Текст книги "Миг власти московского князя [Михаил Хоробрит]"

Автор книги: Алла Панова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)

Отряд двигался споро и в село, через которое пролегала дорога, вошел как раз в тот момент, когда из‑за макушек выкатился белый солнечный диск.

– Вот и Кучково, – услышал князь за спиной чей-то голос.

Московский правитель не предполагал, что бывшие владения знаменитых кучковичей находятся так близко от города, и теперь недоверчиво оглядывался по сторонам.

– Слышал я, Василь Алексич, что у боярина Кучки были села большие и богатые, – обратился он к посаднику, перехватив его взгляд, не в силах сдержать своего разочарования от увиденного жалкого зрелища.

– Когда–ж то было! Аж при Юрии Владимировиче! С тех пор сколько воды утекло, сколько лет минуло! Наверняка и до наших дней села бы простояли, так после Батыя–хана не одни они в прах обратились, – пояснил собеседник и, увидев, как князь недоверчиво покачал головой, добавил: – Правда, и на пепелищах людишки обустраиваются потихоньку, не уходят далеко от мест, предками нашими облюбованных. Видишь, дымки за рекой Неглинной, – воевода показал рукой налево, туда, где за скрытой под толщей льда и снега рекой, за реденькими рощицами, к небу тянулись тонкие серые полоски, – да и за этим Кучковым полем, за урочищем, там, впереди, куда мы путь держим, стоят села давно обжитые. Ты и сам, княже, увидишь, что они поболе этого будут. А здесь что, – скривил он лицо, – притулились людишки у дороги, вот и весь сказ.

В это время, миновав сельцо, казавшееся в эту раннюю пору вымершим, дорога подошла к самому лесу, и отряд, во главе которого рядом с сотником и двумя дружинниками ехал тот самый рыжебородый мужик, замедлил ход. Как только последний всадник скрылся за деревьями, сразу в нескольких дворах тихо скрипнули едва приоткрытые ворота, из‑за которых осторожные жители наблюдали за передвижением вооруженного отряда.

Кое‑как стряхнув с себя снег, сорвавшийся с ветки от неловкого движения птицы, потревоженной людьми, князь кивнул собеседнику понимающе, проговорил тихо «да, да» и опять надолго замолчал. Посадник, с беспокойством воспринимавший княжеское молчание, к которому никак не мог привыкнуть, пытался угадать, что на этот раз оно означает, чем может обернуться, и в конце концов задумался о превратностях судьбы. Как ни странно, князь думал о том же.

«Вот ведь как Господь распорядился, – размышлял он, – приглянулись князю богатые владения Степана Кучки, и сгинул род боярина, оставив по себе только имя. Окрестили не зря Юрия Владимировича Долгоруким, немало земель прибрал и здесь неплохой кус ухватил. Вот только плату за него пришлось платить сыну и роду его».

Князь Михаил вздохнул и, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, стал пристальнее вглядываться в лесную чащу. Однако он, видимо, слишком хорошо усвоил уроки матери, не запамятовал ее рассказы о давно минувших днях. Вот и теперь, вспомнив некогда потрясшую его воображение историю о смерти Андрея Юрьевича [45]45
  …историю о смерти Андрея Юрьевича… – Великий князь суздальский и владимирский Андрей Боголюбский (около 1110—1174) стал жертвой заговора, одним из главарей которого был его шурин Яким Кучков, мстивший князю за казнь брата. Выломав дверь в опочивальню князя, 20 заговорщиков набросились на безоружного Андрея, который смог оказать им сопротивление. Заговорщики, сделав свое дело, направились к выходу, но услышали стон поднявшегося на ноги князя. Они возвратились и добили его. Владимирцы встретили равнодушно известие о гибели князя. Его преданный слуга в первый день после убийства завернул лежавшее в огороде обнаженное тело Андрея в корзно и ковер, хотел внести в церковь, но пьяные слуги не открыли дверей церкви, и он положил тело на паперти. Оно пролежало там два дня, пока козьмодемьянский игумен Арсений не внес его в церковь, где отслужил панихиду. На шестой день, когда волнение улеглось, владимирцы послали за телом князя в Боголюбов. Похоронили Андрея в построенной им церкви Богородицы. Потомства он не оставил.


[Закрыть], сына Долгорукого, он снова погрузился в размышления о странных совпадениях и поворотах, которыми полна человеческая жизнь.

«Остается только дивиться тому, что не помогло христолюбивому князю от возмездия уйти и то, что женил его отец на Улите, дочери убитого боярина. Не спасли от кары небесной за грех отца ни злато, ни серебро, ни каменья драгоценные, коими Андрей украшал храмы, по своему велению возведенные. Эх, воевода; наверняка за мысли такие попенял бы, – князь живо представил хмурое лицо старого воина, – сказал бы, что не в отцовских грехах дело и кара не за них, сам, мол, не греши, зла людям не делай, и тогда они с доброй стороны откроются. Может, оно и так, но вот всегда ли за добро добром отвечают? Может, просто неискренним было то раскаяние, ежели Бог и его не спас, и всех трех сынов, что родила ему Улита, прибрал? Ведь даже младший, что один отца пережил, и тот потомства не оставил. Угла своего не имел, по чужим краям скитался, и новгородцы показали ему путь из своих владений, и Всеволод [46]46
  Всеволод–Димитрий Юрьевич Большое Гнездо (1154– 1212) – сын Юрия Долгорукого. Великий князь владимирский. 35 лет владел Северо–Восточной Русью.


[Закрыть]племянника удела лишил, выгнал с Руси. Может, потому и носило Юрия [47]47
  …носило Юрия по землям… – Юрий Андреевич Грузинский, младший из троих сыновей Андрея Боголюбского. В 1185—1186 гг. женился на грузинской царице Тамар, после неоднократных, но безуспешных попыток стать властителем, начал пить и «заниматься содомским грехом». Тамар выслала мужа в Константинополь, обеспечив ему роскошную жизнь, но он, промотав деньги, вернулся в Грузию и вновь попытался поднять мятеж против царицы. Родовитая знать Западной Грузии объявила Юрия царем, однако Тамар удалось подавить мятеж, а выданного ей грузинскими князьями мужа отпустила в Суздаль. Суздальские князья не приняли изгнанника. Он ушел к половцам, женился там. В 1193 г. он с помощью местного атабека вторгся в Грузию, но был разбит и, видимо, погиб в одном из сражений с войском Тамар.


[Закрыть]по землям разным, что ему суждено было за дела деда сполна ответить? Даже до грузинского княжества добрался, мать сказывала, что женился на тамошней великой княжне, и власть у нее не раз пытался отнять, но не удалось, так и сгинул в той дальней стороне, могилы даже не оставив».

Неизвестно, куда бы завели князя воспоминания, но неожиданно ехавшие впереди остановились, и до него словно издалека донесся голос сотника.

– Вот здесь, Михаил Ярославич, ватага и ждала свою добычу, – говорил сотник, указывая обухом плети на будто бы случайно упавшее дерево, перегородившее почти всю дорогу, и подступавшие к ней высокие с поломанными сучьями кусты, уходящие в глубь леса. – Аким говорит, из‑за орешника бродни выскочили на обоз.

Князь внимательно слушал сотника, оглядывая место, и заодно присмотрелся к рыжебородому. Им, как выяснилось, был тот самый «смышленый» мужик, которого взамен себя прислал Мефодий.

Аким при разговоре глядел прямо в глаза, ловко сидел в седле, и по всему было видно, что он не только торговлей промышлял, но и был неплохим воином. Так про себя рассуждал князь, слушая, как широкоплечий крепыш, лицо которого густо обсыпали веснушки, рассказывает о том, что произошло чуть более дня назад на этом самом месте. Говорил он столь складно, что князь даже усмехнулся, подумав, Егор Тимофеевич, сидящий теперь в Москве, наверняка бы поддел знатока, спросил бы с издевкой, что ж, мол, бежали от бродней, коли так хорошо в воинском деле разбирались.

– Так почему ж получилось, что, побросав добро, бежали вы, судя по рассказам твоим, мужи не слабые, от каких‑то бродней? – спросил князь у рыжебородого, который, оказавшись в центре всеобщего внимания, чувствовал себя едва ли не героем.

Каверзный вопрос немного смутил Акима, но молчал он лишь мгновение, а потом, стянув шапку, с достоинством поклонился князю и стал отвечать обстоятельно, нисколько не тушуясь, точно так, как только что говорил с сотником:

– Кто теперь знает, Михаил Ярославич, может, мы бы и не побежали, кабы оружными были. Какая ж битва с голыми руками? Чего зря лезть на пики да мечи острые.

– Это что ж вы, умники, без оружия в путь пустились? Поди, не первый раз добро везете! Неужто о татях слыхом не слыхивали?

– А то как же, слыхали. Знали, что озоруют по лесам. И оружие у нас имелось. Только вот оказалось, что и маловато его было, и достать его не успели, – начал говорить Аким. – Да и не тати, что путников одиноких грабят, напали на обоз – с ними, как ты, князь, заметил, не впервой нам встречаться, – а едва ли не сотня на нас из леса вывалилась. Ну не сотня, так полсотни наверняка будет, – уточнил он сразу же, поняв, что для красного словца слегка преувеличил число противников. – Почитай, все верхом, в доспехах и при оружии – как в бой шли. А мы‑то! Приустали в дороге: торопились, до дому побыстрее хотелось добраться, не заночевали в сельце, где обычно на отдых встаем. Спешили. А в пути‑то из тех, что в середке обоза, кто подремывал, а кто и вовсе крепко уснул. Лошадь‑то сама идет. Дорога знакомая. Не успели передние сани перед поваленным деревом остановиться, как ватага черной тучей из леса налетела. Возниц поскидали, хорошо хоть не убили никого, только поувечили некоторых. Наши‑то, кажись, и не поняли, что случилось, может, потому и живы остались. Кабы мы в драку полезли, наверняка тогда многих недосчитались: бродни со злости кровь нашенскую пустили бы, не пожалели.

– Складно толкуешь, как тебя? Аким? – проговорил князь и, увидев, что мужик закивал в ответ, продолжил: – Это мне все ведомо. Мы из Москвы вышли не сказы твои слушать, а дело делать, а потому, коли заметил, куда они с вашим добром путь держали, показывай, а ежели, бегством спасаясь, не приметил ничего, тогда так и скажи.

– Как же не приметил! – насупившись, ответил Аким, сдерживая готовое прорваться наружу возмущение, порожденное несправедливыми словами князя и невозможностью ответить ему, как он, не задумываясь, ответил бы ровне. – Мы с братишкой только татей увидели, так сразу в объезд саней застрявших пустились, замешкались бы чуток, и самим бы пришлось до города пешим ходом добираться.

– Что ж вас, так и отпустили? Не погнались за вами? Добыча‑то легкая, – спросил недоверчиво князь.

– Да не такая уж и легкая, – буркнул под нос Аким, но князю ответил спокойно: – Почему не погнались, еще как погнались, только не у них одних кони резвые. Брата, правда, мечом достали, но и я обидчика дубиной с коня свалил. Они, видать, побоялись из лесу выйти, вот мы и ушли. Как увидел, что отстала от нас погоня, я за кусты свернул и сразу же лесом поспешил назад. Пока добрался до этого места, тут уж все кончено было, лишь побитые возницы на обочине да вон там, – он махнул в сторону, куда уходила дорога, – возок последний мелькает. – Рыжебородый и дальше бы рассказывал о своем удачном побеге, но вовремя заметил строгий княжеский взгляд и сразу вспомнил, о чем его спросили, и бодро закончил: – Могу одно сказать, Михаил Ярославич, ушла ватага по дороге, в лес не свернула.

– Верно он говорит, – подтвердил сотник, рядом с которым остановились несколько дружинников, только что вернувшихся из леса.

– Пусть сами скажут, – увидев их, приказал князь.

– В бору следы бродни оставили, только когда сюда шли да хоронились чуть подале от дороги, ожидая знака от своих. А вот от саней следов нигде не видно, ни у дороги, ни в чаще. Да и не проехать там саням, местами и конный с трудом пройдет, – ответил молодой дружинник с румяным лицом и едва начавшей пробиваться бородкой.

– А что, Тихон, велика ли, по–твоему, ватага? Может, померещилось возницам, у страха‑то глаза велики? – спросил князь, краем глаза заметив, как покраснел Аким и склонил голову.

– Думаю, Михаил Ярославич, что не меньше пяти десятков, а то и поболе будет, – почти без раздумий ответил Тихон.

– Уверен в том? – недоверчиво спросил князь, впившись взглядом в румяное молодое лицо.

– Уверен, – опять без раздумий ответил дружинник и, чтобы ответ его прозвучал весомее, добавил твердо: – Мы, князь, совет меж собой держали, каждый свое слово сказал.

– Ну что ж, значит, не обманулся Аким и нас в заблуд не ввел, – произнес князь торжественно, – и за то ему благодарность наша, что не побоялся да за броднями, которые иного хищного зверя страшней, проследил да все, как есть, поведал. Даст Бог, накажем мы их, чтобы и другим неповадно было в другой раз московских гостей обижать. – Михаил Ярославич немного склонил голову в сторону Акима, что должно было означать благодарственный поклон, и сказал, обращаясь к сотнику, но слегка повысив голос, чтобы слышали остальные: – Дорога расчищена, все теперь в сборе, в какую сторону идти надобно, знаем, а дальше, надеюсь, Бог путь нам укажет.

Василько согласно кивнул, и едва он тронул поводья, как его застоявшийся на месте конь, успевший копытами размесить до серой снежной каши укатанный санями крепкий наст, еще недавно припорошенный чистым пушистым снежком, с радостью скакнул вперед, подавая пример остальным. Отряд двинулся по дороге.

Последовавший за сотником Аким пребывал в недоумении. Он был и горд от того, что князь сказал о нем добрые слова, но все же никак не мог взять в толк, зачем до этого понадобилось Михаилу Ярославичу насмехаться над ним и обижать несправедливым домыслом. Так и не отгадав этой загадки, Аким успокоился, ведь напоследок он получил от князя благодарность, а это было поважней всего другого.

С непривычки уставший даже от столь недолгого пути, Василий Алексич. был рад больше не тому, что князь не соизволил ни о чем его спрашивать и ограничился беседой с Акимом и своим дружинником, а кратковременной остановке, во время которой посадник смог немного отдохнуть и размять ноги. Однако не забывал он внимательно следить за тем, что и как говорил князь, чтобы сразу же вступить в разговор, если это понадобится.

Он хотел даже заступиться за несправедливо обиженного, но вовремя себя остановил, решив, что лучше этого делать не стоит. Не пристало выказывать несогласие с княжеским суждением – себе дороже встанет. И все же остановило посадника от опрометчивого поступка не только это, просто он не раз убеждался в том, что Михаил Ярославич хоть и молод и кажется неопытным, но ничего без умысла не делает.

Так оно и получилось: князь выслушал всех, кого хотел, узнал, что ему надо было, и успокоить Акима не забыл.

«Хитер, хитер князь», – покачиваясь в седле, думал посадник, пытаясь отвлечься от появившейся ноющей боли в спине и поглядывая по сторонам.

Ехавшие впереди дружинники и люди посадника, которым следовало указывать дорогу, остановились. Впрочем, до поры до времени указывать было нечего: иди и иди по накатанному насту, сворачивать некуда, все тропки, проложенные в лесу, засыпаны толстым снежным покрывалом, кое–где испятнанным звериными следами.

– Что встали? – спросил князь, приблизившись к дружинникам.

– Да вот, Михаил Ярославич, конный след в лес ведет, – ответил Тихон и указал покрытую тонким слоем снега стежку, – посмотреть надобно, один ли кто прошел, али несколько человек чередой друг за дружкой ступали.

– Так смотри, коли надо, и не мешкай. А мы далее двинемся, чтобы время не терять.

– И то верно, – закивал сотник, – и без погляда ясно, что сани здесь не ездили, а ежели конные ушли, то, уж точно, было их не пять десятков.

Князь кивнул утвердительно, и отряд двинулся дальше, сопровождая любопытными взглядами нескольких товарищей. Те спешились и склонились над подозрительными следами и осторожными движениями стали очищать их от свежего снега. Кропотливая работа принесла свои плоды.

Лишь впереди замаячил просвет между деревьями, как Тихон со своими людьми догнал ушедший вперед отряд и сразу же направился к князю.

– Говори! – приказал тот, пристально глядя на раскрасневшееся молодое лицо.

– Все проверили, князь. Два всадника было. В лес ушли недалеко. До ерника тропка идет. Они вдоль него двигались, а потом к дороге свернули и вон у той березы кривой на нее выбрались, – сообщил Тихон и замолчал, ожидая дальнейших вопросов.

– Что же, это хорошо, значит, все вместе идут, не расползаются по углам, – вставил свое слово сотник.

– Добро охраняют, – пробурчал под нос посадник.

– Правильно говоришь, Василий Алексич, – поддержал князь, который услышал эти слова, и с улыбкой обратился к сотнику: – Это нам на руку, верно, Василько?

– А то нет! Лучше зверя в берлоге взять, чем по лесам да по полям за каждым будто за зайцем гоняться, – так же с улыбкой ответил сотник и добавил с уверенностью в голосе: – Может, скоро на хвост ватаге сядем, тогда другой разговор будет.

– Да, уж скорей бы тот хвост ухватить, – кивнул князь.

Он захотел было пустить Ворона наметом, но передумал: в спешке можно не заметить какую–нибудь важную мелочь, а потом ищи, куда ватага свернула да где добро припрятала.

Неожиданно впереди на дороге обозначился не большой пригорок, который был нечем иным, как мое том, перекинутым над неширокой речушкой. Если б не деревянный наст, по которому застучали копыта, и не догадаешься, что под белым ровным полотном спит говорливая речка, отдающая свои воды Неглинке.

– Тут, князь, настороже надо быть, – сказал громко посадник, чтобы его слова услышал и сотник, который ехал впереди и время от времени о чем‑то переговаривался с Тихоном.

– Что так? – спросил Михаил Ярославич, а Василько придержал коня и повернулся к посаднику лицом.

– Далее развилка будет, от нее дороги к двум деревням пойдут, – пояснил посадник, – так что бродни могут и за пруды пойти, и на Сущево. Смотреть надо.

– Ясно, – переглянувшись с князем, проговорил озабоченно сотник и, догнав дружинников, что‑то сказал им, и они, стегнув коней, поспешили вперед.

На этот раз лазутили они совсем недолго и вскоре, довольные, поджидали отряд у развилки дорог.

– На Сущево ушли! – опережая вопрос, сказал Тихон, едва увидев князя, который вместе с сотником теперь двигался впереди растянувшейся по лесу колонны.

– Молодцы! Идем и мы туда, – сказал удовлетворенно князь и, приподнявшись в седле, вскинул руку и махнул в ту сторону, куда следовало свернуть, одновременно, повысив голос, произнес громко: – На Сущево!

Лицо князя сияло, он неизменно восхищался тем, как Тихон и его товарищи по каким‑то мельчайшим следам, еле слышным запахам определяют, куда движется враг и много ли у противника людей. Несмотря на свой молодой возраст, Михаил Ярославич был уже достаточно опытным воином, но как он ни хотел, а освоить до тонкостей мастерство, которым владел Тихон, ему так и не удалось.

«Видно, тут особый дар надобен и нюх лучше собачьего», – успокаивал он себя, в очередной раз убеждаясь в достоверности сведений, принесенных Тихоном.

Поначалу князь допытывался у него, как ему удается увидеть то, что другие не видят, но улыбчивый молодой дружинник, почти отрок, каждый раз краснел, смущаясь, пожимал плечами и только бурчал под нос «не знаю». Со временем, хотя загадка дара так и осталась неразгаданной, чувство зависти у князя притупилось, но благосклонность и уважение к Тихону остались неизменными.

Отряд теперь двигался быстро и вскоре оказался у околицы небольшого села.

День был в разгаре, и чуть ли не в каждом дворе за невысокими оградами виднелись люди, занятые своими повседневными делами. Из ближайшего к дороге двора слышались удары топора, откуда‑то доносились визгливые голоса что‑то не поделивших между собой баб; где‑то на задворках истошно визжала свинья, а со стороны занесенного снегом пологого оврага, спускавшегося к речке, долетали веселые детские голоса.

Князь и посадник переглянулись.

– Думаю, что здесь бродней нету, – сказал посадник, отвечая на безмолвный вопрос князя.

– Согласен с тобой, – кивнул князь, – но ошибки быть не может – ватага здесь прошла, и незамеченной пройти она не могла. Так что теперь делать будем, Василий Алексич?

– Наперед, князь, со старостой поговорим, он мужик разумный, а там уж видно будет, что делать, – уверенно проговорил тот.

Посадник не договорил еще последнего слова, как из двора, расположенного ближе к центру села, из‑за крепких тесовых ворот вышли навстречу медленно двигающемуся отряду несколько человек. Один, высокий и сухощавый, широко шагая по выбитой полозьями саней колее, шел впереди, за ним двигались молодые мужики, вооруженные увесистыми дубинами.

Князь с любопытством поглядывал на них, а дружинники на всякий случай взялись за рукояти мечей, но сделали это как‑то вяло, будто понимали, что серьезной угрозы от этих мужиков исходить не может.

– Никак, это ты, Василий Алексич! – закричал радостно высокий старик, рассмотрев среди приближающихся людей знакомого.

– Я, это я, не обознался ты, Захар. А со мной гость дорогой! – заговорил громко посадник, чтобы слышали его не только приблизившиеся мужики, но и те любопытные сельские обитатели, которые, лишь сейчас забросив дела, спешили за ворота узнать, что за шум поднялся на улице. С удовлетворением наблюдая, как быстро наполняется людьми улица, Василий Алексич напряг голос и хрипло прокричал: – Встречайте гостя дорогого: князя московского Михаила, Ярослава Всеволодича сына! Он по велению Бога отныне защитник наш и опора!

Какой‑то миг, после того, как слова донеслись до края села и смысл их стал понятен каждому, люди застыли, будто в оцепенении. Князь смотрел свысока на них, и ему казалось, что даже воздух замер, и не стало слышно ни дыхания находившихся рядом людей, ни всхрапов лошадей, шумно втягивавших запахи, исходящие от человеческого жилья. Однако через мгновение старик, обратив глаза к небу, быстро перекрестился и, упав на колени, стал отвешивать поклоны, опуская всклокоченную бороду в серый снег. Его примеру тут же последовали остальные.

Некоторое время Михаил Ярославич вслушивался в сбивчивые слова старика, который, как оказалось, благодарил Бога за то, что его молитвы были им услышаны, и желал здоровья и многих лет князю. Узкая спина, не зная устали, то сгибалась, то разгибалась, и перед князем то возникало сухое лицо с вознесенными к небу глазами, то в мановение ока, упав к земле, исчезало.

Переглянувшись с посадником, который, кажется, тоже был ошарашен таким приемом, князь произнес как можно мягче:

– Будет тебе поклоны класть. Может, пожалеешь еще, что у Бога князя вымолил. – Захар, удивленный такими словами, разогнулся и, все еще стоя на коленях, уставился на гостя, а тот, добившись желаемого результата, продолжил с грустной улыбкой: – Да и не Господь меня княжеством одарил, а по воле отца, смерть в Орде принявшего, я в Москве хозяином стал. А теперь поднимайся с колен, Захар. Дело у нас к тебе. Поговорить надобно.

Увидев, что их старейшина встал с колен, его примеру последовали и остальные. Прижав шапки к груди, они крестились, провожая следовавшего мимо них князя взглядами, в которых было и смятение, и радость, а до его слуха доносились обрывки фраз:

– Спаси нас, Господь!

– Защитник есть теперь…

– Помоги тебе Бог в деле праведном!

– Благослови его Бог…