.

Андрей замер – если только можно было замереть, и без того пребывая в абсолютной неподвижности. Оцепенел внутренне. Обомлел. И затрясся от беззвучного хохота.

– Глупец! – выплюнул он, содрогаясь. – Кретин несчастный! Если бы Ему было дело до кого-нибудь из нас!.. До ее молитв!.. – кивок в сторону Вари.

Та вскочила с кровати, попятилась, всхлипнула:

– Он потерял рассудок!

Азариил наклонился к Андрею и жестко выдохнул прямо ему, оробевшему, в лицо:

– Ему есть дело.

Повисло молчание, нарушаемое лишь вариным шмыганьем.

– Уходить вам нужно, – пожевав беззубым ртом, заговорила Евдокия. – Здесь теперь укрытие неважное, нечисть не успокоится и придет снова.

– Утром отправимся дальше, – Азариил выпрямился. – А сейчас спи, отдыхай.

Андрей перевел взгляд на окно. За неплотно задвинутой шторой чернела глухая ночь.

– Пойдем, пойдем, – старуха взяла плачущую Варю под локоть и увела в соседнюю комнату.

– Спи, – повторил ангел.

* * *

Сентиментальность.

До сего момента Азариил не осознавал всей ее губительности.

Андрей уснул крепко, но беспокойно. Его осунувшееся лицо в полумраке казалось таким доверчивым и беззащитным, таким юным… Ангел долго смотрел на него, наблюдая за тем, как мечутся тени сновидений за сомкнутыми веками и мучается опутанная паутиной отчаяния душа. Не верилось, будто искра, мерцающая в этой душе, обречена на угасание в глубинах ада.

Неужели это пробуждалась нежданная привязанность? Неужели именно ее глазами Азариил теперь глядел на своего подопечного? Неужели именно она искажала действительность и светилась там, где не осталось и намека на свет?

От мыслей об этом внутри все переворачивалось в возмущенном протесте.

Ощутив внезапную сильную усталость, Азариил присел на край постели и ссутулился, зажав запястья между коленями. Впервые в жизни ему, не знавшему ни раздумий, ни сомнений, сделалось тревожно и неуютно. Он совершил самочинный поступок: без молитвы, без благословения. Он отверг происходящее, посчитав его неблагоприятным стечением обстоятельств. Он рассудил по-своему, не вняв справедливому обвинению Хранителя. Он возвратил к жизни того, чей смертный час пробил. А значит, пошел против Божьей воли.

В горле застрял ком.

Азариил не страшился возмездия. Куда сильнее пугало ощущение собственной правоты. Оно на все лады кричало, будто смерть Андрея – несвоевременна, ошибочна и противоречит приказу защищать и оберегать. Исправить изъян казалось единственно верным – и он исправил!

И вот теперь, сгорбившись на постели, искоса поглядывая на спящего человека, понял, что запутался. Растерялся. И уже не в силах отличить истинное от ложного. Действительно ли он привязался к Андрею настолько, чтобы пристрастие затуманило разум и под видом благодеяния толкнуло на беззаконие? Действительно ли поддался недозволительным эмоциям?

Ответа не было.

Кроме того, не давал покоя и несвоевременный вызов, отвлекший от прямых обязанностей. Вызов, на который никто не явился. Вызов, почти позволивший демонам завладеть Осколком.

Кто послал его? Кто стоял за ним? Кто, кроме братьев, мог это сделать?

А может, ошибка? Губительное недоразумение?

Андрей завозился во сне, забормотал что-то нечленораздельное и вскинул руку, неуклюже отталкивая от себя кого-то или прикрываясь. Азариил отвлекся от размышлений. Не уследил, не уберег, и теперь человека терзали кошмары. И здесь виноват, и кругом…

Интересно, каково это – видеть сны?

С минуту Азариил внимательно вглядывался в мелькание картин под дрожащими веками спящего. И видел кровь, разлитую по грязному полу часовни, и ощущал тугие, жмущие стенки сосуда вокруг, и хватался за них, бился, молотил кулаками… Потом отвернулся, мучимый виной и сожалением.

Не уберег. Чуть не потерял. Как же теперь все исправить?

Азариил повел плечом. Огромная тень скользнула по сжавшемуся под одеялом телу, укутывая в кокон бесплотных перьев. И человек постепенно расслабился, ощущая защиту и приятное, давным-давно забытое умиротворение от чужого присутствия, участия, сострадания. Глубоко вздохнул, перевернулся на спину, открываясь, и его губы тронула чуть заметная улыбка.

Ангел сторожил сон, укрывая от кошмаров, и Андрею снились перья. Много-много белых перьев, рассыпанных по парковым дорожкам. Он собирал, и собирал, и собирал их – горстями, чтобы сделать себе крылья.

ГЛАВА 6

Междугородний автобус шел полупустым. Пассажиров набралось десятка полтора. Сонные и угрюмые, они рассредоточились по салону как можно дальше друг от друга, рассовали по полкам багаж и затаились.

За промерзшими окнами тянулись однообразные заснеженные поля и перелески. Обогреватель в салоне дышал на ладан. Спина в неудобном кресле быстро устала и затекла. От тряски укачивало. Двигатель натужно рычал и время от времени заходился страшным предсмертным кашлем. Андрей не припоминал, чтобы ему когда-нибудь доводилось ездить на подобном драндулете, и всерьез опасался за благополучное завершение поездки.

Бледная и совсем неразговорчивая Варя, едва усевшись, достала книжку и погрузилась в чтение псалмов. Некоторое время Андрей следил за ее обветренными, покрытыми цыпками пальцами, скользившими по строчкам и листавшими страницы, и не мог сдержать скептического осуждения. Не похоже, чтобы ее простодушные молитвы кто-нибудь слышал. Не похоже, чтобы кто-то торопился ее защищать. Даже хваленый Ангел Хранитель, которому Варя приписывала исключительные заслуги, – куда он испарился, когда демоны швыряли ее по церкви, точно пушинку?.. Возможно, мелкотравчатых бесов молитвы и приструняли слегка, но до высших сфер явно не долетали. А если бы и долетели – какое Всевышнему дело до просьб серой, скучной безвестной Вари, пусть даже и праведницы? Таких миллионы, а у Него свои соображения, свой загадочный и непостижимый промысел.

Чувствуя, как тягостно ноет исцеленное Азариилом тело, как мучительно кружится голова, Андрей сомневался, что когда-нибудь сочтет этот промысел оправданным. Проще было обойтись одной справедливостью: когда бы каждый ещё при жизни получал по заслугам, мир стал бы понятнее, а жилось не в пример легче.

– Опасно упрощать мироздание и низводить истину до уровня простых и понятных заблуждений, – буднично возразил Азариил, сидевший через проход. Очутившись в этом кресле часом раньше, он сложил руки на коленях, устремил немигающий взгляд в спинку переднего кресла и с тех пор не шелохнулся. Не в меру серьезный и сосредоточенный, сегодня он выглядел мрачнее и настороженнее обычного – настолько, что Андрей даже усовестился обвинять его в подслушивании мыслей.

– Легко тебе рассуждать. Мы тут тычемся, как слепые котята, и никто не подскажет, куда идти, зачем, для чего… Вот ты когда-нибудь задавался вопросом о смысле жизни?

Азариил едва заметно качнул головой.

– Правильно! В отличие от нас, ты с Всевышним на короткой ноге. Требования – изложат в конкретной и доступной форме. Плохое и хорошее – разграничат и объяснят. Будущее? Пожалуйста! И к гадалке не ходи. Все в рот положат да за тебя же и разжуют. И никаких сомнений, никаких промахов, беззаконий…

– Ошибаешься.

– А с нами так за что? Ее – за что? – Андрей понизил голос и кивнул на сестру.

Вопрос звучал не совсем понятно, да и не о Варе был задан. Но случившееся в католической часовне не обсуждалось, Андрей избегал возвращаться к тем событиям даже в мыслях, хотя и осознавал, что надолго терпения и воли не хватит.

– Бесам под горячую руку попалась – скажешь, это тоже входило в божественные планы?

– Мне о том неведомо.

– Да никому до нее и дела нет!

– Ошибаешься, – повторил Азариил. – Ты должен был заметить: она жива.

– Воскресла.

– Как воскресали те, кого Он оживлял, о ком Он молился.

– А если бы я…

В голову стрельнула изумительная догадка, однако ангел оборвал ее на полуслове.

– Нет, – он пребывал в задумчивости, избегая прямых взглядов, и разговаривая так, словно одновременно размышлял сразу над несколькими дилеммами. – Ты бы не справился: вера твоя слаба, а молиться и вовсе не умеешь.

– Слаба?! – вполголоса возмутился Андрей. – После стольких свидетельств, думаешь, мне еще требуются доказательства?

– Столкнуться со сверхъестественным и верить – разные вещи. Твердо знать о существовании Бога недостаточно для чудотворений и воскрешения мертвых. Здесь под верой подразумевается вовсе не механическое знание, доказанное собственным опытом.

– Тогда что? – Андрей не сумел скрыть разочарования.

– Смирение, – губы у Азариила дрогнули в намеке на улыбку. – Осознание собственной немощи и упование на милость и промысел Всевышнего. Безоговорочное и благодарное принятие любой Его воли.

– Когда убивают детей? Насилуют женщин? – с вызовом уточнил Андрей.

– Любой, – все с тем же намеком на блаженную улыбку отозвался ангел.

– Ты чокнулся. Вы все там чокнулись, – задохнувшись от бессилия, выдавил Андрей. – Этот ваш промысел по ходу дела подгоняется под обстоятельства и оправдывает то, что иначе оправдать невозможно. Дикость, зверство, грязь и самую поганую мерзость.

– Всегда важны обстоятельства. И прошлое. И тысячи «случайных» цепочек, из которых выстраиваются причинно-следственные связи. И будущее, ожидающее после смерти. Ты мыслишь слишком по-человечески. Зациклившись на жизни, только ее и возводишь в ранг высшей ценности. Но по-настоящему ценно не материальное, не тленное! Не боль от убийства или насилия, не предательство, не несчастная любовь или разрушенная карьера. Оно все пустое, хоть и кажется фундаментальным. Ценна вечность, Андрей, и то, кем вы, люди, в нее приходите, какой духовный багаж приносите с собой. Ты жалеешь Варвару, но ведь ей как праведнице было уготовано блаженство. Можно ли вообразить исход счастливее? – ангел грустно замолчал, наклонил голову и потер кончик носа. – А теперь…

Варя по-прежнему сидела, погрузившись в чтение, и Андрей внезапно сообразил, что монолог Азариила прозвучал лишь для него одного.

– Что – теперь? – спросил он едва слышно, смущенный недосказанностью и недобрым предчувствием.

– Ее ждут искушения, – объяснил Азариил коротко и, как показалось, нехотя. – И чем они обернутся – большой вопрос.

– Тебе известно будущее?

– Лишь вероятности, для которых уже существуют предпосылки.

– И каковы они, скажем, у меня?

Андрей не надеялся на ответ, но ангел отозвался:

– Удручающие.

По коже побежал холодок.

– Из-за Асмодея? Теперь их с Белфегором двое на мою душу, да?

Азариил молчал.

– Из-за ранения? – встревоженный Андрей принялся перебирать предположения одно за другим в надежде на реакцию. – Из-за Хранителя? Он ведь покинул меня, правильно?

– От него было мало толку.

– Тогда из-за неприятностей, которые у тебя начнутся после моего исцеления?

– Ты помнишь больше, чем я предполагал, – удивленно заметил Азариил. В его низком голосе появилась характерная хрипотца: значит, занервничал.

– Но ведь ты не совершил ничего… гм, противозаконного? – Андрей перегнулся через проход: – Зар?..

– Ничего, – отстраненно подтвердил ангел.

– Не ври мне! – импульсивно выдохнул Андрей, озаренный внезапной догадкой. – Меня выпотрошили! Я умер. И никто не должен был вмешаться, никто не имел права…

В памяти молнией блеснуло ужасное воспоминание. Много часов он старательно гнал от себя мысли и подавлял болезненные всполохи, освещавшие кровоточившую душу, но сколько ни лукавь, сколько ни прячься – случившееся догонит.

Автобус затрясся, древний движок закашлялся. Пара старушек на передних сидениях трескучими голосами перемывала кости общим знакомым.

Варя больше не шуршала страницами, а дремала, обмякнув в кресле и уронив голову на грудь.

– Пусть отдыхает, – тихо произнес Азариил.

– Твоих рук дело? Усыпил ее? – проворчал Андрей в жгучем раздражении. – Что происходит, Зар? Я видел вас настоящими, бестелесными! Видел истинное обличье демонов! Ведь я действительно умер! Ты вернул меня, вот только поправь, если ошибусь: безо всяких молитв. Самовольно.

Азариил сидел, будто каменное изваяние: натянутый и оцепеневший.

– Говори!

Ангел проигнорировал требование.

– Самоуправство наверняка аукнется, да?

Молчание.

– Хранитель доложит наверх – и что тогда? Тебя отзовут? Накажут? Заменят? – последнее допущение по-настоящему напугало.

Андрей угрюмо, почти враждебно уставился на Азариила, изо всех сил сжимая жесткий край сиденья. Пальцы свело от напряжения.

– Зар, ты рискнул… ради меня, – вместо признательности внутри зародился страх: тоскливый, гнусный. Что бы ангел ни поставил на кон: нимб, крылья, благодать, райские кущи или чистую репутацию – добром это не кончится.

Догадка попала в цель и растопила ледяную корку неестественного ангельского хладнокровия: впервые за целое утро Азариил посмотрел в глаза. И произнес в смятении:

– У меня есть подозрение. Перед появлением Асмодея я услышал зов, но на встречу никто не явился. Я долго пребывал в ожидании, пока не донесся твой крик о помощи.

– Думаешь, кто-то из ваших в сговоре с демонами? – Андрей растерялся. – Разве такое возможно?

Азариил пожал плечами и горестно потупился.

– Конечно, в семье не без урода, – развил мысль Андрей. – Денница, Аваддон и иже с ними – целые легионы падших духов когда-то были ангелами. Но если Бог столь всемогущ, каким ты Его описываешь, разве Он не должен пресекать всякие подлые делишки? Или, на худой конец, находиться в курсе чужих намерений?

– Должен.

– Тогда почему бы у Него напрямую не выспросить?

Азариил удивленно приподнял брови и уточнил:

– У Отца?

Андрей почувствовал себя невеждой, сморозившим несусветную глупость.

– О такой вопиющей дерзости я не смею и помыслить. Исключено. Отец обладает всеобъемлющим знанием, но он сам открывает истину и волю свою, когда наступает нужное время. Это называется…

– …промысел, – Андрей закатил глаза. Куда ни кинься – всюду промысел!

– Именно. Существование предательства, и мое неповиновение, и твое воскрешение в результате этого неповиновения может быть допущено, если на то воля Его.

– То есть Он мог бы спасти сотни и тысячи, но не спасает? Мог бы обличить и наказать предателя… – ангел болезненно вскинулся, и Андрей поднял руку в успокаивающем жесте: – Хорошо-хорошо, потенциального предателя, но опять же не обличает и не наказывает. И за этим кроется некий глубинный смысл?

Азариил хмуро кивнул.

– Бред, – усомнился Андрей.

– Вот поэтому нет пользы обсуждать с тобою вещи, выходящие за пределы примитивной человеческой логики.

– Примитивной? – Андрей ухмыльнулся. – С каких пор ты не гнушаешься уничижительных оценок? Где оценки, там гордыня, а от гордыни рукой подать и до… – он сбился под суровым, холодным прищуром синих глаз, в которых, казалось, вспыхивали молнии.

– Не смей судить о том, в чем не смыслишь, – жестко укорил Азариил. – У меня имелась веская причина поступить наперекор Хранителю, отсрочив твою гибель.

– Интересно, какая?

– Веская, – с нажимом повторил Азариил.

– Причины всегда веские, Зар, – Андрей устало потер лицо руками. – И это авторитетно подтвердят все семь миллиардов, живущие на земле. Ты поступаешь так, как поступаешь, поскольку уверен в собственной правоте. А потом отправляешься в ад.

Ангел не стал спорить, но и согласия не выразил.

– Я могу спрятать тебя на время, – задумчиво предложил он.

– А раньше чем занимался?

– Не так, как раньше, – добавил Азариил с пасмурным видом, будто пришедшая на ум перспектива, скорее, удручала его, нежели вдохновляла. – Свет опаляет бесов, но одновременно и привлекает. Где бы я ни пытался тебя укрыть с помощью света и молитвы, рано или поздно демоны дотуда доберутся: у них везде соглядатаи, а святые места и праведники наперечет. Но есть и иные методы, – ангел поморщился от отвращения, – запрещенные, но действенные.

Думал, думал пернатый – и на тебе, надумал!

– Дай догадаюсь, – нахмурился Андрей. – Магия?

Попал пальцем в небо. Азариила передернуло: мысль о богомерзких приемах претила его безгрешной сущности.

– Магия – это сделка с бесами! – вспылила Варя, перегнувшись через брата и гневно сверкая на ангела глазами.

– Проснулась, – заметил Андрей.

– Я и не спала.

– Подслушивала?

– И подглядывала! Гадания, привороты, ворожба, заговоры и магические ритуалы – прямое соглашение с демонами! – запальчиво заговорила Варя. – А демоны врут. Договор с ними запятнает душу, а ещё они выдадут тебя Мастеме быстрее, чем потухнет последняя ритуальная свечка.

Андрей вскинул брови, озадаченный ее осведомленностью.

– А его вообще в преисподнюю спровадят, – насуплено закончила Варя, кивком указав на ангела.

– Это правда?

– Она преувеличивает.

– А вот и нет!

– Человеческая магия не всегда обращается к духам злобы, – возразил Азариил. – Иногда и к свету. Но затруднение не в этом…

– В отступничестве, – припечатала Варя. – Ангел не может восстать против своих, не должен принимать самовольных решений. Каждый недозволенный поступок чреват падением.

Азариил молчал, сжав челюсти.

– И сколько поступков требуется, чтобы пасть? – осторожно поинтересовался Андрей.

Тишина в ответ.

– Зар, слушай, я ценю твое участие, и сострадание, и привязанность, но тащить тебя за собою в ад подло и бесчеловечно…

– Нет никакой привязанности, – жестко оборвал Азариил. – Разговор закончен. Приехали.

Он поднялся с сиденья и протиснулся вперед по проходу.

Автобус действительно остановился, простужено чихнув напоследок.

На улице разбушевалась метель: дома тонули в летящем снежном вихре и походили на пестрые кляксы. Ветер презрительно плевал в лицо хлопьями снега, продувал одежду насквозь и торопил убраться с открытой местности.

Андрей решил не задавать вопросов, хотя главный из них: «Куда идем?» – так и вертелся на языке. Азариил без объяснений углубился в лабиринт улиц, его не волновали ни снег, ни стылый ветер. Варя зябко куталась в свое легкое демисезонное пальтишко, зарывалась носом в шарф, и дрожала как осиновый лист.

– У меня в Муроме крестная живет, – поведала она, стараясь подстроиться под размашистую поступь Азариила. – На Кленовой

– Вряд ли мы направляемся к ней, – отозвался Андрей. – Опасно.

– Теперь всюду опасно.

– Зар! – он ускорил шаг и поравнялся с ангелом, щурясь от падающего снега. – У тебя на мою сестру еще остались планы? Из нее, конечно, получился первоклассный противодемонский щит, и рай в качестве награды – тоже очень заманчиво (вряд ли Азариил оценил язвительность в тоне). Но, может, хватит злоупотреблять ее доверием? Это для вас, крылатых, человеческая жизнь, как разменная монета, а нам жить хочется здесь, на земле, а не в вашей блаженной вечности.

– Я вовсе не умаляю ценности…

– Ой, избавь от занудства! Посадим ее на автобус и отправим домой.

Поколебавшись, Азариил благосклонно кивнул:

– Предложи ей.

– С какой стати?! – не выслушав и половины доводов, возмутилась Варя. – Как молитвы читать, так меня на передовую, а едва шумиха утряслась, коленкой под зад – и топай в свою деревню?

– Наоборот, – опешил Андрей. – Я же о тебе пекусь.

– Не надо обо мне печься, – Варя шмыгнула носом и надулась, плотнее кутаясь в шарф.

– Да мы с тобой едва знакомы, а этот… – Андрей зацепился взглядом за гордо реющую впереди взъерошенную макушку ангела, припорошенную снегом, и понизил голос: – вообще не человек!

– Закончил? – Варя холодно сощурилась. Глаза у нее подозрительно заблестели. Не разревелась бы.

– Ты уже умерла однажды. Мало?

Безжалостные слова хлестнули пощечиной. Варя споткнулась. Азариил заметно напрягся и замедлил шаг. Вокруг ее гибели еще в Москве возник негласный заговор молчания: Азариил избегал опасной темы, а Андрей не выпытывал подробностей и не подозревал, сохранилась ли у сестры хоть тень воспоминаний о коротком пребывании в загробном мире.

И вдруг – сорвалось с языка…

– По крайней мере, я знаю, чего ожидать от смерти, – произнесла Варя натянуто.

– Ты догадывался, что она заупрямится, – прошипел Андрей, буравя угрюмым взглядом ангельский затылок.

– Ее восприятие реальности нарушилось, – ответ прозвучал в мыслях. – Понятие смерти из области абстракции перешло в область опыта, поэтому страх притупился.

– Море по колено? – хмыкнул Андрей.

– Тоже этого не одобряю.

– Вот и отошли ее домой.

– Тогда у Мастемы появится лишний шанс повлиять на нас. Он доберется до Вари и будет истязать, пока не получит тебя. А тебя он не получит, – убежденно заверил Азариил. – Хотя мученическая кончина – самый легкий путь на Небеса, едва ли ты оценишь подобный результат по достоинству.

Подходящего возражения не нашлось, и Андрей скрепя сердце признал его правоту.

Между тем они уже достаточно долго блуждали по муромским улицам. После монументальной и плотной московской застройки местные приземистые домики выглядели несерьезными, даже игрушечными. Автомобили лениво ползали по узким дорогам, устраивая стоянки, где придется: прямо на обочинах, у сугробов. Редкие прохожие сонно волоклись по своим делам, увязая по щиколотку в рыхлом снегу. Метель усиливалась, проглатывая очертания зданий и превращая людей в снеговиков, а от машин и вовсе остались лишь тусклые огни фар.

Андрей обрадовался, когда Азариил свернул во двор и поднялся на скользкое крыльцо под навесом, принадлежавшее ветхому двухэтажному дому с рассохшимися форточками на допотопных окнах. Из-под трещин на грязно-бежевых стенах проглядывал предыдущий слой штукатурки, желтый. Входная дверь привела в тесный темный подъезд, на крошечную площадку. Отсюда одна лестница поднималась к квартирам, другая терялась во мраке подвала.

Азариил неслышно двинулся вниз.

Любопытно, какую защиту он приготовил на сей раз? Очередную богомольную бабульку, благообразного старца или сурового чернеца?

Дверь отворил парнишка лет двадцати. Исхудавший, полупрозрачный и ссохшийся – наверное, от постоянных постов. Мятый свитер из синтетики и темные брюки неприглядно болтались на его костях, отросшие волосы доставали до глаз жирными сосульками. Но вот что странно: при всей своей внешней неопрятности и неказистости, подчеркнутой худобой, мальчик вызывал, скорее, симпатию, нежели отторжение.

Завидев гостей на пороге, он не выразил удивлени, лишь посторонился, приглашая войти. Его чуть ссутуленная фигура показалась Андрею средоточием вселенской молчаливой покорности.

Крохотная прихожая с трудом вместила посетителей. Одну треть подвала занимала кухня, две других – старомодно обставленная комната. Окошки здесь упирались в потолок, снаружи их карнизы лежали аккурат на тротуаре, который сейчас замело снегом.

– Боюсь даже спрашивать, к кому мы вторглись на сей раз, – пробормотал Андрей, разглядывая выцветшие, покрытые пятнами и потеками обои, раза в два старше его самого.

– Вениамин, – представил Азариил.

– Вы можете отдохнуть, – предложил мальчик тихим голосом, столь же бесцветным, как и весь его невыразительный облик. И, не поднимая глаз, скрылся в кухне.

– Это что еще за рыцарь печального образа? – Андрей в недоумении проводил его взглядом. – Очередной праведник?

– Он учится в местном духовном училище не территории Спасо-Преображенского монастыря, остальное тебе знать ни к чему, – ответил Азариил.

– А хотелось бы, – Андрей прошел в глубь комнаты к письменному столу, над которым громоздились самодельные полки с книгами. «Катехизис», «История религии», «Основное богословие», «Патрология», «Литургика» – от названий на корешках заныли зубы.

– Он тоже особенный, да? – спросила Варя.

– Нет, – Азариил пожал плечами. – Обычный.

– Обычные интересуются гостями и не пускают на порог кого попало, – сказал Андрей.

И пошатнулся.

В тепле, в безопасности усталость навалилась внезапно и непреоборимо. Дыхание сбилось, ноющая боль разрослась и растеклась по телу, а от тошнотворной слабости стало невмоготу держаться на ногах. Андрей с силой потер лицо и запустил пальцы в волосы, массируя голову. Не помогло. Сонливость захлестывала волнами.

– Посижу, – пробормотал он, рухнув на старый диван-раскладушку. Откликнулась ли Варя, встревожился ли Азариил – это ускользнуло от сознания, ибо сон оплел его липкой, грязной паутиной стремительно и безжалостно.

Разлепив веки, он уперся взглядом в круглый хирургический светильник, погашенный, но от того не менее пугающий. Пахло резко и дурно – дезинфекцией. Широкий полукруг стены с окнами, за которыми колыхались развесистые ветви берез, отчего-то навевал сравнение с апсидой. С алтарем.

В груди болело. Шевельнувшись, он обнаружил, что руки разведены в стороны и крепко-накрепко пристегнуты ремнями к операционному столу: в одной катетер от капельницы, другая стянута рукавом тонометра. Распятый и беспомощный, он лежал в центре зала и чувствовал, как внутри все коченеет от смертельной тоски.

Он никогда не жаловался на сердце, и вдруг – приступ, диагноз, направление на операцию. Стены тюрьмы сменились стенами больницы.

Только отчего же не включался свет? Куда подевались врачи? Почему никто не следил за аппаратурой?

– Эй? – позвал он хрипло и содрогнулся от кашля: в пересохшем горле запершило. – Есть здесь кто? Эй!

Послышался звук шагов – мягких и невесомых, точно идущий скользил по полу, едва дотрагиваясь до поверхности.

– Есть, – над ним склонилось лицо: кожа гладкая, натянутая, белая, как алебастр. От прозрачных светлых глаз расходились лучики морщинок, будто высеченные резцом. Крапинки зрачков отливали краснотой, точно крохотные окошки в жаровни преисподней, где полыхали костры.

– Легче стало?

Нет…

– Хорошая работа, друг мой, – обратился подошедший к кому-то позади стола.

– Я тебе не друг, – по стене метнулся сгусток мрака, похожий на тень от гигантского крыла с растопыренными перьями. Метнулся и сгинул. Повеяло холодной снежной свежестью – какой-то далекой, недосягаемой, нездешней, долетевшей, казалось, с горных вершин. Пробудившаяся тоска, как наждак, содрала с костей мясо. И лишившаяся покровов душа содрогнулась от этой погребальной тоски, натянулась струнами и низко, надрывно застонала и загудела.

Лежа прикованным к операционному столу, он разрыдался, сжимая челюсти и горло до боли. Сердце затрепетало в груди, дыхание сперло, ладони покрылись потом и стиснулись в кулаки.

– Друг или нет, сейчас мы на одной стороне, – обладатель безупречного лица не стал препираться. – И я снова на шаг впереди остальных.

– Без моей помощи ты бы недалеко ушел. Да и с помощью умудрился попасть впросак, – бесстрастно и скупо кинул второй. Тот, за чьей спиной росли крылья.

– Досадная неудача не в счет! Азариил своего смертного поднатаскал. Если бы не его религиозная пропаганда, на моем счету было бы уже четверо!

– Гордыня.

– Обожаю этот порок. Питаю к нему прямо-таки человеческую слабость. Хотя, заметь: нынче для него не так уж мало оснований. Наш брат сильно расстроился, не досчитавшись своего подопечного в стройных рядах заключенных?

– Наш?

– Брось. Оставим расовые предрассудки. Я до сих пор остаюсь серафимом и, в отличие от безмозглых демонов, не собираюсь менять личину: все эти вульгарные львиные морды, раздвоенные языки и злобные гримасы – уволь. Идеальные пропорции и тонкие черты лица, лишенные чувственности, завораживают и пленяют смертных.

– Суть не спрячешь, какую личину ни накинь.

– И чем тебя не устраивает моя суть? Чем, скажи на милость, она отличается от твоей?

Шелест и дуновение пронизывающего ветра. Темные волосы над гладким белым лбом разметались, в насмешливых глазах отразилась вспышка света. Однако белокожий и бровью не повел.

– Между прочим, я выше тебя по чину, – заметил он спокойно. – Подумаешь, падший. Все там будем, вечностью раньше, вечностью позже. Так как поживает брат наш Катехил, лишившись подопечного? Заливает безутешными слезами опустевшую камеру или бормочет покаянные молитвы?

– Доведи дело до конца, – его собеседник был не многословен и явно не настроен на длительные беседы.

– С чем не справился Валафар, с тем совладает Асмодей, – алебастровый пожал плечами. Перевел взгляд на прикованное к операционному столу тело и вкрадчиво шепнул: – Добро пожаловать в вессаон.

Из его вытянутой руки выскользнул глинный сосуд на цепочке…

– Зар! – выдохнул Андрей и заорал во все горло: – Зар!

В живот будто вонзились стальные когти, боль вышибла из легких остатки воздуха. Он захрипел, мечась по операционному столу… или алтарю… или скрипучему древнему дивану в подвальной квартирке. Тяжелый, спертый воздух просочился в ноздри, вытравив воспоминания о запахе больничного хлора. Здесь пахло старостью: книжной пылью, столетними ткаными половиками и рассохшимися досками самодельных полок. Здесь не раскачивалась над головой ловушка для души и не скрещивались на стенах тени чудовищных крыльев. И руки оставались свободными – Андрей лихорадочно ощупал запястья, локти, плечи.