Текст книги "Часы зла"

Автор книги: Аллен Курцвейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Глава 39

Джессон сидел за шахматным столиком, переставляя фигуры.

– Еще раз прошу прощения за то, что вот так сорвался с места. Но, увы, с клубными правилами не поспоришь.

– Вы словно все знаете наперед.

– Простите, не понял?

– Расклад всей партии. Вы играете слишком совершенно.

Он нервно улыбнулся:

– Моя матушка наверняка оштрафовала бы вас на никель за преувеличение.

Я полез в карман, нашел монетку в десять центов и протянул Джессону.

– Вот возьмите.

Он кисло заметил:

– Я ведь уже извинился перед вами. Но я действительно не мог пропустить матч. – При этом он взмахнул рукой и сбил с доски пешку.

– О, меня совсем не это беспокоит, – сказал я и бросил на шахматный столик вырванный из журнала посетителей листок.

Джессон взял его, пробежал глазами. Сначала никакой реакции заметно не было, но вот он ссутулился и словно сполз в кресле, продолжая сжимать в руке клочок бумаги. Ну в точности Марат на знаменитом полотне. А потом, не глядя на меня, даже головы не поднимая, произнес:

– Чего-то в этом роде я и опасался. Когда вы это обнаружили?

– Я пришел сюда не на вопросы отвечать.

– Что ж, это честно. Не следовало мне расписываться в этом дурацком архивном журнале. И когда я осознал, какую ошибку совершил, всячески пытался отговорить вас от похода в архив. Не хотел, чтобы вы поняли, что я уже знал о часах.

– Вы мне лгали, мистер Джессон.

– Никогда не лгал, Александр. Просто умалчивал о некоторых своих промашках, которые совершил до нашего с вами знакомства.

– Что, конечно, делает мне честь. Но поход в архив был не единственной вашей промашкой. – Я положил на столик бланк требования с «Часословом». – Вы знали о более позднем издании «Хроник инженера» задолго до того, как об этом узнал я. И не было никакой причины подстрекать меня на кражу из лаборатории.

– А вот тут помолчите. Да, верно, о существовании книги я знал. Но ваше вторжение в лабораторию было вполне оправданным. Книга на руки не выдавалась. И мне пришлось бы прождать ее долгие месяцы, не подтолкни я вас на это вторжение.

– Так, значит, это называется – вы меня подтолкнули?

– Да, с помощью неуклюжего намека на первое издание. Вам следовало дать толчок, и я его дал. Давайте честно. Ведь вы ни за что не нашли бы эту книгу без меня.

– Так почему вы прямо не сказали, чего от меня хотите? Вместо того чтобы разыгрывать всю эту комедию?

– Хорошо сказано. Но, строго говоря, не такая уж это и комедия, и…

– Прекратите!

– Не надо повышать на меня голос. Я с самого начала обещал не загружать вас моими проблемами, особенно в том, что касается неудачных поисков. Нравится вам или нет, но так я решил. Что же касается моих отвлекающих маневров, то вы должны понимать – это неотъемлемая часть тактики. Мог я быть с вами откровеннее? Да, разумеется. Но мне почему-то показалось, что вы получаете удовольствие от риска и таинственности.

В ответ на этот комплимент я выложил на стол свою последнюю козырную карту – распечатку требований с заказанной им литературой.

Он бегло просмотрел ее.

– Что ж, теперь вы знаете. Да, я изучал ваши интересы еще до знакомства. Вы, должно быть, польщены.

– Ничуть.

– Ну, хорошо. Допустим, я был бы с вами более откровенен. Допустим, подошел бы прямо к вашему столику в справочной и заявил: «Извините, молодой человек, но тут такое дело. Были украдены часы. Пожалуйста, помогите мне их найти ради удовлетворения моей давней мечты». Вы бы согласились?

– Возможно, нет.

– И ни за что не решились бы извлечь «Часослов» из сокровищницы Гроута, если б не я. Как-то раз я увидел вас, это было еще до нашего знакомства. Вы стояли возле стола справочной и что-то строчили в блокнот. И я подумал, вернее, почувствовал: вот идеальный помощник. И начал расспрашивать о вас. И один из ваших коллег упомянул о «Бланках любви». Прочтя эту книгу, я окончательно понял, что нашел помощника и друга.

– Почему вы просто не сказали мне, что она вам понравилась?

– Подумал, что подобное высказывание совершенно постороннего человека может вас смутить. Даже оскорбить.

– А вы не находите оскорбительным тот факт, мистер Джессон, что с самого начала вы заставили меня дублировать ваши поиски?

– Вы не просто дублировали, вы сделали нечто гораздо большее, Александр. Свежий взгляд на проблему, именно в этом я нуждался. Знания о моих поисках лишь сдерживали бы вас. Валери был прав, говоря, что невежеством пренебрегать не следует и оно тоже своего рода сокровище.

– Вы, должно быть, шутите.

– Отнюдь. Ну, вспомните, как вы впервые увидели шкафчик. Вы тогда сказали, что он напоминает вам шкатулку с сюрпризами, которая как бы задавала вопрос: «Из чего я сделана?» Сам бы я никогда не смог сформулировать нашу проблему с тем же изяществом. А все почему? Да потому, что мои перспективы выглядели в тот момент столь же мутно и неопределенно, как жидкость в кувшинчике, что стоит в шкафчике.

– Однако ничто из того, что вы здесь наговорили, не объясняет, к чему понадобилось лгать. Из чего напрашивается вполне однозначный вывод, мистер Джессон. Часы украли вы!

– Хотелось бы, чтобы это было так, Александр. О, если б я только мог воскликнуть: «Voila la „Marie Antoinette!“» [38]38
  Вот она, «Мария Антуанетта»! (фр.)


[Закрыть]Но, увы, не могу. Вы преувеличиваете мои возможности. Еще раз должен извиниться за то, что мои недомолвки и увиливания вас огорчили. – Он взглянул на шахматную доску и усмехнулся.

– Что вас развеселило?

– Просто я вспомнил аналогичную перепалку, возникшую между Босуэллом и Джонсоном. Один обвинял другого в отсутствии искренности. И знаете, как они решили этот спор?

– Нет. – Джессон взял ферзя черных и задвигал им по доске. – Что-то не припоминаю, чтобы в «Жизни Джонсона» описывалось, как они играли в шахматы.

– То была партия в быстрые шахматы.

– Хватит игр. Лучше расскажите мне о плане, что возник у вас в Иерусалиме.

Джессон подтолкнул пешку к середине доски.

– Дам вам полный отчет, но только во время игры. Ваш ход.

Я нехотя передвинул свою пешку тоже на две клетки.

– Ах вот как, вы хотите сыграть королевский гамбит? Но мы на это ответим королевским слоном.

Я снова скопировал его ход.

– План, мистер Джессон.

– Имитация есть не что иное, как самая искренняя форма лести, Александр. Но слишком далеко заходить тут нельзя. Предлагаю вам пересмотреть тактику. Симметрия в шахматах весьма опасна.

– Идет. – Я повалил своего короля на доску. – Верните «Часослов», и я уйду.

Я уже начал было подниматься из кресла, но тут Джессон толкнул меня обратно. А потом схватил меня за руки и прижал их к королю и пешке.

– Мы должны разыграть защиту Филидора.

– На кой черт?

– Вы должны нести этот груз вместе со мной. – Джессон еще крепче прижал мне руки.

– Да перестаньте! Вы же столик сломаете! – Он игнорировал это предупреждение и продолжал давить все сильнее. – Вы делаете мне больно! И столик сейчас сломается. Отпустите, мистер Джессон! – Он не отпускал. – Мистер Джессон!..

И вот я наконец вырвался. Джессон не спускал с меня глаз, и на лице его возникла озорная улыбка, обнажившая острые, похожие на собачьи, зубы.

И тут послышался странный звук.

– Что это?

Я прикоснулся к столу и ощутил слабую вибрацию. И тут вдруг шахматная доска начала приподниматься. Только теперь я понял, что мы совместными усилиями привели в движение некий механизм. Половинки шахматной доски разошлись, точно разводной мост.

Честно сказать, я этого не ожидал, даже зная о любви Джессона к потайным отделениям. Половинки доски приподнялись, шахматные фигуры соскользнули со столика и попадали на пол.

И как только все это шахматное войско оказалось на ковре, Джессон процитировал несколько строк, принадлежавших, как я узнал позже, перу Блейка:

 
Чудесный ларчик золотой —
В волшебный мир врата.
В сравненье с этой красотой
Все тлен и суета.
 

Я пытался рассмотреть, что же откроется моему взору, но потайное отделение закрывали две пластины из слоновой кости на шарнирах.

Джессон не скрывал своего восторга:

– Замечательное устройство, не так ли, Александр? Если б мастер сделал просто откидные доски, это было бы примитивно, походило на детскую игрушку под названием «чертик в шкатулке». Но он снабдил столик специальным механизмом, который открывает потайное отделение медленно, видите вот эти колесики и винтики? Нетерпение человека нарастает, и интерес тем самым подогревается. Само совершенство!

Он продолжал играть в свои любимые игрушки, это очевидно. Но красота и совершенство механизма несколько смягчили мое раздражение, а при виде того, как Джессон радуется точно ребенок, оно окончательно улетучилось.

Подмигивая и потирая руки, точно какой-нибудь преступник из мультфильма в предвкушении добычи, он сказал:

– Вперед, Александр! Предоставляю эту честь вам.

Я раздвинул перегородки из слоновой кости. Внутри блеснула медная ручка, я взялся за нее и извлек на свет божий шкатулку. Отпер защелку в виде вопросительного знака.

– Знаю, что вы сейчас думаете, – сказал Джессон. – Еще одна шкатулка, где ничего нет. Но не спешите с выводами. Вы только посмотрите, какая подкладка! Ощупайте ее. Можете даже потрогать запасные циферблаты, стрелки, ключик. Сделайте это, и только тогда вы в полной мере ощутите отблеск великолепия ее величества «Королевы»!

– Если вы не возражаете, я бы предпочел услышать, как вам удалось выманить все это у Ташиджиана. Насколько я понимаю, шкатулка от похищенного в институте брегета?

– Вы правы. Впрочем, с одной оговоркой. Ташиджиан мне ничего не отдавал. То было, используя вашу замечательную терминологию, несанкционированное заимствование временного характера.

– И что дальше? Даже если в шкатулке действительно находилась «Королева», то кого это может волновать? Вора?

Джессон нахмурился.

– Не стоит путать такие понятия, как вор и временный владелец. Есть шанс, что человек, в чьем владении сейчас находится брегет, вовсе не знает о преступлении. Как бы там ни было, но если выставить эту шкатулку на продажу, начнутся разговоры, что нам и требуется.

– Так, значит, Ташиджиан вам все-таки ее одолжил?

– Да, одолжил, понимая, что это оживит поиски брегета. Я обещал ему распустить слухи, будто бы Мейер распродает часть своего имущества. И что от покупателя прежде всего требуется конфиденциальность.

– Но ни вы, ни я ни черта не смыслим в торговле часами.

– Верно. Однако благодаря вам знаем о человеке, который очень даже в этом понимает.

Я не сразу сообразил, о ком идет речь.

– Вы имеете в виду Орнштейна? Но на него нельзя положиться. Сомнительная личность.

– Тем лучше. Стоит только предложить ему щедрое вознаграждение, и жадность возобладает над рассудком. Срабатывает безотказно. Только постарайтесь устроить все так, чтобы я был единственным и последним покупателем. Таким образом мы вернем этот ларчик, а заодно узнаем, кто заинтересовался им и почему.

– Ладно, допустим, я соглашусь. Но как это все будет выглядеть? Сначала скажу Орнштейну, что заинтересован в «Марии Антуанетте». Затем вернусь и скажу, что хочу продать ему шкатулку, где некогда находился этот брегет?

Джессон призадумался.

– Да, пожалуй. Однако же из всего того, что вы наговорили мне об Орнштейне, можно сделать вполне однозначный вывод. Это человек, который всегда готов променять моральные и этические соображения на приличную сумму.

– Знаете, все ужасно осложняется. И потом, вы ни словом не упомянули о самой главной детали.

– А именно?

– Вот шкатулка, которая принадлежит институтскому музею. – Для пущей убедительности я потрогал медную ручку. – Имеется также шкафчик, он принадлежит вам. Что произойдет, если каким-то чудом нам все же удастся заполучить «Марию Антуаннетту»? Какой из этих двух тронов ее ждет?

– Постарайтесь отнестись к проблеме более позитивно, Александр. Когда мы найдем «Королеву», она возвратится в институт, при условии, конечно, что именно там ее законное место. Но возвращение сей царственной особы в Иерусалим не должно помешать нам прежде исполнить свою миссию.

– Временное возвращение в шкафчик вас удовлетворит?

– Послушайте, если вы спросите любителя кроссвордов, чем и как может он объяснить свое увлечение, знаете, что он вам ответит? Скажет, ему нравится сам процесс. А когда все клеточки заполнены, кроссворд уже не представляет интереса.

– Как-то не очень верится, что так думает человек, ненавидящий пустые пространства.

– Я всегда готов к потерям. При условии, что они будут оправданными.

– Это «при условии»… Которое, знаете ли, почему-то не вызывает доверия.

– И не должно, – сказал Джессон. Взял обитую сафьяном шкатулку, открыл. – Понюхайте.

– Не понял?

– Понюхайте. Вдохните аромат, который лично меня волнует куда больше, чем самые изысканные духи.

Я сунул нос в шкатулку.

– Запашок бумажной плесени. С примесью еще какого-то запаха, похоже на смазку для обуви.

– Попробуйте еще раз, только с закрытыми глазами. И оставьте свой сарказм. – Я глубоко втянул ноздрями воздух, а Джессон заметил: – Вы вдыхаете аромат святости, Александр. И нечего удивленно вскидывать брови. Я совершенно серьезно. Египтолог Говард Картер вдохнул его, когда вторгся в гробницу фараона Тутанхамона, и был просто сражен этим духом веков. В записках его сказано: прежде чем он заметил блеск золота, его поразил этот запах. А тот крестьянский парнишка, ну, который первым нашел свитки Мертвого моря? У него возникло то же ощущение: он был просто сражен пьянящим ароматом, когда открыл глиняные кувшины в пещере. Так что попробуйте еще раз, Александр, глубоко вдохните, ощутите аромат в полной мере. И, делая это, думайте о сокровищах Тутанхамона и Кумрана. – Закрыв глаза, я склонился над обитой сафьяном шкатулкой и снова глубоко втянул воздух ноздрями. – Ну, сейчас чувствуете? Ощущаете аромат таинственного прошлого?

То ли повлияло ораторское искусство Джессона, то ли желание поверить в чудо, то ли просто отсутствие должной вентиляции в комнате, но чудо состоялось. И я ощутил пусть мимолетный, слабый, но вполне различимый запах тайны.

Глава 40

Я сразу сообразил – что-то не так, едва увидел, что в прихожей убрано, а Ник возлежит в кокетливой позе на кушетке в гостиной. На ней было ее знаменитое боди расцветки «вырви глаз».

– А я все знаю, – мурлыкнула она. – Звонил Нортон, оставил сообщение.

– Чего знаешь?

– Да все. И о месье Джессоне, и о том, как он шпионил за тобой, и о том, что лгал о часах. Quel salaud! [39]39
  Какая сволочь! (фр.)


[Закрыть]

– Нортону не известны последние новости.

– En tout cas, [40]40
  Во всяком случае (фр.).


[Закрыть]лично я знала это с самого начала. Карты никогда не лгут.

– Так вот, на этот раз наврали. Мы с Джессоном объяснились. Вернее, он объяснил, почему умалчивал о своих более ранних изысканиях.

– Наверное, был в ярости, когда ты ушел?

– Ты, похоже, не слышишь меня, Ник. Могу объяснить, почему…

– Je m’en fiche! [41]41
  Да мне плевать! (фр.)


[Закрыть]

– Но ведь тебе не должно быть все равно! Джессону удалось заполучить кожаную шкатулку, в которой некогда находилась «Мария Антуанетта». Теперь мы попробуем использовать ее в качестве приманки.

– Так ты считаешь, он охотится за часами?

– Подозреваю, что амбиции Джессона не ограничиваются стремлением к обладанию часовыми механизмами. Разве тебе не любопытно узнать, где их предел, а, Ник? Лично мне очень даже любопытно.

Тут уж дела пошли совсем из рук вон плохо. Ник разразилась потоком проклятий и ругани на французском. Они не нуждались в точном переводе. Общий смысл их был примерно такой: «Это мои интересы ты должен соблюдать и удовлетворять в первую очередь, а не его! А если не можешь, пошел к чертовой матери!»

Примерно через час после этого обмена любезностями я раздвинул шторки из бусин, вошел в «Кристал палас» и купил шесть фишек у типа в грязном кожаном фартуке.

При этом я догадывался, что есть более пристойные и чистые заведения подобного рода. Но в тот момент «Кристал палас» казался мне самым подходящим местом для доказательства беспочвенности обвинений Ник.

– Сюда, – буркнул тип в фартуке и втолкнул меня в комнату с зеркальными стенами, в центре которой красовалось сооружение, напоминающее подиум. Трио стриптизерш танцевали и извивались на нем под музыкальное сопровождение.

– Эй, дружок, пришел маленько поразвлечься?

Ко мне, позвякивая шпорами, подошла девица, одетая ковбоем. Широко улыбнулась, взяла под руку, провела в крохотную полутемную кабинку и тут же скрылась с глаз долой. Секунду спустя ее голос проквакал в микрофоне, прикрепленном к стене:

– Сунь фишку в эту щель, и давай оторвемся по полной! – В грубоватом голосе слышался техасский акцент.

Я повиновался, и, как только фишка провалилась в щель, поднялась металлическая шторка и взору моему предстала девица-ковбой. Она оседлала гимнастического коня. Огромный фаллос этого «животного» находился не там, где положено, а на спине. Колоритности придавали также бич и брякающие шпоры – их звон органично сливался с мотивом кантри, звучавшим хотя и в записи, но страшно громко.

Вот с девицы слетели юбочка и жилет. Она уже собралась было расстегнуть бюстгальтер, но в этот момент металлические жалюзи с грохотом опустились.

Я сунул в щелку еще одну фишку. Шторка послушно взлетела, бюстгальтер тоже благополучно слетел с девицы-ковбоя, и на ней остался лишь маленький кожаный треугольничек, прикрывавший причинное место. Когда и он слетел на пол, девица энергично запрыгала на коне, но я успел заметить, что на причинном месте все же кое-что осталось. А именно – оловянная бляха.

Избавившись от костюма, правда, сохранив шляпу «стетсон» и сапожки со шпорами, девушка-ковбой галопировала и повизгивала на коне, но тут металлическая шторка снова опустилась.

– Сунешь еще одну, приятель?

Шторка опять взлетела. На сей раз девица, закончив родео-шоу, позировала на фоне полки с разными принадлежностями.

– Не против, если я позабавлюсь вот с этим? – Она потянулась к кожаному хлысту.

Я отклонил ее предложение.

– Ну а как тебе вот это? – Девица взяла лассо и принялась объяснять, как использовать его в сцене под названием «загон скота».

Я отверг и лассо тоже.

– Ну а это? – Она показала мне железяку для выжигания клейма с выбитыми на ней тремя «XXX». Это являлось непременным атрибутом представления под названием «Коровья оспа», и девица принялась уверять меня, что будет не слишком больно.

– Нет, спасибо.

– Послушай, дружок, ты вообще знаешь, чего от меня хочешь, а?

Я удрученно покачал головой и вздохнул:

– Это была ошибка.

– Да ладно, никаких проблем, – сказала она совершенно нормальным голосом, без следа гнусавого техасского акцента. – Я сразу смекнула, еще до того, как мы начали. Голова у тебя занята другим.

Глава 41

В щели почтового ящика возник глаз.

– Александр? Вот приятная неожиданность. – На меня смотрел Джессон, находившийся по ту сторону массивной двери в «Фестиналенте».

– Я помешал?

– Просто Эндрю ушел на рынок. Нет, конечно, не помешали.

– Вы уверены?

Джессон добродушно улыбнулся и процитировал хорошо известную строчку из «Жизни Джонсона»:

– «Приди ко мне, мой дорогой друг, и попытаемся быть счастливы вместе». – Почтовая щель захлопнулась, дверь отворилась. – Вы ужасно мрачны. Что случилось?

– Да просто с Ник поцапался. Вчера вечером. Почти не спал.

– Бедняжка. Как только придет Эндрю, попрошу его постелить вам койку.

Джессон выслушал мой отчет о семейной перепалке и неудачном походе в бордель. Его реакция меня несколько удивила:

– Девица в каком-то хрустальном «Паласе»? Да, это сто́ит записи в вашей книжке.

Но я сделал запись вовсе не о девице-ковбое, меня заинтриговало матросское выражение «койка» в устах Джессона. Причина тому стала ясна, когда я переступил порог гостевой комнаты, куда проводил меня Эндрю. Едва успел я заглянуть в окошко-иллюминатор, как раздался пронзительный свисток.

Я обернулся и увидел, что дворецкий указывает на некое подобие рупора в крепительной доске. Зажав его в ладонях, я заорал:

– Мистер Джессон!

– Ну, как находите обстановку?

– Как на корабле, – ответил я.

– Причем, прошу заметить, все предметы подлинные. Сняты с океанского лайнера, который мой отец приобрел на металлолом.

– Где вы? – снова прокричал я в рупор.

– В театре. Присоединяйтесь, как только отдохнете.

* * *

Приподнятая над полом платформа претерпела некоторые преобразования. На сей раз мое кресло оказалось немного сдвинуто, и из него была видна сцена, ее передний край и центр. Между двумя креслами стоял старинный столик, а на нем – миска с каким-то комковатым варевом.

– Овсянка? – предположил я. И вспомнил о пакетиках с быстрорастворимой крупой, которые держал в столе Маккаркл.

– Каша, – поправил меня Джессон.

– А вы не будете?

– Нет, – ответил он, возясь с миниатюрным задником сцены. – Я уже поужинал. Утка, тушенная в соусе из цикория, а на десерт абрикосовый торт с карамелью. – Он продолжать возиться с какими-то противовесами. – Подумал, что маленькое представление поможет вам отвлечься от семейных неурядиц, – пояснил Джессон. – Будьте как дома. Ешьте и наслаждайтесь зрелищем.

Потрясающе! Театр и ужин одновременно.

– А что сегодня дают?

– Да так, одну пьеску. На тему кражи. Кстати, как вам каша?

– Напоминает о Маккаркле, – коротко ответил я.

– Что ж, за неимением лучшего придется принять это как комплимент. К сожалению, мне не удалось раздобыть приличной патоки. Пришлось заменить мелиссой, а она, как известно, не дает той изюминки, которую хотелось бы получить.

Джессон подошел к сцене картонного театра и зажег крохотные огни рампы. Комната моментально наполнилась приятным сладковатым ароматом с привкусом ореха.

– Вам помочь?

– Минутку, – ответил он, возясь с какими-то шнурочками и ниточками. – Окажите такую честь!

Я потянул за шнурок, и лилипутский занавес поднялся. На том месте, где прежде красовался шкафчик с сюрпризами, были картонные декорации. Они изображали мощенную булыжником улицу с кривенькими домишками по обеим сторонам.

– Очень похоже на девятнадцатый век, – заметил я.

– Даже есть что-то диккенсовское, вам не кажется?

– Да, пожалуй.

Над картонными каминными трубами возникло улыбающееся лицо Джессона:

– Что ж, пора!

«Оливер Твист» занимал особое место среди любимых книг моей личной библиотеки. На протяжении долгих лет я фантазировал и мечтал о том, что и мое сиротство закончится столь же благополучно, как у Оливера. Явится какой-нибудь добрый дяденька, а вместе с ним придет и спасение.

– А известно ли вам, что я страшно люблю эту книгу?

– Естественно. В вашей картотеке зарегистрировано издание «Оливера Твиста».

Джессон великолепно управлял действующими лицами. Возможно, он порой проявлял большую сентиментальность, чем требовалось. Да, наверное, но это был настоящий Диккенс, никуда не денешься, хоть и патоки оказалось предостаточно. Гораздо менее правдоподобными выглядели те сцены, где кукольник пытался выявить весьма сомнительные параллели между самим действом и фактами, сопутствующими нашему поиску. А когда Джессон вывел на сцену Феджина, стало совершенно очевидно – он изображает Эммануэля Орнштейна. При этом Джессон выразил надежду, что наш часовщик окажется столь же продажным и жадным до наживы типом.

Орнштейн впустил меня в лавку.

– Вот я и вернулся, – заявил я.

– Зачем?

Я достал из сумки красную сафьяновую шкатулку и поставил ее на прилавок. Орнштейн почесал подбородок, потом сдвинул лупу со лба на переносицу и отпер защелку в виде вопросительного знака. Увидел, что шкатулка пуста, и физиономия у него вытянулась.

– И это вы приносите мне?

– В этом «это» некогда обитала сама «Королева», мистер Орнштейн.

Он сразу навострил ушки.

– И вы пришли ко мне с целью…

– Хочу, чтобы вы нашли на нее покупателя.

– На шкатулку?

– На шкатулку.

– Пустую?

– Пустую. В институте Мейера решили избавиться от ненужных предметов. Видно, потеряли последнюю надежду вновь обрести брегет.

– И вы хотите, чтобы я в это поверил?

– Хочу, чтобы вы продали ее незаметно и тихо. – И я начал обговаривать условия продажи, не забыв упомянуть о том, что мне нужен список всех заинтересовавшихся шкатулкой лиц.

– Мистер, вы видели, что сказано в нашей вывеске? «Часы: продаются и покупаются». Видели там слово «шкатулки»? Видели слово «информатор»?

– Вы же сами говорили, что слышите много интересного. Вот вам и случай доказать это на деле. А мои условия обсуждению не подлежат.

Поторговавшись о комиссионных, мы наконец пришли к согласию. Орнштейн извлек из-под ермолки ключик, отпер дверцу старинного сейфа, поместил туда кожаную шкатулку, выписал мне квитанцию и выпроводил из лавки.

Оказавшись на улице, я сделал несколько записей в книжку и заметил, что в ней не осталось ни одной чистой странички. Довольный заключенной с Орнштейном сделкой, я заскочил в магазин канцелярских принадлежностей и приобрел там новенькую и совершенно потрясающую записную книжку в одну восьмую листа.